Текст книги "Сущность Альфы (СИ)"

Автор книги: Lelouch fallen

сообщить о нарушении

Текущая страница: 58 (всего у книги 121 страниц)

– Таюя, все не так, – попыталась объясниться с девушкой Собаку, но её резко перебили

– Когда бросишь своего ебаря, тогда и поговорим, – Таюя, послав альфе недовольный взгляд, захлопнула дверь прямо перед её носом и демонстративно щелкнула замком

Темари про себя выругалась, но досаждать омеге не стала, понимая, что та имеет полное право не неё злиться. Да, понимая, но вот что ей самой делать теперь? И дальше плыть по течению? Положиться на то, что все разрешиться само собой? Остаться в стороне? Так ничего и не решив, Темари вышла на улицу и, сев в машину, поехала домой. Почему-то мысль о борьбе за свое счастье так и не посетила девушку. Почему? Возможно потому, что Собаку но Темари слишком устала от этой самой борьбы?

Первым, что понял Киба, был противный писк, причем этот писк повторялся с какой-то душераздирающей равномерностью и был до дрожи неприятным в своей монотонности. Открыть глаза получилось с трудом, и то, свет так больно резанул по ним, что шатен тут же прикрыл веки, ощущая в теле просто невероятную слабость, из-за которой он практически не мог пошевелиться. Сперва у Инудзуки возникло неприятное ощущение дежавю, ведь три года назад он очнулся примерно под такой же звук и со схожей слабостью в теле, только тогда он был не в отдельной палате, и доктор-альфа с ним в обращении не церемонился, прямо заявив о его ущербности, но на этот раз, похоже, все было немного не так.

Собравшись и стараясь не обращать внимания на то, что ниже пояса все будто замороженное, Киба открыл глаза и огляделся. Насколько он помнил, это была его палата в клинике Сенджу, но светло в ней было не от дневного света, а от ламп, что натолкнуло Инудзуку на мысль, что без сознания он пробыл не один час. Вообще-то думать было тяжело: мысли почему-то путались, цеплялись за какие-то детали, которые он уже давно забыл и никогда о них не вспоминал, расползались на обрывки фраз и слова, которые омега никак не мог собрать воедино. К тому же, это онемение его беспокоило, хотя, не то чтобы беспокоило, просто Киба понимал, что это неестественно и должно вызывать в нем тревожность, но почему-то не вызывало. У него вообще было такое впечатление, что он лежит не на кровати, а висит прямо в воздухе, что вновь-таки натолкнуло его на связную мысль о том, что его, скорее всего, накачали какими-то лекарствами. Вот только причина всего этого – и потери сознания, и теперешнего состояния – была ему непонятна.

Киба помнил боль, но как-то смутно, и в данный момент не мог её ни с чем связать. Вроде как у него болело все, но где-то все же болело больше – то ли в голове, то ли в животе. Да, пожалуй, в животе, а ещё было жарко, и что-то звенело. Сейчас Инудзука не мог четко припомнить то, что произошло, но ощущения были очень неприятными, будто что-то внутри него сломалось, к тому же, его сущность как-то странно затихла, хотя, скорее всего, и её присмирили какими-нибудь препаратами. Только зачем?

– Ты уже очнулся, Киба-кун?

Шатен узнал этот голос – это была Цунаде Сенджу, его лечащий врач, вот только, как альфу, он сейчас не осязал её абсолютно, то ли потому, что она полностью свернула свое биополе, то ли потому, что его вновь-таки чем-то накачали. Но голову Инудзуке удалось повернуть, хотя шатен и не был уверен, что у него это получилось сделать быстро, после чего он и увидел женщину, которая сидела подле него на стуле с каким-то неестественно-бледным цветом лица.

– Что произошло? – едва ворочая языком, спросил Инудзука, чувствуя, что постепенно его начинает выпускать из этого оцепенения, но на смену непониманию и безразличию приходят иные чувства, причем довольно-таки неприятные

– Вы потеряли сознание и пробыли в таком состоянии пять часов, – слегка приглушенным голосом ответила Сенджу, пристально осматривая своего пациента и чуть хмурясь

– Почему? – Киба облизал потрескавшиеся губы, которые напомнили ему о том, что до темноты у него во рту было очень сухо, а внутри просто невероятно жгло. – Почему это произошло? Преждевременная течка? – омега и сам чувствовал, что вроде как течки у него нет, хотя, из-за онемения нижней части тела об этом трудно было судить, а вот другие догадки сменялись одна другой от той, что он чем-то отравился, до той, что его почему-то парализовало ниже пояса, но озвучивать их шатен не стал. Во-первых, потому, что говорить ему было трудно, а воды ему так и не предложили, что вновь-таки натолкнуло на мысль, что жидкости ему нельзя. А, во-вторых, догадки-то были одна страшнее другой, поэтому-то Инудзука и умолчал о них, желая услышать все, даже плохое, от врача.

– Нет, это была не течка, – Цунаде выдержала короткую паузу, во время которой будто оценивала состояние пациента и то, можно ли ему сказать правду, а после-таки добавила, – это был выкидыш

Киба сперва не мог осознать суть слова «выкидыш», только по ассоциациям он понимал, что это что-то плохое и болезненное, настолько болезненное, что даже в таком, амебном, состоянии у него начало колотиться сердце и сперло дыхание, а в глазах сильно защипало, будто туда попали соринки. Выкидыш это же… это… это потеря. Да, потеря. Потеря чего? Чего-то важного, какой-то частички себя, чего-то маленького и крохотного, чего-то, что могло принести радость и счастье. Нет, не чего-то, а кого-то, ведь выкидыш – это… это потеря ребёнка.

Киба отвернулся и закусил губу, чтобы не разрыдаться. Да, слезы текли из его глаз, но сил на рыдания, крики, вой, вопли, просто не было, и, пожалуй, теперь он понимал, почему находится в таком подвешенном состоянии – он просто отходил от наркоза после чистки, и, скорее всего, ему вкололи изрядную дозу успокоительного, чтобы донести эту новость. Но, ни успокоительное, ни никакие другие препараты, не могли заглушить ту волну боли, которая разрывала его изнутри. Да, она была не такой острой, приглушенной, заполняющей его тело постепенно, выворачивающей сущность наизнанку, и Инудзука именно сейчас хотел, чтобы не было никакого успокоительного, чтобы эта боль вместе с криком, слезами и истерикой вышла из него, а так приходилось терпеть это чувство, когда от тебя будто отрезают по кусочку, а свежие раны сверху ещё посыпают солью, а после и прижигают.

Едва подняв свободную от капельницы руку, Киба положил её на живот и слабыми пальцами сжал в кулаке ткань больничной пижамы. Так вот почему он сейчас ничего не чувствует ниже пояса, потому, что там просто больше ничего нет. Там была жизнь, маленькая, крохотная, микроскопичная, но была. А теперь её нет. Все это время у него внутри был ребёночек… его и Хидана… возможно, мальчик или девочка… альфочка или омежка… или беточка… все равно, ведь суть в том, что он был… был, и нет… даже следа никакого не осталось, разве что шрамы. Нет, не в теле, а в душе. Свежие, с припухшими краями, местами кровоточащие, неровные и корявые, которые, как только перестанут действовать препараты, вновь превратятся в открытые раны, и тогда он почувствует реальную боль. Да, тогда, а сейчас, пока он может думать, нужно узнать… расспросить… выяснить все и понять, понять, почему боги забрали у него ребёночка.

– Сколько… – после молчания, которое затянулось, кто его знает на сколько, просипел Киба, – сколько было малышу?

– Плоду, – Цунаде специально сделала ударение на этом слове, так как из своей врачебной практики она знала, как остро в подобных случаях воспринимается информация о потере этого самого плода, которого пациенты считают уже полноценным ребёнком, что приносит только дополнительную боль, – было пять недель

– Да, пять, – неосознанно повторил Инудзука, так и не повернувшись лицом к женщине. Не то чтобы он не хотел, чтобы она видела его слезы, просто ему самому никого не хотелось видеть. Все казалось каким-то далеким и неважным, будто весь мир сузился до этой маленькой комнатки и кровати, на которой он лежал и с которой ему не хотелось вставать. Да омеге вообще ничего не хотелось, в том числе и моргать, и глотать, и дышать, и даже, чтобы сердце билось, не хотелось, но его организм, который пару часов назад отторг малыша, сейчас четко выполнял все свои функции, и остановить ни одну из них шатен не мог, хотя так хотелось, особенно сердце.

– Послушай, Киба-кун, – обычно, Цунаде не навещала подобных пациентов, пока с ними не поговорит психолог, и пока они не осознают, что жизнь на этом не закончилась, но случай именно этого омеги был особенным, очень травматичным и для организма, и для сущности, и для психики, поэтому-то альфа и решила поговорить с шатеном сама, – такое, конечно, не говорят, но я скажу, – женщина сделала паузу, – как врач. То, что выкидыш случился именно в клинике – это хорошо, ведь, будь ты дома, на улице или ещё где-нибудь, последствий, причем плохих, могло бы быть намного больше, а здесь мы смогли быстро оказать тебе квалифицированную помощь, но факт и своей вины в случившемся я не отвергаю. Если бы я назначила тебе еженедельные осмотры вместо ежемесячных, и если бы…

– Почему? – тихо, но уверенно перебил блондинку Киба, так как то, что она говорила, по сути, значения для него не имело. – Почему это случилось?

– Твой организм, – Сенджу вздохнула, но вопрос омеги был вполне понятен, и не ответить на него она не могла, – отторг плод потому, что тот был уже мертвым

– Почему? – вновь повторил шатен, но на этот раз голову повернул и на доктора посмотрел, при этом вновь-таки не чуя в ней альфу, что в данной ситуации, пожалуй, было даже к лучшему. – Почему он умер?

– У тебя недостаточный запас энергетики, чтобы выносить ребёнка, – Цунаде никогда и ничего не скрывала от своих пациентов, считая, что правду нужно принимать любой, даже если она болезненная, ведь прятаться от проблем и игнорировать очевидное много чем чревато, и не только для здоровья. – Да, у тебя есть альфа, но, похоже, из-за слабости биополя вы с ним энергетикой во время полового акта не обменивались или же этот обмен был очень незначителен, а омеге во время беременности её нужно много и, обычно, собственных резервов бывает мало. В твоем же случае их оказалось очень мало даже после курса лечения

– У меня ещё есть шансы? – ещё сильнее сжав в кулаке рубашку, спросил Инудзука, подсознательно хватаясь за этот вопрос, как за спасительную ниточку, ниточку, которая могла вновь вдохнуть в него жизнь

– Шансы есть, – альфа впервые за весь разговор отвела взгляд, так как просто не могла видеть эти искорки надежды в глазах омеги, которые, а она это знала точно, угаснут именно после её слов, – но в твоем случае они очень малы

– Насколько малы? – продолжал спрашивать шатен, для которого даже один шанс на миллион уже был чем-то большим, нежели просто мизерным соотношением

– Вероятность самой беременности высока, – делая внушительные паузы и не без труда поддерживая сильнейший из своих ментальных барьеров из резервуара энергетики Мира, начала отвечать Сенджу, – поскольку, как показало первичное обследование, как омега, ты практически полностью здоров, только вот, – женщина вздохнула и, вернув лицу сугубо докторское выражение, вновь посмотрела на шатена, – боюсь, все они будут заканчиваться выкидышами, так как слабость твоего биополя мне исправить не удастся, а, как я уже сказала, без достаточного количества энергетики ребёнка ты не выносишь

– Я понял, – Киба вновь отвернулся и заплакал уже более ощутимо, так как, похоже, действие препаратов постепенно сходило на нет, и он теперь все отчетливей чувствовал внутри себя огромную пустоту, которая постепенно заполнялась болью. – Спасибо, – омега поблагодарил доктора не столько за квалифицированную помощь, сколько за честность, за то, что женщина не давала ему никаких призрачных надежд и была с ним предельно откровенна

– Киба-кун, – Цунаде слегка замялась, так как лезть в личную жизнь пациентов было не в её правилах, но вновь-таки случай был особенным, – может, мне стоит сообщить о случившемся твоему альфе?

Киба вздрогнул, ведь именно только сейчас он осознал тот факт, что есть ещё и альфа… есть Хидан, который слишком упрям и напорист, который будет пытаться что-то делать и как-то помочь, который захочет быть рядом. А омега этого не хотел, по крайней мере, не сейчас, ведь осознать правду самому – это одно, а сказать о том, что он настолько ущербный, что даже ребёнка любимому человеку не может родить – это совершенно другое. К тому же, он дал себе обещание, и, похоже, пора было его исполнить.

– У меня нет альфы, – прошептал Инудзука и закусил губу, чтобы не сорваться на рыдания

– Но раз ты был беременным, значит, альфа определенно был, – чем дольше Сенджу общалась со своим пациентом, тем быстрее убеждалась, что психолога нужно к нему направить завтра же, иначе мальчишка, а в её глазах шатен действительно был ещё мальчишкой, сломается и может закрыться от реальности, уединившись со своей душевной болью в своем личном внутреннем мирке, признаки чего были уже более чем явными

– Был, – не стал скрывать Киба достоверный факт, но решение он уже принял и менять его не собирался, – а теперь нет, и если… – омега запнулся, думая, как бы правильно объяснить, и предполагая, можно ли рассчитывать на помощь со стороны Сенджу, но после все-таки продолжил. – Если даже придет альфа, наглый такой, и будет говорить, что он ко мне, то это не так. Да, – уже более твердо, чтобы убедить в этом не только доктора, но и себя, сказал Инудзука, – у меня нет альфы

– Ясно, – коротко бросила Цунаде, неодобрительно нахмурившись, а после поднялась и, проверив состояние капельницы, развернулась к выходу. – Отдыхай, Киба-кун

Женщина ушла, и только после омега позволил себе расплакаться на полную силу, закусывая край одеяла, чтобы на его рыдания не сбежался медперсонал, а доктор вновь не накачала его успокоительным, чтобы унять боль. А Киба хотел эту боль, ведь она была для него напоминанием, напоминанием того, что у него внутри целых пять недель был его малыш, его и… нет, просто его потому, что у него больше нет альфы. Теперь он сам, вновь один, наедине со своей болью, и пока будет боль – будет и жизнь, будет то, ради чего стоит влачить свое жалкое существование и дальше, будет то, что он обрел вместо своей утраты.

Цунаде же, выйдя из палаты своего пациента, достала из кармана простенький мобильный телефон, который стоял на беззвучном режиме и на который, наверное, уже раз двадцатый названивал абонент, подписанный как «наглый альфа». Да, не в правилах Сенджу было вмешиваться и решать за других, но, уже в сотый раз повторив себе, что это особенный случай, женщина таки нажала на кнопку «принять».

Праздник был в самом разгаре: завлекающая в танец музыка, лучшие напитки и закуски, оживленный гомон гостей, тосты и поздравления, – но оно и немудрено, ведь четыре клана собрались вместе, чтобы поздравить Намикадзе Минато с юбилеем. Но Саске смотрел на это все с тоской, поскольку ему, как самому младшему из присутствующих, если не считать Наваки Сенджу, конечно же, просто не было с кем поговорить. Родители были заняты светскими беседами и деловыми переговорами, так как День Рождения главы клана Намикадзе оказался отличным поводом для того, чтобы наладить отношения между Учиха, Сенджу, самими Намикадзе и Узумаки. Итачи постоянно был с Деем в обществе схожей им по возрасту компании, и они тоже говорили явно не о делах обыденных. Карин не отлипала от своего ухажера Учихи Шисуи, чему оба клана только радовались. И даже дядя Мадара как-то странно притих, из своего уголка неодобрительно поглядывая на невозмутимого главу клана Узумаки, на которого так же неодобрительно погладывал и Хаширама Сенджу, только с другого уголка. Впрочем, это было не единственное напряжение на празднике, так как ещё одна парочка, насколько помнил подросток, Намикадзе Яхико и Узумаки Нагато, обменивались не менее недружелюбными взглядами и демонстративно обходили друг друга стороной. Вот поэтому Саске и было скучно, хотя, даже в столь неприятной ему морально атмосфере, он смог найти себе достойное занятие, точнее, недостойное, но об этом-то никто не знал.

Весь вечер омега рассматривал Намикадзе Наруто, одетого в бирюзовую рубашку и темные брюки, в прямом смысле этого слова любуясь им со стороны. Альфа, казалось, был сегодня каким-то совершенно не таким: он много улыбался, общался, ослеплял всех своим вниманием и вообще излучал много позитива. Саске даже было подумал, что блондин переборщил со спиртным, так как уж очень странным показалось подростку его поведение, но остальные не обращали на это внимания, из чего омега сделал вывод, что Намикадзе и является таковым на самом деле, вот только с ним он был совершенно другим.

Если сказать честно, то Саске просто устал. Он не понимал, что делает не так, и почему альфа сторонится его, а все те доводы, которые наводил ему Суйгетсу по поводу скорбного прошлого блондина или его серьезных планов на будущее, теперь уже казались Учихе абсурдными, поэтому-то омега и решил оставить все так, как есть. Да, Наруто ему нравился, даже больше чем нравился, у брюнета внутри вообще бурлил такой фонтан чувств и эмоций, что в последнее время их было довольно-таки трудно скрывать, но и терзать себя ради альфы, которому, похоже, он безразличен, Саске не собирался. Да, он дал себе слово, что докажет, но что тут можно доказать, если блондин упрям, как осёл, и шарахается от него, как от прокаженного. Это причиняло боль, какую-то такую неприятно ноющую, смешанную с обидой, непониманием и желанием вправить альфе мозги, но пока что брюнету оставалось только наблюдать и сдерживать свои чувства, от которых, пожалуй, он бы отказался, если бы смог.

Выйдя из большого зала, Саске прислонился к стене и свесил голову, подумав о том, что ему сейчас хочется домой, а ещё лучше к Суйгетсу, чтобы, как истинный омежка, поплакаться другу в жилетку по поводу своих неразделанных чувств. Да, даже Учиха Саске давал слабину, но как тут было её не дать, если весь вечер Наруто флиртовал со свободными омегами, а в его сторону послал лишь сдержанный кивок и короткую улыбку. Положение дел усугублялось ещё и тем, что омега так и не смог прочувствовать альфу, а соответственно, об истинных чувствах Намикадзе к нему подросток не имел ни малейшего понятия, кроме того, что блондин якобы ему симпатизирует. Но самому Учихе этого было мало: хотелось прикасаться к альфе, не закрываться при нем, четко контролируя каждый виток своего биополя, открыть ему свою сущность, позволить укутать в свой ментальный кокон, ну, а вершиной мечтаний, конечно же, был поцелуй. Вот именно что мечтаний, было, и, похоже, так все и останется, по крайней мере, до тех пор, пока он не окончит школу и не перестанет видеться с Намикадзе так часто, а там, вполне возможно, ему удастся забыть альфу, который, получается, разбил ему сердце.

– Саске, тебе скучно?

Голос, который так внезапно прозвучал рядом, заставил подростка вздрогнуть и замереть. Он элементарно боялся поднять голову, потому что… потому что перед ним стоял ОН. Саске, чувствуя рядом сильного и свободного альфу, запах которого был сейчас необычайно заманчив, уткнулся взглядом в широкую пряжку ремня и отчаянно отказывался отрываться от её разглядываний, заметив на металле маленькую царапинку. Да, омега так бы и простоял до конца вечера, но это было бы трусостью с его стороны, тем более, похоже, Намикадзе подошел к нему не просто так, поскольку брюнет слишком отчетливо ощущал ментальные нити альфы, которые ровно вились вокруг него. И Саске поднял голову, поднял и вновь замер с широко распахнутыми глазами, так как альфа был близко, слишком близко, чтобы не поддаться нахлынувшим эмоциям.

Одной рукой Наруто упирался в стену чуть повыше его головы, вторую пока держал в кармане брюк. Смотрел альфа точно ему в глаза, и в этой синеве морской глубины подросток отчетливо видел огонь, такой яркий, полыхающий, манящий за собой, что омега буквально растворился в языках этого пламени, которые, вопреки своей жгучести, ласкали его сущность. О запахе альфы Саске вообще предпочитал молчать, так как сейчас он дышал именно им, не воздухом, а запахом блондина, биополе которого было настолько зазывно приоткрыто, что подросток невольно потянулся к этим ментальным виткам своим, позволяя им сплестись.

– Да… – выдохнул омега, а после, когда Намикадзе удивленно приподнял бровь, чуть улыбаясь, опомнился, отводя взгляд и спешно тараторя. – То есть, нет… немного… совсем чуть-чуть… было

– Саске, я уже говорил тебе, что ты милый? – уже со снисходительной улыбкой спросил альфа

– Да, говорили, – Учиха, конечно же, заметил, что блондин обращается к нему на «ты», упустив всякие там уважительные приставки, но сам омега все равно говорил «вы», считая, что этим он показывает силу своего духа, которой, кстати, осталось совсем мало, буквально капелька, которая и удерживала омегу от того, чтобы наброситься на альфу и впиться в его губы собственническим поцелуем

– Тогда я повторю, – Наруто, повернув голову омеги за подбородок, склонился ещё ниже и, переходя на шепот, буквально выдохнул подростку в губы. – Ты искушающе милый, Саске

Внутри омеги что-то затрепетало, развернулось, влилось в его биополе и потянулось ментальными нитями вперед, а вслед за ним потянулся и Саске. Не было ни мыслей, ни ясности, ни барьеров, только какой-то круговорот разнообразных эмоций и ощущений, среди которых четким было только одно – мягкость губ. Наруто целовал его, нет, пока только прикасался к его губам своими, даже не двигаясь, замерев, будто давая подростку возможность выбирать – продолжение или отступление – но сам Саске сейчас ничего выбрать не мог. Его сущность, казалось, заполнила его всего, развернулась в полную силу, которая и в подметки не годилась силе альфы. Омега понимал, что сейчас он полностью открыт, что альфа ощущает его как никогда остро, что все его чувства, эмоции, переживания сейчас перед Намикадзе как на ладони, и ему… было все равно. Сейчас сбывалась его мечта, и этот миг омега не хотел ни терять, ни растрачивать на то, на что у него ещё будет куча времени. Хотелось одного… альфу… ближе, настырнее, желаннее. Хотелось раствориться в этом умопомрачительном запахе и с головой окунуться в ласкающий ментальный кокон, тем более что, похоже, Наруто и сам желал того же, по крайней мере, их эмоции и ощущения сливались воедино и тихонько звенели обоюдными нитями, которые свидетельствовали не только о желании, но и о выборе альфой и омегой друг друга.

И Саске неумело шевельнул губами, где-то на периферии сознания подумав о том, что в поцелуях он полный профан и сейчас просто обслюнявит альфу, но даже эта мысль выветрилась из его головы, когда Наруто ответил на поцелуй. Медленно, неторопливо, нежно, чувственно, – альфа целовал его так, будто он был хрустальным, но брюнету сейчас казалось, что он, и правда, хрустальный и действительно может рассыпаться на осколки, не выдержав столь ярких ощущений. Внутри все переворачивалось и колотилось, руки дрожали, и Саске понятия не имел, что с ними можно сделать. Можно ли ими обнять альфу? Можно ли зарыться в его волосы и притянуть к себе ещё ближе? Можно ли уцепиться в рубашку блондина и сжать её в своих кулаках до треска ткани? Омега сейчас ничего не мог сообразить, были только губы альфы, которые ласкали его собственные, и какие-то непонятные цветные пятна перед глазами, которые он уже давно закрыл, всецело отдавшись ощущениям.

Мог ли он хотеть большего? Не просто касания губ, а более пошлого и развратного поцелуя? Больше движений. Больше скольжений. Глубже. Чтобы быть ближе. Чтобы чувствовать. Чтобы задохнуться. Чтобы раствориться и забыть обо всем вокруг. Чтобы были только двое и их первый поцелуй. А Наруто, казалось, угадал его мысли, буквально впечатав в свое крепкое тело резким рывком и вломившись в его рот языком. Саске был в растерянности, от чего рьяно вцепился в рубашку альфы и запрокинул голову. Кажется, он даже издал стон, когда почувствовал у себя на талии руки блондина, а во рту его мягкий язык. А дальше было безумное нечто. Он точно обслюнявил Намикадзе, но остановиться просто не мог, отвечая так, как подсказывали ему инстинкты, и ощущая вокруг себя воистину невероятное количество энергетики альфы, которая сплеталась с его, будто присваивая, а ещё внутри Наруто что-то было, что-то такое, что он не мог понять, да и не в состоянии омега был сейчас что-то там понимать, полностью отдавая себя Намикадзе. А внутри все раз за разом переворачивалось, тяжелело, нагревалось, сущность рвалась, требовала, но подчинялась близости альфы, а сам Саске был готов поклясться, что если сейчас же все это не прекратиться, то у него опять начнется течка или он и без неё набросится на блондина, жар тела которого слишком ярко ощущался даже сквозь ткани рубашек.

Наруто отстранился сам, будто почувствовал что-то, что и остановило его. А Саске все тянулся, ментальными витками, сущностью, губами, тянулся и не мог понять, почему альфа не откликается на его зов.

– Боги, я такой дурак, – в полуулыбке выдохнул Наруто, уже обеими руками упираясь в стену и прикасаясь ко лбу брюнета своим

– Потому что тянул кота за хвост? – будто выйдя из транса, спросил Саске, облизывая губы, которые ещё сохранили вкус поцелуя альфы, и неотрывно смотря тому в глаза, в которых можно было и утонуть, и раствориться, и забыть обо всем в целом. К тому же, Намикадзе не свернул свое биополе, и подросток чувствовал те нити, которые сплелись во время их поцелуя, и от которых хотелось бездумно улыбаться, ведь альфа признал его своим.

– В том числе, – уклончиво ответил Намикадзе, а после и вовсе отстранился и полностью свернул свое биополе, от чего подростку показалось, что вокруг стало невероятно холодно. – Прости, Саске, но мне нужно уйти

Брюнет так ничего и не успел ответить, как Наруто повернулся и вошел в большой зал, где до сих пор вовсю гремело празднество. Саске обиделся, ведь, получается, альфа, неизвестно по какой причине зацеловав его тут чуть ли не до полусмерти, вновь куда-то сбежал, а после… после на смену обиде пришло понимание. Они целовались прямо в коридоре, а за стеной было не меньше сотни людей, и если бы кто-то увидел это беспутство, то Намикадзе после к нему бы и на пушечный выстрел не подпустили. А вот теперь стало страшно и все понятно. Это он увлекся своими ощущениями и исполнением мечты о поцелуе, а Наруто подумал головой, а не подался инстинктам, чем, скорее всего, и предотвратил возможные нежелательные последствия.

Саске, прикрывая припухшие и наверняка лихорадочно алые губы ладонью, опасливо выглянул из-за угла и тут же столкнулся взглядом с пристально смотрящим на него братом. По спине пробежал холодок от понимания того, что он же только что был полностью открыт, и, естественно, Итачи почувствовал все. И буквально тут же в голове подростка одна за другой вспыхнули картинки их поцелуя с Намикадзе, но со стороны, как блондин прижимает его к себе, как он, Саске, цепляется за его рубашку, как альфа запускает пальцы в его волосы и притягивает к себе ещё ближе, и так далее, то есть, как это видел брат.

Саске стало до жаркой краски стыдно и он моментально закрылся, Итачи же, в полуулыбке покачав головой, поманил его к себе, и омеге ничего не оставалось, как подойти. Подросток думал, что брат ему что-то скажет, пристрожит, отчитает, начнет читать лекцию по безопасности общения со взрослыми альфами, но тот только приобнял его за плечи, да потрепал по волосам, ментально дав ему задорный тычок. Саске, подняв голову, улыбнулся в ответ, понимая, что его выбор альфы одобрен самым важным для него человеком.

Дейдара поставил на поднос проходящего мимо официанта свой так и не тронутый бокал с шампанским и брезгливо поморщился. Это скопище людей, эта музыка, яркий свет, шум, запахи, – все это давило на него неимоверным грузом, мешая нормально дышать. Перед глазами все плыло, а в горле образовался плотный ком тошноты, который упорно не хотел проталкиваться. Судорожно сглотнув, омега понял, что если он сейчас не выйдет на свежий воздух, то его вырвет прямо посреди зала, что было более чем не допустимо.

– Итачи, я отойду ненадолго, – стараясь удержать на лице улыбку, обратился к мужу блондин

– Что-то случилось? – альфа, резко оборвав разговор, повернулся к супругу и попытался прикоснуться к нему ментально, сразу же наткнувшись на непонятно прочный ментальный блок. – Тебе плохо? – омега был бледен, поэтому о его неважном самочувствии можно было судить даже по внешнему виду, а то, что супруг не позволял прикоснуться к себе, настораживало ещё больше

– Нет, – поспешил заверить любимого блондин, отгораживаясь от него ментально, – просто здесь душно, и я бы хотел подышать свежим воздухом

– Мне пойти с тобой? – не нравилось это все Итачи, причем очень, до гнетущих ощущений внутри, которые сейчас перемешивались с восхищенными эмоциями брата, но не мог же он надавить на омегу и заставить его уступить

– Нет, – Дейдара отрицательно мотнул головой, одновременно пытаясь разогнать туман перед глазами. – Я быстро, – и омега спешно отошел от мужа, понимая, что если он будет медлить, то альфа точно увяжется за ним, что было сейчас абсолютно не к месту.

Дейдара, покинув зал через боковую дверь, вышел на балкон и глубоко вдохнул свежий, прохладный воздух. Ноги подкашивались, поэтому омега уцепился за перила, переводя дух и пытаясь побороть новую волну тошноты. Если бы Итачи знал, в каком сейчас состоянии находится его любимый, он бы незамедлительно отвез бы омегу в больницу или же попытался на ментальном уровне влить в него свою энергетику, но сам Дейдара допустить этого не мог, потому что боялся, боялся, что супруг узнает правду.

Тошнить его начало примерно недели две назад, сперва несильно, и все это быстро проходило, что блондин и списал на плохое питание и усталость, но дальше… дальше было ещё хуже. Сперва слабость, которая с минутных волн переросла в постоянную, головокружение, плохой сон, отсутствие аппетита и раздражительность, в основном из-за запахов и близости других альф. Поначалу омега думал, что это анемия или обычный упадок сил, но после… после Дейдара понял, и уже сейчас ему были не нужны никакие тесты и никакие доктора, чтобы удостовериться в том, что он беременный.

Сперва это осознание огорошило омегу, так как он считал, что таблетки сделали свое дело, и даже тот день, когда он пропустил их прием, ничего не изменил, а после он понял, что дело было даже не в таблетках, а в том, как и при каких условиях у него внутри появилась жизнь. Честно сказать, Дейдара подумывал об аборте, посчитав, что семь недель – это маленький срок, и никаких необратимых последствий быть не должно, но пошла уже девятая, а он так ни на что и не решился – ни на аборт, ни на признание. Он думал, что Итачи заметит, хотя при нем тщательно и скрывал свое состояние, и супруг, и правда, заметил – его плохое самочувствие, но не беременность, и, по мнению омеги, это было хорошо, так как он… в общем, он не знал, что делать дальше.