Текст книги "Сущность Альфы (СИ)"

Автор книги: Lelouch fallen

сообщить о нарушении

Текущая страница: 119 (всего у книги 121 страниц)

– Купим, – заверил супруга Даруи, хитро поглядывая на пепельноволосого и специально не раскрывая свое биополе, чтобы поддержать явно ощущаемую интригу, – а после того, как поздравим юного выпускника, поедем в ресторан, – альфа выдержал драматичную паузу, что было более чем несвойственно его характеру, – отмечать

– Да говорите уже! – вспыхнул Киба, чувствуя, что муж тоже что-то от него скрывает, но не плохое, а, наоборот, слишком радостное и долгожданное, чтобы вот так вот, просто, без поощрения, им поделиться. – Да или нет? – этот день был очень важным, они ждали его с того самого момента, когда Канкуро официально подтвердили беременность, ждали и не верили, пусть Намикадзе Наруто и Собаку но Гаара лично приложили руку к этому делу, но все же решало только Министерство, причем решало долго и скрупулезно, прежде чем назначить дату вынесения вердикта, сегодняшнюю дату.

– А ну-ка, мелочь, – Хидан, посадив сына себе на руку, от чего под плотной белой футболкой его сильные мышцы выделились ещё ярче, заставив Кибу на пару мгновений затрепетать не только от ожидания, второй достал из заднего кармана джинс небрежно сложенный вчетверо лист, – читай

– Угу, – Катсу, важно приняв бумагу, развернул её неторопливо, словно чувствуя настрой отца, а после, четко выговаривая каждый слог, прочел самую важную, по его мнению, надпись, потому что она была выделена черными, большими, красивыми иероглифами. – Род Ха-го-ро-мо, – задумавшись, при этом забавно сложив губы трубочкой, малыш несколько секунд помедлил, а после с восторгом выкрикнул. – Род Хагоромо!

– Разрешили?.. – прошептал Канкуро, прижимая к себе притихшего Акио, который, естественно, тоже имел отношение к происходящему

– Что, правда? – Киба приподнял голову, чтобы посмотреть возлюбленному в глаза, и сразу же оказался в теплом, ласковом и бережном ментальном коконе, который сказал ему намного больше, нежели любые слова

– Хагоромо Хидан, Хагоромо Киба, Хагоромо Катсу, – весело щебеча, продолжал читать мальчик, – Хагоромо Даруи (одзисан!), – добавил ребёнок уже от себя, радуясь, – Хагоромо Канкуро, Хагоромо Акио. Братик! – и мальчик весело замахал листиком, понимая, что сейчас происходит что-то важное, пусть и сам смысл был ему не настолько важен, главное, что все близкие ему люди счастливы

– Спорили много, – фыркнул Хидан, свободной рукой обнимая зардевшегося от радости мужа и при этом отвечая на вопрос теперь, получается, своего зятя. – Нет, мол, родственных уз: ни между нами всеми, ни у кого-либо из нас с истинными Хагоромо, – а после, – альфа буднично пожал плечами, – подумали, наверное, а почему бы и нет, раз народ просит, тем более что по социальному положению и годовому доходу мы соответствуем статусу рода

– А ещё водим дружбу и состоим в родстве с Намикадзе и Собаку, – добавил Даруи, просто добавил, констатируя факт, ведь, как бы там ни было, но даже в Справедливые Времена связи и родственные узы решали многое. Хотя, конечно же, ситуация была странной, потому что клан Хагоромо считали искорененным до последнего потомка, причем ещё во время Великой Войны, когда альянс Сенджу и Учиха свергал противодействующие им кланы и роды, возжелав установить дуумвират, который, позже, рассыпался в прах, но, как называли её в прессе, богоугодной.

Честно сказать, Хидан и не надеялся, что Даруи и его муж согласятся на это предложение, как и не надеялся на то, что что-то из этой затеи, утопии, как говорил сам бывший Каминари, выйдет что-то путное, но за попытку шкуру-то с них никто не спустит? И пошла волокита, а Хидан, как человек дела, причем действенного дела, возиться с бумагами не очень любил. Ему было проще прийти в это Министерство, стать перед Главами Отделов и все им доходчиво объяснить, мол, так и так – все условия соблюдены, народ требует, дело благородное, так чего резину-то тянуть? Но бюрократия на то и бюрократия, чтобы отписывать бумаги и изматывать честной народ своим бессмыслием, так что пришлось мириться. Хотя, оно того стоило, тем более что чета Каминари против не была, понимая, что статус рода дает больше защиты, уверенности и, что уж скрывать, прав, нежели статус первичной семьи. В общем, как по его мнению, все он сделал правильно. Все для тех, кем дорожил.

– Да ладно вам, – на этот раз уже фыркнул Киба, чувствуя, насколько трепетно и нежно, так, как он мог только мечтать, в унисон, звучат узы их с альфой Пары, который сейчас так бережно обнимал его за талию. – Главное, что мечты таки сбываются.

– Мы – будущее. Мы – надежда. Мы – опора государства. Мы молоды, но полны сил, стремлений, целей и амбиций. Мы – свет, – речь выпускника экономического факультета музыкой лилась по большому залу, в котором сидели его одногруппники, сокурсники, преподаватели, те, кто окончил университет в этом году, но только ему, как лучшему из лучших, было дано право сказать за всех и поставить точку в студенческой жизни нескольких тысяч молодых альф, омег и бет. Юноша улыбнулся, отвечая на бурный всплеск аплодисментов, который прервал его уже давно заготовленную и отрепетированную речь, но эта улыбка, это тепло в глубине темных глаз, этот легкий румянец на щеках был предназначен отнюдь не аудитории, а тому, единственному, который, сложив руки на груди и прислонившись к дверному косяку, смотрел на него издали, любуясь.

– Знания, которые мы впитали за все пять лет обучения, не должны стать дармовым хлебом, – продолжал омега, так и не оторвав взгляда от красноволосого альфы, даже на таком расстоянии ощущая его так остро, будто тот стоял рядом с ним, поддерживая. – Каждый из нас, как личность, как особь, как гражданин…

Красноволосый только головой покачал, чувствуя, сколько рвения, собственных надежд, убеждений, амбиций вкладывает его мальчик в свою речь, словно рассказывает собственный жизненный путь. Хотя трудно, конечно же, назвать мальчиком взрослого двадцатитрехлетнего омегу, в биополе которого пульсировала метка его Пары, а на безыменном пальчике поблескивало искусное колечко, но для него, Акасуна но Сасори, Хаку всегда будет его мальчиком, стеснительным, пугливым котенком, возлюбленным, тем, кому он отдал свое сердце.

Стремительно, а так хотелось, чтобы время не летело, а плыло. Дни, недели, годы, и вот его омежка уже выпускник, а он сам… Впрочем, не так уж и любил Акасуна распространяться о собственных достижениях, потому что без Хаку ничего этого не было бы. «Из грязи – в князи», «Принц из трущоб», «Лженаследник», «Афера века», – вот какими заголовками пестрела пресса семь лет назад, когда было официально объявлено о том, что нашелся выживший член клана Юки, который претендует на свое наследие. И пусть родство Хаку с искорененным западным кланом было доказано, неопровержимо и законно, но все же шумиха поднялась изрядная, а их жизнь превратилась в борьбу за право на личную жизнь.

Естественно, скрыть от папарацци свою связь им не удалось, что вызвало очередную волну обсуждений, возмущений и скандалов. Служба Опеки не покидала их дом, так и норовя забрать у него возлюбленного, и мешал им только факт истинности, потому что разлучить Пару не могли даже государственные органы. Это исключительное право самих Истинных и богов. Словно из неоткуда начали объявляться какие-то дальние родственники, которые приходились Хаку тетками, кузенами и кузинами, бабушками и дедушками на основании седьмой воды на киселе и которые, конечно же, желали установить опеку над бедным мальчиком, при этом, соответственно, преследуя корыстные цели. Более того, в прекрасный, не предвещающий беды осенний день, когда он забрал своего омегу со школы, в приподнятом настроении направляясь домой и обсуждая планы на выходные, к ним в гости пожаловали его родители.

Отца и мать он не видел с тех самых пор, как ушел из клана Акасуна, оборвав с ним все связи, причем был более чем уверен в том, что родственники за его судьбой и не следят, ведь кому есть дело до беглеца и предателя? Так что визит был не только неожиданным, но и неприятным, пусть его родители и были вполне нормальными, в свое время любящими и уделяющими ему достаточно внимания. Загвоздка была в устоях и традициях его клана, которым заправляла амбициозная и непримиримая Чиё-сама, его бабушка, альфа до мозга костей, и слава всем богам, что эта женщина, скорее всего, побрезговала нанести ему личный визит.

Оба его родителя были альфами, что причиняло Хаку дискомфорт, тем более что он не был досконально осведомлен и о ситуации в клане Акасуна, и о том, почему же Сасори его покинул. Не то чтобы альфа сознательно утаил это все от возлюбленного, просто они решили оставить прошлое в прошлом, но это самое прошлое своевольно настигло их, и красноволосый, признаться, был готов защищать и свой дом, и своего омегу, и свою новую жизнь даже перед лицом родителей.

Каково же было его удивление, когда отец, удерживая почтительную дистанцию, поведал ему о том, что клан Акасуна готов поддержать своего отпрыска в его борьбе за свою Пару и его наследие, пусть это и не было следствием снисхождения со стороны Чиё-сама, и уж тем более не означало, что ему вернули право на членство в клане. Конечно же, это снова были традиции, устои и, куда уж без этого, семейные пережитки, которые и вынудили его бабку поступиться своими приоритетами, потому что в клане Акасуна уже давно, очень давно, не было Истинных Пар. Родителей он за предложение, конечно же, поблагодарил, но от их помощи вежливо отказался, что, впрочем, не помешало им прогостить у них весь уикенд, не то что стесняя пару, но и уюта в обстановку не добавляя.

Да, мать пыталась наладить контакт, и с ним, и с Хаку, но годы отчуждения, былые обиды, предательство с его стороны, безучастность родителей, непримиримость главы клана оказались прочными преградами, поэтому и расстались они холодно, вежливо решив поддерживать общение. После он виделся с родителями лишь раз, когда был вынужден приехать на церемонию провозглашения его отца главой клана, и, честно сказать, не горел Акасуна особым желанием навещать родственников, хотя мысль о том, что там, на востоке, у него есть ещё трое младших братьев, которые родились уже после его ухода, была приятной и щемящей. Но теперь его семьей был Хаку, его юный супруг, с которым он, как и обещал, сочетался браком сразу же после восемнадцатилетия мальчика, снежным февральским утром, которое, судя по народным приметам, обещало счастливую семейную жизнь.

Семья семьей, а дела тоже не стояли на месте, тем более что Учиха вернули Хаку, под его опеку и ответственность, естественно, клановые земли, на которых нужно было развивать добычу, промышленность и производство. Признаться, сам Акасуна в этом деле не смыслил ничего, на ознакомление со всеми особенностями ушло бы слишком много времени, а нанимать людей со стороны альфа опасался, прекрасно помня о том, сколько у Хаку «родственников», желающих «помочь» мальчику в управлении столь благодатными землями. Выход из ситуации нашел Итачи, предложив оставить на землях клана Юки все так, как есть, в том числе и персонал, просто поменять юридическое лицо, взамен на что продлить срок аренды части земель на пять лет. «Да хоть на двадцать пять!» – благодарно выкрикнул тогда Акасуна, понимая, что таким образом друг просто выиграл для него время, чтобы и он сам вник в суть дел, и Хаку получил соответствующее образование, и они оба не прогадали. Да, от проблем его это не избавило, ответственности с плеч не сняло, а шумиха вокруг столь громкого дела не утихала ещё долго, но первые шаги уже были сделаны, став его основой и опорой.

Громкие аплодисменты вывели альфу из задумчивости, и он, развернувшись, спешно покинул зал, понимая, что официальная часть церемонии уже закончилась, и сейчас вся эта масса хлынет на улицу, чтобы сфотографироваться на память и заполнить выпускные альбомы. Впрочем, сам Акасуна сейчас думал о другом, точнее о том, что время поджимает, и их уже ожидают в другом месте, но портить праздник своему мальчику он не собирался, понимая, насколько важен для Хаку этот миг. Именно поэтому, выйдя на улицу, Акасуна тактично отошел в сторонку, под сень кустов сирени, и замер там неприметной тенью, наблюдая и ожидая.

– Ну, как?! Ну, как?! Ну, как?! – высокий изящный юноша в нетерпении бросился красноволосому на шею, обнимая и с жадным блеском смотря ему в глаза. – Ну, как тебе моя речь?!

– Пафосно, – фыркнул Акасуна, который к подобным мероприятиям относился с завидной холодностью, – но красиво и поучительно, – добавил альфа, видя, как недовольно поджимаются губки его супруга, и как возмущенно вихрится его биополе. Хаку тоже фыркнул в ответ, уже привыкнув к тому, что у его альфы, так сказать, своеобразное чувство юмора, а после прильнул к его губам гибким поцелуем, тоже своеобразно, наказывая.

Сасори не спешил прикрывать глаза, пусть и отдавался поцелую с возлюбленным со всей пылкостью своих чувств, замечая, с какой завистью на них смотрят свободные особи. Красноволосый альфа в черном, и омега-брюнет в белом – наверное, смотрелось красиво, хотя, естественно, завидовали их любви, их чувствам и их крепким отношениям, которые они очень редко, как сегодня, выносили напоказ.

Хаку про себя улыбнулся, чувствуя, как его бережно обнимают – руками вокруг талии и ментальными витками, создавая кокон, но даже не подумал о том, чтобы разорвать поцелуй. Он так долго к этому шел, так стремился, так хотел быть самым лучшим для своего альфы, что порой доходил до фанатизма, выкладываясь в учёбе до истощения и упадка сил, но, как он считал, оно того стоило.

Он познакомился с родителями возлюбленного: те оказались сильными, мудрыми, достойными альфами, которых невозможно было не уважать. Он знал друзей и знакомых Акасуны – тоже альф, тоже сильных, целеустремленных, уверенных в себе, несгибаемых. Даже Дейдара, омега, и тот был сильным, волевым и ни дня не проводил в безделье, так что у него было, с кого брать пример и на кого ровняться в своих стремлениях и рвениях. К тому же, фамилия Юки обязывала, и пусть Сасори не раз говорил ему, что с ребёнка не требуют, что нет нужды в спешке, что пока он со всем справится сам, и ему не нужно ни о чем волноваться, сам Хаку считал иначе.

Его мечты, идеалы и само его будущее разбивались на осколки три раза, и каждый раз приносил с собой новый мир, мир, в котором для него было пусть и не самое лучшее, но какое-никакое место. Наверное, хорошо, что он не помнил смерть родителей, что лишь отголосками пожарища его сознания коснулась трагедия клана Юки, что та ночь до сих пор воспринималась им как обрывки кошмарного сна, после которого ему все же удалось проснуться.

Улей ему не понравился. Там было много незнакомых ему людей, и все смотрели на него как-то странно, как смотрят на грязного, подобранного на помойке щенка, которого по доброте душевной принесли в теплый уютный дом, но улей не казался маленькому мальчику домом. Его домом были комнаты Забудзы. Наверное, именно тогда, в шесть лет, он перестал верить в сказки, потому что Момочи не посчитал нужным скрывать от него правду и сразу же рассказал о том, что его семьи нет, что его дома нет, что даже самого Хаку теперь нет, и он, ребёнок, принадлежит ему. Скорее всего, тогда сработали инстинкты, потому что шестилетний мальчик не смог бы проанализировать ситуацию и принять важные решения, не сумел бы сознательно приспособиться. Он почтительно называл Забудзу наставником, выполнял все его поручения, трудился и старался ради того, чтобы сильный альфа похвалил его хотя бы взглядом, пусть и было тяжело, но в душе мальчик проникся к мужчине глубокими, благодарственными чувствами. Он любил его как отца, видя в демоне ангела. И поэтому ему было вдвое больнее превращаться из любимого сына в шлюху, матку, которую Момочи посадил на цепь, собираясь использовать по её прямому назначению и не гнушаясь делиться красивой, завидной игрушкой с друзьями-альфами.

Он сопротивлялся, пусть с силой, упрямством и упорством двенадцатилетнего ребенка, но он сопротивлялся… после того, как отец рассмеялся в ответ на его просьбы отпустить и забыть, после того, как его вырвало прямо на колени альфе, вкус семени которого, казалось, навечно въелся в его губы и язык. Его ломали. Да и как долго можно ломать ребёнка? Несколько порок до кровавого месива на спине и попе, пара недель в карцере, наполненном водой, в которой, плотоядно сверкая глазками-бусинками, плавают громадные крысы, черствый хлеб и затхлая вода, а после арена, на которой ему впервые пришлось убить, потому что инстинкты двигали тело по пути выживания.

Мириться со своим новым положением было тяжело, в то время он уже даже не мечтал об иной жизни, стараясь найти смысл в том, чтобы быть маткой и принадлежать Забудзе, но тот словно нарочно не позволял ему забыть и превратиться в тупоголовую шлюху, которая издохнет после десятых родов с блаженной улыбкой на устах. Возможно, Момочи питал некую слабость к строптивцам, ведь Хаку не мог не заметить, какой силы огонь предвкушения полыхал в его глазах, когда маленький омега пытался сопротивляться взрослым альфам, но самому мальчику в то время, и правда, хотелось стать безумцем, чтобы в его душе не теплилась надежда на то, что у него ещё может быть нормальная жизнь.

Течка стала для него новым испытанием, и тогда Хаку понял, что выхода, спасения, пути вперед больше нет. Он – собственность Момочи Забудзы, и так останется до тех пор, пока он либо не надоест своему хозяину, либо не покинет этот мир – самостоятельно или же с легкой руки своего господина. Встреча с Сасори была подобна глотку свежего воздуха после гнили темниц, солнечному дню после беспросветной ночи, искорке в темноте его неволи, и пусть они наделали много ошибок прежде, чем стали Истинной Парой, но если именно ради этой любви, ради своего альфы он заплатил такую цену длиной в десять лет, то оно того стоило. И именно поэтому сейчас он не мог подвести возлюбленного, не после того, как пообещал ему стать сильным. Сильной личностью он уже стал – в этом ему помогли знания, опыт и супруг. Сильным омегой он тоже стал, ровняясь на тех, кто был для него лично образцом. Теперь он должен стать сильным главой, потому что его мечта – возродить клан Юки, и эту мечту, что самое главное, любимый был готов воплотить в жизнь вместе с ним.

– Домой? – шепотом, опалив алые губки возлюбленного горячим дыханием, спросил Сасори, нежно смотря на своего мальчика и ревностно отгораживая его от откровенных взглядов, которыми свободные альфы ласкали стройную фигуру юноши с длинными смоляными волосами, сейчас собранными в высокий хвост

– Домой? – Хаку удивленно посмотрел на мужа, ведь они уже давно оговорили планы на сегодняшний, насыщенный событиями день, и такое предложение со стороны любимого показалось ему слегка неуместным. – Зачем?

– Чтобы ты мог выполнить свое обещание, – уклончиво ответил альфа, при этом определенно недвусмысленно прикоснулся к биополю супруга, передавая ему свои эмоции и желания

– Обещание? – юноша нахмурился, потому что в его понимании слова красноволосого кардинально расходились с его ласковыми прикосновениями, а после, припомнив, жарко залился краской и отвел взгляд, начиная торопливо бормотать. – Я помню… но не сейчас… мне же ещё клан возрождать… бизнес подымать… и все такое

– Вот именно, – не сдавал своих позиций Акасуна, ладонью скользя по гибкой спинке своего мальчика и получая от этого эстетическое наслаждение. – Нужно начинать возрождать клан Юки, – альфа, подавшись вперед, с хрипотцой, выдохнул любимому на ушко. – Ведь у тебя скоро течка, не так ли, малыш?

– В конце месяца, – дрожа от близости альфы, тоже шепотом, ответил Хаку, смущаясь ещё больше от того, что за ними сейчас наблюдают сотни пар глаз. Омежка, конечно же, помнил свое обещание, и теперь даже слегка был удивлен тому, насколько кардинально поменялись его взгляды и его отношение к жизни, ведь тогда, когда он был совсем мальчишкой, он грезил о семье и детях и даже обижался на возлюбленного, который категорично и непререкаемо ответил ему – нет. Теперь же он сам был ещё не готов, понимая, что его приоритеты изменились, что возрождение клана, собственное становление, опора для супруга – вот первоочередные цели его жизни, а дети… У них с супругом будут дети, обязательно, но именно сейчас он не готов.

– Хаку, – почувствовав смятение возлюбленного, Сасори отстранился и заговорщицки ему подмигнул, – как насчет подарка к моему сорокалетию?

– Мм? – юноша с подозрением покосился на мужа, а после улыбнулся ему, кокетливо хлопнув ресничками. – Я учту ваше пожелание, Сасори-сама, – сорок лет его супругу исполнится через три года, значит, любимый дает ему время, он понимает, готов подождать, разделяет его стремления. Может, это и было слегка эгоистично с его стороны, но и альфа, пусть так и могло казаться со стороны, у него на поводу не шел, просто уступал изредка, проявляя заботу и понимание, но все равно оставался главой их маленькой семьи, а в будущем, он надеялся, и всего клана Юки.

– Хаку-кун! – омега просто не мог не узнать голос своего друга, который лучился радостью, поэтому и обернулся, чувствуя, как ментальные витки супруга медленно и осторожно отступают от его биополя

– Киба-кун! Канкуро-кун! – Юки помахал рукой в ответ, а после вопросительно посмотрел на мужа, от которого ему сейчас не хотелось отходить ни на шаг

– Иди, – улыбнувшись, подтолкнул омегу Акасуна, понимая важность происходящего, ведь именно Хагоромо Киба был важен для Хаку, как первый друг вне круга его, альфы, знакомых и друзей, как первый шаг в самостоятельную жизнь

– Я быстро, – шепнул юноша, а после поспешил к друзьям, принимая от них цветы и поздравления. Альфы чинно остались стоять в стороне, ожидая, пока их мужья обменяются впечатлениями и эмоциями, но при этом разговор между собой не заводили, просто наблюдая. Не то чтобы мужчины не общались, все-таки они были соседями, общались и приглашали друг друга в гости, но это был именно момент омег, а они ещё успеют переговорить о своем, об альфьем, под стаканчик крепкого джина.

Внезапное ощущение чьего-то незримого, но настойчивого присутствия заставило Сасори обернуться и начать искать глазами в толпе источник этого вроде как и знакомого, но словно припорошенного пылью времени ментального ощущения. Возможно, Акасуна посчитал бы, что ему показалось или же это просто кто-то похожий, но – нет. Ментальные ощущения не врут, как и глаза не обманывают, тем более что этот альфа позволил ему увидеть себя, мигом, но позволил, достаточно для того, чтобы Сасори, столкнувшись взглядом с темнотой глаз и хищным оскалом, смог найти ответ на вопрос, которой устаревшей занозой не давал ему покоя вот уже несколько лет.

Он много и упорно думал над тем, почему все оказалось так просто и легко? Почему Момочи Забудза, один из Семи Демонов Красной Луны, уступил ему свою матку, пусть и проиграв её в честной борьбе? Ничто, тем более совесть, не могли помешать альфе выждать и настигнуть их в тот момент, когда они с Хаку были бы уязвимы, чтобы отомстить, чтобы стереть со своей безупречной репутации пятно проигрыша, но все эти годы он даже имени этого мужчины не слышал, словно тот и не оставил свой след в их с супругом жизни.

Скорее всего, ему никто бы не поверил, если бы он сказал, что альфа улья измывался над своим воспитанником, а после и своей игрушкой лишь потому, что хотел для Хаку лучшей жизни. Наверное, не все человеческое способна искоренить Луна, что-то все-таки остается, живет в глубинах сущности и лишь ожидает толчка, чтобы пробудиться ото сна. Забудза действительно любил Хаку, как сына, и, если бы тот оказался альфой, Момочи сделал бы все возможное, чтобы его приемный ребёнок был лучшим из лучших, чтобы он занял его место в иерархии альф улья, но Хаку оказался омегой, и именно поэтому Демон не мог поступить иначе. Если бы Забудза начал защищать омегу, если бы пошел против системы, если бы попытался вытащить мальчика, его бы ждала мучительная смерть за предательство, и не только его, но и Хаку. И поэтому Момочи сделал Хаку именно своей маткой, поступал с ним жестко, жестоко, как и подобает его статусу, но все равно никому, на правах хозяина, не позволяя пользовать его игрушку. Но так не могло продолжаться вечно, у Хаку пошла первая течка, и альфа, как господин, обязан был пометить свою собственность.

Сасори не считал, что на Момочи снизошло прозрение, и он почувствовал, что они с Хаку – Пара раньше них самих. Скорее всего, альфа искал кого-то, кто сможет проникнуться к мальчику чувствами, и кому хватит мужества и сил вырвать омегу из его лап, из лап улья, и ставка была сделана на него. Вполне возможно, что в ментальной рулетке Забудза поддался ему, но он сделал это настолько искусно, до конца удерживая маску ублюдка, что в глазах сородичей остался тем самым, беспощадным Демоном, но, в итоге, Хаку обрел свободу. Очевидно, Забудзу не волновало, что будет с мальчиком после, скорее всего, он надеялся на то, что он, Акасуна, позаботится о своем приобретении, но, судя по всему, из виду их не упускал, желая убедиться, что с его сыном все в порядке. Странное проявление заботы со стороны того, кто, в принципе, не знает, что такое семья, да и сам Сасори пока ещё не мог до конца осознать открывшуюся ему правду, но что бы и как бы там ни было, наверное, ему, мысленно, нужно все-таки поблагодарить Момочи Забудзу за то, что тот не отгородился от чувств в своем сердце и стал первым соединяющим звеном их Пары.

– Сасори, – почувствовав волнение, недоумение и отголоски ревности со стороны супруга, Хаку обернулся и тревожно посмотрел альфе в глаза, – что-то случилось?

– Нет, малыш, – Акасуна улыбнулся, отогнал прочь мрачные мысли, оставляя их, как и Забудзу, за своей спиной, а после шагнул к своему омеге и крепко обнял, целомудренно целуя его в приоткрытые губки. – Все хорошо

– Собственник, – фыркнул Хаку, улыбнувшись в ответ и скромно опустив реснички, при этом позволяя запаху альфы, того альфы, который шесть лет был его отцом и четыре хозяином, как и самому Момочи, раствориться в толпе, окончательно отпуская свое прошлое.

========== Эпилог. Семь лет спустя. Часть 4. ==========

Традиционный утренний кофе был безнадежно испорчен, когда раздался звонок, оповещающий о том, что в особняк Узумаки пожаловал ранний гость. В принципе, Курама мог и не отвлекаться от ароматного напитка и свежей, ещё дымящейся выпечки, которую ему на заказ, каждое утро, доставлял курьер из кондитерской Акимичи, но, вздохнув и с тоской посмотрев на завтрак, все же направился в гостиную, уже и так почувствовав, кто к нему пришел. Не то чтобы его настроение улучшилось, когда он вошел в комнату, остановившись на пороге и с едва заметной толикой нежности посмотрев на представшую перед его взором картину, но что-то в этом было, что-то, что уже семь лет к ряду напоминало главе клана Узумаки о том, что он ещё и омега, и отец двух очаровательных малышей.

В большой гостиной именно для тех случаев, когда папы были заняты, но при этом желали уделить внимание своим сыновьям, отвели игровой уголок, устлав пол пушистым ковром и заказав мебель с выдвижными полками, шкафчиками и тумбочками, в которых хранились игрушки, книжки и прочее. Именно сейчас его мальчики, под присмотром младшего папы, копошились на этом ковре, собирая большой пазл, с чем им и помогал утренний гость, то есть Учиха Мадара, усевшись между детьми и заботливо, но не настолько, чтобы посягнуть на гордость маленьких смышленых Узумаки, подсказывая им, какая деталька должна быть следующей. Казалось, ситуация была более чем обыденная, тем более что Мадара был в особняке Узумаки частым гостем, но её соль была в том, что альфа старался уделять равную порцию своего внимания каждому мальчику, обращался к ним обоим словом «сын» и даже смотрел на них одинаково, с нежностью и любовью, разве что первым всегда брал на руки именно своего ребёнка, но после обязательно обнимал и второго.

Малыши, два багряноволосых сорванца, были гордостью Курамы, но не потому, что значились в его медкарте, как разнояйцовая двойня, зачатая от разных альф, а потому, что уже сейчас мальчики были достойны носить фамилию Узумаки, как и хотелось папочке, характером полностью пойдя в него нынешнего. Точнее, у его сыновей, как и было оговорено с их отцами ранее, была двойная фамилия, ради чего, собственно, альфы и настояли на генетической экспертизе после рождения детей, по поводу чего сам Курама лишь головой покачал, соглашаясь, потому что он, как папа, не нуждался ни в каких экспертизах, и без них чувствуя и зная, кто кому приходится отцом и сыном. Брюнеты тоже чувствовали и знали, но, как говорится, что написано пером, то не вырубить и топором, так что требовалось официальное заключение, чтобы, в дальнейшем, дети могли претендовать на свою законную часть наследства своих отцов.

По большому счету ни Курама, ни его сыновья в этом наследстве не нуждались, потому что мальчики были Узумаки, начиная от цвета волос и глаз с оранжевой радужкой и заканчивая тем, что, исходя из его планов, кто-то из мальчишек, которые, как он чувствовал, несомненно, будут омегами, в будущем унаследует его пост главы, а второй займет место подле него, но планы эти были дальновидными, и предугадать, что же будет лет через двадцать, тридцать, а то и пятьдесят не мог, конечно же, даже Узумаки Курама. В общем, сейчас он был папой двух замечательных мальчиков – Узумаки-Сенджу Хикару и Узумаки-Учиха Хидеки, причем имена он выбрал сам, точнее, они вместе с Утакатой, который неизменно оставался его неофициальным супругом вот уже семь лет.

– А знаешь, отец, – полюбовавшись четко ставшей на свое место деталью, задумчиво начал Хидеки, – в садике нам говорят, что мы с братиком – байстрюки

– Кто говорит? – едва ли не прорычал Мадара, при этом старательно сдерживая свое биополе в присутствии двух омег, на одного из которых, багряноволосого, альфа и взглянул, вот только в его взгляде была и тень страха, и искорка укора, потому что он уже давно говорил и настаивал на том, что над детьми будут издеваться, несмотря на их родовитую фамилию, если Курама не будет скрывать свой союз с мужчиной-омегой, в ответ на что получил лишь беззаботное пожатие плечами

– Дураки говорят, – фыркнул Хикару, положив следующий пазл так, что сложилась ровная линейка узора, – потому что завидуют тому, что у нас с братиком два папы и два отца, – мальчик обезоруживающе улыбнулся матерому альфе. – А мы с Хидеки внимания на дураков не обращаем