Текст книги "Блаженны алчущие (СИ)"
Автор книги: Агнесса Шизоид
сообщить о нарушении
Текущая страница: 42 (всего у книги 76 страниц)
У столика маркетри Кевину пришлось задержаться, пропуская пышные формы Марлены Шалбар-Ситта, ярды пурпурного шелка, длинный шлейф, шитый золотом, и ее кавалера, едва заметного в тени этого великолепия.
Неподалеку шумел веселый круг молодых людей, любивших посплетничать не меньше, чем бабы.
Один голос зазвучал громче, поднявшись над общим гулом: – Бедный Филип! Вот что значит пойти по дурной дорожке – сперва заводишь уродливых и нищих друзей, потом влюбляешься в уродливых и безродных женщин.
На него зашикали – слишком грубо.
– Вы ведь и сами, милый Карл, ээээ, иногда не гнушаетесь обществом тех, кто ниже вас по происхождению, – прозвучал в ответ чей-то ехидный тенор.
Смутить Мелеара было сложно: – Я не претендую на изысканный вкус. Но я думал, что представитель семьи Картмор должен задавать тон, господа.
– Не верю я, чтобы он втюрился в эту Эккер. Нет, на Филипа не похоже, – это был басок Жерода.
Кевин слушал, невольно затаив дыхание.
– Тише! Без имен, друг мой, без имен, – увещевал Жерода Колин Атвер.
– Может, лорду Томасу понадобился от почтенного Эккера новый заем, а Филипу приходится отдуваться, строя глазки дочурке. Да не затыкайте меня, Колин. Я сам знаю, что мне говорить, – Карл Мелеар обернулся и изобразил изумление, оказавшись лицом к лицу с Кевином. – О, господин Грасс! Какое чудо видеть вас здесь – мы уже отвыкли от вашей компании. Надеюсь, вы знаете, что говоря о нищих и уродливых друзьях Филипа, мы ни в коем случае не имели в виду вас.
Ну конечно. Ты меня не заметил. И голос повысил случайно.
– Мне плевать, что вы имеете в виду и что говорите. Он двинулся дальше, едва не сбив с ног лакея.
Отрезать бы тебе язык, проклятый болтун. Чтобы сказать Кевину гадость, Карл готов даже марать имя Гвен. Вот только, – эта мысль заставила остановиться посреди зала, – Мелеар не знал о его свиданиях с Гвен. Никто не знал, кроме Филипа. Для ушей Кевина предназначалась только фраза про друзей.
А вот и сам Картмор. Облокотившись о спинку дивана у дальней стены, Филип любезничал с двумя сидевшими на нем девушками. Кевин не сразу рассмотрел, кто они, – слишком много народу мельтешилось между ним и диваном. Юбка цвета морской волны, бесконечные рюши, – у Амелии Хеорн, придурошной подружки Денизы, все наряды были этого оттенка и фасона. Рядом – простое белое платье, темные завитки волос… Гвен.
Тут же их заслонил нескончаемый поток танцующих, на пути которого Кевин оказался. Парочки впереди, парочки сзади… В глазах зарябило от ярких костюмов. Разряженные марионетки дергались на нитках невидимого кукольника, выделывая бессмысленные па, каждая слепящая улыбка – как издевка. Уж не собрались ли все здесь для того, чтобы посмеяться над ним?
Кевин мотнул головой – нечего сходить с ума. Это лишь болтовня, пустая злобная болтовня пустого злобного человечка. Черт побери, а он даже не сообразил, что может встретить здесь Гвен, не придумал, что скажет ей после их провального последнего свидания. Если она еще хочет его слушать.
Несколько шагов отделяло его от судьбы, а он был вынужден стоять и ждать, пока треклятые танцоры пропрыгают мимо, застыв, как камень посреди бурного многоцветного ручья.
Когда Кевин наконец смог их сделать, несколько шагов оказались очень долгими. Прямо к дивану подходить не стал – не стоило злить Филипа, мешая общению с леди. Или им вела обычная трусость?
Он остановился в сторонке, откуда мог наблюдать за другом, если еще имел право – смел – так его назвать. И за девушкой, с которой недавно сидел в полумраке, разговаривая о книгах и воображая, что сказал и сделал бы на его месте Филип.
Трудно было понять, заметил ли его Картмор. На миг поднял голову, тут же снова склонившись к леди. Филип вел светскую беседу с обеими девушками, но взгляд его подолгу останавливался на Гвен.
Ее глаза точно видели лишь одного человека. Она что-то отвечала, и на губах ее то и дело появлялась застенчивая улыбка. Непривычное внимание зажгло румянец на щеках.
Смущение, скромность походили на Гвен, которую он знал. Вот только никогда раньше она не выглядела такой счастливой.
Филип склонился еще ниже и что-то шепнул ей на ухо. Гвен потупилась, покачав головой, – но улыбка ее жила своей жизнью, и становилась все шире.
После краткой паузы, смычки вновь задрожали над струнами. Филип протянул руку, приглашая девушку в белом на танец, и она подняла к нему лицо, светившееся изнутри. Девичьи пальцы легли в открытую ладонь.
Кевин отвернулся. К тому моменту, как справился с собой, эти двое уже вышагивали рядом друг с другом в новомодном медленном танце, и Филип смотрел на Гвен так, словно в огромном зале они были одни. Сегодня Филип выбрал цвета Картморов, черный и лиловый, эффектный контраст с нарядом Гвен. Красивая пара.
Двигаясь по кругу вместе с остальными танцующими, они два раза прошествовали мимо Кевина, не обратив ни малейшего внимания.
На третьем круге Гвен, наконец, его заметила. Черты исказило смятение, свет померк. Девушка опустила голову, и больше не поднимала. Ее движения в танце потеряли всякую грацию, она выполняла па словно в полусне.
Сценка получилась достаточно выразительной, и даже такой болван, как Кевин Грасс, мог обойтись без объяснений.
Кого он не понимал, так это Филипа. Какого черта?!.. Или это возмездие, цена, которую надо заплатить за прощение? Он поцеловал невесту друга, и за это должен лишиться Гвен.
Что ж, без поддержки Филипа у него в любом случае не было шанса на что-то серьезное с нею. Вот только не надо делать ее пешкой в грязных играх. В зале, полном пустых жеманниц и глупцов, что им поклонялись, Гвен – последний человек, кто заслуживал этого.
По завершении танца, Филип отвел Гвен назад. Они немного постояли рядом, Картмор что-то спрашивал, пытаясь заглянуть ей в лицо, Гвен отвечала, едва шевеля губами, и продолжала изучать рисунок на полу.
Она, должно быть, упомянула Кевина, потому что Филип нашел его взглядом в толпе. Черты Картмора остались непроницаемыми: невозможно догадаться, доволен он его появлением или раздражен. Что ж, он сам пригласил Кевина, не так ли?
Когда Филип склонился, чтобы поцеловать руку Гвен, и отошел от нее, Кевин весь подобрался, ожидая, что сейчас Картмор направится к нему. Но тот прошагал в другую сторону и принялся разговаривать с чертовым тупицей Жеродом. Почти сразу вокруг них образовалась стайка молодых дворянчиков, жаждущих внимания хозяина вечера.
Казалось, Филип никогда не закончит с ними болтать. А потом он продолжил обход зала, обмениваясь шутками с мужчинами и отпуская комплименты женщинам, с одной из которых, вертлявой Селиной Как-ее-там, они едва не сожрали друг друга глазами. Жаль, это продлилось лишь пару мгновений, вне поля зрения Гвен.
Кевин постукивал по ножнам, пытаясь заглушить гулкое биение сердца. Будь у него хоть капля гордости, он уже развернулся бы и ушел. Черт подери, не затем же его сюда позвали, чтобы любоваться, как Филип танцует с Гвен?
Вес меча словно удерживал его на месте. Кевин погладил холодный металл яблока, ощутив ладонью привычные очертания рукояти. Этот меч уже казался продолжением руки. Должно же это было хоть что-то значить? Как все те разы, когда Филип называл его своим лучшим другом. Он никогда не верил до конца, и все же…
Вдобавок, слишком многое поставлено на карту. У него есть долг, перед матерью, которая стольким пожертвовала ради него и возлагает такие надежды. Нельзя просто выбросить на ветер возможность, подобную этой.
Придется терпеливо ждать, пока до него снизойдут, выдерживая взгляды, словно вопрошающие, какого черта он торчит там, где ему никто не рад. Ничего не поделаешь, надо дать Картмору ощутить свою власть, потешить самолюбие. Присяга верности через унижение.
А может, подумалось неожиданно, я сам должен подойти к нему? Ведь это Кевину надо извиниться, а не наоборот. Или это будет сочтено непозволительной наглостью?
Как же все глупо и как выматывает! Неужто нельзя прямо сказать, что от него требуется! Назначить кару – например, отрезать себе палец, – и на этом покончить с дурацкой историей? Кстати, это идея! Филип впечатлился бы подобной демонстрацией преданности, у него-то кишка тонка такое проделать. Плохо быть тупым – хорошие мысли приходят не вовремя. Но еще не поздно. Один палец за один поцелуй с Денизой. Делиону они доставались бесплатно…
За бесплодными сомнениями он даже не заметил, как рядом оказался Филип. От Картмора веяло холодом. Что ж, неудивительно.
Кевин не успел собраться с мыслями – Филип прошел мимо, задев плащом, и жестом приказал следовать за собой.
Вслед за фигурой в черном и фиолетовом Кевин вышел из зала в галерею. Здесь не было никого, кроме статуй и двоих столь же безмолвных гвардейцев, несших пост у входа в комнаты.
Сквозь высокие окна в пустующий зал заглядывал темно-синий вечер. Кружевные тени оконных решеток казались сетью, брошенной на пол.
Они с Филипом прошли вглубь галереи, туда, где их никто не мог услышать.
Кевин хотел заговорить о Гвен, потребовать, чтобы Филип не вмешивал ее в ссоры между ними. Но сейчас заготовленная речь вылетела из головы. Главное – помириться, а когда они выяснят отношения, все остальное уладится само собой.
Кевин вытер вспотевшие вдруг ладони о штаны. Так он не волновался даже в ту жуткую и прекрасную ночь, когда они сражались с чудовищем и шайкой головорезов.
– Спасибо, что пригласил на вечер. – Сердце билось где-то в горле, во рту пересохло. Он не привык извиняться, еще меньше – говорить о том, что чувствует. Но оно того стоило. – Послушай, я… Если бы я мог выразить, как….
– Не утруждайся, – оборвал его ледяной голос. – И ты не понял – моя вина, полагаю. На вечер ты не приглашен. Тебя хотела видеть моя сестра. Она в библиотеке, я вызволил ее на часок из-под домашнего ареста. Возьми у нее подарок, поблагодари, и объясни, что больше не сможешь сюда приходить.
…Филип стоял перед ним, красивый, холеный, элегантный, любимец женщин и судьбы. В парче и шелках, на белых пальцах – драгоценные каменья, на губах – надменная полуусмешка. У них не было ничего общего, они даже к одному виду не принадлежали. Как Кевин мог думать, что они – друзья?
Он услышал свой голос, произносящий:
– А потом?
– Выход ты найти сумеешь.
– Что ты собираешься делать с Гвен?..
Филип ухмыльнулся краем рта. – Полагаю, все, что мне заблагорассудится.
Он начал разворачиваться на каблуках, готовясь уходить. Не особо соображая, что делает, Кевин схватил его за запястье.
Филип опустил взгляд на руку, осмелившуюся смять его рукав. В этом взгляде сквозило нечто, от чего пальцы Кевина разжались сами собой.
Брезгливо поджав губы, Филип отряхнул место, которого они коснулись. Три кратких резких движения, хуже трех пощечин.
После этого говорить было больше не о чем.
Он смотрел, как Филип удаляется назад, к музыке и свету, оставляя его одного во мраке. Стук сапог далеко разносился по пустынной галерее, отбивая ритм в похоронном марше его надежд.
Кевин не мог бы сказать, сколько времени так простоял, не двигаясь, не думая. Где-то внутри его умирали слова, которых он никогда не произнесет.
~*~*~*~
II.
24/10/665
Дни, последовавшие за смертью Франта, прошли довольно мирно. Ищейки уже не кидались на всех, как бешеные псы – жажду мести утолила кровь бандита. А если все еще осторожничали на улицах, так оно и к лучшему.
Иногда Фрэнку самому казалось, что Красавчика зарезал Франт, а Франта добил Грасс. А потом он вспоминал сиплое дыхание узника, холод подвала, рукоять кинжала в руках, ставшую скользкой от крови.
Отвлекала работа, хотя и не та, о какой мечталось. Вместо приключений – планы и уставы, вместо игры мечей – чернильница с пером, а единственным подвигом, свершившимся с его участием, стал разбор завалов в кабинете Капитана Роули. Важные бумаги валялись там годами, желтея по краям и обрастая паутиной. Целые бумажные столпы и пирамиды – памятники лени и разгильдяйству Кэпа.
Матушка была бы довольна – в плену каменных стен, сгорбившись над бумажками, Фрэнк находился в полной безопасности. Погибнуть он мог исключительно от скуки, зато это представлялось весьма вероятным. Спасала лишь помощь клерка по прозвищу Вашмилсть, оказавшегося пареньком на редкость сообразительным и расторопным.
Для Вашмилсть корявые записи выцветшими чернилами были полны неизъяснимого очарования и бесконечного интереса. – Ведь здесь вся история нашего Отряда! – говорил он, любовно поглаживая мятый лист. – Драмы и трагедии столицы…
Клерк собирался создать из этих документов идеальный архив. Но Фрэнк искал в них прежде всего то, что могло иметь отношение к заговору против Картморов. Странные, необъяснимые события, следы андаргийцев, упоминания о чудовищах, все, от чего попахивало колдовством.
Пока что Ищейки совсем не продвинулись в расследовании. От бандитов – ни звука, молчали даже осведомители Старика. Заговорщики, похоже, затаились – людей в столице продолжали убивать, но самыми скучными и банальными способами.
С утра Фрэнк раздал своим людям задания – рутинную работу. Человечка по имени Поэт, как самого ученого среди них, не считая Грасса, отправил в архив Ратуши. Фрэнк хотел прочесть всё, что тот сможет найти, по заговору Темных Святых. А сам снова засел за свой рабочий стол, который велел поставить в холле, рядом со столом Вашмилсти – отсюда Фрэнк мог видеть, как уходят и приходят с задания Ищейки.
Боги, сколько бумажек…
Вот список заданий из Ратуши от 21/08/665… В этот день в кабаке в пьяной драке зарезали столь же популярного, сколь и скандального поэта Сирмойна Клета. А следовательно, значилось в приписке, снимается вопрос об его аресте за клеветнические стишки в адрес правящей семьи. Из реки выловили труп неизвестного – рыбы съели ему лицо. Ограбление, грабеж… Ищейки брались не за все дела: Роули подчеркивал то, что поручал расследовать своим ребятам.
Перед Фрэнком высились целые стопки таких списков. Он записал сообщение о неизвестном в свою книгу, и взялся за следующую бумажку. О, а вот это что-то интересное! Строка об исчезновении прославленного пастыря Годлина из Арха была подчеркнута аж три раза, и Фрэнк понимал, почему. Покровитель обездоленных, перед которым благоговели даже бандиты, выходивший нетронутым из самых жутких трущоб, обитателям которых нес милостыню и слово Божье, просто исчез без следа.
Фрэнк сомневался, что это имеет отношение к заговору, но то было не первое и не последнее странное исчезновение в столице, и он записывал их все на отдельный лист.
Пастырь в день своего исчезновения собирался в Грязноводье… Взгляд сам собой скользнул к огромной карте города, которую Фрэнк приказал повесить на стену холла – как раз напротив его стола. Еще раньше он поклялся себе, что переплетения столичных улиц будут выжжены в его памяти так, что он сможет видеть их с закрытыми глазами.
Грязноводье виднелось в правом нижнем углу карты. Паутина затхлых ручьев и каналов, гнилостный нарост на теле города, самая гнусная из городских свалок для лишнего люда. Бурливая Речка на западе отделяла безнадегу Грязноводья от Шестого квартала, где стоял Красный Дом, того квартала, который, в порядке очереди, изучал сегодня Фрэнк.
В него входила вся территория между Грязноводьем на юго-востоке, крепостной стеной на юге, трущобой Утроба на северо-западе, и полуразрушенной старой крепостной стеной на севере. Фрэнк шевелил губами, повторяя имена улиц: Похоронный переулок, Чертова Плешь, улица Ювелиров, улица Полумесяца, улица Белошвеек, Влисское место, Бочарная дорога…
Громкий стук заставил его вздрогнуть. Это Вашмилсть уронил на стол стопку документов, взметнув облако пыли – нет, целый самум. Судя по звуку, весили бумаги чуть ли не больше самого клерка.
Он сиял: – Смотрите, вашмилсть, сколько всего я раскопал на чердаке! Многие из этих записей еще можно разобрать!
Фрэнк вздохнул – и закашлялся. – О да, Рой. Отличная работа! – Он столкнул на стол клерка бумажки, с которыми возился. – Вот, продолжи за меня. А я возьмусь за составление нового Устава.
Перед ним сразу оказались прекрасный белый лист, чернильница и отточенное перо – Вашмилсть был отличным секретарем. Успешной работе над Уставом мешало лишь одно – пустотой голова Фрэнка могла сейчас соперничать с этим листом. Ни единой мысли.
– Я хотел приключений и опасностей, а вместо этого корплю над бумажками, – пробормотал Фрэнк себе под нос.
– О, мой лорд, но что может быть опаснее бумажек? – хихикнул в ответ Вашмилсть, отличавшийся отменным слухом.
– Ну да, – согласился Фрэнк, подумав. – Один росчерк пера на пергаменте иногда предрешает исход многотысячных сражений.
– А один донос или перехваченная записочка – судьбу самого что ни на есть важного вельможи… – Бесшумный смешок клерка походил на шелест его любимых бумаг.
К удивлению Фрэнка, этот щуплый паренек хорошо поладил и с другими Ищейками. Он с восторгом слушал стихи Поэта, распевал дифирамбы силе Крошки, благоговейно внимал поучениям Старика и записывал для потомков его рассказы. В отряде быстро решили, что Вашмилсть – "неплохой парень, получше многих", подразумевая под "многими" Грасса. Ну а Роули сразу свалил на клерка те немногие обязанности, до которых снисходил раньше.
– У меня есть еще одна мыслишка, вашмилсть… – застенчиво начал клерк.
– Зная тебя, наверняка отличная, – Паренька надо было постоянно подбадривать.
Скрип ворот, донесшийся снаружи, прервал их беседу. Стук копыт по двору… Пока Фрэнк пытался вспомнить, разрешали ли кому-то из Ищеек взять коня (у Роули с этим было строго), двери распахнулись, и слуга ввел в холл никого иного, как Филипа.
Вместе с ним внутрь проник осенний ветер. Потревожил свечи, обдал ноги холодом, разбудил холодные сомнения в душе Фрэнка. Он смотрел на друга, улыбавшегося немного усталой улыбкой, и вспоминал слова Денизы, прозвучавшие на вечере у Бэзила.
– Мои приветствия! – Со своими живописно уложенными локонами, перчаточками из тонкой кожи, сверкающей брошью на плече, Филип выглядел здесь существом из другого мира – да и был им.
Картмор жестом отпустил слугу, мотнул головой, отказываясь от предложенного клерком стула и присел на край стола, небрежно сдвинув в сторону бумаги.
– Письмо пишешь? Надеюсь, мне?
Фрэнка окутало облако легких духов – от Филипа пахло чем-то сладким, но не приторным, мягким и бархатистым, как материал его темно-коричневого дублета. Фрэнк с удовольствием потянул носом – он проводил время среди людей, от которых разило, как от взмыленных коней, и этот запах впитали даже стены.
– Я пришлю вам благовоний, – пообещал Филип, от которого ничто не ускользало.
Ага, для подвала. Аромат крови с оттенком жасмина.
Звон упавшей чернильницы напомнил Фрэнку о Вашмилсти. Бедняга рассыпался в извинениях, не сводя с Филипа взгляда, полного благоговейного восторга. Фрэнк представил его, не преминув отрекомендовать в самых лучших выражениях.
– Д-д-для меня ог-громная честь находиться в присутствии победителя при Немуре, прославленного воина и сына нашего великого Лорда-З-з-защитника, – от волнения Вашмилсть начинал запинаться.
– Далеко пойдешь, мой милый! – засмеялся Филип, качая головой. – Лесть и упорная работа – верные ключи к успеху. Хорошо служи своему начальнику, – он кивнул на Фрэнка, – покажи себя достойным его похвалы, и, обещаю, ты не останешься простым клерком.
Все же Филип немного изменился – в манерах появилась некая непринужденная величавость, в разговоре – снисходительные нотки, напоминавшие, что его друг уже не просто сын великого мужа, но и сам – большой человек. Большой человек, усевшийся на стол.
Вашмилсть ответил на такие посулы глубоким поклоном, а потом тактично ретировался, оставив их вдвоем.
– Строго говоря, его начальник – Роули, – заметил Фрэнк.
– Пока. Начинай собирать вокруг себя верных и проверенных людей, набирайся опыта… а там посмотрим. Роули – старый пьяница, Ищеек же ждет большое будущее. Говоря об Ищейках… – Филип осмотрелся, – где твои псы?
– Если ты о Кевине, – усмехнулся Фрэнк, – он на задании. Настала пора выяснить все напрямую: – Знаешь, я был уверен, что встречу на вечере твоего брата тебя. Ведь ты меня пригласил…
– Правда? – Филип безмятежно встретил его взгляд. – Ах, ну да, это же должен был быть маленький сюрприз! Я полагал, ты оценишь возможность поговорить с Денизой без меня. Ведь вы даже не попрощались тогда, как следует… Думаю, мое присутствие вас бы сковывало.
Что это, еще игры, или благородство столь высокого полета, что в нем чудилось нечто извращенное?
– Впредь я предпочел бы обойтись без сюрпризов, – процедил Фрэнк. Он хотел сказать больше – но прикусил язык. Что, если Филип не знает об Алене?!..
– А о твоих похождениях, – Филип хихикнул, – я уже наслышан!
Фрэнк скривился. – Не требует ли честь, чтобы я вызвал его на дуэль?
– За один-единственный поцелуйчик?! Или я чего-то не знаю? – Филип расхохотался так заразительно, что Фрэнк поневоле улыбнулся. – А ты уж сделай одолжение, друг мой, не ввязывайся в дуэли без крайней необходимости.
– Да я и не собирался. Не хочу опять убивать чьего-то сына, даже такого.
– Насколько я понимаю, его родитель бы тебе еще спасибо сказал. А вот мой братец устроил бы истерику.
Фрэнк пожал плечами. – Может, он вызовет меня сам, ведь я его как-никак ударил.
Филип разделался с его сомнениями взмахом перчатки. – Подозреваю, что все дуэли с участием Лулу заканчиваются одинаково – он падает на колени задом наперед, и вопит: "Сдаюсь, делай со мной, что хочешь! Я подскажу, что именно!" Вместо мечей эти мотылечки носят на поясе веера… Ладно, я к тебе по делу.
Фрэнк сразу насторожился. – Это имеет отношение к заговору?
– Хм, не думаю.
– Но вам удалось что-то выяснить?
Филип пожал плечами. – Я знаю, что Тайная служба истово разыскивает вашего загадочного усача. Ведет наблюдение за андаргийской общиной – там у них есть свои люди. Патрулям велено уделять особое внимание древним храмам, пустырям и всяким развалинам. И, разумеется, мы стараемся отслеживать переписку, которую ведут те, кого мы подозреваем в переговорах с андаргийцами…
– Вы будете держать нас в курсе? Насколько это допустимо, конечно.
Филип кивнул: – Я буду держать в курсе тебя. Но пока у нас в руках нет ничего верного, ничего, за что можно было бы ухватиться. Поэтому – бди. – Молодой Картмор покрутил одно из заточенных перьев, которыми писал Фрэнк. – Послушай, ты не обратил случайно внимания на скрипача, который играл на приеме у Бэзила?
Фрэнк кивнул.
Он с удовольствием забыл бы весь тот проклятый вечер, но в памяти сразу всплыли печальные звуки скрипки, взлетавшие к потолку и выше, в небо. Потом вспомнился сам юноша в голубом. С каштановыми кудряшками и скрипкой у плеча тот выглядел, как ожившая картина.
Еще что-то мелькало на границе памяти, словно смутная тень…
– Его зовут Тристан, я ему покровительствую. Так вот, он исчез. На следующий день после приема, где ты его видел, он вышел из дома, в котором занимал комнату, а назад так и не вернулся. Идет уже третий день, как о нем никто не слышал. Надо выяснить, что с ним стряслось.
– Почему ты думаешь, что что-то случилось? – И почему тебя это так волнует?.. – Он ведь человек молодой, мало ли…
– Вчера Тристан должен был играть на семейном вечере у Хагенов, – пояснил Филип. – В наше время нет ничего драгоценнее, чем покровительство этой семейки, и Трис ни за что не упустил бы возможность заслужить его. Он весьма честолюбив. В этом просто нет смысла. Тристан наверняка попал в беду. В городском госпитале его нет, что заставляет меня подозревать, что он мертв.
– И никаких догадок, где его искать? Ты знаешь, куда он собирался, когда вышел из дома?
Филип замешкался на миг, прежде чем ответить. – Одна… Те, с кем он живет… Он сказал соседям, что идет на свидание.
– Я опишу его нашим, скажу, чтобы держали глаза открытыми. И попозже просмотрю список неопознанных тел за последние дни.
Филип отмахнулся. – Это уже сделано, я посылал своего человека в ратушу. Нет его и среди арестованных. Я хочу, чтобы вы нашли Тристана и доставили ко мне, если он жив, или узнали, кто его убил. Поговорите с людьми из дома, где он жил, поройтесь в вещах, что вы там обычно делаете.
– Ты к нему очень привязан? – сочувственно спросил Фрэнк.
– Скажем так, к нему привязан человек, который для меня многое значит. Но да – это ведь я его открыл. Я тогда ехал на свидание и заметил скрипача, играющего под аркой. Помню, сильно моросило, и выглядел он самым жалким образом, как мокрый вороненок. Я взял его с собой, чтобы сыграл под окном дамы, которой я интересовался. Но скоро понял, что мне больше хочется слушать его игру, чем те глупости, что она лепетала, – Филип усмехнулся. – У Тристана настоящий дар. Я нашел место, где он смог пожить, сперва бесплатно, и порекомендовал его брату. Его будущность была обеспечена. Он не мог просто исчезнуть…
– Может, он кому-то сильно задолжал и сбежал от расправы?
– Сперва он попытался бы выклянчить деньги у меня. Тристан – не дурак, и готов на все, чтобы заставить говорить о себе. Он слишком упорно занимался, даже когда голодал, чтобы пожертвовать своим единственным шансом. Он неплохой мальчик, которому пальцы и слух достались от Богов, и если кто-то оборвал его жизнь, мне доставит большое удовольствие отправить этого человека на плаху.
Фрэнк от души желал помочь другу, но недолгое время, проведенное с Ищейками, научило его реально смотреть на вещи. – Мы разузнаем все, что можно, я предупрежу всех наших людей… Задействуем связи в преступном мире… Может, нам повезет. Но если твой скрипач не сбежал, то, скорее всего, мертв, и пока его тело где-то не всплывет – возможно, в прямом смысле слова, – едва ли мы что-то узнаем. Мои люди слишком заняты, чтобы отвлекаться на безнадежную работу… Мне очень жаль.
Глаза Филипа чуть сузились. – Жаль, что ты не сможешь помочь или жаль, что не хочешь пытаться?
– Я очень хочу помочь, – возмутился Фрэнк. – Я говорю о том, что…
– Понимаю, понимаю, – Картмор похлопал его по плечу. – Скажи, ты предпочитаешь, чтобы я обращался с тобой, как с моим другом, или как с командиром Ищеек?
– Когда мы здесь, конечно, как с одним из Ищеек.
– Отлично, – Филип улыбнулся. – Тогда ты бросаешь все свои неотложные дела, делаешь, как мне хочется, и притворяешься, что премного доволен честью, которую я тебе оказал. А хочется мне, чтобы ты отправился со мной в дом, где живет Тристан. Заодно прогуляемся, поболтаем.
– Справедливо, – согласился Фрэнк, подумав. – Хорошо, побуду твоим Капитаном Роули, – В душе он был рад освобождению из бумажной тюрьмы, запечатанной чернилами. – Ну что, идем?
– Только дождемся Грасса. Я хочу, чтобы он нас сопровождал.
– Зачем тебе Кевин? – Уж не надеется ли Филип наладить отношения с бывшим другом? Это было бы замечательно.
– Будет защищать нас в дороге. К тому же, у него ведь большой опыт службы, пригодится. Только пусть идея исходит от тебя.
Это понравилось Фрэнку уже меньше. Филип мог быть добрым, великодушным и верным, и он любил его за это, и просто потому, что Филипа было сложно не любить. Но не стоило забывать и о присущем другу коварстве. Что за игры у него на уме? Впрочем, гадать не имело смысла – сколько ни ломай голову, мыслям Фрэнка все равно не сплестись в столь причудливую паутину.
– Так, значит, моим талантам Ищейки ты не доверяешь! – пошутил он. – Лучше Кевина здесь никого не найти, но врать ему я не буду.
Филип ответил недовольным взглядом, но это произвело на Фрэнка мало впечатления.
– А что касается исчезновений, – Фрэнк порылся в своих записях, – то люди пропадают в этом городе пугающе часто, и обычно без следа. Вот, например, юная девушка, из нашего квартала – я имею в виду Шестой, жила тут неподалеку, исчезла почти месяц назад. Из приличной семьи, скромная, выходила из дома только в храм и на ближайший рынок, мастерица – отлично вышивала. Наш Рок Борден очень проникся этим делом, всех заставил землю копать – и ничего.
– Сбежала с любовником, – Филип пожал плечами. – Знаем мы таких тихонь!
– Да, подобное часто случается, – согласился он без удовольствия – Ищейки говорили ему то же самое. – А потом любовники продают этих девиц в публичные дома. Но Рона была давно влюблена в соседского юношу, и они как раз дали друг другу слово – зачем ей было сбегать?
– Значит, этот парень ее и убил! Затащил ее в укромное местечко, дело у них зашло слишком далеко, девица по неопытности раскричалась, а он в панике ее удушил.
– Да ты что… – начал Фрэнк, но Филип его перебил, заметно оживившись: – А вот версия еще лучше – дела у них зашли далеко, девица не кричала, и обычные последствия не заставили себя ждать. Парень приглядел себе невесту побогаче, да вот беда, семечко уже начало прорастать в саду, где он его посадил. Пришлось задушить девицу, чтобы не мешалась под ногами. Советую допросить жениха с пристрастием. Обычно те, кого мы больше всего любим, нас и убивают.
– Ну и мысли приходят тебе в голову! Ты прямо как… – Фрэнк замолк, догадываясь, что эдакого комплимента его друг не вынесет.
Так вышло, что раньше, чем Кевина Грасса, они увидели Поэта. Маленький вертлявый Ищейка вернулся с тем же, с чем ушел, – с письмом в городской архив за подписью Фрэнка и пустыми руками. Поэт объяснил, что в Ратуше отказались выдать одному из Ищеек хотя бы клочок пергамента.
К счастью, сейчас с ними был Филип, – тот обмакнул перо, которое вертел в пальцах, в бронзовую чернильницу, и приписал к посланию свое имя и пару сильных слов.
– Теперь вам ни в чем отказа не будет, обещаю. А я покопаюсь в нашей библиотеке. Там есть много интересного: и труды Ведающих, и какая-то летопись, повествующая о борьбе с орденом Темных Святых. Надо спросить тетушку Вивиану, она знает, где что стоит. Все, что найду, пришлю вам.
Поэт склонился в низком поклоне, эффектно взмахнув драным плащиком. – Где Знатность делу Правды помогает, Там Истины свет точно воссияет.
Филип прикусил губу – он явно с трудом сдерживался, чтобы не расхохотаться. – Благодарю, друг мой. Недурно для экспромта.
– Вы к Правде освещаете нам путь, В том Благородства истинная суть.
Получив от Филипа звонкую награду, Поэт поспешил назад, в Ратушу, торжествующе размахивая письмом. И постарался слиться с дверной балкой, едва не столкнувшись на выходе с Грассом.
На несколько мгновений Кевин замер на пороге, вбирая обстановку. Удивления он не выказывал. Затем промаршировал к столу и по-солдатски вытянулся перед Фрэнком, даже не повернув головы к их высокому гостю. – Докладываю: от кабатчика никаких новых сведений не получено.
– Ну, раз уж ты ничего из него не выбил, значит, он больше ничего и не знает. Как видишь, у нас в гостях лорд Картмор, – Фрэнк кивнул в сторону Филипа, который принял высокомерный вид настолько, насколько это можно сделать, сидя на столе и болтая ногой. – Он хочет, чтобы мы нашли его пропавшего друга.
