Текст книги "Блаженны алчущие (СИ)"
Автор книги: Агнесса Шизоид
сообщить о нарушении
Текущая страница: 56 (всего у книги 76 страниц)
Их быстрое совокупление не утолило голод внутри – не похоть, а нечто иное. В конце концов, он соскучился. Прошло немало времени с их последнего примирения, да и вышло оно тогда каким-то мимолетным.
Филип чувствовал, что скоро будет готов к продолжению – медленному, чувственному, нежному, и, снимая с жены одежду, намекал на это прикосновениями и осторожными поцелуями. Но Дениза реагировала на них не больше, чем если бы он приставал к восковой кукле, а когда осталась в одних чулках, отползла на край кровати и замерла там, полулежа.
Ему оставалось только, разочарованно вздохнув, любоваться точеной гибкой фигуркой, которую он уже давно не видел обнаженной, и дивиться, как Дениза не мерзнет – затухавший огонь не мог до конца разогнать осеннюю стылость. Взгляд лениво скользил по узкой спине, очаровательному изгибу, отмеченному ямочками, там, где она переходила в округлый зад. на котором – расположенная так удачно, словно ее поставил художник, обмакнув кисть в краску, темнела одинокая родинка.
Дениза вдруг заговорила, заставив его вздрогнуть. – Понимаю, когда вы говорите, что мне наскучила бы спокойная счастливая жизнь с вами, то судите по себе. Зря. Моя любовь была достаточно большой.
Была?.. – Мне скучно сейчас, скучно и противно. Больно – тоже, конечно. Но уже не так, как раньше, и это – хуже всего. Точно с каждым разом, с каждым унижением, обидой, разочарованием, моя любовь становится меньше, – она говорила задумчиво, отрешенно, как будто не для него, а для самой себя. – И от этого мне грустно. Ведь когда-то я ею жила. Как будто затухает огонь, который согревал меня и обжигал, как будто у меня на глазах увядает что-то красивое.
Теперь холод ощутил он сам.
– Может, это и к лучшему, – продолжала она. – Когда все внутри догорит, мы станем как большинство супружеских пар. Никто ведь не ждет, что мы будем любить друг друга – что за нелепая идея! Довольно того, чтобы ладили. А когда чувства умрут, мы начнем ладить просто великолепно. Такая остроумная и очаровательная парочка! Будем обмениваться по вечерам веселыми историями о своих любовных похождениях. Надо только привыкнуть. Пережить этот момент. А потом станет все равно.
Он покачал головой, отказываясь принимать это. Придвинулся ближе, прижал Денизу к себе, крепко, будто от него ускользало ее тело, а не только душа. Прошептал, положив голову на обнаженное плечо: – Не говорите ерунды! Мы никогда не будем такими, как другие…
Дениза никак не ответила на его прикосновения, но и не отстранилась.
– Я расстанусь с Эллис, – произнести это было не так-то просто, но страх – мерзкое, липкое чувство – оказался сильнее. – Мы начем все заново. Словно только что поженились, и не было всей этой бредовой истории с Гвен, хаоса, обид, недоразумений…
– Вы думаете, это возможно?.. – Голос Денизы звучал почти равнодушно.
– Все возможно, если мы захотим. Пусть воспоминания о всяких Аленах, Эленах и прочих сотрутся, как смывают волны письмена на песке. Если хотите, я больше не дам вам повода сомневаться в моих чувствах. Но и вы, дорогая моя, вам тоже придется…
– И мы превратимся в двух верных воркующих голубков? – Она усмехнулась. – Сложно себе представить. Теперь уже и мне.
– А я не могу себе представить вселенную, в которой мы не любим друг друга. Я могу влюбляться, увлекаться другими… Но вы – часть меня.
– Тогда вы, должно быть, сильно себя ненавидите… – пробормотала Дениза в ответ.
– Временами, – согласился Филип, целуя смуглую шею. В ответ жена накрыла его руку своей, вялой, словно бескостной. Он не знал, это знак примирения, нежности, или Дениза просто сдалась. Пришлось довольствоваться тем, что есть.
Они сидели молча, вглядываясь в тьму за окном.
~*~*~*~
Осень 663-го
Казалось, будто мир за окном исчез, будто молнии порвали его в клочья, а те были смыты струями дождя. Но, увы, Дениза знала, что это не так, как бы ей того ни хотелось.
Где-то далеко сидел в своей камере Фрэнк, пытаясь осознать свой приговор. Люди, решившие его судьбу, преспокойно храпели в теплых постелях, уже забыв о его существовании. И только она мучилась здесь в полной неизвестности.
Она долго стояла, бессмысленно вглядываясь в темноту, ожидая неведомо чего. Не обращая внимания на холод, заползавший под кружево ночной сорочки, леденивший плечи. Любое неудобство – заслуженная плата за все то, что свершилось по ее вине.
Наконец, она вернулась к креслу, залезла на него с ногами, обхватив себя за колени. Время от времени вспышки выбеливали стены спальни, вырезая там кривые ветви деревьев, а потом комната снова погружалась в сумрак. Хотелось сжаться в комок, окаменеть, превратиться в ничто. А еще лучше – заснуть, а проснувшись, понять, что все это был лишь дурной сон.
Ветви все настойчивей стучали в стекла… Последний удар был таким громким, что заставил ее вздрогнуть.
Вдев ноги в пантофли, Дениза зашаркала к окну. Рванула его вверх, и высунулась наружу, не обращая внимания на то, что холодные струи потекли по затылку и шее.
Под окном стояла темная фигура. Дениза скорее догадалась, кто это, чем узнала его в темноте и под ливнем. Филип… Он помахал ей рукой, которую уже занес, чтобы метнуть очередной камушек.
Сердце, заледеневшее в груди, снова забилось, тяжело и болезненно. Сейчас она узнает…
Дениза сбегала за ключом и непослушными пальцами отперла нижний ящик комода. Там, под стопками драгоценного кружевного белья, лежал давний подарок Филипа – веревка с петлей на конце.
Теперь надо обвить ее вокруг кроватного столба, скинуть свободный конец в окно, Филипу… Пока Дениза привычно проделывала это, в голове проносились воспоминания о других, беззаботных временах, когда Филип лазил к ней по этой веревке за беседой и поцелуями, о том, как, переодевшись, Дениза спускалась с его помощью вниз, чтобы принять участие в восхитительном приключении – поездке с Филипом и его друзьями по ночной столице. Гидеон не одобрял такие прогулки, слишком опасно и неприлично… Казалось, все это было тысячу лет назад.
Пока Филип карабкался наверх, Дениза кусала губы от волнения. Он не первый раз проделывал этот путь, но сейчас каменные выступы, в которые приходилось упираться ногами, стали влажными от дождя. А последние недели беды преследовали их, как голодные шакалы – раненого зверя.
Когда темноволосая голова поравнялась с карнизом, Дениза нагнулась, чтобы помочь Филипу залезть внутрь.
Вскоре он уже стоял перед нею, без плаща и шляпы, и от его сапог по паркету быстро растекалась влага. Филип молчал, не обращая внимания на капли, что все стекали по лбу к глазам, горевшим сумрачным блеском. Дениза смотрела на его сжатый в линию рот, обострившиеся скулы, и боялась момента, когда он заговорит.
– Фрэнка отправили в Скардаг.
От облегчения закружилась голова. Он будет жить!
Радость испарялась по мере того, как ужасное слово – Скардаг – пускало корни в ее сознании. Мрачная крепость, куда бросают тех, о ком хотят забыть навсегда. Место, где сами стены смертоносны, и каждый год идет за десять…
– На… на сколько?
– Пожизненное заключение, – Он поморщился, произнося эти слова, словно они причиняли телесную боль.
Пожизненно.
– Разумеется, я добьюсь, чтобы отец помиловал его, как только это станет возможным, – И повторил с горечью: – Как только это станет возможным… Могут пройти годы…
Мир продолжал кружиться. Все это не могло происходить на самом деле… Хотелось опереться о стену, прижаться к Филипу, но Дениза почему-то боялась пошевелиться. – А вы пробовали поговорить с отцом, как собирались?
Филип мотнул головой, и с разметавшихся кудрей во все стороны брызнули капли. – Как вы думаете, пробовал я или нет?! Если бы не я, Фрэнк отправился бы на эшафот, вне всякого сомнения. Разумеется, если бы не я, не проклятая игра, которую мы затеяли, он был бы сейчас дома, собирался в дорогу, – В его словах звучало столько злости, что Дениза вздрагивала от них, как от ударов.
– Фрэнк вообще ничего не хотел объяснять, но я сказал отцу, будто Гидеон неуважительно высказался о матери Фрэнка и его происхождении. Поймите, отец был бы и рад пощадить его, но Фрэнк стал первым, кто нарушил отцовский эдикт, прямо у него под носом… Да еще и убил на дуэли не кого-нибудь, а отпрыска знатного влиятельного рода. Оставить подобное безнаказанным значило бы выставить себя на посмешище, показать слабость, а этого себе отец позволить не может. Возможно, знай он, что Фрэнк лишь занял мое место… – Филип угрюмо усмехнулся.
– Думаете, это его спасло бы?.. – едва слышно спросила она.
– Кто знает. Ни Фрэнк, ни я ни за что на свете не согласились бы порочить вашу репутацию.
Они переглянулись. Им обоим было отлично известно: если бы лорд Томас узнал, что Дениза стала причиной столь уродливого скандала, он никогда не позволил бы своему сыну жениться на ней. Была горькая ирония в том, что Фрэнк отправится в темницу, чтобы они с Филипом могли быть вместе.
Застыв, Дениза ждала, что Филип скажет дальше. Губы ее смерзлись, отказываясь произносить очевидное: Это моя вина. Если бы она не флиртовала с Гидеоном… Или сумела промолчать…
Филип скрипнул зубами. – Это я должен был стреляться с Гидеоном! Меня отец не отправил бы в Скардаг!
Он тоже винит себя, еще больше, чем я, поняла Дениза, и ее сердце сжалось от жалости и любви.
– Нет! А если бы он вас убил? Я бы умерла.
Она не знала, слышал ли ее Филип. Он смотрел на нее, не отрываясь, очень пристально, и что-то дрожало в воздухе между ними, что-то молчаливое, сродни той силе, что заставляла вспыхивать небо за окном. И, повинуясь ей, Дениза подняла руку и коснулась его щеки.
– Больше никаких игр, – прошептал Филип хрипло.
А потом притянул ее к себе.
В его поцелуях были отчаяние и жадность, словно они прощались навсегда, и Дениза отвечала ему, изображала страсть, преодолевая тяжесть, давившую на грудь. Прижималась к нему всем телом, крепко обхватив руками – при мысли, что он может развернуться и бросить ее здесь, одну, пробирала дрожь.
Его одежда оказалась такой холодной и мокрой, что леденила ее сквозь тонкую сорочку. Ничего, она его согреет. На это она сгодится.
Неловкими движениями Дениза принялась стягивать с него дублет и рубашку. Филип помог ей. Вместе они избавились от помех, и теперь ее ладони блуждали по голой коже, пробуждая под дымкой холодных капель огонь его тела.
Он касался ее, как делал не раз – в темноте сада, в укромных уголках дворца. Но сейчас ее тело словно окаменело, скованное тревогой и виной. А вдруг он это чувствует?
Филип отстранился, и ее сердце застучало еще неистовей. Она вгляделась в его лицо, сосредоточенное и непроницаемое. Красивая бледная маска.
В прорубь – так с головой. Дениза наклонилась, чтобы сдернуть с себя сорочку, стянуть за подол одним движением и через голову, как в детстве. Замерла на полдороги, ткань вокруг бедер – и все же решилась.
Она заставила себя взглянуть на Филипа, заметила, как расширились его зрачки, глубокий вдох, который он сделал. Легкая ткань упала, забытая, из ее пальцев. Щеки пылали.
Они смотрели друг на друга, перед прыжком в неизведанную бездну. В другую жизнь, в которой они будут связаны навсегда. В тишине – только шорох дождя и их дыхание.
На мгновение она прикрыла глаза, чувствуя его взгляд всей кожей. Он впервые видел ее полностью обнаженной, и к смущению примешивалась смутная гордость.
Раскат грома заставил ее вздрогнуть – и она снова оказалась в его руках. Откинула голову, открывая шею поцелуям, скользившим ниже, к груди, по животу… Теперь он точно не уйдет, торжествующе пронеслось в голове.
Потом они оказались на кровати.
Постепенно ей все же удалось забыться, как раньше, в сладком полупьяном бреду. Лед, сковавший тело изнутри, согрели, растопили его пальцы и губы. Лишили возможности думать, вспоминать, на несколько блаженных минут. Только чернота за закрытыми веками. И огонь.
А потом произошло то, что должно было произойти.
…Еще позже она лежала рядом с ним, на слегка влажной простыне, пахнущей ими обоими, с болезненным любопытством изучая, словно видела впервые, его безупречный профиль. Был и нежный шепот, и еще поцелуи, мягкие, неторопливые, но сейчас Филип лежал с закрытыми глазами, и то ли спал – хорошо, если так, – то ли делал вид. Прочесть бы его мысли! Или это к лучшему, что не дано?
Понравилось ли ему? Он же должен понимать, что она не может пока соперничать с распутными девками из таверн и борделей, раскованными, изучившими всякие трюки. А вдруг он ждал чего-то особенного, невероятного – и теперь разочарован? Если так, он ни за что не показал бы вида – этот тип гнусности не в его характере.
Боли почти не было – помогли ее занятия верховой ездой и (об этом было неприятно думать) опыт любовника. Удовольствия Дениза тоже не получила, но она знала достаточно, от самого Филипа и от своих самых распущенных приятельниц, вроде Матильды Хаген, чтобы понимать, – так, чаще всего, и происходит. Это было не страшно – раз ей нравились остальные ласки, понравится и это. Когда Филип вернется со службы в армии, у них будет все время в мире, чтобы радовать и изучать друг друга.
Муж и жена. Впервые эти слова звучали для нее торжественно и серьезно. Их брак не будет походить ни на уютную, пресную дружбу ее отца и мачехи, ни на скучный фарс, который разыгрывали другие. Ни на то, что было между ними прежде.
Сегодня стали другими и она сама, и их любовь. Теперь они с Филипом принадлежали друг другу, в новой жизни, где были только он и она. Как сказал он сам – больше никаких игр.
Ее переполняла нежность, и она прижалась к его плечу губами, там, где заметила вившийся змейкой тонкий шрам. Ей хотелось вжаться в любимого, раствориться в его теле, чтобы они могли не расставаться ни на минуту.
Она знала – теперь все будет по-другому.
~*~*~*~
III.
26/10/665
Пришло утро, но ясности с собой не принесло.
Фрэнк приехал в Красный Дом засветло, слишком разбитый, чтобы думать о тренировке с Кевином. На угрюмых лицах подчиненных он читал невысказанный вопрос, на который у него не было ответа. Ищейкам сказали, что Комар исчез во время задания, поэтому даже погоревать по-настоящему о товарище они не могли.
Как и сам Фрэнк. Комар остался где-то на границе яви и бредового сна, в той же сумрачной зоне, что и дружба Фрэнка с Филипом. Друг! Друг, который… Голос Денизы звучал в сознании, сливаясь с влажным шелестом извивающихся тел. Он манипулирует вами, лжет…
Фрэнк потряс головой, пытаясь сосредоточиться на лежавших перед ним на столе бумагах. Решил: Надо все же поговорить с парнями, рассказать о том, чему стал свидетелем в подвале, пусть даже не сможет объяснить, что это было.
– Командир, – окликнули его, – к вам тут пришла какая-то.
Подняв голову, Фрэнк увидел рядом с непривычно мрачным Бобом Пайлом никого иного, как Анни. Вот кто сиял, ослепляя своей щербатой улыбкой и медью спутанных кудрей.
– Привет, блондинчик!
Фрэнк поспешил встать, предлагая ей место, но Анни садиться не собиралась. – У меня к тебе дельце, такое, что лучше поболтать наедине, – Она уперла руки в боки уже привычным жестом. – Есть у тебя тут какой-нибудь закуток?
Закуток имелся, и Фрэнк проводил ее туда без лишних слов. Сквозь усталость пробивалось любопытство. Ведь не пришла же она сюда только ради встречи с ним?
Каморку, где Фрэнк переодевался и хранил вещи, а иногда и оставался на ночь, Анни осмотрела с таким же хозяйским видом, что Дениза – его спальню. Поцокала языком, проведя пальчиком по пыльной полке, будто привыкла жить в блистающих чистотой хоромах.
Похоже, стоит пустить женщину к себе в дом хоть ненадолго, и вскоре начнет казаться, что живет в нем она, а не ты.
Как бы там ни было, а видеть Анни Фрэнк был рад. Едва ли жизнь ее баловала, и все же хорошенькая бандитка поднимала ему настроение, как солнечный лучик посреди пасмурного дня. – Хотел спросить тебя, – решил он воспользоваться моментом, – что твоим дружкам известно о Черной Башне?
– А чего о ней знать – мерзкое место, лучше держаться подальше. Да, слышала я, что ваши псы развели там пожар – вот же ж тихо не сидится!
– Это был я, – тихо произнес Фрэнк. – Я ее поджог. А еще во время пожара исчез мой друг. Комар, может, ты его помнишь – мы вместе приходили на рынок.
Анни присвистнула. – Вот с чего ты нос повесил, да? – Забыв о пыльных полках, Анни придвинулась поближе. От нее приятно пахло – свежестью, корицей и медом. – Никогда не встречала такого мягкосердечного Ищейки!
Фрэнк перехватил руку, скользнувшую по его груди. – Скажи лучше, зачем пришла.
Анни выразительно блеснула большими круглыми глазами. Прошептала на ухо (для этого ей пришлось подняться на цыпочки): – Я пришла дать тебе то, чего ты хочешь…
Фрэнк с трудом сглотнул ком, возникший вдруг в горле. – Я…
– …ответное предложение от нашего Темного Принца! – закончила она, отстранившись, а когда заглянула ему в лицо, разразилась громким смехом. – Ну ладно, и это тоже. – Смех резко оборвался. – Только посмей отказать мне, Ищейка! Я даже помылась ради тебя.
Это была ужасная идея – но не такая ужасная, как некоторые другие. А бороться с собой Фрэнку порядком осточертело.
Пока он думал об этом, они с Анни уже оказались у стола, к которому она его притянула, а его руки, каким-то загадочным образом, у нее на талии – и ниже.
А потом жаркие губы прижались к его губам, голые ноги обвились вокруг его бедер, и на ближайшие полчаса мир для них двоих исчез.
…Когда они, задыхаясь, ненадолго вынырнули из этой пучины – прежде чем переместиться на сундук, опробовать другую позу, – Анни пробормотала то, ради чего явилась сюда: – Я принесла… послание… для вашего Капитана. Этот ваш усатый андаргиец… объявился.
~*~*~*~
Осень 663-го
Расцветала заря, окрашивая сад и мир в нежные оттенки розового. А значит, если он хочет убить Гидеона этой ночью, надо поторопиться.
В том, что тот еще не сбежал, Фрэнк убедился первым делом: карета с гордым андаргийским гербом Беротов – трехбашенным замком на лазурном поле – ждала во дворе вместе с другими, на запятках дремал лакей. Заодно Фрэнк забрал свои пистолеты, которые всегда были при нем в дороге. Коли повезет – пригодятся.
Сейчас он лихорадочно носился по дорожкам, а те, словно издеваясь, переплетались, снова и снова приводя в одно и то же место. Может, стоило караулить у ворот, чтобы не упустить Берота?
Когда Фрэнк заметил знакомую высокую фигуру, застывшую вдалеке каменным изваянием, то в первый миг удивился. А потом понял, что по-другому и быть не могло.
Ни от кого не скрываясь, Гидеон стоял у края одной из террас, прорезавших склон холма за дворцом. Фрэнк поспешил туда, держа руку на рукояти пистоля – на случай, если молодой человек все же попытается ускользнуть. Но даже звук шагов не заставил того пошевелиться.
Только когда Фрэнк назвал его по имени, Берот поднял низко опущенную голову и заморгал, словно выходя из тяжелой дремы.
– Вы, – Черты его постепенно затвердевали, обретая привычное высокомерное выражение. – Я ждал Филипа. У него больше права…
– У вас не было права!.. – рявкнул Фрэнк и прикусил язык. Время болтовни закончилось, а на дуэли подобало вести себя с безупречной вежливостью.
На щеке Берота забилась жила, но он промолчал. После недолгого колебания спросил, потупив взор: – Она… в порядке?
«Как вы думаете?!» хотелось крикнуть в ответ.
– Она со своим женихом. Он о ней позаботится.
Ему показалось, что на лице Гидеона промелькнуло удивление, а потом – стыд. Он не походил на безумца или злодея, и Фрэнк снова задал себе вопрос – как он мог такое сотворить? И не находил ответа.
– Будем драться прямо здесь? – холодно уточнил Берот, снова становясь собой прежним. – Или поищем более уединенное место?
– Мне бы не хотелось ждать, – процедил Фрэнк, пытаясь изобразить вежливую улыбку губами, которые заморозила ненависть. – Если вам будет так угодно.
– Мои желания полностью совпадают с вашими. Хочу предупредить – я видел во время занятий, как вы фехтуете, и не считаю вас равным противником. Возможно, вы предпочтете другой вид оружия?
– Вы очень любезны, но я не вижу в этом проблемы – если вас не смогу убить я, это сделает Филип. Впрочем… – теперь засомневался Фрэнк. – У меня с собою пистолеты, и если вас это устроит… Я недурно стреляю, а мне, признаюсь, хотелось бы решить наш вопрос самому. Вы, кажется, тоже прекрасно обращаетесь с ними?
– Мне совершенно все равно, на чем драться. К тому же, стреляться – быстрее, и, если не тянуть, нам точно не успеют помешать.
– Договорились, – Фрэнк достал пистолеты и, проверив еще раз, предложил противнику. – Выберите любой – они одинаковы. Первый выстрел, разумеется, за вами. Если мы оба останемся стоять, разрядив пистолеты, дело решат мечи.
Гидеон кивком подтвердил, что его это полностью устраивает. – Скажите им… – начал было он, но мотнул головой, не закончив.
Вскоре они уже отсчитывали шаги, оружие в руках.
Никогда Фрэнк так ярко и четко не ощущал мир вокруг – колючий шорох песка под ногами, сладкое дыхание роз в свежем воздухе. Страха не было – как будто его тело, молодое и полное жизни, отказывалось верить, что смерть для него возможна. Фрэнк опасался одного – что это самое тело предаст его, не дав пальцу нажать на спуск.
Пришел момент повернуться – и посмотреть на противника.
Ветер совсем слабый, отметил Фрэнк. Нам обоим повезло – меньше шансов промахнуться.
Гидеон направил на него пистолет, и кровь еще быстрее заструилась по жилам, била молоточками в виски. Берот тщательно прицелился – и так и застыл, с рукой, чуть согнутой в локте. Фрэнку казалось, что дуло смотрит прямо на него, между ними натянулась невидимая, но живая нить, пульсировавшая вместе с его сердцем. А Гидеон все не стрелял, и время едва ползло, словно ему перебили ноги.
Чего Берот ждет?
Напряженные мускулы начинали немного дрожать. Что это, страх?
Гидеон отвел руку чуть в сторону. Грохотнул выстрел, заставив Фрэнка невольно вздрогнуть, но он уже знал, что невредим. Нить порвалась, стоило пистолету врага поменять положение.
Неужели… Неужто он промахнулся нарочно? Уж не ждет ли ответного жеста?
Вряд ли. Опустив оружие, Гидеон сделал широкий шаг вперед, наглец. Расправил плечи, вздернув подбородок навстречу судьбе, такой спокойный на вид, словно вышел на прогулку. Он снова походил на самого себя, надменного и несгибаемого, достойного потомка андаргийских рыцарей, тех, что сорок дней отстаивали путь в Кароссу против сил, в три раза превосходящих числом, не даруя и не прося пощады. Никогда еще он не казался настолько на своем месте, как будто был создан именно для этого – без страха смотреть в лицо неизбежному.
Фрэнк поставил курок на взвод и поднял руку, в которой была смерть.
По барабанным перепонкам хлестнул окрик: – Бросить оружие! Немедля! Это приказ.
Алый Генерал.
Берот мог воспользоваться предлогом, отойти, сделать знак, что дуэль прервана. Но он стоял как вкопанный, и только его прямые темные волосы шевелились под легкими дуновениями.
Фрэнку понадобилось мгновение – а потом он нажал на спуск. Вслед за грохотом что-то мелькнуло в воздухе, прорезая дымное облако, ударило по пальцам, обжигая их болью. Выпавший из хватки пистоль приземлился рядом с другим предметом – кинжалом в ножнах.
Когда Фрэнк снова взглянул туда, где только что стоял Гидеон, тот лежал на земле, как-то нелепо раскинув руки. Ранен? Потом Фрэнк разглядел, во что превратилась его голова, и кишки неожиданно скрутила тошнота.
Фрэнк двинулся вперед. Сзади, как сквозь толщу воды, долетал голос Оскара Картмора, окликавший его, но он продолжал идти, подволакивая онемевшую отчего-то левую ногу.
То, что бездвижно лежало посреди террасы, уже не походило на человека, которого он знал. Только странное подобие. Вещь.
Фрэнк опустился рядом на одно колено, в голове – пустота.
Зазвучали шаги, а потом, прямо над ухом, медленные аплодисменты, разорвавшие мертвую тишину. – Прямо в лоб! Поздравляю. Презираю пистолеты – то осечка, то искры в рожу, удача решает больше, чем мастерство, вдобавок, это оружие трусов. Но не могу не признать, выстрел отменный.
Алый Генерал прав, подумал Фрэнк. Не должно быть так легко убить человека, одним движением пальца. Муху прихлопнуть и то сложнее. Или бабочку… Возможно, если бы они с Гидеоном сошлись в рукопашной, все не казалось бы таким нереальным, абсурдным.
Он вглядывался в залитое кровью лицо врага, пытаясь найти ответ на вопрос, который от него ускользал.
– Только не надо портить отличную дуэль нытьем, – Плечо сжали твердые пальцы.
– Я хотел убить его.
Разве ему не полагалось что-то ощущать – ужас, кровожадную радость? Но пустота внутри не заполнялась. Может, она с ним теперь навсегда?
– Надеюсь, черт подери! – фыркнул Оскар. – Было бы на редкость глупо лишиться головы за то, чего не хотел делать! Жаль, жаль, что вам ее снимут. Не сомневаюсь, что там гуляет ветер, зато рука у вас верная, а это уже немало. Но устроить дуэль прямо под носом у моего брата – наглость, за которую придется заплатить. Что ж, – хватка разжалась, – полюбуйтесь на свой трофей, имеете право. А потом пойдем – я немного спешу.
Фрэнк поднял голову. – Я, наверное, должен отдать вам меч?
Оскар поморщился. – На черта мне ваш меч? У меня есть два своих, настоящее оружие, а не та фигулина, которую вы подвешиваете к поясу, когда идете кривляться перед дамами.
Фрэнк протянул руку и закрыл ослепшие глаза. Распрямился. – Я готов.
– Великолепно, – Оскар шутливо поклонился, указывая ему путь к тропинке. Фрэнк попытался было пропустить его вперед, как старшего по возрасту и положению, а потом до него дошло. Ну я и болван!
– Но мы же не можем… – Он покосился на тело. – Просто бросить его здесь.
– Когда придем, я велю слугам перенести труп во дворец, – равнодушно ответил Оскар.
Фрэнк зашагал вперед, когда его заставила споткнуться внезапная мысль.
Он ни разу даже не подумал о том, что у Берота была семья, люди, которых произошедшее просто убьет. Это бы ничего не изменило, но как он мог даже не подумать?..
– Вы… вы сообщите его родителям? Фрэнк вспомнил его отца, несгибаемого лорда Сивила. Наверняка он очень гордился сыном… – …Для них это, конечно, настоящая трагедия…
– Ну, трагедия или нет, – Алый Генерал шел сзади, на небольшом расстоянии, – а сообщить придется.
Фрэнк не решился спросить, жива ли мать Берота, есть ли у него братья и сестры. Думать про матушку он себе тем более запретил, а то еще разревется на глазах у Алого Генерала. Она не переживет… Нет, на это сейчас нет душевных сил. Последние минуты на свободе он лучше будет дышать полной грудью.
Сад жил своей жизнью. Снова начинали петь птицы, напуганные было выстрелами, перешептывались кусты. Чем ближе они с Оскаром подходили к дворцу, тем чаще до них долетали веселые голоса.
То, что он сотворил, было настолько огромным, что просто не вмещалось в сознание. И похоже, что времени разобраться у него уже не будет. Может, это и к лучшему. На той стороне Фрэнк поймет все, раз и навсегда.
А вот и тот куст, у которого они с Денизой смотрели на бабочек-звездянок. Утреннее солнце зажгло росу на нежных цветах и листьях, одарив их сияющим ореолом.
Приятно было думать, что хотя ни он, ни Гидеон больше не увидят этой красоты, здесь еще многие годы будут расцветать розы, а среди них – играть дети Филипа и Денизы.
Он потянулся в сторону, и Оскар тут же оказался рядом, готовый к любой неожиданности. Но Фрэнк лишь мимоходом коснулся лепестков – на прощание.
