Текст книги "Сущность Альфы (СИ)"

Автор книги: Lelouch fallen

сообщить о нарушении

Текущая страница: 106 (всего у книги 121 страниц)

Затягивающий вихрь был резким, стремительным, закручивающим, разрывающим, но Наруто крепко держал нить, неумолимо увлекая её за собой, сплетая её с собственными, преобразовывая, сливая со своей энергетикой и цепко удерживая белесое свечение на кончиках своих пальцев, чтобы после, когда свет ламп больно резанул по глазам, выпустить его, влить, вторгнуть и запечатать собственной силой, заставляя уплотняться, закручиваться и обретать форму.

Внутренний мир Дейдары был прекрасным – светлым, чистым, сотканным из эмоций и чувств, в нем, высоко в лазурном небе, парили огромные, снежно-белые птицы, гордо расправив свои крылья и сливаясь в чарующем песнопении. Осколки, в которых все ещё чувствовалась сила Древнего, тянулись друг к другу, извиваясь тонкими нитями, сплетались ими, а энергетика альфы залечивала швы, делая внутренний мир омеги целостным, полным, ярким и безызъянным.

Когда последний осколок стал единым целым с сердцем сущности, его энергетика хлынула внутрь пока ещё пустой сферы, наполняя её силой. Наруто покачнулся, чувствуя, что требуется больше, намного больше, но даже не помыслил о том, чтобы разорвать связь, которая возрождала жизнь.

Это был отчаянный шаг, отчаянный миг, миг на грани возможностей, именно тот миг, которого, похоже, и ждала его сущность. Нет, она не вырывалась, не пыталась разрушить врата внутренних барьеров, даже не скалилась и не рычала, просто наблюдала, выжидала, выгибалась, и так чувствуя, что носитель дарует ей свободу. У Наруто не было выбора, но он ему, по сути, и не был нужен, потому что альфа, ещё до того, как переступил порог родильной палаты, уже знал, что без последствий он не сможет слиться со своей сущностью, а без слияния, соответственно, не сможет использовать все возможности своей силы.

– «Сдайся наконец-то, мальчишка! – низко прорычала сущность, предвкушающе урча. – Сдайся и освободи меня, – сущность воспрянула, выпрямилась, обрела хищные очертания, а после, с насмешкой, добавила, – если, конечно же, хочешь спасти своего брата»

Естественно, сущность не может говорить, это всего лишь его слабость, неуверенность в себе, нехватка контроля, его личная недостойность и отречение от своей судьбы, от той доли, которую он так и не смог принять, но голос был отчетливым, для него, пусть и миражным, иллюзорным, всего лишь плодом его воображения, но Наруто не мог не согласиться с тем, что услышал, не мог больше удержать тот поток кипящей лавы, который распирал его изнутри. И врата рухнули, рассыпались в прах, обнажили чистую силу, которая возвысилась над ним, расправив огромные крылья, в жаре которых утонула его маленькая, человеческая фигурка. Все полыхало, горело, бушевало, источало силу, взывало к сущности омеги, который просто обязан был жить, потому что внутри него мягко пульсировало два сердечка – обычное человеческое и восстановленное энергетическое.

Огненные крылья больше не пугали, плавящаяся кожа больше не раздирала его тело болью, сил больше не было. Только последний рывок. Последний, но такой важный. Важный потому, что он услышал глубокий вздох, а после увидел слегка затуманенный, но живой, с глубинными искорками силы взгляд таких родных, по-братски любимых глаз. Для него не было темноты. Только огонь. Огонь, в пламя которого Наруто шагнул без сожаления и сопротивления, позволяя энергетическим языкам силы глодать его слабое, человеческое, постепенно разрушающееся тело.

Саске затаился в уголке, все ещё не веря в то, что ему удалось пробраться в коридор, из которого все двери вели в родильные палаты, правда, именно сейчас была занята только одна, но и этого было достаточно, чтобы сердце молодого омеги тревожно билось о ребра, будто предчувствуя что-то неладное. Казалось, ему не о чем волноваться, ведь рядом с Дейдарой был Итачи, Наруто и опытный врач в лице Цунаде Сенджу, но омежьи инстинкты отчаянно твердили о том, что он должен быть здесь, причем быть тихой, неприметной, просто наблюдающей мышкой, в то время как двое сильных альф молчаливо буравили друг друга тяжелыми взглядами.

Вообще-то это было странным, то, что его родители и Кушина-сан остались в общей, пусть и удобной зале для ожидания, а Минато-сама и Гаара-сама (как же непривычно было думать о молодом альфе, как о главе клана) сейчас, как два стража, стояли возле двери в родильную палату, из-за которой не то что не доносилось ни звука, даже не ощущалось никакого ментального всплеска, хотя, как понимал подросток, роды должны сопровождаться сильными энергетическими колебаниями. Возможно, все дело было в том, что это были не совсем роды, а срочная операция, но все равно это не объясняло тот факт, что он даже брата не чувствовал. У подростка складывалось такое впечатление, что родильная палата – это своего рода купол, в котором все замкнуто, закольцовано и законсервировано, хотя он даже предположить не мог, что способно скрыть ментальную силу, тем более Древнего. Что-то было не так. Во всем не так. До крика души и метания сущности не так, о чем ещё раз свидетельствовало поведение альф.

Мужчины будто ожидали чего-то, при этом Намикадзе был слегка взволнован, напряжен и категоричен в своем выжидающем положении, а Собаку, наоборот, расслаблен, уверен, но не менее настойчив. Скорее, это было похоже на то, что альфы чего-то ожидают или кого-то поджидают, словно заранее знают о чем-то, о чем неведомо ему. Саске это раздражало. Не злило, а именно раздражало, потому что все вокруг него думали, что он слабый, эмоциональный и вообще ещё маленький, чтобы быть залученным к взрослой жизни и её тайнам, при этом никто почему-то не учитывал тот факт, что ментально он был сильнее любой омеги, а, скорее всего, и многих альф. Несправедливо как-то, поэтому к раздражению примешивалась ещё и обида. Да, он эмоционален, но только потому, что его вынуждают на эти эмоции, оставляя в полном, беспросветном, нелепом неведении, что уже не раз приводило к самым неожиданным последствиям.

Вот брат всегда был с ним откровенен, и то, в последнее время даже Итачи что-то скрывал, уж слишком часто омега видел глубокую складку между его бровей, которая свидетельствовала отнюдь не о волнении, а о глубокой задумчивости. В такие моменты брат отгораживался от их связи и полностью уходил в себя, изредка постукивая пальцами по ближайшей поверхности, будто принимая какие-то решения. Получается, никто не воспринимал его всерьез, а Саске так хотелось доказать, что он стоит очень многого, что он взрослый уже не по годам и что он может самостоятельно принимать важные решения.

Конечно же, все это шло в разрез с его действиями, но это не означало, что он слаб, мал и глуп только потому, что мыслит и действует не так, как отец или брат. Это закономерно, ведь он омега, поэтому, естественно, как бы подросток ни старался вести себя, как альфа, он просто не в состоянии, по крайней мере, постоянно. Да, он мог быть напористым, непоколебимым, властным, скупым на эмоции и окружить себя ореолом силы, но в тот же момент Саске понимал, что это, в конце концов, сломает его как омегу, а быть омегой ему нравилось.

Ну, вот, ещё год назад он бы землю перевернул вверх тормашками, если бы в обмен на столь титанический поступок в нем пробудился альфа, но теперь брюнет сделал бы то же самое, только бы в нем осталась омежья сущность. Дело было в Наруто, в первую очередь. Ведь он любил этого альфу и считал его только своим, даже не представляя, что их жизненные пути могут разойтись. Если кто-то, если хоть одна омега покусится на его собственность, он будет драться и побеждать, потому что Наруто – это его все. И это в семнадцать, почти семнадцать, лет! У него вся жизнь впереди, сотни, тысячи, миллионы встреч, и столько же возможностей встретить других альф, не менее красивых, статных, сильных и притягательно пахнущих. Но смысл в этих встречах и альфах, если у него уже есть только его альфа? Нет, это не сантименты, это чувства – глубокие и, кажется, вечные, поэтому Саске и не понимал, почему Наруто вошел в палату так решительно, почему бросил на него взгляд, который показался ему прощальным, и почему его сущность так отчаянно рвалась вперед, туда, за прочные двери, за которыми скрылся его альфа.

Да, сущность… Сущность вообще вела себя странно: не пыталась выйти из-под контроля, причинить ему или окружающим вред, подчинить его, она просто… затаилась. Его сущность накапливала силы, черпая их из противоречивых эмоций, в которых сейчас метался подросток, то становясь сконцентрированным и непоколебимым, как альфа, то впадая в пучину овладевающих им чувств, как омега. Внутри все бурлило, но бурлило в четко определенных рамках, и Саске это тревожило, а ещё больше отвлекало, потому что альфы разорвали зрительный контакт и напряглись, будто что-то предчувствуя. А вот он ничего не чувствовал. Пробовал воззвать к их с братом связи повязанных, но его отбрасывало, причиняя легкий дискомфорт, словно нити их уз завязали в крупный узел, который он никак не мог распутать.

Было ощущение… нереальности. Да, он что-то испытывал, что-то волнующее, тревожащее, заставляющее мелко ерзать, а ведь он вообще оказался здесь только потому, что увязался за Собаку, который, казалось, даже внимания не обратил на столь мелкий довесок. И вот опять: он отвлекся на негодование по поводу своей маловажности и вновь потерял нить странного ощущения. Внутри что-то росло, но это было не чувство и не ощущение, точнее, это было именно ощущение, но оно было пока пустым, ничем не насыщенным или же насыщенным такой смесью эмоций, что он просто не мог их разделить. Ощущение уходящей из-под ног почвы сменялось эхом падающих где-то вдалеке капель. Чувство присутствия рядом слабых сущностей сменялось огнем мощной, невидимой доселе силы. Образы, достойные фильмов ужасов, в которых над черными крестами летал ворон, роняя черный шелк своих перьев в зыбкую темноту, замещались кадрами из мистических картин, в которых маг, хрупкий человек, повелевал языками безудержного пламени. Все это было накатанным, но приглушенным, хотя сам Саске не считал, что ему мерещится или же что он сходит с ума. Он просто переживал что-то, именно как омега, потому что как особь с биополем он ничего не чувствовал, похоже, как и альфы, которые уже определенно начали нервничать, все чаще поглядывая на дверь.

Наверное, он выпал из реальности, потому что пришел в себя только тогда, когда вокруг него что-то оглушающей взорвалось, насыщаясь отголосками неистового жара. Саске поднялся: ноги дрожали, по вискам стекали капельки пота, губы лихорадочно жгло, и даже влажный язык не мог собрать эти раскаленные капли, биополе выгнулось и замерло, как замер и сам омега, как замерли альфы. Что-то произошло. Что-то, что должно его испугать – именно об этом твердили инстинкты. Но сущность, которая, наконец, решительно вскинула голову, будто сковала его тело, вынуждая стоять на месте и ждать.

Саске заметил, что Минато-сама сделал шаг назад, а Собаку, наоборот, вперед, а после, на это ушли секунды, дверь в родильную палату распахнулась, являя его взору клубок огненных ментальных вихрей, которые змеями скользили по телу Наруто, слизывая кожу в прямом смысле этого слова. Ещё миг, и биополе аловолосого стало зримым, хищным, с огромными когтистыми лапами и острыми пиками, которые были направлены в сторону его альфы, а глаза Собаку стали черными провалами, в которых зловеще мерцал желтоватый зрачок. Сам Саске не шелохнулся, потому что не понимал, почему он должен бояться Наруто. Да, на первый взгляд могло показаться, что это не Наруто, а зверь в облике человека, как мифический оборотень, потому что в клыкастом оскале, длинных когтях, узких, вертикальных зрачках на фоне огненной радужки не было ничего человеческого, но сам Саске видел не существо, а именно Наруто, объятого пламенем и непонимающе смотрящего перед собой, будто блондин был внутри, а сущность вне. Да, именно так. Сущность взяла верх над Наруто, поглотила его, подчинила своей силе, выплеснулась, являя свой истинный облик. Но, как бы там ни было, это его Наруто, его альфа, и Саске не собирался его бояться, чувствуя, что именно к этому и готовилась его собственная сущность, мгновенно раскрыв вторую ступень мутации и окружив его плотными щитами. Другой альфа так бы не смог, только омега.

В этот же миг Наруто издал утробный, повелительный, подавляющий рык, и биополе Собаку отступило, поддавшись этой силе, в то время как щиты Минато постепенно рушились, плавясь под воздействием мощи биополя своего сына. Наверное, Гаара хотел остановить, преградить путь, заставить сущность отступить, с помощью их с блондином связи повязанных вернуть Намикадзе контроль, но миг был утерян, и альфа уже смотрел на него жаждущим взглядом. Саске не испугался. А почему он должен бояться того, кого любит всем сердцем? Глупо, конечно же, ввиду ситуации, потому что сила сущности Наруто могла его просто испепелить, но омега верил. Да, он верил в Наруто, верил во взаимность их чувств, верил в то, что возлюбленный не причинит ему вреда. Самоуверенно, но все равно верил, оставаясь стоять на месте и балансируя на грани собственных сил, чтобы не податься зову сильного альфы, не стать перед ним на колени, не склонить голову, не уступить, а остаться равным, доказывая свое право быть рядом.

Наверное, Саске все-таки показалось, но в безумном взгляде зверя мелькнул глубокий, цвета моря, осознанный огонек, после чего Наруто рыкнул, протестующе, будто ему было невероятно больно, будто он ломал себя и свою сущность заодно, а потом альфа, круто развернувшись и ментально оттолкнув друга, помчался в противоположную от омеги сторону. Стекла в окне разлетелись на осколки ещё до того, как Намикадзе приблизился к нему. Блондин, воистину как зверь, запрыгнул на подоконник, а после, даже не думая о том, что это пятый этаж, спрыгнул вниз, отчего у Саске на миг замерло сердце, чтобы после вновь ещё раз замереть, когда следом за Наруто в окно метнулся Гаара. Саске не стал мчаться за ними и смотреть на то, превратились ли тела двух альф в кровавое нечто, словно что-то подсказывало ему, что ему и думать о подобном не стоит. Лишь краем взгляда он заметил, как ошарашено смотрит на него Минато, а после Саске бросился к лестнице, ведомый невидимой, но отчаянно зовущей его нитью, которая связывала омегу с его альфой.

Плотные ментальные витки сработали не хуже воздушной подушки, и Гаара приземлился на полусогнутые ноги, оставив после себя легкую вмятину в асфальте, но при этом не нарушив идеальную поверхность дорожки, поскольку в нескольких шагах от него уже была вмятина, причем намного глубже и больше. Выпрямившись и осмотревшись, Собаку не мог не оценить тот факт, что это был задний двор больницы, на котором стояли мусорные баки, да несколько хозяйственных построек, и камера наблюдения была только одна – над стальными воротами, которые активировались через домофон дежурным службы охраны. Конечно же, никакие ворота Наруто не удержат и никакие ограждения не станут для него преградой, но, главное, здесь не было людей, что значительно увеличивало шансы на удачный исход запланированного аловолосым.

Они с Наруто предвидели подобное, именно поэтому Гаара не просто приехал с блондином в клинику, а оказался именно в коридоре, который вел к родильным палатам и в котором, благодаря осведомленности и благоразумности Цунаде Сенджу, не было никого из персонала. С врачом было заранее оговорено, что, в случае необходимости, она вместе с ассистенткой и детьми укроется в специальных боксах для новорожденных, которые примыкали к каждой палате, и в которых младенцы находились первые несколько часов своей жизни, чтобы медсестры могли провести полную диагностику их состояния. Так же, хоть это и было трудно, стены в плате были окрашены специальной краской с добавлением порошка лунного металла, который должен был сдержать силу альфы, ненадолго, конечно же, потому что столь малое количество ограничителя пусть и было преградой, но отнюдь не непреодолимой, поэтому Гаара был полностью готов и сконцентрирован. Присутствие старшего Намикадзе ему не мешало, хотя он и не понимал, почему Минато-сама заведомо подвергает себя опасности, а вот сам альфа явно был не рад его появлению, прекрасно зная, что это означает. Но был ли у Собаку выбор? По сути, нет. Ведь он дал обещание своему повязанному, у него, как резонатора, были обязанности, он просто не мог оставаться в стороне в то время, когда друг канул в пучину безумия, поглощенный собственной сущностью, хотя это и не означало, что уверенность и стойкость давалось ему не сложнее, чем щелчок пальцами. Было сложно, мучительно сложно, но все-таки Гаара надеялся, что до крайностей не дойдет, что было до мизерности маловероятным.

И вот теперь, безошибочно чувствуя и видя Наруто, ведь это был Наруто, а не просто безумная сущность, сила которой плавила асфальт и корежила мусорные баки, Собаку никак не мог решиться сделать первый шаг, шаг, который мог закончиться крахом его привычного мира. Зримые ментальные витки нетерпеливо дрожали вокруг него, подстегиваемые присутствием конкурента, агрессора, сгустка силы, а сущность уже расправила свои крылья, готовясь к сражению. Да, они с Наруто не раз сражались, порой нанося друг другу тяжкие травмы, но ещё никогда ему не приходилось вступать в бой именно с сущностью Намикадзе, что, впрочем, его не пугало. Сердце стискивалось от боли, но ноги упрямо продолжали делать медленные шаги, приближая его к застывшему в кольце золотисто-огненных вихрей другу, который скалился, буравя его тяжелым, вызывающим взглядом.

Наруто просил, чтобы он разорвал их связь, чтобы не было никаких ограничений, чтобы Собаку не тратил силы на поддержание уз, чтобы ему не было больно, а эмоции отошли на второй план, обнажая чувство ответственности и долга, но он не смог. Разорвать связь нужно было именно в тот момент, когда Наруто появился на пороге родильной палаты, ведомый лишь инстинктами, а у безумной сущности два инстинкта – свергать и присваивать, но он не смог. Точнее, хотел, уже воззвал к узам повязанных, натянул нити до предела, понимая, что друг не откликается на его зов, что между ними будто паутина узлов, которые заглушают его попытки перебрать безумие Наруто на себя, возвысил над собой ментальную когтистую лапу, энергетики в которой должно было хватить на то, чтобы разорвать связь, но не смог. Не смог не потому, что был безответственным или же поддался эмоциям, а потому, что на секунду, на короткий миг, увидел осмысленный проблеск в глазах Намикадзе и одновременно почувствовал слабость узлов в их связи – значит, Наруто все же мог управлять своей сущностью, но почему-то не хотел этого делать.

Он, конечно же, видел Саске, мальчишка затаился в уголке и источал просто невероятное количество противоречивых эмоций, но он почему-то даже не помыслил о том, что омежку нужно увести, изолировать в отдаленности общего зала для ожиданий, бесцеремонно выставить его за дверь и тем самым обезопасить, но он этого не сделал и, как оказалось, не зря. Наруто любил Саске, и именно это чувство не позволило ему сорваться и причинить омеге вред, хотя, будь на месте Учихи какая-либо другая омега, она была бы уже пленена природным притяжением альфы. Удивительно, но Саске, похоже, не испытывал ни грамма похоти, ни капли вожделения, ни зерна сладострастия, скорее, мальчишка был раздражен и слишком самоуверен, не отступив перед зверем ни на шаг. Но все-таки… Все-таки, если Наруто любит этого омегу, если смог ради него на несколько секунд вновь вернуть себе контроль над телом и выпрыгнуть в окно, почему он не закрепил этот контроль? Почему уступил и поддался? Почему не воспользовался предоставленным шансом? Собаку отказывался верить в то, что друг мог просто воспользоваться возможностью, чтобы сделать то, что вот уже несколько лет считал правильным – он слаб для этой сущности и её силы, значит, представляет угрозу, значит, нужно эту угрозу устранить. Да, в мире не было силы, которая могла бы остановить то, что носил в себе Намикадзе, но был способ, который мог именно устранить, и этот способ был доступен Собаку.

Он остановился примерно в пяти метрах от застывшего и сжавшегося, будто готовящегося к броску, Наруто, прекрасно зная, что от силы альфы его не спасет даже сотня метров, при этом стараясь сохранять с другом зрительный контакт, все ещё надеясь увидеть в шальных глазах проблески сознания. Но их не было, по крайней мере, так могло показаться на первый взгляд, потому что огненные витки рвано, агрессивно, угрожающе вились вокруг альфы, то сгущаясь, то расплываясь, то трансформируясь в длинные хвосты, которые рассекали воздух с оглушающим свистом, хлестали землю, вырывая из неё клочья земли, и обвивали все тело Намикадзе, оставляя после себя выжженные дыры на одежде и коже, ведь Гаара чувствовал, почему тело Намикадзе замерло, а не бросилось в атаке вперед. Наруто держал свою сущность, точнее, держал свое тело на одном месте, не позволяя ему двигаться, держал силу, не позволяя ментальным витками атаковать, но все равно не мог вернуть себе контроль полностью, давая другу лишь несколько минут для того, чтобы Собаку мог исполнить свое обещание.

Сердцем он отказывался обращать свою силу и свои способности против друга, повязанного, фактически, брата, но его сущность, ведомая природными, исконными, первоочередными инстинктами уже начала уплотнять его биополе, создавая в нем маленькие сгустки чистой энергетики, которые постепенно становились все больше, начиная сливаться и обретать чернильно-синий цвет. Он никогда не простит себе этого, смерть друга будет на его совести, руках, душе, сущности, но он все равно будет продолжать жить дальше, потому что у него есть любимый супруг, его Пара, и их не рожденный ребенок, у которого обязательно будет самый заботливый отец-альфа. Он проживет эту жизнь за них двоих, а после, когда бог смерти сомкнет свои костлявые пальцы вокруг его сущности, он ответит за содеянное со всей строгостью, с легким сердцем окунувшись в огненную пучину Преисподней.

Чернильные сгустки, которые он в разы усиливал, напитывал и насыщал энергетикой из Резервуара Мира, слились в плотную сферу, черную, густую, с огненным ореолом, звенящую от накопленной энергетики, смертельную в своей силе, которая застыла перед ним, поддерживаемая когтистыми ментальными лапами, готовая в любой момент, спружинив, обрушиться на врага. Сфера смерти способна пробить любые щиты, даже Наруто, она может разрушить любое биополе, даже Намикадзе, она рождена для того, чтобы уничтожить сущность внутри альфы, тем самым оборвав его жизнь. Цуки Эмма или луна Преисподней* – высшее оружие любого резонатора, дарованное ему с единой целью – возвратить богам то, что они даровали уникальнейшим из своих творений.

Гаара мысленно попросил прощения у своего повязанного, обещая ему никогда не забывать того, кто разделил с ним его участь, и чью участь разделил он сам, после чего сфера дрогнула, впитывая последние, завершающие капли энергетики. Кажется, он увидел в глубине узких зрачков благодарность, никакого осуждения или злости, никакой ненависти или проклятия, только глубокое спокойствие и легкое сожаление, а после… после просто огромнейший, ничем не уступающий силе Наруто ментальный всплеск разорвал замершую тишину своей мощью. Цуки Эмма, издав протестующий, негодующий, надломленный звон, пошла трещинами, стремительно рассыпаясь на мелкие шарики, которые буквально таяли на глазах, возвращая энергетику в Резервуар Мира.

Гаара обернулся, понимая, что миг утрачен, и не понимая, какого беса в их с Наруто решение вмешался Древний, но то, что увидел альфа, заставило его застыть с широко распахнутыми глазами, а его биополе ощетиниться и выставить плотные щиты, защищая своего носителя от вихря, который затягивал в себя всю энергетику, которая была в ближайшем радиусе от темно-фиолетового костяка, внутри которого находился хрупкий человек.

Саске перепрыгивал сразу через две-три ступеньки, но лестница все никак не кончалась, и омега проклинал и это многоярусное здание, и свою медлительность, и Намикадзе, которого бесы подстегнули выпрыгнуть в окно. Альфа просто проигнорировал его, нагло и бесцеремонно. Вот так вот просто. Потому, что побоялся причинить ему боль. Но Саске-то боли не боялся, более того, он был уверен в том, что Наруто просто не может причинить ему вред, но и мотивов его бегства понять тоже не мог. Подросток не знал, что произошло в родильной палате, и почему сущность Намикадзе взяла над ним верх, но ему было на это почти наплевать, потому что омега чувствовал, что катастрофически не успевает, а он просто должен был успеть.

Учиха промчался коридором, пугая сотрудников и пациентов, но подростку сейчас было не до правил и норм, потому что его безудержно влекло к источнику огромной силы, которая будто специально застыла, чтобы он не потерял нить связи с ней. Боги, это было так странно! Ведь он, просто так, не мог связать никаких нитей с тем, что пыталось подчинить своей воле его альфу, но факт оставался фактом: он чувствовал, ощущал и знал, куда и зачем ему нужно, причем побыстрее.

Выскочив в холл, Саске даже не думал о том, куда поворачивать и сколько ещё преград миновать, тем более что никто почему-то даже не пытался его остановить, испуганно шарахаясь в стороны, чем омега и воспользовался, минуя пост дежурного службы охраны и сворачивая в полутемный коридор, дверь в конце которого вела на задний двор. Нет, оно-то понятно, почему все кидались врассыпную, и почему охранник-альфа даже не помыслил о том, чтобы остановить его, ведь омега чувствовал на лице липкую влагу, подозревая, что сейчас он использует намного больше своей силы, чем способно выдержать его тело, что чревато очень печальными последствиями, и потеря зрения – это мелочь. Да, именно мелочь ввиду того, что его инстинкты кричали об угрозе.

Кто бы мог подумать, что омега, чувствуя, что его альфа в опасности, бросит не только все свои силы, но и самого себя на то, чтобы ему помочь, ведь должно быть наоборот? Но у них с Наруто никогда и ничего не было нормально, их отношения с самого начала были иными, и именно поэтому они так долго анализировали свои чувства, наделали много ошибок и едва не отказались друг от друга. Нет, они не были разными, наоборот. Они были похожи, но не настолько, чтобы сливаться, а именно так, чтобы то, разное, что было межу ними, дополняло их, выражало их индивидуальность и притягивало друг к другу, а общее делало мир их отношений полным и ярким, даже несмотря на то, что между ними было много недосказанности.

Хотя, какие тут недосказанности? Теперь Саске все было понятно, точнее, понятным было то, почему Наруто сторонился его, зажимался, скрывался и прятался. Все очень просто: альфа оберегал своего омегу от подобных моментов, когда сила его, воистину ужасающей и великолепной одновременно сущности выходила из-под контроля. Но он теперь знал и абсолютно не боялся, потому что у него больше не было сомнений: они с Наруто не были Парой, но были рождены как две половинки одного целого, которые просто не могут существовать раздельно, друг без друга, и которых соединяли крепкие узы ответной любви.

Миг, когда он выскочил на задний двор и увидел возлюбленного, для Саске был окутан туманом, потому что все вокруг стало неважным, когда он узрел, как в руках Собаку возникает черная сфера, наполненная смертельной в своем призвании энергетикой. Он готов был раздавить аловолосого своей силой, расплющить его, вырвать сердце его сущности и пропустить её осколки сквозь свои пальцы, потому что не понимал, почему Гаара собирается убить своего повязанного. Да, внешне это был не Наруто, но Саске и не интересовала телесная оболочка, которая сейчас была покрыта безудержным огнем ментальной силы, его интересовал сам альфа, его душа, которая скрывалась в темноте каких-то коридоров и переходов, принимая как данность то, что с ним происходит, и готовясь умереть. Неужели Собаку не видел? Неужели не чувствовал? Неужели не понимал, что Наруто так легко и просто спасти? Всего-то нужно миновать это золотисто-огненное марево ментального покрова и притронуться к самому Наруто, дать ему стимул жить, показать, насколько важно его место в этом мире. Да, похоже, аловолосый не понимал.

И Саске обуяло рвение. Примерно так же он чувствовал себя тогда, когда у него открылась вторая ступень мутации, хотя тогда было больно, его разрывало на части, скручивало, выгибало, бросало в пекло, а после ввергало в самую его бездну, где бесы клеймили его тело болью. Сейчас же боли не было, только немного неприятное покалывание на коже, да слегка неспокойно струилось биополе, обволакивая его мягким темно-фиолетовым светом. Все было просто и естественно. Сущность поддерживала его порывы, тянулась к своей половинке, недовольно фыркая в те моменты, когда натыкалась на прочные, кажущиеся непробиваемыми щиты блондина, и, честно сказать, подначивала своего носителя показать этой сущности альфы, кто на самом деле способен её обуздать и подчинить. Да, он омега, но быть омегой – не означает быть слабым. Быть омегой – значит быть естественным продолжением и завершением своего альфы. Так что пусть сущность Намикадзе не кичится, потому что без него она – всего лишь часть полного и целостного.

Да, он омега. Да, он Учиха. А значит, может сделать то, что не под силу Собаку – он может замкнуть круг этой силы и свести его на нет. Саске даже и не заметил, как его биополе, резко расширившись, начало вбирать в себя энергетику альфы. Это казалось вполне естественным и правильным, хотя поток был очень мощным, буквально выводящим его собственные силы на грани возможного. А ещё мешала эта бесовская сфера! Саске хватило одного недовольного взгляда, чтобы раздражающий его сгусток энергетики начал рассыпаться и вновь превращаться в невидимые ментальные нити, но, главное, Наруто теперь смотрел только на него, уже ему бросая вызов. Вызов? Омеге хотелось рассмеяться, но не потому, что он был сильнее сущности альфы, нет, он был… может, не слабее, просто его сила была иной, рассмеяться хотелось потому, что сущность была глупа и переполнена неуместной злобой и ненавистью к своему носителю за то, что он так долго держал её взаперти, не пытаясь её понять, более того, боясь её понять и принять.

И Саске пошел навстречу своему альфе, чувствуя, как по его темно-фиолетовому биополю скользят ментальные хвосты сущности, угрожая, но так и не решаясь причинить ему вред. Единственное, что омрачало омегу, так это то, что он практически уже ничего не видел, но ему было достаточно и ментальных ощущений, которые неумолимо притягивали его к возлюбленному.