Текст книги "Мир Гаора (СИ)"

Автор книги: Татьяна Зубачева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 68 (всего у книги 93 страниц)

   – Ну, наконец-то! Мы уж заждались тебя!

   Седой даже опешил от неожиданности.

   – А чо?

   – Чо случилось?! – сразу заволновались парни.

   – Сломалось чо?

   Старшая нетерпеливо отмахнулась от них и потянула Седого за рукав.

   – Давай, Седой, ты у нас самый умственный.

   И хотя звали его одного, но парни, разумеется, пошли за ним. В кухню их не пустили, и они остались стоять в дверях, а за ними быстро накапливалась толпа заинтересованных.

   Проблема оказалась в большой коробке, полной небольших бумажных исписанных пакетиков, пахнущих... Он сначала даже не поверил себе и, прочитав надпись, удивлённо присвистнул.

   – Это сушёные овощи, – объяснил он столпившимся вокруг него женщинам из кухонной бригады. – А это грибы. Тоже сушёные.

   – Навроде этих... конценов?

   Концены? А, понятно, концентраты.

   – Да, – кивнул Седой и стал медленно и чётко читать инструкцию по приготовлению.

   Горячая вода была, её тут же отлили в маленькую кастрюльку, вскипятили, всыпали в кипяток овощной и грибной пакетики, подержали пять долей под крышкой – в коробке нашлись песочные часы! – и сняли крышку, выпустив горячий пахучий пар.

   – Мать! Жрать давай! – заорал бригадир литейщиков.

   – Мать, хоть нюхнуть дай!

   – Грибы, паря, однова сдохнуть, грибы!

   На кухне началось нечто неописуемое: срочно кипятилась вода в большой кастрюле, Седой объяснял устройство и назначение песочных часов, Чалый рассчитывал, сколько пакетиков на какую кастрюлю сыпать, допущенные к коробке как самые грамотные Чеграш, Гиря, Зима и Лутошка сортировали пакетики, раскладывая их по другим коробкам, поменьше, тут же громко обсуждали, как бы эти коробки пометить, советовали сыпать всё подряд, рассказывали, каки грибы с маткой собирали, решали, варить ли их хлёбовом, али отварить да в кашу засыпать и перемешать для скусу... Ужин безнадёжно запаздывал, но это уже никого не волновало.

   А потом сидели за столами и ели обычную, нет, сегодня с приварком, и ставшую необыкновенно вкусной кашу. Дак ведь не концены эти, где то порошок, то как... – а ну, подвяжи язык, за столом ведь – ну, словом, ни запаха, ни вкуса, только и слава, что горячее, а самые настоящие, ставшие сочными куски овощей и грибов. У многих на глазах блестели слёзы. То ли от горячего пахучего пара, то ли от воспоминаний. Ведь... ведь как дома!

   После ужина Седой ещё раз вместе со Старшей по кухне просмотрел полученные пакетики и пакеты, мешки и коробки и убедился: да, паёк увеличен. И стал намного разнообразнее.

   – И ещё, Седой, – Старшая озабоченно оглядывала свои владения. – Сказали ещё холодильники поставят. Это-то зачем?

   Седой кивнул:

   – Значит, свежие продукты будут. Их надо на холоде хранить.

   – Это заместо ледника, что ли ча?

   – Да.

   – Поможешь наладить?

   – Нет проблем, – улыбнулся Седой. – Но розетки нужны, они на токе работают.

   – Сделаем, – сказал мгновенно оказавшийся рядом бригадир электриков. – Куды тянуть, Мать?

   – А где их ставить? – вмешался Чеграш.

   – Верно, – кивнул Седой. – И ещё. Если бытовые, то одна проводка, а если промышленные, то как в цехах.

   – Посмотрим, что дадут, – кивнула Старшая. – А ты, Седой, в ларёк зайди, тоже надавали всякого нового, в сумлении бабы, что для чего, и по фишкам что почём не разберутся, без тебя и выкладывать не стали.

   И, поглядев выданное для ларька, он понял: что-то там, в большом мире изменилось, и серьёзно. Ну, конфеты, орешки, печенье, сигареты, – всё это было и раньше, появились новые сорта, это ещё куда ни шло, но коробочки с соками, особые, с повышенным содержанием витаминов – это уже, как говорили когда-то, совсем из другой оперы. А яркие цветные ленты и косынки для женщин? Это как? Не было такого никогда в заводском ларьке. Никто и не слыхивал о таком. Но "добили" его две полученные сегодня коробки с наклейками Главного Аптекоуправления на боках. То-то их даже не рискнули открывать без него. А он, увидев содержимое, ахнул в голос.

   – Чо, Седой?

   – Чо это?!

   – Мать-лекариху позовите, – наконец выдохнул он, разглядывая баночки поливитаминов и коробочки с травами.

   Прибежала Мать-лекариха, лечившая всех рабов в меру своих сил, умений и лекарств. И Седой, окружённый взволнованно молчащими женщинами, объяснил ей, что такое витамины, зачем они нужны, и что продавать их нельзя, их надо понемногу, но каждый день есть, а то купит кто и по глупости сразу всю баночку заглотает, так это только хуже, не то что категорию, и жизнь потерять недолго.

   – Ага, ага, – кивала Мать-лекариха. – Ты мне точно укажи, кому чего, никто и не отвертится, как миленькие свою норму глотать будут.

   С травами оказалось гораздо проще: на коробочках были рисунки, и женщины сразу всё опознали и распознали. Мать-лекариха унесла обе коробки, взяв с него твёрдое слово завтра же – седни до отбоя никак не успеть – зайти к ней и растолковать насчёт этих... витаминов.

   Нет, конечно, это очень серьёзно и решено на уровне, гораздо выше заводской администрации, потому что Главный Конструктор при всей своей симпатии к нему и его бригаде сделать бы этого не смог.

   После отбоя Седой, лёжа на своей койке, под сытое сопение и храп множества мужчин напряжённо думал. Вырисовывалась логическая цепочка, но проследить её дальнейшее развитие... нет! Слишком страшным будет разочарование, когда выяснится ошибка в расчётах. Нет, пусть будет, как будет.

   О новых нормах выдачи в посёлках Коррант узнал заранее, когда соответствующая инструкция ещё только готовилась к рассылке управляющим. Всё-таки не зря он тратился на парней с зелёными петлицами. И угощение, и всякое прочее, конечно, обошлись недешёво, но... Но разведка – основа и залог победы, кто предупреждён – тот вооружён! И теперь он сидел над картой, напряжённо обдумывая новые варианты. Грузоподъемность фургона увеличивать нельзя – завязнешь на лесных и проселочных дорогах, покупать ещё один фургон... а кого он посадит за руль? С одной задницей на всех свадьбах не пляшут, давно известно. На второго надёжного шофера у него просто нет и не денег, а времени. Некогда ему мотаться по накопителям и торгам, выискивая и выспрашивая, а значит... значит, рейсы станут чаще. Чего раньше хватало на месяц и сезон, теперь на три недели и квартал. Чёрт, как бы ему сейчас пригодился Рыжий! Пока выручает Гард, но ведь не будешь срывать мальчишку с учёбы, ради... ради чего? Ведь затевал он всё это именно в заботе о детях, чтобы дать им нормальное, хорошее образование. Нет, это лето он перекрутится, зимой всё равно затишье, многим под новогодье нужны деньги, и на продажу идут ценные рабы, вот зимой он и поездит. Хотя бы полуграмотного подрощенного мальца, чтобы можно было его приучить к гаражу, хотя бы на механика. А шофёр... раб-шофёр – большая ценность, придерживают до последнего. А нанимать свободного... нет, его дело «семейное», пускать в него чужака он не хочет. А то возникнут всякие проблемы.

   Коррант вздохнул и стал сворачивать карту.

   – Отец, – Гард, стукнув костяшками пальцев по косяку, вошёл в кабинет.

   – Заходи, – кивнул Коррант, с удовольствием разглядывая сына. – Ну, как?

   – Нормально. Фургон готов. Я с тобой?

   – Осталось две недели, Гард. Не хочешь мать навестить?

   Гард задумчиво покачал головой.

   – Здесь я нужнее. Разве не так?

   – Так, – кивнул Коррант. – Но она твоя мать, не стоит ее обижать.

   Гард улыбнулся.

   – Она не обидится, отец, я ее знаю, – сказал он "мужским" тоном снисхождения к женским слабостям. – Ну, можем заехать к ней по дороге, переночуем. А я вот зачем. Я тут на танцы мотался, – он невольно покраснел. – Мама разрешила взять легковушку.

   – Всё правильно, – очень серьёзно кивнул Коррант. – И что там случилось?

   Ну, и в какую местную девчонку втюрился его пацан? Но ответ оказался неожиданным.

   – Там один парень только-только из Аргата приехал, у него дядя в Ведомстве Юстиции. Так он говорил, что какие-то новые законы будут. Законы Крови. Отец, – Гард смотрел на Корранта с искренним недоумением, – ведь Законы Крови не подлежат пересмотру. Разве не так?

   Коррант порывисто швырнул на стол карандаш и встал. Черт! Мальчишеская болтовня? Нет, его опыт утверждает, что именно так, сплетнями, обмолвками, и утекает информация. Дядя в Ведомстве Юстиции... Кто бы это? Кто бы ни был, но это может оказаться серьёзно, не менее серьёзно, чем изменения в нормах рабской выдачи.

   – Он говорил, какие изменения?

   – Не успел, – засмеялся Гард, – мы ему сразу осадку дали, чтоб не пыжился. А что?

   – Поторопились, – укоризненно покачал головой Коррант, – надо было дослушать, а уж затем осаживать. Ладно. Сделаем так. Этот рейс вместе, а в Аргат я тебя сам отвезу.

   – Правда? – обрадовался Гард, совсем забыв, что он уже взрослый, самостоятельный и сам отлично доберётся.

   – Да, – твёрдо, даже жёстко ответил Коррант.

   Гард удивлённо посмотрел на него:

   – Отец, что-то не так?

   – Не знаю, – честно ответил Коррант. – Но Законы Крови... это очень серьёзно, Гард. Мало ли что, и надо быть готовым.

   Помедлив, Гард кивнул, соглашаясь, хотя явно не понял, чем встревожен отец.

   Коррант сам не мог точно сказать, почему его так это встревожило, просто... чутьё разведчика, наверное, но... Законы Крови – именно так: оба слова с большой буквы – основа жизни дуггуров, нечто, не подлежащее пересмотру никогда, ни при каких обстоятельствах, а если ещё взять изменения в рабских выдачах и достаточно явные начальственные намеки управляющим, что им следует как можно меньше вмешиваться в жизнь посёлков и блюсти не букву инструкции, а пользу дела, сами ему об этом рассказывали... да, что-то готовится.

* * *

   Лето, жаркое, грозовое, солнечное и пасмурное, зелёное, шумное от пения птиц и тихое в безветренные ночи, обычное аргатское лето шло мимо Гаора. Подъём, завтрак, взять сухой паёк, бегом в хозяйские комнаты, выезд, возвращение, один период на гимнастической площадке и полосе препятствий, мёртвый сон, подъём...

   Самыми страшными были периоды на выезде. Хозяин продолжал свою инспекцию, а он стоял за его левым плечом и всё видел, слышал и понимал. Они прошли все отделения Амрокса. Первичную обработку "сырья", сортировку "полуфабрикатов" и... дальнейшее. Теперь он знает, сам видел, как лишённым памяти дают новую память и опять сортируют, мальчиков – в приёмных бастардов и младших и... на подмену. Секретное отделение, шестая степень защиты, но Фрегор умеет добиваться своего, и им показали. Как доставленным в Амрокс неизлечимо больным наследникам подбирают двойников, как двойников обучают, что это они теперь... наследники, а потом больной идет на утилизацию, а бывшего "галчонка" возвращают родителям, безмерно счастливым, что вместо неизлечимо больного, нежизнеспособного, нежизнестойкого, просто умственно отсталого или сумасшедшего получают здорового, ну, почти здорового сына, просто "небольшой побочный эффект лечения – частичная потеря памяти", восстановима занятиями, и...

   – Вот видишь, Рыжий, – доверительно рассуждает по дороге домой Фрегор. – А я был прав. Нельзя выродка на лечение сдавать, подменят. Надо добиваться официальной экспертизы. Ну, как тебе Ведомство Крови, а? Ведь штампуют ДНК-карты и ухом не ведут. Чистота крови! Видал ты эту чистоту?! Да у нас рабы чище!

   "Точно", – мрачно соглашался про себя Гаор, ведя машину с каменным неподвижным лицом.

   – Вырожденцы, – вздыхал Фрегор. – Нет, я этого выродка оформлю по полной, чтоб никакой подмены.

   А побывав в отделении, где уже обработанных, с удалёнными электродами и чуть пришедших в себя "галчат" лечили от "психологического стресса, вызванного тяжелыми условиями жизни", Фрегор всю дорогу хохотал и веселился. Потому что работавшие в этом отделении врачи и воспитатели ничего, ну, в самом деле, ничего не знали об обработке, не знали, что это "галчата", и были уверены, что их контингент – сироты, лишённые родительского попечения...

   ...Обычные для Амрокса лужайки, живые изгороди, разгораживающие прогулочные и игровые площадки, белые халаты и яркие цветные платьица и костюмчики.

   – Некоторые дети, – рассказывает Фрегору миловидная молодая женщина в белом халате, – поступают к нам в ужасающем состоянии. Истощённые, пережившие стресс. Вот этот мальчик, видите, с мячом, его мать практически забросила его, пьянствовала, бродяжничала, мне показывали документы и акты, мальчик жил буквально на помойке в каком-то посёлке, среди дикарей, обращались с ним ужасно, он до сих пор плачет, когда слышит дикарское "болботанье". Счастье, что инспекция случайно обнаружила его и передала нам. Мать он ненавидит, он даже имени её не помнит. Разумеется, мы постараемся, чтобы он забыл эти ужасы, найдём ему приличную семью. Он здоровый, умненький, его вполне примут в род...

   ...И так о каждом. На каждого заведена карта, в которой душещипательная история об авариях или о ещё чём-то подобном, после чего почти одинаково: издевательства дикарей и полукровок над беззащитным маленьким дуггуром, спасение инспекцией и полицией, и...

   – Нет, Рыжий, – веселился Фрегор, – я всегда знал, что бабы дуры, но чтоб настолько! Ведь они сами верят в эту бодягу.

   Самое страшное, что это было правдой. И если тех, виденных им в отделении "обработки", Гаор ненавидел, то этих... Они ведь, в самом деле, хотели помочь несчастным брошенным детям, лечили их от головных болей и ночных кошмаров, помогали заново освоить забытые из-за стресса язык и навыки гигиены, учили играм. И не подозревали, что каждый из этих "брошенных" и "сироток" оплакан родной матерью в далеком посёлке, что родной язык, лица и имена родных беспощадно выжжены умелыми руками в первом отделении. И снова, и снова возникала страшная фраза: "Они не сволочи, они просто ничего не знают". Или... все всё знают и молчат. И врачи, и педагоги, и... родители. Сами себе врут? Не договаривают? Просто даже не думают об этом? Но не заметить подмены нельзя, значит, просто не хотят замечать? А он сам? Не знал? Не догадывался? Или не хотел знать?

   – Нет, ты подумай, Рыжий, – не мог успокоиться Фрегор, – это ж золотое, нет, бриллиантовое дно. Из такого дерьма и такие деньги делают!

   Да, а ведь прав хозяин, сволочь психованная. Бешеных денег стоит лечение в Амроксе, а оформление ДНК-карты в Ведомстве Крови, а новые документы в Ведомстве Юстиции... качают кровь из посёлков, и Огня на них нет. Так что, перед Золотом и Огонь бессилен?

   И снова, и снова к Гаору приходила отчуждённо ясная холодная мысль: так сколько он ещё выдержит, сколько он сможет жить, зажав сердце?

   Когда возвращался до отбоя, заходил к Первушке. Она молча, уже ни о чём не спрашивая, осматривала его, давала выпить почти чёрной, приятно горькой микстуры. Чтоб спал, и чтоб сердце не болело. Гаор благодарил и уходил. День за днём, день за днём, день за днём...

   ...Гаор был уверен, что после увиденного готов ко всему. Что самое страшное он уже видел, и... и опять прав Седой: всегда найдётся более страшное.

   В этот день хозяин завершал работу в Амроксе. Смотрел последнее, одиннадцатое отделение. Готовый продукт – девочки. Опять лужайки, белые здания, усыпанные цветами кусты шиповника, клумбы и никаких ужасов, полная идиллия. Девочки, вернее, девушки, от пятнадцати до семнадцати лет, внешне чистокровные дуггурки, опрятные, весёлые, умеющие готовить и вышивать, вести хозяйство, петь и танцевать, знающие домашнюю бухгалтерию и основы ухода за новорождёнными, напрочь забывшие ужасы своего детства, бедные сиротки, выращенные и воспитанные заботливым Ведомством Крови, которое не допустит пропажи крови, будущие матери бастардов для знатных родов, твёрдо помнящие, что Великим Огнем женщине назначено быть покорной мужчине, служить ему, вести его хозяйство и рожать ему сыновей. Они гордо показывали знатному гостю своё рукоделие, по-детски невинно кокетничали с ним и так же невинно демонстрировали пренебрежение лохматому рабу за его спиной. Седоволосая благообразная дама в белом халате – начальник отделения и старейший сотрудник Амрокса, как она сама гордо заявила Фрегору, давала пояснения. Об Амроксе она знала всё и не стеснялась своих знаний.

   – Мы не стоим на месте. Программа всё время совершенствуется и обновляется. Вы не представляете, в каких условиях мы начинали. Детей привозили из посёлков, частных питомников. Пока не была разработана новая методика и подобрано техническое обеспечение, на переформирование личности уходило несколько лет. И всё равно оставались рецидивы аборигенных воззрений. Применение электротерапии дало изумительные результаты. Да, конечно, выход продукции несколько сократился, увеличились отходы, но зато теперь мы выпускаем по-настоящему качественную продукцию. Соответственно выросли и цены. Но зато... смотрите сами. Правда, мы налагаем на потребителей некоторые обязанности.

   – Например? – заинтересованно спрашивает Фрегор.

   – Ну, раньше мы передавали девушку потребителю, и после рождения бастарда ей предоставлялась полная самостоятельность. Чаще всего она оказывалась на панели и потерянной для дальнейшего использования. Поэтому теперь мы следим, чтобы после первого использования её возвращали нам.

   – Продукт многоразового использования, – понимающе кивает Фрегор.

   – Вот именно. Ну, разумеется, если у отца бастарда возникает потребность в более длительных отношениях, мы не препятствуем. Некоторые из наших выпускниц стали жёнами и матерями младших сыновей, есть даже матери наследников.

   Гаор слушал, замирая от ужаса догадки, из последних сил удерживая неподвижным лицо. Выжигать память током начали в пятьдесят восьмом году, а всему Амроксу уже больше пятидесяти лет, а ему тридцать один, так что... нет, не может этого быть, нет...

   А потом для такого гостя даже устроили небольшой концерт. Прямо на газон вынесли и расставили кресла для Фрегора, начальницы, других воспитательниц и учителей, и девушки пели, танцевали, играли на гитарах, декламировали стихи и разыгрывали маленькие сценки. Фрегор с удовольствием аплодировал, рассыпал комплименты артисткам и педагогам.

   – А теперь наша, – начальница улыбается, – фирменная. Представляете, ещё тогда, с первым выпуском, у нас работал хормейстер. Старик уже. Конечно, у него были определённые странности, но дело своё он знал. Был непревзойдённым знатоком старинных романсов. Особенно он любил вот этот. И в память о нём мы сделали его нашим почти гимном. Девочки, "Зимнюю ночь", пожалуйста.

   И Гаор, стоя за креслом хозяина, услышал слаженный, в унисон, как всегда поют дуггуры, девичий хор. Памятные с далекого, забитого кулаками Сержанта детства мелодию и слова.

   – В лунном сиянье... снег серебрится... вдоль по дороге... троечка мчится... динь-динь-динь... динь... динь-динь... колокольчик звенит... этот звон, этот звон... о любви говорит...

   Дальше Гаор не слышал, потому что все силы ушли на то, чтобы остаться безмолвной неподвижной тенью за хозяйским плечом. И дальнейший, завершающий осмотр, и дорога домой были как в тумане. Да, он делал всё положенное, слушал и исполнял приказы, вёл машину, даже слышал рассуждения Фрегора, что, пожалуй, взять такую из Амрокса и обзавестись законным бастардом вполне разумно, цены, конечно, сумасшедшие, но если получится премия за эту инспекцию, то можно подумать о квартирке-"гнёздышке" в Аргате.

   – В этот гадюшник я её не повезу, это деньги на ветер выкинуть, либо отравят, либо ещё как испортят. А приставить к ней тебя телохранителем не получится, ты мне на работе нужен. И взаперти её держать невозможно, у Мажордома, старой сволочи, от всех дверей ключи.

   Упорного молчания раба Фрегор попросту не замечал.

   Гаор довёз его как обычно до подъезда в западное крыло, выслушал приказ подать утром лимузин и, не дожидаясь, пока за хозяином закроется дверь, поехал в гараж. Механик был чем-то занят, и он, сдавая машину Летняку и Весеннику, неожиданно услышал тихое:

   – Иди, парень, лица на тебе нет.

   Он через силу улыбнулся и так же тихо ответил:

   – Спасибо.

   Внизу было тихо и пустынно: все ещё на работе.

   В спальне Гаор переоделся в расхожее и пошёл в душ, бросив бельё и рубашку на кровати. Снежка заберёт. Мучительно хотелось заплакать, потому и пошёл в душ, чтоб спокойно, подставив лицо воде... но слёз не было, и вода, впервые за эти годы льющаяся по телу и лицу вода не радовала, не омывала. Он пробормотал заклинание и... и не помогло. Странная холодная пустота внутри и безмерная усталость.

   Вымывшись, он вернулся в спальню, развесил полотенце и, не раздеваясь, только скинув шлёпки, лёг на кровать поверх одеяла, закрыл глаза. Ну что? Ты хотел узнать о матери. Теперь знаешь. И что? Ты сын "галчонка", из первого выпуска Амрокса, как и ты с не выжженной, а отбитой памятью. Твой отец хотел иметь здорового бастарда и купил себе в Амроксе... девчонку, без клейма и ошейника, но всё равно рабыню, и честно отпустил её через шесть, да, пять лет растила, да год носила, через шесть лет, забрав своё... свою добычу. И что теперь? Ты доволен? Узнал, понял. Чего ты не знаешь, не помнишь, теперь домыслишь, не проблема, и дальнейшую её судьбу ты знаешь, догадаться нетрудно. Сволочи, какие же вы сволочи. Мама, прости меня, я не хотел, меня заставили забыть, мама, ты ведь помнила, теперь я понимаю, ты варила мне пшёнку, ты что-то говорила мне, мама, почему я не могу позвать тебя, услышать тебя...

   – Рыжий, – сказал совсем рядом голосок Снежки, и маленькая шершавая ладошка подёргала его за плечо.

   – Чего тебе? – спросил он, не открывая глаз.

   – Ты не лежи так, ввалят.

   – А пошли они...

   Гаор выругался длинной бессмысленной от бездумно соединяемых загибов руганью, по-прежнему не открывая глаз, и потому не заметил, что Снежка уже убежала. Не хотелось ни шевелиться, ни... ничего ему не хотелось, даже жить.

   Но уже доносился смутный шум возвращающихся с работы людей, и если сейчас Мажордом, сволочуга, застукает его лежащим на кровати в одежде, то ввалят не только ему, но и Старшему по спальне, а подставлять другого... Нет, ладно, чёрт с вами со всеми, у Огня встретимся.

   Гаор открыл глаза, увидев ненавистный белый потолок, и рывком встал. И вовремя. В полуоткрытой двери мелькнула остроносая мордочка Милка или кого-то ещё из первой спальни. Вот наплодили выродков, стукачи да шестёрки, ни одного человека.

   Как всегда скупые односложные вопросы и такие же ответы, хмурые улыбки и настороженные взгляды. Гаор со всеми поел, отгладил и приготовил на завтра форму, переоделся в тренировочный костюм и ушёл в парк, на гимнастическую площадку.

   Было уже совсем темно, и ночная прохлада не летняя, осенью пахнет, а только-только август в начале. Луна на ущербе, но ему хватает. Он тщательно умело размялся, разогрел мышцы, прошёл все снаряды, но без удовольствия, как по обязанности. А раньше ведь помогало. Но видно, это тоже как с выпивкой: начнёшь со стакана, а потом и бутылки мало. Напиться бы сейчас. И подраться. И... и всё равно ни хрена не поможет. Даже перестрелять всех этих сволочей прямо там, в Амроксе, то... то тоже ничего не изменится. Ну, написал он про "серого коршуна", и что? Как ездили, так и ездят. Сколько он их видел в городе, да в тот же Амрокс при нём очередную партию "галчат" привезли, а "отходы" увезли на утилизацию.

   Гаор спрыгнул с перекладины и побежал на полосу препятствий. И всё-таки, зачем всё это здесь? Не для Рарга же с его парнями устроили такой шикарный полигон, в училище и попроще, и победнее было. Хотя нет, изношеннее, ну, так там по ней каждый день от первоклассников до выпускников, двенадцать рот, тысяча двести мальцов и оболтусов, и потому каждый день наряды на починку и ремонт. А здесь... он да пятёрка Рарга, ну, может, ещё из охраны... то-то всё как новенькое.

   Медленно, неохотно, но ощущение жизни, радости движения, сознания собственной силы всё-таки возвращались к нему, отступало злое равнодушие, за которым – он это помнил – его ждала серая беззвучная пустота.

   Нет, он жив и будет жить, назло им всем, нет, так легко они с ним не справятся. И вдруг всплыли в памяти давным-давно прочитанные строки: "Нет, я жив ещё... буду жить... буду счастье во тьме ловить... глубже смерти моя любовь...", нет, как там? А, вспомнил! "Выше горя моя любовь... глубже смерти моя любовь!"

   Незаметно для себя он давно сошёл с полосы и теперь бежал по дорожкам парка сквозь тёмные ночные заросли в неверно-смутном свете луны и, очнувшись, не сразу даже понял, куда его занесло и как выбраться к дому... Да, чёрт возьми, дом – это не стены, а... а Снежка, Летняк, Весенник, Кастелянши и Старшая по кухне, и... и есть у него там не друзья, а... а скажем, те, к кому он не боится повернуться спиной, кто не прикроет, но и в спину не ударит, что тоже по здешним меркам немало.

   Чтобы не плутать лишнего, Гаор залез на ближайшее дерево, оказавшееся старым раскидистым дубом с мощными ветвями, позволившими забраться почти до вершины, откуда отлично просматривался дворец. Сориентировавшись, Гаор спрыгнул вниз и побежал, скандируя про себя в такт шагам послушно всплывающие в памяти чеканные строки – спасибо старому библиотекарю, позволявшему рыться в отобранных на списание книгах.

   К дворцу он подбежал совсем успокоившись. Неясную мелькнувшую на самом краю сознания мысль о матери и "галчатах" ещё предстояло обдумать, как следует повертеть и уже тогда решать. "Нет, он жив ещё, будет жить, будет недруга злого бить..." С ума сойти, чего только не найдёшь в старых, изорванных, растрёпанных по листочкам, без обложек, подготовленных к списанию книгах.

   День за днём, день за днём, день за днём... От отчаяния к надежде... Надежде на что? Ардинайлы никого не продают. Так что на торги, на избавление... Это что, ему уже торги избавлением стали?! А потом что? О смерти мечтать будет?

   Бесконечная инспекция продолжалась. Гаор уже начинал подозревать, что Фрегор вошёл во вкус и специально затягивает процесс. Хотя... его дело рабское: вези куда прикажут, стой за хозяйским плечом с каменной мордой, выполняй приказы и не вякай.

   Амрокс излазили вдоль и поперёк. Исследовательский Центр – от первичной сортировки до утилизации "отходов" и выдачи "продуктов". Специализированный Накопитель, Хранилище биоматериалов, Центральный госпиталь как потребители "продуктов"... И Рабское Ведомство и Ведомство Крови как... как штаб – не сразу нашёл Гаор нужное слово – этой... чёрт, ведь не война же? Нет, это производство, сам ещё на своих первых торгах назвал это конвейером. Тогда не штаб, а дирекция? А кто же владелец? Фрегор, сволочь психованная, прав – это золотое дно. Так кому идет золото? Прибыль где? Или... чёрт, голова кругом. Нет, это на потом.

   Производство... Да, он заставил себя смотреть, слушать и запоминать. Как фотоаппарат или магнитофон. А понимать и чувствовать ему сейчас не положено. Иначе он точно крышу потеряет, а ему этого нельзя. Как говорил ему Седой? Никто, кроме тебя... ну, так есть, задание принято. И от Кервина. Найти то, что все знают и о чём не говорят. Я нашёл, слышишь, Кервин, нашёл. Сотни, тысячи работают в Амроксе, Центре, Хранилище, филиалах Рабского Ведомства и Ведомства Крови... Они знают, их родичи, знакомые, пользователи и потребители, все знают и молчат. Думаете, раз молчите, то этого и нет? Врёте, сволочи, я не сдался. И не сдамся.

   Гаор держался. Чувствуя, что силы на пределе, что ещё немного, и... "Нет, нельзя, держись", – уговаривал он сам себя в ночном сумасшедшем беге по парку. Никто, кроме тебя... помни, ты на задании, держись. Гимнастика, пробежки, еле ощутимые сквозь сон ласковые ладошки Снежки – всё это помогало держаться. Да ещё то отчаянная до красного тумана в глазах, то беспощадно белая холодная ненависть. К придумавшим, сотворившим, работающим на этом конвейере. Жалеть он не мог, не разрешал себе, помня усвоенное в училище и со слов Сержанта, что жалость ослабляет человека, а ему слабеть нельзя. И он держался. День, два, три... а потом в очередной поездке видел такое...

   ...Знаменитая фирма кожаной галантереи "Три кольца", фирменный знак – пирамида из переплетенных колец. Эксклюзивные модели, высококачественные материалы, безупречный вкус дизайнеров и виртуозная работа мастеров.

   – Мы тщательно отбираем и сортируем сырьё, – даёт пояснения главный технолог. – Разумеется, мы доверяем своим поставщикам, но контроль всегда необходим.

   – Разумно, – солидно кивает Фрегор. – И много отходов?

   – Мы стараемся использовать сырьё с максимальной эффективностью.

   И Гаор видел это сырьё. Сырьё... поставщик – Рабское Ведомство. Небольшие пласты белой кожи первичной обработки. Человеческой кожи. И эта сволочь, технолог, ведь знает! Иначе бы назвал поставщика. А мастера? Они-то не могут не знать, что это за кожа, с кого содрана. Да, фирма работает с кожей ягнят, жеребят и... и людей! А покупатели "эксклюзивных моделей из эксклюзивного материала"? Знают, за что платят бешеные деньги? Догадываются? Что они соучастники? Это ведь не кровь раненому, не орган смертельно больному, это же...

   – Золотое дно, Рыжий, – мечтательно вздыхает Фрегор на обратном пути. – Но и воруют они... Ты заметил, как этот дурак заюлил, когда я бухгалтерией заинтересовался? Держу пари, он не меньше трети продукции на сторону пускает. А деньги себе в карман кладёт. Ну, ничего. Пусть живёт. Пока нам отстегивает. Ведомству в целом и мне лично! Здорово я придумал, Рыжий?

   Слава Огню, любит эта сволочь поболтать, сам себя с удовольствием слушает и в собеседниках не нуждается. И можно сосредоточиться на одном: не вмазаться на полной скорости в подходящее препятствие, чтобы сразу, наверняка и чтоб гадина не выжила...

   ..И снова... Фабрика "Три кольца" оказалась не самым страшным местом. Даже совсем не страшным, если не знать, что за материал привозят в аккуратных серых с зелёной диагональной полосой тюках. И не знать, как его получают, с кого содрана эта нежная тонкая кожа.

   Фрегор желал проследить все "производственные" линии. Вплоть до утилизации "четвёртой категории", когда уже ничего с раба, обессилевшего от старости или болезни, не возьмёшь. Только его жизнь, волосы, пепел и металл от ошейника.

   Так Гаор увидел душевую снаружи, через окошко-глазок в тяжёлой герметично закрывающейся двери. Первую партию Фрегор отследил самолично. Приникнув к глазку и часто облизывая распухшие, словно налившиеся кровью губы. Гаор молча стоял на своём уже привычном месте за хозяйским плечом, стараясь ни о чём не думать и ничего не понимать.