Текст книги "Блаженны алчущие (СИ)"
Автор книги: Агнесса Шизоид
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 76 страниц)
Значит, вот как придет смерть, подумал Кевин, становясь рядом и обнажая полуторник. Он-то думал, что хоть в настоящей битве побывать успеет. Что ж, так тоже неплохо – просто и красиво. Сражаться, убить или умереть – вместе. В руке меч, рядом – друг. Для этого он был рожден, в конце концов.
– Их слишком много, – прошептал Филип безнадежно.
– Нас обучали лучшие мастера, твой дядя. Эти отбросы нам не ровня. Никогда не отчаивайся, прозвучали в ушах слова Оскара. Потерял надежду на победу – и ты труп еще до того, как вынул меч из ножен.
Друг с горечью усмехнулся. – Нас учили делать финты и комбинации… А это – настоящие убийцы. Они научились убивать.
Страх проступал на его лице, в его голосе.
Это было плохо. Но коли надо, Кевин станет драться за двоих. Не боязнь смерти заставляла неистово биться его сердце.
Он тоже был убийцей. Должен был быть. Иначе, какой от него прок? Вот он, час истины, первое испытание, жизнь или смерть. Час когда…
Они обрушились на них в лязге оружия.
~*~*~*~
III.
…Луна лизала сталь в руках бандитов – мечи, ножи, кинжалы. Мерзавцы не все были обучены благородному искусству фехтования – один из противников Кевина помахивал топориком на длинной ручке, рассекая воздух в опасной близости от его лица. Бандит с огромной головой, доставшийся на долю Филипа, держал в лапах два больших тесака. Время от времени он водил лезвием о лезвие, как мясник, готовящийся к разделке туши, и воздух прорезал алчный скрежет.
– Сколько вас еще, ребятки? – А этот долговязый был среди них, кажется, самым опасным. Он отлично орудовал мечом, дюйма на три длиннее, чем меч Кевина.
– Целый отряд, – Руки Филипа не переставали двигаться, рисуя в воздухе серебряный узор. – Вам лучше убраться, пока остальные не нашли нас. Его взгляд метался от одного противника к другому.
– Вы одни, щеночки, – почти ласково, с уверенностью заключил долговязый. Он улыбался, покачиваясь из стороны в сторону и перекладывая клинок из руки в руку – только успевай следить. – А вот наши приятели здесь поблизости.
– Да! – подтвердил большеголовый. – Именно. Незачем вам губить свои молодые жизни. Сдавайтесь, и слово чести, мы вас отпустим, облегчив на вес ваших кошельков.
Они не походили на людей, у которых есть честь. А иные – вообще на людей. У бандита с топориком левая рука заканчивалась крюком, бритый череп взбух уродливыми наростами. Другой, волосатый, как обезьяна, горбился, почти касаясь земли неестественно длинными лапами, царапая грязь ножом и грубым подобием фальшиона. Большая Башка же напоминал Кевину гигантский гриб, разросшийся на гнилостной почве Тьмутени.
Им с Филипом удалось отбить первую бешеную атаку бандитов, и теперь те играли с ними, как кошки с двумя на редкость зубастыми мышами. Зачем рисковать жизнью, когда есть численное преимущество! Можно утомить противника, запутать, дождаться, пока даст слабину.
– Да, отпустим всех, кроме девки, – согласился урод с крюком. – Это наша добыча.
– Это моя сестра! – прорычал Филип.
«Только не ведись!» беззвучно взмолился Кевин. Они пытались их взбесить, заставить потерять выдержку. Так поступал Оскар, и Кевин быстро научился следить за его движениями, не за словами.
– А что, он еще смазливее, чем его сестренка, – усмехнулся самый старший из бандитов. Заурядное лицо, седые виски, невысокий рост, – но именно он едва не снес Кевину голову своим коротким мечом. – Будет только справедливо, ежели мы оставим себе их обоих.
Кевин сделал глубокий вдох и мысленно поставил мерзавца во главе списка.
Главное – сохранять хладнокровие. Алый Генерал не позволил бы вывести себя из равновесия. Живо бы смекнул, что раз бандиты так тянут время, значит, и впрямь надеются на подмогу. Надо атаковать. Но готов ли возобновить схватку его друг?..
Кевину не раз приводилось сражаться против двоих и троих на занятиях со Сворой. Если в схватке один на один он уже начал одерживать победы, то действуя вместе, как единое существо, бойцы всегда загоняли его в угол. Но ведь то была Свора, отборные псы самого Алого Генерала! А не простые бандиты, уличная шваль.
Вывести бы из игры хоть одного – тогда на долю Филипа придутся двое соперников, а это уже реальный шанс.
– Брат и сестра… – задумчиво протянул долговязый. – Сколько интересных вещей можно с этим сделать! Признайся, мальчик, ты ведь мечтал заглянуть сестрице под юбку?
– Почему ты думаешь, что только мечтал? – заржал Большая Башка.
– Это можно устроить, – продолжал тот. – А с нами поделишься… по-братски.
– Не слушай их, – бросил Кевин другу, чуя его ярость.
– Вы вшестером против двоих, храбрецы, – голос Филипа сочился презрением. Похоже, он сумел справиться со страхом. – Вам не надоело болтать?
– Мы просто не хотим вас убивать, малыш, – пояснил долговязый.
Не хотите убивать нас сразу, понял Кевин.
– Потому что это было бы жестоко, – согласился Большая Башка, – а мы не лишены милосердия. Вы такие юные…
– Потому что это не так весело. Долговязый сделал резкое движение, словно хотел поддеть Филипа на меч, и тихо засмеялся, когда тот подскочил на месте.
Кевин прикусил губу. Он сам едва не дернулся. Его тянуло защищать их обоих, но если он попытается блокировать атаки всех шестерых, то вскоре раскроется и получит кусок железа в бок или спину. Тогда Филипу и Офелии тоже конец.
– Мы славно развлечемся, все вместе, – в сиплом голосе долговязого звучали мечтательные ноты. – Уж поверь мне, мальчик, нет ничего слаще, чем познать родную сестру. Разве что – мать. Кровь всегда зовет кровь. Мы уступим тебе честь сорвать цветок ее невинности. Кто знает, может тебе даже понравится все остальное.
Пора с этим кончать.
Атаковать превосходящего силами противника – не самое разумное. Но это лучше, чем ждать, пока к бандитам подойдет подкрепление, в то время как в уши из поганых ртов вливаются потоки гноя.
– Слушай, крепыш..
Глаза Кевина сузились – Большая Башка обращался к нему.
– Ты и твой засаленный плащ нам не нужны. И это же не твоя сестрица, верно? Бросай меч, мы заберем твой кошелек, а тебя не тронем.
Остальные его поддержали.
– Ну да. Только малость поколотим, на прощанье.
– Или глаз там выколем.
– Или руку отрежем.
– И отпустим!
– В реку.
– Нет, отпустим и точка, – огрызнулся на товарищей Башка. – Не порите чушь.
Долговязый опять засмеялся. – Успокойся, Свищ. Наши новые друзья не настолько тупы, я вижу по их лицам, что они – образованные молодые люди из хорошего общества. Вот ты бы себе поверил?
– Нет, – подумав, ответил тот, и печально покачал круглой башкой. – Но я циничен не по годам.
– Вот видишь! Ладно. Мы голодны, а к трапезе все готово, – Долговязый выдержал паузу.
Теперь тишину нарушало лишь тяжелое дыхание бандитов. Казалось, они вот-вот начнут пускать слюни, словно стая уличных псов. Чертова луна равнодушно взирала с небес…
В голове Кевина стало вдруг пусто. Ни стратегии, ни сомнений. Только рукоять меча в правой руке и кинжала – в левой, да готовность убивать.
– Этого можете прикончить, – Долговязый ткнул клинком в его сторону.
Когда два бандита кинулись на Кевина, первый – с воплем и занесенным вверх фальшионом, второй – бесшумно, нацелив острие клинка ему в кишки, Кевин был готов. Метнулся вправо, отбив удар меча и толкнув второго на первого. Они затанцевали в грязи, восстанавливая равновесие – а перед Кевином вырос третий, которого он упустил из вида.
Стальной крюк взлетел снизу-вверх, и если б он не отшатнулся, быть бы ему насаженным на острие, как рыбине в лавке. Металл вспорол одежду, оцарапал живот, задел по подбородку.
Кевин отпрыгнул, едва не поскользнувшись, и топорик в цельной лапе Однорукого рубанул лишь воздух рядом с плечом. Снова сверкнул крюк, описывая смертельную дугу… Кевин взмахнул мечом, почти вслепую, и – крюк, скрипнув по клинку, зацепился за него, лишь на мгновение.
Мига Кевину хватило. Топорик дернулся недостаточно быстро – Кевин уже вонзил кинжал в кишки врага, и повернул. Топорик упал в грязь из разжавшихся пальцев, а когда Кевин подался назад, высвобождая кинжал, туда же свалился и Однорукий.
Все произошло за несколько вздохов.
Двое других бандитов обошли товарища, который корчился в смертной муке, не удостоив и взглядом, словно груду мусора.
Прежде чем сцепиться с ними по новой, Кевин успел глянуть, как дела у Филипа.
Тот сражался на славу. Длинный кинжал в правой руке норовил ужалить противников, меч в левой летал так быстро, отражая свет луны, что зажигал во тьме целое созвездие вспышек. Филип склонился вбок, уходя от тесака Большой Башки, парировал выпад Седого кинжалом. Любая, ничтожнейшая ошибка…
Враги снова были перед ним, и Кевин обрушил на них град неистовых ударов. Они не желали подыхать, отскакивая, ускользая, не давая ему прийти на помощь другу. Длиннолапый стремился атаковать, другой, заросший щетиной здоровяк, осторожничал, ловко отводя удары клинком.
Долговязый наблюдал за схваткой со стороны, медленно вращая своим длинным мечом. Разминается, мразь. Решает, кому прийти на помощь.
– Эй ты, дылда! – Ничего лучше в голову не пришло. – На меня!
– Думаю, сперва я подрежу сухожилие твоему приятелю, – донесся невозмутимый ответ. – А когда Пердун и Шмель вымотают тебя, подойду и добью.
В бессильной злобе Кевин прокусил губу. Вкус крови во рту, запах крови в воздухе… Самое мучительное – слышать рядом лязг стали о сталь и не знать, что там творится.
Крик разорвал ночь, полоснув его словно кинжал. Голос Филипа!
Кевин обернулся. И тут же справа мелькнул фальшион, метя ему в плечо, по ушам ударил рев. Кевин взмахнул мечом, отбивая оружие Длиннолапого далеко в сторону, а обратным взмахом рассек ему шею. Сдохни, тварь!..
Слева уже атаковал второй. Клинок вот-вот вопьется в плоть… Кевин успел лишь выкинуть вперед левую руку с кинжалом, вогнать рукоять прямо в злобную рожу. Нос бандита хрустнул, а сам он взмахнул руками, отлетая назад, едва устоял на ногах.
Филип еще дрался, хвала Богам, но оставалось ему недолго. Его прижали к стене, где он отбивался от наседавших противников, яростно, отчаянно и безнадежно. Вопрос времени, когда пропустит удар.
Кевин поспешил на помощь другу, но на пути выросла высокая темная фигура. Долговязый крутанул меч вокруг запястья, сдвинул шляпу на затылок. Впалые щеки, мертвые глаза, косая усмешка без тени веселья…
К главарю подскочил и бандит с расплющенным носом. – Тебе конец, – прогнусавил он, ухмыляясь. Черная жижа стекала по оскалу, капала с подбородка. – Стилета ведет сам Темнейший.
И что куда хуже, у него отличный клинок из сверкающей эссенской стали.
– Я уже иду! – крикнул Кевин другу, готовясь атаковать.
То, как стоял Долговязый, как держал оружие… Сейчас все решится, понял Кевин. Что ж, живыми они их не возьмут.
Долговязый принял боевую стойку. Клинок блестел как луч луны, и на отточенном его краю ждала смерть. Вот-вот нападет…
Вместо этого бандит шагнул назад. Вскинул голову, принюхиваясь, и глаза его превратились в щели. Заозирался по сторонам второй.
Что это?… Неужто к мерзавцам подоспело подкрепление? Тогда – конец.
Долговязый заливисто свистнул, и Кевин увидел, что бандиты, осаждавшие Филипа, пятятся назад. А потом – бегут, словно друг его превратился в огнедышащего дракона.
Бандит с битым носом сплюнул кровью, на роже – смесь разочарования и страха. – Вам конец, – повторил он, прежде чем исчезнуть вслед за другими.
Последним ушел Долговязый, театрально запахнувшись в плащ. Прежде чем исчезнуть, вожак бандитов отвесил ускользавшей от него добыче прощальный поклон, и Кевину показалось, он все еще видит усмешку на хищном лице.
Кевин кинулся к другу.
Филип стоял у стены, упираясь руками в колени, спина ходила ходуном. Кевин опустил ладонь ему на плечо и почувствовал, как дрожат от напряжения мускулы. Еще бы, драться против двоих!
– Ты в порядке?! Ранен?! Рукав дублета распорот…
Филип ответил не сразу, восстанавливая дыхание, помотал головой. – Так, комариный укус. Потом поднял взгляд на Кевина, и губы его растянула неуверенная улыбка. – Они сбежали! Мы прогнали их! Ты прогнал.
Они сбежали, да. Но от кого?.. Вчетвером, бандиты могли вымотать двоих противников и спокойно добить, когда те лишатся последних сил. Уж не готовят ли им ловушку?
Филип мазнул пальцем по его подбородку. – У тебя кровь!
– Ерунда, – отмахнулся Кевин, изучая улицу. Загривок покалывало беспокойство, неприятно походившее на страх.
Жалкие глинобитные домики стояли темные и тихие, словно мертвые. Воняло гнилью, видать, от широкой сточной канавы, что тянулась вдоль дороги. Над ней склонился раненый бандит, отползший подальше от схватки, и глухо стонал, зажимая единственной рукою рану на животе. В свете луны было видно, как расходятся круги по воде, в которую капает кровь.
А что это за светлый силуэт выплыл вдруг изо мрака и приближается к ним? Рядом чертыхнулся Филип.
Офелия. Она спотыкалась и пошатывалась, казалось, сейчас упадет. Заметив раненого, замерла, с испугом уставясь на него.
Филип подлетел к сестре и сгреб ее за плечи. – Я же велел тебе бежать, глупая девчонка!
– Я не знала куда идти, ноги не двигались… – Задранное вверх круглое личико блестело от слез, губы дрожали. – Я спряталась за углом… Я думала… я думала, они вас…
Филип навис над ней, сверкая глазами. – Скажу дома, чтобы тебя выпороли, можешь не верить!
Офелия отчаянно закивала. – Ой да, пожалуйста, пойдем домой!
– Они могут вернуться, – напомнил Кевин. Что-то здесь не так…
– Ты прав, – Филип потряс головой, пытаясь собраться с мыслями. – Надо уходить!..
Он уже дернул сестру за руку, но Кевин остановил его. – Они могли устроить нам засаду. Я думаю…
– Милосердия… – Каркающий хрип заставил их обернуться к бандиту.
Наглец! Кевин дал ему то милосердие, какого он заслуживал. Два широких шага, и сапог опустился на рану. Сдавленный вой, прозвучавший в ответ, был слаще любой музыки.
– Что задумали твои дружки?! – рявкнул Кевин. – Почему бежали? – Должен же этот тип знать, как работают подлые мозги его подельников.
Бандит мог только глотать ртом воздух, и Кевин убрал ногу – пока.
– Милосердия… – прохрипел тот снова. И прежде, чем Кевин успел продолжить пытку, прибавил: – Добейте меня. Быстрее. – Бандит озирался по сторонам с видом безумца, словно высматривая во мраке невидимую опасность. – Они уже близко… Чуете? – Ужас уродовал и без того отталкивающие черты.
Кевин чуял лишь запах тухлятины, ставший густым и едким. – Они – кто? Твои дружки? – Он пнул ублюдка в бок, подбадривая.
– Они… Оно… Оно… – Бандит оборвал свой бред и, с усилием приподняв голову, напряженно вслушался в ночь. На лице жили лишь глаза – выпирающие из орбит, белесые, страшные. Даже Кевин замер, забыв, что нельзя терять время.
Ни звука – лишь затрудненное дыхание раненого да тихий плеск воды.
Плеск воды… Канава?
Руки, что легли на ее край, были белы и красивы. Очень длинные пальцы, острые ногти. Две пары рук, три, четыре… И одна маленькая головка, разбившая плесенную корку на поверхности. Деликатный профиль с тонкими чертами. Женский. На голом черепе – ни волоска.
Очень странно, подумал Кевин. А потом мысли улетучились, оставив только звон в голове и леденящую пустоту там, где были его кишки.
На сушу, словно бледные змеи, выползали все новые руки. Слишком длинные, из нескольких сочленений. Вонзив пальцы в грязь, они подтянули наверх туловище. Верхняя половина, до талии, походила на тело молодой женщины – три ряда маленьких упругих грудей, ребра, натягивающие кожу… А дальше… дальше начиналось раздутое нечто, дряблый мешок с гнилью, брюхо голодного паука.
Кевин сделал шаг назад. Еще один и еще. Налетев на Филипа, поднял руку, указывая трясущимся пальцем на тварь.
– Ты тоже это видишь?
– Вижу, черт бы меня подрал.
Офелия тихонечко молилась.
Тварь уже волочила по грязи морщинистый курдюк своего тела, капли стекали с него, мерцая. Льдистые лучи луны словно пронизывали ее насквозь. Как призрака... Но нет, то было создание из плоти – живой ли, мертвой ли. Живот оставлял за собою широкую полосу, ладони бесчисленных руконог громко шлепали, подтаскивая тварь к раненому бандиту.
Тот из последних сил пытался отползти – жалкие, бесполезные судороги. Упирался в землю крюком, прижимая руку к ране, отталкивался пятками, весь изгибаясь, оскалив зубы в гримасе, – и хорошо коли протягивал тело, парализованное болью, на пару дюймов.
А вот тварь двигалась споро, для такой туши. Пара мгновений – и она уже рядом.
Создание склонило над мужчиной свою странно-изящную голову, и он замер, завороженный. Одна из множества рук легла на щеку бандита нежным, любовным прикосновением, другая поддержала его за затылок. А потом бледные губы коснулись губ раненого в глубоком поцелуе, от которого дрожь пробежала по его телу.
Дрожь перешла в конвульсии. Члены отчаянно задергались, выгнулась грудная клетка. В неистовом напряжении всех мускулов он оторвался на миг от земли – и обмяк.
Поцелуй длился, а брюхо твари вздрагивало и будто бы набухало, становясь все огромнее. По мутному желе плоти пробежал темный рисунок вен, наливавшихся кровью.
Прошло немало времени, прежде чем создание оторвалось ото рта своей жертвы и подняло вверх хорошенькую головку. Длинный, будто бесконечный язык твари показался из глотки бандита, извлекая наружу кусок мяса, сочившийся влагой. Сердце, что еще дрожало.
Визг Офелии ударил по перепонкам, выводя Кевина из ступора.
Он нащупал запястье Филипа, сжал. – Бежим!.. – Но рука друга висела в его пальцах безжизненно и бескостно.
Филип смотрел на тварь, не отрываясь, словно человек, заметивший вдали полузабытое лицо из прошлого.
Кевин встряхнул его: – Нам надо уходить!
Они опоздали.
Маленькая головка на длинной шее резко повернулась в их сторону. Кевин мог бы поклясться, что на личике создания блеснула радость. Руконоги засеменили, разворачивая ставшую громоздкой тушу.
Их троица пробежала лишь несколько ярдов, когда у Офелии заплелись ноги, и она тяжело рухнула на колени. Кевин подхватил ее под подмышки, вздергивая, поддержал. Придется нести на руках. – Беги! – рявкнул он на Филипа, который тоже остановился.
– Нет!.. – Мотнул головой друг. – Это вы бегите… – Его голос дрожал. Филип снова повернулся к неспешно приближавшейся твари, словно зачарованный ею. Между ними и их смертью оставалось с десяток шагов… – Спасай Офелию… Я задержу это.
Он поднял клинок – медленно, так медленно, все еще в трансе, – и выставил перед собой, навстречу чудовищу.
Это были самые долгие мгновенья в жизни Кевина Грасса. Убедил его взгляд, брошенный на Офелию. Беспомощную маленькую Офелию, застывшую с открытым ртом и глазами большими, как плошки. И то, что он не мог силой утащить их обоих.
Он спрячет девушку в безопасное место, или выведет на другую улицу. И вернется, сразу вернется.
– Не дай этой приблизиться к себе! – велел он, хватая Офелию в охапку.
Надо лишь запихнуть ее в какой-нибудь проулок, щель между домами, и подтолкнуть, а потом он вернется и расправится с этой тварью, чем бы она ни была – демон, выползший из самого ада, урод, рожденный женщиной, химера его больного рассудка. Главное – не оборачиваться.
С Офелией на руках он не мог бежать быстро – откормили ее неплохо. Сейчас он почти ненавидел девчонку, ставшую обузой, тяжелый груз, мешавший прийти на помощь другу. Проклятые лачуги жались друг к другу, как нищие у зимнего костра – ни просвета…
Время тянулось бритвою по горлу.
Когда шум, похожий на рокот волн, пронесся по улице, отозвавшись гулом в ушах, Кевин не выдержал и взглянул назад.
Огромная туша нависала над одинокой фигуркой его друга, казавшейся маленькой от такого соседства, черным росчерком чернил на фоне белесой протяженности. Серебристый клинок дрожал в руке, опускаясь все ниже.
Та часть туловища твари, что походила на человечью, покачивалась из стороны в сторону, рот был распахнут словно в песне, хотя все звуки умерли.
Филип роняет меч… Смотреть на это было невыносимо.
По членам пробежала дрожь, сердце сдавила тоска. С трудом Кевин заставил себя передвигать ноги, налившиеся свинцом. Было холодно, словно тварь своим появлением заморозила летний воздух. С каждым шагом – все холоднее и тяжелее….
А потом он лежал на земле, рядом с Офелией, в мягкой грязи, принявшей их в свои объятия. Страх запустил в позвоночник холодные пальцы, и косточки дрожали, как хрупкое стекло. Кружились перед глазами стены, нагоняя тошноту.
Филип зря доверял ему… Он не спасет его сестру. Все они обречены – она, он, Филип… Плакала, скорчившись в комочек, Офелия, и по щекам ее текли кровавые слезы.
Но ведь этого не могло быть… Как не могла менять очертания улица, и прыгать по небу звезды, сплетаясь в знаки слярве. А если все же – сон?.. Улица, Офелия, тварь… Кошмар или явь, а он должен спешить, потому что нельзя бросать друзей одних, даже во снах.
Он заставил себя подняться – сперва на четвереньки, потом – на ноги. Вздернул вверх Офелию, весившую уже целую тонну. Потащил за собой. В голове все так же гудело, кровь в висках била в боевой барабан, словно бежал на разрыв аорты. Но с каждым шагом становилось легче.
Оборачиваться было еще страшно, но морок развеивался, возвращая способность мыслить. Просвета меж домами все не видно…. Проклятье!.. Было бы проще перелезть через одну из этих жалких одноэтажных лачуг с плоскими крышами. Он ухватился за эту мысль.
Кевин подтолкнул девушку к дому. – Офелия! – Собственный голос звучал чуждо – хриплый, молящий. – Я вас подсажу, постарайтесь вскарабкаться на крышу. Если чудовище одолеет нас, спрыгните с другой стороны, и бегите.
Это лучшее, что он мог ей предложить.
Он обхватил девушку вокруг бедер, поднял. Когда ее руки легли на крышу, бесцеремонно подпихнул снизу. Повозившись, Офелия уселась на краю.
– Офелия, вы должны…
Она не слушала. Ротик распахнулся в немом вопле, взгляд, обращенный ему за спину, полнился ужасом.
Кевин резко оглянулся – и поперхнулся криком.
Филип и чудовище, слившиеся в поцелуе как влюбленная парочка. Руки друга, бессильно повисшие по сторонам.
Забыв об Офелии, Кевин рванул назад, на ходу дергая меч из ножен. Только бы успеть! Грязь цеплялась за сапоги, словно пытаясь задержать. На счету – каждый миг…
Вблизи было видно, что Филип обмяк в объятиях твари, и только лапы, обвившие тело, удерживают его в положении стоя. Неужто уже слишком поздно?!
С криком ненависти Кевин занес меч… и на миг замер, пораженный совершенством лица, которое предстало перед ним, когда тварь оторвалась от уст друга. Теперь она смотрела прямо на него. Огромные глаза, идеальная лепка маленького носа, выпуклого лба, округлого подбородка. Ни бровей, ни ресниц, и все же оно было прекрасно, человеческое и в то же время бесчеловечное.
Огромный язык скользнул обратно в глотку – жирный, серый червь. Кевин вздрогнул от омерзения, приходя в себя. Снова замахнулся – и навстречу взвились, изгибаясь подобно кобрам, несколько руконог. Иглы когтей метнулись в лицо… Он рубанул – слепо, не глядя. На землю попадали куски белых пальцев.
Тварь распахнула рот – но вопль ее был беззвучным. От него дрожали кости, двоилось в глазах. От него ныло сердце и душила тоска.
Снова пришли дрожь и холод. Это членов уже коснулось ледяное дыхание смерти. Рукоять выскользнула из ослабевшей хватки, и меч проглотила тьма внизу.
Теперь он был беззащитен, окончательно и безнадежно. Голая жалкая личинка, червячок, которого вот-вот растопчет гигантский сапог мироздания. Хотелось забиться в угол, скорчиться, зажмурив глаза, чтобы не видеть конца.
Кевин упал на колени. Трус, ничтожество, вот что он такое. Трусость была ядом в его крови, гнилью, доставшейся по наследству.
Парализованный отчаянием, он позволил твари толкнуть себя на спину. Она склонилась над ним, сжимая в объятиях, беспомощного, будто дитя. Перед глазами пульсировало бледное горло, в такт беззвучной песне, от которой содрогался мир.
Сейчас она прильнет к губам поцелуем… Ядовитым и смертельным, как любовь.
Он видел нежность в прекрасных миндалевидных глазах, в изгибе приоткрытого рта. Она любила его, как нежная мать, как возлюбленная, как ни одна женщина никогда не полюбит. На миг захотелось расслабиться и позволить ей…
Кто-то вдалеке выкрикивал его имя. Звуки дрожали, рассыпаясь словно зерна.
Кевин повернул голову. Через силу, но он сделал это, и увидел скорченную фигуру. Филип. Друг качался из стороны в сторону, обняв себя за колени, и лицо его было белым пятном во мраке. Живой.
Быть может, есть еще шанс хоть у него…
Уныние, безнадежность вдавливали в землю. Но ведь тебе не привыкать. Кевин сражался с ними каждый день, с каждым биением сердца.
Бескровные уста почти касались губ, дыша мертвечиной и нутром гнилого омута…
Кевин приказал двигаться рукам, слабым, как у дряхлого старика. Скользнул ими по склизким плечам твари, нежно, словно собираясь обнять, – и сомкнул вокруг проклятой глотки.
Чудовище отпрянуло, поднимая его в воздух. Ребра кололи шипы когтей.
Но он держался.
Злоба ревела в венах, возвращая мускулам силу. Он душил сейчас всех, кто смеялся над ним, всех, кто причинял боль. И все крепче сжимал пальцы на тонкой шее.
Смазливое личико твари искажалось, темнело.
Ну что, сучка, нравится? Заглядываюсь я на тебя? Я тебя удивил?
Его швыряло из стороны в сторону, било о камни… Краем глаза он увидел, как поднимается на ноги Филип.
– Беги! – сумел крикнуть Кевин. – Я долго не удержу…
Бока обожгло каленым железом, и слова превратились в вой.
Мелькнула тень с мечом в руке – Филип. Только бежал он не от чудовища, а к нему.
В следующий миг тварь содрогнулась всем телом, наконец сбросив Кевина с себя, и из горла ее вырвался пронзительный визг. Повернула голову к Филипу, нанесшему удар.
Меч бы сейчас в руку! Кевин шарил пальцами и нащупывал лишь мокрую грязь.
Тварь распахнула пасть, чтобы начать жуткую песню…
Оттолкнувшись от земли, он заехал ей кулаком по скуле. Красивая головка дернулась, в коротком вскрике – удивление и обида. Кевин ударил еще.
Он видел, как летает вверх и вниз меч Филипа, рубя руконоги. И как с нежданной прытью дернулось огромное брюхо, сбивая друга с ног, придавливая к земле.
Подскочив, Кевин снова врезал твари. Так, что изо рта ее вывалился язык, а глаза закатились. Хотел сжать проклятую голову руками, чтобы раздавить как орех, но руконоги уже метнулись к нему, блестя когтями, и все, что он сумел, это ухватиться за кончик монструозного языка.
Упал, уклоняясь от мелькнувших сверху лап, перекатился, вскочил, отбежал. В пальцах все еще был зажат кусок упругой плоти, трепещущий, словно сердце. Он покрепче ухватил его обеими руками.
Тварь потянула в одну сторону, пытаясь освободиться, Кевин – в другую. Язык задрожал между ними, натянувшись, как канат на деревенском соревновании, мышца футов пять длиною, вся в наростах, противоестественно прочная. Язык прямиком из ада.
Каблуки сапог чертили борозды в грязи – тварь волокла его за собою к канаве, как ни упирался. Не страшно. Пусть утянет хоть на дно омута – он не отпустит. Попробуй теперь спеть, певичка!
Рядом вскарабкался на четвереньки Филип, помотал головой, все еще полуоглушенный. Потом пополз за клинком, который отшвырнуло далеко в сторону.
– Беги же! – крикнул Кевин. Мускулы горели, пот тек ручьями, кусая раны. Главное – держать.
Водная могила была уже близко – или там ждет дыра в преисподнюю? Луна ярко освещала мир, с которым он мог сейчас распроститься. Выбеливала стены домов, зажигала в грязи серебряную вспышку.
Задние лапы твари стояли уже на краю канавы… А потом она бросилась вперед, на него. Сбить, задавить весом.
Кевин тоже бросился, и тоже вперед. К сияющей точке. Нагнулся, разжав одну руку. Зачерпнул пальцами грязь…
Тварь уже рядом, заслонила небо. Когти скребутся у глаз, вонь мертвечины…
…И сжал их на рукояти меча.
Кевин дернул к себе язык и рубанул с размаха, как можно дальше.
С диким криком тварь отшатнулась назад. Она мотала головой, обезумев от боли, обрубок языка болтался, как у бешеной собаки.
Почти половина его осталась у Кевина. Почуяв победу, он отшвырнул отсеченную плоть, сжал рукоять обеими руками. Меч взлетел в воздух, готовый разить.
Его опередил Филип. Выпад – и серебряный клинок пронзает раздутый мешок туловища, выпуская наружу фонтан вонючей жидкости. Заставляя тварь завопить и, в страдании и панике, заметаться по улице.
Сперва отлетел к стене его друг. А потом что-то упругое и холодное ударило Кевина в бок, швырнув на землю. Грязь приняла его, залила глаза, забилась в ноздри.
Тьма… Падение оглушило, выбило воздух из легких. Он сжал пальцы, с благодарностью ощутив в хватке твердость металла. Не выпустил!
Рядом хлюпнула жижа, что-то влажно скользнуло по спине… Кевин взлетел в воздух как подброшенный, отчаянно, вслепую рубанул воздух. Его клинок не встретил сопротивления.
Когда он протер глаза, твари рядом с ним не было. Филип валялся у стены, а она… Она стояла посреди улицы, глядя то на него, то на Кевина, будто выбирая.
Собрав остатки сил, Кевин вскинул меч и рванулся вперед, к финальному столкновению. На нее. Из груди вырвался крик – вопль человека, дошедшего до предела.
И тварь повернулась и побежала. Прихрамывая, переваливаясь на оставшихся руконогах, с обиженным плачем на губах. Оставляя в грязи полосу мерцающей слизи. Кевин преследовал, оставляя на раздутом туловище порез за порезом. Беги, трусливая сука, спасай свою жизнь. Нельзя было дать ей ни мига передышки.
Издав последний жалобный стон, тварь скользнула в канаву. Темная жижа поглотила руки, груди и раздутое брюхо, сомкнулась над тушей с мягким чмоканьем, – и разгладилась.
Кевин подошел поближе на негнущихся ногах, держа меч острием вниз, готовый разить.
Но ни следа чудовища было не разглядеть в грязной канаве, узкой и такой мелкой, что, решившись испробовать глубину клинком, Кевин наткнулся на дно, опустив меч едва ли наполовину.
Обычная вонючая канава, круги на поверхности – лишь от его меча. Как будто все, что только что произошло, было мороком, насланным на них Тьмутенью.
Когда он обернулся, Филип все еще сидел у стены, а стеклянный его взгляд напугал Кевина. Как сильно он ударился головой?..
К его облегчению, в протянутую руку друг вцепился сразу. Поднялся кое-как, но чтобы удержаться на ногах, ему пришлось уткнуться лбом Кевину в плечо.
Пока Филип приходил в себя, дыша, как после долгого бега, Кевин не переставал озираться. Пылали располосованные ребра, но было не до боли. Неужто – спасены? Или за углом – новая напасть? Так тихо, словно мир затаил дыхание и ждет… Все чувства обострились до предела.
– Что это была за тварь? – прозвучал тихий вопрос.
Сразу, словно кто-то нашептывал на ухо, вспомнились страшилки, что болтали про Тьмутень. Странные, нелепые слухи, которые в этой тьме взбухали, наливаясь кровью, и обретали плоть.
