Текст книги "Сущность Альфы (СИ)"

Автор книги: Lelouch fallen

сообщить о нарушении

Текущая страница: 113 (всего у книги 121 страниц)

Нет, он не бредит, не страдает галлюцинациями, не впадает в крайности, не сходит с ума, ведомый инстинктами, желаниями и жаждой. Наруто рядом. Здесь. В этом доме. В паре шагов. На расстоянии одного ментального витка. В досягаемости. Близко. С ним. Для него. Ради него. Так что же?.. Что же мешает ему протянуть руку, приоткрыть веки, потянуться биополем? Гордость? Страх? Моральные устои? Нет, все это маячило где-то на заднем плане, вместе с сознанием, осознанием, пониманием, уступая место, нет, не инстинктам, хотя они тоже рвались наружу, к памяти сущности, той нити, которая наливалась силой, словно подтверждая их выбор, их союз, их связь, зову, который пусть и так долго, но все же привел их друг к другу.

Дверь в спальню тихонько скрипнула, отворяясь, и Саске, вскинувшись, чувствуя прилив сил, желания, энергетики, резко сел на постели, словно в тумане видя своего альфу. Неважно, как Намикадзе оказался здесь. Неважно, что к этому, наверняка, приложил руку Итачи. Неважно, что он всполошен, растерян, жаждущий, течный, с волной биополя, которое постепенно приобретает зримые очертания. Главное, Наруто пришел. И больше не будет одиночества. Не будет боли. Не будет страха. Ведь он верил в своего альфу. Чувствовал, что он придет. Знал, что их связь слишком сильна, чтобы заглушить её, так и не подтвердив близостью. Близость… Саске жарко выдохнул, готовый принять все, даже своего альфу. Ментально – с меткой. Физически – со сцепкой. Принять сердцем, душой и сущностью, но, как только он посмотрел возлюбленному в глаза, готовясь утонуть в их завораживающей синеве и упасть в омут страсти, его «Я» вздыбилось, протестуя, сущность оскалилась, не подпуская альфу, а тело напряглось, инстинктивно обороняясь. Из груди вырвался протестующий рык, который заставил сильную особь, с мощным биополем и властной сущностью, неуверенно застыть на пороге, словно дожидаясь его разрешения. Разрешения? Пф! Пусть альфа сперва докажет, что достоин его, что готов быть с ним, что заслуживает его внимания, ведь он – омега, тот, кому дано право выбора.

Наруто замер, стараясь даже не дышать, не двигаться, не раскрываться, вообще, казаться неприметным и незаметным, чтобы только посмотреть, чтобы убедиться, чтобы заглушить отчаянный звон нитей уз, чтобы перестать задыхаться в волне собственного гона. Боги! Когда он ехал сюда, пусть и на своей машине, альфа пытался держать самый плотный контроль над своей сущностью, понимая, что он в гоне, что любой запах, даже самый отдаленный, запах свободной особи, готовой к спариванию, может спровоцировать очередной приступ, в беспамятстве и огне похоти, чего он не мог ни допустить, ни простить самому себе. Но его сущность словно понимала… нет, она знала, что он едет к Саске, блондин чувствовал, как с каждой преодоленной милей усиливается звон уз, натягиваются и уплотняются нити их с омегой связи, возрастает жар гона, усиливается желание, мечется сущность, предвкушая долгожданную встречу, и, фыркая, отгораживается от всех других ощущений. Намикадзе казалось, что, если бы в этот миг прямо перед ним потекла омега, ему было бы все равно, он бы даже не заметил её, не ощутил, не учуял, отверг, потому что ни одна омега и в подметки не годилась его Саске.

Только перед дверью в квартиру молодой четы Учиха, Наруто понял, что это – испытание и пытка: испытание потому, что он, в гоне, должен установить над своей сущностью настолько плотный контроль, чтобы не навредить Саске, а пытка потому, что он даже сквозь дверь чуял сладкий, чарующий, завораживающий запах своего омеги. Все оказалось банально просто, или же Древний не был настолько умным, или же, наоборот, слишком сообразительным, но Наруто обнаружил ключ в почтовом ящике, а после, ведомый инстинктами, словно вор, бесшумно и украдкой, пробрался в квартиру. Здесь запах течного омеги был ещё более насыщенным. Он кружил голову. Обволакивал. Наполнял. Струился по его жилам вместе с кровью. Касался самых потаенных уголков души, освобождая силу, сущность, память, вырывая из него сокрытую в глубинах души боль, заставляя менять её на глоток терпко-сладкого воздуха. Он ведь ещё даже не видел Саске, не прикоснулся к нему ментально, не ощутил полноты близости возлюбленного, а уже растворялся в сладких, горячих, влекущих, манящих волнах гона. У него все ещё был шанс – повернуть и сбежать, задавить свои инстинкты, утихомирить сущность, стерпеть гон, вырвать из своего сердца омегу, которому оно уже принадлежало целиком и полностью, с которым оно осталось бы навечно, но Наруто проигнорировал эту возможность, отбросил, вычеркнул, шатко, но целеустремленно направляясь по насыщенной, густой, красочной нити запаха зовущего его возлюбленного.

И вот, теперь, он смотрел на Саске и не узнавал его, пусть и понимая, что в мальчике заключена вторая половина сущности Древнего, но в одном миге это был его и не его омега. Наверное, эгоистичным было с его стороны не сказать ни Итачи, ни Саске о том, что сущность Древнего двойственна и в Мире всегда пробуждается в обеих своих ипостасьях – альфьей и омежьей, причем, нередко, в кругу родственников, связанных между собой особыми узами, но, как Третья Сторона, он решил не вмешиваться в естественный ход вещей, предоставив столь важную миссию Датару. О да, он помнил, точнее, оказывается, его сущность помнила, этого заносчивого, надменного, воинственного и непримиримого Древнего Учиху, который так долго упирался и противился, а после так страстно дрожал в его объятиях, и проклиная, и умоляя не останавливаться. Но это было давно. В другую эпоху. С другими людьми. При иных обстоятельствах. Сейчас же пред ним был его Саске, его возлюбленный, который, утробно зарычав, окинул его превосходствующим взглядом алых глаз с удивительно-прекрасным рисунком, заставляя покорно замереть у двери. В нерешительности. С обнаженными инстинктами. С раскрытой сущностью. Со зримым биополем. С собственным сердцем в своих руках, которое он готов был преподнести и подарить своему омеге.

Альфа… Альфа… Альфа… обрывисто, гулко, набатом звучало в голове, пульсировало в такт сердцу, раскрывало сущность, готовило тело, но инстинкты были выше всего этого. Нет, не инстинкты спаривания, подчинения и покорности, а инстинкты крови, диктующие правила. Правила для альфы. Выгнуться. Прогнуть спину. Зарычать протестующе. Даже пальцем нельзя пошевелить. Даже дышать запрещено. Убрать ментальные витки. Обуздать свою сущность. Иначе не примет сердце. Отторгнет сущность. Оборвутся узы. Разверзнется бездна, разделяя альфу и омегу.

Податься вперед. И выдохнуть. Опуститься на руки, колени. Прильнуть. Не в покорности. В вызове. Вскинуть голову. Снова зарычать. Требуя. Ожидая. Вынуждая. Взывая к инстинктам. Альфа! Черта! Грань! Не перешагнуть! И снова протестующий рык! Нити пульсируют. Связь. Брат. Далеко. Думает о нем. Зовет его. И Саске усмехается, хотя, наверное, в его состоянии это похоже на оскал. Но его сущность ликует. Отзывается. На миг, отгородившись от ярких ощущений гона альфы, цепляется за ало-черные нити, с которыми так тесно сплетены белые. Впитывает. Чувствует. Видит. Ушами, глазами, биополем брата. И больше нет набата – альфа… Альтер Альфа… Да, теперь он знает, понимает, осознает. И принимает решение. Фыркнуть, а после заурчать. Разрешая. Наблюдая из-под полуприкрытых ресниц за альфой. Отдаваясь инстинктами и жару течки.

Недоумение. Неверие. Поражение. В цель. В сердце. В исток сущности. Ещё ни одна омега не вела себя так. С ним. С Альтер Альфой. Не запрещала. Не осмеливалась зарычать. Не ощетинивалась. И тем более не противостояла его силе собственной, освободив Древнего, который возвышался над своим носителем зримым энергетическим образом. Впечатляет. Завораживает. Покоряет. И не оторвать взгляда. Не отвести взор. Не повернуть назад. Покорно замереть и ждать. Ждать разрешения приблизиться, обладать, повязать и подарить взамен себя. Свои чувства. Свою нежность. Свою любовь. И ласку. Чувственную. Скользящую. Обжигающую. Шепчущую. Вершащую.

Красота в закате. Вечность в огне. Восхищение в бликах грозы. Неважно. Меркнет. Тускнеет. Ускользает. Красота в силе. Вечность в сущности. Восхищение в линиях тела. Альфа словно чувствовал, понимал, разделял его требования. Глаза Наруто медленно, плавно, позволяя оценить великолепие пробуждения, перетекли из насыщенной синевы морских глубин в яркость пламени ночного костра, сузив мир до вертикальных темных щелок зрачков. И омега прошелся влажным языком по жарким, жаждущим губам, вторя движениям языка блондина, который змейкой скользнул по удлинившимся клыкам. Пальцы с длинными, заостренными ногтями скользнули по телу, провоцируя, зная, чего желает омега, ощущая вибрации его биополя, которые эхом раскатывались по его собственному, рождая сладкую дрожь желания.

Белая, как снег, футболка была очень красивой, изящно контрастируя с золотистой кожей. Светло-синие, слегка потертые джинсы искусно оплетали ноги, подчеркивая силу и тренированность каждой мышцы, заманчиво очерчивая бугорок паха, который дольше положенного приковал к себе взгляд юного омеги. Да, была и подчеркивали, потому что Альтер Альфа не церемонился с одеждой, сбрасывая её спешно, но не торопливо, уверенно, но слегка затягивая процесс обнажения, обыденно, но в каждом его движении было столько соблазнительного изящества, что Саске снова заурчал, только на этот раз удовольственно, требовательно, чтобы возлюбленный перестал импровизировать, а делал все так, как хочет он – омега.

Альфа не собирался избавляться от белья, тонкого, темного, ещё более выразительно подчеркивающего его истинно мужские размеры, уверенным, широким шагом переступив ком из одежды и обуви и начиная приближаться к омеге. Саске зарычал – ему не нравилось. Альфа что, возомнил себя главным? Смеет игнорировать его пожелания? Хочет играть по своим правилам? Его биополе ощетинилось, не подпуская. Наруто среагировал мгновенно, остановившись, застыв и выставив щит – зримый, огненный, переливающийся яркими вихрями. И Саске фыркнул, когда его, темно-фиолетовые, витки рассеялись, едва приблизившись к щиту, уступив силе Альтер Альфы. Но то всего лишь витки. Это не имеет значения. Альфа не подойдет к нему, пока не предстанет перед ним во всей красе. Он – омега. Он должен выбирать. И если альфа ему не понравится… Хотя, как может не нравиться эта широкая грудь, мощный торс, рельеф пресса, сильные бедра и точеные ноги? Пусть. Саске снова фыркнул, усмирив свое биополе. Удовольствие можно и растянуть, если заведомо знаешь, что ожидание того стоит.

Альфа тоже фыркнул: вот ведь непокорный омега! Но в этом был весь Саске. Если бы он не был таким, Наруто бы его не принял, не признал, не смог рассмотреть в нем именно своего омегу, не раскрыл бы перед ним свое сердце и свою сущность. Плавно. С предвкушением. Шагами крадущейся кошки. Контролируя каждый виток. Приблизиться. Скользнуть взглядом по телу. И оценить сказочное видение. Смоляные волосы, отливающее в мерклом свете синим, слегка влажные, топорщащиеся на затылке, рваными прядями обрамляющие, скрывающие лицо. Изящные руки с тонкими, но крепкими узлами мышц, закаленными в тренировках по кендо и в стрельбе, с узкими ладошками и тонкими пальчиками, которые, в предвкушении, сейчас комкают пропитанные запахом течки простыни. Округлые плечики, переходящие в изящную спинку с острыми крыльями лопаток. Волнистая линия позвоночника, скользящая к пояснице и скрывающаяся за кромкой пижамных штанов. Упругая попка, изящно приподнятая и притягивающая к себе взор. Покорная, вызывающая, манящая поза, в обрамлении смиренных ментальных витков. Видимость, ибо омега в любую секунду может отвергнуть, пока что разрешая рассматривать себя, возвращая увиденное им самим, позволяя прикоснуться.

Замедлить шаг. Сократить его да сантиметров. Приподнять руку и провести по шелку кожи. Ощутить под пальцами дрожь тела. Дрожь предвкушения, желания, вожделения, страсти. И услышать зазывное урчание собственной сущности. Почувствовать, как в биополе сплетаются нити, желающие сформировать метку, и как на них откликается сущность омеги, сплетая продолжение этих нитей, усиливая их звон и закрепляя узы их союза. Суть альфы – начало, суть омеги – завершение, вместе – единое целое. Соединить. Закрепить. Завершить. Разорвать круг. Вырваться из чреды рождений и перерождений. Отмести приказы и планы богов. Только он и Саске. Альфа и омега. Пара. Да, этот миг определенно стоил того, чтобы преодолеть столь тернистый путь и вынести все жизненные испытания.

Отбросить сомнения. Подцепить ладонью тонкий подбородок, аккуратно сжимая его пальцами. Заставить вскинуть голову и посмотреть на него. Чтобы утонуть. Нет, в таких глазах не утопают. Такие взоры не становятся последним мигом. Такими взглядами не прощаются. Вырваться. Запечатлеть. Узреть глубину. И почувствовать, как сильно, прочно, собственнически, вечно эти глубинные глаза готовы смотреть на него всю жизнь. И сорваться. Наклониться. Прильнуть. Задохнуться в поцелуе. Насладиться мягкостью губ и влажностью жаркой глубины рта. Побаловать острый язычок и заманить его в свой рот, позволяя омеге почувствовать жар и его тела. Ответность его желания. Силу его чувств.

Прикосновения к пылающей коже оставляли на ней собственнический, ещё более жаркий след. Взор альфы обнажал каждый нерв, заставлял нутро пульсировать, сжиматься, течь, а сущность урчать от ментального удовольствия. Неужели это всегда так? Неужели каждая омега рядом со своим альфой ведет себя как особь Далеких Времен? Неужели во время близости инстинкты, и правда, настолько сильны, что путают сознание и руководят действиями? Нет, Саске не верил в это. Альтер Альфа – вот причина. Он – его омега, его возлюбленный, его пара. Поэтому жар вместо забвения. Поэтому рычание и урчание вместо слов. Поэтому трепет вместо похоти. А поцелуй… Он пьянит. Нет, не как спиртное, лучше, потому что алкоголь лишает рассудка, толкает на необдуманные поступки, заставляет совершать ошибки, а этот поцелуй пьянил своей силой, уверенностью, чувственностью и мягкостью. Так целует только любимый и только любя.

Обнять. Приподнять. Прижать к себе. Не разрывая поцелуй, лаская и нежа. Уложить на кровать и только потом отстраниться, чтобы узреть возлюбленного, согласного быть только его. Да, теперь остатки одежды действительно мешают. И Наруто стягивает белье, замечая, как восхищенно смотрит на него омега. Скользит сильными ладонями по изящному телу, увлекая за собой мешающую ткань, отбрасывая в сторону, и замирает. Его возлюбленный прекрасный. Нет, не потому, что обнаженный, а потому что его. Хотя, конечно же, Альтер Альфа не может отказать себе в удовольствии обласкать взглядом плоский животик, узкие бедра с острыми косточками, стройные ноги и аккуратный, восставший член своего омежки, который смущаясь, скромно опустил глаза.

Альфа прекрасен. Он уже думал об этом? Наверное. Но Саске не мог перестать восхищаться красотой Наруто, истинно-альфьей красотой, его статностью, силой, великолепием его тела, а теперь ещё и не взглянуть на плоть альфы, к которой вела золотистая дорожка волос. Смущение. Недопустимое. Омежье. Граничащее со страстью, которую Саске попытался скрыть, скромно опустив ресницы. Его альфа. Омега чувствовал в своем биополе незавершенные нити метки, которые тянулись к биополю альфы. Связь нужно завершить. Скрепить. Сделать вечной. Как у брата. Но позже. Сперва принадлежать альфе. Ощущать себя только его. Почувствовать возлюбленного в себе. Его губы, руки, тело, плоть. Не думать. Просто последовать зову сущностей и силе обоюдной любви.

Наруто медленно опустился на кровать, опираясь на руки, нависая над омегой, чувствуя, как острые коленки робко прижимаются к его бокам, как тонкие пальчики неуверенно прикасаются к его груди, как осторожно приоткрывает биополе мальчика, впуская его витки, несущие нити их связи. Нити сплелись. Узы окрепли, завершились. Метка заклубилась, оставляя свой отпечаток на их биополях. Сущности сокрылись – Альтер Альфа задремал за прутьями клетки, которая теперь была всего лишь условностью, положив голову на массивные лапы, Древний удобно устроился на ветке сакуры, чинно сложив крылья и умиротворенно прикрыв глаза с алым зрачком и темным рисунком. Только альфа и омега. Наруто и Саске. А Сущности потом. Они готовы подождать и подарить паре часы исконно их близости. Больше они не будут вмешиваться. По крайней мере, до того дня, пока не придет их время.

Целовать. Ласкать. Растворяться. Омега под ним дрожал. Не от страха. От предвкушения. Тугим луком выгибался в его руках. Шептал слова признания, сладко прикрывая веки с длинными, темными, изогнутыми ресницами, которые было так упоительно целовать. Обнажал перед ним свои самые сокровенные местечки, которые альфа одаривал самыми сладкими ласками. Губы, как лепестки – раскрывшиеся, с капельками росы, пылающие, нежные, трепетные. Шея, как упругая ветвь лозы – гибкая, тонкая, дрожащая, пульсирующая под жарким языком и влажными губами. Запястья, как искусная вышивка – с узором венок под тонкой кожей, со следами его аккуратных укусов, с влажными отметками его поцелуев. Соски, как спелые вишенки – тугие комочки после прикосновения его губ, припухшие горошинки после легких укусов, чувствительные вершинки в его пальцах. Животик, как шелк на пяльцы – нежная, бархатная, сладкая кожа, заманчивая впадинка пупка, врата острых тазовых косточек. Обратный путь. Ласкать до безумия. Окружить своей страстью. Пить стоны из сладких губ. Наслаждаться мелодией всхлипов, шепота и просьб. Ощущать пульсацию нежной плоти в своих пальцах. Дарить неведомые ранее ласки, закрепляя их только за собой.

Растворяться. Позволять. Льнуть. Раскрываться. Задыхаться. Шептать. Требовать. Умолять. Запутаться пальцами в золоте волос. Оставить свои метки: на губах, на шее, на груди, на плечах, на спине. Выгнуться в умелых руках. Отогнать мысль, что ты не первый, но первый у тебя. Раскрыть цветок невинности, зная, что его сорвут. И не бояться этого. Желать. Подаваться навстречу. Прижимать к себе альфу. Присваивать. Оплетая губы губами, шею руками, поясницу ногами. Завораживая взглядом. Безмолвно, или это только так кажется, передавая просьбу, обнажая беззащитную шею, на которой ярко пульсировала жилка. Принадлежать альфе. Здесь и сейчас. По любви. В любви. Любя.

Нежность. Трепетность. Чувственность. В каждом прикосновении и скольжении. Успокоить поцелуем. Опутать ментальными нитями, чтобы забрать боль. Оставить только наслаждение и великолепие первого мига их близости. Бережно прикоснуться пальцами к пульсирующему, влажному, истекающему соками входу в тело омеги. Дразнить, распаляя. Баловать, уводя за грань. Ласкать шелковые стеночки, подготавливая. А после, вновь прильнув к зацелованным губам, успокоить в своих объятиях, заверить чувственным шепотом и прикоснуться плотью к раскрывшемуся только для него цветку невинности, аккуратно надавливая, осторожно проникая в жаркую, влажную глубину, задыхаясь в ощущении плотной, трепетной тесноты.

И снова шептать, успокаивая. Гладить ладонями дрожащее тело, дрожащее в легкой боли, которую он пил своими ментальными нитями, и в первых волнах наслаждения, которые с ним разделил его возлюбленный. А после, глаза в глаза, омут в омут, страсть в страсть, толкнуться глубже и податься назад. Начать жаркий танец. Слиться с возлюбленным. Увлечь его за собой. За грань. В глубину. В вихрь. В эмоции. Чувства. Ощущения. В мелодию нитей их связи. В вершину связи. В сладость сцепки и пылкость метки. Поддаться инстинкту и прильнуть поцелуем к изящно выгнутой шее. Скользнуть клыками по коже, аккуратно прикусить, именно там, где трепетно пульсирует жилка, где едва заметен омежий бугорок. Сделать любимого своим. Принадлежащим Альтер Альфе. И самому теперь принадлежать омеге. Здесь и сейчас. По любви. В любви. Любя.

– Саске, – он позже, обязательно, придумает ласковое прозвище для возлюбленного, которое будешь шептать наедине, в сладкие губы, своему омеге, – ты же понимаешь, что мы были в сцепке? – глупый вопрос, но не потому, что подросток может не знать и не понимать, что такое сцепка, а потому, что за этой ночью они были не в одной сцепке. Снова глаза в глаза. Изящной спинкой к его широкой груди. На вершине его плоти. Запрокинув голову ему на плечо. Скользя взглядом по изгибу талии и придерживая стройную ножку под коленом. И даже сейчас, когда за окном уже распускался рассвет, они не чувствовали себя утомленными. Просто после страсти пришла нежность близости, и жар единения сменился необходимостью объятий и поцелуев, вместе с которыми, убаюкивая, к ним подбиралась сладкая дрема.

– И? – лениво протянул омега, удобно устроившись на груди у своего альфы, тепло тела и энергетики которого вилось вокруг него сладостными ментальными нитями, даря умиротворенность, спокойствие, надежность и уверенность. Наверное, ему ещё долго будет стыдно, потому что он специально провоцировал своего альфу, желая больше близости, словно пил и не мог напиться, даже сейчас Саске казалось, что пары глотков ему все же не хватило, но это потом, когда он переборет свое смущение и сможет подарить возлюбленному ответные ласки. Сейчас же он просто разомлел в сильном, но бережном кольце рук, чувствуя, как в его биополе пульсирует метка Альтер Альфы, с этого дня и до завершения его жизненного цикла.

– Я – Альтер Альфа, Саске, – теперь эти слова не звучали, как приговор, просто, как особенность, и, наверное, именно поэтому его сущность лишь лениво зевала, полностью соглашаясь со своим носителем, что мир, центром которого является возлюбленный, прекрасен и имеет право на существование. – Инстинкт продолжения рода – это часть моей сущности, – конечно же, он был бы безумно рад ребёнку, их особенному малышу, но его омега был ещё слишком юн и хрупок, перед ним были распростерты дороги в будущее, к тому же, он уважал право Саске на это будущее, не собираясь сковывать его или же навязывать что-либо. Понять, поддержать, подставить свое сильное, альфье плечо – именно так должен поступать спутник жизни, а ещё любить, заботиться и защищать ото всех невзгод, что Наруто с готовностью принял, когда оставил на омеге свои метки.

– Да, я знаю, – отстраненно ответил Саске, нет, не игнорируя очевидное, просто, из-за вредности, умиляясь необразованностью своего альфы, который был неуместно серьезным в столь чувственный момент. – Именно поэтому, когда я ещё был в больнице, Орочимару-сан поставил мне спермецидную капсулу. Итачи подписал разрешение, – почувствовав вопросительный взгляд Намикадзе, добавил омега, фыркнув. Да, тогда, когда брат пришел к нему в палату, Итачи рассказал ему о том, каков его истинный диагноз и попросил принять решение. Он долго думал, хмурился, взвешивал все за и против, хотя, на чаше «против» было лишь то, что он практически ничего не знает о своем альфе. Он был уверен в Наруто, что бы о нем ни говорили, о чем бы ни шептались по углам и даже как бы к нему ни относился Итачи, потому что аники не был с ним знаком настолько близко, как он, не видел его в бытности, не ощущал его беспокойства, растерянности и страхов, которые альфа старательно прятал от других. Итачи дал ему право выбора, тоже понимая все это, и он им воспользовался, решив, что капсула ему не помешает. Да, так он решил про себя, постеснявшись признаться самому себе и брату, что, скорее всего, он готов к близости с любимым, просто ему нужно ещё немного времени, чтобы свыкнуться с этой мыслью. Все-таки нии-сан у него самый лучший, потому что родители не смогли бы понять, точнее, посчитали бы, что ему ещё рано иметь столь полные отношения с альфой, а Итачи понял, почувствовал, и в тот же вечер, незадолго до прихода Наруто, ему сделали совершенно безболезненную процедуру по внедрению капсулы.

– Да, это хорошо, – прокашлявшись, согласился Наруто, хотя его сущность была задета, тоже фыркнув, – но какая-то капсула и моя сила… – альфа выразительно замолчал. – Не находишь, что эти понятия нельзя ставить в противовес?

– Наруто, – вздохнув, ментально сетуя на необразованность некоторых особей, Саске приподнял голову и с уверенностью посмотрел своему альфе в глаза, – я не понесу, пока сам этого не захочу. Ясно? – он почувствовал, что в его глазах вспыхнул «кровавый цветок», хотя сущность Древнего все ещё дремала внутри, не освобождая свою силу, просто так было проще и нагляднее выразить свою уверенность

– Ясно, – со снисходительной улыбкой ответил альфа, а после, крепко обняв своего омежку, подтянул его повыше, прикасаясь к алым, сладким губам в примирительном поцелуе. Да, сейчас он мог сказать только одно: Саске был более чем достойным омегой для Альтер Альфы. А шепотом, чтобы его мальчик не услышал, мог добавить, что это ему ещё расти и расти, чтобы стать достойным своего омеги.

– Намикадзе, нет, – разорвав чувственный поцелуй, категорично возразил Саске, чувствуя, как в томительности и страсти начинают тонко звенеть нити их уз, усиливая пульсацию метки их единства. – Ты наказан

– За что? – игриво выгнув золотистую бровь, осведомился Альтер Альфа, зазывно поглаживая своего омежку вдоль линии позвоночника

– За это, – возмутился омега, пальчиками прикасаясь к слегка покрасневшему следу от укуса на своей шее. – Больно же, – конечно, он немного приукрасил действительность, потому что больно не было, но сам факт того, что его укусили, без спросу, оставлять безнаказанным он не собирался

– Это особая метка Альтер Альфы, – с легкой улыбкой пояснил Намикадзе, разрумянившемуся то ли от возмущения, то ли от вновь проснувшегося желания близости омеге. – В Далекие Времена все альфы так метили своих омег, и именно подобные метки, в отличие от ментальных, никогда не исчезали

– Атавизм какой-то, – примирительно проворчал Саске, после чего, удобно устроившись на своем сильном, выносливом и любимом альфе, положил голову ему на плечо, наслаждаясь невесомыми, успокаивающими, разливающими тепло поглаживаниями

– Атавизм или нет, – Наруто осторожно пожал плечами, – но такие метки ставили только на возлюбленных, – он почувствовал, что омега вздрогнул, и хитро ухмыльнулся, зная, что хочет услышать его мальчик, и о чем его гордость не позволяет ему спросить. – Люблю тебя, Саске, – и раскрыть свое биополе, чтобы опутать омегу ментальным коконом, раскрывая суть их особенной, предопределенной, искренней, глубокой и сильной связи

– Сказал-таки, – фыркнул Саске, но ментальный кокон принял, наслаждаясь током энергетики, от альфы к нему и обратно, который скользил по нитям их уз. – Я тоже тебя люблю, – и замер, слыша, как альфа нежно проворчал «вредный омежка», после чего, улыбнувшись, прикрыл глаза, теперь уже точно будучи уверенным в том, что эти признания не были пустым звуком, дежурными фразами, просто словами, чувствуя их силу и сокрытый в них глубокий смысл, намного больший, чем человек мог сказать или вложить в интонацию голоса. Только так. На ментальном уровне. Только между ними. Альтер Альфой и Древним с сущностью омеги. Только в их Особенной Паре.

========== Эпилог. Семь лет спустя. Часть 1. ==========

Июнь в этом году выдался жарким, сухим и штильным, и Ирука, сидя на лавочке в парке под тенью раскидистых деревьев, вяло обмахивался веером, при этом все равно не ощущая желаемой прохлады. Солнце палило нещадно, хрупкие листья свернулись в трубочки, защищая благодатную влагу внутри своих тоненьких жил, в воздухе клубились ароматы цветения, раздражая чувствительное обоняние, а близость мощного, взмывающего в небо фонтана ни чуточку не облегчала знойное томление, но, несмотря на все это, омега наслаждался своим уединением, изредка поглядывая на молодых родителей, корпящих над своими чадами, или же влюбленные парочки, которые, игнорируя Административный Кодекс, разувшись, бродили в фонтане, совершенно не заботясь о своей, насквозь промокшей одежде.

Смотря на озорную возню в фонтане, Умино тоже мог бы поддаться соблазну, чтобы оказаться под прохладными струями, ощутить, как мощь воды смывает с его тела капельки пота и знойную усталость, насладиться волной прилипшей к телу футболки, которая нагло обрисует все ещё изящные, плавные контуры его фигуры, но, увы, ему уже не двадцать и даже не тридцать, чтобы идти на поводу у порывов сущности, при этом ощущая неуместный детский восторг. Он – взрослый мужчина, на плечах которого лежит ответственность, так что моральный облик нужно держать цепко, даже несмотря на то, что за все эти годы омега изрядно устал от норм и рамок, в одиночку прокладывая свой жизненный путь.

Большинство обитателей города в этот период дня предпочитали укрываться либо в своих квартирах, переводя вентиляторы в режим максимальной скорости, либо в офисах, оборудованных мощными кондиционерами, но омега, как выходец из жарких и влажных южных островов, предпочел деревянную скамейку вместо мягкого дивана, простор вместо четырех стен и кусочек мира вместо ежедневной рутины. Наверное, со временем он все-таки огрубел, хотя до этого дня тоже не отличался уступчивостью и мягкостью характера, но годы одиночества, с ребёнком на руках, без поддержки, без понимания, без альфы, в конце-то концов, сильно изменили Умино Ируку, хотя он сам не мог сказать, что в лучшую сторону.

– Папа! Папа! Смотри! – девочка лет семи с двумя высокими хвостиками пепельных волос маленьким вихрем промчалась по брусчатой дорожке от фонтана к скамейке, что-то трепетно прижимая в кулачке к своей груди. – Правда, она красивая? – остановившись напротив омеги, малышка, протянув ручку, разжала пальчики, с восхищением в серых глазах посмотрев на большую бабочку, мелко треплющиеся крылышки которой переливались на солнце темно-зеленым, черным и изумрудным

– Правда, красивая, – с улыбкой согласился Умино, смотря, скорее, не на бабочку, а на дочку, которая была маленькой копией своего отца-альфы. – Но ты должна её отпустить, Аэми, – строго, сложив веер и слегка стукнув им по ладони, настоятельно сказал омега

– Почему? – девочка недовольно, слегка капризно надула губки, возмущенно, исподлобья посмотрев на папу. – Я её поймала, значит, она – моя

– Потому что она – живое существо, – уже более терпеливо, ласково, с пониманием начал объяснять Ирука, усмиряя собственнические порывы дочери, – и у неё тоже могут быть детки, – конечно же, он нагло пользовался тем, что девочка ещё не знает о том, что бабочкам не свойственно заботиться о своем потомстве, но только так он мог объяснить ребёнку, что нужно ценить каждую жизнь, даже такую крохотную. – Вот представь, Аэми, что меня, твоего папу, тоже вот так вот кто-то поймал и решил оставить себе, при этом даже не помыслив о том, что у меня есть ты. Скажи, – Умино выразительно, по-взрослому, посмотрел на дочь, – как бы ты себя чувствовала?