Текст книги "Мир Гаора (СИ)"

Автор книги: Татьяна Зубачева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 93 страниц)

   – Второй пакет на обед, не жрите раньше срока.

   – Поняли, Рыжий, – ответил за всех Тарпан, – а обратно когда?

   – Когда там отпустят, маршрутка без времени.

   – Рыжий, а чего тама? – спросил Зайча.

   – Вола на свадьбу позвали, – быстро ответил он, – он думал водку пить, а заставили воду возить.

   Парни грохнули дружным хохотом, и он бросился в кабину, пока надзиратель ближе не подошёл.

   До водохранилища один бы он доехал куда быстрее, но с людьми в кузове, да ещё не привычными к таким перевозкам, а он в этом убедился, рассаживая их, не полихачишь. Да и куда спешить? Их ноша никуда не денется. И вёл он машину достаточно медленно, давая парням повертеть головами, разглядывая окрестности. Дважды их вытряхивали для обыска на блокпостах, на втором, уже на подъезде к дамбе, даже сверили номера на ошейниках с карточками, но не били. Пинки дубинками пониже спины никто, и он сам в том числе, за удары не считал.

   А возле дамбы... такого бестолкового месива из людей и машин он давно не видел. Но бестолковым оно только казалось, и пока он разворачивал грузовик, загоняя его на указанное ему место на стоянке, то успел немного оглядеться и разобраться. Командовали охранники и надзиратели в серой с зелёными петлицами форме Рабского ведомства, рабы были из разных мест, кто в чём, расставляли на работы офицеры строительных и сапёрных войск – их легко было узнать по петлицам. А вон там что за хренотень... никак тюремные робы? Арестантов привезли? Ни хрена себе! Ээ, да они тоже клеймёные, вон заклёпки на ошейниках сверкают. И требование держать шею открытой стало окончательно и предельно понятным: сделанные из какого-то особого металла заклёпки были видны издали, позволяя безошибочно отделить просто небритого арестанта от раба. Наружное оцепление держала обычная охрана из "зелёных петлиц" с автоматами, так что при попытке выхода – огонь на поражение, ясно. Их вытряхнули из грузовика, велев оставить куртки и пайки в машине, лейтенант с зелёными петлицами их пересчитал, отобрал у него карточки и сверил номера.

   – Забирайте, майор, шестнадцать штук.

   Даже не голов, успел он подумать, но тут же сообразил, что рабские головы интересуют господ меньше всего.

   – Сторрам мог прислать и побольше.

   – Это вы уже с ним выясняйте.

   – Кто старший? Ты?

   – Да, господин майор.

   Звание выскочило у него автоматически, но так как ответной оплеухи не последовало, он понял, что ответ признан правильным. Уже легче. Эта путаница с обращениями: кто просто господин, кто господин надзиратель, господин управляющий, господин охранник и тому подобная хренотень ему изрядно надоела, тем более, что за каждую ошибку он огребал самое малое по физиономии.

   Дальше началась обычная, знакомая ему по окопным работам круговерть. Беги, копай, насыпай, таскай. Хорошо хоть лопаты, носилки, мешки и прочее были в достатке. Команды с разных заводов сразу перемешались, он старался не терять из виду своих, но тут выкрикнули его номер, и он побежал на зов. Оказалось, нужен бульдозерист. Объяснять, что бульдозер всё-таки не грузовик и даже не танк, с которым он был немного знаком, разумеется, не полагалось. Он гаркнул положенное.

   – Да, господин майор, – и побежал к бульдозеру, крикнув своим. – Тарпан, ты за старшего! Я на машине!

   К его удивлению, он сравнительно быстро освоился с машиной, никого не задев и ничего не своротив.

   И оказался на самой границе двух зон: где работали рабы, и где арестанты. Он даже как-то не сразу обратил внимания, что это рабы все перемешались, а от арестантов держатся поодаль. Надзирателей поблизости не было, и опять же он как-то в тот момент не обратил внимания, что "зелёные петлицы" держатся ближе к периметру, к охране с автоматами, а уж причину этого понял много позже. А тогда он просто нагребал землю и песок в кучи, помогая формовать дополнительные укрепления у основания дамбы. И начало инцидента прошло мимо него. Просто слева возник какой-то странный выбивающийся из общего шума крик, и, обернувшись, он увидел, как арестант отбирает у светлоголового мальца куртку. Парень, видно, скинул её, чтобы было ловчее работать, а ворюга это ворюга и есть. Блеснуло лезвие, малец вскрикнул и отпрыгнул, и тогда, не глуша мотор, он рванулся из кабины к дерущимся.

   – А ну, тварюга, отдай куртку пацану!

   – Назад, морда дикарская, распишу!

   Перехватив руку с ножом отработанным ещё на занятиях в училище приёмом, он выбил оружие и свободной рукой ударил с размаху по гнусной морде, даже не поглядев, как там насчёт ошейника.

   – Нна, гадина!

   – Началось!

   – Я же предупреждал. Нельзя соединять эти категории.

   – Чёрт подери, где ваши люди?!

   – Если начнётся общая свалка, всё бесполезно.

   Даже не поглядев на блатягу, отлетевшего в толпу других арестантов, Гаор подобрал и отбросил мальцу его куртку и побежал обратно к бульдозеру, обругав и мальца, и его Старшего, что за пацанами не следит. Вслед ему кричали ругательства. На бегу он, полуобернувшись, ответил, как хотел, от души и бросил себя в кабину за рычаги. Если эти твари сейчас полезут на него, он их просто подрежет. Видал он эту сволоту на фронте: как мародёрничать они первые, а как до дела так их и рядом никто не видел. Выдвинув и приподняв лезвие скребка, он погнал бульдозер на уголовных, заставив тех отступить за невидимую, но соблюдаемую всеми черту.

   – Мы тебя, сука, ещё сделаем!

   Высунувшись из кабины, он ответил им жестом, встреченным остальными рабами дружным одобрительным рёвом, и уголовники отступили. Он развернул бульдозер в рабочее положение и вернулся к прежнему занятию.

   – Кажется, обошлось.

   – Надо же, какое использование подручного материала.

   – Вам развлечение, а могло обернуться намного серьёзнее.

   – Ну, ещё не вечер, так что зрелище нам обеспечено.

   – Займитесь делом, наконец. До обеда этот участок должен быть закончен.

   – И учтите, все рабы в аренде, за все травмы придется платить. А у муниципалитета нет денег.

   – И...

   – Хотите сказать, что вычтут с нас?

   – С них станется.

   – А парень хорош!

   – Да от такого бы и я не отказался.

   – И где бы вы его использовали? Старшим над солдатами вместо сержанта его не поставишь.

   – А хватка у парня заметна.

   – И выучка, похоже, фронтовая.

   – Было бы добро, а применение найдём.

   До обеда его успели дважды дёрнуть вместе с бульдозером на другие участки. Он уже настолько освоился, что проезжая по стройке, успевал перекинуться словом, отшутиться и весело отругаться. Оказывается, все уже знали о его драке и высказывали ему полное одобрение и поддержку.

   Пронзительно взвыла сирена. В первый момент, он чуть не заорал: "Воздух! Ложись!", – но вовремя заметил, что остальные, лучше него знакомые с порядками на таких работах, бросают лопаты, мешки и носилки и разбегаются по своим бригадам и командам. Он заглушил мотор и бросился на поиски своих.

   – Обед, – объяснил Старший соседней бригады. – Бери двоих и мотай за пайками и водой.

   – Спасибо, – кинул он в ответ, – Булан, Губоня, за мной!

   На стоянку к машинам его с парнями пропустили без особых затруднений. Отправив Губоню и Булана с пайками и куртками – пусть накинут пока, а то разогрелись все, а ветер холодный, застудиться недолго – обратно, строго наказав и близко к блатягам не подходить, пусть уж кругаля дадут, сам побежал получать воду.

   – Чьи?

   – Сторрама, господин надзиратель.

   – Сколько вас, обалдуев?

   – Шестнадцать... – "человек" он успел проглотить, и потому обошлось без оплеухи.

   – Держи.

   Ему выдали восьмилитровую канистру с водой, и он побежал обратно. Бегом и потому что привык всё делать бегом, и потому, что пока он воду не принесёт, придётся парням всухомятку жевать. А восемь литров не тяжесть. Это не с пулемётом на плече под пулями.

   Его встретили дружным и дружественным гоготом. Сразу накинули ему на плечи его куртку, и они сели обедать, вскрывая пакеты и запивая холодной и казавшейся необыкновенно вкусной водой из канистры. Кружек ни у кого не было, и пить пришлось по очереди прямо из горлышка. Соседи оказались более запасливыми. У них были не только кружки, но и сигареты.

   – А вы, парни, чо ж пустые?

   – Али совсем не дают?

   – Дают, – ответил Тарпан, – да из казармы выносить нельзя.

   – Задницу до костей вспорют, – поддержал Моргаш, с нескрываемой завистью глядя на курящих.

   Им посочувствовали и, скинувшись, передали четыре сигареты и дали прикурить.

   – А про глаза спасибо, – сказал их Старший, глядя на него в упор, – мы-то и не знали, теперь дальше пойдёт.

   Он не сразу понял, о чём речь, но тут же сообразил и, кивнув, уточнил.

   – Пойдёт или ушло?

   – Ушло. И про змеев огненных.

   Он кивнул, не так понимая, как, догадываясь о значении сделанного им, не сейчас, а тогда, в спальне, когда он, ещё еле переживший "спецобработку", рассказывал о зачистке. Его долг журналиста выполнен: известная ему информация стала общим достоянием, и теперь, что бы с ним ни сделали, а что могут сделать, если узнают, догадаться нетрудно, всем заткнуть рот невозможно. Правду о спецвойсках теперь знают столько людей, что всех не перестреляешь. Сделано! Он улыбнулся, с наслаждением, затягиваясь сигаретой.

   На дальнем от них конце вдруг запели, и они уже собирались подтянуть, но от охранения ударили из автомата длинной предупредительной очередью. Поверх голов, правда, но они поняли.

   – Вот чтоб их... – выругался Тарпан. – Песня-то чем им мешает?

   – Не любят они песен наших, – кивнул Моргаш.

   – Ну да, блатяги вона, горланят, так им не мешают, – поддержали их соседи.

   В самом деле, арестанты довольно стройно пели знакомую ему по гауптвахте "кандальную", в которой, если её печатать, то на бумагу прошли бы только предлоги.

   – Это ж рази песня? Паскудство одно, – сказал Полоша.

   – Потому и не мешают, – догадался он.

   Все переглянулись.

   – А чо? – задумчиво сказал соседский Старший, – видно, оно так и есть. Ладноть, паря, первый раз старшим работаешь?

   – На выезде первый, – честно ответил он.

   – А могёшь. Порядки не все знашь, а навычка к старшинству есть. Откуль?

   Он усмехнулся.

   – Я на фронте старшим сержантом был. Случалось и взводом, и ротой командовать.

   – Обращённый? – удивился Старший. – Чего ж ты не с ними?

   – А ну не замай парня, – сразу вскинулась его бригада.

   – Нашенский он, понял?

   – Ты того, по краю ходи, да поглядывай.

   – А то мы тебе живо укорот дадим.

   – Да пошли вы... – несколько ошарашенно отругнулся Старший, – не трогаю я его. А вот канистры пора сдавать, а то огребём.

   – Да, – легко вскочил он на ноги, – давайте. Губоня, куртки бери, а вы сидите пока, пошли.

   Куртки в машину, канистру сдать надзирателю, и опять бегом обратно под вой сирены и крики разводящих.

   На этот раз его оставили со своими, и продолжилась та же работа. В принципе ничего такого, чего бы он не знал и не умел, не было. Разве что не зарывался в землю, а наоборот насыпал, а в остальном... Всё так же и то же. И всё сильнее накатывает усталость, и каждая следующая лопата тяжелее предыдущей, и уже всё равно, что и как там рядом, и явно устали, всё медленнее машут лопатами парни. И солнце, весеннее яркое солнце сползло с зенита и уже почти на уровне глаз. И вот уже одну бригаду за другой отпускают, и те убегают к стоянке, а вот и их черед.

   – Всё, идите.

   – Спасибо, господин майор, – гаркнул он, пинком разворачивая в нужном направлении обалдевшего от радости Губоню.

   Они сдали свои лопаты – ничего не поломано, не потеряно, так что им и не досталось ни по мордам, ни по задницам – и побежали к своей машине. Но остальных почему-то ещё держали у дамбы, и вот здесь-то и началось.

   Они уже собирались рассаживаться, уже и дверца открыта, и ему осталось сесть за руль, прогреть мотор и сбегать за карточками, когда сзади донёсся чей-то крик. И с первого взгляда всё понятно: драка большая и серьёзная. А у блатяг ножи, и уже первый раненый, держась за живот, выбрался из толпы и упал, ткнувшись в землю светловолосой головой.

   – Зарезали?! – ахнул Губоня.

   – Вот теперь началось.

   – Да уж, хорошо, хоть участок успели сделать.

   – Ну, теперь только ждать, чем закончится.

   – Дикарей больше.

   – Это толпа, а уголовники организованы и вооружены.

   – Спорим...

   Лейтенант с зелёными петлицами не договорил. Резкий свист, от которого вздрогнули и качнулись вперёд охранники, так же уже начавшие держать пари на исход драки, прорезал воздух. И крик, крик, который сразу узнали, и который чуть не сорвал их самих в гущу драки.

   – За мно-ой! В атаку-у!

   Шестнадцать человек в ярко-оранжевых с радужными эмблемами комбинезонах пробежали от машин к толпе и врезались в драку.

   – Тарпан, своих слева заводи! – успел он крикнуть на бегу.

   Тарпан молча повёл свою бригаду налево. Остальные, сразу поняв задуманное им, так же рассыпались по двое и трое, окружая основное ядро драки.

   – Однако, стратег волосатый!

   – Но командир, это точно!

   – Фронтовик и за дикарей? Странно!

   – Похоже, полукровка.

   – Да, видно, всё дело в этом.

   – Но за что попал?

   Он дрался яростно и вдохновенно, если так можно сказать о драке, пробиваясь к замеченному им сразу главарю уголовников. Вырубить того, остальная шваль сама разбежится. Сволочи, с ножами на безоружных. Ну, так, вы меня, гады, узнаете и запомните. Я вам живо категории поменяю.

   – Мочи дикарей!

   – Сволочь, без категории оставлю!

   – Так их, Рыжий!

   – Сзади!

   – Делай его!

   – Урою, гады!

   Он шёл сквозь толпу, отбивая, отбрасывая от себя ненавистные хари, будто именно они были виноваты во всём случившемся с ним. Шёл, ступая по упавшим, брошенным им себе под ноги. Рукопашная свалка, где главное и единственное – не перепутать, кого бьёшь. Но спутать тюремную униформу он не мог.

   – Вот это класс!

   – Спорим, уложит этого.

   – И спорить нечего, ты гляди, как нож сквозь масло идёт.

   – Наша закваска, пехотная!

   – Лихой парень.

   – Это скольких он замочил, что клеймо заработал?

   – Если бы разрешили возродить гладиаторские бои, цены бы такому рабу не было!

   – Да, было бы совсем неплохо.

   – И где бы вы нашли ему достойных противников?

   – Ну, скажем, против льва он бы тоже вполне прилично смотрелся.

   – О да, такой же рыжий и лохматый.

   Все дружно рассмеялись.

   Перед глазами мелькнуло лезвие, он перехватил чужую руку, вывернул запястье так, что хрустнули разрываемые связки, а нападающий завыл от боли, и отобрал нож, но не бросил, а перехватил. Теперь он с оружием. И ощущение рукоятки в ладони всё изменило. Холодная ненависть как-то незаметно для него сменила бесшабашную озорную злобу начала, и он теперь шёл вперёд, уже убивая. Молча и спокойно, как делал это в настоящем бою. Он никому ничего не сказал, но бившиеся рядом с ним так же перехватывали, отбирали ножи и тут же пускали их в дело. Драка стала избиением.

   Ожесточение битвы заметили и зрители.

   – Прекращайте.

   – Да, потери превысят естественный процент.

   Короткая команда заставила охрану подтянуться и приготовиться к стрельбе.

   Ещё одна команда, и затрещали автоматы, скрещивая над дерущимися длинные очереди.

   Услышав над головой свист пуль и мгновенно сообразив, что следующая очередь уже по ним, он заорал, перекрывая крики, стоны и визги.

   – Ложи-ись!

   И рухнул на землю, отбросив в сторону нож и надеясь, что парни услышали его и выполнят команду. Мгновением позже так же закричали, укладывая своих, другие Старшие. Арестанты попадали сами, видимо, лучше знакомые с нравами охраны. Лёжа на земле, он осторожно приподнял голову, выглядывая своих, но лежавший рядом чернобородый мужчина шепнул.

   – Лежи тихо и жди, пока вызовут.

   – Паря, – позвали его так же тихо с другой стороны, – нож выброси. Найдут – пристрелят.

   – Уже, – ответил он.

   – Мы ещё встретимся, образина, – шёпотом пообещал ему его противник, которого он успел обезоружить, – ты мне ещё попадёшься, морда волосатая.

   Он посмотрел в его бешеные чёрные глаза, на синюю татуировку, не прикрытую короткими чёрными волосами: квадрат с точкой, и улыбнулся.

   – У Огня встретимся, голозадый, там и закончим.

   – Как ты меня назвал? – удивился тот.

   – Как заслужил, – он усмехнулся, – а то ты другой, что ли?

   Чернобородый одобрительно хохотнул.

   Вызывали не по номерам, а по владельцам. Вызванные вставали и выходили к оцеплению, там их обыскивали, если что находили, то избивали, и прикладами гнали к машинам.

   – От Сторрама!

   Он легко оттолкнулся от земли и встал. Сразу нашёл взглядом своих, быстро пересчитал и удовлетворённо вздохнул. Все шестнадцать, и не видно, чтоб раненые.

   На этот раз обыскивали куда серьёзнее, заставляя расстегнуть комбез, обхлопывая и ощупывая везде, куда можно было что-то запрятать. И по тому, как это делали, он понял, что охранники действительно знают своё дело, и попытка сохранить трофейное оружие могла бы очень дорого обойтись.

   – Пошёл!

   Удар прикладом между лопаток бросил его вперед, к стоянке. Он бежал, не оглядываясь, но слыша за спиной вполне слаженный топот остальных. "Неужели обошлось?! И душу отвели, и сволочам вмазали, и все целы! Вот здорово! А вон и их грузовик, дверца так и осталась открытой, как он её бросил, сорвавшись в атаку". И... как налетел на препятствие. Потому что из-за дверцы вышел и остановился, явно их поджидая, и столь же явно рассерженный Сторрам. "Ни хрена не обошлось!"

   Уже шагом они подошли и остановились перед хозяином, покорно ожидая наказания, в неизбежности которого ни один не сомневался.

   – Тебя за этим посылали? – тихо спросил Сторрам.

   Вопрос явно не требовал ответа, да и слышал он подобное не раз, ещё после училищных драк, и, помня главное правило таких начальственных разборок: ничего не объясняй и ни в чём не оправдывайся, – молчал, разглядывая хозяйские ботинки. Вот они шагнули вперёд. Сейчас ударит.

   Оплеуха была звучная и сильная.

   – Почему машина без присмотра? – новый столь же не требующий ответа вопрос. – Двадцать пять "горячих".

   И не после ужина? Будет сам сейчас бить? Он заинтересованно приподнял глаза. И тут же понял, что Сторраму марать руки об него незачем. Рядом с хозяином уже стоял с дубинкой наготове рядовой в серой с зелёными петлицами форме.

   – Выполняйте, – кивнул ему Сторрам.

   – Так точно! – по-строевому рявкнул надзиратель. – Раздевайся и ложись!

   Обычно "горячие" вваливали, поставив "столиком", но, разумеется, он поправлять надзирателя не стал. Расстегнул и спустил комбез, задрал на голову сразу обе рубашки – верхнюю и нижнюю, так же спустил штаны и подштанники и лёг на холодный шершавый асфальт стоянки.

   – Прикажете слоем или полоской? – осведомился у Сторрама надзиратель, влепляя первый удар пониже лопаток.

   – Ему сидеть за рулём, – спокойным даже скучающим тоном ответил Сторрам.

   – Понятно, – бодро ответил надзиратель, – сейчас сделаем.

   Гаору тоже всё было понятно. Кроме одного: зачем Сторраму понадобилось бить его, а за ним и остальных – тем было предназначено "по мягкому", а количество в зависимости от степени повреждения одежды – именно здесь, почему наказание не отложили, как обычно, до вечера? Но вложили ему, как и было приказано: пять и слегка по ягодицам, а двадцать уже посильнее по спине.

   – Вставай.

   Он послушно встал и оделся. Сторрам коротким шевелением пальца уложил под дубинку Тарпана, назначив тому десять "по мягкому", а ему кивком показал на машину. А когда он прогрел мотор, Сторрам тем же безмолвным, но вполне понятным жестом отправил его за карточками.

   Пробегая мимо машин к тому лейтенанту, что забирал их карточки, он увидел, что у всех машин и перевозочных фургонов лежат, сверкая голыми ягодицами, над лежащими машут дубинками надзиратели и рядом стоят неровными колоннами и шеренгами в очередь за наказанием. И бьют сильно: многие стонут или кричат. Арестантов в стороне у больших "чёрных воронов" била уже тюремная охрана и, судя по замеченным им мимоходом деталям, там, среди охранников, были бывшие спецовики. Не-ет, с ними ещё обошлось. Пожалуй, и к лучшему, что Сторрам здесь: при хозяине их всерьёз уродовать не стали.

   Охавшему под ударами Зуде добивали "по мягкому", когда он с карточками вернулся к машине. Сторрам словно и не заметил. Значит что? Хозяин не поедет с ними?

   Так и вышло. Когда Зуда встал и, подтягивая штаны, поклонился, благодаря за наказание – чего он сам не сделал, так что сейчас, похоже ещё огребёт – Сторрам распорядился:

   – Рыжий, после ужина получишь остальное. Завтра все по обычным местам. Сейчас езжайте.

   – Да, хозяин, – нестройно выдохнули они уже в спину уходящего Сторрама.

   – В машину! – негромко гаркнул он, бросаясь за руль. – Тарпан, борт.

   Уматывать надо было в темпе, пока не добавили. Остальные тоже это понимали и разместились в кузове с уже почти фронтовой сноровкой. Тарпан закрыл и закрепил борт и последним залез в грузовик.

   – Всё, Рыжий, айда!

   – Держитесь, – рванул он машину с места.

   Ни бегая за карточками, ни разворачивая машину на выезд, он не позволил себе посмотреть на место их драки, где остались лежать убитые и те, кто не смог по команде встать. Добили их там, на месте, или увезли на утилизацию... им помочь было уже никак нельзя, так и нечего душу травить, сердце рвать, и поездка на дамбу осталась в памяти упоением боя, и бесконечными хвастливыми рассказами в спальне, как мы тварям-блатягам врезали, и как Рыжий молодец, не пикнул, когда вваливали.

   – Мотри, Рыжий, – Матуха с ласковой укоризной покачала головой, осмотрев его спину и выслушав: не отбили ли лёгкие, – за норов лишнее огребаешь.

   – Мне чужого не надо, – отшутился он, – а что моё, то моё, не отказываюсь, – и уже серьёзно, – не кричал, и не буду кричать, пока терпеть могу. Последнее дело пощады у врага просить.

   Матуха молча потрепала его по голове и отпустила.

   Отругал его и Ворон.

   – Ну, куда ты лезешь?

   – Наших бьют, а мы в стороне? – возразил он, переставляя пешку.

   – Про криптии тебе напомнить?

   – Эва, вспомнил! Я о них только в книгах читал!

   – А это что за хренотень? – сразу заинтересовались мгновенно собравшиеся вокруг болельщики, зрители и слушатели.

   – Вот и объясни, – ехидно сказал ему Ворон, делая ход слоном, – вспомни, чему учили, и блесни знаниями.

   – Ну, когда рабство только начиналось, – стал он объяснять, и, не обратив внимания на резко наступившую мёртвую тишину, потому что был занят сложившейся на доске позицией, – боялись восстаний, и убивали потенциальных вожаков, ну тех, кто мог такое восстание возглавить. Иногда вместе с ними выбивали всю семью или посёлок. Делали это специальные воинские команды, а называлось криптии, – закончил он вдруг голосом, севшим от понимания, что же такое говорит.

   – Понял, откуда ноги у зачисток растут? – Ворон тоже будто не замечал ощутимо сгустившегося молчания. – А ты нашёл где и кому фронтовую выучку демонстрировать. Потому и пороли тебя там же на месте, чтобы вспомнил, кто ты и где ты. Твоё счастье, что по первому слову под дубинку лёг. И молись, чтоб на заметку тебя не взяли. Убить тебя Сторрам не даст, ты, – Ворон усмехнулся, – доход даёшь, а вот что со двора могут не выпустить больше, это да. И мат тебе в три хода, зевнул опять. В пятый раз ты на этот ход ловишься. Стратег хренов.

   Ворон достал из тумбочки сигареты и ушёл курить в умывалку. Так же молча, явно переваривая услышанное, разошлись остальные.

   Но обошлось. Неделю его подержали на внутренних работах и снова выпустили в рейс...

   ...Нет, всё равно, здорово вышло!

   – Подъезжаем, парни, вниз.

   За его спиной зашуршали, переставляя коробки так, чтобы охрана, заглядывая в кузов, не догадалась, что они могут стоять у переднего борта. А то ещё начнут шуровать, увидят мембрану и окошко, и всё...

   Гаор свернул на левый съезд и, плавно снижая скорость, вписался в поворот к воротам. Обыск на въезде – а здорово они нас боятся, интересно, с чего бы это? – и подъём к складам. Гархем уже на месте, и тоже интересно, почему он всегда как из-под земли выныривает, домой-то он когда-нибудь уходит, или прямо и живёт здесь на комплексе? Обычная рутина разгрузки, сдачи накладных, маршрутного листа и карточек, и можно в гараж, поставить и обиходить машину, и как раз он к вечернему построению успеет. А там его время до подъёма. Если, конечно, ничего такого не случится, и его ночью не выдернут.

   В гараже уже ждал Махотка. Старший механик, нещадно гонявший и жучивший Махотку в отсутствие Гаора, всегда отпускал парня к его приезду.

   Помогая Гаору, Махотка быстрым шёпотом выкладывал ему самые последние новости. С ума сойти, сколько парень успевал увидеть и услышать, да ещё при этом всегда смотреться дурак дураком. А классный бы разведчик был, если бы...

   – А я сегодня главного механика по всему комплексу возил, – наконец выложил Махотка главную свою новость, – на автопогрузчике. И по шее мне ни разу не смазали.

   – И что? На тебе теперь автопогрузчик? – подыграл Гаор.

   – Ага, – счастливо выдохнул Махотка.

   Гаор кивнул и, пользуясь тем, что трейлер загораживает их от остальных шофёров и механиков, взъерошил Махотке волосы на затылке.

   – Магарыч с тебя.

   – Ага, только... одолжишь мне?

   – Я и сам выставлю, – тихо засмеялся Гаор, – всё ж таки я учил.

   – Кабы не ты... – Махотка задохнулся от переполнявших его чувств.

   Ну что ж, значит, сажают Махотку на автопогрузчик, а в город пока выпускать не будут. Жаль, он уже прикидывал, как они будут вдвоём ездить. С подменным шофёром можно и в совсем дальние поездки. Но... не попросишь и не предложишь. Делай, что велено, лопай, что дают, и не вякай. Интересно, а когда-нибудь он будет жить по-другому? И тут же сам себя остановил. Стоп, об этом нельзя: серая пелена подступит. Живи, как живётся.

   Звонок заверещал как раз, когда они закончили возню с трейлером, и он даже успел проверить, что Махотка сделал с автопогрузчиком. Махотка гордо предъявил свою работу.

   – Пойдёт, – кивнул он и прислушался. – Айда.

   Пояс и инструменты в шкаф, кивок проходящего мимо главного механика – работу Гаора на трейлере тот давно не проверяет – и они бегут через двор на построение, как всегда Гаор впереди, а Махотка сзади и левее. Это Гаор его научил бежать не вплотную, а так.

   – Если что, то не налетишь на меня, понял?

   – Ага, – кивнул Махотка, – а это чо, Рыжий, по-фронтовому?

   – По-армейски, – рассмеялся Гаор.

   С хода точно на своё место в строю, Старший кивает ему, пробегая на рапорт, пересчёт, обыск, замечаний и приказа явиться после ужина в надзирательскую нет, и он скатывается по лестнице вниз, в жильё. Где он всегда среди своих, где не один. Комбез на крючок, ботинки под крючок, всё с себя скинуть, бельё на перекладины изножья и голышом, чтобы тело дышало, бегом умыться, на обратном пути натянуть рубашку и штаны и в столовую.

   – Ну, как, Рыжий?

   – Нормально! Как тут?

   – Громку ввалили.

   – Это за что? – удивляется он.

   И ему, хохоча, рассказывают, как Громок – молодой парень из новокупок – был послан на склад и перепутал всё.

   Громок шмыгает носом и жалуется, что коробки навовсе одинакие, а он-то...

   – А ты учись, – отвечает, усаживаясь на своё место, Махотка, – я вот тоже, привезли меня когда сюды, даже букв не разбирал, а теперя... – и гордо озирает стол.

   – Видали тебя, видали, – смеются в ответ.

   – Князем ездил.

   – Магарыч с тебя, Махотка.

   – И с Рыжего надоть.

   – Он учил.

   – А я и не отказываюсь, – весело отвечает Гаор.

   – Ну, так чо, браты? Гулям?

   – Гулям, – кивает Старший, принимая миску с кашей. – Но не седни.

   – Чо так?

   – Выдача когда?

   – Верно, два дня осталось.

   – Ну, понятно, парни получат, так и гульнём.

   – А глядишь, за два-то дня ишшо подвалит кому.

   – Вячку старшей по бригаде сделают, – вполне серьёзно говорит Гаор.

   И все хохочут так, что даже есть не могут. Смеётся и Вячка и невнятно, как всегда, угрожает, что вот ты только попроси, так я тебе...

   – И что? – интересуется Тарпан. – Дубравку с Аюшкой с собой возьмёшь?

   И новый взрыв хохота. Что Дубравка, а за ней и Вячка с Аюшкой сохнут по Рыжему, все знают и охотно дразнят девчонок.

   – И не много меня на вас троих будет? – интересуется Гаор, допивая чай. – Махотка, на права учить будешь?

   – Будет, – отвечает за Махотку Юрила.

   – А куды ж он денется, – кивает Полоша.

   А Мухортик сидит ну такой гордый, будто не его земеля, а он сам на водилу выучился. Ну, почти выучился, до Рыжего Махотке ещё ой как далеко, но всё ж таки не хухры-мухры, зимой наравне с Рыжим снег трактором чистил, а теперь и сам кой-чего могёт.

   Гаор с удовольствием участвовал во всех праздниках и сварах, неизбежно возникавших в тесном пространстве спален и коридора. До серьёзных ссор не доходило, до драк тем более: Старший влеплял неукоснительно и справедливо. Более сильный и умный получал больше. Не задирайся, а коли умнее, то и не доводи. Все проблемы решались келейно, в своём кругу и так, чтобы надзиратели не знали. И не потому, что боялись наказаний, а... в училище сежанту-воспитателю, тем более офицеру никогда не жаловались, в армии тоже обходились своими силами, а здесь-то... кто ж врага против своего зовёт?! Это ж совсем ссучиться, так и до стукача в момент докатишься. А стукачей в спальнях не было. Надзиратели подслушивали, но к ним никто не бегал. Все у всех на глазах, попробуй, стукни. И пожалуй, нигде Гаор не чувствовал себя так свободно, как в вечерней спальне, он потому и рискнул так на Новый год. А после отбоя, лёжа на своей койке, открывал папку и доставал листы. Ну и что, что напечатанным этого никто не увидит, главное, что своё дело он делает, и если придётся встретиться с Седым, здесь ли или уже у Огня, он перед Седым чист.

   На этот осенний солнцеворот он ничего делать не стал, даже и не пытался, и не думал. Обычаи и обряды дуггуров всё дальше уходили от него, становились чужими и ненужными. Хотя на Новый год он попробовал...

   ...Если в новогоднюю ночь, в самый момент перехода через суточный рубеж, сесть под ёлку и прижаться спиной к стволу, то загаданное исполнится. И Гаор зачем-то решил рискнуть. Охрана перепьётся, пить они начинают сразу после выдачи, к полуночи будут в кондиции, и у него появится шанс. Чем это может обернуться, если хоть что-то сорвётся, он не думал. Не хотел думать. Ведь ясно, меньше "ящика" за такое нарушение распорядка ему не отвалят. Ну, так сколько отвалят, столько и возьмёт, а вот если получится и сбудется загаданное... то ради этого стоит рискнуть.