Текст книги "Сущность Альфы (СИ)"

Автор книги: Lelouch fallen

сообщить о нарушении

Текущая страница: 100 (всего у книги 121 страниц)

– А врачи что говорят? – ерзая на неудобном стуле, осведомился Ходзуки, ощущая хорошее самочувствие своего повязанного, что не могло его не радовать, но в то же время брюнет был в смятении, недовольно надул щеки и настойчиво теребил завязки больничной сорочки, что целиком и полностью выдавало его волнение, вот только не относительно своего здоровья

– Стресс, – буркнул Учиха, а после ещё и фыркнул, тем самым показывая свое отношение к подобному диагнозу. – Вот скажи, Суйгетсу, – повернув голову, омега пристально посмотрел на друга, попутно оценивая его изящно-округлый, тугой животик, – я похож на неврастеника или же психически неуравновешенного?

– Нет, конечно же, – слегка удивленно ответил блондин. – Я вообще не понимаю, чем обоснован подобный диагноз, ведь ты сам, ещё тогда, когда тебе стало плохо, сказал, что это что-то энергетическое, связанное с сущностью, но никак не физиологическое

– И я о чем, – Саске выразительно нахмурился. – Врут либо врачи, либо мои родители, а это, знаешь ли, настораживает, – да, он пришел именно к такому выводу, и не только ввиду того, что сам по себе диагноз звучал нелепо, или же судя по тому, как строжил его отец, говоря, что учеба – да, это хорошо, необходимо и правильно, но не до измора же, а исходя из собственных ощущений, судя по которым, причина была в том, что он просто не совладал со своей клановой силой, а вот почему это произошло, подросток пока что не понимал

– Почему ты коришь себя, Саске? – обеспокоено спросил Суйгетсу, чувствуя, насколько противоречивые эмоции сейчас обуревают его повязанного. – Ведь в том, что произошло, нет твоей вины, – он, как мог, подбадривал друга, хотя и понимал, что Саске слишком рационален, умен и упрям, чтобы повестись на эту стандартную фразу, но все же он, тоже ничего не понимая, других слов подобрать не мог, хотя помочь хотел от всей души

– Я вот думаю, – слегка покачиваясь взад-вперед, будто это помогало ему размышлять, протянул брюнет, – может, отец был прав? – омега искоса посмотрел на Ходзуки, который лишь вопросительно приподнял брови. – Не то чтобы я недостоин этой силы, просто, – подросток пожал плечами, – возможно, рано мне ещё ею владеть, опыта жизненного не хватает, сил, ума… – и Учиха замолчал, явно не зная, как продолжить собственную фразу. – Впрочем, меня интересует ещё кое-что, – так и не дав блондину ответить, Саске, приободрившись, поудобнее устроился на койке и понизил тон голоса, собираясь спросить друга о том, что для него самого было очень важным, – реакция Наруто, – и Учиха снова замолчал, в ожидании смотря на омегу и прислушиваясь к собственным ощущениям

– А что сэнсэй?.. – как-то неопределенно ответил Суйгетсу, давая себе время, чтобы и припомнить вчерашние события, и сформировать мысль. – Вместе с тобой приехал в клинику, только не в скорой, как я, а на своей машине, о чем-то поговорил с докторами, а после… – на этот раз уже блондин пожал плечами, – не знаю, ушел, наверное, потому что меня отвели в отдельную палату, и больше я его не видел

– Ясно, – и Саске вновь нахмурился, прислонившись затылком к изголовью. Не понимал он этого альфу, пытался, честно, но порой, точнее зачастую, Намикадзе делал что-то такое, что, что правду скрывать, причиняло ему боль. Вот и сейчас: он бы хотел, чтобы его альфа был рядом с ним, или, если он занят, хотя какие могут быть дела, если его омега непонятно в каком состоянии, хотя бы позвонил ему, поинтересовался, побеспокоился, в общем, проявил хоть какое-то участие, а не скрылся в неизвестном направлении. К тому же, в тот миг, когда его сущность вышла из-под контроля, а в аудитории так неожиданно появился Наруто, он почувствовал… нечто. Хотелось наброситься на альфу и растерзать его в клочья, из-за обиды, наверное, на то, что блондин ему не доверяет и скрывается, но силенок-то оказалось маловато. Он ему уступил. Нет, был повержен его силой, хотя, похоже, их ментальная борьба, которая длилась всего лишь секунды, от внимания окружающих ускользнула, но сам-то он почувствовал. Сущность альфы Наруто была… заперта. Да, так бы подросток описал свои ощущения, и, чтобы использовать свою ментальную силу, Намикадзе лишь приоткрывал дверь в клетку, в которой томилась его сущность, что порождало вполне логичный вопрос, который, тем не менее, он задавал себе много раз – какова же реальная мощь Намикадзе Наруто? Впрочем, эта самая сущность вреда ему никакого не причинила, просто… успокоила, полностью сконцентрировав его сущность на себе и позволяя ей схлестнуться именно с ней, а не атаковать однокурсников. Значит, она не была злой или враждебной, просто иной, отличимой от тех, которые он осязал раньше, даже не такой как у брата, хотя… нет, ничего общего, кроме мощи, и Саске даже предположить боялся, что было бы, если бы Итачи и Наруто схлестнулись в ментальном поединке.

– Саске… – Суйгетсу стало горько, ведь он не понаслышке знал, как это – не ощущать рядом своего альфу именно в тот момент, когда он нужен больше всего, но чем он сейчас мог помочь другу? Разыскать Намикадзе и вправить ему мозги? Можно, вот только он не мог пренебрегать своим положением и рисковать ребёнком. Подключить Нейджи? Хороший вариант, но вряд ли Саске будет рад тому, что кто-то вмешивается в их с альфой отношения. Оставить все, как есть? А вот это ему уже не позволяла совесть, поэтому омега не придумал ничего лучшего, как осторожно забраться на койку и прильнуть к своему повязанному, начиная обмен энергетикой.

– Он такой, Суйгетсу… – почти шепотом начал Саске, осторожно поглаживая своего повязанного по спине, – такой странный. У меня нет к нему претензий, как к своему парню, мужчине или альфе… Боги! – подросток несильно стукнулся затылком о деревянное изголовье. – Да о таком альфе мечтает чуть ли не каждая омега, что заставляет меня ревновать его к каждому фонарному столбу! Но все равно, как бы близки мы ни были, у меня складывается такое впечатление, что я его совершенно не знаю. И это мучает меня, Суйгетсу, – брюнет выразительно провел ногтями по своей груди, – скребет вот здесь и будто назидает, что я упорно игнорирую что-то очень важное, что я и сам не пытаюсь понять его лучше, довольствуясь тем, что есть, словно тем самым указываю на мимолетность наших отношений

– А они не мимолетны? – осторожно поинтересовался Ходзуки, приподняв голову. Он очень внимательно выслушал друга, предельно ясно прочувствовал его эмоции, уловил каждую интонацию и каждый ментальный всплеск, и сделал выводы, в данный момент старательно удерживая серьезное выражение лица.

– Не хотелось бы, – уклончиво ответил Саске, а после, будто по щелчку, встрепенулся и с оживленным блеском в глазах уставился на закрытую дверь. – Итачи идет, – с нескрываемой радостью в голосе прошептал подросток

– Ну, тогда я пошел, – Суйгетсу, свернув свое биополе, медленно, пыхтя, слез с койки и поправил одежду

– Суй… – виновато протянул Учиха, понимая, что они не договорили, но и брата он очень хотел увидеть

– Меня Нейджи ждет, – отмахнулся от щенячьего взгляда своего повязанного блондин, – к тому же, Карин обещала зайти к тебе после обеда, так что скучно тебе не будет, а я ещё завтра наведаюсь, – Ходзуки развернулся и подошел к двери, которая перед ним сразу же открылась. – Итачи-кун, – блондин почтенно кивнул, а после, обернувшись, подмигнул омеге. – Выздоравливай, друг, – махнув на прощание рукой, Суйгетсу с важным, всезнающим видом покинул палату

– Аники, – Саске улыбнулся, увидев брата, будучи уверенным в том, что Итачи специально задержался, чтобы его навестили все, кто хотел, и чтобы после поговорить, так сказать, без свидетелей, ведь альфа, как повязанный, просто не мог не прочувствовать его вчерашнее состояние. Но его улыбка тут же померкла, когда Итачи, войдя в палату, плотно прикрыл дверь и посмотрел на него так, как не смотрел очень давно, наверное, ещё с того времени, когда он, будучи ребёнком, находил довольно опасные приключения на свой пытливый нос, что могло означать только одно – им предстоит более чем серьезный разговор.

========== Глава 33. Часть 2. ==========

У него никогда не было проблем в общении с братом, чем Итачи, честно сказать, очень гордился. Не то чтобы в кланах или семьях конкуренция между отпрысками, тем более вражда между ними, была нормой, хотя, бывало, встречалось и такое, но все же дети, особенно те, у которых была большая разница в возрасте, были менее сплочены, предпочитая компании своих сверстников. Если брать конкретно их клан, то, например, с Гурен он практически не общался, но не потому, что та была намного старше его, просто… наверное, у них были существенно разные сферы интересов, и не было общих точек их соприкосновения, да и сама альфа мало времени проводила в Японии, предпочитая Европу. С Шисуи они были очень дружны в детстве, несмотря на то, что кузен был старше его на семь лет, но, когда родился Саске, их отношения и привязанность друг к другу пошли на спад, тем более что Шисуи на тот момент уже пробудился как альфа, и у него, соответственно, изменились и интересы, и потребности. А Саске… Саске стал для него всем.

Итачи и сам не мог сказать, почему он так привязан к брату, почему предпочитал возню с глупым отото, пока его сверстники проказничали на детской площадке, а после, когда подросли, зависали в клубах и устраивали шумные вечеринки, но не уделить внимания младшему братишке нии-сан просто не мог. Да, он усиленно учился, окончил школу в пятнадцать лет, университет в девятнадцать, сразу же приступил к работе в компании, начал больше внимания уделять друзьям и личной жизни, но, как бы там ни было, Саске всегда был для него на первом месте. Родителей он тоже любил, уважал, почитал и старался делать все, чтобы им гордились, но, наверное, прав был отец, когда сказал, что их с братом связь уходит своими корнями ещё в их детство, а пробуждение сущности только закрепило то, что между ними уже было, на ментальном уровне, да и сам Саске всегда тянулся к нему, порой даже сильнее и доверчивее, нежели к матери. Итачи не собирался преувеличивать свою роль в воспитании младшего братишки, но, как ни крути, Саске рос, смотря на него, приходя к нему за советами и, а было и такое время, во всем копируя старшего брата. Тогда-то он и понял, что не нужно лепить из брата второго себя, тем более что характеры у них все-таки сильно различались, пусть некоторые черты были довольно схожи, и, что самое удивительное, Саске его понял, став самостоятельно формировать себя как личность, но и не отгораживаясь от него.

Когда он встретил Дея, Итачи был самым счастливым мужчиной и альфой на свете даже не потому, что Намикадзе оказался его Истинным, а потому, что это был именно Дей. Да, у него были отношения и с другими омегами, и с женщинами-альфами, но все это было настолько блеклым и маловажным, что Итачи сперва даже задумывался над тем, а достоин ли он быть рядом со столь непорочным, светлым и прекрасным омегой, как Дейдара? Глупые помыслы, потому что омега любил его искренне, всем сердцем и без остатка и, что очень поразило брюнета, никогда не спрашивал его о прошлых отношениях, а вот к Саске, изначально, ревновал. Да, Итачи опасался, что теперь он не сможет правильно распределять свое внимание, чтобы и Дей не хмурился, и Саске не дулся, поэтому он не нашел лучшего выхода, как познакомить этих двоих, и был приятно удивлен тем, как омега и его брат восприняли друг друга. Помнится, отото долго восхищался Дейдарой, хотя на тот момент сущность в Саске ещё не пробудилась, и он, соответственно, не мог прочувствовать его ментально. Мальчик восхищался его красотой, манерами, образованностью и, конечно же, целиком и полностью одобрил выбор брата, а Дей в свою очередь подчеркнул, что он впечатлен воспитанием младшего Учихи и его взрослыми взглядами на жизнь в столь юном возрасте. В общем, Итачи тоже был приятно удивлен развязкой ситуации, а потом Саске пробудился как омега.

Он поддержал брата, хотя до сих пор корил себя за то, что в первые минуты не смог сдержаться, и это притом, что у него уже был Истинный, но все же Итачи был поражен не менее родителей, пусть и не показывал этого, ведь мало того, что в клане Учиха рождались преимущественно альфы, так ещё и доктора, начиная с восьми лет, заверяли их, что Саске будет альфой. Почему светила медицины и науки не увидели, что строение внутренних органов отото отличалось от альфьих, оставалось загадкой, ведь современное оборудование позволяло уже после двенадцати лет с 99% точностью определить статус ребёнка, но сам Итачи посчитал, что, значит, так было нужно, хотя, если бы они хотя бы предполагали подобное, то, конечно же, воспитание братишки было бы кардинально иным. Впрочем, новость о том, что в клане Учиха пробудилась омега, да ещё и мальчик, воспринялась обществом с уважительным одобрением, что было более чем понятно Итачи, ведь теперь у многих кланов появился шанс породниться с Учиха, при этом не войдя в их семью, но Саске оказался им не по зубам, напрочь отвергнув всех ухажеров и самостоятельно выбрав себе альфу.

Пожалуй, именно этого момента Итачи боялся больше всего, но не потому, что ему придется поговорить с братом-омегой на темы отношений или секса, это ничуть не смущало их обоих, а потому, что он боялся излишне вмешаться в ситуацию и тем самым сделать брату больно, либо отговорив его от отношений, либо, наоборот, одобрив те, которые должен был пресечь. Так было и с Наруто: Итачи долго к нему присматривался, оценивал, собирал о нем сведения, причем ещё задолго до того, как Саске рассказал ему о своих чувствах к сэнсэю, потому что… потому что, наверное, ещё тогда, в день смотрин, когда эти альфа и омега впервые встретились, он понял, что между ними появилось взаимное притяжение, как бы сказал доктор Шиин, связующая нить. В общем, кандидатуру Наруто он одобрил, пусть так до конца и не узнал, что же блондин скрывает помимо того, что его ментальная сила… странная, хотя, сам Итачи считал, что здесь он уже пошел на поводу у собственных эмоций, увидев в Намикадзе много того, что ему импонировало и отвечало его личностным представлениям о достойном его отото альфе, но все же он будто предчувствовал, что все не будет так просто. И вот, теперь, в сию минуту, ему предстоял действительно непростой разговор с братом, слов для начала которого он так и не смог подобрать.

– Говори уже, аники, – буркнул Саске, отводя взгляд, – только не смотри так, пожалуйста, – и подросток замолчал, чувствуя, что брат не то чтобы чем-то расстроен или же сердится на него, но и эмоции сейчас переживает не самые радужные. Скорее всего, это было беспокойство, причем, как понял омега, относительно его персоны. Беспокойство, вызванное не столько его состоянием, сколько чем-то, о чем он и сам не знал, но, похоже, скоро узнает. Вот теперь ему стало предельно ясно, почему нии-сан так задержался – брат хотел поговорить с ним о чем-то важном наедине.

– Саске… – Итачи подошел к койке и нерешительно прикоснулся к руке брата кончиками пальцев, в данный момент отгородившись от их связи, чтобы просто видеть, а не, получается, выуживать, выкрадывать, тянуть из брата то, что было спрятано в глубинах его души. – Скажи, отото, что ты на самом деле чувствуешь к Намикадзе Наруто?

– Я… – подросток вскинулся, резко поднял голову, посмотрел брату в глаза, собираясь ответить, но слова будто застряли у него в горле, сдавив мышцы плотным кольцом и заставив вновь отвести взгляд.

Порой он был так слаб, что самому становилось противно, хотя Саске и понимал, что он – омега, что ему от природы присуща эмоциональность, чувственность, более глубокое переживание и отзывчивость, но, казалось, подросток научился с этим справляться, хотя так, и правда, только казалось, ведь это рядом с Суйгетсу, Карин, даже Джуго он был сильным, волевым, непоколебимым, держал лицо при родителях и родственниках, взирал с некой надменностью на всех своих ухажеров и с пониманием относился к чудачествам своего альфы, но рядом с Итачи… Брат был намного сильнее его, умнее, опытнее, умел видеть зерна истины там, где все было прикрыто искусной ложью и напускной безмятежностью. Казалось, он даже видел суть сущности особи, и сила Древнего была здесь ни при чем, поэтому рядом с аники он и не умел скрываться, играть и сдерживаться, действительно становясь слабым.

Итачи всего лишь задал вопрос, обычный вопрос, на который он должен был ответить: «Наруто мне нравится. Он хороший, достойный альфа, мне с ним комфортно, и я бы не хотел, чтобы мы расстались», – но только брат умел ставить вопрос так, что прежде, чем ответить, нужно было раскрыть свою душу, в первую очередь перед самим собой. Что он чувствовал к Наруто? Пожалуй, Саске мог сказать – много чего, в том числе и обиду, и злость, и легкое разочарование, но это сейчас, когда он хотел, чтобы его альфа был рядом с ним, а тот даже не поинтересовался его состоянием, а если говорить в целом… Омега, зажмурившись, представил, что Наруто сейчас перед ним, что он смотрит в его завлекающие глаза цвета морской волны, что ощущает его дыхание на своей коже, что осязает его биополе, а вокруг них нет ничего и никого, только они вдвоем, и в этой обстановке ему нужно сказать альфе о своих чувствах, без масок, недосказанности и отворачивания от правды, какой бы она ни была.

Наверное, Саске предпочел бы ничего не говорить, а оказаться в теплых, бережных объятиях блондина, просто побыть омегой, вдохнуть заманчивый запах альфы, ощутить жар его тела, прикрыть глаза, замереть и просто помолчать, чтобы вместо него сказало его биополе, нити которого он бы обязательно переплел с нитями Намикадзе. Но все это было не то, потому что молчать и уповать только на ментальные ощущения нельзя, ведь эти самые ощущения могут быть настолько противоречивы, что только запутывают и сбивают с толку, хотя и слова порой ранят ещё больнее, нежели ментальный удар. Наверное, Саске сказал бы Наруто, что он заворожил его с первого взгляда, и дело было не в том, что он сам был юным, несведущим омежкой, который впервые столкнулся со зрелым альфой, а в том, что он увидел в Намикадзе что-то, что за весь этот год не увидел ни в одном другом альфе, словно почувствовал судьбоносность мига этой встречи. Но все это было детским лепетом, а ему нужно было сказать что-то более весомое и конкретное, то, что действительно отображало его чувства, и вот тут Саске натыкался на барьер, который они с альфой так и не смогли преодолеть, несмотря на всю искренность и обоюдность их желания быть вместе, потому что, получается, у каждого из них были свои тайны.

Если бы он только мог… если бы только Наруто доверился ему и был с ним откровенен… если бы альфа не боялся за него и не прятал свою истинную сущность… Да, именно в этот момент он бы отпрянул от своего альфы, посмотрел бы ему в глаза, чтобы увидеть тот холодный, стальной блеск, который он порой замечал, и от которого его самого пробирала дрожь, но осознание того, что Намикадзе отгораживается от него, чтобы обезопасить, наверное, придало бы ему сил, и он бы высказался, впервые за все время их отношений. Кем бы ни был Наруто, что бы он ни скрывал, какие бы тайны не были заключены в его прошлом, он все равно хотел быть рядом с ним. Он хотел разделить с ним эту ношу, хотел понять, что же так тяготит альфу, в чем причина его необъяснимых исчезновений, и почему он так боится к нему прикасаться. А альфа боялся, каждый раз, когда они были вдвоем, когда он обнимал и целовал его, Наруто сдерживал себя, порой Саске даже чувствовал, как напряжен каждый его мускул, как выверено каждое движение, будто альфа контролирует даже свое дыхание и сердцебиение, и это было… ужасно. В его представленном видении Наруто отдалялся от него и смотрел так, будто укорял в том, что Саске так и не смог его понять, тем самым не сберегши их отношения. Но что он, омега, мог понять помимо того, что альфа… ненавидит себя?

Заключить собственную сущность в клетку из внутренних барьеров, постоянно держать себя под контролем, отгородиться от общества, разорвать связь с семьей, презирать свою силу – неужели альфа за что-то наказывал себя? Да, похоже, но это было не просто наказание, а будто измывательство, причем сам Намикадзе был уверен в том, что он поступает правильно. Значит, именно поэтому, наказывая себя и решив, что у него нет права на счастье, Наруто сперва и отвергал их взаимные чувства. Но он, Саске, почему-то не понимал этого раньше, обосновывал все чем-то более обыденным и малозначимым, даже не помыслив о том, что человек, тем более альфа, может испытывать нечто подобное. Вот почему Наруто так дорожил им, почему предпочитал где-то отсиживаться, убегать и прятаться от него в те моменты, когда, очевидно, испытывал влечение, а он сердился на своего альфу, не подумав, что в жизни есть вещи, которые лучше не подымать на поверхность. Да, его волновало то, что же могло произойти с Намикадзе, раз он добровольно распял себя на кресте повиновения, возложил свою жизнь на жертвенный алтарь и сознательно вонзил кинжал в сердце своей сущности, ведь нельзя помочь человеку, не зная причины его беспокойства и горя, но ещё больше его волновало… Нет, он сам боялся той правды, к которой так отчаянно стремился, опасаясь, что она окажется именно тем перекрестком, на котором их с Наруто пути разойдутся. И альфа это чувствовал, не мог не чувствовать, а он относился к собственным страхам, как к данности, маскируя их под личиной обиды и недопонимания.

Это все Саске осознал только что, понимая, что он тоже причинил Наруто боль, причинил тем, что воспринял все поверхностно, не увидел суть, ухватился всего лишь за ниточки крепкой, толстой и прочной веревки и был этим доволен, размышляя над тем, как же несправедливы к нему боги, и за что он смог так искренне, бескорыстно и глубоко полюбить этого человека. Вот она – правда: Саске даже боялся признаться самому себе в том, что он любит Наруто, что уж говорить о том, чтобы сказать об этом альфе. И он ещё смел в чем-то упрекать блондина, ведь, со стороны, их отношения, и правда, походили на юношеское увлечение молодого омеги, а Намикадзе… он просто слишком благороден, чтобы прямо указывать своему омеге на его недостатки или же предъявлять какие-то претензии. И если вновь-таки посмотреть на его внутреннее виденье их с альфой отношений, то сразу же становилось понятно, почему вокруг них была темнота, почему окружающая их атмосфера была беззвучной и тоскливой, и почему ему только казалось, что они стоят рядом, друг напротив друга, в то время как между ними была просто огромная пропасть – потому, что, несмотря на всю трепетность, нежность и чувственность их отношений, они были настолько поверхностны, что у них не было будущего.

– Я люблю его, – прохрипел Саске, впервые не стыдясь того, что по его щекам скользят соленые капельки слез. – Да, люблю, сильно, – и посмотрел на брата, ожидая его реакции. Боязливо было, потому что Итачи отказывался от ментального контакта, очевидно, не желая собственными эмоциями влиять на его размышления, суждения и выводы, поэтому для омеги сейчас было очень важным то, что и в каком тоне скажет ему брат.

– Если любишь, отото, – Итачи, присев на стул, пристально посмотрел на брата, даже не думая о том, чтобы смягчить тон своего голоса, потому что ситуация оказалась примерно такой же серьезной, как он и предполагал, – тогда внимательно слушай…

Ещё раз взглянув на свое сегодняшнее расписание, Цунаде устремила взор на дверь в свой кабинет, ожидая следующего пациента, точнее, одного из её особых пациентов, который вызывал в ней не совсем профессиональные чувства, более того, ситуация которого ещё раз напоминала женщине о том, что она всего лишь врач, который далеко не всесилен.

Инудзука Киба позвонил ей вчера, высказав просьбу принять его как можно скорее, поскольку его состояние… изменилось. Да, именно так и сказал омега, не ухудшилось, не улучшилось, а именно изменилось, что и насторожило Сенджу настолько, что она сразу же выделила в своем плотном графике место для приема этого пациента.

Честно сказать, она была удивлена тем, что с омегой что-то произошло, потому что у Кибы наблюдалась стабильная динамика, и, по сути, она уже ничем не могла ему помочь. Да, как омега, Инудзука был полностью здоров, а вот его энергетические каналы… Что могло повлечь за собой такую их деформацию, почему у шатена было столь слабое биополе, что его организм не мог сформировать энергетический купол, и почему он не мог обмениваться энергетикой со своим альфой даже во время полового акта, Цунаде понять не могла. Возможно, причиной всему был неактивный бета-ген, но все же альфа поставила бы этот факт в самый конец списка предполагаемых причин, на первый план выдвинув ту, что во время беременности что-то произошло с его матерью-альфой, что и повлияло на ребёнка. К сожалению, пообщаться с нынешней главой клана Инудзука и узнать интересующую её информацию, у Сенджу не было возможности, так как официально Киба к этому клану уже не принадлежал, но все же её поразил и насторожил тот факт, что как бету семья шатена приняла, а как омегу – нет. Что-то здесь было не так, но, увы, воспользоваться своими связями и копнуть глубже Цунаде не позволяла совесть, тем более что её вмешательство все равно уже ничего бы не изменило – дефектность энергетических каналов омеги была необратима.

Обидно было за мальчишку, ведь он хороший человек, который заслуживает счастья, но, вновь-таки, в своих размышлениях Сенджу возвращалась к тому, что ей под силу далеко не все. Хотя, она ведь тоже была всего лишь человеком, на которого, кстати, в последнее время навалилось много личных проблем, хотя женщина и старалась не смешивать семью и работу. Да, она добилась многого, и для неё, как врача и в какой-то мере исследователя, все эти научные звания, награды, грамоты и прочее были очень важны, но, как для женщины, они не имели совершенно никакого значения, потому что с годами Цунаде начала понимать, что смысл жизни не заключен в работе и всемирном признании, ведь на тот момент, примерно двадцать лет назад, у неё, фактически, ничего не было как у женщины.

Она никогда не стремилась занять пост главы клана Сенджу, хотя, по первородству, имела на это полное право, более того, старалась принимать в жизни клана только то участие, которого от неё требовал статус старшей дочери главы, и, честно сказать, её позиция с тех пор не изменилась, а вот по-новому взглянуть на жизнь её сподвигла встреча с Даном. Наверное, это была любовь с первого взгляда, и её абсолютно не смутило то, что омега был значительно младше её, но все же она непростительно медлила в своих ухаживаниях, и, скорее всего, они так бы и не стали супругами, если бы ни один случай.

Дан попал в автомобильную аварию, и, как предполагали врачи, шансов выжить у него было очень мало, настолько серьезны были физические повреждения. Тогда она подняла все свои, даже студенческие, связи, разыскала лучших специалистов, добилась перевода возлюбленного в частную клинику за границей, впервые забросила все свои дела и была только с ним. Да, лечение дало результат, Дан поправился и полностью восстановился, и Цунаде поняла, что боги дают второй шанс лишь единожды за всю жизнь, поэтому она больше не медлила, и вскоре они с омегой стали законными супругами. Несколько лет счастья и безмятежности, а после Дан поднял вопрос о ребёнке. Самому омеге тогда было сорок пять, ей же семьдесят один, и Цунаде понимала всю важность и необходимость этого шага, но в тот же момент она не могла позволить себе беременность в связи с подготовкой к защите научной и докторской ступени, но и просить возлюбленного ещё год-два повременить с ребёнком было бы вершиной эгоизма. Тогда они прибегли к искусственному оплодотворению, и теперь у них есть прекрасный двенадцатилетний сынишка Наваки – маленькая копия своего дедушки Тобирамы, разве что цветом глаз пошел в мать, к тому же, как она определила лично, мальчик будет альфой. Порой Цунаде задумывалась над тем, чтобы родить ещё одного ребёнка, но на этот раз самостоятельно, и тут женщина поняла, что она элементарно боится. Глупый страх ввиду того, что за пятьдесят лет врачебной практики она приняла тысячи детей, помогла обзавестись потомством не одной уже потерявшей надежду паре и, да, оборвала не одну маленькую жизнь, но родить самой… нет, это было намного страшнее, чем самая сложная операция, поэтому альфа и медлила.

К тому же, сейчас в клане Сенджу была легкая сумятица, вызванная тем, что Хаширама в этом году станет отцом, при этом не имея законного мужа, а ещё больше тем, что понесшим омегой является не кто иной, как Узумаки Курама, который носит под сердцем ещё и ребёнка Учиха. Тобирама-сама негодовал и как отец, и как глава клана, но сам Хаширама повел себя, по мнению большинства, странно, решив оставить все, как есть. Если бы Цунаде не знала Кураму так хорошо, она бы лично разобралась с этим вертихвостом, наплевав и на то, что он – омега, и на то, что на горизонте маячит Учиха Мадара, но, судя по всему, Узумаки вел какую-то свою игру, расклада которой она не понимала, поэтому и не вмешивалась, опасаясь нарушить что-то, что было очень важным, значимым, хрупким, вновь-таки исходя из мировоззрения, принципов и амбиций Курамы, который никогда и ничего не делал без уважительных на то причин. Да и малыши развивались здоровенькими и крепенькими, хотя сам омега на каждом приеме ворчал по поводу того, как нелегка его судьба и как же беременность портит его идеальную фигуру, но Цунаде-то знала, видела, чувствовала, как гордый, надменный, властный, непререкаемый омега трепетно относится к своим сыновьям, так что в том, что из Курамы получится замечательный папочка, альфа не сомневалась.

Но все же, возвращаясь к своим пациентам, Цунаде не могла не вспоминать и о Дейдаре, который был уже на седьмом месяце, и стабильность динамики беременности которого настораживала блондинку. Да, примерно месяц назад состояние и омеги, и малышей стабилизировалось, дети не требовали так много энергетики, как раньше, не истощали папу, вели себя тихо и скромно, в общем, беременность протекала просто прекрасно, вот только её, как доктора, тревожило то, что причины столь разительного улучшения были неизвестны. Она будто чувствовала, что что-то здесь не так, поэтому уже сейчас распорядилась приготовить отдельную родильную палату, в которой было все необходимое на случай преждевременных родов, а ещё… Сама Цунаде помалкивала об этом, но энергограмма беременного была более чем странной, а, если малыши бодрствовали, сделать её было невозможно – энергографограф просто вырубался, при этом издавая жалобный, протестующий звук, так что причин для тревог было более чем достаточно. От размышлений женщину отвлек стук в дверь, и Цунаде, подобравшись и полностью свернув свое биополе, разрешила войти, и так уже зная, кто это.