Текст книги "Блаженны алчущие (СИ)"
Автор книги: Агнесса Шизоид
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 76 страниц)
III. ~ Бал монстров ~
I.
06/10/665
Кажется, чем хуже обстояли дела на линии сражений, тем больше их семья давала балов. Конечно, тому были причины, и все же Филип находил в этом что-то абсурдное.
Он не мог назвать момент, когда столь любимые им некогда светские сборища начали казаться невыносимо скучными. Впрочем, он почти все находил скучным, последнее время.
Вечер в честь леди-посла Ву'умзена походил на другие приемы, как две капли воды: те же надоевшие лица, те же однообразные в своем разнообразии интриги и интрижки. Единственным приятным отличием было присутствие самой посланницы, Сияющей Великолепием Радужной Дамы Мирме. Филип посмотрел туда, где стояла почетная гостья, захваченная в плен надоедливым членом городского совета. Высокая, прямая, как стрела, в этом зале она уступала ростом только двум огромным чернокожим слугам, державшим над ее головой опахала из павлиньих перьев. Светлые ее кудри контрастировали с кожей цвета тика, а яркий необычный наряд – алый шарф в волосах, накидка из шкуры леопарда, тяжелые золотые кольца в ушах, – несомненно, породит волну подражаний в такой непостоянной сюляпаррской моде.
Гиганты с опахалами полагались Мирме по статусу, и ей приходилось повсюду таскать их за собой. В первые дни Филип гадал, не сопровождают ли они ее и в спальню, чтобы стоять всю ночь у изголовья, отгоняя мух и поклонников, – пока не представилась возможность убедиться в обратном.
Мирме заметила взгляд Филипа и подала ему знак веером, на куртуазном языке прошептавший "Скоро". А пока, увы, ее достопочтенный собеседник и не думал завершать пространную речь.
Филип вздохнул и отвернулся. Пора было вновь начинать набившую оскомину игру, – улыбаться нужным людям, выслушивать просьбы, милостиво соглашаться и любезно отказывать, грубо льстить глупцам и тонко – умникам. Его отец играл в нее десятилетиями, а он сам – с недавнего времени, но как же быстро она теряла новизну!..
– Скучаете?
Он так задумался, что даже не заметил приближения супруги. Сегодня Дениза блистала в бархате того же оттенка, что и рубины цвета голубиной крови, горевшие в ушах и у горла; смоляные волосы были убраны наверх в строгую прическу, подчеркивавшую гордую посадку головы. Восхитительная и, после вчерашней ночи, злая, как тысяча прекрасных демониц, – или как одна ревнивая придворная дама. – А вы разве нет?
– Что, не нашли на балу ни одной женщины, с которой еще не переспали? – невинно предположила Дениза.
Было даже жаль ее разочаровывать.
– Высокого же вы мнения о добродетели наших дам, любовь моя! Я и с одной третью не был. Скажем лучше так, я переспал со всеми, с кем у меня имелся шанс, и могу ручаться за добродетель остальных. Сегодня я уже выполнил все, что от меня требовалось, – Он начал загибать пальцы, не забывая лишний раз полюбоваться игрой унизывавших их перстней. – Выслушал наставления Майлза Рэндора о том, как мой отец должен вести войну, и с благоговением внимал поучениям лорда Граустарка о том, как мне должно организовывать переговоры с иностранными державами. Мортимер Хаген потребовал, чтобы отец повысил налог на ввоз готового шелка, а муж вашей подружки Алоизы желал знать, когда мы снизим налоги на биржевые сделки, и я солгал обоим, сказав, что этот день не за горами. Я поцеловал руку почтенной супруге лорда Мерля, и, в порыве вдохновения, поцеловал ее собачку. Собачка была очаровательна, рука – красная и потная. Все это было ужасно тоскливо, но я это сделал, так что теперь скучаю с чистой совестью.
– Мое сердце обливается кровью, – Знойные миндалевидные глаза Денизы были созданы, чтобы бросать огненные взгляды, но сейчас их подернул лед. – А может, причина вашей скуки в том, любовь моя, что вам надоела ваша супруга?
Откуда она только это берет? – Напротив, именно вы-то не перестаете меня удивлять. Я еще раньше успел убедиться, что вы женщина необыкновенная, мое сокровище, но когда вы выхватили мой меч из ножен и принялись размахивать им под носом у бедного чудовища, я даже застыл от удивления.
– А я-то думала – от трусости.
– Я тоже люблю вас, дорогая, – Он не собирался отвечать на укол, зная, что безмятежная улыбка взбесит Денизу куда больше. Продолжил, как ни в чем не бывало: – Если вы позволите дать вам совет в столь деликатном деле, мне кажется, вам стоит дать Алену отставку. Этому мужчине явно не удается пробуждать в вас радость жизни и хорошее настроение, а для чего еще нужны любовники?
– Причина моего дурного настроения не в Алене, а в вас, сударь!
Ну вот, снова Дениза шипит, словно она змея, а не женщина. Впрочем, змеи – очень красивые создания. Как переливается их гладкая шкурка, как завораживают немигающие глаза! И погладить их – весьма приятно, хоть и небезопасно. Из Денизы бы вышла отличная змея.
– Я уже понял и смирился, что причина всех ваших бед – во мне. В конце концов, и Алена ввел в наш круг именно я. Вот вы обо мне так не заботитесь – ваши подруги одна другой утомительнее, – Он повертелся на месте, озираясь по сторонам. – Настоящая пустыня!.. Сегодня я заметил несколько приятных новых лиц, но ни одного по-настоящему интересного. Кстати, Пол Валенна представил отцу свою миленькую синеглазую женушку. Она раза в три моложе него и, конечно, наставит старому болвану рога прежде, чем мы успеем досчитать до трех.
– И я даже знаю, с кем, – Дениза раздраженно постучала по руке сложенным веером.
Этот вопрос стоило серьезно обдумать… Но сквозь нарядную толпу уже целеустремленно пробирался лакей, которого Филип отправил к воротам, ждать особого гостя, и все фривольные мыслишки вылетели из головы. Скуки тоже как не бывало. Ее сменило легкое возбуждение, покалывание у позвоночника, как перед дуэлью, в благоприятном исходе которой ты уверен – почти. – Если вы все еще жаждете поцеловать настоящего мужчину, вам предоставляется второй шанс, – бросил он Денизе с напускным легкомыслием.
Она не поддержала игру. Тонкие брови взметнулись вверх, как крылья испуганной птицы. – Вы хотите сказать, что….
– Именно. Я решил, что наша с господином Грассом беседа осталась незавершенной, и пригласил его сюда. Не мне же отправляться в дыру, где он служит.
Тем временем, лакею наконец удалось провести свое утлое суденышко через аристократические пороги и вельможные водовороты. Слуга склонился к уху Филипа, чтобы прошептать то, что он ожидал услышать.
Филип с Денизой переглянулись, сразу посерьезнев. Холодный ветер прошлого заморозил на губах усмешки и остроты.
– Да, но… Грасс здесь, во дворце? – Во взоре супруги читался невысказанный вопрос. – Здесь, рядом с…
– Я еще не совсем спятил. Разумеется, я приму его не в парадных комнатах.
Филип не торопился. Подождут, и Грасс, и его командир. Стоило бы заставить Кевина проторчать внизу часа два, пусть помаринуется, как отбивная в сухом вине, прежде, чем ее швырнут на раскаленную решетку. Где бы только самому взять на это терпения!
– За то, как он говорил с нами прошлой ночью, Грасс заслужил, чтобы его заперли в темнице.
– За то, что он успел натворить задолго до этого, он заслужил, чтобы его колесовали, – напомнил Филип ледяным тоном. Ей стоило бы об этом помнить.
– Вот именно, – кивнула Дениза. – Ладно, колесовать – это жестоко, а я уже поняла, что вы сентиментальны во всем, кроме того, что касается вашей супруги перед лицом Богов. Но быстро и милосердно отсечь голову – было бы в самый раз.
– Да, – согласился он. – Стоило уже давно так сделать. Вот только тогда нас обоих сейчас переваривало бы одно очень довольное чудовище. Заставляет задуматься, не так ли?
– Если бы да коли… – Дениза дернула плечиком, не впечатленная.
Он придвинулся ближе, и она не отошла с презрительно поджатыми губами, как проделывала весь вечер. – Скажите, вы верите в судьбу?
– Да, – ответила Дениза просто. Филип и не ждал другого, слишком они были похожи в главном, он и она. Просто убедился.
– Тогда, как вы думаете, что это значит, когда, вопреки всякой вероятности, жизнь сводит вместе трех людей, которых развела, казалось, навсегда? Воссоздает сцены далекого прошлого? Намек, напоминание, предупреждение? Или знак, что их судьбы связаны невидимой, но неразрывной связью?
Дениза смотрела на него, слегка оторопев. – Я думаю, – произнесла она наконец, медленно и весомо, – что вы играете с огнем.
– Возможно. Но когда это его останавливало?
Он сделал первый шаг по направлению к дверям, но рука Денизы легла повыше локтя, удержав на месте. Прежде чем заговорить, она долго кусала свои бледные губы, словно они были виновниками всех их злоключений. Впрочем, в некотором смысле так оно и было.
– Может ли быть, что ты… – голос опустился до шепота, – решил его простить?
Неужто она действительно спросила его об этом? И как повернулся язык?
– Никогда.
~*~*~*~
II.
Они шли к дворцу под вечереющим небом.
На капитане Роули был его лучший дублет, карминно-красный, с шитым золотом мечом на левой груди; сияли начищенные до блеска ботфорты. Кевин переодеться не потрудился, к большому возмущению начальника; его сапоги и кожаный джеркин видали лучшие дни, на багровом плаще коричневели следы старых кровоподтеков. Мокрый мешок, бивший по плечу, прибавлял к ним свежие пятна.
– С него уже течет, – Капитан подозрительно покосился на мешок. – Что там?
Этот вопрос он не раз задавал на протяжении пути, но ответа удостоился только сейчас.
– Лед.
– Лед? Ты спятил?! – рявкнул Капитан, и тут же поспешно понизил голос. – Зачем тебе лед? Холодить бокалы господ? План обогащения от Кевина Грасса?
Путь указывал напыщенный лакей, встретивший их за дворцовыми воротами. По песчаной дорожке осеннего сада он вел гостей навстречу окаменевшему перед прыжком дракону – дворцу Харлок. Черное чудовище изогнуло костлявую шипастую спину, ощетинилось наростами и колючками, десятки его глаз пылали в сумерках желтым светом. По мере приближения иллюзия ослабевала лишь отчасти, хотя хребет дракона становился конусом крыши, наросты превращались в пять тонких башен и множество скульптур, люкарн, фигурных дымоходов, шипы же – в пинакли и шпили на башнях.
На дворе у парадного входа было не перечесть карет и паланкинов – похоже, прием уже в разгаре. Об этом говорили и огни, окружившие дворец золотистым ореолом, и звуки музыки, летавшие над шапками фигурных кустов. Что здесь делать паре поганых Ищеек? Уж конечно их пригласили не сплясать на балу.
Лестницы, причудливо изгибаясь, взбегали к крыльцу; козырек поддерживали колонны в форме сталагнатов, а на нем били хвостами каменные грифоны, готовые броситься сверху на любого незваного гостя. Высокие двери – раскрыты, словно приглашая войти.
Но разверстая пасть парадного входа не поглотила их, и Кевин понял, что Ищейкам предлагалось проникнуть в чрево дворца через задницу.
Их маленькая процессия завернула за угол. Вскоре показался черный вход, прятавшийся в нише восточной стены. Лакей толкнул дверь, и они попали во дворец тем же путем, какой отводился для прислуги, мясных туш и корзин с зеленью.
Лакей оставил их, чтобы доложить о приходе гостей. Филипу, кому ж еще. Лестница, по которой удалился слуга, вела на второй этаж, откуда доносились смех, голоса и приглушенная расстоянием игра музыкантов.
В вестибюле несли вечный караул рыцарские доспехи из полированной стали; стены, покрытые тяжелыми деревянными панелями, украшали круглые парадные щиты и скрестившиеся под ними сабли. Два полотнища свисали от потолка до пола: одно было лиловым с черными и золотыми розами дома Картмор, на втором, белом, вставал на дыбы огненногривый конь дома Морай-Силла.
Роули крутил головой, открыв от восторга рот. Скромное служебное помещение наверняка казалось ему воплощением роскоши. Что ж, Кевин тоже когда-то любил сюда заходить. Здесь всегда так вкусно пахло. И сейчас из кухонь в вестибюль тянуло жаром и лились ароматы, которые в другое время вызвали бы у него позывы голода. Вот только желудок сжался в тугой комок, захочешь – не проглотишь ни кусочка.
Мимо то и дело проходили слуги в ливреях Картморов: они появлялись слева из кухни и подсобных помещений справа, чтобы с озабоченным видом устремиться наверх, в парадные комнаты. На чужаков не обращали ни малейшего внимания.
Ожидание затягивалось. Кевин стоял как влитой, не шевелясь, молча. Вода капелью падала с его ноши на начищенный паркет.
– Мало того, что ты оделся как бродяга, так еще и заливаешь пол! – Роули беспокойно бродил по вестибюлю, вздыхая, поглядывая по сторонам. – Можешь не признаваться, я все равно сейчас узнаю, что ты натворил. И ежели воображаешь, что я за тебя заступлюсь, подумай еще раз, Грасс. Вот палачу я с превеликим удовольствием помогу завязать веревку вокруг твоей шеи. Ах да, ты ведь у нас благородный с примесью, простите, Ваша милость, я хотел сказать – подержу топор палача, ежели он, бедный, умается, – Капитан резко замолчал, склонившись в подобострастном поклоне.
Подняв голову, Кевин увидел Филипа, разряженного в шелка и темный бархат. Картмор наблюдал за ними с высоты верхней площадки лестницы, надменный и бесстрастный.
Кевин до боли сжал челюсти. Вчерашняя ночь казалась кошмарным сном, но сегодня все было наяву. Я мог вонзить меч ему в сердце, а вместо этого спас жизнь.
Их взгляды скрестились как клинки, высекая невидимые искры. Но внимания лорда Картмора Кевин удостоился лишь на мгновение. Филип сделал жест, подзывая к себе – не его, Роули, и, повернувшись к ним спиной, отправился назад в бальный зал.
Кэп поспешил следом, но прежде успел поднести свою багровую физиономию к лицу Кевина и шепнуть, обрызгав слюной: – Ежели у меня из-за тебя будут неприятности, Грасс, ты – труп. Такой же живописный, как тот, что осматривал с утра.
~*~*~*~
III.
Высокий чистый голос скрытого от глаз певца пел о божественном совершенстве неведомой красавицы. Ему вторили торжественные звуки оркестра, аккомпанируя танцорам, исполняющим фигурную куранту. В ней принял участие даже лорд Томас на пару с леди Вивианой, хозяйкой сегодняшнего бала. После медленной и величественной паваны Малин, открывшей бал, это стало его первым танцем.
Филипа радовало, что отец развлекается, но было немного забавно видеть, как он с каменным лицом опускается на одно колено и ходит в припрыжку, а тетя Виви выхаживает рядом с тем же суровым непреклонным видом, с каким подсчитывала расходы на хозяйство или ругала нерадивых слуг. Лишь пышные, подбитые соболем рукава отличали ее глухое темное платье от тех, что тетя носила каждый день. Сходилась ли когда-нибудь в танце менее жизнерадостная пара?
Перестав наблюдать за танцующими, Филип соблаговолил уделить внимание спутнику, покорно пробиравшемуся вслед за ним сквозь море сплетничающих, спорящих, веселящихся, блистательных гостей. Было ясно, что этот человек не привык к изысканному обществу – достаточно увидеть, как он держал свою шляпу. Поклоны командира Ищеек были поклонами солдафона, а кланялся он к месту и не к месту, постоянно промакивая уродливую потную физиономию огромным платком. Однако в манере речи и лексиконе гостя чувствовались следы когда-то полученного образования, и Филип мысленно определил его как отпрыска одного из бесчисленных обедневших дворянских семейств, с ранней молодости избравшего военную стезю, как многие другие в его положении.
– Мне жаль, что я заставил вас дожидаться, господин… сударь… – Филип прочел его имя в бумагах, присланных из Магистрата, но начисто забыл.
– Майлз Роули, слуга вашей милости, вышел в отставку в чине капитана, -
Очередной поклон. Какая же гибкая у этого Роули, должно быть, спина, в его-то годы!
– …Хочу сразу предупредить Вашу милость, что я не дворянин.
– Вот как? – Филип был немного удивлен. – Что ж, это только говорит в вашу пользу, не правда ли? Человек без имени, дослужившийся до такого чина, должен быть необыкновенно отважен или чертовски умен.
– Ваша милость найдет чертову кучу, простите за грубость, куда больших умников, чем ваш покорный слуга – простой солдат, и множество не менее храбрых, но вашей милости будет непросто, скажу по чести, отыскать человека более преданного, – Разумеется, такую тираду не мог не завершить поклон. – Вашему великому отцу и всему вашему благороднейшему семейству.
– Это самое ценное и редкое качество, – любезно заметил Филип. – Смельчаков у нас полно, и умников немало, особенно хитрецов себе на уме, но истинная верность – редкое сокровище. Меня не удивляет, что дядя решил доверить вам командование отрядом Ищеек. Вы служили под его началом? Он поднял из безвестности многих талантливых, но низкородных людей.
– Мне это известно, ваша милость. Гений его лордства позволяет ему видеть, что у людей в нутрях, и дерьмо и алмазы, так сказать. Но я не имел этой чести – я служил под началом его милости Высокого Лорда Сивила Берота.
– А у вас служит Кевин Грасс, – Филип остановился и взглянул на него в упор.
Капитан в отставке с трудом сглотнул. – Это грубый человек, мой лорд, очень странный, почти неуправляемый. Я неоднократно собирался прогнать его, но каждый раз давал еще один шанс, больше из жалости – у него больная мать, и из уважения к славному имени – его мать из рода…
– Ксавери-Фешиа. Да, мне это известно, – Филип поймал взгляд вдовствующей леди Аннери, лучезарной в лиловом траурном шелке. Рукава и подол ее платья украшал мотив из золотых черепов, на груди висел миниатюрный портрет покойного супруга, окруженный алмазными подвесками-слезами, но улыбка Филис напоминала о радостях мира сего. Он поклонился безутешной вдове и послал ответную улыбку. Надо будет найти ее позже…
– Этот Грасс отлично владеет мечом, мой лорд, а нам нужны такие люди, но в голове у него полный беспорядок. Способен выкинуть все, что угодно. Я дал ему последнюю возможность исправиться, ваша милость, еще и из уважения к вашему знаменитому дяде – это ведь его милость Оскар порекомендовал мне Грасса…
Ничего себе новость. Он догадывался, конечно, что без дяди тут не обошлось… – Но подчиняется-то Грасс вам, не так ли, – отрезал Филип.
Роули замолк, а в глазках его, на редкость маленьких и красных, читался чуть ли не ужас. Кажется, он ожидал, что его в любой момент могут арестовать и колесовать на пару с Кевином. – О, ваша милость, про этого человека сложно сказать, что он кому-то подчиняется, – Наконец он смог выдавить из себя судорожную улыбку. – В армии его давно бы уже подвесили за шею на первом попавшемся дереве. Иногда мне кажется, что он просто сумасшедший. Я как раз поставил перед ним ультиматум, объявил, что ежели он не начнет себя вести как полагается и соблюдать дисциплину, я его пинками погоню на улицу, невзирая даже на его благородную кровь. Одно ваше слово, и я расправлюсь с ним собственными руками!
Этот тип забавлял Филипа все больше и больше. Он явно понятия не имел, что натворил Кевин, но не сомневался, что нечто ужасное. – Значит ли это, что действия вашего человека не встретили вашего одобрения?
Роули немного оживился. – Он заслуживает самого сурового наказания, ваша милость! Моя ошибка была в том, что я понадеялся выбить из него дурь, но это даже тысяче чертей не под силу, ибо в нем и нет ничего, кроме глупости да наглости!
– Любопытно, – улыбаясь, поинтересовался Филип, – какое наказание вы хотели бы назначить ему за то, что он спас нас с супругой от нападения?
Теперь Роули заткнулся надолго, а его и без того красная физиономия стала свекольной. В конце концов, он обрел дар речи и забормотал, сперва едва разборчиво: – Какая честь для него! Я счастлив… я безумно горд, что мой человек… Он так все путано объяснил, что я просто не так его понял, ваша милость. Отважный человек, львиное сердце, но излагать не мастер.
Их преподаватели риторики сильно удивились бы, услышав это. – Я не собираюсь устраивать шумиху по этому поводу, никаких орденов, вообще не стоит болтать об этом.
– Разумеется, ваша милость, – закивал Роули. – Счастье послужить вашей милости будет для него высшей наградой. Я и мои люди – мы все с радостью умрем за вашу милость.
– Но Грасс не умер, и, хотя у него и впрямь дурные манеры, я все же не хочу остаться в долгу. Позже мы с вами спустимся вниз и я лично его награжу.
Роули рассыпался в утомительных похвалах щедрости "Его милости".
Надо попросить отца, чтобы он издал указ, запрещающий это обращение.
– То, что напало на нас… – продолжил Филип, внимательнее вглядываясь в лицо необычного гостя, – это был не человек и не зверь. Нечто… не от мира сего, я мог бы сказать.
Роули не выказал ни малейшего удивления.
– Я не желаю, чтобы разговоры об этом поползли по городу, негоже сеять панику. Скажите – похоже, вы поняли, о чем я говорю. Вы и ваши люди, вам встречались уже подобные создания? Часто?
– Это как будет угодно вашей милости, – В глазках появился хитренький блеск.
– Я спрашиваю о том, как обстоят дела в действительности, – сказал Филип не без раздражения.
– Да ходят слухи, ваша сиятельная милость, не без того. И ребята рассказывают истории. Дык ведь мои ребята, с вашего позволения, бродят по самым кишкам этого города, по гнусным темным вонючим местам, а там всякое водится, ваша милость. Но неужто богомерзкие гадины осмелились напасть на такого человека как вы, мой высокочтимый лорд!
– Да уж, дорогой Роули, – согласился Филип, подавляя смешок, – никакого чинопочитания у этих тварей! – Капитан, с его непосредственным лизоблюдством и забавными манерами, начинал ему нравиться. – Расскажите мне о том, чем занимаются ваши ребята. Для этого я, собственно, и позвал вас – не для того же, чтобы обсуждать какого-то там Кевина Грасса. Мне приходилось слышать о вашем отряде, но я осознал, что смутно представляю, чем вы занимаетесь. Это упущение. Я должен знать все, что происходит в нашем городе, или почти все. Я считал, что Красные Ищейки – это что-то вроде дополнения к Городской страже, с тем отличием, что от вас есть какой-то толк. Это так?
– Почти, ваша милость, с вашего позволения, это не совсем точно, не совсем точно. Даже не знаю, как рассказать, чтобы не наскучить вашей милости.
– Не беспокойтесь об этом, объясните как умеете.
– Ну, вы знаете, что творится на улицах, мой лорд, город просто набит всяким сбродом, всеми этими беженцами и прочими бродягами, что только и знают, как приставать к честным людям. И бандиты совсем распоясались, так что не осталось мест, где богобоязненный человек мог бы ходить, не опасаясь за свою жизнь и кошелек. Эти мерзавцы даже кареты важных господ грабят, просто позор! Городская стража, как вы совершенно справедливо заметили, набита лентяями, трусами и пьянчужками. Мало взять в лапы алебарду, надо еще уметь ею пользоваться, – Он кашлянул. – Но простите, Ваша милость, я совсем разболтался.
– Нет, нет, капитан, вы очень увлекательно рассказываете. С таким чувством, – Филип решил, что Роули заслужил бокал вина, чтобы смочить горло, и кусок мяса для подкрепления сил. Сколько их было затрачено на одно только подхалимство!
Они начали пересекать зал по направлению к открытым дверям, за которым виднелся накрытый стол с винами и закусками – бесчисленными блюдами, способными утолить аппетит целой армии.
Роули продолжил рассказ, делая паузы лишь чтобы склониться в поклоне перед каждым вельможей, кто хоть на миг останавливал на нем взгляд. – Ваши высокочтимые отец и дядя решили положить этому безобразию конец, насколько возможно в наше беспокойное время. Его милости лорду Оскару пришла гениальная мысль о создании отряда молодцев, которые станут грозой бандитов. Ведь раньше как было? Ежели тебя ограбили или обворовали, а ты не поймал злодея за шиворот, то все, твои проблемы. Теперь добрые люди могут обратиться к нам, когда их обидели, и всего лишь за какие-то пять полумесяцев мои ребята разберутся с этим делом, ежели только в силах человеческих с ним разобраться.
– Понимаю, вас нанимают, чтобы вернуть награбленное.
– Но не только, мой лорд, не только. К нам обращаются из Магистрата, и мировые судьи часто просят нашей помощи, вот знаменитый судья Дин, например. Оно же обычно как – когда в городе кого прикончат, о том донесут квартальному, обычному необученному болвану, и он начнет опрашивать всех, кто мог свершить злодеяние. И хорошо, ежели у него в голове есть с кулак мозгов, а убийцу легко выявить. А вот когда дельце попадается посложнее – тут могут разобраться мои ребята, я их науськивал лично. Все разузнают, раскопают, обмозгуют. Или вон ежели найдут труп где-нибудь на улице, или без имени, как давеча, мы и тут попытаемся найти убийцу, ежели будет на то воля Магистрата.
– Великолепно, капитан, вы меня заинтриговали, и вы так красочно повествуете.
– Это еще не все, с позволения вашей милости! – продолжил ободренный Роули. – Вот взять всяких закоренелых злодеев, вроде Вурдалака или Лиса из Ларета. Ежели, опять-таки, они случайно не попадутся в лапы стражи или охраны какого лорда, то так и будут вершить свои злодеяния безнаказанно. А мои ребята не ждут, пока добыча сама к ним прибежит. Укажи им на самого что ни на есть опасного ублюдка, и они за ним последуют хоть в Тьмутень, хоть в саму преисподнюю, будут преследовать через всю страну, коли надо. Загонят и раздерут в клочья, как настоящие псы – кабана. Да, мои ребята на заднице не сидят. Переодеваются и ищут злодеев по притонам, игорным домам и кабакам, заманивают в ловушки, устраивают облавы.
Это и в самом деле звучало любопытно. Куда интереснее, чем собственные заботы Филипа, коли на то пошло. И прекрасно подходило для его планов. Однако на сегодня новых познаний, пожалуй, хватит.
– Хочу поблагодарить вас за интереснейший рассказ, капитан. Он определенно дал мне пищу к размышлениям.
Они подошли к столу, и Филип жестом приказал лакеям, выстроившимся у стены, обслужить Роули. – Рекомендую светлое альталийское. И сколько же их в отряде, этих ваших отважных молодцев?
– Пятнадцать человек, ваша милость, не считая меня, – Роули едва пригубил свое вино, хотя цвет его физиономии никак не позволял заподозрить капитана в неприязни к этому напитку. Быть может, он предпочитал джин.
– Это немного.
– О, ежели б было у меня больше людей, ваша милость, страшно подумать, чего бы я мог бы добиться! Ведь что злодеяний, что злодеев в этом городе неисчислимое множество.
– Вы читаете мои мысли, капитан. Ваше дело очень нужное и полезное, и я чувствую себя призванным лично позаботиться о его успехе. Меня не менее, чем дядю Оскара, заботит безопасность наших добрых горожан.
– У меня нет слов, Ваша милость! – воскликнул Роули, но солгал, потому что тут же разразился долгими витиеватыми благодарностями, и сам же в них в конец запутался.
– Вы получите дополнительных рекрутов, но я считаю, что тогда вам понадобятся помощники, что-то вроде офицеров, ниже вас по рангу, конечно, которые помогли бы вам управлять отрядом. Скажем, два человека. Одного вы выберете сами, а второго, пожалуй, я смог бы вам порекомендовать.
– Вы… случайно не имеете в виду Грасса? – осторожно уточнил Роули.
– Сохрани нас Пресветлый! – рассмеялся Филип. – Я немного знаю его по Академии, и он не создан управлять людьми.
– Очень точно подмечено, ваша милость.
– Нет, я говорю о достойном человеке, умном, порядочном и образованном, хорошего происхождения, который поможет поднять престиж ваших Ищеек. Я хочу, чтобы отряд начал пользоваться уважением, которого заслуживает, чтобы назначения к вам – на офицерские должности, разумеется, – добивались отпрыски хороших семей. Но об этом потом, – Повинуясь движению руки, слуга наполнил его бокал вином. – Выпьем за вас, капитан, и за будущее.
Капитан просиял, и на сей раз осушил бокал до дна. – Для меня огромная честь пить вместе с вами, Ваша милость!
С этим было трудно не согласиться.
Филип оставил почтеннейшего капитана у стола, после того, как заметил, что в его присутствии бедняге Роули кусок в горло не шел. До смены блюд и начала торжественного ужина оставалось более часа, и он еще успеет зайти за командиром Ищеек. Надо будет также послать бутылку вина вниз Кевину, и сказать, чтобы ему предложили поесть на кухне. Он, конечно, не согласится, зато взбесится наверняка.
К этому времени куранту сменила бойкая Альталийская гальярда, и Филип снова захотел танцевать. Он тщетно искал в толпе Мирме, зато заметил в дальнем углу зала леди Аннери, и уже начал пробираться к ней, когда его окликнули.
– Мой дорогой лорд Картмор, я как раз хотел с вами поговорить.
Филип взглянул на обладателя двойного подбородка и бегающих глазок с презрением, которое не трудился скрывать. На что рассчитывал лорд Веррет, обращаясь к нему, он понять не мог.
– Боюсь, вашего отца рассердила моя речь на последнем собрании Верховного Совета.
Еще бы, черт возьми.
– Я надеюсь, вы объясните ему, что я самый большой поклонник его военного гения, но…
– Моему отцу нужны поддержка и верность, а не поклонение, – перебил Филип.
Тем паче – пустая лесть, прибавил он про себя.
– Я – верный слуга Сюляпарре, – вскинулся Веррет. – И единственный, кто говорит вслух то, что думают многие.
Филип запомнил это слово, "многие".
– Да, да, то, о чем думают многие. Несмотря на героические усилия вашего отца и других благородных людей, эта война уже проиграна. Сейчас мы лишь оттягиваем неизбежный конец. – Тон Веррета вновь стал подобострастным. – Вы молоды, и можете размышлять непредвзято. Каждый месяц войны, это месяц, когда страна обливается кровью….
А твои владения на южной границе приносят гораздо меньше дохода.
– Никто не мечтает о мире больше, чем мой отец. Мы сражаемся потому, что у нас нет выбора. Или вы хотите, чтобы Андарга высосала из страны все соки, как паук из мухи, и оставила лишь жалкую оболочку? Нас превратят в нищий, ничем не примечательный придаток Андарги, как это уже проделали с Лессеей.
– Но коли мы сами заговорим о мире, можно будет просить о милосердии… ставить условия…
– Вы помните, сколько милосердия император проявил в Эргате? Когда защитники наконец открыли городские ворота, он приказал истребить всех жителей до единого, снести даже стены. А к Эргату он не питал и половины той ненависти, какую вызывает у него наша столица. И вы хотите по доброй воле впустить сюда андаргийские войска?
Веррет уцепился за его слова. – Это-то и пугает меня. В Эргате мы сопротивлялись до последнего, и чем это закончилось!.. Император…
– Если бы Иммер II был в состоянии прислушаться к голосу разума, этой войны не было бы вообще. Поймите, наша страна и все, что она представляет, для него как кость в горле. Рассадник вольнодумия, ересей и темного колдовства. Он не успокоится, пока не уничтожит все, что делает Сюляпарре – Сюляпарре.
И нашу семью до последнего человека, в придачу. Для Веррета и ему подобных это не было доводом, разумеется. В надежде заслужить милость Императора, они бы с удовольствием предоставили ему всех Картморов связанными по рукам и ногам.
