Текст книги "Сущность Альфы (СИ)"

Автор книги: Lelouch fallen

сообщить о нарушении

Текущая страница: 114 (всего у книги 121 страниц)

– Мне было бы плохо, – поникнув, ответила Аэми, – и я бы плакала, – слегка смущаясь, но искренне, добавила девочка, после чего, взмахнув ручкой и заставив бабочку взлететь, бросилась к своему папе, крепко обнимая наклонившегося омегу за шею, – но только потому, что я ещё маленькая. Но я вырасту, – с жаром пообещала пепельноволосая, – и стану самой сильной в мире альфой, чтобы защищать тебя, папочка. И тогда, – Аэми отстранилась и, шмыгнув носиком, уверенно добавила, – папа больше не будет грустить, и никто не посмеет тебя обидеть

– Конечно, мое солнышко, – улыбнувшись в ответ на такую искренность, ответил Ирука, – так оно и будет. Иди, Аэми, – омега нежно подтолкнул дочь, не в силах видеть, как в уголках серых глаз скапливаются капельки хрустальных слезинок, – поиграй ещё немножко, а после мы пойдем домой, и я приготовлю тебе самый вкусный ужин

– Самый-самый? – просияв и состроив просительную рожицу, переспросила девочка

– Самый-самый, – заверил дочь Умино, зная, что за этим умилительным взглядом скрывается настоятельная просьба испечь сладкий яблочный пирог

– Смотри, папочка, ты пообещал, – строго, пригрозив пальчиком, напомнила Аэми, после чего прытко развернулась на месте и побежала к фонтану, возле которого возилась малышня примерно её возраста

Ирука только вздохнул, взглядом провожая свою малышку, одетую в белую хлопковую маечку и короткие шортики, любуясь тем, как, словно пружинки, пепельные хвостики его дочурки взмывают в воздух в такт её беззаботным прыжкам. Да, растить ребёнка одному, вдали от родителей и семьи, в чужом городе, в который он приехал много лет назад в поисках лучшей жизни, без поддержки, в постоянных бытовых проблемах, было тяжело, но омега не жаловался, по крайней мере, никому, кроме себя, понимая, что в своем одиночестве виноват он сам.

Аэми была прекрасным ребёнком, не капризничала, понимала его с полуслова, даже в столь юном возрасте старалась помогать, пусть после подобных попыток ему приходилось, то убираться на разгромленной кухне, то выбрасывать испорченную во время стирки белого с цветным одежду, пыталась поддерживать, хотя самому омеге было совестно, потому что он уделял слишком мало внимания своему ребёнку. В декрете он просидел чуть больше года, ровно до того момента, когда таки смог пристроить ребёнка в садик при СПОР, за что он был глубоко признателен Орочимару-сану, который, понимая его положение, помогал по мере возможности, после чего вернулся в школу, но этого оказалось недостаточно. Да, Какаши оставил ему достаточно денег, к тому же, он продал свою квартиру по очень выгодной цене, но его счет в банке не был безлимитным, а Ирука хотел дать своему ребёнку все, что он считал нужным и необходимым, чтобы его дочь ни в чем не нуждалась, и чтобы никто не смел попрекнуть её в том, что она дочь родителя-одиночки.

Пришлось возвращаться на работу и в колледж, вследствие чего Аэми он видел лишь утром, когда собирал её в садик, и вечером, когда укладывал спать, но, главное, теперь ему хватало денег на то, чтобы нанять домработницу, которая не только выполняла свои прямые обязанности, но и присматривала за ребёнком, забирая её из садика, когда он задерживался на работе или же уезжал на семинары, конференции и так далее. Да, сейчас было легче, он получил научную степень, стал зарабатывать больше, при этом имея достаточно свободного времени исключительно для методичной деятельности, но тогда, семь лет назад, когда, казалось, все и вся были против него, когда перед ним закрывали дверь потому, что никто не хотел связываться с одиноким омегой с маленьким ребёнком на руках, слезы не успевали высыхать на его щеках, хотя давать волю эмоциям Умино старался только дома и только после того, как уснет дочь, только в своей кровати и только в свою подушку. Слез было много, много отчаяния, несбывшихся надежд, успокоительного, снотворного и подавляющих, но он справился, имея в жизни самый сильный и надежный стимул – Аэми, и надеясь на то, что когда-нибудь, пусть и через десять, двадцать, тридцать лет он сможет посмотреть в глаза тому, кому своим упрямством нанес глубокую рану, и попросить у него прощения.

Знакомые советовали ему не артачиться, не противиться своей сущности, не лишать своего ребёнка, тем более пока он мал и несмышлен, полноценной семьи, и единожды Ирука таки поддался на эти уговоры, последовав бессмысленному совету коллеги и приняв ухаживания одного альфы. Аэми тогда было два, его жизнь потихоньку начала стабилизироваться, но, конечно же, каждодневные, бытовые, рабочие проблемы давили на него, тяжело было морально, психологически, ещё и течка предстояла, а Ямаширо Аоба ухаживал за ним терпеливо, ненавязчиво, с пониманием, и он решил – а почему бы и нет, ведь раз он уже отверг достойного альфу. Так стоит ли противиться притяжению в этот раз?

Ирука не мог сказать, что с Аобой ему было плохо, что тот чем-то его не устраивал или же обременял, разве что Аэми относилась к альфе демонстративно плохо, отказываясь идти на любой контакт, но омега верил, что, со временем, все притрется, упорядочится и встанет на свои места, стабилизировав его жизнь. Так прошел год, и, да, стало легче, даже ноющая боль в груди притупилась, не была такой острой, он понемногу начал забывать, но, оказалось, не забыл. Аоба сделал ему предложение, будучи готовым воспитывать его дочь как собственную, и, наверное, ему стоило бы согласиться, потому что это было правильно, потому что рядом с альфой он чувствовал себя защищенным, потому что так у его дочери была бы полноценная семья, но…

Он отказал Ямаширо, более того, разорвал с ним отношения и снова стал свободным, хотя, по сути, на нем не было метки этого альфы, потому что омега не позволил, заупрямился, сам не понимая почему, тогда не понимая, а вот теперь… Что бы он ни говорил, как бы ни поступал, сколько бы проклятий ни посылал в сторону пепельноволосого альфы, обвиняя его в том, что он поломал ему жизнь, Ирука любил Хатаке Какаши. Любил и боялся. До определенного момента. А после, пусть и поздно, смирился со своими чувствами, решив ждать и хранить верность тому, кого, возможно, он больше никогда не увидит воочию.

Умино долго и упорно думал о том, почему он отвергал альфу, прекрасно чувствуя, что тот любит его, глубоко и искренне, самоотверженно, до безумия, и приходил только к одному выводу: свою любовь к Хатаке Какаши он считал предательством. Его первый возлюбленный, тот, с кем он впервые разделил постель и чья метка была вплетена в его биополе, погиб по вине Какаши, пусть это и было задание, пусть от подобного не был застрахован ни один альфа Корпуса, но все же Ирука считал, что Хатаке мог что-то сделать, но не сделал, тем более для лучшего друга. В постели с врагом – так, кажется, говорят, хотя, по сути, альфа его врагом не был, просто он стал источником боли, которую сам омега не мог заглушить в себе многие годы, а после истоком новой любви, с которой он так отчаянно боролся даже тогда, когда носил под сердцем их дочь.

Аэми Хатаке – да, он дал девочке фамилию альфы и не скрывал от дочери правду об её отце, пусть слегка и приукрасил её, к тому же, малышка впитала в себя все черты клана Хатаке и, как думал брюнет, будет альфой, что уже сейчас было заметно по её собственническим замашкам относительно его персоны. Несколько раз он видел Какаши по телевизору: статный, красивый, сильный альфа в мундире генерала Корпуса, – но дочери его не показывал, даже единственное их с альфой общее фото прятал от девочки, потому что понимал, что просто так, без веской на то причины, мужчина не бросил бы их, не отказался бы от них, не позволил бы сплетням о его романе с генералом ІІІ Азиатского Корпуса Инудзукой Рин просочиться в прессу, значит, были причины, веские и, возможно, безвыходные. Да, Ирука ревновал, пусть и понимал, что не имеет на это права. Хотелось бесцеремонно заявиться в штаб Корпуса и прилюдно заявить свое право на альфу, но это было бы бесчестно, скорее всего, помешало бы каким-то планам Хатаке, вполне возможно, подставило бы под удар и его, и их дочь, поэтому ему, действительно, оставалось только ждать и жить дальше ради Аэми.

Поддавшись порыву и предусмотрительно убедившись, что дочка увлеченно играет с другими детьми, Ирука достал из бумажника слегка потрепанную фотографию, ту самую, единственную, на которой был он, с хмурым взглядом, поджатыми губами и округлым животом, и его альфа, улыбающийся, обнимающий его за талию и с любовью смотрящий на него. Иногда он позволял себе подобную слабость, думая о том, как бы сложилась его жизнь, если бы он не был настолько глуп и не цеплялся за собственные страхи, если бы его альфа остался рядом с ним. Но это были лишь моменты, миги, проблески, потому что Умино старался не возвращаться в прошлое, а жить настоящим, думать о будущем, так что законное место этого фото в глухом карманчике его бумажника.

Наверное, боги решили, что он не прав в своих мыслях, поскольку легкий свежий ветерок выдернул фотографию из его пальцев, плавным покачиванием опустив её на тротуар. Умино вздохнул, решив, что пора уже возвращаться домой, потому что… потому что что-то тревожащее, всколыхнувшее его сущность и болезненно сжавшее сердце было в этом знамении, и омега спешно наклонился, решив далеко и надежно спрятать фото, но не успел. Длинные пальцы с аккуратными ногтями опередили его руку, ловко перехватив фото и кончиками задев его ладонь, от чего по телу Умино прошла опасливая дрожь, а он сам замер, не решаясь выпрямиться, плотно закрывшись и задохнувшись в великолепии такого родного запаха. Запаха его альфы.

Миновала вечность длиной в несколько секунд прежде, чем Умино осмелился разогнуться и поднять глаза, чтобы сперва скользнуть по телу мужчины, одетого в парадный мундир генерала Корпуса, а после, столкнувшись с ним взглядом, снова замереть, чувствуя, как плавно раскрывается его биополе, подстрекаемое воспрянувшей сущностью. Он не изменился. Совсем. Все тот же, что и семь лет назад. Разве что у уголков глаз появилось несколько морщин, а фигура приобрела строгую, военную, тренированную выправку. Неужели он помнил его так четко? В таких деталях? Неужели все эти годы он столь бережно и ревностно хранил в себе образ возлюбленного, чтобы теперь, наконец, в миг долгожданной встречи, просто застыть, не в силах вымолвить ни слова?

Он столько раз представлял себе этот момент, обдумывал каждое свое слово, репетировал каждую интонацию, каждый ментальный всплеск, но все пошло прахом в тот момент, когда Ирука учуял альфу, точнее, учуял всего лишь альфу, а не того, чьи чувства когда-то не вызывали в нем ни малейшего сомнения. Какаши изменился. Наверное, настолько, что в нем больше не было чувств, по крайней мере, к нему. Но зачем тогда альфа нашел его? Зачем пришел? Чего мужчина ожидал от этой встречи? И эта сталь в его глазах, в обоих, даже несмотря на то, что второй имел алую радужку. На возлюбленных так не смотрят. На омег так не смотрят. Так смотрят на особей. Бездушно. Просто констатируя факт их присутствия подле. Это больно. Но в его жизни было достаточно боли, чтобы выдержать, стерпеть, смириться. Хотя, может, Хатаке пришел не за ним, не к нему, а… Может, альфа пришел за Аэми? Чтобы забрать. Отнять. Заявить право на свою кровь. Нет! Умино резко поднялся, раскрывая свое биополе. Он омега – да, но он не позволит. Будет защищать. До последнего. И неважны чувства. Их не будет. Сейчас. Альфа не заберет у него смысл его жизни.

Семь лет – подумать только. Все эти годы, выполняя свои обязанности, играя свою роль, выступая перед публикой, тренируя молодняк, участвуя в кровопролитных операциях по всем континентам, предотвращая войну с Поднебесной, шпионя и убивая, Хатаке Какаши ни на миг не переставал наблюдать за своей семьей. Он знал, что его дочь, Аэми Хатаке, растет здоровой, крепкой, сильной девочкой, бережно и скрупулезно пряча от чужих глаз фотографии, на которых малышка улыбалась, делала свои первые шаги, играла в садике с другими детками и с гордыми видом впервые переступила порог школы. Знал, какие препятствия выпали на долю его омеги, как знал и то, что Ирука почти год сожительствовал с альфой – Ямаширо Аобой. Это был хороший альфа, генерал IV Азиатского Корпуса проверил его личность до самых ментальных нитей, достойный, внимательный, и он, сгорая от ревности, готов был принять то, что тот находится подле его возлюбленного, смирившись с тем, что Ирука имеет право на счастье. Но боги! Как же он воспрял духом, когда узнал, что Умино расстался с альфой и после этого, все четыре года, не подпускал к себе никого, предпочитая лишь дружеские отношения. Омега его ждал, и это грело сердце матерого корпусника, на плечи которого судьба и Министерство взвалили очень тяжелую и ответственную ношу, придавало ему сил, давало стимул, и альфа шел дальше, к своей цели, зная, что после он сможет, наконец, вернуться к своей семье.

С заданием было покончено, спустя долгие семь лет шпионажа, подкупов, умасливания, слежки, устранений, заговоров, интриг и ещё много чего, в том числе лжи, притворства и обмана. Но он сделал это, перехитрил всех – Поднебесную, генералов и даже Министерство – и предотвратив войну, и уладив конфликт, и пресекая государственный переворот, и сохранив посты генералам, и сам выйдя сухим из воды. Даже сейчас Какаши поражался тому, что он таки смог провернуть столь сложную и длительную операцию, не желая вспоминать о том, чего ему это стоило, в том числе и человеческих жертв, и падения его, как личности, потому что… Да, в этой ситуации цель оправдывала средства. Он далеко не был святым и безгрешным в своих действиях, убивал сам и отдавал приказы лишить жизни другим, не хранил верности возлюбленному, подкладывал агентов-омег под нужных ему людей, сам спал с теми, кто должен был стать целиком и полностью зависим только от него, но при всем при этом Хатаке Какаши остался человеком, надеясь на то, что ещё не поздно вернуться.

Найти свою семью ему не составило особого труда, ведь он за ними наблюдал, точнее, наблюдали его люди под бдительным руководством Майто Гайя, не раз, в прямом смысле этих слов, спасавшего ему жизнь, чтобы в случае опасности спрятать, скрыть, уберечь, что, слава богам, так и осталось всего лишь предосторожностью, а вот подойти и предстать перед возлюбленным было сложно. Хатаке видел, насколько гармонична эта маленькая семья из двух человек, и поэтому сомневался в том, что он имеет право вмешиваться в её жизнь, но и оставаться в стороне всего лишь наблюдателем альфа больше не мог. Если его не любят, если его присутствие будет в тягость, если он привнесет смятение своим появлением, Какаши готов был отступить, поэтому и выбрал именно этот момент, когда Аэми, так похожая на него девочка, была далеко и не могла его увидеть. Интересно, Аэми знает о нем? Ирука рассказывал девочке о её отце-альфе? Показывал ей эту фотографию, которую он сейчас держал в руке? Впрочем, сейчас это было не так уж и важно, главное, реакция Умино, его первые слова после столь длительной разлуки и его чувства.

Омега ощетинился, и Какаши даже отступил на шаг, не понимая, что, собственно, вызвало такую реакцию. Он же просто посмотрел, даже биополе свое не раскрыл, хотя, наверное, именно в этом и была его ошибка, та ошибка, которую он совершал уже много раз. Возможно, сейчас он не имел права поступать именно так, бесцеремонно, нагло, самоуверенно, но альфа ощутил, что Умино почувствовал в нем угрозу, увидел её в его закрытости и поверхностном взгляде, в том, что, как отпечаток, наложил на него Корпус. Объяснять слишком долго, хотя Ирука, скорее всего, и не захочет его слушать. Развернуться и уйти ему не позволяла сущность, отчаянно вырываясь из-за внутренних барьеров, чтобы, наконец, почувствовать своего омегу. Молчать и дальше – чревато последствиями, потому что Ирука, защищая себя и ребёнка, готов был атаковать в любую минуту, поэтому Какаши не оставалось ничего, как уже в который раз просто пойти напролом, широко шагнув вперед, обняв, притянув к себе, раскрыв свое биополе, опутав ментальными нитями и собственнически прильнув к губам возлюбленного, решив, что только так, в поцелуе, он сможет объясниться без слов и будет понят.

Ирука застыл в крепких объятиях, отказываясь верить в то, что все слова, все фразы, все речи оказались ненужными, бессмысленными, потому что, оказывается, все было так просто. Теперь он чувствовал, пусть ещё и не отвечал на поцелуй, но уже ощущал, что альфа пришел за ним, к нему, ради него. Нет, за ними, к ним, ради них. Он догадывался, чувствовал, что не остался без присмотра, хотя старался не думать об этом, чтобы не прорастить в своем сердце зерна неуместных надежд, но ментальные ощущения были слишком сильны, чтобы отгородиться от них, тем более тогда, когда его собственное биополе с жадностью впитывало в себя энергетику альфы, а сущность покорно урчала внутри. Его любят – омега чувствовал это. Несмотря ни на что. Оставив все связи, все обиды, все недопонимание в прошлом. Теперь его альфа будет с ним, с ними. Это он тоже почувствовал. И они начнут с чистого листа. Прямо сейчас. С этого жаркого, долгожданного, сладкого поцелуя.

– Немедленно отпусти папу, альфа! – на высокой ноте, но требовательно прозвучало совсем рядом, и Ирука, фыркнув в поцелуй, но не спеша покидать крепкие объятия, повернулся к своей маленькой защитнице, умиляясь её воинственному виду, строго нахмуренным бровям и крепко сжатым кулачкам

– Это не просто альфа, Аэми, – утопая в нежности ментальных прикосновений возлюбленного, задыхаясь в вихре их обоюдных чувств, не желая терять тепло долгожданной близости, едва слышно от переполняющих его эмоций, ответил Ирука. – Это Хатаке Какаши. Твой отец

– Отец? – девочка, закусив губу, скептически посмотрела на высокого, широкоплечего военного, замечая, как натянуто, неловко, слегка виновато, альфа улыбается ей в ответ, при этом явно не собираясь отпускать папу. – Тот, который герой? – решила на всякий случай уточнить Аэми, потому что, да, мужчина был похож на героя, вон как звезды на плечах блестят и глаз странный, как у персонажа из комиксов. К тому же, как она знала, герои всегда появляются в самый нужный момент, а папе он был нужен, потому что тот грустил и все чаще смотрел на какую-то фотографию, которую не показывал даже ей. Теперь папа улыбался, значит, альфа перед ней добрый, пусть и смотрит странно, как злодей. Но папе можно доверять. Папа её защитник. Пока что, пока она сама не стала сильной альфой. Папа больше не будет грустить и плакать. И девочка улыбнулась, протянув вперед ладошку, на которой аккуратно сомкнулись пальцы сильного мужчины.

– Герой, значит? – хмыкнув, переспросил Какаши, одной рукой придерживая своего омегу за талию, а второй бережно сжимая теплую ладошку дочери

– Да, – вместо папы ответила Аэми, потому что она слышала эту историю много раз, сама просила рассказать её ещё и ещё, пока не выучила наизусть. – Ты очень любил папу, но ушел, чтобы спасти мир, пообещав вернуться, когда спасешь. Ты ведь спас? – со всей серьезностью спросила девочка, понимая, что если это так, то отец больше не уйдет и будет с ними

– Ну, как бы… – даже выдержка корпусника перед столь настойчивой малышкой с непоколебимым упрямством во взгляде серых глаз дала трещину, и Какаши замялся, боясь и оттолкнуть ребёнка своим молчанием, и разрушить, похоже, красивую сказку, которую о нем сложил омега. – Спас, – выдохнул альфа, надеясь, что этого короткого ответа будет достаточно, чтобы больше не ворошить прошлое

– И больше не уйдешь? – не унималась Аэми, потому что ей самой не хотелось, чтобы этот альфа уходил, чтобы отец снова исчез на много лет, даже ради спасения мира

– Нет, – Хатаке выразительно, чтобы ни у дочери, ни у его омеги не осталось сомнений, поцеловал возлюбленного в висок. – Не уйду

– Какаши, – робко позвал Умино, подавая дочке ладонь так, что девочка теперь держала обоих родителей за руки, а после посмотрел своему альфе в глаза, чувствуя, что каждое слово, сказанное мужчиной, было правдой: любимый, отец их дочери, рядом, любит в ответ, навсегда, – с возвращением.

– Вы уверены, что заказ прибудет в первых числах следующего месяца? – слегка нахмурив тонкие светлые брови и пристально посмотрев на молоденького омежку, явно подрабатывающего в магазине сувениров и подарков в свободное от учебы время, Ино требовательно постучала ноготком по стойке, чем ещё больше взволновала пытающегося угодить знатной даме мальчишку

– Конечно! – пылко заверил строгую покупательницу омежка, вструнившись и начиная спешно бормотать заученную речь. – Торговый дом «Идзанаги» сотрудничает с Рицу-сама, который является признанным во всем мире мастером резьбы по мрамору и огранке драгоценных камней, уже более десяти лет. Все его работы проходят сертификацию и являются авторским произведением искусства. В случае вашего заказа каждая кость для сеги будет вылита с индивидуального слепка, а рисунки…

– Довольно, – скучно наморщив носик, бесцеремонно прервала мальчишку Ино, снова ткнув пальчиком с острым ноготком, только на этот раз в бланк заказа, к которому был прикреплен счет на довольно внушительную сумму. – По исполнению отправьте заказ в подарочной упаковке вот по этому адресу, – девушка выразительно и уже в который раз постучала ноготком по стойке, тем самым привлекая внимание омежки к ряду массивных золотых колец, которые украшали каждый тонкий пальчик, – а счет перенаправьте в банк к оплате от имени Нара Шикамару

– Не волнуйтесь, Нара-сан, – омежка почтительно поклонился, на что сама Ино только фыркнула, прекрасно зная о том, что юный сотрудник за заказ на столь солидную сумму получит не менее солидную прибавку к почасовому окладу, – Торговый дом «Идзанаги» гарантирует выполнение обязанностей в установленный срок

– Не сомневаюсь, – посчитав, что в этой беседе последнее слово должно быть за ней, омега сдержано кивнула и, аккуратно сложив свою копию заказа и счета в маленькую сумочку, развернулась, сразу же улыбнувшись супругу, который стоял в стороне, явно будучи больше заинтересованным обстановкой в самом магазине, нежели покупкой, за которую ему предстояло выложить сумму, естественно, не иен с завидным количеством нулей

– Ну, вот и все, – будто бы говоря и за себя, и за мужа, начала Ино, за семь лет супружеской жизни уже привыкнув к тому, что её альфа предпочитает держаться в стороне от суеты, так сказать, мирской, предпочитая уединение и тишину, в которой, как говорил Нара, думать проще и продуктивнее, а для действий открывается больший простор. – Я заказала прекрасный подарок, которому, думаю, твой отец, как любитель игры в сеги, будет очень рад

– Его столетие только через месяц, – дельно подметил Шикамару, так и не сочтя нужным посмотреть на жену и заинтересованно поглядывая на большой бело-черный веер с тремя фиолетовыми кругами, который идеально бы вписался в интерьер его кабинета, например, на стене напротив рабочего стола, хотя, надо признать, альфа никогда не был любителем всякого рода безделушек. – Стоило ли так суетиться? – конечно же, это был риторический вопрос, потому что сам Нара считал более практичным подарить отцу хотя бы тот же зонт, ведь толку и практичности в дизайнерском, авторском, эксклюзивном и так далее наборе для игры в сеги он просто не видел. Да, красиво, но эта красота – лишь на поверхности, и, на самом деле, в сёги на мраморной доске фишками из хрусталя играть никто не будет. Просто сборище для пыли и красивый экспонат для демонстрации гостям. Не более.

Наверное, логика даже его мыслей иногда давала сбой, потому что размышления о сеги постепенно сменились мыслями о жене. Не то чтобы он не любил Ино, все-таки семь лет брака не прошли бесследно, и между ними установилась и окрепла кое-какая связь, но и назвать её той, которая стала его второй половинкой, он так и не смог. Ино была прекрасной женой, заботливой, любящей, верной, хозяйственной, и только внешне, с первого взгляда, казалась пустоголовой, ветреной, недалекой и расточительной, на самом деле просто играя роль капризной жены при состоятельном муже, в то время как на работе, в клинике, молодую омегу Нара Ино высоко ценили, как подающего большие надежды хирурга. Да, Ино старалась для него, чувствовала его, не мешалась в его работу, не роптала по поводу того, что супруг уделяет ей мало внимания, и никогда и ничем и виду не подала, что их брак был всего лишь фикцией ради спасения положения двух кланов. И все равно альфе чего-то в этой идиллии не хватало. Может, именно того, что во всем этом спокойствии не было искорки? Впрочем, свои мысли и желания Нара держал при себе, понимая, что поздно уже оглядываться назад и менять свои же решения. Альфа смотрит, идет, движется и прокладывает себе путь только вперед.

– Стоило, – будучи полностью уверенной в своей правоте, твердо, но все так же с улыбкой, ответила Ино, подходя к мужу и беря его под локоть. – Не ежегодно же твоему отцу исполняется сто лет, – Шикамару только глаза скосил, с мнением жены не соглашаясь, но и перечить ей не собираясь, поскольку пререкаться с женщинами – это заведомо ввязываться в бессмысленную дискуссию, которая отнимала слишком много сил и засоряла голову излишней информацией

– Пойдем, Шикамару, – омега уверенно направилась к выходу, все так же цепко держась пальчиками за руку супруга. – Заберем Инори и, наконец, поедем домой, – конечно же, Ино понимала, что, по большому счету, её альфе было все равно на процедуру выбора подарка, на сам подарок и на то событие, к которому готовились оба клана, а именно столетию нынешнего главы клана Нара – Шикаку-сама, но она уже научилась не обращать на это внимания, зная, что таков характер её возлюбленного.

О чем бы там ни шептались завистники и ни писала бульварная пресса, а она любила мужа, причем полюбила, наверное, ещё до того, как в ней пробудилась сущность омеги, что, а это от неё и не скрывали, значительно увеличило шансы клана Яманако сохранить свой социальный статус. Брачное соглашение с кланом Нара было заключено, когда ей исполнилось тринадцать, через несколько месяцев после её первой течки, в то время как самому альфе было уже семнадцать, и он обращал на неё внимания не больше, чем на соседского ребёнка. Тогда Ино надеялась, что отстраненность, отчуждение, отдаленность нареченного – это следствие её, и правда, детского возраста. Ведь что в плане отношений могла дать тринадцатилетняя девочка пробудившемуся альфе, который уже познал жар гона? Ино смирилась. Иногда она чуяла на женихе чужой запах, в основном, женский, альфьий, но, воспитанная, как единственная надежда клана на будущее в достатке, успехе и процветании, девушка относилась к романам своего нареченного с пониманием, веря в то, что со временем, когда она подрастет, все изменится, и Шикамару будет только её.

Время, и правда, шло. Из хрупкой девчушки она превратилась в красивую женщину, но ничего не изменилось, хотя Есино-сан заверяла её, что Шикамару, как мужчина и альфа, не отступится от своих брачных обязательств. И Ино в это верила, уже успев изучить характер возлюбленного и понимая, что тот, действительно, переступит себя, но свои обязательства, свой долг перед кланом, свои обязанности мужчины выполнит. Да, она верила в это, но в тот год, когда им предстояло сочетаться законным браком, у Шикамару появилась женщина.

Наверное, она бы не обратила внимания на этот факт, потому что это ей, омеге, нужно беречь свою девственность, а для альфы связи до свадьбы, даже имея нареченную или нареченного, считались допустимыми, ввиду особенности их гона. Странный устой, но люди привыкли с ним жить, хотя, конечно же, омег за добрачные связи не осуждали, но девственность супруга или супруги ценилась очень высоко. Впрочем, в той ситуации, когда она учуяла на женихе запах женщины-альфы, Ино снова не придала этому особого значения, зная, что Шикамару ещё ни разу не имел длительных отношений, только секс, ну, может, ещё пару свиданий, но, оказалось, она упустила опасный для себя момент. Момент, который положил начало первым в её жизни сомнениям.

Теперь запах этой альфы был на Шикамару постоянно, изредка усиливаясь, из чего Яманако сделала вывод, что у её жениха есть постоянная любовница. И, вновь-таки, она не придала этому особого значения потому, что чувствовала решительность со стороны Нара, будучи уверенной в том, что альфа не откажется ни от своей добрачной клятвы, ни от неё как своей нареченной.

Кажется, был май, потому что тот год, семь лет назад, прошел для Ино как в тумане, наполненный сомнениями, страхами и болью, когда она осознала, что Шикамару отдаляется от неё, забываясь в объятиях своей любовницы, что альфа готов рискнуть и, главное, что он переосмысливает свое решение. Есино-сан продолжала убеждать её в том, что Шикамару будет верен добрачной клятве и не расторгнет брачный контракт, тем более ради любовницы, которую так тщательно скрывал, и все чаще приглашала в гости для того, чтобы привлечь внимание альфы к своей нареченной. Но Ино чувствовала, видела в мимолетно брошенных на неё взглядах брюнета, что тот готов поднять вопрос о легитимности брачного договора, более того, что её присутствие лишь раздражает Нара, будто она не его невеста, а назойливая поклонница, к которой Шикамару испытывал лишь уважение ввиду её происхождения.

Ино понимала, что бороться с альфой бессмысленно, более того, она чувствовала, что это не просто связь, не просто секс, не просто увлечение, это – любовь, любовь, которая одновременно рождает и счастье, и боль, и разочарование, и сомнения, и безысходность. Да, именно так девушка представляла ситуацию: счастье любовницы, которая заполучила прекрасную партию, её душевная, раздирающая боль неразделенных чувств, разочарование родителей в собственном сыне, который перестал даже делать видимость, что заинтересован в собственной невесте, сомнения самого альфы, безысходность ситуации, итог которой, по мнению омеги, был уже предопределен. Она готовилась к тому, что Шикамару расторгнет помолвку, расторгнет ради женщины, альфы, той, на которой он не поставил свою метку, но, а она это тоже чувствовала, хотел этого, хотел ощущать её своей. Да, для Нара аннулирование брачного контракта не было выгодным, но, с другой стороны, никто и понятия не имел, кто является любовницей Шикамару, но то, что он скрывал их связь, могло говорить о многом, в том числе и о том, что альфа принадлежит к знатному роду или клану, союз с которым может быть более выгоден Нара, в то время как клан Яманако уже находился на грани понижения социального статуса до рода.