Текст книги "Мир Гаора (СИ)"

Автор книги: Татьяна Зубачева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 93 страниц)

   – За семь тысяч, – так же шёпотом ответил Гаор.

   – Ну, теперя поживёшь, – хмыкнул Бурнаш и пояснил, – пока цену свою не оправдаешь, хозяин тебя поберегёт. А меня за три с половиной. Тебя кому продали?

   – Не разглядел.

   – По первости всегда так, – кивнул Бурнаш.

   Надзиратель перешёптываться не мешал. И Гаор рискнул продолжить разговор.

   – Чего ждём?

   – А пока хозяин бумаги все сделает, с кассой рассчитается, одёжу тебе оплатит. А мой, видно, ещё кого покупать собрался. Хорошо б бабу. Так, пока до места везут, и сговориться можно по-быстрому, – Бурнаш подмигнул. – Не боись, паря, у первой категории торги последними не бывают. Ишшо встретимся.

   Иногда открывалась дверь, и выкликали номер. Надзиратель взмахивал дубинкой и вызванный уходил.

   – Седого куда, не знаешь? – с замирающим сердцем спросил Гаор.

   Бурнаш мотнул бородой.

   – Их сразу увезли. Они, грят, только и были тута, что сесть не успели. Думаю, не пропадут. За них, грят, чуть не полусотню отвалили. Умственность, она, знашь, сколь стоит. Вона тебя за сколь, а меня...

   – Тоже не хило, – хмыкнул Гаор. – У меня за год такой зарплаты не было.

   – Может и так, – кивнул, принимая утешение, Бурнаш.

   – Сто тридцать второй, – сказали от двери.

   Гаор встал, успев получить от Бурнаша незаметный со стороны и явно дружеский пинок пониже спины, и пошёл к двери. Надзиратель проверил его номерок и выпустил.

   Эта комната была перегорожена барьером-прилавком, и по ту его сторону стоял тот самый, с орденскими ленточками, который смотрел его на общем помосте и велел снять повязку. Гаор понял, что это и есть его хозяин, и похолодел. Что же его ожидает?

   Лейтенант с зелёными петлицами, сверил его номерок и снял с ошейника, отбросив в стоявшую на прилавке коробку, затем, ловко повернув на нём ошейник, проверил номер, клеймо и удовлетворённо кивнул.

   – Этот?

   Мужчина нетерпеливо кивнул.

   – Полный комплект, – приказал лейтенант и оглядел его. – Размер третий.

   Только тут Гаор заметил вдоль стены с этой стороны прилавка стеллаж с разложенной стопками одеждой. Раб в оранжевом с зелёным комбинезоне быстро отбирал и бросал к его ногам рубашку, штаны, ботинки, носки, майку, трусы... последней шлёпнулась куртка из непромокаемой ткани с капюшоном.

   – Одевайся, – приказал лейтенант, – живее, не копайся.

   Гаор одевался быстро, как по тревоге, так хотелось поскорее прикрыть тело. И потому, что начал мёрзнуть, и чтобы уйти от пережитого унижения.

   – Я оплатил полный комплект, – сказал мужчина.

   – Разумеется, – ответил лейтенант и ловко влепил рабу пощёчину.

   Тот быстро и явно бездумно пробормотал извинение, и к ногам Гаора упала шапка с козырьком – каскетка строительных войск без кокарды. Он поднял её и надел, машинально проверив ребром ладони середину козырька. Мужчина усмехнулся. Лейтенант откинул крышку, образовав проход.

   – Получите и распишитесь.

   Когда Гаор вышел, мужчина подошёл к прилавку и расписался в подставленной ему лейтенантом ведомости.

   – Благодарю.

   – Пожалуйста, – улыбнулся лейтенант. – Заходите ещё. Вы наш постоянный клиент.

   – Тогда мне положена скидка, – усмехнулся мужчина, пряча ручку. – До свиданья. Иди за мной, – бросил он Гаору, быстро выходя из комнаты.

   Приказа "руки за спину" не было, и Гаор пошёл следом "по-уставному", заняв положение на полшага слева и шаг сзади. Мелькнувшей на лице мужчины удовлетворённой усмешки он не видел.

   Людный коридор, небольшая в десять ступенек лестница, надзиратель предупредительно распахивает перед ними дверь. Вернее, открыл он её перед идущим впереди хозяином, но Гаор, прибавив шаг, успел выйти вплотную.

   Это был двор, а может, автомобильная стоянка, Гаор не успевал ничего разобрать, спеша за быстро идущим между машин хозяином. Но впервые за две недели над ним не потолок, а небо, и идёт мелкий холодный дождь, и на лице влажный ветер...

   До нужной машины дошли до обидного быстро. Тёмно-синяя, отливающая металлическим блеском, легковая машина была пуста. Брови мужчины приподнялись в угрожающем удивлении, и Гаор невольно пожалел отлучившегося некстати шофёра: с таким хозяином это рискованно. В чём немедленно сам убедился.

   – Стой здесь, – властно бросил он Гаору, собираясь отойти.

   – Да, господин, – ответил Гаор.

   И тут же получил хлёсткую пощёчину, от которой сразу начала опухать щека.

   – Я хозяин, – очень спокойно, даже равнодушно сказал мужчина. – Повтори.

   – Да, хозяин, – повторил Гаор.

   Хозяин удовлетворённо кивнул и нетерпеливым щелчком пальцев подозвал бегавшего среди машин мальчишку-разносчика, тем же нетерпеливо властным движением, бросив ему монетку, купил булку с вложенной туда сосиской и, не глядя, сунул её Гаору.

   – Ешь.

   – Спасибо, хозяин.

   Положенная благодарность прозвучала уже в удаляющуюся спину и очень невнятно, так как Гаор сразу впился зубами в булку. Но хозяин не вернулся, чтобы влепить новокупленному рабу ещё одну оплеуху. Мальчишка стоял и смотрел, как он перемалывает булку.

   – Уу, морда дикарская, – наконец высказался мальчишка, – ещё булки жрёшь.

   Гаор запихнул в рот последний кусок и сверху вниз посмотрел на мальчишку. Тот хоть и был свободным, а значит, господином, но связываться с таким рослым рабом не стал, побежав со своим товаром дальше.

   Об этих сосисках, что они непонятно из чего, то ли кошатины, то ли собачатины, Гаор слышал и раньше, булка была плохо пропечена и по вкусу напоминала нечто между полузастывшим цементом и ватой, но сейчас это была просто еда, потому что память об утреннем пайке успела выветриться. Дожевав и проглотив последний кусок, Гаор осторожно прислонился к машине. Пока всё шло по описанным ему правилам. Хозяин проявил свою власть, влепив ему по морде, и милость, дав еду. Хорошо бы демонстрация хозяйской власти на этом закончилась, вроде, он показал достаточное послушание. Но мысли вспыхивали отдельными обрывками, думать ни о чём не хотелось. Он просто стоял, дышал мокрым воздухом и отдыхал. Мгновения бездумной передышки. Всё кончено, ничего не изменить. Конечно, куртка слишком лёгкая для такой погоды, но мёрзнуть он ещё не начал, в животе тяжесть от съеденного, он потерял всех, к кому успел привязаться, впереди неизвестность, но ему с этим ничего не поделать. Всё неотвратимо. И необратимо...

   – А ты, образина, что здесь делаешь?

   Рядом как из пустоты возник молодой парень в шофёрской куртке, и Гаор, не успев не то что подумать, а посмотреть на собеседника, ответил так, как ответил бы месяц назад.

   – Велели стоять, я и стою.

   И тут же получил оплеуху.

   – Ты как с господином разговариваешь, падаль?!

   Гаор с невольным удивлением посмотрел на него, только тут сообразил, что шофер свободный, но сказать ничего не успел, потому что его ударили вторично. И так крепко, что у него слетела шапка. Нагнуться за ней, это подставить под удар шею – любимый строевиками фокус при "вразумлении" новобранцев. Поэтому он остался стоять прямо.

   – Как надо сказать, чучело?!

   – Хозяин велел мне стоять здесь, господин, – ответил Гаор.

   Но этот ответ почему-то не удовлетворил разошедшегося шофёра, и Гаора ударили снова.

   – Что происходит? – прекратил избиение незаметно подошедший хозяин.

   Но его гнев был вызван совсем другим.

   – Почему я жду машину, а не машина меня?

   Шофёр залепетал что-то маловразумительное, и Гаор с невольным и, видимо, плохо скрытым злорадством приготовился слушать, как паскудника поставят на место. Но хозяин ограничился тем, что властным жестом велел шофёру замолчать, а ему подобрать шапку, и распорядился.

   – Едем на основной комплекс.

   Шофёр кинулся открывать и заводить машину. Гаору велели лечь в багажник, правда, достаточно вместительный, захлопнули над ним крышку, хлопнули передние дверцы, и его повезли.

   – Моих рабов бьют только по моему приказу, или я делаю это сам, запомни.

   Этой фразы хозяина Гаор не слышал, как и извинений шофёра. Его везли, а в заднее окошко над головой можно было видеть серое, затянутое тучами небо. Основной комплекс... что это? Где это? Что там его заставят делать? Или сделают с ним? И рядом никого, кто бы помог, подсказал, чтобы больше не вляпываться вот так по-глупому. Иногда в окошке проплывали нависающие над машиной продолговатые шары уличных фонарей или голые ветви деревьев. За эти две недели осень стала предзимьем. Ну да, ноябрь уже. И темнеет уже, значит, вечер? Небо, небо, фонари, небо... Остановились, снова поехали, остановились, поехали, светофоры или ещё что... солдату, в общем, тоже всё равно, куда его везут, лишь бы выдавали паёк и не бомбили по дороге. Даа, хорошо, что хоть этого точно не будет: а то если что, багажник не кузов, быстро в кювет не сиганёшь, так и сгоришь вместе с машиной. Видел он... что бывало с теми, кто не успевал.

   Наконец остановились уже прочно, и он через пол почувствовал, как выключили мотор. Щёлкнул, открываясь, багажник.

   – Выходи.

   Гаор вылез из багажника и с трудом – так затекли мышцы – выпрямился. Машина стояла на широком бетонном пандусе перед приземистым и тоже серым зданием без окон, но с рядом приоткрытых или распахнутых дверей. И было почему-то безлюдно. Только он сам, нетерпеливо озирающийся хозяин и замерший у своей дверцы в ожидании приказаний шофёр.

   Гаор осторожно, опасаясь нарваться на новую оплеуху, посмотрел по сторонам. Пандусы, развязки, лестницы с зачем-то проложенными поверх ступеней узкими рельсами, какие-то серые коробки и купола. Это был явно задний, рабочий двор, но чего? Завод? Исследовательский центр? Сразу, от одной мысли страхом свело внутренности, но Гаор постарался задавить этот страх. Всё же его покупали как первую категорию, и вряд ли, заплатив семь тысяч, его положат на операционный стол вместо кролика или морской свинки, или на ком ещё опыты ставят? На обезьянах? И тут он заметил вдалеке уже еле различимую в наступающей темноте вывеску – большой круг на высоком тонком столбе. Разобрать изображение он не мог, но как раз включили освещение, и вывеска засияла, переливаясь семью цветами радуги, закрученной в лихую спираль. Гаор сразу и удивился, и обрадовался: Сторрам! Знаменитый умопомрачительный торговый комплекс Сторрама. А это что же, его хозяин и есть сам Сторрам? Ну, такой мог отвалить за раба семь тысяч, и если правда, что он слышал о нём, то эти тысячи придется отработать под ноль, с него выжмут всю стоимость и ещё немного. Как ему говорили? Сторрам любит спускать семь шкур, но чтобы при этом его ещё за это благодарили и просили повторить процедуру.

   – Поездка была удачной?

   Гаор вздрогнул и обернулся.

   Но благообразный мужчина в хорошем деловом костюме говорил не с ним, а со Сторрамом.

   – Да, Гархем, но я спешу. Отведите его в рабский комплекс, работать он будет на пятом складе.

   – Там старый кладовщик.

   – Да, поэтому я купил его. Он грамотный и разбирается в технике. Займитесь им сами.

   – Разумеется, полковник.

   – Я буду завтра с утра.

   Гархем склонил голову в поклоне, напомнившем Гаору Таура, Сторрам сел в машину, и та, взревев мотором, прямо прыгнула с места вниз по пандусу.

   Обдумать услышанное и, прежде всего то, что Сторрам – полковник, Гаор не успел. События всё время опережали его, или он просто стал медленнее соображать после всех передряг, но вдруг он обнаружил, что Гархем очень внимательно и не слишком благожелательно рассматривает его. Гархем молчал. Молчал и Гаор по усвоенной ещё при Сержанте привычке: не лезь на смерть, пока не позовут.

   Гархем медленно, будто нехотя поднял руку и ударил его по лицу. Ладонь была мягкая, но умелая, и удар получился болезненный.

   – Как стоишь? – спросил Гархем и повторил удар.

   Не понимая, чего от него хотят, Гаор решил встать по стойке "смирно", но это не понравилось, и его ударили опять.

   – Шапку сними, – удар.

   Гаор сдёрнул с головы шапку и застыл в стойке, держа шапку за козырёк в левой плотно опущенной вдоль тела руке.

   – Воротник расстегни, – удар.

   Правой рукой Гаор приспустил молнию на куртке, расстегнул воротник рубашки и снова вытянулся.

   – Ошейник всегда должен быть виден. Передо мной стоять без шапки. Когда зовут, подбегать сразу. Приказы выполнять сразу.

   Гархем говорил тихим и как бы скучающим голосом, как сам с собой, но каждую фразу подкреплял пощёчиной. Гаор из последних сил старался не жмуриться и не отворачиваться от ударов.

   – Ты понял?

   – Да, господин, – ответил Гаор онемевшими от ударов губами.

   Так долго подряд его ещё никогда не били. Обычно он понимал и подстраивался сразу, и всё кончалось на первой, редко второй оплеухе. Но это какой-то псих. Похоже, ему просто нравится бить, и как ни отвечай, схлопочешь.

   Новый удар.

   – Господин управляющий. Повтори.

   – Да, господин управляющий.

   – Иди за мной.

   И хотя Гархем шёл впереди и не мог его видеть, Гаор не рискнул надеть шапку. А дождь усилился, и он чувствовал, как по намокшим волосам стекает за воротник вода.

   Его провели мимо ряда дверей и ворот, и, наконец, Гархем остановился. Так резко, что Гаор еле успел сдержать шаг и не налететь на него. Но Гархем всё же обернулся и ударил его.

   Гархем нажал кнопку звонка. В двери открылось окошечко, раздалось приглушенное.

   – В сей миг, господин Гархем.

   Дверь открылась, и они вошли в ярко освещённый и достаточно большой тамбур. Привратник, без ошейника, но державшийся очень приниженно, захлопотал, стряхивая специальным веничком капли воды с плеч и спины Гархема, а охранник в полевой форме без знаков различия, но с автоматом и подвешенной к поясу дубинкой доложил.

   – Всё в порядке, обед у них.

   – Хорошо, – кивнул Гархем. – Где дежурный?

   – Уже идёт.

   В тамбур вбежал второй, тоже в форме, но с эмблемой Сторрама вместо кокарды и тоже с автоматом и дубинкой.

   – Отведи новокупленного и сдай Старшему.

   Гархем говорил, совершенно не командуя, а как бы сам с собой, но оба – охранник и надзиратель, как догадался Гаор – стояли по стойке "смирно" и тянулись очень старательно.

   – Пусть поест. Работать он будет в пятом складе.

   – Так точно, – щёлкнул каблуками надзиратель, но всё же уточнил. – Это с Плешаком?

   – Похвально, что вы так различаете рабов, – сказал Гархем и повернулся к Гаору. – Как назывался раньше?

   Вряд ли он имел в виду его жизнь до продажи в рабство – успел подумать Гаор и назвал полученную в камере кличку.

   – Рыжий, господин управляющий.

   – Другой такой нет, – кивнул Гархем. – Оставим.

   И только Гаор порадовался, что на этот раз обошлось, как Гархем сказал всё тем же тихим монотонным голосом.

   – Из-за тебя я промок и испортил костюм, – последовали сразу две пощёчины подряд. – Пять по мягкому.

   – Так точно, – бодро гаркнул надзиратель. – Спускай штаны и ложись.

   Гаор молча выполнил приказ.

   Дубинка с сочным хлюпаньем пять раз впечаталась в его ягодицы.

   – Ведите, – сказал над ним Гархем.

   – Встать, – рявкнул надзиратель, – штаны подтяни. Вперёд марш.

   Гархем пошёл к лестнице, ведущей наверх, а Гаора повели к другой.

   Про руки ничего сказано не было, но Гаор, окончательно отупевший от побоев и понимания, что его сейчас опять будут бить, сам заложил их за спину. Надзиратель удовлетворённо хмыкнул.

   Два лестничных пролёта, дверь с запором, звонок, тамбур, новый надзиратель.

   – Лопают?

   – Только сели.

   – Зови Старшего.

   Щелчок тумблера на настенном пульте.

   – Старший! Сюда!

   Затихающий вдали за полуоткрытой дверью шум, быстрый топот бегущего.

   – Старший здесь, господин надзиратель!

   Гаору уже было всё равно. Он стоял с заложенными за спину руками, угрюмо опустив голову с горящими, распухшими от пощёчин щеками и онемевшими губами.

   – Забирай новокупку и оформляй по полной.

   – Сделаем, господин надзиратель. И куда его?

   – К Плешаку.

   – К Плешаку? – переспросил Старший. – А позволено будет спросить, господин надзиратель, Плешака куда?

   – Дурак ты, – вздохнул надзиратель, – сказано тебе, к Плешаку. Было бы что, так сказали бы, вместо Плешака. Понял, морда твоя дикарская?

   – До капельки понял, господин надзиратель, – весело ответил Старший.

   – Тогда забирай его и сгинь! А то пожрать не успеете.

   Гаора ткнули дубинкой в плечо, и он бездумно переступил порог. За его спиной лязгнула, закрываясь, дверь.

   Старший – крепкий мужчина, темноволосый с короткими бородой и усами, в оранжевом комбинезоне – что-то сказал ему. Гаор не понял и промолчал.

   – Ты что, новик? – сразу догадался Старший.

   Гаор молча кивнул.

   – Таак, – хищно протянул Старший, – и кто таков? Мочила, ворюга? Или с девками баловался?

   И не дожидаясь его ответа, сам ухватил его за волосы, открывая лоб. Откуда-то вдруг набежала, плотно окружив их, толпа парней и мужчин в оранжевых, как у Старшего комбинезонах. Сказать, воспользоваться выученной в камере фразой, Гаор не успел, в нём сразу распознали чужака, и теперь с угрюмой покорностью он ждал любого продолжения. Его дёргали, крутили во все стороны, о чём-то спрашивали, он даже не понимал, о чём. Вдруг ворвалось.

   – И куды его?

   – Велели на пятый, – ответил Старший.

   – Это заместо Плешака? – вдруг заорал рослый черноглазый парень, – Плешака, значит, в печку, а эту гниду на его место?! Да я его сей миг урою!

   Гаор безвольно мотнул головой от удара, даже не попытавшись прикрыться. Толпа неопределённо зашумела.

   – А ну уймись! – прорезал шум зычный и, к изумлению Гаора, женский голос. – Старший, чего зеваешь? Обед на столе, а они свару затеяли! Девки, марш на место, успеете разглядеть, совсем парня затюкали ни за что. Ты ему место определи, пусть куртку оставит, и за стол все. Полопать не успеете, тоже он виноват будет?

   Высокая статная женщина в оранжевом, как у всех, комбинезоне распоряжалась с уверенностью опытного сержанта. Гаор оглянуться не успел, как его отвели в длинную, заставленную двухъярусными койками комнату и показали его место и крючок, где он повесил куртку и шапку, и провели в другую, где стояли длинные столы, а на столах уже миски и ложки, и нарезанные буханки хлеба.

   – Сюда садись, – легонько ткнула его в плечо женщина, – здесь твоё место и будет.

   Гаор сел и с усилием поднял на неё глаза.

   – Спасибо, Мать.

   Она улыбнулась ему.

   – Ну вот, не совсем ты и тёмный, держи миску.

   В торце стола красовалась большая, даже огромная кастрюля, и там другая женщина разливала густой пахучий суп по мискам и передавала их вдоль стола.

   Получив наполненную миску, Гаор взял ложку и наклонился, окуная лицо в пар. От пара или ещё от чего на глазах выступили слёзы, и он надеялся, что остальные, занятые едой, не заметят. Он уже понимал, что дал слабину, не ответив парню на оплеуху. Это от начальства надо терпеть, а равному поддаваться нельзя, стопчут.

   Дав ему съесть первые ложки, его стали спрашивать уже по-другому.

   – Как зовут?

   – Рыжий.

   – А что? – засмеялся кто-то, – и впрямь, смотри, ребя, аж посветлело!

   – А морда чего опухлая?

   – Кто бил?

   – Гархем, – ответил Гаор.

   – Этот любит, – понимающе согласился спросивший.

   – А я добавил, – уже весело сказал оказавшийся напротив Гаора тот самый черноглазый, что обещал его урыть за Плешака.

   Гаор тяжело поднял на него глаза.

   – А ты всегда с ним заодно? Или только сегодня?

   Мгновенная тишина, и парень, поняв оскорбление, взревел и кинулся на Гаора, едва не перевернув стол. Но парня тут же схватили за плечи и руки и усадили обратно, а сидевший на другом торце Старший резко бросил.

   – Цыц, Булан, сам напросился!

   Недовольно ворча, Булан сел на место.

   Миска горячего супа и два толстых ломтя хлеба – по камерной привычке Гаор решил, что обед закончился, но женщины сменили кастрюлю и разложили по опустевшим мискам кашу. И ещё по два ломтя хлеба.

   Гаор ел, даже не ощущая боли в избитом лице, так наголодался за эти две недели. Ладно, раз так кормят, то пусть бьют. Сидеть тоже было больно, но и эта боль оказалась терпимой.

   – Ну, так за что тебя? – спросила Мать, когда за столом уже доедали кашу, тщательно вытирая корками миски.

   Гаор ответил со спокойным равнодушием.

   – Я бастард. Меня отец продал за долги наследника.

   И опять недоумённые переглядывания, пожимания плечами.

   – Как это, паря?

   – Мы и не слышали про такое.

   – Бастард, это чо?

   – Сын, что ли?

   Гаор стал объяснять, хотя больше всего ему хотелось сейчас лечь, закрыть глаза и хоть что вокруг, а чтоб его не трогали.

   – Бастард, это незаконный сын, не от жены, а так, со стороны. А я ещё и полукровка.

   – Видим, – кивнул Старший. – Ну, так что?

   – Законный сын, наследник рода, в карты играл, проиграл много, вот отец и продал меня. Чтоб моей ценой долг оплатить.

   На столе тем временем появилась третья кастрюля, поменьше, и кружки, по которым женщины разливали густую белесую, но тоже горячую жидкость. И ещё по ломтю хлеба.

   – Быват же такое, – вздохнул сидевший рядом с Гаором мужчина со светлыми до белизны, но не седыми волосами. – Ладно, паря, вечером доскажешь.

   Старший допил и поставил на стол свою кружку дном вверх. За ним так же сделали остальные, в том числе и Гаор. Старший встал и... поклонился женщинам.

   – Спасибо вам, на работу пора.

   – На здоровье, – в один голос ответили Мать и вторая женщина.

   После еды Гаор словно проснулся, и только сейчас заметил, что за соседним столом были женщины и девушки. Может, он потому и не разглядел их в начале, что одеты все были одинаково. Да, он один в рубашке и штанах.

   – Иди за мной, – бросил ему Старший, не дав толком оглядеться.

   Вслед за Старшим по тому же коридору они прошли в дальний конец, в комнату, которую Гаор назвал про себя цейхгаузом. Здесь ему дали оранжевый комбинезон, и Старший уже бегом отвел его обратно в спальню.

   – Раздевайся, штаны и рубашку на койке оставь, а на белье комбез натяни, понял? И быстро давай, строят уже.

   Гаор по возможности быстро переоделся, наскоро отрегулировав длину штанин, и выбежал в коридор, где Старший строил всех вдоль стены, а перед суетящимся строем уже прохаживались два надзирателя с дубинками.

   – К Плешаку вставай, – сунул его во вторую шеренгу Старший и побежал вдоль строя к надзирателю.

   Рапорта Старшего Гаор не слышал. Оказавшись в строю, он привычно встал "смирно" и только тогда покосился на соседа. Плешаком того прозвали точно: среди обильно тронутых сединой волос точно на маковке красовалась ровная, будто очерченная циркулем розовая лысина. Голова Плешака едва возвышалась над плечом Гаора, и лысина была ему отлично видна.

   – Это тебя ко мне значитца? – спросил шёпотом Плешак, когда пересчитывавший рабов надзиратель прошёл мимо них.

   Гаор молча кивнул.

   – И хорошо, – тихо обрадовался Плешак, – а то я замаялся в одиночку дуры эти ворочать.

   И Гаор перевел дыхание. Кажется, хоть здесь у него обойдётся.

   – Нале-во! – рявкнул надзиратель, и строй вразнобой, без уставного прищёлка каблуками, но дружно повернул к двери. – Марш.

   Нечётко, не в ногу, строй потянулся к выходу. Тамбур, лестница, ещё один тамбур-холл, где его били, Строй как-то незаметно рассыпался на бригады, разбегавшиеся в разных направлениях. Видимо, все сами знали, куда бежать, потому что команд Гаор не слышал, кроме долетевшего издалека крика Старшего.

   – Айда по местам, ребя.

   Широко шагая рядом с трусившим мелкой рысцой Плешаком, Гаор пересёк двор, вошёл в широко распахнутые высокие – под большой грузовик – ворота, и по наклонному полу они спустились вниз в широкий коридор между глухими стенами. Склады – понял Гаор. Ворота номер один, номер два...

   – Грамотный? – спросил Плешак.

   Гаор кивнул.

   – Только различаешь или читать могёшь?

   Гаор невольно улыбнулся.

   – Могу.

   – А это уж совсем хорошо, – обрадовался Плешак, – таперя мы наработаем. Ты, паря, не робей, это по-первости голова кругом, а потом все устаканится. Наш пятый, понял? Ага, а вот и мы, господин надзиратель, это напарник мой, значитца, самолично хозяин купили мне в подмогу.

   Под весёлый говорок Плешака надзиратель открыл ворота номер пять, быстро и ловко обыскал их, поставив "лицом к стене – руки на стену – ноги расставь" – стандартная поза для обыска, но при этом не ударил, что Гаор заметил, но не оценил. Впустив на склад Плешака, надзиратель задержал Гаора и очень внимательно оглядел.

   – И как прозвали?

   – Рыжий, господин надзиратель.

   – Обращённый?

   – Да, господин надзиратель.

   – За что?

   – Бастард, продан отцом за долги наследника рода, господин надзиратель.

   Надзиратель сразу и удовлетворённо, и с удивлением покачал головой, но ничего не сказал, не ударил, а просто указал ему дубинкой на дверь. И Гаор, облегчённо переведя дыхание, перешагнул порог. За спиной уже вполне привычно и потому незаметно для сознания лязгнула дверь.

   Работа есть работа... серые коробки контейнеров на колёсиках с намалёванными на боках номерами, индексами и кодами, штабеля картонных и пластиковых коробок с наклейками и этикетками, тележки для их перевозки... что, куда и как... Голос Плешака не замолкал ни на мгновение. Но, командуя Гаором, показывая ему, как половчее подцепить стопку коробок с нарисованными на крышках электрочайниками – давняя и несбыточная мечта Гаора – или, как составить контейнеры, чтоб они стояли плотно, но не цеплялись друг за друга, или какие номера откатить к двери, потому как их завсегда по утрам требуют, а у нас уже готово всё, и мы чем другим заняться могём, а это ты, паря, не толкай, они там унутрях нежные, как скажи девка нетронутая, – за всем этим Плешак успел выспросить у Гаора про училище и фронт, и, самое главное, объяснить ему, как он будет жить дальше, вывалив массу мелочей, от которых зависит если не жизнь, то целость шкуры.

   – Ты, паря, шагом не ходи, надзиратели, они, понимашь, любят, чтоб бегали, ты вот рысцой да трусцой, как мерин хитрый, и подхлестнуть чтоб не за что, и дыханию не утомительно... Мать ты правильно назвал, она Мать и есть, остальные бабы у ней под началом ходят... Старший он само собой порядок блюдёт, но по жизни Мать главнее... А житуха тута нормальная, кто с других мест пришёл, те грят, у нас чисто этот... са-на-то-рий... Не знашь, чего такое?

   – Знаю, – улыбнулся Гаор.

   И пока они вдвоём тащили большой и очень тяжёлый контейнер к выходу, рассказал Плешаку про санаторий.

   – Ты скажи, чего удумают! – восхитился Плешак. – Сам-то бывал в таком?

   Гаор кивнул.

   – После госпиталя в солдатском, целую неделю. Там отделение для сержантов было. Офицерские отдельно.

   – Ну, это завсегда так, ты, паря, его вот сюды воткни, тогда не выкатится, ага, хорош... А на Булана ты сердце не держи, земеля он мой, – Плешак рассмеялся дробным смехом, – вот и полез заступаться.

   Ещё одно новое слово. Что это? Родня?

   У двери вдруг заверещал звонок, Плешак побежал к двери, а Гаор за ним. Надзиратель распахнул дверь и впустил троих рабов с тележкой для перевозки коробок.

   – Давай, Плешак! – гаркнул, видимо, старший в этой тройке, – держи и грузи.

   Плешак взял у него листок бумаги и стал читать, шевеля губами. Стоя рядом, с высоты своего роста Гаор прочёл стандартный бланк с вписанными от руки названиями и количеством штук. Читал Плешак, мягко говоря, не быстро, и пока он дочитал, Гаор даже успел сообразить, где стояли нужные коробки, во всяком случае, про утюги он точно помнит. Дочитав, Плешак поднял глаза на Гаора.

   – Мотай за утюгами, паря, помнишь, где они?

   – Помню, – кивнул Гаор и побежал в глубь склада.

   – Больше десяти за раз не бери! – крикнул ему вслед Плешак, – занепременно разроняешь или помнёшь.

   Гаор, не оборачиваясь, кивнул. Двадцать пять штук – это три захода. Может, всё-таки попытаться за два раза? Да нет, Плешак здесь знает лучше.

   Умело загрузив тележку всем заказанным, чтоб в дороге не рассыпалось и не помялось, Плешак отдал листок и важно кивнул старшему грузчиков.

   – Вези.

   Тележку вытащили, и дверь снова захлопнулась. И когда они пошли в глубину за очередным контейнером к завтрашней смене, Гаор спросил:

   – Земеля... что это? Родич?

   – Да нет, – засмеялся Плешак, – из одного посёлка мы. Ну, когда Булана привезли, как завсегда, выспрашивали, кто да откуда, да знает кого, али видел где, ну и сошлось. Семью его я не знаю, их переселили, когда меня уже на работы угнали, а посёлок тот же. Так бы, может, и сочлись родством, а так нет, земели.

   Гаор кивнул. Запомним и примем к сведению. Что ж, у него ни родичей, ни земели быть не может, но слово надо сделать своим. Хорошее слово.

   Звонок стал дребезжать часто, загрузили несколько тележек – к ночному готовят, объяснил Гаору Плешак, приняли и закатили в угол несколько пустых контейнеров. И Гаор начал уставать. Обед был, конечно, сытный, даже получше, чем случалось в армии, но две недели голодовки и сегодняшние побои отняли много сил.

   – Ничо, паря, – подбодрил его Плешак, хотя сам Гаор считал, что по нему ничего не заметно, – немного осталось. Ты жилы-то не рви, спешить-то нам некуда.

   Гаор молча кивнул. Силы его были на исходе, когда Плешак, оглядев ровные ряды контейнеров и штабеля коробок, сказал ему:

   – Айда.

   И повёл в дальний угол, где три контейнера как отгораживали закуток, достаточный чтобы сесть и вытянуть ноги. Из-под одного из них Плешак вытащил нечто похожее на обрывок ватной куртки и расстелил на полу.

   – Садись, паря, всё мы сделали, будем шабаша ждать.

   Гаор кивнул и сел, прислонившись спиной и затылком к стене.

   – А это ты зря, – сразу сказал Плешак.

   Гаор недоумённо посмотрел на него, и Плешак с необидным превосходством в голосе стал объяснять.

   – Ты ж вон горячий весь, аж спина мокрая, а стены-то ледяные тута, прихватит через комбез, кровяная лихорадка враз прицепится, нутро кровью через горло выходить будет.

   Гаор вспомнил холодные сырые окопы Алзона и отодвинулся от стены, хотя сидеть ровно без опоры было трудно.

   – А ты завсегда молчком? – с интересом спросил Плешак.

   – Устал, – честно признался Гаор, – да и... с торгов прямо.

   – Что? – понимающе посмотрел ему в глаза Плешак, – никак дружка на торгах потерял?

   Гаор вспомнил глаза Седого, как тот напоследок взъерошил ему волосы на затылке – неиспытанная, неведомая им раньше ласка, и хрипло от перехватившей горло судороги ответил:

   – Да, друга. Если бы не он, меня бы в первую же ночь в камере забили, я ж... не знаю ничего...

   Плешак вздохнул.

   – Это уж судьба наша, паря, такая, а я скольких потерял. Продадут не спрошась и купят не посоветовавшись. Им дружбы, любови наши по хрену. Это мы ещё к хорошему попали, что свою выгоду блюдёт и по-пустому не уродует.