Текст книги "Сущность Альфы (СИ)"

Автор книги: Lelouch fallen

сообщить о нарушении

Текущая страница: 48 (всего у книги 121 страниц)

– Нет, Какаши! – вскипел омега, биополе которого рвано взметнулось, заклубившись. – Этого всего не было бы, если бы не твой эгоизм! С чего ты взял, что я должен принадлежать тебе?! Почему ты решил, что мне нужен этот ребёнок!? Какое ты имел право ломать мне жизнь, навязавшись мне, запретив делать аборт, а теперь ещё и досаждая своими нравоучениями?!

– Потому что я люблю тебя, – альфа говорил эту фразу уже много раз, постоянно, изо дня в день, да и повторять её был готов каждую минуту, но именно эти три слова более всего злили омегу, который реагировал на них слишком агрессивно, в пылу ссоры бездумно расплескивая так необходимую ему сейчас для вынашивания ребёнка энергетику

– И я люблю, – уже тише, будто успокоившись, произнес омега, но тут же, с тем же жаром и гневом добавил, – но не тебя! И ты это прекрасно знаешь, Хатаке!

– Зачем мертвому твоя любовь?! – даже с вымуштрованной с годами выдержкой и со всем своим желанием вновь не распалять огонь конфликта Какаши не смог сдержаться. Слишком болезненной для них обоих была эта тема, слишком много струн былого она затрагивала, слишком назидательно нависала над их отношениями, омрачая их жизнь своим настырным взглядом из прошлого.

– Отпусти его, Ирука, – уже тише, поникнув, произнес альфа. – Отпусти и живи дальше. Мертвых нельзя вернуть к жизни даже любовью

– А кто в этом виноват? – явно сдерживая слезы, на грани слышимости прошептал брюнет. – Ты и только ты

– Возможно, – уклонился от прямых обвинений пепельноволосый, чувствуя, что своими словами он вновь распалил в любимом ненависть и вновь окунул его в омут боли, который, казалось, уже должен был иссякнуть, но, очевидно, рана была слишком глубока, и даже его чувства не смогли остаточно залечить её, с каждым днем лишь ятря сердце омеги, который, на самом деле, никогда и не был только его.

– Ты был его начальником! – подверженный эмоциональным всплескам из-за гормонов, вновь вспыхнул Ирука, посылая в сторону мужчины град новых и не менее наболевших обвинений. – Ты дал ему это задание! Ты остался в стороне и просто наблюдал, заведомо зная, что миссия обречена на провал! Ты специально это сделал, потому что я выбрал Мидзуки, а не тебя! – омега перевел сбившееся дыхание и, присев на диван, опустошенно закончил. – Так что виноват только ты и этот грёбаный Корпус

– Возможно, – на самом деле Какаши много чего хотелось сказать любимому человеку, много чего объяснить и дать понять, что его суждения ошибочны, но он не стал этого делать, и не только потому, что переживал за здоровье омеги, или потому, что он уже опоздал на работу, а потому, что на то были более глубокие причины, о которых было не ведомо никому, кроме него, его бывшего и уже мертвого подчиненного и друга, и ещё одного человека, которого он, уходя из Корпуса, надеялся больше никогда не увидеть.

– До вечера, – сухо бросил Какаши и, взглянув на поникшего омегу, спешно покинул квартиру, понимая, что очередная попытка с его стороны наладить отношения уже в который раз вылилась в ссору с теми же обвинениями. Хотя, если честно, частично альфа был с ними согласен, по крайней мере, с тем, что служба в Корпусе исковеркала не только его жизнь, но и жизнь его друзей – Умино Ируки и Кагуя Мидзуки* (*принадлежность Мидзуки к клану Кагуя – задумка автора).

Ему, человеку, который остался фактически единственным представителем своего рода, в свое время не осталось ничего кроме как добровольцем уйти в Корпус. Своего отца Какаши практически не помнил, лишь какие-то мутные очертания альфы с пепельными волосами, а после, когда ему было 20, пришло уведомление – во время подавления мятежа на Южном континенте* (* имеется в виду Южная Америка) полковник I Азиатского Корпуса Сакумо Хатаке пал смертью храбрых. Во время кремации, на которой молодой альфа так и не смог посмотреть родителю в лицо, так как гроб был закрыт плотной крышкой, ему, как единственному сыну и наследнику исчезающего рода, вручили орден отца за заслуги и выразили свои соболезнования, но что это могло изменить? Ни дома, ни родни, только очень дальние родственники, ни средств к существованию, так что в такой ситуации и речи быть не могло о продолжении обучения в Академии Законности и Правопорядка, и Какаши пошел по стопам отца – в Корпус.

К удивлению самого альфы, служба в Корпусе, к тому же в I его подразделении, не показалась ему столь тяжелой. Да, были жесткие тренировки и строгий режим. Да, пришлось отказаться от многих вещей. Да, работа была, мягко говоря, не из самых приятных и порой приходилось переступать через себя, чтобы выполнить очередной приказ, но Какаши со всем этим справился даже более чем успешно, к 40 годам став полковником и заняв место своего отца. Закрывая глаза на многое, убеждая себя в том, что субординация превыше моральных норм, стараясь держаться особняком и ни к кому особо не привязываться, Хатаке все же оставался человеком, хотя, пожалуй, вся его человечность выражалась в одном – в дружбе с альфой, с которым он познакомился ещё будучи простым воякой.

Кагуя Мидзуки был слегка вспыльчив, но по-своему добр, из-за чего ему часто доставалось от наставников за излишнюю сердобольность и перекраивания прямых приказов под свои принципы, но от этого худшим корпусником он не становился, наоборот, упорно шел к своей самой заветной мечте – стать одним из четырех генералов Азиатского Корпуса. Когда-то, получив короткий отпуск, Какаши, который неохотно, но все-таки согласился пойти с другом в клуб, спросил альфу, почему тот, будучи выходцем из сильного и влиятельного клана, пошел в Корпус, на что Мидзуки ответил просто и без утаек – он бастард* (*ребёнок, рожденный вне брака и непризнанный своим отцом, из-за чего не имеет права быть членом его клана) и потому, как и любой другой незаконнорожденный, хочет признания и власти. Тогда Хатаке не придал особого значения этим словам, ведь очень многие корпусники стремились именно к этому, так что желание альфы в какой-то степени ему было понятно, теперь же, раз за разом анализируя разговор с другом, пепельноволосый понимал, что именно в тот момент допустил едва ли не наибольшую ошибку в своей жизни.

Прошло ещё несколько лет, а все оставалось по-прежнему: он, изо дня в день, четко исполнял свои должностные обязанности, порой врываясь в самую гущу опасных событий и выходя из них с минимальными потерями, изредка встречался со своим другом и практически пустил на самотек личную жизнь, довольствуясь редкими встречами с мимолетными партнерами. Но в один летний день, когда Хатаке получил столь редкую щедрость, как выходной, Мидзуки представил его своему жениху, который оказался премилым и умным омегой, преподающим в школе и колледже юридические дисциплины. Именно эта точка и стала отправной, положив начало резким переменам в жизни альфы. Нет, он и дальше исправно исполнял свои обязанности, проводил свободные вечера в компании друзей и периодически заглядывал в Старый город, чтобы снять шлюху на ночь, но вот внутри альфы поселилось какое-то нехорошее предчувствие, которое, впрочем, очень быстро себя оправдало.

Даже сейчас, спустя 11 лет, он четко видел перед собой лицо генерала I Азиатского Корпуса Эйя, крепкого, высокого, сильного альфы, который отдал ему безапелляционный приказ, исполнение которого и привело к трагическим последствиям. Знал ли Какаши, что отправляет друга на верную смерть? Да, знал, но ничего не сделал, более того, даже пальцем не пошевелил, когда в наушнике раздавались сперва требования подмоги и помощи, а после все затихающие ругательства и проклятия в его сторону. Он просто всматривался в монитор, на который спутник передавал изображение с поля боевых действий, и лишь сжимал кулаки, прекрасно видя перекошенное от боли лицо друга, глаза которого не так уж и быстро потухли, ознаменовав завершение жизненного цикла Кагуя Мидзуки. Да, после он ушел из Корпуса, но не потому, что его мучили угрызения совести, а для того, чтобы быть рядом с Умино Ирукой, омегой, который уже давно стал для него больше, чем просто друг, вот только сам брюнет этих чувств не разделял.

Какаши, взглянув на наручные часы, прибавил газу, понимая, что такими темпами он опоздает и на второй урок, хотя настроение привносить знания в светлые головы у него угасло окончательно. Альфа часто думал о том, а имел ли он действительно право привязывать к себе омегу столь эгоистичным способом? И всегда отвечал себе, нет, не имел, но, тем не менее, сделал так, как подсказывала ему его альфья сущность. Многие думали, что у них с Умино счастливая семья, но эта идиллия была всего лишь иллюзией. Когда он на перемене звонил Ируке, дабы поинтересоваться все ли у того в порядке, в ответ получал лишь ругательства и оскорбления, а не сведущие в этом деле коллеги подбадривали его, мол, гормоны у беременного, придешь домой, поцелуешь, он и перебесится. И это было больно, ведь Какаши прекрасно знал, что дома на него выльется ещё более ледяной ушат презрения и слов ненависти, что омега и близко его к себе не подпустит, закрывшись в своей комнате, из которой после будут доноситься приглушенные рыдания. Не этого хотел Хатаке для своего возлюбленного, но реальность оказалась таковой, и ему приходилось с ней мириться, по крайней мере, отказываться ни от своего омеги, ни от их ребёнка альфа не собирался ни под каким предлогом.

Ероша и без того спутанные волосы, Сасори медленно спускался по лестнице, все ещё чувствуя в теле легкую слабость. Да, сон пошел ему на пользу, к тому же, к своему удивлению, он очень слабо чуял запах течки своей Пары, но, как бы там ни было, Итачи вчера потрепал его изрядно, вдобавок ко всему добротно так приложившись к его лицу кулаком. Вспомнив вчерашние события, альфа вздрогнул – мощь Древнего завораживала и в тот же момент вызывала животный страх перед более сильной особью, перед человеком, способным лишить жизни одним лишь взмахом руки. Сказания о Древних были всего лишь мифическими преданиями, хотя некоторые ученые настойчиво доказывали, что данный феномен имел место быть, но, как бы не старались археологи и исследователи, за всю Историю Мира так и не было найдено существенных доказательств в пользу этой теории кроме какого-то там Храма, пока не было. Акасуна сейчас плохо соображал, но, даже несмотря на легкую головную боль и истощенный метальный резерв, он понимал – в Итачи переродилась сущность Древнего, и это пугало, так как никто и не под каким предлогом не заслужил подобной участи. Оставалось только надеяться, что Учиха справится с этой ношей и достойно выполнит миссию, возложенную на него богами.

Кстати, об Учихе: кажется, он вчера говорил, чтобы Акасуна позвонил ему, когда поговорит со своим Истинным. Сасори вздохнул и инстинктивно замедлил шаг, пытаясь подобрать слова для того, чтобы… чтобы, что? Переубедить себя в том, что его омега не шлюха? Попытаться объяснить мальчику, что он больше не матка? Попробовать установить контакт и наладить отношения? Таки установить связь Пары? Как-то глупо все это звучало в виду того, что он вчера натворил. И больше всего альфу пугал отнюдь не тот факт, что у его омеги течка, слабый запах которой он чуял и сейчас, а то, что он поднял на мальчика руку, ударил, по сути, ни в чем не повинного ребёнка, самолично прикрепил к нему статус шлюхи и запер в комнате бессознательного омегу, которому, наверняка, нанес и ментальный ущерб. Вроде бы вчера Дей говорил, что с Хаку все в порядке, но так ли это? Физически, возможно, да, но вот его психическое и энергетическое состояние вызывало у красноволосого крайнюю степень опасения. Вполне возможно, омега никогда не простит его и так и не позволит установить связь Пары, хотя именно на такую участь Сасори и заслужил, ведь, несмотря ни на что, он – альфа, он опора и поддержка, хотя вчера своими действиями доказал совершенно обратное.

Ещё даже не переступив порог кухни, Акасуна застыл, сперва учуяв, а после и увидев свое наваждение, к встрече с которым он определенно был пока не готов. Хаку стоял возле стола, одетый в то же юкато, в котором он забрал его из логова Красной Луны, и медленно нарезал тонкие ломтики бекона, но, то ли почувствовав, то ли заметив альфу, обернулся, тут же отложив нож и склонившись в вежливом поклоне.

– Доброе утро, Сасори-сама, – омега выпрямился и, замолчав, посмотрел на красноволосого, который, понимая, что нужно что-то сказать, не мог вымолвить ни слова. Он чуял слабый запах течки, чувствовал слабость биополя мальчика, видел синяк на его скуле и по-прежнему не мог сказать ничего, терзаемый отчаянным желанием сейчас же сбежать.

– Доброе, – наконец, смог выдавить из себя Акасуна и, дабы устоять на вмиг ослабевших ногах, прошел вперед и присел на стул, тем не менее, не отрывая пристального взгляда от омеги

– Простите, что без спросу хозяйничаю на вашей кухне, – слегка покраснев и опустив голову, начал Хаку, – но я подумал, что вы, возможно, голодны и решил приготовить вам завтрак из имеющихся в холодильнике продуктов

– Ничего страшного, – слегка ошарашено ответил Сасори. – Я, и правда, голоден

– Тогда я продолжу? – мальчик на миг взглянул на альфу, чем тот и воспользовался, кивнув. Хаку вернулся к нарезанию мяса и взбиванию яиц, а красноволосый все так же неотрывно продолжал смотреть на него, недоумевая. Сказать, что Акасуна был шокирован – это ничего не сказать. На самом деле альфа пребывал в каком-то бессвязном состоянии, силясь понять то, что не понял до этого. Оказывается, Хаку знает правила этикета, более того, прекрасно справляется с инстинктами своей сущности. Тогда, что это было вчера? Почему омега так вел себя? Может, это какое-то помутнение рассудка на почве стресса? Или же… Сасори слегка нахмурился, вдруг осознав, что мальчик мог просто разыграть перед ним мастерский спектакль, вот только как ему это удалось, будучи течным и, как матка, недалеким в плане умственного развития, каковы были его мотивы и цели – все это красноволосому было пока не известно.

– Хаку, как ты себя чувствуешь? – осторожно поинтересовался Акасуна, полностью свернув свое биополе, которое, впрочем, было ещё весьма слабым

– Хорошо, – бросив беглый взгляд на мужчину и едва заметно ему улыбнувшись, омега вернулся к приготовлению завтрака

– А что… – Сасори запнулся, понимая, что обсуждать подобное с омегой ему, как альфе, не предстало, но, пожалуй, кроме него никто и не имел больше права затрагивать подобные темы. – Что с течкой?

– Все… – омега сперва вздрогнул, и не только телом, но и его биополе опасливо покачнулось, но после, очевидно взяв себя в руки, Хаку спокойно ответил, – все в порядке. Дейдара-сан мне многое объяснил и дал специальные таблетки, – мальчик невольно улыбнулся. – Очень добрый омега, – на секунду задумавшись, брюнет все-таки добавил, – теплый

– Да… – как-то невнятно согласился Акасуна, так и не поняв, что же означает определение «теплый». Вполне возможно, что мальчик, никогда не знавший, что такое забота и ласка, потянулся именно к Дейдаре, который действительно был очень позитивным, добродушным и в то же время сильным духом, который был человеком, способным залечить любые душевные раны. Пожалуй, именно сейчас, всматриваясь в сосредоточенное лицо своего омеги и чувствуя спокойствие его биополя, Сасори понял, что Дейдара Истинный Итачи именно потому, что они невероятно плотно дополняют друг друга, будто когда-то раньше были одним целым, хотя, если верить легендам, у каждого альфы в этом мире есть Пара, ведь боги создают единую сущность, а после разделяют её на две части. Но, как говорилось ранее, Сасори мало верил во все эти предания о богах и перерождениях сущности, считая, что жизнь человека в его руках, чем ему и следовало заняться именно сейчас, дабы самолично не разрушить связь Истинных.

– Хаку, послушай, – аккуратно, подбирая каждое слово и едва-едва прикасаясь к мальчику ментально, начал Акасуна, – то, что произошло вчера…

– Очень больно? – не резко, но настойчиво перебил красноволосого омега, не отрываясь от своего занятия

– Что? – Сасори даже слегка отшатнулся, сперва подумав, что мальчик говорит о своем состоянии, но именно вопросительная интонация фразы ввела его в недоумение, которое, казалось, рядом с его омегой стало нормой

– У вас синяки под глазами, Сасори-сама, – Хаку, сделав пару шагов, приблизился к альфе и мягко, едва касаясь кожи, провел пальчиками по лицу красноволосого, – и нос слегка распух

– Это мелочь, – не в силах отвести взгляд от столь притягательного лица омеги, слегка хрипловато из-за усилившегося запаха течки, ответил Акасуна, и не соврал. У альф, благодаря сильным энергетическим потокам, регенерация тканей происходит очень быстро, и чем сильнее альфа, тем быстрее его энергетика восстанавливает организм, а вот омеги. Омеги очень хрупкие создания, их биополя намного слабее, чем у альф, а значит, и регенерация происходит в основном за счет самого организма, а не энергетики, о чем и свидетельствовал синяк на скуле мальчишки.

– Прости, Хаку, – Сасори аккуратно прикоснулся к лицу мальчика, все так же продолжая всматриваться в его бездонные в своей черноте глаза. – Обещаю, это был первый и последний раз, когда я причинил тебе боль

Акасуна ожидал, что омега ему что-то ответит, надеялся, что хотя бы по состоянию биополя мальчика он сможет понять, что же тот испытывает к нему на самом деле, готов ли он понять и принять их связь Истинных, но вместо этого Хаку медленно наклонился вперед и легко, просто и непринужденно прикоснулся к губам альфы своими. Сасори замер: он не знал, как расценивать этот жест, не понимал, что сейчас руководит омегой – инстинкты или же чувства – он ощущал желание мальчика, чуял его великолепный запах, чувствовал жаркое касание губ, которые замерли на его в нерешительности, и видел надежду в глазах своего омежки, который так их и не прикрыл, будто считывая эмоции, которые одна за другой сменялись на лице красноволосого. И альфа поддался, осторожно и медленно начиная поцелуй, от которого омежка сперва вздрогнул, но после, прикрыв глаза, расслабился, так и не убрав ладонь с лица мужчины, пальчиками поглаживая его щеку.

Неприкрытая неопытность мальчика в поцелуях возбуждала, будоражила кровь, как хмельное вино, взывала к сущности, которая уже расправила крылья инстинктов, подначивая биополе окутать омежку бережным коконом, с помощью которого альфа впитывал в себя эмоции своего Истинного, ощущая, как с новой силой завибрировали нити уз Пары. Хаку хотел его, хотел, как омега хочет альфу, хотел всей своей сущностью и всем телом, хотел больше, настырнее, слаще, но Сасори прекрасно учился на своих ошибках, продолжая целовать мальчика медленно и томно, чувствуя на своих губах неумелое скольжение юркого язычка, от влажности которого все тело красноволосого пробирала дрожь.

Хаку подошел ещё ближе, расположившись между ног альфы, и обвил его шею руками, медленно перебирая волосы мужчины и слегка болезненно их подергивая, будто призывая к более настойчивым действиям. Акасуна медлил, опасался того, что может сорваться, а мальчик в его руках был таким тоненьким и хрупким, таким податливым, слегка дрожащим от накатывавшего желания смешанного с растерянностью, что альфе оставалось только до треска сжимать полы юкато омежки и постепенно, языком приоткрывая губы мальчишки, проникать в его влажный ротик. Биополе альфы вихрилось, клубилось, тянулось к омеге, ласкало его своими прикосновениями, от которых Хаку издавал тихие стоны, хотя, Сасори чувствовал, что мальчик, как и он сам, пьянеет именно от поцелуя, отвечая на него робко, неопытно переплетая свой язычок с его, позволяя изучать каждый уголок в глубине своего рта и ещё требовательнее запуская пальчики в его волосы.

Контроль плавно отступал на второй план, позволяя инстинктам руководить действиями альфы. Это было жарко и жадно, как ураган, который только набирал обороты внутри красноволосого и который своими шумными выдохами в перерыве между поцелуями разжигал омежка. Хотелось прикоснуться к мальчику, почувствовать гладкость и шелк его кожи, ладонями ощутить ту дрожь мурашек, которая, то и дело, пробегала по телу Хаку, побуждая омежку подаваться вперед и выгибать спинку. Поддавшись слабости, Сасори проник ладонями под полы юкато и вздрогнул, ощутив, как отозвалось юное тело в его руках на такую столь невинную ласку. Альфа, углубляя поцелуй, оглаживал стройные ножки мальчика, непроизвольно пододвигая его к себе ещё ближе, буквально впечатывая омежку в себя, чувствуя, как о его восставшую плоть трется коленка Хаку, вызывая уже непреодолимую дрожь желания. Искушение было настолько велико, что Сасори скользнул руками выше, подымаясь к бедрам мальчика, ощущая под подушечками пальцев нежную и горячую кожу и понимая, что на омежке нет белья. Мысль о том, что нужно купить Хаку одежду промелькнула в голове красноволосого и сразу же была вытеснена бурей эмоций, когда мальчик, разорвав поцелуй и прерывисто выдохнув, уткнулся лбом ему в плечо, тяжело дыша и вздрагивая всем телом, на ментальном уровне передавая свое вожделение и желание.

– Сасори-сама, – прошептал Хаку, сжимая футболку мужчины в своих цепких кулачках, – не бойтесь. Я очень хочу этого

Это была не похоть, и Акасуна чувствовал это. Это было желание своего альфы, своего Истинного, своей Пары. Альфа ощущал, как между ним и омегой все ярче и ярче пульсируют нити связи, как отзывается на них мальчик, как льнет к нему, жарко дыша в шею, как желает быть с ним, для него и только его, и это чувство остаточно убрало все барьеры сдержанности, которые красноволосый отпустил, зная, что сожалений не будет.

Аккуратно развязав пояс, Сасори, плавно и неторопливо, освободил омежку от одежды, который застыл перед ним, краснея, смущенно отводя взгляд, но даже и не пытаясь прикрыться, позволяя альфе рассмотреть себя. Тоненький, гибкий, изысканный – тело мальчика было будто создано именно для жарких ласк. Кожу цвета редкостного мрамора невероятно контрастно оттеняли длинные темные волосы, рассыпавшись по плечам омежки и тонкими прядями прикрыв сжавшиеся сосочки мальчика. Алые губы слегка припухли от поцелуев, влажно блестели, слегка приоткрылись, превратившись в заманчивые створки, за которыми, а это альфа уже знал точно, было горячо и влажно, за которыми был такой мягкий, юркий и неумелый язычок. Маленькие яички подобрались, а небольшой, аккуратный член мальчика, выпрямившись, подрагивал, едва обнажив головку, на вершине которой выступила капелька смазки. Именно в этот миг, скользя ошалелым взглядом по телу омежки, Сасори понял, что даже бог не устоял бы перед таким искушением, а он далеко не бог, он просто альфа, человек, который желает быть со своим возлюбленным.

Альфа поманил к себе омежку, легонько подтолкнув его ментально, и Хаку послушно сел на его бедра, острыми коленками упираясь в широкое сидение стула. Стянув с себя футболку, Сасори отбросил её куда-то в сторону, неважно куда, главное, что сейчас его Пара мог касаться своими тонкими пальчиками его кожи, мог скользить своими жаркими ладошками по его груди, мог прижиматься к нему своим разгоряченным телом, вызывая именно то желание своего Истинного, которое не дано понять во время обычного секса. Хаку дрожал, и Акасуна это чувствовал очень отчетливо, но это был не страх со стороны мальчика, скорее опасение, что он что-то сделает не так, но альфа приобнял своего омегу, поддержал его, огладил тонкую талию и остро выступающие тазовые косточки, желая со всей нежностью показать мальчику, как это – заниматься любовью.

Кожа на шее омежки была тонкой и нежной, маленькая жилка пульсировала под ней, побуждая альфу бережно прикусывать её и тут же зализывать. Хаку дрожал в его руках, выгибал спинку, подставляясь под ласкающие поцелуи, цеплялся пальчиками за его плечи и осторожно что-то шептал, слегка поерзывая от желания и нетерпения. Запах его Пары был не просто сладким, он был сладостным, проникал под кожу, окутывал альфу чистотой своего аромата, возбуждал своей неповторимостью, запечатлевался в памяти как тот, который принадлежит только его Истинному. Нити связи окрепли, выровнялись, стали практически нерушимыми, будто показывая, что для полного единения остался всего лишь один штрих. Сасори чувствовал, что мальчик отзывается на эту связь, что он отдает всего себя, без остатка и до последней капли, что его эмоции, его переживания, его желания, все это связано именно с близостью Пары, а не только с течкой или подчинением альфе. И это пьянило, дурманило, отбрасывало реальность на задворки понимания, скользило ароматом Истинного в воздухе, проникало в биополе, придавало ему сил, восстанавливало энергетику альфы, закручивалось в невидимую спираль и вновь возвращалось к омежке, формируя именно тот круг их совместной энергетики, которой доступен только Паре и только при обоюдном согласии.

Скользящими поцелуями Сасори спустился ещё ниже, аккуратно и бережно прикусывая маленькие розовые сосочки мальчика. Хаку выгнулся, до боли впившись острыми ноготками в плечи красноволосого, и издал глубокий и чувственный стон. Альфа рыкнул, больше не в силах сдерживать свое желание и принялся попеременно вылизывать, прикусывать и ласкать сжавшиеся в горошины соски омежки, попутно опуская руки с талии мальчика на его ягодицы. Пальцы альфы подрагивали, неуверенно сжимая мягкие половинки, а омежка так и ластился к нему, подставляя свое тело для поцелуев и выгибаясь в пояснице в преддверии проникновения. Аккуратно потянув за шнурок, Сасори вытянул тампон и тут же проник пальцами в приоткрытую дырочку, сразу же замерев и оторвавшись от столь сладкой на вкус кожи мальчика. Внутри омежки было жарко, влажно, скользко и тесно, так тесно, что пульсация мягких стеночек слишком отчетливо ощущалась альфой, который, вскинув голову, растерянно посмотрел на своего Истинного.

– Ты… – Сасори не мог задать этот вопрос, он не понимал, хотя и осознавал, но все равно не понимал очевидный факт, ведь его омега – матка, пусть и в прошлом, но этот жар, эта узость тела, эта неумелость и неопытность говорили совсем обратное, то, что и остудило пыл Акасуны

– Ш-ш-ш, – Хаку приложил палец к губам альфы и слегка двинул бедрами, при этом передавая свои, пусть и не самые приятные, но терпимые, ощущения на ментальном уровне. – Все в порядке, Сасори-сама. Просто будьте аккуратнее

Его Истинный доверял ему, и это было самым главным, а со своей сущностью альфа сможет совладать, ведь это не просто желание к спариванию, это желание быть со своим омегой и доставить ему удовольствие. Потянувшись к губам мальчика, Сасори возобновил мягкий поцелуй, отвлекая и начиная бережно подстраивать вход омежки под свой, далеко не маленький размер. Красноволосый боялся, что Хаку будет больно, понимал, что обстановка не та, что нет в этой атмосфере разгромленной кухни ничего романтического, что стул – это не широкая и удобная кровать, на которой он смог бы без стеснений ласкать своего Истинного, но и оторваться от столь сладких губ уже не мог. Чувствуя напряженность своего альфы, Хаку помогал ему, слегка приподнимая бедра, позволяя пальцам максимально проникать в глубины своего нутра, пылко отвечая на поцелуи и прижимаясь к груди красноволосого, прогибаясь в пояснице так, чтобы Истинный мог ласкать его стеночки и искать самые сокровенные точки.

Сасори не мог больше сдерживаться, осязая свою Пару так остро, чувствуя жар его тела, ощущая, как по ладони стекает смазка, и подавляя в себе желание ворваться в тело мальчика. Приспустив свои пижамные штаны и придержав Хаку за талию, альфа приподнял омегу над собой, помогая ему опуститься на свою плоть. Омежка, чувствуя дрожь своего партнера, придержал член у основания и направил его в свою дырочку, опускаясь медленно, неторопливо, закусывая губу, но глаза не закрывая, удерживая зрительный контакт и ощущая сильную ментальную поддержку, которая забирала его боль, заменяя её вихрем чувственных эмоций. Сев на плоть альфы полностью, Хаку прильнул к красноволосому, слегка подрагивая от непривычного ощущения заполненности и в то же время чувствуя, как пульсирующий жар распространяется по его телу, побуждая полностью отдаться своему Истинному. Сасори, невероятным усилием воли сдерживая свои порывы, отстранил от себя мальчика и внимательно, изучающе, на него посмотрел: Хаку дышал глубоко, его кожа покрылась легкой испариной, а волосы разметались по спине влажными прядями. Альфа провел рукой по телу омежки, от шеи к паху, и вздрогнул, когда, скользя по животу, почувствовал под ладонью пульсацию своей собственной плоти. Это было последнее, что явственно запомнил Акасуна, предвкушающая дрожь омежки и плотно сжимающие его член стеночки, а после альфа просто отдался безумной круговерти, в которой были только он и его Истинный.

Хаку кричал, но не от боли, а от того вихря наслаждения, которое даровал ему его альфа, рвано и глубоко толкаясь в его нутро. Сасори сжимал своего мальчика в объятиях, целовал каждый доступный ему сантиметр тела, скользил по нему руками и упивался отзывчивостью своего Истинного, чувствуя, что связь Пары стала единой и нерушимой, крепкой, связывающей их до конца жизни. Поддавшись желаниям, альфа рывком снял с себя омежку и слегка грубовато уложил его на кухонный стол, забрасывая ноги мальчишки себе на плечи и мощным толчком врываясь в его тело.

– Сасори-сама! – вскрикнул Хаку, выгибаясь в пояснице и пропуская в себя плоть альфы по самый корень. – Хочу, Сасори-сама! Вас хочу! В себе! Полностью!

Красноволосый рыкнул и ещё резче начал входить в столь податливое тело, чувствуя, что долго сдерживаться он не сможет, но инстинкты брали свое. Он сжимал бедра мальчишки, с восхищением наблюдая, как тугая попка насаживается на его член, и на полную мощь раскрыл свое биополе, которое полностью восстановилось, которое своей силой питало и его, и мальчика, которое сконцентрировано вилось вокруг омежки, формируя метку принадлежности.

Миллионы колких мурашек пробежали по телу альфы, сжимаясь в плотный жаркий ком в животе и заставляя его двигаться с размахом, подводя омежку к вершине наслаждения. Хаку опять что-то кричал, требовательно молотил кулачками по столу и активно подавался навстречу, но вот, в миг, во вспышке, в рывке, в порыве, омежка выгнулся, сорвавшись на протяжный крик, и задрожал всем телом, изливаясь себе на живот. Это завораживающее зрелище опалило сущность, и альфа, сделав ещё несколько поступательных толчков, окунулся в самый мощный оргазм, который когда-либо испытывал в своей жизни, чувствуя, как нити уз Пары закручиваются, заплетаются, сжимаются, образуя яркую метку принадлежности.