Текст книги "Сущность Альфы (СИ)"

Автор книги: Lelouch fallen

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 121 страниц)

– Никогда не слышал о клане Хагоромо, – придя в себя и почувствовав, что краска неловкости начала отступать, уже более громче и увереннее сказал Инудзука, наконец-то вспомнив, что в этом доме – он хозяин, а человек перед ним – просто гость, причем незваный, так что омежью впечатлительность шатен силой воли припрятал куда подальше, хотя и был благодарен альфе за то, что тот не раскрывает свое биополе, наоборот, будто зная что-то, вообще свернул его так, что омега его еле чувствовал

– Оно и не мудрено, – Хидану явно импонировала стряпня шатена, так что он продолжал говорить, не отрываясь от еды и изредка кивая, будто выражая свое одобрение вкусу пищи, – ведь клан Хагоромо был истреблен ещё в Темные Времена. Он был последним, который уничтожили Учихи и Сенджу в борьбе за власть над Японской державой, после чего окончательно захватили все острова Рюкю и повели уже борьбу за бразды правления в государстве между собой

– Так вы последний представитель этого клана? – Киба не особо интересовался Историей Мира, предпочитая точные дисциплины, и, возможно, именно поэтому он и не смог соотнести черты сидевшего перед ним альфы с книжными описаниями какого-то там истребленного в незапамятные времена клана, хотя шатен и не мог не признать, что история этого человека его заинтересовала и, можно даже сказать, взбудоражила его любопытство

– А разве я похож на южанина? – задал встречный вопрос пепельноволосый, в легком прищуре посмотрев на Инудзуку

– Нет. Простите, – шатен отвел взгляд, понимая, что сморозил глупость и выставил себя неосведомленным простаком, поэтому он спешно попытался сгладить обстановку. – Вы похожи на одного моего школьного учителя… чем-то… цветом волос, наверное

– Да? – омега почувствовал, как биополе альфы слегка дрогнуло, но тут же успокоилось, и вопрос, прозвучавший слегка встревоженным тоном, сменился тоже вопросом, правда, уже произнесенным более мягко. – А ты что, школьник ещё, что ли?

– Нет-нет, – спешно заверил мужчину Инудзука, таки осмелившись взглянуть на него, но вновь отвел взгляд, не в силах выдержать столь пристальное внимание со стороны сильного альфы, – просто так, вспомнилось. Мне в июле было двадцать три, и я работаю

– Ясно, – Хидан вернулся к ужину, а Киба вновь, украдкой, начал рассматривать пепельноволосого. То, что мужчина был красив и статен – это было и так понятно, ещё с первого взгляда, при первой встрече. В том, что запах этого альфы ему понравился, сомнений у парня не было. А вот то, что его сущность столь непривычно реагировала на близость свободного партнера, было, по крайней мере, странно, ведь в виду своей ущербности Киба практически не чуял запах феромонов альф и явно не возбуждался от одного их присутствия, а тут, как говорится, полный омежий набор: стыдливость, заинтересованность, какое-то непривычное покалывание в пальцах и ещё более непривычная тяжесть внизу живота, природа которой омеги была неведома, но и не неприятна.

– Тогда почему Хагоромо? – Киба вернулся к теме их разговора, оставив самокопание на потом, когда альфа уйдет и когда он рационально сможет подумать о том, что все это значит

– Я взял себе эту фамилию после совершеннолетия, – начал объяснять альфа. – Я узнал об этом клане, когда мы в школе изучали Историю Мира. Клан был силен, пусть и не настолько, как Учиха или Сенджу, но все же он контролировал несколько островов и владел секретом ковки обоюдоострых клинков, так что я подумал, что будет несправедливо списать этот клан на страницы учебников, и решил его возродить

– А как же ваши родители? – изумился Инудзука, в какой-то мере понимая и не понимая причин столь рискованного решения пепельноволосого, из-за которого его вполне могли исключить из родного клана. – Они что, не были против, что ли?

– А кто их знает против чего или за что они были, – Хидан пожал плечами и, отодвинув тарелку, в знак благодарности за еду кивнул. – Я вырос в приюте, после пробуждения, как альфа, пошел на обучение в Корпус, отпахал положенные десять лет на благо родины, ну, а сейчас обустраиваю свою жизнь как обычный гражданин

– Корпус? – Киба поперхнулся и ошарашено посмотрел на мужчину, опасливо, полушепотом задавая свой следующий вопрос. – А сколько вам лет?

– Тридцать семь, – буднично ответил Хидан, но, заметив замешательство омеги, слегка улыбнулся, переходя на более снисходительный тон. – А чайку у тебя не найдется, мелкий?

– Да, сейчас, – возможно, в какой-нибудь другой ситуации, Инудзука и отказал бы незнакомцу, выпроводил его за дверь и всучил ему в руки тот самый пакет с лекарствами, не желая принимать подачек ни с чьих рук, тем более с рук альфы. Возможно, да, но не сейчас. Киба поставил на плиту чайник и специально медлил, отыскивая чашки, моя их нарочито долго, ещё дольше ища чай в пакетиках и вновь смущаясь, понимая, что чай в пакетиках – это более чем неуважение к гостю, причем гостю явно состоятельному и успешному, но другого у шатена не было.

Пока грелся чайник, Киба даже не рисковал поворачиваться к мужчине, тщательно обдумывая происходящее, точнее, теперь понимая, почему альфа выглядит столь внушительно, но все равно будучи пораженным только что услышанным. Он, конечно же, знал, что такое Корпус, ведь его отец тоже был в Корпусе для альф, которые не знали своего происхождения, то есть которых бросили неизвестные родители, или которых оставили семьи на попечения государства в виду каких-то обстоятельств. Корпус был опасным местом, в котором слабые умирали от изнурительных тренировок, в котором превыше всего стояла только сила, как физическая, так и ментальная, бойцов которого отправляли на самые сложные задания по всему миру, из которых многие не возвращались, как не вернулся и его отец.

Киба вздохнул и, развернувшись, поставил уже дымящиеся чашки на стол, но так и не смог посмотреть на альфу. После того, как ему стало известно о возрасте мужчины, Инудзука почувствовал себя ещё более неловко, понимая, что он, в прямом смысле этого слова, ещё под стол пешком ходил, когда альфа уже сражался в горячих точках, усмиряя бунты омег, или свергая диктаторские режимы в странах Старого Света, или ликвидируя группировки, которые промышляли торговлей людьми либо же вели другую подрывную деятельность. Нет, его не смущал возраст мужчины, скорее наоборот, вызывал уважение, но, тем не менее, присев на стул, Киба почувствовал себя ещё более жалким и ущербным рядом со столь достойным и видным альфой.

– Зачем? – Инудзука покосился на пакет, который все так же стоял на полу под стеной. – Зачем вы все это купили?

– Ну, тебе же нужно, – Хидан пожал плечами, отпивая чай, который, как знал шатен, был невкусным, но, тем не менее, альфа ничего не сказал, продолжая делать маленькие, но шумные глотки горячей жидкости

– Постойте, – встрепенулся Киба, когда до него наконец-то дошел очевидный и вполне настораживающий факт, – а как вы узнали, где я живу?

– Так в больнице же, – альфа вновь невозмутимо повел плечом, будто показывая абсурдность заданного вопроса, впрочем, сразу же объясняя. – Рецепт именной, к тому же, выписан на фирменном бланке клиники Сенджу, так что мне не составило особого труда позвонить в приемную, а выяснить адрес нужного мне человека – это уже дело техники

– Дело техники? – в неверии переспросил шатен, припомнив беспристрастную бету, на которую никакие техники точно бы не подействовали, тем более, она ни за что бы не нарушила конфиденциальность пациента клиники, а значит, что-то здесь было явно не так. – Вам не могли просто так дать мой адрес, тем более что вы… что я… – омега замялся, не зная как точно сформулировать очевидный факт, – что я – свободный, а вы – альфа

– Говорю же – дело техники, – Хидан улыбнулся такой мягкой и простодушной улыбкой, что Инудзуке расхотелось что-либо спрашивать, к тому же, он и так понял, что бывший корпусник вряд ли будет распространяться о своих этих самых техниках

– И все равно, – Киба вновь смутился, чего отчаянно не понимал, ибо его омежья сущность впервые за все три года отказывалась подчиняться голосу разума, – не нужно было на меня тратиться

– А на что же мне ещё тратиться, мелкий? – это, естественно, был риторический вопрос со стороны альфы, но шатену, или все-таки его сущности, захотелось побольше узнать о своем благодетеле, поэтому он, уже в который раз стыдливо отводя взгляд, осторожно начал перечислять

– Ну, там, на дом, на себя, – омега опасливо взглянул на пепельноволосого, нерешительно выдыхая, – на семью или партнера

– Мелкий, – Хидан отодвинул уже пустую чашку в сторону и, облокотившись о стол, уперся подбородком в сцепленные в замок пальцы, пристально посмотрев на парня перед собой, который от столь испытующего взгляда даже дышать стал через раз, – я уже заработал достаточно денег и у меня есть и полностью обустроенный дом за городом, и небольшая квартирка в центре, и машина в том числе, две – повседневная и, так сказать, для души. В еде и одежде я не привередлив, так что в этом направлении мои расходы минимальны, главное, чтобы живот не был пустым и тело прикрыто, а по поводу семьи или партнера, – альфа как-то неопределенно хмыкнул. – Нет у меня достаточного количества времени, чтобы заводить семью, ну, а если уж очень припрет или гон там начнется, то я всегда без проблем могу присунуть какой-нибудь свободной и не особо заморачивающейся по этому поводу омежке

– Присунуть? – на этот раз Киба побледнел: образ «Светлого Рыцаря», которым ему изначально и показался этот вроде как добропорядочный альфа, начал рушиться прямо на его глазах, мутнея и становясь до разочарования банальным

– Ну, да, присунуть, – пепельноволосый, наверняка, сперва не понял, что же так удивило омегу, а после, в знак того, что он наконец-то сообразил, Хидан, картинно хлопнув себя по лбу, добавил. – Ты же девственник, а я тут без объяснений и сразу жаргонным термином, – альфа хмыкнул и каким-то, нравоучительным, что ли, тоном начал растолковывать. – Присунуть – означает перепихнуться, совокупиться, заняться сексом, трахнуться, в общем

– А вы… – Киба сглотнул, поражаясь беспардонности и невозмутимости альфы, который так свободно говорил о столь непотребных вещах, и начиная дрожать, но на этот раз от жгучего дискомфорта. – Мне вы тоже собираетесь присунуть?

– А дашь? – с неприкрытым любопытством, с какой-то хищной улыбкой на губах и вспыхнувшими в глубине глаз предвкушающими огоньками спросил альфа, чуть подаваясь вперед и приоткрывая свое биополе, дабы омега его мог почувствовать и оценить

– Уходите, – прошептал Инудзука, интуитивно отодвигаясь и буквально захлебываясь в волне страха и боли. Как же он был беспечен, пустив в дом незнакомого человека, альфу, накормил его, да ещё и светскую беседу завел, краснея от каждого слова, как стыдливая девка на выданье. Киба уже привык разочаровываться в людях, привык, что они двуличны, а порой и вообще многолики, как хамелеоны, но почему-то именно сейчас было особенно досадно, даже досадней чем тогда, когда его столь грубо отверг рыжеволосый альфа.

– Уходите немедленно! – Киба резко поднялся и, игнорируя дискомфорт от близости ментально сильного альфы и нарастающую боль в животе, решительно ткнул пальцем в сторону выхода. – Вы не получите от меня того, за чем пришли! Пусть я и ущербный, но у меня тоже есть честь, и она не продается ни за деньги, ни за лекарства!

– Мелкий, ты чего? – альфа поднялся, будучи явно обескураженным поведением шатена. – Я же пошутил. Глупо пошутил, не подумав

– Оставьте свои шутки для ваших шлюх! – не унимался Инудзука и, позабыв об осторожности, о том, что перед ним альфа, о том, что перед ним, в конце-то концов, просто физически более сильный человек, принялся выпихивать наглого альфу из квартиры, впрочем, пепельноволосый не особо-то и сопротивлялся, покорно направляясь к двери

– Думаете, если ущербный, то можно все, да?! – Киба задыхался, задыхался от негодования, от обиды, от боли, от слез, которые душили его вот уже целый день и именно в данный момент все же проступили у уголков глаз. – Думаете, раз вы – альфы, значит, можно шутки ради издеваться надо мной?! Применять свою ментальную силу, даже не задумываясь о том, что человеку от неё может быть больно?! Убирайтесь туда, откуда пришли! – шатен широко распахнул дверь и буквально вытолкнул альфу в коридор, который по-прежнему был изумлен и пытался что-то сказать, но ему не дали вставить в отчаянный монолог ни слова

– НЕ ХОЧУ! – буквально проорал Киба, которого жутко трясло от негодования и боли одновременно, но уже не физической, ведь альфа спешно свернул свое биополе, а от моральной, точнее, душевной. – Не хочу видеть! Не хочу даже слышать о вас! Об альфах! Вам бы только… только… только присунуть, – последнее слово омега выплюнул с презрением, бесстрашно смотря прямо в глаза обескураженному альфе, который все ещё стоял на лестничной клетке, – удовлетворить свою похоть, а сам человек вам не важен! Гады!

Киба, накричавшись, уже хотел было захлопнуть дверь, но тут он увидел в углу зонт, который ему утром дал этот самый мужчина, и злость вскипела в нем с новой силой

– И зонтик свой забирайте! – Инудзука вновь распахнул дверь и бросил зонт прямо к ногам пепельноволосого. – Забирайте и катитесь в Преисподнюю!

В этот раз Киба окончательно захлопнул дверь и щелкнул замком, хотя и понимал, что если альфа захочет, то эти хилые приспособления его не остановят, но, прислушавшись, шатен по отдаляющимся звукам понял, что мужчина уходит.

Вдох и всхлип. Ещё вдох и такой же всхлип. Вдох… вдох… вдох… рвано, до отказа, до боли в груди… выдох… и всхлип. Киба сполз по двери, отчаянно прижимая ладони к лицу, будто боясь, что кто-то увидит его слабость, будто сам не желая видеть слезы обиды и горечи, которые прозрачными капельками скапывали с зажмуренных ресниц, просачивались сквозь пальцы и все равно капали на пол с облупившимся паркетом. Жалок – это единственное слово, которое мог сказать о себе Киба. Жалок настолько, что альфы либо отвергают его, либо принимают за шлюху. Жалок в своей беспомощности и ущербности. Жалок в самом своем существовании.

Киба ещё раз всхлипнул, а после просто разрыдался, скрутившись под дверью в калачик, прижимая колени к груди и мелко вздрагивая. Он-то думал, что самый ужасный день в его жизни был тогда, три года назад, когда он узнал о своей ущербности, но, похоже, он ошибался: сегодняшней день был во стократ хуже, больнее и закончился приговором, с которым, как думал омега, он смирился. Не смирился. Нет. Но придется. Придется потому, что иначе он сойдет с ума или действительно станет шлюхой… алкоголиком… наркоманом… отбросом, в общем, которого будут пялить все, у кого будет то, что ему нужно… член… выпивка… доза. Придется, и он смирится. Не сразу, конечно же. Со временем… время все лечит… даже раны… в том числе и душевные.

========== Глава 10. Часть 1. ==========

Время летит незаметно, скоротечно, молниеносно, особенно, когда мечешься в круговороте хлопот, приятных и радостных в одночасье. Подготовка к свадьбе сыновей глав двух самых влиятельных и, к тому же, до того враждующих кланов шла полным ходом. Ни Кушина, ни Микото не доверили заниматься столь ответственным делом свадебным распорядителям, хотя те навязчиво предлагали свои услуги, явно желая превознестись в своем рабочем и социальном статусе, да, и что греха таить, попасть на первую полосу многочисленных журналов и газет, освещающих столь знаменательное событие, поэтому женщины самолично занялись всеми приготовлениями. Списки гостей, пригласительные, костюмы, сама церемония, банкетный зал, музыка, закуски, – все было продумано, оговорено и спешными темпами воплощалось в жизнь двумя энергичными и счастливыми за своих детей матерями. Фугаку и Минато скромно остались стоять в стороне, минуя все заботы и продолжая лишь пожинать плоды стараний своих жен, только кивая в знак одобрения или помалкивая в случае несогласия, ибо их дело, альфье, быть опорой, как моральной, так и материальной. Дейдара, конечно же, много чем был недоволен, постоянно фыркал и бурчал, удивляясь фантазии и воображению своей матери, которая буквально заморила парня бесконечными примерками, пробами и репетициями в то время, когда блондин продолжал усердно корпеть над учебниками и систематически посещать лекции. Итачи же этому всему делу только умилялся и подбадривал любимого, хотя и сам пару раз сбегал с ним с очередной примерки или нудного обсуждения всех деталей предстоящего торжества, предпочитая свадебному официозу либо прогулку со своим женихом, либо не менее приятное времяпрепровождение в объятиях друг друга. Но, как бы там ни было, день бракосочетания неумолимо приближался, и уже завтра, точнее через каких-то двенадцать часов, весь город, да и, наверняка, вся страна будет с замиранием следить за брачной церемонией сыновей глав кланов Учиха и Намикадзе, за соединением в одну семью Истинной Пары.

В клубе было шумно, впрочем, это и не удивительно, ведь закрытая вечеринка была в самом разгаре и уже хмельные гости, не стесняясь, желали виновнику торжества всех благ семейной жизни со своей Парой. Да, приглашенные на мальчишник Учихи Итачи веселились во всю, и только красноволосый парень, отстраненно отсиживающийся в темном углу на мягком кожаном диване в своем излюбленном темном костюме, осматривал все это действо каким-то оценивающим, но в то же время беспристрастным прищуром, изредка отпивая из низкого бокала янтарную жидкость. Пожалуй, если бы парень не был бетой, то на него бы точно обратили внимание многие альфы, которых, кстати, как повязанных, так и свободных, в клубе было не мало, но особь без ментальной воли, а тем более без запаха, не могла привлечь их внимания, ну, почти не могла.

Сасори мелко фыркнул, но сделал это так, будто повторил за кем-то, а не выразил свои истинные эмоции, и подлил себе ещё виски. Ему нравилось наблюдать за попытками альф приударить за свободными омегами, а ещё больше нравилось смотреть на то, как омеги, сперва ломаясь, для приличия, естественно, все равно принимали ухаживания, соглашаясь с приглашением на танец либо же перемещаясь с осчастливленным альфой на диванчик, дабы продолжить знакомство в более приемлемой и уединенной обстановке. Не то чтобы Акасуна питал какую-то неприязнь к омегам, но и лояльно он к ним не относился, считая, что те транжирят свое право на свободу и нагло пользуются законодательными привилегиями, ведя довольно-таки фривольный образ жизни и пренебрегая своей честью. Пожалуй, омег, которых красноволосый действительно уважал, можно было пересчитать по пальцам, точнее, хватило бы пальцев одной руки.

Узумаки Нагато, с которым Акасуна был знаком примерно столько же сколько и с Учихой, ему нравился своей целеустремленностью и незаурядными умственными способностями, к тому же, омега цепко оберегал свою честь от посягательств, и даже сейчас альфы шарахались от него, то ли от удивления, то ли не желая рисковать здоровьем, натыкаясь на сильный ментальный блок, что для обычной омеги было определенно не свойственно, вот именно что для обычной, но Нагато обычным никогда не был, не скрывал это и явно наслаждался этой свой особенностью. Учиха Саске, который тоже присутствовал на празднестве, тоже приятно удивил Акасуну, оказавшись омегой привлекательной своей естественной красотой, стойкой к знакам внимания со стороны альф и гордой, пресекая все попытки ухажеров приударить за ним на корню, но при этом чертовски соблазнительно попивая какой-то безалкогольный коктейль через трубочку, от чего биополя альф просто сходили с ума, наполняя клубное пространство вибрациями желания. Ну, и, конечно же, Дейдара Намикадзе, вскоре Учиха. Пожалуй, в данном случае можно было много чего сказать об отношении красноволосого к этому омеге, но Сасори предпочитал поменьше думать о блондине, вновь сосредотачиваясь на созерцании развратно выгибающихся на танцполе омежек.

Сасори, заметив, как один альфа довольно-таки двузначно подмигнул ему, хмыкнул, совершенно не скрывая свое презрение к непонятливому ухажеру, который пытался подкатить к нему вот уже целый вечер. Нет, альфа был довольно-таки хорош собой – высок, привлекателен, силен ментально – и любой бы другой на месте Акасуны, а тем более бета, не раздумывая, принял бы предложение завидного мужчины во взаимное удовольствие провести с ним не только вечер, но и ночь, но красноволосого подобные предложения не интересовали, более того, смешили в глубине души, ведь внешне он – невозмутим и бесстрастен, ведь внешне он – бета. Да, внешне потому, что на самом деле Акасуна но Сасори был альфой, но о данном факте, именно в этом городе, знали только двое и те, по его настоятельной просьбе, молчали о природе его сущности. То, что он – альфа, Акасуна скрывал уже достаточно давно, слишком давно, пожалуй, принимая подавляющие в просто несметных количествах, чтобы удерживать свою энергетику в жесткой узде, перебивая свой естественный запах специальными спреями, которые закупоривали феромональные каналы, и, изо дня в день, выдерживая на лице уже привычную маску холодности и безэмоциональности. Да, сперва было тяжело, особенно во время гона, ведь красноволосый был свободным альфой, но потом, то ли препараты действительно сказались на состоянии его сущности, то ли он просто привык, но в конечном итоге Акасуна но Сасори и сам стал считать себя бетой, уже и забыв, как соблазнительно пахнут омеги и женщины-альфа, собственно и перестав реагировать на их феромоны.

Сасори фыркнул, вновь напускно и наиграно, что уже вошло у него в привычку, и уже в который раз отпил из своего бокала, подумав о том, что Судьба действительно превратна. Сегодня, восьмого ноября, ему исполняется 30, хотя об этом вновь-таки знают только двое, то есть знают о том, что именно сегодня у него День Рождения и, соответственно, что ему уже 30. Для других же ему только 23, ведь именно примерно на этот возраст он и выглядит, ведь именно в этом возрасте, семь лет назад, он стал бетой.

– Скучаешь? – Итачи плюхнулся рядом с красноволосым и бесцеремонно отпил из его бокала, при этом демонстративно причмокнув

– Глупый вопрос, – констатировал Сасори и, подлив себе виски, тоже сделал большой глоток. – Я же бета, мне в принципе не может быть скучно

– Завязывал бы ты с этой ахинеей, Акасуна, – Учиха укоризненно посмотрел на друга, но тот в ответ лишь буднично пожал плечами. – Здоровье только свое гробишь, а толку – ноль

– А смысл какой в этом самом здоровье? – красноволосый беспристрастно покосился на друга. – Быть бетой – значит, не иметь лишних проблем

– А если встретишь свою Пару? – Итачи лукаво прищурился. – Или тебе все-таки понравится какой-то омега? – альфа определенно знал, о чем говорит, имея в виду именно омегу и именно мужской стати, но лжебета лишь неопределенно хмыкнул, будто показывая всю абсурдность как вопроса, так и возможности подобной ситуации в целом

– Исключено, – похоже, Акасуна тоже знал, о чем говорит, точнее, он был уверен в том, что говорит, – и ты это знаешь не хуже меня, – красноволосый, пожалуй, впервые не только за весь вечер, но и за последние несколько лет взглянул на друга открыто, без уже привычной пелены невозмутимости и холодности, ослабляя свои ментальные узы, дабы дать альфе возможность понять и почувствовать, но после сразу же закрываясь и становясь «самим собой». – Смысл мне быть альфой, если моя омега с другим?

– Сасори, мы уже говорили по этому поводу, – Итачи тяжело вздохнул, действительно понимая мотивы друга, но и не принимая его столь опрометчивого решения, которое медленно убивало в нем сущность альфы

– Да, я знаю, – Акасуна поставил стакан на низкий столик и вновь посмотрел на брюнета. – К тому же, я стал бетой совсем по иным причинам, ты это тоже знаешь, а тот случай просто оказался более чем наглядным перстом богов на то, что мое первоначальное решение было правильным

– Когда у тебя последний раз был гон? – резко сменив тему разговора, осведомился Учиха, чувствуя что-то неладное и начиная волноваться ещё больше

– Не помню, – явно отмахнулся от вопроса красноволосый, но, уловив на себе предостерегающий взгляд друга, все же добавил. – В прошлом году, наверное. В этом точно не было

– Ты убиваешь себя, как альфу и как человека, – брюнет сказал это, уже в который раз, констатируя, зная, что он прав, но, тем не менее, и не надеясь, что друг образумится

– И пусть, – Сасори вновь, и это уже определенно начало раздражать, пожал плечами. – Пока у меня нет смысла быть альфой, я буду оставаться бетой, пусть и проживу вдвое меньше положенного мне жизненного цикла

– Идиот, – только и смог ответить Итачи, зная, что любые доводы и аргументы бесполезны, но и не собираясь оставлять своих попыток образумить друга. Учиха, ещё раз бегло взглянув на красноволосого, коварно улыбнулся, уже явно что-то придумав. Акасуна же в знак картинного удивления только приподнял бровь, впрочем, сразу же теряя интерес к интригам друга, и вновь принимаясь так же безмятежно, в какой-то мере даже флегматично, рассматривать танцующую толпу.

Дейдара посмотрел на часы – до звонка будильника оставалось пять минут. Блондин фыркнул, перевернулся на другой бок и с головой укрылся одеялом, будто пытаясь отгородиться от всего мира. Странно, конечно же: у омеги сегодня свадьба, причем свадьба с любимым человеком, с его Парой, а он лишь фыркает и остается совершенно спокойным. Хотя, нет: Дейдара волновался, очень, волновался так, что не спал практически всю ночь, раздумывая и обдумывая, но предметом его мыслей было отнюдь не бракосочетание, его занимал другой, но, как считал омега, более насущный вопрос – теперь он будет принадлежать альфе. Да, Дей был счастлив, ведь он искренне любил Итачи и хотел быть только с ним, но все же какая-то его частичка противилась столь поспешному решению вступить в брак, пусть даже и со своей Парой, ведь у него были совершенно другие планы на будущее и жизнь в целом, а получилось… в общем, получилось, как получилось.

Дейдара вновь перевернулся, но на сей раз на живот, уткнувшись лицом в подушку и взъерошив свои и без того спутанные волосы: все это – встреча со своей Парой, помолвка, свадьба – все это было слишком быстрым, слишком спонтанным, слишком выбивало из колеи. Ему только 20, а он уже практически замужем, что влечет за собой определенные обязательства. Нет, Дейдара не боялся обязанностей, ведь он – омега, он с радостью создаст уют в своем доме и будет поддерживать своего альфу, да и в брак вступали и в более раннем возрасте, но все же были некоторые «но», из-за которых блондин и чувствовал себя не в своей тарелке.

Противный писк будильника, от которого Намикадзе ещё выше натянул на себя одеяло, прозвучал одновременно с хлопком двери, после чего в комнате стало уже слишком светло и до раздражения радостно.

– Сынок, просыпайся, – с омеги нагло стянули одеяло, и парень в буквальном смысле почувствовал, что над ним нависла грузная тень. – Настал самый счастливый день в твоей жизни, в который ты должен выглядеть как никогда прекрасно

– Я уже проснулся, – буркнул Дейдара, поднимаясь, и, проигнорировав властный взгляд матери, поплелся в ванную

– Так, – Кушина, натолкнувшись на запертую изнутри дверь, недовольно уперла руки в бока, – и что это было, Дей? Синдром невесты?

– Я – жених, – из-за шума воды голос Намикадзе младшего звучал приглушенно, но твердо, от чего альфа ещё сильнее нахмурилась, явно в раздумье теребя пояс легкого цветастого халата

– Дей, сынок, – пару минут спустя, когда шум воды сменился плескающимися звуками, заговорила Кушина уже более мягким, снисходительным тоном, прислонившись плечом к дверному косяку, – когда я выходила замуж за твоего отца, я тоже очень сильно волновалась. Знаешь, – женщина закусила губу, будто обдумывая говорить ей дальше или нет, но все-таки она, собравшись, продолжила, – я даже хотела сбежать. Думала, что я ещё слишком молода для замужества, хотя тогда мне уже было двадцать два. Я мечтала увидеть мир, побывать в других странах, попутешествовать, в общем, просто так, без ограничений и обязательств, только я и неизвестность, – женщина улыбнулась, явно вспомнив о чем-то приятном, – но я так и не решилась и только теперь, уже имея двух взрослых сыновей, понимаю, что правильно сделала, не поддавшись веяниям молодости. Понимаешь, Дей, – альфа прислушалась, будто пытаясь понять, что там, за дверью, делает её сын, и стала говорить дальше только тогда, когда услышала шорох и фырканье, – когда с тобой твоя Пара, мир кажется красочней, ярче, насыщенней, жизнь становится полной и объемной, будто до этого ты был всего лишь частичкой чего-то целого, а теперь сам это целое. Мы же с Минато после свадьбы объездили весь мир, вместе, и это оказалось куда приятней и более запоминающееся, чем бы я просто увидела все это сама

Кушина замолчала, вновь прислушиваясь. Пожалуй, она догадывалась о том, что так гнетет её младшего сына, ведь тот стремился к высотам, нет, не к политическим и не к вершинам власти, а скорее к высотам признания и вершинам избранной профессии, поэтому женщина и переживала, прекрасно зная, что характером младший Намикадзе пошел именно в неё и что от сына, как и от самой себя, можно ожидать чего угодно.

– Я не собираюсь сбегать, – Кушина даже слегка вздрогнула, когда дверь в ванную широко распахнулась, и Дей, тоже одетый в халат, гордо прошлепал мимо неё босыми ногами, тряхнув копной мокрых волос, – но и прыгать от радости до потолка тоже не собираюсь, ведь у нас ещё много дел

– Да, ты прав, – альфа, ментально почувствовав всю серьезность и решительность сына, успокоилась и, подойдя к пуфику, на который перед зеркалом присел блондин, потрепала его по волосам, улыбнувшись. – Кто бы мог подумать – мой сын выходит замуж

– Да вот я тоже не мог подумать, – вновь фыркнул омега, небрежным движением сбрасывая руку матери со своей головы и уже более оживленно добавляя. – Зови уже своих искусниц, прическа-то сама не сделается

Кушина в ответ только покачала головой: боги подарили ей замечательного мужа, наградили её просто великолепными сыновьями, благословили её младшего Парой, причем достойной и любящей, и даже то, что её старший сын все ещё был одинок, не угнетало женщину, ведь она надеялась, что вскоре милость богов снизойдет и на него, и у Наруто тоже будет счастливая семья.

Клан Узумаки был не таким уж и большим, по крайней мере, по сравнению с Учиха или же Хьюго, но все-таки был на хорошем счету, владея сетью газетных редакций и телеканалов по всей стране. Да, многие другие семьи, особенно те, которые кичились своей якобы чистой кровью, не слишком благосклонно относились к клану, который возник на заре Справедливых Времен и в котором вот уже столько поколений подряд рождались преимущественно омеги, как женщины, так и мужчины, но все же с Узумаки считались в верхах и почитали их за заслуги. Теперь же, в столь знаменательный день, практически весь клан собрался под одной крышей, в родовом поместье Намикадзе, большинство членов которого сейчас колдовали над женихом, точнее, как говорили заботливые багряноволосые омеги, делали младшего Намикадзе-Узумаки красивым и неотразимым