Текст книги "Сущность Альфы (СИ)"

Автор книги: Lelouch fallen

сообщить о нарушении

Текущая страница: 120 (всего у книги 121 страниц)

– Ну, да, – Мадара прокашлялся: шесть лет прошло, а он все никак не мог привыкнуть к тому, что теперь в его… семье, да, семье не один Узумаки, а сразу три, причем с истинно-узумаковским характером. – Вы все правильно делаете – на подобное не стоит обращать внимания, – Учиха покосился на багряноволосого с молчаливым обещанием серьезного разговора, которое подкрепил легким, но настойчивым ментальным прикосновением. – Вы, мальчики, поиграйте пока, – альфа поднялся с ковра, отряхнув с безупречно выглаженных брюк несколько ворсинок, – а мне нужно с папочками побеседовать

Курама только фыркнул, прошествовал мимо альфы и присел на диван, понимая, что все его планы на сегодняшний день, начиная с завтрака, накрылись медным тазом. Учиха Мадара был настроен не только серьезно, но и решительно, очевидно, нанеся столь ранний визит не только потому, что ему захотелось увидеть сыновей, а и потому, что у него было к главе клана важное, не терпящее отлагательства дело. Сам Курама дела, так сказать, со своими альфами по утрам решать не любил по двум причинам.

Во-первых, после он не мог сконцентрироваться ни на чем другом, мысленно повторяя про себя весь разговор и вычисляя свои же ошибки, которые могут иметь последствия или стать лазейкой в сердце его сущности. А, во-вторых, вечером брюнеты были более покладисты и уступчивы, особенно, если они с Утакатой кормили их ужином и баловали хорошим, крепким виски. Ну, и что с того, что еду они с мужем заказывали в ресторане, потому что готовить самим им было некогда, а прислуга претила главе клана, как таковая, в принципе? Главное – внимание, а два одиноких альфы этим самым вниманием, да ещё и со стороны других омег, были обделены ввиду некоторых причин и обстоятельств, которые повлекли за собой события семилетней давности. Проще говоря, каждая женщина и омега знала, что единственное, на что она может претендовать рядом с Учиха Мадарой и Хаширамой Сенджу, это их постель. Впрочем, пусть Курама это и не афишировал, к такому положению вещей он тоже приложил руку, и если мужчины об этом и догадывались, то свое «против» по этому поводу не высказывали.

После ухода альф и страстного, нежного, чувственного занятия любовью с супругом Курама всерьез задумался над предложением Учиха и Сенджу, причем над каждым. С генетической экспертизой он был полностью согласен, так что к этому вопросу омега возвращаться не собирался, считая его исчерпанным. По поводу обмена энергетикой: тут за Кураму говорила уже логика и здравый смысл, потому что багряноволосый и сам понимал, что отсутствие энергетической поддержки отцов может поставить под угрозу жизнь его малышей, поэтому ему все же пришлось признать, что без альф не обойтись. Сперва, подымая трубку, он задумывался над тем, кому же из мужчин позвонить сегодня, но после, свыкнувшись с мыслью, что все идет так, как и положено ему идти, звонил тому, кого требовала его сущность, не заботясь тем, что один и тот же альфа мог в единоличном порядке поддерживать его энергетически несколько недель. Альфы сами предложили такой вариант, так что были просто обязаны с ним мириться, хотя, конечно же, омега чувствовал волны ревности, которые исходили от мужчин, и которые те старались от него скрыть. Да, ни Учиха, ни Сенджу не оставили своих попыток стать для него единственным и на всю жизнь, на что Утаката, его законный супруг, смотрел с явным недоумением, впрочем, пытаясь понять мужчин, которые искренне и сильно любили того, кого любил он сам.

В общем, это все было делом десятым, тем более что муж был осведомлен о его планах и против присутствия в их доме альф ничего не имел, хотя и старался не оставлять его наедине ни с одним из мужчин. Да, Утаката, ввиду его деятельности и перспектив, которые открывались перед молодым ученым, уже достигшего заоблачных высот, многим пожертвовал, чтобы быть с ним, переведясь из центрального офиса МАОБ в его Азиатский Департамент, но Сайкэн выбрал семью, поступил именно как омега, был подле него, рядом с ним, для него, за что Курама был ему искренне благодарен. Конечно же, благодарности было недостаточно, слишком мало, чтобы выразить все то, что значил для него супруг, и именно поэтому Кураме так тяжело, морально, душевно, ментально, далось следующие решение.

Пока он был беременным о близости, конечно же, и речи не было, точнее, он занимался любовью только с мужем, удерживая альф на строгой и почтительной дистанции. Это была не его прихоть, не его решение и даже не его попытка потянуть время, это было наказание для мужчин, которые все никак не могли угомониться, не могли понять, принять и смириться с тем, что он не будет принадлежать никому из них, что свой выбор он уже сделал. Некоторое время после родов ему тоже удавалось откладывать этот вопрос, ссылаясь на то, что ему нужно восстановиться (ну, да – восстановиться! Да он уже через неделю после выписки заседал в парламенте и яро оспаривал законопроект оппозиционеров коалиции), набраться сил, разобраться с отцовскими обязанностями, хотя именно в этой ситуации омега действительно тянул время. Курама понимал, что вечно так длиться не может, и что нужно что-то решать, но это было просто-таки вопиющей несправедливостью по отношению к его супругу, да и у него самого, честно сказать, не было особого желания ложиться под альф. А пришлось – и делать мужу больно, и принять в свою постель альф.

Нормой это, естественно, не было, но право на одну течку из четырех в год он каждому альфе выделил и ещё так, по мелочи, когда ему самому захочется, точнее, когда он чувствовал, что кто-то из мужчин отдаляется от него, чего нельзя было допускать. Значит, если секс был единственным способом удержать Учиху и Сенджу подле себя, вынудить их терпеть друг друга, общаться друг с другом, уступать друг другу, нужно снова поставить общественное выше личного и самому смириться с таким порядком вещей.

Было больно. Ему. Утакате. Альфам. Ведь, получается, три человека, которые любили его одного верно, ревностно и преданно, вынуждены были делить его друг с другом, а он сам чувствовал себя куртизанкой, падшим омегой, подлецом и нечестивцем, который торгует собой ради призрачной мечты, которую он воспринимал, как реальность, более того, как свое предназначение. Наверное, никто кроме Утакаты его бы не понял, и многие, в том числе и члены клана Узумаки, открыто говорили о том, что он пятнает честь клана своими недостойными поступками, что из-за него клан придет в упадок, что пришло время сменить главу, но дальше разговоров так и не зашло, потому что… потому что, в тайне, многие восхищались им, точнее тем, что он крепко держал в узде двух сильных альф. Да, никто, а Утаката понял, что отнюдь не говорило о его слабости, наоборот, нужно было быть очень сильным, чтобы поверить в своего супруга и его идеалы, чтобы, невзирая ни на что, оставаться его опорой и поддержкой, чтобы смотреть на альф так, словно это он делал им одолжение, позволяя мужчинам наслаждаться обществом своего омеги. И Утаката был за это вознагражден – омега носил его метку, а Учиха и Сенджу… Какая разница – хранили они ему верность или нет, да и не мог, не собирался Курама этого требовать от мужчин, главное, что оба альфы при любых обстоятельствах возвращались именно к нему. А это было уже не что-то призрачное, а огромный шаг к его цели.

И вот, теперь, судя по всему, Мадара собирался поговорить с ним о чем-то серьезном, тем более что разговор этот должен был произойти в присутствии Сайкэн, который тоже отложил все свои дела и, присев в кресло, приготовился слушать. Сам Курама уже догадывался о том, что же станет предметом разговора, важность которого уже сейчас выдавала взволнованность биополя мужчины, да и у него подходил период течки, именно той течки, которая принадлежала Учиха, но омега проявил терпение, не желая упускать миг трепетности столь судьбоносного момента.

– В общем, так, – Мадара, как мужчина, имеющий за плечами более ста лет опыта и, как он считал, достаточно изучивший, так сказать, своего омегу, сразу же перешел к делу, словно чувствуя, что хитрец Узумаки и так уже обо всем догадался, – роди мне ребёнка, Курама, – альфа строго, слегка нахмурившись и для убедительности приоткрыв свое биополе, посмотрел на удерживающего на своих губах легкую улыбку омегу. – Роди мне Учиху. Наследника, которому я смогу передать свой бизнес, – мужчина, увидев, что выражение лица багряноволосого так и осталось неизменным, а его биополе даже не встрепенулось, словно омега сейчас не испытывал ни единой эмоции, лишь вздохнул, таки признавая свое поражение в противостоянии с этим многоликим человеком. – Прошу тебя как человека, которому я отдал свое сердце, – и замолчал, ожидая.

Наверное, со стороны, это было похоже на унижение, потому что он, альфа, Учиха, опустился до того, что просит омегу, обычного омегу, которых пруд пруди, подарить ему наследника. Конечно же, Узумаки Кураму нельзя было назвать обыденным, обычным, типичным или заурядным. Курама был особенным, это все видели и понимали, но никто толком так и не смог бы ответить на вопрос – что же в нем такого уникального? Да, волевой. Да, сильный. Да, уверенный в себе, напористый, умный, целеустремленный. Но это можно было сказать о многих, считай о 50% всех мужчин-омег. Да, успешен. Да, уважаем и почитаем. Да, с его мнением считаются не только в парламенте, но и в Министерстве. Но и это не было чем-то сверхъестественным, потому что даже такие омеги, пусть и единицы, но были. Наверное, он все-таки недостаточно старался, недостаточно был заботлив и внимателен, недостаточно прилагал усилий, раз не смог сорвать с Курамы все маски и понять, в чем секрет его необычности.

Возможно, он бы и не пытался это сделать, поняв, что омега никогда и никому не откроется, что многоликость – суть его жизни, что, скорее всего, настоящего Курамы уже просто нет, есть только личины, которые багряноволосый сменял, словно по щелчку пальцев, если бы не чувствовал, что Утаката, тот, кого со всей справедливостью и с легким сердцем можно было назвать заурядным, знал настоящего Узумаки Кураму, более того, что этот омега самостоятельно смог сорвать с Курамы все маски и узреть его настоящего.

Многие, фыркая, задают, казалось бы, риторический вопрос: разве может омега быть сильнее альфы? Раньше Мадара ответил бы, что – нет, не может, но теперь он бы, не задумываясь, ответил – может, но не каждый и, конечно же, не ментально. Наверное, только омега смог бы понять омегу и только омега может быть рядом с таким омегой, как Узумаки Курама. В общем, ситуация была сложной, можно даже сказать, запутанной, как моток пряжи, и альфа до сих пор, даже по пришествии семи лет, не мог смириться с тем, что рядом с его возлюбленным другой, но именно в этой ситуации Мадара понял, что за все сто лет он так и не накопил необходимого жизненного опыта, чтобы прочесть этого человека.

Довольствоваться одной течкой в год – это низко, это больно, тем более в его случае, когда сущность все равно тянулась, когда сердце трепетало, как у молодого альфы, когда пяти дней безумия было отчаянно мало, и он каждый раз, когда ему неожиданно звонил Курама, замирал, надеясь, что сегодняшняя ночь будет принадлежать им двоим. И, да, его сущность до кошачьего урчания была удовлетворена тем, что омега пусть и негласно, осторожно и аккуратно, но все же уделял ему больше внимания и вне течки дарил больше ночей страсти, нежели Сенджу. Наверное, нужно было попробовать забыть, вырвать любовь к недостойному, тому, кто причинил ему боль, из своего сердца и попытаться наладить свою личную жизнь, ведь на этом омеге мир клином не сошелся.

Вокруг него всегда было много женщин. Да, не все они были благочестивы в своих помыслах, но он был знаком и с такими, которые испытывали к нему неподдельные чувства, с которыми, действительно, можно было попробовать создать семью, но Мадара не смог. На мужчин-омег альфа вообще не смотрел после того, как понял, что ни один из них не сможет сравниться с Курамой, а женщины стали в его жизни лишь мимолетными увлечениями, потому что он быстро терял к ним интерес. А вот к Узумаки его ни интерес, ни чувства так и не угасли, и дело было не только в том, что их связывал общий ребёнок, а в том, что Курама был его омегой, поэтому, несколько лет, так сказать, побаловавшись связями на стороне, Мадара оставил любые попытки завести длительный роман и всего себя посвятил тем, кого любил – омеге и своим сыновьям.

С детьми вообще все получилось как-то… неожиданно. Семь лет назад, когда Курама ещё был беременным, альфа и подумать не мог о том, что будет любить и сына Сенджу, как своего, а вот, получается, полюбил, чему и сам сперва недоумевал. Конечно, мальчики были очень похожи, как говорили, «содрали кожу» со своего папочки, но если присмотреться, то внешне малыши все же были разными, причем с каждым годом эта разница становилась все более заметной. Да, характером оба пошли в папочку, но общими чертами лица походили на своих отцов, что, впрочем, все равно не стало преградой на пути его безграничной любви и к Хидеки, и к Хикару. Но была у Мадары мечта, мечта, связанная с тем, что он хотел своего ребёнка, точнее, как он и сказал, ему нужен Учиха, неважно мальчик или девочка, альфа или омега, главное, чтобы Учиха, потому что после себя хотелось оставить что-то более значимое, нежели счет в банке.

– Ребёнка? – Курама слегка возмущенно приподнял тонкие брови, с явным недоумением смотря на мужчину, после чего, явно неласково ответив на ментальное прикосновение брюнета, фыркнул. – Не готов я ещё морально ко второму заходу, так что, – омега лукаво посмотрел на Учиху, – пусть тебе вон Утаката рожает

– Утаката? – Мадара озадачено перевел взгляд на второго омегу, который до этого лишь молчал и слушал, словно и не был заинтересован в том, что сейчас происходило в его доме, но на его счет альфа больше не обманывался. Да, этот омега был красив и пах очень привлекательно, пусть и был помечен, а ещё очень умен, гениален – более уместное слово, но альфа никогда не смотрел на него, как на партнера или же потенциального любовника, никогда не видел в нем омегу, с которым он бы хотел провести ночь, путь многие и судачили о том беспутстве, которое якобы творится в особняке Узумаки, поэтому альтернативное предложение багряноволосого и повергло его в замешательство.

– Курама, – Сайкэн слегка укоризненно, наставительно, непререкаемо посмотрел на супруга, – это была опрометчивая шутка

– Да, прости, – с легкостью согласился с мужем омега, что самого Учиху всегда поражало и слегка задевало, потому что и с ним, и с Сенджу Курама мог спорить до бесконечности, так и не уступив, а с Утакатой соглашался всегда и во всем. Все-таки они с Хаширамой чего-то не понимали, раз за все эти годы никто из них так и не смог подобрать к омеге нужный ключик, но именно сейчас альфа вздохнул с облегчением, понимая, чувствуя, что Узумаки, и правда, пошутил, болезненно для него, но, по крайней мере, отказа он не получил.

– Я подумаю над этим, Мадара, – спустя несколько минут, с легкой благосклонностью ответил Курама, по состоянию биополя альфы чувствуя, насколько для него важен его ответ, но и сдаваться, соглашаться, идти на поводу у мужчины, не собираясь. – Вот только скажи, – омега прищурился, не позволяя брюнету потерять с ним зрительный контакт, – почему я? Омег много, – багряноволосый выразительно развел руки в стороны, зная, что Учиха предпочитает именно омег, видя в женщинах-альфах исключительно таких же, как и он, альф, – да и для медицины сейчас практически не существует границ, так что, – на этот раз Узумаки пожал плечами, – на мне свет клином не сошелся

– Не буду повторяться, Курама, относительно того, что я люблю тебя, и для меня не существует других омег, – с легким нетерпением начал отвечать Мадара, понимая, что омега, скорее всего, не нуждается в ответе на свой вопрос, просто желает потешить собственное самолюбие, которое, как бы ни трудно это было признавать, он готов потешить. – И, да, я бы мог прибегнуть к услугам докторов и суррогатной особи, но я хочу нашего ребенка, – альфа решил-таки раскрыть все карты, с годами поняв, что Узумаки ценит откровенность и правду, какими бы они ни были, – хочу Учиху, в жилах которого будет течь и твоя кровь

– Знаешь, Мадара… – Курама уже сейчас решил дать свой ответ, уважая мужчину и его чувства, оценив его искренность, проникнувшись к нему симпатией и благосклонностью, но закончить свою мысль ему не дал хлопок входной двери, который заставил омегу нахмуриться. Только один человек мог так, по-хозяйски, прийти к нему в дом, даже Мадара и тот звонил и чинно ожидал разрешения, а этот альфа вел себя нагло, самоуверенно и собственнически. Впрочем, иным Хаширама Сенджу никогда и не был… и не будет.

– Утро доброе, – Хаширама явно пребывал в хорошем расположении духа, поскольку его биополе так и искрило позитивными, яркими эмоциями. – Курама-кун, Утаката-кун, – альфа галантно поцеловал руку каждому омеге, при этом выразительно дольше прикасаясь губами к ладони багряноволосого. – Мадара-сан, – брюнет крепко, без тени какой-либо неприязни или же конкуренции пожал руку мужчине, на что получил не менее крепкое и товарищеское пожатие. – И, конечно же, мои мальчики, – Сенджу, лучась умиленной улыбкой, расцеловал малышей, которые довольно щурились и льнули к отцу, наперебой что-то лопоча ему о том, что скоро у них появится братик

– Братик? – поставив Хидеки на ноги и трепетно взъерошив его багряные волосы, Хаширама обернулся и с нескрываемой любовью посмотрел на Узумаки, теперь уже лучась и надеждой, что, естественно, не осталось незамеченным остальными. – Значит, Курама, ты таки принял решение? – альфа робко потянулся своими ментальными витками к омеге, впрочем, не вкладывая ни в один из них ни желания, ни страсти, ни похоти, только уважение, благодарность и любовь. – Ты родишь мне сына? Сенджу?

– Правда, Мадара-сан, у глупцов мысли сходятся? – уловив удивление и растерянность со стороны Учихи, Курама не смог удержаться и интригующе улыбнулся, при этом отгораживаясь от витков Сенджу, чтобы второй альфа не усомнился в том, что он по-прежнему не отдает свое предпочтение ни одному из них

– И что же я пропустил? – взволновано осведомился Хаширама, чувствуя, как внутри него зарождается ревностная волна, которой, по сути, уже не должно было быть, ведь он приказал своей сущности смириться, укротил её собственнические порывы и даже приблизил к себе одного омегу, ничего ему, собственно, и не обещая, ведь статус любовника главы клана Сенджу и так давал ему много привилегий, что того полностью устраивало

– Мадара-сан тоже изъявил желание обзавестись наследником, – ответил Утаката, слегка покачав головой, ведь сказать о том, что он был полностью согласен с фразой мужа, ему не позволяла вежливость

– Вот, значит, как, – опустив голову и слегка нахмурившись, Сенджу присел на диван, рядом с Учихой, при этом явно не заботясь тем, что их биополя оказались в опасно близком контакте друг с другом, и задумался

О том, что он хочет ребёнка, сына, Сенджу, Хаширама известил Кураму недели две назад, рассчитывая на то, что омеге нужно время, чтобы подумать над его предложением, а этого самого времени было предостаточно, потому что своим правом на течку альфа мог воспользоваться только через полгода, но это время было мелочью по сравнению с тем, что Узумаки мог дать свое согласие. Не то чтобы он так уж нуждался в наследнике, все-таки у него ещё вся жизнь впереди, и только богам известно, что ожидает его в будущем, может даже, новая и сильная любовь, законный супруг, дети, но сейчас подобное решение казалось ему правильным.

Он мог потерять Кураму в любой момент, тем более что брюнет видел, что омега более привязан к Учиха, больше ему доверяет, даже их связь намного сильнее, нежели их собственная, хотя, по сути, ни он, ни Мадара не значили для Узумаки столько, сколько значил он сам для них. У Курамы есть супруг, пусть и омега, но сам Хаширама научился ценить личную жизнь человека, перестав претендовать на что-либо со стороны омеги, кроме положенной ему течки. Наверное, прав был Утаката, когда несколько лет назад, пользуясь случаем, то есть их беседой с глазу на глаз, сказал ему, что для него Курама всегда был трофеем, призом, который так и остался недосягаем, пусть и был у него почти в руках, что его любовь к Узумаки превратилась в некую форму одержимости, подпитываемая собственническими инстинктами, и он с этим согласился, понимал толики правды в словах шатена, но перестать любить, как он ни пытался, не смог.

С годами пришло смирение, тем более что, как у главы клана Сенджу, у него больше не было права на личные блажи, предпочтения, порывы и опрометчивые поступки, и альфа даже думал, что он сможет забыть Кураму, что кроме дружбы, работы и сыновей их больше ничего не будет связывать, но, как оказалось, так он действительно только думал. Хаширама не хотел вспоминать о том, через что ему пришлось пройти, когда пришло осознание, что любимого таки придется делить с другим альфой и омегой, когда он понял, что даже не делить, а мириться с тем, что и ему, как и Мадаре, отведена второстепенная роль в жизни Узумаки, что на первом плане для омеги всегда будут его дети и его муж. Сущность яростно противилась, и почти сразу после рождения мальчиков он посещал особняк Узумаки исключительно только для того, чтобы повидать сыновей, ограничив свое общение с Курамой, желая искоренить любовь к нему, а после… после, как вспышкой, он понял, что у него СЫНОВЬЯ, и это окончательно сломило его сопротивление.

Мир начал видеться в ином свете, и Сенджу первое время не верил своим ощущениям, которые кардинально отличались от тех, которые он испытывал с момента своего пробуждения. Он был слеп, глуп и ограничен ментально, не в плане силы, а в плане восприятия, принимая идеалы и устои своего клана, но не осознавая их исток, их важность и их значимость. Возможно, он начал лучше понимать Кураму, разговоры между ними наполнились смыслом, они вообще много говорили о жизни, государстве и мире в целом, даже в период течек омеги им больше не овладевала похоть, только страсть и нежность, которую он и дарил возлюбленному. Наверное, именно это Узумаки и имеют в виду, когда говорят «сорвать маски», и пусть он не сорвал все маски Курамы, но он смог понять его жизненную позицию, увидеть в ней зерно истинности, её неординарность, но вывереность и правильность, чем был очень горд. Возможно, если бы их отношения с Курамой сложились, он бы, и правда, оставался в тени своего мужа-омеги, потому что, несмотря на то, что он был старше багряноволосого всего на год с хвостиком, Узумаки был намного мудрее его, мудрее потому, что сам сформировал себя как личность. Похоже, быть вместе им не суждено, они были слишком разными, словно принадлежали к двум противоположным мирам, и притягивались друг к другу только потому, что таков закон противоположностей, и все же это понимание не пересилило его любовь.

Любовь бывает разной – вот что понял Хаширама. Он любил Кураму разумом, мог быть настоящим, самоуверенным, наглым, эгоистичным, слабым и даже подавленным только с ним, только ему он мог рассказать о том, насколько же на самом деле его тяготят обязанности главы клана, сколько у него внутри потаенного страха, что он может не справиться, что его ошибки могут повлечь за собой непоправимые последствия, только Курама мог успокоить его, вселить надежду и дать действительно мудрый совет. Мадара любил багряноволосого сущностью, которая привязалась к омеге, чувствуя в нем того, кто способен противостоять её буйному нраву, того, ради которого она способна измениться, того, кому она готова была отдать всю свою энергетику без остатка – сущность альфы жила вместе со своей второй половинкой. Утаката же любил Кураму сердцем, всецелостно, самоотверженно, жертвенно, восхищенно, до последнего вздоха, витка биополя и капли крови, так, как любит только тот, кто шагал со своим возлюбленным по одному пути, нога в ногу и рука об руку. Каждый из них давал Кураме ту часть, которую не мог дать другой, и именно осознание этого помогло ему смириться с ситуацией. Наверное, все они, только втроем, и были тем Истинным Курамы, которого тот, скорее всего, так и не встретит.

– Ну, что ж, Курама, – собравшись, стабилизировав свое биополе и твердо посмотрев на Узумаки, начал Хаширама, – думаю, в этой ситуации я временно отзову свою просьбу по поводу наследника

– Отчего же? – омега искренне-удивленно вскинул бровь, заинтересовано и попеременно смотря на альф, которые сидели перед ним, как два нахохлившихся воробья на ветке. – Ты же первый попросил, так что… – заканчивать свою мысль омега не стал, предоставляя право решить этот вопрос мужчинам

– У Мадары-сана более… – слегка замявшись, Сенджу быстро взглянул на брюнета, отмечая его молчаливое напряжение, – деликатная ситуация, – мужчина таки смог подобрать именно те слова, которые выражали суть ситуации, то есть, что Учихе было уже за сто, но при этом и не оскорбляли альфу, – а я согласен ещё пару лет и подождать

– Я подумаю, а после дам вам знать о своем решении, – величественно сообщил Курама, тем самым давая понять, что сегодня он к этой теме возвращаться не намерен. Пожалуй, он все-таки был слегка удивлен очередным стечением обстоятельств, хотя уже и привык к тому, что боги безжалостны в своих требованиях к нему, но более его все-таки удивила позиция Сенджу, который уступил, фактически, своему конкуренту. Конечно же, можно было говорить о том, что Хаширама его разлюбил, что он больше не нужен этому альфе, что их связывает только роман в далеком прошлом и сын в настоящем, но это было бы откровенной ложью, а ложь омега не терпел в принципе, так что, похоже, дело было не в чувствах, а в самом альфе. К тому же, он ощущал волны благодарности со стороны Учихи, чувствовал его неподдельную любовь и глубоко припрятанные надежды на то, что, возможно, когда-нибудь они станут семьей, и это тоже нужно учитывать, с этим тоже нужно считаться, это надо ценить.

– Кстати, Мадара-сан, – уже после того, как Учиха молчаливо поднялся с дивана, присел подле сыновей и включился в составление пазла, обратился к брюнету альфа, и припомнив кое-что важное, и найдя отличный способ ослабить напряжение, которое вилось в комнате клубами ментальных нитей четырех особей, – а незнаком ли вам, случайно, человек по имени Куросуки Райга?

– Знаком. А что? – Учиха резко повернулся к брюнету, бросив на него обеспокоенный взгляд, и даже его биополе опасливо всколыхнулось, но не в сторону собеседника, а вроде как выражая отношение мужчины к объекту разговора

– Сотрудничество предлагает, – стараясь казаться беззаботным, ответил Сенджу, но он слишком пристально следил за реакцией альфы, чтобы не проникнуться его настроем и тоже не начать волноваться, потому что контракт, который ему предлагал Куросуки, был очень выгоден, причем в такой же мере, в какой был и опасен в случае провала проекта. Его помощники и юристы советовали соглашаться, видя в этом партнерстве выгоду и внушительную прибыль, но самому Хашираме Райга показался человеком слегка… сумасшедшим, точнее, ненадежным, теневым и скрытным, что и натолкнуло его на мысль сперва разузнать об этом альфе побольше, а уже после принимать какое-то решение. А кто, как не Учиха Мадара, который, владея агентством по персоналу, знал всех и каждого до мозга костей, мог дать ему консультацию по этому поводу?

– Даже не думай, Хаширама, – предостерег альфу Учиха. – Куросуки Райга – член Красной Луны, – брюнет выразительно посмотрел на собеседника, даже ментально к нему прикоснулся, чтобы тот не сомневался в его искренности, – более того, один из Семи её Демонов. По миру пойдешь, если с ним свяжешься

– А вот с этого места прошу поподробнее, – Хаширама, встревоженный открывшейся правдой, тоже поднялся с дивана и присел на ковер, точно напротив Учихи, так, чтобы и поговорить с альфой, и сыновьям своим уделять немного внимания. – Будем ловить крупную рыбу, Мадара-сан

– Ну, давай, Сенджу, – Мадара, оценив хватку и настрой собеседника, фыркнул. – Попробуем поймать

Утаката, все это время наблюдавший за очередным противостоянием супруга и его альф, только вздохнул, понимая, что его судьба незавидна, но и другой он бы себе не пожелал. Что бы там ни говорил его муж, что бы ни думали о нем брюнеты, но его любовь была понимающей, более того, Курама был его первым и единственным омегой. Там, в МАОБ, у него была женщина, напористая, но необузданная альфа, молодая, с горячей кровью, которая стремилась превзойти своего куратора. И они изредка трахались, просто и безо всяких условностей, потому что он был взрослым омегой, у него шли течки и были соответствующие потребности, но о любви в этих отношениях речи не шло, по крайней мере, с его стороны. С Курамой же они пересеклись, и правда, случайно, хотя на то могла быть воля богов, возобновили общение, после чего, со временем, когда он смог понять этого человека, когда Узумаки стал неотъемлемой частью его жизни, когда они начали даже дышать в унисон, в его сердце и вспыхнула любовь.

Альфы стали дополнением. Вот почему он не ревновал, хотя и не мог оставаться в доме в те ночи, которые принадлежали мужчинам, предпочитая корпеть над своими исследованиями в МАОБ. Хидеки и Хикару он любил как собственных. Поддерживал супруга. Понимал суть его замысла. Готов был отдать возлюбленному всего себя и без остатка, разделить с ним все, от бремени до счастья. Но не видеть усталость на его лице и отрешенность во взгляде. Не ощущать его напряжение, а после опустошенность. Не чувствовать его боль и угрызения совести по отношению к нему. Альфы никогда не видели, не ощущали и не чувствовали всего этого. Для них Курама по-прежнему был эталоном, объектом обожания, любви и страсти, мудрым собеседником, компаньоном, деловым партнером, любовником, и это злило омегу, в глубине сущности, потому что ни Учиха, ни Сенджу не стоили того, чтобы ради них шли на такие жертвы.

Поднявшись с кресла, Утаката подошел к мужу и присел подле него, заботливо обняв со спины и прикасаясь к его биополю. Курама положил свою ладонь поверх его, сцепленных в замок на его груди, но так и не посмотрел, только ответил ментально, нежно, ласково, чувственно, и омега лишь фыркнул, проследив за взглядом мужа. Альфы, распалившись, активно переплетая свои ментальные витки, перебивая друг друга, взаимодействуя биополями, выясняя, озвучивая, выражая, оспаривая, расставляя точки, уже почти продумали план под нехитрым названием «Ловушка для Райги», ради которого они решили объединить свои силы, усилия и связи, дабы обломать Красной Луне хоть один клык.