Текст книги "Мир Гаора (СИ)"

Автор книги: Татьяна Зубачева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 93 страниц)

   – Нет, полковник, работа бесперебойна.

   – Отлично.

   И они перешли уже к чисто производственным и финансовым проблемам.

   Трое суток. Сегодня кончаются первые. Ни шума, ни веселья обычного вечернего отдыха. Лежат на койках, чинят одежду, в умывалке молча курят без обычного трёпа. Слишком страшным, небывало страшным был выходной. Убивали и умирали и раньше, каждый такое не такое, но видал. И трупы, и как живого трупом делают. И такие сволочи надзиратели попадались, но чтоб такое...

   Мастак, разложив свои инструменты, сидел среди них, праздно сложив на коленях руки. Бесцельно бродил по спальне, зачем-то трогая стояки, Тарпан. Лежал у себя на койке, спрятав голову под подушку, Зуда. Аккуратно заправленная, как никто больше не умел, койка Рыжего, словно притягивала всех, но взглянув на неё, тут же отводили глаза. Слишком несбыточна надежда. Что там сутки, на час в ящик запирали, так когда оттуда вынимали, уже не в себе были, один, грят, сутки пролежал, так и ослеп там и умом тронулся. Его как выпустили, так в тот же вечер в печку и увезли. А здесь трое суток. Может, он и помер уже там, так ведь даже ни обмыть, ни отвыть по-людски не дадут.

   Ворон лежал на своей койке, закинув руки за голову и разглядывая испод верхней койки. Не было ни горя, ни отчаяния, только усталость. Хотя работа у него сидячая, по специальности, но тело ломит, будто он опять весь день мешки таскал. И в голове ни одной мысли, серая пустота.

   Старший вернулся из умывалки, оглядел тихую, будто и впрямь покойник тут же лежит, спальню и решительно тряхнул головой.

   – Ворон, – позвал он.

   – Ну, – ответил, не поворачивая головы, Ворон.

   – Поспрошай Махотку.

   – Что?! – Ворон изумлённо сел на койке, – ты о чём, Старший?

   Повернули головы и остальные. Стоя в проходе между койками, Старший оглядел всех лихорадочно блестящими глазами.

   – А чо, Ворон? Ты по умственной части работаешь, пока Рыжего выпустят, и позанимайся с Махоткой, а то он на хрен всё перезабудет.

   – А чо, Старший, – встал Мастак, – думаешь, вернётся Рыжий?

   – Без надежды жить нельзя, – ответил за Старшего Ворон, – иди сюда, Махотка, – и заставил себя улыбнуться бледными губами. – Зря, что ли, тебя Рыжий учил? Нельзя чтобы пропало.

   Махотка оторопело посмотрел на него, сглотнул слюну и кивнул.

   – Раз надоть... – протянул он.

   – Пока койку убрать не велели, жив Рыжий, значит, – убеждённо сказал Старший, – так и нечего по нему как по мёртвому.

   – И то правда, – кивнул Асил. – Сволочь эту видел кто?

   – Не,– откликнулся Губоня, – я на дворе работал седни, слышал, охрана трепала, что так там у них в этой...

   – Санчасти, – подсказал Ворон.

   – Во, точно, тама и лежит.

   – Кто на дворе, в оба глядите, чтоб мимо не прошёл, – сказал Старший.

   – Не учи, – откликнулся Юрила.

   – Махотка, – с притворной строгостью позвал Ворон, – иди сюда, раз сказано.

   Кто-то даже хохотнул, глядя, как Махотка неохотно слезает со своей койки и идёт к Ворону.

   Проходя к своей койке, Старший искоса посмотрел на койку Рыжего. Да, пока убрать не велено, значит, живой. Ну и будем этого держаться.

   ...темно, нечем дышать, хочется пить, это не завал, что это?...

   Упрямо шаг за шагом, стараясь лежать неподвижно – что каждое шевеление только усиливает нажим, он сообразил быстро – сберегая силы для дыхания, Гаор восстанавливал прошлое. Он уже вспомнил, кто он, что он раб, Рыжий, куплен Сторрамом, что был выходной, что он дрался с этой сволочью... И опять сама мысль, что не успел, не додавил, не загрыз, заставила его сжать кулаки и рвануться в бессмысленном порыве. Темнота ответила холодным сжатием и слабым звоном, похожим на пружинный. Иногда он шевелился, чтобы услышать этот звон и убедиться, что не оглох. Безнаказанно можно было только шевелить пальцами ног и слегка рук. От неподвижности и тесноты тело немело, и тогда любое движение вызывало боль. Но пока болит, ты живой. Значит...

   ...ничего, надо выдержать... Седой говорил... всегда есть более страшное... опять прав Седой... такого ещё не было... такого с ним ещё не делали. Темнота... здесь так темно, или он ослеп?... если ослеп, то конец, печка... нет, врёте, не сдамся, нет! Он забился в бессмысленных попытках освободиться, ослабить нажим.... Опять нечем дышать, кружится голова... тело содрогается в неуправляемых судорогах, из пересохшего горла хриплый... не стон, нет, рычание... И опять темнота беспамятства...

   Дежурный надзиратель, слыша этот хрип и звон, озадаченно покачал головой. Надо же, вторые сутки пошли, а жив, и даже шевелится. Силён парень!

   От домика наружной охраны по главному пандусу не спеша поднимались двое. Оба в камуфляже, в фуражках с эмблемой Сторрама вместо кокарды. Но один с автоматом, в чистой аккуратной форме, у второго оружия нет, лицо покрыто синяками, на шее свежая белая повязка. Он шёл медленно, со звериной настороженностью оглядываясь по сторонам. Его более молодой спутник, несмотря на автомат, явно чувствовал себя неуверенно и старался соблюдать дистанцию.

   Стоя у окна, Сторрам внимательно следил за ними. Рядом с ним стоял молодой мужчина. Гаор сразу бы узнал в нём того хозяина "коробочки", но сегодня Венн Арм был не в полевой форме без знаков различия, а в хорошем, явно не готовом, а пошитом на заказ костюме, незаметного серого цвета.

   – Забинтованный?

   – Да.

   – Я не думаю, что будут затруднения, но благодарю, что обратились ко мне.

   – Вы любите оказывать бесплатные услуги? – улыбнулся Сторрам.

   Венн улыбнулся в ответ.

   – Бесплатных услуг не бывает. Но я благодарен вам потому, что каждая услуга – это связи, кто знает, – тон его стал подчеркнуто философским, и комичная серьёзность тона сгладила жёсткий смысл слов, – что, когда, кому и от кого может понадобиться. Мир непредсказуем.

   – Вы правы, – кивнул Сторрам. – Мне обязательно присутствовать?

   – Вы начнёте, полковник. Если он примет ваши предложения, отлично, если нет... оставите нас вдвоём.

   – Разумеется. Досье вам оставить?

   – Я просмотрел, но пусть лежит для солидности. Такие часто боятся не самой информации, а факта её фиксации. Кстати, как парень?

   Сторрам пожал плечами.

   – Не интересовался, но, кажется, ещё жив.

   Венн кивнул.

   – Я просмотрел и его карту, ещё армейскую. В Чёрном Ущелье завалы обычное явление. Он выдержал там пять смен. И был только контужен и легко ранен.

   – И оставался в строю?

   Венн пожал плечами.

   – Раненых оттуда не эвакуировали. Кто мог, оставался в строю и, если выживал, то выходил. Кто не мог, погибал и оставался там навсегда. Ого! Смотрите!

   За разговором они пропустили начало, и теперь понять, каким образом двое охранников оказались в узком проходе-тупике между стеной складского корпуса и сдвоенным рядом тяжёлых контейнеров, было невозможно. Деваться им было некуда, а по единственному свободному проходу на них, набирая из-за естественного уклона скорость, катилась высоко нагруженная чугунной посудой тележка.

   – Побьют посуду – выпорю, – мрачно пробурчал Сторрам.

   – Разумеется, – согласился Венн, наблюдая за происходящим с азартом спортивного болельщика.

   Молодому охраннику с трудом удалось сдвинуть один из контейнеров, образовав нишу, которую тут же занял забинтованный, а молодому пришлось прыгать на контейнер. Тележка с неслышным через стекло, но хорошо представимым грохотом пронеслась мимо них и, врезавшись в стену склада, остановилась.

   – Мимо, – с явным сожалением в голосе констатировал Венн.

   – Выпорю, – пообещал самому себе Сторрам. – Как вас представить?

   – Только по званию. Ну, хотя бы... капитаном. Майор его насторожит, а лейтенант в моем возрасте не внушает уважения.

   – Согласен, – улыбнулся Сторрам. – Надеюсь, больше их ловить не будут, а то ведь всё переколотят.

   – Сплошные убытки, – поддержал его Венн. – Никогда не нанимайте ветеранов, если не знаете точно, в какой части они служили. Не обижайтесь, с "глазастыми" случаются и худшие варианты.

   – Чужой инфаркт не спасает от своей зубной боли.

   – Неплохо, – искренне улыбнулся Венн, – если вы не против, беру. Сколько с меня?

   Сторрам улыбнулся.

   – Примите в качестве торговой скидки-подарка. Слава Огню, вошли, вряд ли мои секретарши будут обливать его чернилами, а клерки бить счётами по голове.

   – А хотелось бы, – вздохнул Венн, проходя в угол, чтобы оказаться за спиной вошедшего, и усаживаясь там в кресло.

   Сторрам занял своё место за письменным столом.

   Трое рабов в оранжевых комбинезонах в мрачном молчании разбирали получившийся завал из чугунных сковородок, гусятниц и обломков тележки, не выдержавшей сочетания тяжести и удара об стену. Рядом стоял отчаянно ругающийся надзиратель.

   – Обалдуи, дикари волосатые, ни хрена толком сделать не можете!

   Судя по выражению лиц рабов, они были на этот раз полностью согласны с надзирателем.

   – Много разбилось? – вышел из-за контейнеров Сторрам.

   Надзиратель щёлкнул каблуками и вытянулся. Светлобородый бригадир тройки грузчиков выпрямился и глубоко вздохнул.

   – Так оно не очень, хозяин, пощербило малость, ну и тележка значитца... да стену покарябало.

   "Так, – вздохнул про себя Сторрам, – новая тележка, ремонт стены, и посуду в уценку, действительно, сплошные убытки".

   – Пять "по мягкому" каждому, – распорядился Сторрам, – получите вечером.

   – Да, хозяин, – нестройно откликнулись три голоса.

   Сторрам оглянулся и подозвал оказавшегося неподалеку Старшего.

   – Немедленно убрать это безобразие! Посуду к оценщику.

   – Да, хозяин, – гаркнул Старший и исчез.

   – А вы, – Сторрам посмотрел на надзирателя, – проверьте третий пандус, почему там скопление?

   Надзиратель убежал, размахивая дубинкой. Старший привел ещё три двойки дворовых, которые стали расталкивать и растаскивать контейнеры, причём некоторые оказались почему-то сцепленными, подкатили новую тележку и на неё перегружали посуду. Убедившись, что большая часть посуды уцелела, Сторрам пошёл дальше.

   Оглянувшись, Старший шёпотом выругался.

   – Ну, дурни, чтоб вас так и поперёк, простого укорота не сварганили. А теперь его и на третьем не перехватишь.

   Тарпан только вздохнул в ответ.

   – Пять "по мягкому" это ничего, – сказал Губоня.

   – Дурень, – Старший слегка врезал ему по затылку, – кабы вышло, я бы хоть на три по двадцать пять лёг.

   – Это ты загнул, Старший, – возразил Тарпан, – столько человеку не выдержать.

   – Рыжий выйдет, спросишь у него, сколько ему эта сволочь тогда ввалила, и как он выдержал, – бросил, уже убегая, Старший.

   Тарпан снова вздохнул и поднял очередную гусятницу.

   – А ты как, – спросил Клювач, – веришь, ну что Рыжий... вернётся?

   – Верь не верь, а гада этого сегодня ловить надо, – ответил вместо Тарпана откатывавший контейнеры Зайча. – Говорили, тройную стенку ставь, так нет, ни хрена, и двойной хватит, ну, хватило?!

   – Он теперь сторожится будет, – вздохнул Губоня.

   – От Судьбы в подпечек не спрячешься, – ответил, уходя с контейнером, Моргаш.

   На рабочем дворе кипела работа, и, несмотря на все старания надзирателей, вокруг административного корпуса то и дело возникали скопления контейнеров и тележек.

   В кабинете Сторрама приятная прохлада, за окном, если смотреть сидя на стуле, весеннее яркое небо.

   – Итак, – Венн оторвался от окна и повернулся к сидящему на стуле посреди кабинета охраннику, – вам предлагают увольнение с выплатой положенной зарплаты за отработанное время, а вы настаиваете... повторите свои условия.

   Охранник настороженно следил за ним зло сощуренными глазами. С самого начала всё пошло не так, как он рассчитывал. Сторрам даже не стал с ним разговаривать, а просто предложил, нет, объявил об увольнении за умышленную порчу хозяйского имущества и ушёл. Он только и успел сказать, что не согласен, а дверь за Сторрамом уже закрылась. И в кабинете вдруг – как из-под ковра вынырнул, – оказался этот... штатский капитан и начал.

   – Побеседуем? – и приглашающим жестом стул посреди кабинета.

   И теперь сиди как на допросе, а капитан ходит, мотается по кабинету, и голос его то сзади, то сбоку. Ещё бы лампу в глаза – и готов перекрёстный допрос.

   – Итак?

   – Мне разбили лицо, выбили зубы, – охранник тронул повязку на шее, – ранили в шею. Я требую оплаты лечения, компенсации за увечья и...

   – И... – с интересом спросил из-за его спины капитан.

   – И выдачи напавшего на меня раба, – твёрдо ответил охранник.

   – Выдачи? – задумчиво переспросил капитан. – Интересно, и кому?

   – Мне. Я сам рассчитаюсь с ним.

   – Понятно.

   Капитан подошёл к столу, взял и перелистал одну из лежавших там папок, удивлённо присвистнул.

   – Однако... Вы работаете с осени, сейчас у нас конец весны, и за это время... нарушения распорядка, ссоры с сослуживцами, вмешательство в работу других участков, пребывание в нерабочее время на чужом участке... бурная жизнь, что и говорить. Припадки ярости, неадекватная реакция на происходящее... Кстати, вы демобилизовались по какой статье? Неуживчивость или неадекватная реакция? Ну и конечно, последний инцидент. – Капитан жестом искреннего сожаления развёл руками. – Умышленная порча чужого имущества, ничего не поделаешь. Вы ведь убили эту девчонку вполне умышленно, кстати, можно даже вменить и явную жестокость, даже садизм.

   – На меня напали, и меня же увольняют?! – вспылил охранник.

   – Кто на вас напал? – заинтересовался капитан. – Девчонка-рабыня с перебитым вами позвоночником?

   – Рыжий раб! Он набросился на меня, он хотел убить меня!

   Капитан улыбнулся.

   – Ну, я бы сказал, что у него были на это причины. Но... но по показаниям ваших сослуживцев, уже, правда, бывших, он не нападал на вас.

   – Что?! Как это?!

   Капитан сочувственно покивал.

   – Я понимаю, вы испытали стресс, возможно, состояние аффекта, я не психиатр и не берусь уточнять, если захотите, обратитесь к специалисту. Но события развивались так. После окончания смены, вы сдали табельное оружие, но не ушли, а стали вмешиваться в работу начальника ночной смены, указывая ему, как надо расставлять патрульных. Вам предложили покинуть караульное помещение. Вы вышли, были уже в несколько возбуждённом состоянии, стали предлагать странные пари. Спорить с вами никто не стал, двое из вашей смены пытались вас успокоить и увести, но вы отобрали у надзирателя дубинку и подозвали девчонку-рабыню. Кстати, ваши сослуживцы здесь не остановили вас, считая, что вы хотите разрядиться сексуальными действиями, что вполне объяснимо. И когда вы заставили её раздеться и встать в позу для анального контакта, это их даже несколько успокоило, хотя и покоробило. Но вам никто, включая рабов, не препятствовал. Далее. Вы ударом дубинки перебили ей позвоночник, а потом добили выстрелом из личного пистолета в упор. Потом вы отошли от неё, упали и стали биться в судорогах, подойти к вам просто побоялись, ведь вы всё ещё держали пистолет и могли непроизвольно выстрелить. Да-да, – капитан снова кивнул. – Именно так всё и было. Все свои увечья вы нанесли себе сами. Вы не дошли до газона и бились в припадке на бордюре пандуса, а он гранитный. Сочувствую, но помочь не могу.

   – Нет, – прошептал охранник, с ужасом глядя на него, – нет! На меня напали! Рыжий...

   – Ах да, рыжий раб, видимо вы ещё что-то ... м-м, воспринимали, но... неадекватно. Рыжий раб действительно подбежал, но не к вам, а к умирающей девчонке и держал её на руках, пока она умирала. Потом он рвал на себе рубаху, что-то кричал, и вошёл в запретную для рабов зону охраны периметра. За что и наказан. Повторяю, все свои увечья вы нанесли себе сами, и потому никакой компенсации быть не может.

   – За шею я тоже сам себя укусил?!

   – Врач подтверждает повреждения кожного покрова, но не берётся классифицировать причину повреждения. Человек так не кусает! У него зубы иначе устроены! – голос капитана на мгновение обрел начальственные нотки и тут же насмешка. – Или вы сейчас скажете, что рыжий раб был волком-оборотнем?!

   Охранник вспомнил страшное залитое кровью лицо, оскаленные зубы, сморщенную верхнюю губу в тёмной щетине, отливающие жёлтым глаза и, невольно поёжившись, кивнул, но тут же взял себя в руки.

   – Что вы из меня психа делаете? Все было не так! Он напал на меня! А вы...

   Капитан снова сочувственно покачал головой.

   – Можно подумать, у вас есть к нему что-то личное. На весеннем празднике вы пытались его застрелить. Ещё раньше, придравшись к какому-то пустяку, неадекватно интенсивно избили, кстати, это тоже можно квалифицировать как попытки уничтожения чужого имущества. Являлись в нарушение распорядка в место ночного содержания рабов и звали его, чуть ли не поединок хотели устроить. Чего вы с ним не поделили? Эту девчонку-рабыню? Судя по его реакции, он был действительно к ней привязан, но рассматривать раба как сексуального соперника... это уж слишком. И кстати, тоже характеризует вас не с лучшей стороны.

   Охранник в бешенстве вскочил.

   – Сидеть!

   Резкая как выстрел команда бросила его обратно на стул.

   – Почему вы его защищаете? – прошептал охранник, у него вдруг сел голос: таким стало ещё недавно приветливое лицо странного капитана.

   – Идиот, я тебя, дурака и психа "глазастого" защищаю. – Жёсткий командирский тон, никакого сочувствия, откровенное презрение, что страшнее злобы. – Ты понимаешь, что если Сторрам даст ход делу, то всплывут все твои художества? Ты же на дембеле и трёх месяцев подряд нигде не проработал, а полиция с радостью повесит на тебя все нераскрытые убийства, и ты ахнуть не успеешь, как получишь клеймо.

   Капитан вдруг мгновенным движением оказался рядом и навис над ним, целясь ему в лоб пальцем как стержнем для клеймения.

   – Сколько ты проживёшь на шахтах? Если доедешь до них! Идиот.

   – Нет! Этот раб...

   – Дважды идиот! – капитан вдруг улыбнулся и опять резко сменил тон. – А что? А если и в самом деле... пофантазируем. Спецовик, вооружённый, опытный, тренированный – и безоружный раб. И спецовик позволяет подойти к себе вплотную, взять себя за горло, повалить, избить и укусить за шею. И при этом не делает ни одного выстрела. Интересно, как на такую историю отреагируют другие спецовики? Может, стоит им рассказать такую версию? А? Могу помочь.

   – Нет, вы не сделаете этого!

   – Почему? – с прежним благодушным интересом спросил капитан.

   – Вы не знаете...

   – Чего? Болван, ты так ничего и не понял?

   Охранник судорожно перевёл дыхание и, будто видел впервые, оглядел капитана.

   – Вы... вы оттуда?

   – Ну-ну, – капитан весело хмыкнул, – попробуешь произнести вслух, или всё-таки хочешь жить?

   – Но... но я...

   – Идиот, – подчёркнуто безнадёжно вздохнул капитан, – ну почему вся спецура такая упёртая? И главное там, где не надо. Ты что же, думал, у спецуры дембель есть? Всё, надоел ты мне. Иди в бухгалтерию, получи выходное пособие, и чтоб тебя на дневной переход* рядом больше не было. Всё было так, как я сказал, понял? А попробуешь по-другому вякнуть и вообще пасть открыть... рассказать, что с тобой твои же бывшие соратники-сослуживцы сделают, или сам догадаешься? Всё, пошёл вон.

   Обмякший, будто из него вынули костяк, охранник встал и поплёлся к двери, остановился.

   – Подбодрить? – насмешливо предложил капитан.

   – Меня там убьют, – угрюмо сказал охранник.

   – В бухгалтерии нет, а на дворе... а на хрена спецовик, что уворачиваться не умеет? Пройдёшь – твоя удача, подохнешь... – капитан негромко и очень искренне рассмеялся, – коллеги помянут. Выпьют за встречу у Огня. – И по-командирски. – Марш!

   Команда вытолкнула охранника за дверь.

   Венн Арм с наслаждением потянулся, сцепив руки на затылке, и распахнувшийся при этом пиджак на мгновение открыл наплечную портупею с кобурой под мышкой. А неплохо было сделано. Пустячок, конечно, но приятно. Такой милый, достаточно профессиональный пустячок. А ведь этот идиот так до конца ничего и не понял. Клеймо он себе на лоб, конечно, заработает. Удивительно прямо, как они глупеют на дембеле. Видимо, привыкли к безнаказанности и не могут перестроиться. Ну и Огонь с ним. Зато отношения со Сторрамом теперь налажены. Взаимные услуги – великая вещь. Особенно когда они не запротоколированы.

   Венн оправил пиджак и подошёл к окну. Оглядел великолепную панораму рабочего двора, пандусов и лестниц. Неплохо придумано и великолепно сделано. Ага, а вон и ловушки для охранника. Что ж, для полудикарей без военного и другого образования вполне прилично. "Кого вы защищаете?" Идиот. Кого угодно, но не тебя, кому ты нужен, дерьмо спецурное?! А парень этот, Гаор Юрд, бастард Юрденала, проданный отцом в рабство за долги наследника рода Гарвингжайгла Юрденала... извини, парень, но тебя подвела твоя кровь, без тебя от генерала Юрденала было не избавиться. Хороший ты, видно, парень, и классный автомеханик, и вояка славный, если сумел голыми руками так спецуру уделать, но... слишком много проблем решалось твоим рабством. Целых три. Отставка генерала спецвойск по столь позорному поводу, а значит, можно убирать всех, кого Юрденал поставил на командные посты, и начать вполне серьёзное реформирование всей системы спецвойск, это первое. Уж слишком жёстко Юрденал их под себя сделал. Перекрыты в зародыше и на ранних стадиях многоходовые операции Юрденала, а значит, целые рода и семьи теперь в безопасности, это второе. Ну и личные интересы коллеги-соратника, у которого свои сугубо личные счёты с генералом, это третье. Жаль, парень, что ты такой. Будь ты сволочью, вроде своего отца и кровного брата, мне было бы легче, но убрать Яржанга Юрденала, отправить его живым в небытие – это слишком важно и, в конечном счете, благородно. Не так много, вернее, очень мало подобных операций, я потому и разозлился так, когда понял, кто ты, рыжий раб-автомеханик. Но раз ты такой, то есть и четвёртое, парень. Ты вряд ли даже подозреваешь, какую роль уготовил Юрденал тебе в своих планах. Поняв, ты бы наверняка отказался, а было бы уже поздно. А так совесть твоя чиста. И всё, что я могу сейчас для тебя сделать, это убрать отсюда эту не просто сволочь, а дурака, что гораздо хуже просто сволочи, чтобы ты мог и дальше жить, рабом, но жить, тискать по закоулкам девчонок-рабынь, обманывать надзирателей... ну и какие ещё радости в рабской жизни? Но главное – генерал Юрденал теперь никому неопасен, волк с вырванными зубами, лишённый власти и своего войска. Если б я был уверен, что тебя это обрадует, я бы сообщил тебе. Живи, парень. Ты, похоже, везде выживешь.

   Ага, идёт. Ну-ка... нет, чёрт, ты смотри, какой всё-таки сообразительный, когда о шкуре речь. Девчонкой из бухгалтерии прикрылся. Странно, но аборигены никогда не трогают женщин. Видно, брезгуют, не считая достойными противниками. Иного объяснения просто не придумаешь. Сколько приходилось разбираться, и всегда одно и то же: могут убить надзирателя, управляющего, охранника, даже хозяина, но не было случая, чтобы тронули их жён или дочерей.

   Убедившись, что охранник вышел за ворота, Венн Арм покинул кабинет Сторрама.

   ...темно, тяжело дышать... надо расслабиться и не дёргаться попусту, как в завале, когда неосторожным движением рискуешь обрушить на себя свод. Терпи, откопают. А если нет?... нет, нет... не дамся, нет...

   Он уже вспомнил всё и понял, что это его наказывают за нападение на охранника, сволочи, могли бы и пристрелить попросту, а им ... нет, если они ждут, что он их просить будет, нет, не дождутся, нет... Ему казалось, что он кричит, но получался только хриплый сдавленный рык.

   Иногда ощущал странные колебания, как в завале при падении чего-то тяжёлого рядом или близком разрыве и не сразу догадался, что его, вернее, ящик пинают, скорее всего, ногами. Ни хрена, выдержу. Что не додушил, он тоже вспомнил. Кто-то его ударил сзади по голове. Не дали, гады, ладно, выйду, начну, я его подстерегу, встретимся.

   Он дёрнулся, и тело сразу забилось в неуправляемых и очень болезненных судорогах, обычное дело в многочасовом завале. Он переждал приступ и попытался расслабиться, но мешал сдавливающий его металл. Сволочи, – с холодным отстранением подумал он, – надо же до такого додуматься. Вот значит, что это, "ящик". Больше суток не выдерживают. Да, если нет опыта, то с катушек слетишь быстро. Но однажды он уже пролежал почти в таком же больше суток, если точно... тридцать два периода с долями. В гораздо более неудобной позе. Самое противное, в таком завале, когда нет возможности шевелиться, это необходимость ходить под себя. Но удерживать, это тоже... риск. Однажды он видел, как погибал парень, которого откопали слишком поздно, от разрыва мочевого пузыря. Нет, лучше вонь, чем... чем... сознание стало уплывать, и он уже не может бороться с этим...

   Перед самым ужином прибежала Вячка, которую после обеда вместо работы в зале сегодня отправили мыть полы в обеих надзирательских и вообще убраться, где укажут.

   – Ой, бабы, – влетела она в кухню. – Маманя, Матуня, где вы все, девки, ой, такое, такое...!

   Вячка захлёбывалась, пытаясь рассказать всё сразу, поэтому у неё получалась дикая несуразица.

   – Да не трещи ты, – остановила её Маманя, – толком говори.

   – Ой, матушки, ой мамочка моя родная! Тут такое... а они... ну и прямь... слышала я... а тут он...

   Маманя даже плюнула с досады. Тут пора на стол накрывать, вон уже по лестнице топочут, а от дурёхи толку не добьёшься.

   В кухню быстро вошёл, почти вбежал Старший.

   – Ну, – сразу схватил он за плечи Вячку, – слышала что?

   – Ага-ага, – закивала Вячка.

   Язык у неё стал опять заплетаться, но Старший так её тряхнул, что она заговорила вполне внятно.

   – Я мыла тама, ну в верхней, а он, ну ящик у стены стоит, большой такой, и хрипит тама, унутрях. Я, значитца, поближе, а тут энти, ну надзиратели, и один, ну потыкал его, ящик, сапогом, а оттуда прямь как рычит ктой-то, а другой говорит, что ужасть какой живучий попался, и вонища оттудова, как в унитазе когда забьёт, они отошли, значитца и ругаются, а тут один ещё припёрся, и грит, что сутки ещё терпеть, а там погнали меня, ну я и...

   – Ладноть, – отпустил её Старший, – живой, значит, несёт его Мать-Вода.

   Толпившиеся вокруг закивали, заулыбались, пересказывая друг другу услышанное от Вячки.

   – Иди, Старший, – подтолкнула его Мать, – чего ты за ужин в рабочем, что ли, сядешь?

   – Иду, Мать, – весело ответил Старший.

   После ужина они собрались у Матуни. Матери, Старший, Асил, Юрила, Мастак, позвали ещё Ворона.

   – Такое дело, – начала Мать. – Рыжий жив, получается, завтра вечером выпустить его должны. Как думашь, Ворон, ты самый умственный у нас, отчего люди в ящике слепнут?

   – От темноты, – ответил Ворон.

   И видя, что его не поняли, стал объяснять.

   – Там темно, совсем темно, так?

   – Ну, раз двойное железо, то так, – кивнул Мастак.

   – Ну вот, а когда из темноты сразу на яркий свет, то глаза не выдерживают.

   – Так что? – задумчиво спросила Матуха.

   – Сразу ему глаза чем-нибудь тёмным завязать.

   – Сразу не получится, – покачал головой Старший, – пока его от верхней до нас доведут...

   – Вряд ли он сможет идти, – перебил его Ворон, – трое суток без движения... тело онемеет.

   – Значит, волоком опять, – кивнула Мать, – либо лицом, либо затылком о ступени побьют.

   – Это ладноть, – сказала Матуха. – С глазами-то что?

   – Можно ему как-то дать знать, чтобы зажмурился и не открывал глаз? – спросил Ворон.

   Асил, Юрила и Старший одновременно покачали головами.

   – Попробую из девчонок кого подослать, – с сомнением в голосе сказала Мамушка.

   – Полы там седни мыли, – возразил Старший, – завтра не нарядишь туды никого.

   – Я попробую, – сказала Маманя, – по хозяйству разное быват, может, и получится.

   – Ладноть, – кивнула Матуха, – с энтим ладноть. Ещё что? Тело немеет, говоришь?

   – Да, – кивнул Ворон, – и ещё, раз там железо, то там холодно.

   – Застудиться может, – понимающе кивнула Матуха, – ну с энтим справимся.

   – Парильню сделаем, – сразу сказал Старший.

   – Не знаю, – пожал плечами Ворон, – ванну бы горячую, конечно, лучше, чтобы сразу и согреть, и тело расправить, но здесь это невозможно.

   – А ванна это что? – спросил Мастак.

   Ворон грустно улыбнулся.

   – Вроде таза, но большого, чтобы человек там целиком поместился.

   – Даже и не видела таких, – покачала головой Матуха.

   – Можно и в шайках, – сказал Мастак, – ну, по частям греть.

   – Да, – сразу подхватил Ворон, – хотя бы руки и ноги одновременно, а грудь и спину сразу растереть.

   – Это-то сделаем, – радостно сказал Старший, – запросто.

   – Запросто! – язвительно передразнила его Мать. – Кто седни эту сволоту упустил? Цельный день по двору шлялись, "по мягкому" да "горячих" наработали, а она целенькой за ворота упёрлась.

   Старший смущённо покраснел.

   – Ничо, Мать, – загудел Асил, – не последний день, пымаем.

   – Последний, – возразил Ворон, – его уволили, сегодня он получил расчёт и больше не придёт.

   – Тьфу! – даже сплюнула от досады, Мать, – упустили, кметы недоделанные.

   Мужчины виновато понурились.

   – Ну и хрен с ним, – сказала Матуня, – об Рыжем речь, ну пропарим его, а дале?

   – Дальше? – Ворон не слишком уверенно пожал плечами. – Не знаю, наверное... тёплое бельё, под двойное одеяло, напоить горячим и чтоб спал до упора, – и смущённо улыбнулся, – моя бабушка так все болезни лечила, на врача у нас денег никогда не было.

   – Кто лечил? – переспросила Матуха.

   – Бабушка, мать отца, она с нами жила, – Ворон, всё ещё смущённо улыбаясь, оглядел молча уставившихся на него, как впервые увидевших, людей, – весь дом в руках держала.

   – Так ты нашенский выходит, – удивился Юрила. – А мы тебя за голозадого держали. Чего ж молчал?

   – О чём? – удивился Ворон.

   – Ладноть, успеется с энтим, – остановила их Мать, – Так значитца с Рыжим и сделаем. Лишь бы он ещё сутки продержался, и чтоб нам его отдали, а там мы уж вытащим. Маанька, есть тёплая пара?

   – А то нет, – фыркнула Маанька, – и одеял, навалом Надоть, хоть в три завернём.

   – Питья сделаем, и чаю, и трав заварим, – кивнула Маманя, – а вот спал, чтоб до упора... Это когда его выпустят, да во сколь дёрнут. Работать-то пошлют его занепременно, а гараж, не склад, не поспишь за штабелями.

   – Старший, тут никак?

   Старший вздохнул.

   – Если Гархем сам его куда не пошлёт, дневальным оставим, или...

   – Ко мне на склад нарядишь, – сказал Мастак, – а Типуна вон к Тарпану или ещё к кому перекинешь, чтоб не заметили.

   – Ладноть, – кивнул Старший. – Лишь бы дотянул он, а это мы всё сделаем.