Текст книги "Блаженны алчущие (СИ)"
Автор книги: Агнесса Шизоид
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 76 страниц)
– А это злобные черти… – задумчиво пробормотал Ищейка.
– Тогда я вынужден заключить, что злодеям помогал кто-то из этой вашей паствы, – обронил Грасс.
– Вы… Да вы!.. – пастырь даже дара речи лишился. А может его чувства нельзя было выразить словами, подобающими служителю Агнца.
– Можете идти, – Грасс отвернулся, потеряв к нему интерес. Окинул храм долгим взглядом. – Мы здесь осмотримся.
– Что, во имя всего святого, вы надеетесь найти?! Спустя столько времени?
– Нам платят не за надежды. И да, еще вопрос – когда вы так поспешно и так глупо вымыли храм после убийства, вы не заметили нигде знака, начертанного кровью? Символов на слярве, чего-то подобного.
Глаза пастыря расширились, худое тело напряглось. – Не знаю… Я спрошу женщин, которые убирали здесь. А что за знаки? Какое-нибудь черное колдовство?
– Просто символы слярве.
– Вот знак, от которого мы не можем избавиться, – Пастырь указал на пол меж двумя рядами скамей. Фрэнк подошел поближе, туда, где на сером камне проступало, едва различимое в сумраке, темное пятно.
– Кровь въелась так, что не оттирается, – безнадежно заметил пастырь. – Я сам опускался на колени и тер, пока руки не закровоточили. И поглядите, опять эти твари! Мерзкие создания!
Из-под каменных сидений, тускло светясь, к пятну ползла маленькая личинка-трупоед.
– Мы не можем избавиться от них с той клятой ночи. Сколько ни дави гадин…
Кевин подошел к пятну, опустился на корточки. Поймал личинку и повертел в руке. А потом щелчком пальцев ловко отправил прямо Фрэнку на одежду.
Пока он лихорадочно стряхивал липучего гада с воротника, Грасс распрямился и начал рассказывать. – Здесь преступники растянули свою жертву меж рядами, привязав к скамьям за руки и за ноги, – он начертил в воздухе косой крест. – Отрезали язык, заткнули рот, и занялись своим делом. Думаю, один стоял на стреме, ведь совсем без шума они все же не могли обойтись. Я хочу, чтобы вы осмотрели каждый дюйм этого склепа. Берите свечи – тут их полно. В первый раз мы не знали, что искать, но теперь знаем – надпись на слярве.
– Кевин, – Красавчик уныло огляделся, потер шею, – будь здесь какой-то знак, его бы давным-давно заметили.
– Делай, что велено.
– Только не трогайте алтарь! – сразу же вскинулся пастырь.
– А это еще почему? – глаза Грасса подозрительно сузились.
– Потому, невежда, что лишь служитель Пресветлого может к нему прикасаться!
– Что ж, – по-волчьи усмехнулся Грасс, – ладно. Пусть пастырь сам осмотрит свой алтарь, а ты, Доджиз, постой рядом, последи. В конце концов, есть еще одно простое объяснение тому, почему выбрали этот храм – сговор с пастырем!
Разгорелась склока, но Фрэнк к ней не прислушивался. Кое-что привлекло обострившееся внимание – две бледные искры на восточной стене, высоко. Они двигались.
Он прошел мимо Грасса и пастыря, который от возмущения едва не подпрыгивал на месте, мимо Красавчика, пытавшегося их унять. Нужно было больше огня, поэтому Фрэнк взял свечу из ниши и поднял как можно выше, рассеивая тьму, сгустившуюся там, где изгиб стены начинал перетекать в потолок.
Замерцали еще тельца трупоедов, настоящее скопление, от которого отделились те два, что не спеша ползли вниз. Фрэнк залез на скамью.
Спорщики наконец замолчали. Собрались внизу, задрав головы.
– Зачем вы туда полезли, юноша? – раздраженно спросил пастырь.
Фрэнк хотел указать ему на кровавый знак, теперь явственно различимый в мерцании свечи, но прикусил губу. От того, что он увидел, стало не по себе. Там, где кровь марала стену, появилась личинка-трупоед. Она выползла прямо из камня, как могла вылезти из гниющей плоти трупа, но когда Фрэнк потрогал то место в поисках щелей, стена оказалась идеально гладкой.
Сейчас, стоя на скамье на цыпочках, Фрэнк дотягивался пальцами где-то до середины знака – кое-как намалеванного символа слярве. Похоже, начертал его здесь, встав на скамью, кто-то повыше него – скажем, ростом с Кевина. Специально выбрав место, где знак могут не заметить.
На подушечках пальцев осталась кровь, свежая, алая. Словно символ нанесли только что, или… Словно кровь сочилась сквозь стену – быть может, из самой преисподней. По спине пробежал холодок.
– Хорошая работа, командир! – похвалил Красавчик, подставляя плечо, чтобы ему было проще спуститься. – Правда, без всяких там, я считаю, что из вас мог бы выйти отличный Ищейка.
Знак, найденный Фрэнком, был знаком Ищейкам – и не только им.
– Маэль, – проговорил пастырь, которого их открытие заставило ненадолго замолчать. – А там, рядом, что?.. Боюсь, что несколько, хм, подзабыл мое слярве.
– Конец света, вот что карябают злодеи, – помог ему Красавчик.
Пастырь сотворил знак руна. Старое лицо его было торжественно. – Грядут последние дни. Я знал… Последняя битва Добра и Зла уже началась, и ее исход решит судьбу мира.
Кевин презрительно поджал губы. – Ты просто не заметил, старик. Зло давно победило. Точнее, силы Зла пришли на поле боя, никого там не застали, и надрались на радостях. Сейчас у них, небось, похмелье.
Они продолжили осматривать храм, но ничего интересного больше не нашли. Главное, как сказал Кевин, теперь не осталось сомнений в том, что оба убийства – звенья одной цепи. Оставалось понять, куда она тянется…
Пастырь стоял у алтаря, опустив голову, словно позабыв о незваных гостях. Только когда Фрэнк и Красавчик, пробормотав слова прощания, заторопились к выходу вслед за Кевином, пожилой священнослужитель встрепенулся. – Послушайте, молодой человек… Да, вы, – он смотрел на Фрэнка. – Вы кажетесь самым приличным из всей вашей, кхм, троицы – да будет Агнец милосерден ко всем грубиянам и невеждам! Что я хочу сказать… Эти знаки напомнили мне об Ордене Темных Святых… Вы, о нем, конечно, не слышали, но его темные дела заставляли содрогнуться само небо! А нашему Священному Пастырству доставили когда-то много хлопот. Не хочу даже думать о том, что Орден мог вернуться. Но коли у него появились последователи…
– Да, многопочтенный? – мягко подбодрил его Фрэнк, когда пастырь запнулся.
– Эти нечестивцы хотели вернуть нашу страну во мрак язычества, под власть демонов ада, которых древние почитали как богов. И я подумал о том, что наш храм – как многие храмы, заложенные в стародавние времена – вырос на месте языческого святилища… На этих самых камнях, – он постучал носком по грубому каменному полу, отполированному шагами бесчисленных ног, – язычники древности вершили свои богомерзкие обряды. Приносили жертвы и общались с духами преисподней.
– В самом деле? – удивился Фрэнк. – Что за странная идея – строить храм Агнца на таком месте! – Ничуть не странная! – к пастырю возвращалось раздражение. – Возьмем башню Грук, вы все ее знаете. И она была молельным местом язычников, а еще они, вроде бы, наблюдали с нее за звездами. Коли я правильно помню рассказы моих учителей, когда нашу страну осиял свет Агнца, Грук хотели снести. Но стены у язычников выходили такие прочные – не иначе как потому, что скрепляли их заклинаниями и кровью младенцев – что башня устояла… Тогда ее превратили в часовню и пристроили к ней храм – самый прославленный и прекрасный из наших храмов. Что ж, вам дозволительно этого не знать – я тоже не знал, пока мне не выпала честь учиться в школе пастырей.
– Да, но… почему? – недоумение Фрэнка этот рассказ не уменьшил. – Зачем так делать? – Знаете, я хоть и стар, юноша, но в те времена на свет еще не родился, – пастырь передернул худыми плечами. – Полагаю, чтобы наши молитвы очищали подобные места от скверны. Чтобы изгнать злых духов, которые обитали в сих гнусных капищах. И слугам Агнца это удалось, – добавил он с гордостью, – в нашем храме случались чудесные исцеления, а в часовне Грук Святой Медор имел свое прославленное видение. А теперь… – тень снова набежала на чело, – теперь, похоже, богохульники хотят вернуть наш храм силам зла. Вновь занести сюда древнюю скверну. Да спасет Пресветлый нас, грешных!
Грасс, который, подойдя поближе, тоже слушал, усмехнулся этим словам. – А может, вы отгрохали свои храмы на руинах древних потому, что те стояли в местах силы? И вы хотели присвоить ее себе.
Пастырь покосился на Кевина так, что стало ясно, – на спасение этого грешника он никаких надежд не питает.
…Прежде чем выйти, Фрэнк бросил последний взгляд на тонкую фигуру в черном, которую обступал мрак. Пастырь молился у алтаря, преклонив колени. О прощении ли, о том ли, чтобы на нечестивцев обрушилась кара, про то знали лишь он сам и Агнец. Фрэнк надеялся, что Пресветлый услышит его молитву.
И вот глаза, привыкшие к полутьме, резанул свет. На маленькой площади торговались продавцы и обыватели, вели состязание в громкогласии разносчик воды и точильщик ножей. Такая банальная картинка повседневной жизни, что всякие концы света и темные заговоры казались плодом чьего-то разгоряченного воображения. Фрэнк посмотрел на кончики пальцев, все еще замаранные красным, и вытер их платком.
– Все-таки с уважаемыми людьми так не говорят, тем паче – с пастырем, – не мог он не заметить, обращаясь к Грассу. – Понимаю, ты боишься, что нас могут возненавидеть не с первого взгляда. Думаю, лучше, если в будущем ты оставишь такие беседы мне. Будешь говорить, какие вопросы надо задать, а я повторю.
– Как ученый попугай? Что ж, пожалуй.
Красавчика их беседа волновала мало – он сразу поспешил к лотку продавца пирожков. Фрэнк бросил Ищейке полумесяц, знаками показывая, чтобы покупал на всех. Зря Фрэнк пренебрег завтраком – теперь в животе урчало.
– Что думаешь, Грасс, многопочтенный прав? А Плешь, где убили Нечестивца? Могло там тоже быть священное место древних?
Кевин пожал плечами. – Вполне возможно. Дурной славой Плешь пользовалась всегда, насколько я знаю.
Красавчик подошел, протянул им, улыбаясь, пирожки.
Грасс от своей порции отказался: – Не люблю ни котов, ни крыс, ни живыми, ни жареными.
– Думаешь, теперь мы сможем предугадать, где произойдет новое убийство? Если произойдет, конечно. Но ведь цели своей злодеи пока не достигли… – Решив верить в лучшее, Фрэнк откусил половину пахнущего маслом пирожка. Осколки хрящей скрипели на зубах, зато по языку потекло горячее варево, приятно обжигая нёбо.
Хмурое лицо Кевина выражало сомнение. – Едва ли. Разве что повезет – убийцы изберут своей целью самое башню Грук, и уж тут-то их схватят во время преступления. В противном случае… В городе слишком много мест, где могли быть святилища древних. Начиная от окраин и заканчивая самим дворцом.
Фрэнк поперхнулся.
~*~*~*~
VII.
Лорд Бэзил вел Ренэ назад, в главный холл, через который, оказывается, лежал путь в тронный зал. Ее пальцы по-прежнему касались его ладони, которая заметно потеплела – все-таки Бэзил не был сделан из мрамора. К облегчению молодой женщины, потеплел немного и сам Бэзил, особенно после того, как она с восторгом отозвалась о том, как изысканно сочетаются в его наряде мягкие осенние тона.
– Мне всегда приходится искать что-то новое, – томно проговорил Бэзил, – от меня ждут указания, в какую сторону двигаться моде. Любая новинка, в которой я покажусь, будет повторена множество раз.
– О большем успехе и мечтать нельзя! – воскликнула восхищенная Ренэ, которая определенно высшей славы представить была не в силах.
– Это прежде всего огромная ответственность, – отозвался молодой Картмор. – Хотя не скрою, меня вдохновляет пример лорда Мерраса, чье имя сохранится в веках. Ему было двадцать лет, когда этот великий человек первым начал накидывать плащ на одно плечо – теперь мы зовем это "а-ля Меррас".
– А что еще он придумал? – спросила Ренэ с живым любопытством.
– Только это, и этого вполне достаточно. Самое забавное, – прибавил Бэзил, когда они начали спускаться по мраморной лестнице, – это люди, которые сперва посмеиваются над тобою, восклицают: "как можно такое носить!", а через пару месяцев даешь бал, – и вот они, среди десятков других болванов, разнаряженных в то, над чем недавно смеялись. И приходится срочно менять гардероб, дабы твой наряд не походил на наряд глупца.
– Мне так понравилось, – заметил он мгновение спустя, – как вы оборвали Денизу. Ах, как вы должны скучать по своей провинции! А расскажите, как там у вас в провинции? – он весьма удачно передразнивал голос невестки. – Вот ведь стерва! Я ее обожаю.
– Я ничего такого не имела в виду, – пролепетала Ренэ, окончательно запутавшись. – Поверьте, это замечательное средство. А она и в самом деле довольно… Я хочу сказать, ведь каждый желает иметь светлую кожу, правда?
Бэзил усмехнулся. – Моей невестке уже удалось ввести темную окраску в моду, хотя белизна алебастра никогда из нее не выйдет. Вы должны прислать мне ваше средство на пробу.
– Но у вас и так идеальная кожа, – заметила Ренэ, потупясь.
– Знаю. Тот, кто не бережет свою красоту ежедневно, не заслуживает ее иметь, – заявил Бэзил безапелляционно, и Ренэ согласно кивнула.
Ренэ уже обращала внимание на высокие двойные двери в конце холла и охранявший их почетный караул. Сейчас, сойдя с лестницы, Бэзил и Ренэ оказались прямо перед ними. Двое великанов-слуг, статуями застывшие на своем посту, ожили ненадолго, чтобы распахнуть тяжелые створки, будто вылитые из цельного золота.
Пройдя внутрь, Ренэ на миг замерла – им навстречу скакали два рыцаря, с копьями на перевес. Нет, конечно же, это были пустые доспехи, как те, что стояли в главном зале ее родного замка. А закусившие удила кони, в латах и длинных парчовых попонах, лишь только выглядели как живые.
Это был великолепный зал, в роскошном, воинственном убранстве которого все было рассчитано на то, чтобы поразить посетителя: позолота и красный крапчатый мрамор, шитые золотом пурпурные портьеры, богатая роспись потолка и стен, вычурные светильники, военные мотивы медальонов.
– Это Зал Доблести. Здесь должны дожидаться аудиенции послы иностранных держав, и, по задумке, глядя по сторонам, всем сердцем трепетать перед военной мощью Сюляпарре, – объяснил Бэзил. – Правда, с тех пор, как из Великого Наместника он превратился в Лорда-Защитника, отец почти не использует ни этот зал, ни Тронный. Росписи здесь частенько меняются, и это довольно поучительно. Взгляните хотя бы сюда.
На плафоне, занимавшем почти всю восточную стену, художник изобразил хаос битвы, где смешались кони, гибнущие и победоносные воины, знамена, дым пушек. На заднем плане горел город, освещая небо алым, на переднем – гарцевал на коне лорд Томас, величественный и суровый.
– Это отец при Ардатру, где он одержал победу над войсками Андарги на их собственной территории. А когда я был ребенком, здесь изображалась почти та же картина, только на ней отец подавлял восстание против Императора в Лессее. Забавно, не так ли?
Позолоченная лепнина разделяла потолок вокруг главного плафона на шесть равных прямоугольников. Их украшали сцены различных сражений, а в центре, во главе сияющего войска, летела на коне дева в черненых доспехах, вздымая к небу меч. Огненные локоны ореолом горели вокруг прекрасного лица. Что-то в нем показалось Ренэ знакомым, и она разглядывала потолок, пока у нее не заболела шея.
– Это…
– Принцесса Ортлинда, и да, она похожа на мою мать. Моя бабка была уверена, что в маме возродилась принцесса Ортлинда. Конечно, мы знаем про знаменитую воительницу лишь то, что у нее были огненные волосы, много любовников, и много смелости. Сходство объясняется просто – художник хотел польстить маме и отцу, да лучшей модели не нашлось бы. А до того, как отец возглавил восстание, послы могли созерцать на этом месте картину того, как Проклятый принц приносит присягу андаргийскому Императору.
– Вот здесь раньше был портрет Императора, – Бэзил прошел по залу, остановившись у следующих дверей. Висевшая над ними картина изображала красивого мужчину, обращавшегося с речью к войску. Его светлые волосы развевались на ветру, одухотворенное лицо сияло неземным светом, а вокруг головы светился нимб. – Возможно, вы догадались, что перед вами Последний принц, вдохновляет войска перед сражением с армией Андарги. Насколько я понимаю, принцу Адану тут очень польстили. Вот любопытно, что повесят здесь еще лет через пять.
Бэзил стоял к ней спиной, и Ренэ воспользовалась этим, чтобы проверить прическу. Может, раскрыть веер? У нее был чудесный новенький веер, такой эстет, как Бэзил, должен его оценить.
– Вы так хорошо рассказываете! – Про себя она порадовалась, что догадалась вставить комплимент.
– О, когда-то меня, бывало, заставляли показывать гостям дворец, поэтому я заучил наизусть целые речи. Но один раз я привел посла Лессеи в Зеленую гостиную, наполнив ее заранее голыми женщинами, а потом показал князькам из Влиса спальню, где кувыркалось полдюжины моих друзей. С тех пор мучаюсь от безделья.
Ренэ не знала, что на это сказать, а потому промолчала.
Двери в следующее помещение оказались заперты, но у Бэзила имелся ключ. – Ну что, идем отдать дань ушедшему величию?
Лестница, открывшаяся перед ними, круто вела вниз. Роскошная, но темная, – дальние ступени терялись в полумраке. Это походило на спуск в семейный склеп – в родном замке Ренэ он находился в подвальных помещениях, и туда тоже вела лестница, более нарядная, чем любая другая в их доме. Ренэ спускалась осторожно, опираясь на руку Бэзила, и молча дивилась, чтобы не выказать своего невежества.
Ступая внутрь, она почти ожидала увидеть гробы, на крышках которых спали бы вечным сном каменные подобия покойных Картморов. Чего Ренэ никак не могла предугадать, так это того, что окажется в огромной пещере…
В дальнем ее конце, в гигантской чаше плясало багровое пламя, бросая отсветы на трон и ведущие к нему ступени, в узкие отверстия высоко в стенах проникали, пронзая тьму, иглы света. И все же мгла побеждала. Люстра, такая же большая, как всё здесь, свисала сверху на цепях, но свечи никто зажечь не потрудился, как не были зажжены настенные факелы. Холодно, угрюмо, зябко…
Ренэ осторожно сделала несколько шагов, подавленная размерами и мрачностью зала-пещеры. Сейчас вместо тонкого шарфика ей не помешала бы шерстяная шаль.
Бэзил встал рядом. Казалось, ему самому тут немного не по себе. – Только чокнутым древним могло прийти в голову устроить тронный зал у себя в подвале, – прокомментировал он. – И построить дворец на месте скалы – тоже. Они любили забраться поглубже под землю.
– Я ожидала чего-то совсем другого, – призналась Ренэ. – Здесь так… темно.
По бокам извивались сталактиты и сталагмиты, а в правом ближнем углу сталагмитов были настоящие заросли – переплетение корявых смутных теней. Иные напоминали человеческие фигуры. Ренэ казалось, то призраки прежних придворных молчаливо ждут, когда зал оживет снова.
– Тут почти никто и не бывает, – Бэзил то ли пожал плечами, то ли поежился. – Только огонь в алтаре, по традиции, должен гореть всегда. Если погаснет – произойдет что-то жуткое-жуткое. Какой-нибудь слуга в темноте разобьет нос, или еще что-то.
Бэзил предложил Ренэ руку, и на этот раз, пока они шли вперед, к трону, сжимал ее пальцы чуть сильнее. – Ступайте осторожно – тут еще и немного скользко. Я же говорю – чокнутые.
Несмотря на холод и сырость, любопытство Ренэ было пробуждено. В метущемся свете она различала на стенах полустертые фрески – вот этот венценосный мужчина, заносящий меч над головой коленопреклоненной женщины, конечно, блаженный принц Юль. А вот и он сам на коленях, в окружении сыновей – его очередь принести себя в жертву богам. Другие фигуры съедал полумрак, или же их очертания были такими диковинными, что и не догадаешься – кто это или что…
– Это самое древнее здесь помещение, остальной дворец достроили вокруг него, – разносясь по пещере, голос молодого мужчины звучал странно и гулко. – Раньше тут не только восседали принцы, но и приносили подношения древним богам, а потом – Агнцу. Думаю, со времен принца Юля здесь мало что изменилось.
Крышку люка Ренэ заметила, лишь пройдя по ней. Бэзил объяснил, что это один из ходов в подземную тюрьму, к вырубленным в камне клетушкам, где теперь хранили колбасы и сыры. – Наверно, принцы Сюляпарре держали там заключенных, к которым питали особо нежные чувства.
– А здесь… не опасно, как вы думаете? – В этом полном теней и странных форм зале оживали ее прежние страхи, напоминая о пережитом ужасе – том, втором. – Вдруг какое-нибудь чудовище…
Одно дело – вышагивать по освещенному холлу под руку с Полом. Другое – когда рядом Бэзил. Если вдруг один из каменных наростов обратится в монстра, молодой Картмор позволит ему сожрать Ренэ, в этом она не сомневалась.
– Нет, я не думаю, что здесь не опасно, – Бэзил криво усмехался, и она почувствовала, как ее охватывает прежняя робость. – Что до чудовищ… Они утверждают, что покрыли дворец знаками слярве, которые должны отпугнуть монстров. А еще они говорят, что чудовища охотятся за нашей семьей, поэтому первым делом оно набросится на меня.
Это Ренэ немного утешило.
Чтобы приблизиться к трону, надо было пройти сквозь подобие естественной колоннады – девять сталактитов и десять сталагмитов словно неслучайно выросли здесь в неровный ряд, разделяя пещеру на две части. Будто кривые клыки, они устремлялись навстречу друг другу так, что казалось – ты входишь в гигантскую зубастую пасть, и она вот-вот сомкнется.
Здесь, рядом с алтарной чашей, было куда больше света. Красное зарево ползало по стенам, которые сама природа украсила каменной резьбой, возвращалось, отраженное в озере, чьи воды рдели в левом углу пещеры. Да-да, в настоящем озере – Ренэ убедилась в этом, подойдя поближе. В глади отображались, вытягиваясь, подсвеченные огнем сталактиты, и казалось, что внизу находится целый инфернальный город – замки и храмы, башни и шпили.
Как далеко уходило озеро? Эту тайну скрывал сумрак под нависавшим все ниже к воде каменным сводом.
– Это озеро на самом деле – часть подземной реки, – объяснил Бэзил. – Сейчас дорога по воде перекрыта решеткой, но семейное предание гласит, что после того, как первый Великий Наместник, мой пра-пра-пра-чтототам, вселился во дворец, он отправлял по реке солдат на лодках, чтобы выяснить, куда она ведет.
– И что же? – с интересом спросила Ренэ.
– Рассказывают, что одним стало так дурно, что пришлось вернуться, другие просто исчезли. А древние считали эти воды священными, мол, они текут сюда из загробного мира. Видите это место? – он подошел к участку, где каменное дно полого спускалось к воде, выкрашенное в красный. – По идее, здесь, у кромки озера, проводили ритуалы, и жрецы бросали подношения в воду…
Ренэ почудилось, что вдалеке, у дна, что-то белеет. Может, уронили слуги? Она вытянула руку. – Мне кажется, там что-то…
– Должно быть, дохлая рыбина. Они заплывают сюда, большие, бледные, безглазые.
У ступеней, что вели к трону, Ренэ остановилась и задрала голову, благоговейно на него воззрившись. Сам трон разочаровывал – просто темное кресло. Оставалось воображать, что на нем сидит древний Принц. Какой-нибудь красавчик, вроде Бэзила, только более грозный. Ведь быть представленной коронованному Принцу – куда интереснее, чем Лорду-Защитнику, даже самому замечательному.
Бэзил угадал ее разочарование. – Еще одна легенда гласит, что раньше у Силла был какой-то совершенно потрясающий волшебный трон. Но коли так, он исчез давным-давно.
Камень за троном изгибался, словно складки портьеры. А справа стену расчистили, выровняли, и выбили там карту Сюляпарре, изобразив вокруг нее гербы Высоких домов.
Ренэ узнала клыкастого кабана Шалбаров, кокатрис дома Ситта, огненного льва дома Морроэ; водяного змея Халаверов, гложущего мачту корабля; Червя-Победителя, символ дома Ардаз; гигантскую сколопендру Патраксов, ползущую по башне замка. Слезы текли по лицу мантикоры семьи Пхар, два жутких тощих волка Раннархов разрывали человека, почти лилипута в их челюстях, а виверна Нэверов взмывала в небо с человеком в когтях.
Эдакая чудовищная армия, промелькнуло в голове Ренэ. Значит, эти изображения – еще с той эпохи, когда Древний дом Валенна не достиг статуса Высокого.
Ниже ютились небольшие квадраты с эмблемами обычных Древних семейств. Ренэ хотела найти огненноглазого пса дома Валенна, но быстро утомилась – слишком много тут было гербов. Зато рядом с катоблепасом Ромуа ей попался нетопырь семьи Сарн – такой же красовался на фамильном гербе ее семьи, увы, в соседстве с полумесяцем, обозначающим младшую ветвь рода.
Ренэ снова покосилась на трон. Интересно, можно ли посмотреть на него поближе? Нет, она никогда не решится задать такой глупый вопрос Бэзилу Картмору!
– Ну и как вам нравится этот склеп? – Бэзил поднес руку ко рту, скрывая зевок. И спросил таким тоном, словно предлагал ей прогулку по саду: – Хотите посидеть в этом старом кресле?
– Ну что вы! Вы, верно, смеетесь надо мною, сударь! Разве… можно? – отрицание незаметно перетекло в вопрос.
Бэзил взлетел по ступеням и встал у трона, оперевшись на спинку. – Почему же нет? Коли он не развалился под задницей правящего принца Муна Второго, то под вами не развалится тем паче. Даже отец, старый лицемерный зануда, не имел бы ничего против.
Ренэ все не могла свыкнуться с тем, как мало уважения он проявляет к отцу. Может, это что-то столичное?
Она с вожделением уставилась на трон. Почти святотатство, но… у нее никогда не будет другого шанса. Прислушалась – не идет ли кто? – но они были одни в зале.
Удержаться оказалось невозможно. Ступенька за ступенькой – трон притягивал к себе неудержимо.
А потом Ренэ с трепетом опустилась на самое важное кресло в стране. Сидение было высоковато для нее, спинка – жесткая, но разве суть в этом?..
– Что прикажете, Ваше Королевское Высочество? – в голосе Бэзила опять зазвучала ирония.
– Прикажу немного помолчать, – распорядилась Ренэ с нежданной смелостью.
Бэзил насмешливо поклонился, коснувшись пола длинными локонами, и отошел назад.
Перед нею простирался весь огромный зал. Багровые всполохи играли на стенах, от каменных клыков вдаль ползли долгие тени.
Как волнительно осознавать, что там, где сидит она, восседали принцы и принцессы священной крови, а у трона преклоняли колени посланцы со всего мира!
Она опустила руки на подлокотники, закрыла глаза и представила себя правящей принцессой.
~*~*~*~
VIII.
– Ах ты селедка тухлая! – Тощая, как жердь, уродливая, как крыса, торговка схватила краба из горки, высившейся на прилавке, и запустила в противницу. Удар вышел меткий. На палец ниже – и груда разбушевавшегося мяса в юбке и блузе, царившая в прилавке напротив, могла лишиться одного из выпученных глазищ. Из рассеченной брови заструилась кровь.
– Да я тебя прикончу, каракатица! – взревела жертва, и оставив пост, понеслась в атаку. Да не с пустыми руками – за хвост она держала здоровенного осетра.
Удар этим странным оружием едва не свалил тощую с ног, но она устояла, оперевшись о край прилавка, и пока толстуха замахивалась по новой, три раза врезала ей крюком, которым только что снимала висевший над головой товар.
Вторая торговка взвизгнула и выпустила рыбину. На грязной блузе проступили три красных пятна. Но видно, железо лишь оцарапало ее, потому что грозный вид мигом вернулся к толстухе, и, уперев руки в боки, она обрушила на соперницу ураган отборной ругани.
Выставив крюк перед собой в качестве защиты, тощая вернула должок с лишком.
– Мы не должны их разнять? – неуверенно спросил Фрэнк.
Красавчик пялился на женщин как завороженный. – Только коли вам жить надоело, мой лорд.
Хотя обе торговки тряслись от ярости, они явно осознавали, что являются, так сказать, героинями момента, и старались не ударить лицом в полную рыбных потрохов грязь. Обменявшись ударами, они расходились, и, приняв эффектные позы, награждали друг друга всеми эпитетами, какие могло подсказать им разгоряченное воображение. При этом проявляя такой талант, что любой сочинитель фарсов позеленел бы от зависти, не преминув украсть избранные перлы для своих трудов. Не забывали торговки рыбой и швырять друг в друга чем попадется. Кальмар, треска, маленький осьминожек, огромная устрица, скользкий угорь пролетели в воздухе к вящему восторгу зрителей. Мальчишки-помощники носились вокруг хозяек, азартно вопя, а потом принялись колошматить друг дружку.
Благодарная толпа подбадривала женщин громкими возгласами, подзуживала, хвалила и поносила. Чайки и другие воришки, покрупнее, таскали снедь с беспризорного прилавка толстухи.
– Довольно, – распорядился Кевин, и начал пробивать им путь в узком, забитом народом проходе между прилавками.
Фрэнк поспешил за ним, следом – Красавчик, издавший разочарованный вздох.
Вопли чаек, залетавших под купол крытого рынка, резали уши, от ругани торговок и покупателей болела голова. Воздух так пропах свежей и тухлой рыбой, что Фрэнку казалось – легкие у него забиты чешуей. Ох, нескоро ему захочется съесть что-то, что плавало.
Дойдя до середины ряда, он обернулся и увидел, что торговки обнимаются и лобзают друг друга в щеки с тем же пылом, с каким вели войну.
А впереди, вокруг одного из прилавков, собралась небольшая толпа. Любопытные стремились пробиться вглубь, те же, кто, напротив, с боем пробивался на свободу, подогревали их раж восклицаниями вроде: "Ничего себе!" и "Вот чертовщина!"
Глаза у Красавчика сразу загорелись. Он полез в самую гущу, завывая: – Именем закона!
Кевин расталкивал людей молча, но эффективно, и Фрэнк, который, что греха таить, тоже загорелся любопытством, протиснулся внутрь вслед за его широкой спиной.
Что-то большое и темное, похожее на человеческое тело, лежало на груде рыбы и морских гадов. Головы других любопытных не давали рассмотреть получше, но Кевин сделал пару резких движений, и им пришлось потесниться.
Фрэнк поймал себя на том, что смотрит на чудище с открытым ртом.
Русалка, подумал он. Но если русалки из нянюшкиных сказок были красотками, прекрасными девами с серебристым хвостом, это существо на первый взгляд имело больше от зверя, чем от человека. Когти на изогнутых пальцах немногим уступали медвежьим, сведенное гримасой лицо – отвратительно и пугающе: злобный оскал обнажил ряды острых зубов, носом служили две небольшие дыры. На шее Фрэнк заметил жабры, а череп вместо длинных шелковистых волос покрывала чешуя. И все же существо по всей очевидности принадлежало к женскому полу – чуть ли не первым, что ему бросилось в глаза, были маленькие обвислые груди, да и в роже, какой бы страшной она ни казалась, виделось что-то такое…
Где-то пониже груди тело начинала покрывать чешуя. Ближе к хвосту – длинному и толстому, с плавниками, она становилась плотнее и гуще. Возможно, когда-то чешуя блестела и переливалась, но сейчас, когда от тела исходил слабый запах гниения, выглядела темной и тусклой.
