Текст книги "Мир Гаора (СИ)"

Автор книги: Татьяна Зубачева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 50 (всего у книги 93 страниц)

   И здесь было аж черно от народа. И все в ошейниках, все свои. Как он понял, рабы и рабыни из окрестных усадеб. И опять неожиданность: это он почти никого не знает, а о нём почти все слышали. Откуда? Потом он сообразил, что летом на покосе, на дорожных работах, куда каждый владелец должен был посылать своих рабов, ну и наверняка что-то ещё вроде этого, но рабы из разных усадеб и посёлков могли свидеться, перемолвиться, и то, что знал один, немедленно узнавали все остальные. Просто сам он в рейсах всё время, потому и не знает никого. И ещё... если в сказках и старинах героя спрашивали, кто он и какого рода-племени, то здесь вопросы звучали примерно так же, но обязательно ещё: "Чей ты?" "На чьём дворе живёшь и на чьей кухне кормишься?" – вспомнил Гаор старую, прочитанную ещё в первом классе книжку про собак и улыбнулся, называя себя группе женщин, в основном немолодых и стоящих хоть и в центре толпы, но несколько обособленно, когда Большуха и Нянька подвели его к ним. Матери – догадался Гаор и поклонился им.

   – Рыжий.

   – Капитанов, что ли ча?

   – Ну да, – кивнула Большуха.

   – С нашей усадьбы, – веско подтвердила Нянька, расцеловавшись с остальными женщинами.

   – А племени какого? – требовательно спросила его высокая худая рабыня, у которой из-под головного платка виднелись седые волосы.

   – Криушанин, – твёрдо ответил он.

   – По крови али утробе?

   – По брату принятой, а по матери курешанин.

   – Надо же, – покачала старуха головой, – крепка курешанская сила, через сколько колен сказывается.

   Нянька кивнула ему, и Гаор понял, что принят и может отойти к другим мужчинам и парням.

   Мужчины, парни, мальцы, женщины, девки, совсем девчонки бродили вроде бы беспорядочно, перекликаясь, не всерьёз задевая и заигрывая друг с другом. И Гаор не сразу понял, что в этом на первый взгляд хаотичном движении есть свой внутренний смысл, как перед боем, когда вроде бы каждый бежит куда-то сам по себе, а потом выясняется, что все оказались на исходной позиции. Но это при толковом командире, а здесь... Как сам собой утоптался широкий почти правильный круг, и встали два хоровода: мужской внешний и женский внутренний. В центре матери и вперемешку мальцы и девчонки. Под мерное согласное пение хороводы пошли по кругу. Мужской вправо, а женский влево. И Гаор с радостью, даже не поверив в первое мгновение такому, услышал, что не матерей набольших зовут, а Солнце, Золотого Князя, чтоб показался, поглядел на славящих его. Всё быстрее движение, крепче согласные удары ног по утоптанному снегу, кружатся в центре, сверкая ошейниками и грибатками, Матери, прыгает, визжит и хохочет ребятня в круге, гудят мужские голоса и забирают всё выше голоса женщин. И, словно в самом деле услышав их, тучи разошлись, показав в разрыве красно-золотой диск зимнего не слепящего глаза солнца. Дружный радостный вопль, казалось, потряс окрестный лес.

   А потом мерились силой и ухватками, бились стенка-на-стенку и сам-на-сам в кругу, разожгли костёр и прыгали через него, чтобы год удачным был. И играли по-всякому, и плясали. Чтоб шумом да согласным весельем Солнце выманить.

   Обратно шли уже в сумерках. Опять тропками, гуськом, торопясь до темноты успеть за усадебный забор, потому что хоть и патрульные сегодня празднуют, а ну как не ровён час... Но вот уже знакомое картофельное поле, заснеженный огород, сад... Всё, они дома, на своей земле, И Нянька уже покрикивает, подгоняя и разгоняя по рабочим местамлемзяев, что от дела лытают. Хозяев, спасибо Судьбе, ещё нет, так что Гаор пошёл помогать остальным мужикам...

   ...Гаор улыбнулся воспоминаниям. Нет, здорово было, по-настоящему здорово. И хорошо бы летом хозяин его на покосную пору снял с рейсов, отправив на общий покос с мужиками, а то жди теперь до следующего новогодья встречи с остальными. А весна в этом году, все говорят, хорошая, дружная, значит – он снова усмехнулся – понравилось Солнцу – Золотому Князю их славление, ни у кого злых мыслей не было... нет, теперь бы он с Вороном поспорил о двух верах. Можно им поладить.

   В лужах играет солнце, вдоль дороги быстрые искрящиеся на солнце ручьи, островки почерневшего снега в низинах и на северных склонах, а на прогретых пригорках уже торчат ярко-зелёные иголки молодой травы. Как же всё-таки всё хорошо! И "Серый коршун" готов.

   "А чёрт!" – Гаор досадливо выругался, увидев с холма далеко впереди въезжающую в посёлок серую с зелёной полосой по борту машину. Как накликал! Увезут ли, привезут ли... всё сердце рвать. Хорошо, что ему этот посёлок не нужен сейчас, вон его развилка. Нет, не хочет он видеть, насмотрелся, его дело сторона, ни родни, ни друзей, а всё равно... Стариков ли на утилизацию, малышню ли на сортировку, или взрослых вдруг тасовать начнут... нет, ни голод, ни побои, вот чем страшно рабство, что в любой день тебя возьмут, увезут от своих и никогда ты их больше не увидишь. А потому считай любую семью, куда тебя ввели, своей. И мужчина, привезённый в "сером коршуне" в чужосело, входит в назначенный ему управляющим дом, кланяется старшей женщине в этом доме и с этого мгновения он муж и отец в этой семье. Потом сочтутся родством и свойством с соседями, решат, кто его братья, сёстры, племянники и племянницы, и одна мольба: чтоб не увезли, дали дожить свой срок здесь. А с детьми как... тоже видел. Как вытряхивают из машины перепуганных малышей со свежими клеймами на красных воспалённых лобиках, и как женщины толпятся поодаль, выглядывая своих, а как отъедет машина, кидаются к детям, расхватывают их, своих и чужих, но с этого мгновения своих. Ведь счёт сволочи из Рабского ведомства ведут на штуки. Десять детей увезено, десять привезли, а те, не те... и куда делись не привезённые? Увезли в другие посёлки, или не прошли сортировку и утилизированы... Сволочи, где же твоя справедливость, Огонь Великий?

   Гаор резко вывернул руль, входя в поворот. Нет, навидался он. Как бы "Серого коршуна" передать? Эх, черт, неужели никак не получится? Статью о Седом он писал, не думая, не надеясь на печать, а так, выполняя приказ человека, спасшего ему жизнь, а здесь уже думает. "Нет, – осадил он в который раз сам себя, – не надейся и не рассчитывай". Статья должна быть готова, но не жди, а то свихнёшься. Серую пустоту он к себе больше не подпустит, но и надеяться, что в очередной раз въедет на стоянку заведения, а там Стиг... нет, подарили тебе матери-владычицы и Судьба-сестра чудо, так будь благодарен и не требуй, и не надейся... Как он слышал когда-то? Никому не верь, ничего не бойся, ни о чём не проси. Да, именно так. Слышал это на "губе" от одного опытного сидельца, что и до армии посидеть успел, и на "губе" был не впервые. А можно и короче. Не верь, не бойся, не проси. На "губе" это было в самый раз. А здесь?

   Постепенно Гаор успокоился, да и дорога требовала внимания, а "Серый коршун"? Нет, ничего он здесь не может сделать, значит, и нечего сердце рвать. Лучше подумай, а не заночевать ли тебе в этом поселке? В прошлый раз ты в хороший дом попал. И рассказали интересного, и покормили хорошо, и ночью приласкали. А о том, что потом после твоих ночёвок бывает, что народятся мальцы и девчонки с рыжинкой, и какова их судьба будет... не думай, не рви сердце. Тебе оно ещё понадобится. Мужайтесь, худшее впереди.

* * *

   «Они передвигаются столь медленно, что их движение становится незаметным и позволяет застигать жертвы врасплох». До чего же хороши старинные изречения. Вот так, помаленечку, потихонечку, собирая камушек к камушку и даже крупицу к крупице, создадим величественную мозаичную картину. И никогда не знаешь, что и где ухватишь.

   Венн Арм любил и умел водить машину. И искренне считал, что сумасшедшие гонки по автодрому или старым давно не ремонтированным и потому опасным шоссе – лучший способ расслабиться, очистить голову от мелких обыденных тревог и мыслей, успокоиться и поразмыслить. Глаза, руки и ноги делают своё дело, а голова – своё.

   Итак, проблема человеческих ресурсов. Спасибо Огню, но если бы дела Таррогайна бы не было, его стоило бы самому инициировать. Смешно, но опять всё сошлось на бастарде Юрденала. Парень умеет вляпываться в чужие операции, оказываясь в самом центре, так что без него не обойтись. Жаль, сразу не уточнил, какие это случайные подработки у сержанта-ветерана Гаора Юрда. Знал бы тогда, что он журналист... Хотя нет, операция готовилась слишком давно, и менять её было бы поздно. Но Огонь справедлив: получив рабство, парень получил и доступ к весьма интересной и недоступной другим журналистом информации. Интересно, каким образом родич сумел связаться с ним? И вот тоже... случайное совпадение...

   ...Визит доктора философских и исторических наук, профессора, почётного и действительного члена и так далее, и так далее почтенного Варна Арма застал его врасплох. Меньше всего он этого ожидал. В конце концов, брат деда – не самая близкая родня. Тем более что дед со своими братьями особых отношений не поддерживал. Но и отказывать необычному визитёру не следовало.

   Смотрелся профессор достаточно импозантно, вполне соответствуя своим званиям, оценил коньяк, безошибочно определив его происхождение.

   – Кроймарн? Вот не ожидал, что он ещё сохранился.

   – Да, – кивнул он и мягко вздохнул. – Остатки былой роскоши.

   Профессор задумчиво кивнул, пригубил коньяк.

   – Слишком многое стало остатком.

   Он невольно насторожился.

   – А о ещё большем осталась только память, – задумчиво продолжал профессор. – И скоро её будет некому хранить.

   – Есть архивы, музеи, галереи, – осторожно возразил он.

   – Вещи мертвы. Заключённая в них память жива, пока есть люди, – профессор поверх рюмки внимательно посмотрел на него. – Вы часто бываете в замке Армонтин? – И не дожидаясь его ответа. – А ведь это память вашего рода. И целой эпохи в нашей истории.

   – Да, я помню, дед рассказывал мне о вашем решении. Сделать родовой замок общедоступным музеем и этим сохранить род. Остроумное решение, – искренне сказал он. – Но вы правы, я не бывал в замке, – и с извиняющейся улыбкой пояснил. – Я не историк, живу настоящим.

   Профессор улыбнулся с горечью и кивнул.

   – Да. Но как... – выразительная пауза и последовавшие за ней слова понравились ему сочетанием явного намёка на несказанное и правдой произнесённого, – как умный человек вы не можете не думать о будущем.

   С этим нельзя было не согласиться. Ему стало настолько интересно, что он предложил играть в открытую.

   – Забота о будущем привела Вас сюда, не так ли?

   – Вы правы, – одобрительно кивнул профессор.

   – Вас волнует будущее Армонтинов, Армонтов или Армов?

   – Меня волнует будущее дуггуров. Всего народа. Но теряя сейчас роды, ветви, семьи и даже отдельных людей, мы теряем и весь народ.

   – Согласен, но без обновления нет будущего, а обновление невозможно без отмирания всего устаревшего, – сказал он, провоцируя профессора на спор.

   – А кто определяет, что устарело? – ответил профессор вопросом.

   Разговор становился ну очень интересным. О профессоре он слышал ещё от деда и, никому ничего не говоря, потихоньку собирал информацию о родичах. Принятый тогда тремя братьями-бастардами вариант спасения рода, к которому они строго по закону не имели уже никакого отношения, восхищал оригинальностью замысла и изяществом исполнения. Как и решение об уходе в тень, практически в небытие, Венна Арма, которому обособленность от рода помогла сделать карьеру, ибо родственные связи зачастую мешают служебным. Но при этом никаких заявлений, документов и тому подобного, что может помешать совершить, если это понадобится, обратный ход. И упорство Кервинайка Армонтина, последнего из рода Армонтинов, с которым тот старается разрушить систему, дающую ему самому целый ряд привилегий, вызывало уважительное удивление.

   – Вы задали интересный вопрос, почтенный. Конечно, можно сослаться на волю Огня, который сам выбирает, что сжечь, а что оставить, но...

   – Но оставим рассуждения о воле Огня богословам, – кивнул профессор. – Каждый компетентен в своей области, а некомпетентность порождает неверные решения.

   – Стопроцентно согласен, – подхватил он. – И что я могу сделать в пределах своей компетенции?

   И тогда прозвучало это имя.

   – Кервинайк Армонтин.

   Он кивнул и уточнил.

   – Кервин. "Эхо. Свободная газета".

   – Да.

   Профессор смотрел на него открыто и не строго, а требовательно. Требуя понять несказанное.

   – Каждый человек бесценен. Я правильно понял вас?

   Профессор кивнул.

   – Нас слишком мало осталось, чтобы мы могли быть расточительными.

   – Браво! – вырвалось у него. – Блестящая формулировка. Вы разрешите ею воспользоваться?

   Профессор пожал плечами.

   – Разумеется. А к вопросу об отмирании и обновлении... Что важнее? Сосуд, в котором пустота, или Огонь, пылающий в сосуде?

   Он кивнул, оценив изящество цитирования старинного трактата, и продолжил изречение.

   – Золото, украшающее Храм, или Храм, освящающий золото?

   Брови профессора приподнялись в радостном удивлении.

   – Блестяще. Не ожидал.

   Он рассмеялся.

   – Ну, здесь я дилетант. Моя компетенция несколько в иной области. Разумеется, меня волнует будущее дуггуров, и я согласен с вами. В пределах моей компетенции я сделаю всё возможное.

   ...Умному достаточно, на этом они простились. И когда Венн начал – опять же потихоньку и не привлекая лишнего внимания – разбираться с газетой родича, то и наткнулся. На статьи некоего Гаора в газетах трёх и четырёхлетней давности. Послушный референт, никогда не задающий вопросов, не относящихся к конкретному заданию, и гордящийся этим, подготовил подборку. И прочитав её, Венн сам подложил в неё статью, подписанную озорным псевдонимом. Никто, он же Некто. Единство стиля бросалось в глаза, и если бы не три с половиной года перерыва, псевдоним бы раскрыли мгновенно. Но начинающего журналиста Гаора из "Эха" успели забыть. Это и спасло и парня, и газету, и Кервина.

   Что ж, Никто-Некто сработал на него, на всю операцию в целом. Попробуем проверить: случайны ли удар, его сила и меткость. Дадим возможность протянуть цепочку связи и получить ещё одну статью. И если второй выстрел будет столь же... эффективным, включим парня в операцию. Разумеется, не посвящая его в детали и планы. Пусть делает то, что умеет и может, и будет уверен, что это его свободный выбор. Марионетка, не подозревающая о своих ниточках, играет очень убедительно.

   Лихим виражом Венн закончил трассу и уже не спеша подъехал к кассе расплатиться за сеанс. Отличная штука – автодром экстремальных трасс.

* * *

   Весна в Дамхаре – горячая пора. Лето, впрочем, тоже. И хотя шофёрская работа внесезонная – людям надо есть и одеваться в любое время года – весенняя страда посевов коснулась и его. Между рейсами Гаор со всеми копал, рыхлил, сажал... не говоря уже об обычных работах по двору, чистке хлевов и прочем. В общем, работа на земле ему даже нравилась. Ещё в Орртене его заставляли помогать садовнику. Конечно, прополка дорожек и газонов – занятие муторное и противное, после которого долго болят пальцы, а вот возиться с цветами было приятно. И в училище тоже садовой работы не избежал. Там, правда, приходилось, в основном, полоть и чистить. Цветов почти не было, так как считалось, что цветы размягчают и размагничивают. Идиотизм, конечно, но... дело прошедшее. На дембеле он всё собирался купить себе пару горшочков на окно, но так и не собрался. То денег не было, то... хотя денег у него никогда не было. А здесь здорово помогало сознание, что он не только работает, но и работает. Сам ведь будет это есть.

   Под эти мысли Гаор привычно гнал свой фургон через кишащие людьми весенние поля, сады и огороды мимо бродящих по молодой нежно-зелёной траве стад. Половодье уже схлынуло, но в низинах было ещё сыро, речки ещё стояли вровень с берегами, а кое-где и мостами, и, проезжая, он прогибал гибкие настилы, разбрызгивая искрящуюся воду. И надо всем золотое, яркое, словно умытое полой водой солнце – Золотой Князь.

   Проверяя себя, Гаор посмотрел на карту. Нынешний рейс отличался от обычных. Опустошив фургон, раздав заказы и собрав бланки новых, он должен ехать не домой, а в Административный центр, и там у филиала Ведомства Крови его будет ждать хозяин. Ну, Ведомство крови, не Рабское, так что можно надеяться, что его из-за руля не отправят на торги. А остальное его не колышет. Просто здесь выбиться из графика в любую сторону опасно. Приехать раньше времени и ждать хозяина – это наверняка нарваться на полицию, а она очень не любит бесхозных рабов, даже с карточкой. Хорошо если только изобьют. А опоздать – это столь же гарантирована езда на "кобыле", не считая оплеух прямо на месте. Время-то указано точное – четырнадцать периодов пятнадцать долей. Так что, крутись сам и крути баранку, водила. И береги свою категорию. Надо бы это добавить к тем заповедям. Не верь, не бойся, не проси и категорию береги.

   Административный центр Дамхара – скопище ведомств, казённых зданий и коттеджей, в которых жили многочисленные клерки и чиновники, казармы гарнизона и охраны, магазины, центральный Храм, редакция местной газеты... Разумеется, Гаор заранее посмотрел карту, а то бы пришлось солоно. Спрашивать-то дорогу ему не у кого. Не у постового же полицейского, чтобы сразу нарваться на дубинку, а то и кое-что похуже. Вся полиция здесь с автоматами, как скажи на военном положении. Прохожих мало, и те, сразу видно, по делам, гуляющих нет. Поганый городок.

   Гаор ещё раз поглядел на часы, подрулил к широким пологим ступеням Ведомства Крови и остановился. На часах четырнадцать периодов четырнадцать долей тридцать мгновений... Успел! Он-то успел, а хозяин его где?

   Охранник у входа уже смотрит в его сторону и весьма заинтересованно. Ну, и дальше что?

   Дальше открылась дверь, и по ступеням легко сбежал к фургону весьма чем-то довольный Ридург Коррант. Выскакивать и открывать перед ним дверцу Гаор не стал. Он и на легковушке это всегда забывал и, кстати, всегда безнаказанно, а уж в фургоне и в мыслях не держал.

   Хозяин сел в кабину рядом с ним и распорядился.

   – В Клумбочку.

   Едва не сплюнув от досады – знал бы, заранее бы продумал выезд – Гаор ответил положенным.

   – Да, хозяин. В Клумбочку.

   Выехав из административного Центра, Гаор достал карту и прикинул маршрут. Нет, ничего, не так уж страшно. Вот здесь на левый разворот и перескочить на семнадцатое шоссе, а уже оттуда через двадцать с небольшим меток он перейдёт уже на прямую дорогу к Клумбочке. Лучше бы, конечно, хозяин поехал в Светлый Ключ и заночевал бы там, а он тогда бы с Пушинкой повидался. Но... но в тот раз из Клумбочки поехали туда, может, и сегодня так же? Так сказать, весенний рейд по матерям бастардов. Правда, без подарков и на фургоне, но... но не его это рабское дело, кого и как навещает хозяин.

   Дорога хорошая, мотор ровно гудит, солнце светит, но не слепит глаза. Гаор искоса покосился на хозяина. Интересно, чего тот так сияет, будто, скажи, ему орден повесили? С чего бы это? Ведомство Крови ни орденов, ни выплат не раздаёт. И вообще, чего ему было там нужно? "Стоп, – уже привычно осадил Гаор сам себя, – осади, журналюга, дай задний ход и не возникай". Ведомство Крови для тебя – территория чужая, неизвестная и опасная. Чем опасная? Неизвестно, а значит, опасна своей неизвестностью. А вообще, что ты знаешь о Ведомстве Крови? Это раз. Что тебе надо знать о нём? Это два. И нужно ли вообще что-то знать? Это три. И... и насколько связаны Ведомство Крови и Рабское Ведомство? Это четыре. Ведомство Крови занимается только чистокровными, дуггурами, блюдёт чистоту крови, ведет ДНК-карты, чтобы... а чёрт, Амрокс! Ворон же говорил... А вот теперь, по-настоящему, стоп, похоже, это не просто неизвестная территория, а минное поле. Так что... так что... так что займись дорогой, а мысли на потом, когда будешь один.

   До Клумбочки доехали быстро. На этот раз на улицах были прохожие, играли дети. Гаор сбросил скорость до минимума, хотя знака ограничения у въезда не было. Увидев фургон, прохожие, в основном женщины, останавливались, дети бросали игры и с неприкрытым жадным любопытством следили за ним: куда едет и где остановится. И... и почему-то в голову назойливо лезет воспоминание о другом посёлке и другой машине...

   Гаор сам остановил фургон у знакомого дома. Хозяин кивнул.

   – Жди здесь.

   – Да, хозяин.

   Хозяин выпрыгнул из машины и пошёл в дом. Гаор откинулся на спинку сиденья и распустил мышцы. Вряд ли его будут здесь забрасывать камнями. Хоть ребятня и собралась вокруг, но только глазеют, хихикают и перешёптываются, тыча пальцами.

   – Смотри, дикарь...

   – Дикарь...

   – Волосатик...

   – Або... это або...

   Гаор невольно вспомнил свой разговор в камере с Седым, что за або могут и врезать, и невесело усмехнулся. Сам бы он сейчас врезал. Дело-то не в слове, а в том, как его говорят и зачем. Тогда, в Вергере, он оступился и рухнул бы с головой и концами в подземный люк, если бы не его отделенный, который успел ухватить его за шиворот. Как же, какой страшной, неслыханной раньше руганью отделенный его крыл, вытаскивая на твёрдый пол, а потом ещё смазал ему по морде, чтоб на всю оставшуюся жизнь запомнил. И ничего, нет у него на отделенного, пусть тому светло за Огнём будет, обиды, хотя любого другого за меньшее отметелил бы на месте.

   Открылась дверь, и на крыльце показался хозяин.

   – Рыжий! – и повелительный жест рукой.

   Гаор послушно вылез из машины и пошёл на зов.

   В маленькой гостиной на полу чемодан и большая картонная коробка-контейнер. Остального Гаор не разглядел. Потому что не хотел разглядывать: при одном взгляде на чемодан и коробку ему всё стало ясно.

   – Отнеси это в фургон и жди там, – распорядился хозяин, садясь за стол.

   – Да, хозяин.

   – Может, его накормить? – предложила женщина, удерживая за руку мальчика, норовившего подёргать и развязать веревку на коробке.

   – Не стоит, – ответил хозяин, разбирая за столом какие-то бумаги, – ещё укачает.

   – Да нет, я про раба.

   – Обойдётся, – отмахнулся хозяин.

   "Конечно, обойдусь, пошла ты со своей заботой..." – мысленно отругнулся Гаор, вытаскивая наружу коробку и чемодан.

   Толпящаяся вокруг ребятня и стоящие немного поодаль несколько женщин внимательно наблюдали, как он открыл заднюю дверцу фургона, занёс туда вещи, вышел, закрыл дверцу, залез в кабину... "Театр им, цирк с кино", – угрюмо думал Гаор, готовясь к ожиданию.

   Хлопнула дверь, но вместо хозяина наружу вылетел мальчишка, уже в курточке и шапочке-каскетке с конфетным кульком в руках. Скатившись по ступенькам, он врезался в толпу ребятишек и стал раздавать конфеты.

   – Во, за мной отец приехал, я навовсе уезжаю! – радостно кричал он.

   "Всё по правилам, – мрачно усмехнулся Гаор, – даже отвальную устроили пацанёнку".

   Конфеты как раз закончились, когда из дома вышел хозяин, сбежал по ступенькам и подхватил мальчишку на руки.

   – Со всеми попрощался? – весело спросил он.

   – Ага, – так же весело ответил мальчишка, обхватывая его за шею.

   – Тогда поехали?

   – Поехали! – радостно заорал мальчишка, размахивая обеими руками в прощальном приветствии. – Всем прощайте, я уехал!

   Гаор включил мотор и, когда хозяин с мальчишкой на руках сел в кабину, мягко стронул фургон. Медленно, потому что детвора продолжала бегать и прыгать вокруг машины, он проехал по единственной улице Клумбочки.

   Мальчишка вертелся на коленях Ридурга, махал в окно приятелям и знакомым и трещал без умолку, что у мамы теперь будет другой маленький, и отец маленького уже приезжал к ним, и сказал ему, что он уже большой, женить пора, и как здорово, что они едут на такой большой машине, и что он хотел оставить свои старые игрушки для другого маленького, а отец маленького сказал, что он сам всё привезёт, и мама сказала, чтобы он всё забирал, и как здорово, что он теперь не один, а с братиком и сёстрами... Хозяин от души хохотал над его трескотнёй.

   Когда они выехали из Клумбочки, Гаор прибавил скорость.

   – Домой, – распорядился хозяин, – и не лихачь, понял?

   – Да, хозяин, – ответил Гаор, плавно входя в поворот.

   Мальчишка ещё немного поболтал и вдруг сразу, будто его выключили, заснул. Ридург негромко рассмеялся, усаживаясь поудобнее и укладывая сына у себя на коленях.

   – Кончилась моя спокойная жизнь. Этот всем жару даст, никому мало не покажется. Гриданг за ним будет, как за каменной стеной. Тихим быть нельзя, стопчут, пройдут по тебе и под ноги не посмотрят.

   Гаор угрюмо молчал, но его молчания не замечали.

   Небо быстро затягивали тучи, заметно потемнело, и Гаор включил фары.

   – Ты поаккуратнее, – тихо сказал Ридург.

   – Да, хозяин, – механически откликнулся Гаор.

   Все его силы уходили сейчас на тщательно, упорно загоняемую вглубь, чтоб и случайно не вырвалась, ненависть к этому мальчишке. Мальчишка не виноват, что у него нормальный отец, а не сволочь вроде Яржанга Юрденала. Родителей не выбирают. И он не выбирал, и к матери... нет, у него к матери нет, и не может быть претензий, она всё сделала для него, даже, как ему ещё тогда в самые его первые рабские месяцы у Сторрама сказали матери: "Отмолила тебя матерь твоя". Он уже знает, что это значит. И во всех его бедах виноват только один человек, генерал спецвойск Яржанг Юрденал, отцеубийца, братоубийца и... сыноубийца, да, так, то, что он сделал с ним, это тоже убийство. А Братец, Гарвингжайгл Юрденал... да, слизняк, дурак, сволочь, как угодно, но заявление в Ведомство Юстиции писал отец. Брат брата рабом не делает. Гарвингжайгла и слушать никто бы не стал. Отец – полный хозяин над бастардом... как над рабом? Так что, бастард – это раб? Только не купленный, а рождённый? А использование и содержание раба определяет хозяин. А у бастарда отец? Как хочет, так и содержит, чему хочет, тому и учит. А... а ведь ты всегда знал это, тебе ещё Сержант объяснял, кто ты и какие у тебя обязанности перед отцом и родом, а прав нет. Чего же ты сейчас изумляешься? Целку строишь. Ни раб хозяина, ни бастард отца не выбирают. Кому-то везёт, а кому-то и нет. Вот и всё.

   – О чём мечтаешь? – ворвался вдруг голос хозяина.

   Гаор вздрогнул и сообразил, что его о чём-то спрашивают и, похоже, не в первый раз.

   – Да, хозяин?

   – Размечтался о чём, говорю.

   – Так, хозяин, – неопределенно ответил Гаор, надеясь, что вопрос был риторическим и его ответа не требуется.

   Но хозяину хотелось поговорить.

   – Ты ведь тоже бастард, так?

   – Да, хозяин, – глухо ответил Гаор.

   "Не касался бы ты этого, ну чего ты лезешь?" – мысленно попросил Гаор

   – А тебя как забирали? – вдруг с живым интересом спросил хозяин.

   Гаор крепко выругался про себя, лицо его дёрнула мгновенная гримаса ненависти.

   – Очень просто, – он забыл добавить положенное обращение, но Ридург словно не заметил этого: таким был сейчас его подчеркнуто спокойный, до равнодушия голос. – Приехала военная машина. Два автоматчика взяли улицу под прицел. Я не успел убежать. Мать вышла на крыльцо. Из машины вышел отец. Сказал всё, что положено, швырнул матери в грудь карточку и деньги, две бумажки, автоматчик меня поймал и запихнул в машину. И меня увезли. И всё.

   – И всё? – с какой-то странной интонацией переспросил Ридург.

   – Что же ещё? – пожал плечами Гаор. – Для начала, как и положено, меня избили. Чтобы не кричал, не плакал и не звал мать, – и жёстко повторил, исключая дальнейшие вопросы. – Всё.

   Он уже настолько справился с собой, что дерзил, не прибавляя положенного обращения, вполне сознательно, напрашиваясь, нарываясь на удар или обещание "горячих". Пусть бьёт, на то и хозяин, но тогда прекратится этот ненужный напрасный разговор.

   Казалось, Ридург понял это. Потому что прекратил расспросы, но и не ударил. Теперь они ехали молча. Ровно гудел мотор, да уютно посапывал на руках Ридурга мальчишка. Ридург сидел прямо, будто избегая сейчас смотреть на лицо сидящего рядом раба, хотя ничего особого уже в этом лице не было. Деловитое спокойствие, сосредоточенность на выполняемом сейчас не самом сложном, но и требующем внимания деле.

   Гаор уже совсем успокоился, но не жалел о вспышке. Отпор надо давать, а то так и норовят в душу залезть, по душе ударить. Рабы его не расспрашивают, понимают, а этот... Ну, так и получи.

   К дому они подъехали уже в полной темноте.

   – К парадному, – разжал губы молчавший всю дорогу Ридург.

   – Да, хозяин, – механически откликнулся Гаор.

   Он въехал на "чистый" двор, развернулся у крыльца, и почти сразу распахнулась дверь и порывисто выбежала хозяйка.

   – Привёз? Давай сюда. Куконя, Белёна, вещи возьмите.

   Хозяин вышел из машины и понёс спящего мальчика в дом, рядом шла хозяйка. Гаор молча вылез, выгрузил из фургона чемодан и коробку и, не предложив Куконе и Белёне помочь, полез обратно. Те удивлённо посмотрели на него, но промолчали.

   Загнав фургон в гараж, Гаор, не откладывая, взялся за мытьё, заправку и прочее. Хотя обычно ему после рейсов давали два-три дня отдыха, но скакнет хозяину завтра ехать...

   – Рыжий, – сунулась в гараж Трёпка, – ужинать иди.

   – А пошла ты... Лутошка где? – рявкнул он в ответ.

   Трёпка даже ойкнула от неожиданности и исчезла.

   Вместо Трёпки пришла Большуха.

   – Ты чего есть не идёшь? Простынет всё.

   Грубить Матери он не посмел и хмуро ответил.

   – Сейчас. Закончу и приду.

   – И утром успеется, – спокойно ответила Большуха, – не дёрнут тебя завтра. Пошли.

   Он выпрямился, бешено глядя на неё, не зная, как объяснить...

   – У них свои дела, – спокойно сказала Большуха, – ты свою работу на сегодня справил, твоё время сейчас. А на них не смотри. У них своя жизнь. А у тебя своя.

   Гаор перевёл дыхание и поклонился ей.

   – Спасибо, Мать.

   Он, как заново, оглядел гараж, решительно захлопнул крышку капота фургона и сдёрнул с гвоздя у двери свою куртку-ветровку.

   – Иду, Мать.

   В кухне, как всегда по вечерам, тепло, светло, уютно, пахнет едой. Все спокойно сидят за столом, отдыхают.

   – Давай по-быстрому, паря, – озабоченно сказала ему Красава, раскладывая по мискам кашу.

   Они что, его ждали, не начинали без него? Гаор почувствовал, как у него даже щёки загорелись от стыда. Это получается, что из-за его психов остальным ужин задержали. Стыдобища!

   – Да, я сейчас.

   Он пробежал в свою повалушу, повесил куртку и каскетку, скинул сапоги и портянки, достал из тумбочки и натянул чуньки и так же бегом вернулся в кухню. Его в самом деле ждали. Он наскоро вымыл руки и сел за стол.