Текст книги "Мир Гаора (СИ)"

Автор книги: Татьяна Зубачева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 93 страниц)

   – Ещё накличешь.

   И помимо воли, помимо желания жить просто, ни о чём не думая и ни во что не вмешиваясь, как живёт Ворон – а всё-таки за что он угодил в рабство? – Гаор насторожился и повёл расспросы осторожно, боясь спугнуть собеседника и успокаивая себя тем, что праздновать-то он будет вместе со всеми. Надо же знать, чтобы не вляпаться.

   На предпраздничной неделе Гаор почти не вылезал из-за баранки. Ездил то с Гархемом, то с начальником какого-то из отделов, то с самим Сторрамом, то на трейлере, то на легковушке, то на "коробочке", а каждую машину после поездки надо помыть, подрегулировать, заправить, чтобы была в любой момент готова к выезду и сдать механику. Ну, в гараже ему помогал и вполне толково Махотка. Гаор уже даже перед выездом оставлял ему задание по гаражу, и Махотка справлялся. Что ж, пусть у Махотки стоит в карте автомеханик-самоучка или как там ему напишут, пусть парню повезёт. Все ведь говорят, что чем дороже тебя купили, тем дольше проживёшь, как ему тогда Бурнаш сказал? "Хозяин тебя поберегёт".

   – Рыжий.

   – Да, господин управляющий.

   Гаор подбежал к Гархему и встал перед ним в уставной стойке. Сейчас ему дадут по физиономии, а потом задание. Хрясь! Есть, теперь надо слушать.

   – Переоденься в выездной комбинезон, на Центральном складе в пятом корпусе получи по накладной груз и привезёшь сюда. Держи.

   И... и впервые в жизни Гаор получил белую, перечёркнутую диагональным красным крестом карточку раба на выездной работе. Потом она станет ему привычной, более привычной, чем карточка удостоверения личности, с которой ходил на дембеле. А сейчас... Конечно, он растерялся, но, зная, как легко схлопотать от Гархема за промедление, побежал в гараж, рассудив, что, как и шофёрская куртка, в которой он возил господ на легковушке и "коробочке", выездной комбинезон должен быть там же. И угадал. У входа в гараж надзиратель швырнул ему ярко-оранжевый свёрток. Он поймал его на лету.

   – Махотка, трейлер готовь, выезжаю.

   Хорошо, когда есть помощник. Пока Махотка прогревал мотор, Гаор сбросил рабочий комбинезон, и прямо поверх трусов натянул выданный. Такой же ярко-оранжевый, только на спине, груди и правом рукаве эмблемы Сторрама.

   – Без меня "коробочку" отмой, легковушку не трогай, если затребуют, прогреешь к выходу и всё.

   – Ага. С кем едешь-то?

   – Один!

   Он потрепал Махотку по лохматой голове и одним броском оказался в кабине трейлера.

   Неужели он сейчас выедет один за ворота и поедет, как хочет, сам все решая...

   У выезда его остановили, поставили для обыска "руки на капот", обыскали, вручили маршрутный лист и... и выпустили!

   Полдороги до Центральных складов он пролетел на автомате, наслаждаясь и ездой, и тем, что один. Пришёл в себя, когда его тормознул стационарный патруль. Вон из кабины, руки на капот, обыск, карточка, маршрутный лист и пинок прикладом пониже спины.

   – Вали, волосатик.

   Всё, понял, уяснил и очухался. Вся твоя свобода где? Вот именно, в поротой твоей заднице. И отклонение от маршрута или опоздание может обернуться... ладно, не будем о плохом, оно и так есть, как любил говорить тот сержант, он сам был отделённым, а сержант принял их поредевший взвод после смерти подорвавшегося на мине лейтенанта. Сержант оказался приличным мужиком, как и он после общевойскового, только десятью годами раньше, к нашивкам и наградам относился философски, жилы не рвал и их впустую не гонял. Жаль, недолго они были вместе, попали под сильный обстрел, после которого он оказался в госпитале, и больше ни о ком из их взвода не слышал. Так что... так что вон уже и склады. Пятый корпус он знает, ездил туда и с Гархемом, и со Сторрамом.

   О его приезде, видимо, были предупреждены. Охранник у въезда обыскал его, проверил карточку, маршрутный лист и накладную и впустил без лишних слов и вопросов, а внутренний надзиратель даже хмыкнул.

   – Опять ты, рыжая морда, ну-ну.

   Складских рабов ему звать не стали, видно, хотели посмотреть, как он будет тыркаться, но порядок индексов он хорошо помнил, где стоят тележки – тоже. Сам взял, нашёл, погрузил, отвёз к местному кладовщику – свободный, но обошлось без оплеух, хотя он видел, что тот вроде Гархема, любитель смазать рабу походя, но, видно, бить чужого раба не рискнул, – подписал у него накладную, загрузил в трейлер, отвёз тележку на место, броском за руль и на выезд.

   Снова обыск, проверка карточки, маршрутного и накладной, и... и снова дорога, летящие по сторонам назад дома, деревья, прохожие, да по хрену они ему все! Машина отрегулирована, выверена, подогнана под него, мотор ровно поёт, асфальт и бетон ложатся под колёса, руль и рычаги послушны, и можешь лететь над землей, что в высоком трейлере получается гораздо лучше, чем в низкой легковушке.

   Впереди показалась серая коробка стационарного патруля, и Гаор предусмотрительно сбросил скорость и плавно остановился рядом с повелительно махнувшим ему патрульным. Опять обыск, проверка карточки и маршрутного листа. Но не бьют. Оно и понятно, раба бьёт только его хозяин или "свой" надзиратель, он тоже будучи взводным чужих новобранцев не муштровал, своих хватало.

   – Всё, вали отсюда!

   "Век бы вас не видеть", – мысленно ответил Гаор, забираясь в кабину. Дорожные патрули никто и нигде не любит, но все им подчиняются, поскольку все знают, что у них есть право открывать огонь на поражение при подозрении в неповиновении. Ни хрена себе, какие стихи получились?!

   Доехал он до обидного быстро. Но точно уложившись в отведённое ему Гархемом время. Надо же, эта сволочуга даже поправку на обыски и патрули ввела. А он-то дурак, поглядев на маршрутный лист, размечтался, что время дадено с запасом.

   Обыск на въезде, сдача маршрутного листа, теперь к складам. Ага, вон и Тарпан как раз.

   – Эй, на первый принимай.

   Помочь перегрузить и бегом вместе с Тарпаном к Мастаку.

   – Принимай по накладной.

   Складской надзиратель помахивает дубинкой и смотрит, как Мастак принимает у него груз, проставляя крестики. И Гархем как из-под земли.

   Забрал накладную и по морде не смазал, значит, нового задания не будет? Гархем прочитал накладную, задумчиво посмотрел вслед исчезающим в глубинах склада коробкам и... Хрясь! Что ещё?

   – Комбинезон оставь вместе с курткой.

   – Да, господин управляющий.

   Шевелением пальца его отпустили, и Гаор кинулся к машине.

   В гараже Махотка вдумчиво и старательно мыл "коробочку". На первый взгляд работы там было до обеда, а может и до ужина. Но, увидев Гаорав, парень расплылся в радостной улыбке, и пока Гаор ставил трейлер, вылезал из выездного комбинезона, убирал его на крючок рядом с шоферской курткой и натягивал рабочий комбез, Махотка закончил "коробочку" и был готов для новой работы. Умение Махотки растянуть любую работу на любое время Гаора удивляло и даже восхищало. Сам он так не умел.

   – Давай, Махотка, сейчас мы его сделаем.

   – Ага. Как съездил?

   Гаор невольно улыбнулся.

   – Хорошо. Тормознули два раза, но это патрули, они всех тормозят.

   – Вмазали?

   – Обошлось.

   – Ну и хорошо. Масло менять?

   – Нет, ещё не надо. Легковушку забрали?

   – Да, хозяин уехал. И вон... крокодила поставили.

   Гаор посмотрел в указанном направлении. Длинный приземистый лимузин изысканно чёрного с металлическим блеском цвета и серебряным радиатором и впрямь чем-то походил на крокодила.

   – Понятно. Кто его крокодилом назвал?

   – А главный механик. Рыжий, а почему? Ты врал, помнишь, что крокодил это зверь такой.

   – Похож и бензина много жрёт. Неэкономная машина, для выпендрёжа.

   Махотка понимающе кивнул.

   К обеду они сделали трейлер. Гаор забросил инструменты в шкаф, и с первым звуком сигнала они выскочили из гаража и побежали на построение.

   – Рыжий, крокодила будем делать? – спросил на бегу Махотка.

   – Скажут, сделаем, – ответил Гаор.

   Построение, рапорт, обыск – опять шевельнулась мысль: чего же боятся, что так обыскивают? – и вниз, к обеду.

   Как всегда суп, каша, кисель и хлеба вволю. Однообразие меню никогда не смущало Гаора, а в училище ему часто даже казалось, что все блюда вообще на один вкус. Главное – чтобы сытно было, чтоб никто у тебя не таскал и не отбирал еду, а вкусы разбирать... Сегодня в супе кроме овощей плавали и кусочки мяса, а каша была овсяная. Но и любой другой вариант он бы смолотил с не меньшим аппетитом. Как и остальные.

   – Ребя, а завтрева-то...

   – Ты сначала доживи.

   – А чо?

   – А то! Загад не бывает богат.

   Гаор уже почти всё понимал, а зачастую и не обращал внимания, на каком языке с ним говорят. Пожалуй, да, только Ворон говорил на чистом языке, не вмешивая нашенскихслов. Не знает или не хочет? Ну, его дело. Ведь, по сути, неплохой мужик, а причуды у каждого свои. Его же Ворон не подкалывает из-за его разминок и турника. Ну, так и ты будь человеком, не лезь в чужую душу, когда тебя не приглашают. Но неистребимое любопытство, желание узнать и понять упрямо толкало его к Ворону, и уже не столько даже узнать прошлое Ворона, как... нет, это тоже в прошлом, но за что Ворон дважды угодил под дециму, о чём сам обмолвился, что видел и знает такое, по сравнению с чем фронт – детские игры на лужайке. Гаор вполне искренне, не рисуясь, считал, что ничего страшнее фронта быть не может, пока сортировка и торги, особенно сортировка, немного поколебали эту уверенность. Что же видел Ворон?

   После обеда Гаору и впрямь велели заняться "крокодилом". Машина новенькая, по выражению Плешака "девка нетронутая", и его задача – подготовить её к работе. Убранство салона подсказало ему, что машина не для мужчины, скорее всего, это чей-то подарок какой-то к празднику, и когда в гараж вдруг зашёл Сторрам и, осматривая машины, оказался рядом с ними, Гаор решил рискнуть. Он вынырнул из-под машины, вытянулся в уставную стойку и изобразил такую готовность выслушать приказание, что Сторрам сам ему сказал.

   – Ну? В чём дело?

   – Под какую руку управление делать, хозяин?

   Сторрам оглядел его, застывшего рядом в похожей стойке Махотку, усмехнулся и приказал.

   – Делай под женскую руку. Понял?

   – Да, хозяин, – радостно гаркнул Гаор.

   Хотя радоваться было особо нечему. Ему гораздо легче сделать под свою руку, под женскую – это лишняя работа. Но он угадал, сумел просчитать и не схлопотал за дерзость: начальству вопросов не задают, а ждут приказов – вбивали в них в училище. А с хозяином, понятно, ещё жёстче. Но обошлось.

   – К ужину закончить.

   – Да, хозяин, – снова гаркнул Гаор.

   – Да, хозяин, – эхом повторил за ним Махотка.

   Сторрам отошёл, и они взялись за работу.

   – Рисковый ты, – шепнул ему Махотка, подавая затребованный ключ.

   – Зато переделывать не придётся, – так же шёпотом ответил Гаор.

   Махотка понимающе кивнул. В сам-деле, сделали бы не то, так и работа лишняя, и "горячих" бы запросто огребли. Рыжий – молодец всё-таки, сам рискнёт, а тех, кто с ним, прикроет. Замечали уже: где он старшим, так всё на себя берет, николи не подставит, и без дела не махается, а что сам Махотка от него вчера по затылку огрёб, так сам виноват, не то принёс.

   К ужину они управились, но сдавать машину пришлось самому Сторраму. Тот сел за руль, послушал мотор, попробовал машину на ходу и в управлении. Мастерство, с которым Сторрам развернул "крокодила" в тесном пространстве гаража – все машины уже вернулись и стояли на местах – Гаору понравилось, но морду он, разумеется, держал каменную, изображая готовность принять любой исход. "Это командование на смотре психует, а солдату всё по хрену!" – тоже ещё училищная мудрость.

   Сторрам вышел из машины и кивком подозвал его. Гаор подбежал уставной рысцой. Сзади тенью держался Махотка.

   – Завтра общая уборка.

   – Да, хозяин, – выдохнул Гаор.

   Сторрам сел в "крокодила" и уехал, а они услышали трель звонка на ужин.

   Ну, свезло, так свезло! Общая уборка – это мыть и убирать весь гараж, но это и то, что никуда его из гаража не дёрнут против хозяйского слова, а значит, когда шоферня уберётся, и останется один дежурный механик, и если будет тот, что со шрамом на щеке, то Махотку можно будет, улучив момент, посадить за руль и дать ему попробовать. Вставая в строй, Гаор посмотрел на Махотку и понял, что тот думает о том же. И потому после ужина он особо тщательно гонял Махотку по устройству автомобиля и порядку действий за рулём. Махотка так старался, что Ворон сжалился и отменил урок математики.

   – Иди уж, а то сдохнешь.

   – Не звони, а то сглазишь, – крикнул Гаор вслед убегающему в коридор Махотке.

   Ворон негромко и коротко рассмеялся.

   – Хочешь завтра за руль посадить?

   – Если... – подмигнул ему Гаор, – если то, другое, третье, если всё удачно будет.

   Его почему-то стала снова поднимать и захлёстывать та волна отчаянного веселья, которая и заставила его на Новый год кататься на перилах, а на весеннее равноденствие лезть на верхотуру, откуда навернуться насмерть было ещё проще. Правда, Кисы нет... и воспоминание о ярко-зелёных глазах и тихом, уже не обжигающем щёку шёпоте: "Рыженький, я боюсь", – сразу погасили всю радость.

   Гаор встал и пошёл заниматься своим хозяйством. Проверять и зашивать швы на комбезе и рубашке, постирать на завтра трусы и майку – они сохнут быстро, а армейское он теперь не носит: жарко, и портянки Матуня ему дала полотняные, летние, их тоже простирать надо.

   Его уже не спрашивали, почему он бабам ничего не даёт, а сам всё делает. Все помнили, как следила за его одеждой Киса, а теперь... понятно, что тоскует парень, а каждый по-своему тоску избывает. Сунулась было к нему по праву подруиньки Кисы Дубравка, так он её даже не шуганул, а посмотрел как на пустое место и дальше пошёл. А Дубравку потом Мамушка пробрала, что кто ж так к мужику лезет, когда у того душа ещё болит.

   – Вот отойдёт он, тогда и лезь.

   – Так когда то будет?! А ну как продадут меня, али его, так я и не попробую с ним! – возмутилась Дубравка.

   И тут же получила по затылку.

   – А то тебе парней не хватат! Ишь разлакомилась! Мужик ей нужон!

   Словом, огребла Дубравка и от Мамушки, и от Матери, и от остальных женщин. Они Рыжего не трогают, не беспокоят – душа-то она долго болит, а тут малолетка так, понимашь, и норовит не в свой черёд пролезть!

   К радостному удивлению Гаора, всё получилось у него как задумывалось. Шофёров не было вообще. Вернее, они из коротких рейсов приезжали, ставили свои машины и уходили. Свободные механики явно наскоро проверили, подготовили машины к выезду и умотались. И они вдвоём с Махоткой спокойно, без помех всё отмыли, вымыли пол, разобрали и протёрли стеллажи, даже дверцы у шофёрских шкафчиков, и дежурил тот самый механик, со шрамом. Он ни разу не попытался как-то подколоть Гаора, никогда не мешал Махотке бегать по гаражу в поисках нужного – Махотка каждое такое поручение использовал, чтоб заодно и у других кой-чего подсмотреть, а однажды, когда Гаор был в рейсе, позвал Махотку и заставил себе помогать, ругался, правда, но без рук. Выслушав тогда Махотку, Гаор кивнул, что, дескать, обошлось и ладно.

   И сегодня обойдя вымытый гараж, дежурный механик уселся на стул в своём углу и углубился в газету с кроссвордом. Зная уже, что когда тот с кроссвордом, то ничего вокруг не замечает, Гаор подмигнул Махотке и указал на трейлер. Красный от предвкушаемого счастья, Махотка занял место за рулём. Гаор сел рядом.

   – Пошёл.

   – Ага, – выдохнул Махотка, включая мотор.

   Шёпотом проговаривая заученные с голоса действия, Махотка прогрел мотор и стронул машину с места. Ворота были раскрыты настежь, и Гаор тихо, но жёстко скомандовал.

   – Вперёд.

   Механик на мгновение поднял голову, проводив рассеянным взглядом выезжавшую в ворота машину, и снова углубился в кроссворд.

   Как и рассчитывал Гаор, гаражный двор был пуст. У складского корпуса суета и беготня с тележками и контейнерами, а здесь тихо. И Махотка, судорожно сжимая руль сразу вспотевшими руками, смог выполнить все указания Гаора. Если внешняя охрана и наблюдала за гаражным двором, то никак это не проявила.

   Увидев, что суета и беготня у складов стихает, Гаор распорядился.

   – В гараж.

   – Ага, – шёпотом – от напряжения и переживаний у него сел голос – ответил Махотка.

   Въехал Махотка вполне прилично, ни за что не задев. Высадив его, Гаор сам сел за руль и развернул трейлер на нужное место. Крутиться на гаражном пятачке Махотке ещё рано: заденет соседние – обоим задницы до костей вспорют. Быстренько привели трейлер в порядок, будто ничего и не было, и с первыми звуками сигнала рванули к выходу.

   – Рыжий!

   Окрик механика застал их уже в дверях. Гаор сразу застыл на месте, выпихивая Махотку наружу. Звали-то его, пусть пацан улепётывает. Но Махотка вывернулся и встал за ним. Механик сам подошёл к ним, оглядел и покачал головой.

   – Дурак ты, Рыжий.

   Гаор счёл нужным промолчать, но ни согласия, ни тем более возражений от него и не требовалось.

   – Выучишь ты дикаря этого, так его ж и оставят, а тебя продадут на хрен. – Механик усмехнулся, разглядывая застывших перед ним рабов, и повторил. – Дурак ты, забыл что ли? Не делай добра, не получишь зла.

   Вот чёрт, сигнал заливается, там построение, а этому дураку философствовать приспичило. Никогда раньше он и не заговаривал с ними, а сегодня надо же...

   – Ладно, валите, волосатики.

   – Да, господин механик, – гаркнул Гаор, срываясь с места как по тревоге.

   На построение они успели в последнюю долю. Обычно, пока они бежали на построение и даже в строю, Махотка быстро выспрашивал у Гаора об услышанном в гараже, но сегодня парень молчал вмёртвую. Правда, Гаор не обратил на это внимания.

   Пересчёт, обыск, запуск... И можно уже по-вольному.

   Гаор с наслаждением разделся догола, сбегал умыться и натянул рубашку и штаны. Сама возможность переодеться была уже отдыхом, знаком перехода к другой жизни, жизни для себя. Даже то, что можно голышом пробежаться, тоже знак – ты среди своих. Он теперь понимал, насколько его старания вначале мыться после всех, как-то прикрыться выдавали в нем чужака, задевали, а то и обижали остальных. "Ну и дураком же был", – с весёлым удивлением подумал о себе Гаор, садясь со всеми к столу.

   Сегодняшняя каша не походила ни на какую другую, но что-то смутно, на грани сознания, напоминала. Её название – пшёнка – ни о чём ему не говорило, но... но что-то... что-то... Додумать он не успел, вставая со всеми из-за стола и благодаря Мать.

   В коридоре к нему протолкался Махотка.

   – Рыжий, учиться будем?

   Гаор изумлённо уставился на него. Последнее время Махотка стал заправским учеником, в том смысле, что начал увиливать и отлынивать, третьего дня его вообще пришлось отлавливать и подзатыльником загонять на урок физики, и на тебе... и голос такой, будто просит.

   – Будем, конечно, ты что?

   – Ну, этот, механик, сказал же, чтоб ты меня не учил. Чтоб тебя вместо меня не продали.

   – Мне на него и советы его... – Гаор завернул такое, что невольные слушатели грохнули восторженным хохотом.

   И пока строились на выдачу, продолжали ржать и требовать от Рыжего, чтоб повторил, а то с одного раза и не запомнишь. Но щёлкнул замок двери надзирательской, и все затихли. Праздник праздником, а схлопотать вполне можно.

   Как всегда под праздник дополнительная пачка сигарет, Гаор заодно сдал опустевшую зажигалку и получил новую, а фишек ему выдали неожиданно много. Обычную красную за гараж, две зелёных за поездки, синюю за сегодняшнюю и две белых... за что? Ему не сказали, и он мудро не спросил. Дали, значит, взял. Махотка получил тоже больше обычного: две белых и зелёную, а обычно ему давали три белых. "Горячих" и "по мягкому" им не отвесили, они поблагодарили и вышли, зажав в кулаках полученное богатство.

   – Рыжий, – спросил в коридоре Махотка, – а чего стоко много?

   – Это, видать, за учёбу прибавили, – объяснил Старший.

   – Во, умственность что значит! – одобрили остальные.

   – Ворону вон тоже как Старшему почти отваливают, а он один работает, но по умственному.

   – Давай, Махотка, учись, пока Рыжий с Вороном здеся.

   – Вот и пошли, – весело сказал Гаор, ведя Махотку за шиворот в спальню.

   Махотка шёл сам, но учителю строгость положена, мастер завсегда с-под-руки учит, и что Рыжий Махотке за каждую ошибку подзатыльник отвешивает, а Ворон так язвит, что обхохочешься, всеми, в том числе и Махоткой понималось как должное.

   После физики и письма, Гаор отправил Махотку к Ворону, хотя обычно в выходной вечер уроков не было. Но раз такое дело, что за это фишки дают, то Махотка не спорил. Но Ворон сказал, что устным счётом можно и на дворе заниматься. Он будет курить, а Махотка сидеть рядом и решать задачи.

   На дворе как всегда шум, весёлая беготня, солнце ещё высоко, и бледный диск луны виден, ну да полнолуние сегодня. И неужели и на ночь их на дворе оставят?!

   Гаор сразу ушёл к своему турнику, размялся, включая броски и перевороты, не требующие партнёров. Учить он этому не может, но для себя в одиночку... Да к чёрту, он один, никого этому не учит, а если кто и глазеет, то... все равно к чёрту! Гаор подпрыгнул, ухватился за трубу и стал подтягиваться.

   Всякий раз на турнике он вспоминал, как стало как-то не так на основном дворе, как он побежал туда и увидел... И слова Матери, что охрана завсегда с девками балуется... Сволочи, они же свободные, мало им шлюх городских, или шлюхам платить надо, а рабыня бесплатная... сволочи... И он яростно подтягивался, исступлённо снова и снова повторял ту, как оказалось, памятную с училища композицию, с которой он выступал на межучилищных соревнованиях по гимнастике на выпускном курсе. Взял тогда первое место, и его кубок красовался в витрине достижений в главном холле, и он, большой уже лоб, выпускник, а бегал посмотреть на него, и карточку, где его сняли с этим кубком на награждении, вклеил в свой альбом. Уходя на фронт, он сдал альбом с остальными вещами в основной цейхгауз, а, выйдя на дембель, забрал и держал на квартире, значит, его передали отцу и, скорее всего, вместе с его наградами и рукописями отправили на утилизацию, за дешёвый курсантский альбом ни хрена не выручишь, а отец даже рукописи его отказался продать, ведь Арпан всерьёз хотел выкупить, вот сволочь орденоносная, лишь бы нагадить, мало, что убил его, так и рукописи... Ну, чисто спецура. Он вдруг подумал, что никогда не видел ладоней отца, наверное, и у того есть этот знак. Ведь Сержант ему говорил, что отец в спецвойсках по всей лестнице прошёл, но, конечно, начал не с рядового, а, видимо, с младшего лейтенанта, наследники рядовыми не бывают, хотя тогда отец, наверное, был ещё младшим, зачем ему Сержант рассказал тогда, как Яржанг Юрденал стал Наследником, сам-то понимал, о чём рассказывает?

   – Рыжий, а покрутиться дашь?

   – Дам, – ответил Гаор и спрыгнул.

   Махотка подпрыгнул и вполне уже удачно уцепился за трубу.

   – Пошёл, – скомандовал Гаор, становясь на страховку, – десять подтягиваний.

   – Агаа, – протяжно ответил Махотка, втаскивая себя наверх.

   – Молчи, дыхание собьёшь.

   Пришли ещё желающие поглазеть и попробовать. Набежали девчонки дразнить Махотку и других парней. Стало шумно и весело. И все мысли о прошлом ушли, будто их и не было.

   До ужина всё шло как обычно, в любой выходной вечер, но... но что-то и не то. Как напряжение какое-то, будто чего-то ждут, но чего? Вроде, всё как всегда, но Гаор чувствует это ожидание и невольно настораживается сам. Или всё дело в голубых сумерках, зеленоватом небе, золотой полосе закате и наливающейся светом луне?

   На ужин ушли все как-то сразу и быстро. Ни обыска, ни пересчёта. Так что? И впрямь на ночь не закроют? Ну... ну... На ужин та же что и в обед каша, но вместо чая травяной отвар. И не кому-то, а всем. Что это? Почему?

   После ужина все опять повалили к выходу, Гаор пошёл со всеми. Дверь надзирательской плотно закрыта, а наверху... охранника у двери нет. Как это? Двор пуст, ни надзирателей, ни охранников. Ну, их и раньше, положим, в выходной было мало, но у дверей сидели, и внизу у ворот и вдоль ограды в открытую стояли, а сейчас... И почему-то все не разбегаются по закоулкам, не играют, а сбиваются в тесные кучки, о чём-то тихо разговаривают, некоторые крутят в руках незажжённые сигареты, но не курят. Что это? Гаор подошёл к одной из компаний, но по нему скользнули такими отстраняюще безразличными взглядами, что он, прикусив губу, отошёл. Его опять посчитали чужим, за что? Он нашёл взглядом одиноко курившего у парапета Ворона и подошёл к нему.

   – Ты что-нибудь понимаешь?

   Ворон кивнул.

   – Ну?

   – Всё просто. Сегодня летний солнцеворот.

   – Знаю, ну так какого хрена...?

   – Мы, – Ворон сделал такую выразительную паузу, что Гаор невольно мысленно произнёс пропущенное слово: дуггуры. Ворон удовлетворённо кивнул, будто услышал, и продолжил, – служим службы в храмах, приносим жертвы, устраиваем парады, фейерверки и всякое прочее, а они празднуют по-своему. И мы им на этом празднике не нужны.

   Гаор хмуро кивнул.

   – Ты знал об этом?

   – О чём? Скажем так, догадывался. Такие послабления на праздник большая редкость, но... но меня никогда не звали, а сам я в чужую веру не суюсь, – Ворон усмехнулся, – на чужом богослужении чужак может быть только жертвой.

   – И что будешь делать?

   – Покурю. Если не прогонят... посижу здесь, а нет, пойду спать.

   Гаор кивнул. Да, спорить здесь не о чем. Всё, видимо, и в самом деле так. Готовится какое-то... богослужение, обряд, на котором им, ему не место. Тогда Плешак говорил ему, чтобы он молчал и никому не рассказывал, как матери звали к нему Мать-Воду, потому что мужчинам этого знать нельзя. Да, тогда он увидел и услышал запретное, но это было вынужденным, его лечили, спасали, а сейчас он здоров, и... и не нужен им. Обидно, он-то думал, что стал своим. Да что у него за судьба такая: везде он чужой! И всё потому, что полукровка, да... да лучше бы он прирождённым был!

   Вышли матери, и теперь собирались вокруг них. Вот Мать поглядела на небо и покачала головой, кому-то в чём-то отказывая.

   Ворон докурил сигарету, растёр окурок и встал. Теперь они стояли отдельно от всех. Ворон, опершись заведёнными назад руками о парапет, а Гаор рядом в пол-оборота к нему. Впрямую на них никто не смотрел, но Гаор чувствовал, как скользят по его лицу и телу внимательные, не враждебные, нет, а... выжидательные, проверяющие взгляды. От них чего-то ждут? Чтобы они ушли? Или наоборот, присоединились к остальным? Надо что-то сделать? Но что?

   Старший подошёл к Матери и о чём-то говорит с ней, но смотрит на них. Гаор понял, что говорят о них, и что сейчас решается его судьба. И на этот вечер и на все последующие дни. Останется ли он чужим или станет своим. Будет как Ворон – свой, но чужой, или как Седой – чужой, но свой.

   Вот подбежали, пробились сквозь толпу к Матери две девчонки и кто-то из парней, что-то быстро, перебивая друг друга, стали рассказывать. Мать кивает, но смотрит на них, одиноко стоящих у парапета, оборачивается к другим матерям и говорит с ними. Те кивают, соглашаются. Остальные слушают их и тоже кивают. Нет, конечно, Ворон сказал глупость, никто их в жертву приносить не будет, скорее всего, им просто скажут, чтобы они ушли, шли вниз, или... или все уйдут, а они останутся здесь, вдвоём, отверженными. Как... как те, которых укладывают у решётки или параши, которых вынужденно по приказу надзирателя терпят рядом... Ворон молча, закинув голову, рассматривает небо и луну, ставшую заметно ярче, а лицо у него такое, будто ему и в самом деле всё равно, что будет, какое решение приняли матери.

   Начальник ночной смены охраны отошёл от окна.

   – Ну? – спросили его.

   – Приказ вы знаете. Огонь на поражение только при попытке перелезть через ограду, а в остальном ни во что не вмешиваться. Сигнализация включена?

   – Да.

   – Тогда отдыхаем и до утра выход только по сигналу.

   На столах всё уже готово.

   – Командир, в честь праздника...

   Начальник усмехнулся.

   – Не развезёт?

   – Да со стакана...

   – Обижаешь, командир.

   – Для нас и бутылка не доза.

   – Огонь с вами, только на корпус позвоню.

   В надзирательской ответили, что спальни пусты, все на дворе.

   – Ну и хрен с ними, ложитесь спать. Дверь только заприте, а то они шалеют, – сказал начальник и положил трубку.

   Водка уже разлита, закуска готова, и ему сразу подали стакан.

   – Ну, с праздником, парни!

   – И тебя, командир!

   Выпили, закусили, теснясь за столом.

   – А что, командир, они и впрямь шалеют?

   – Луна, видно, действует.

   – Наверное.

   – Скоро завоют, услышишь.

   – А потом?

   – А хрен их знает, мне это по фигу.

   – Что, и патрулировать не будем?

   – Слыхал же, только при срабатывании сигнализации.

   – Нам же легче.

   – Всегда бы так дежурить!

   – По сколько скидывались?

   – Бесплатно, подарок от Сторрама к празднику.

   – Ага, чтоб всем поровну.

   – А ведь точно, им выть да нагишом бегать, а нам выпить и закусить.

   – Хватит вам, сели праздновать, а говорим о чём?

   – Ну их...

   И разговор пошёл уже о своих, разумеется, более важных делах.

   – Пора, – громко сказала Мать.

   Старший пробился сквозь толпу и подошёл к стоявшим у парапета, остановился в шаге. Гаор невольно напрягся, подобрался как перед прыжком. Ворон остался в прежней позе, только глаза от луны перевёл на Старшего.

   – Будем Мать-Землю заклинать, – сказал Старший. – Идёте с нами?

   Гаор не понял, что собираются делать, но сразу кивнул.

   – Да.

   И мгновением позже сказал Ворон.

   – Да.

   Старший не улыбнулся, лицо его оставалось строго торжественным, но Гаор почувствовал, что он доволен их ответом.

   – Тады пошли.

   Ворон оттолкнулся от парапета, и они вслед за Старшим вошли в толпу. Но... но он же не знает, что надо делать, с ужасом подумал Гаор, ведь один неверный шаг или не то слово, и его выкинут, а он даже не понял, о чём идёт речь. Мать-Земля и всё, дальше непонятное, не слышанное раньше слово...

   – Рядом держись, – бросил ему, не оборачиваясь, Старший, и Гаор, облегченно выдохнув, пристроился к нему.

   – А ты со мной, – дёрнул Ворона за рукав Мастак.

   – Пора, – повторила Мать и запела.

   Вступили остальные матери, за ними женщины, звонко, высоко забирая, поддержали песню девчонки. Мужчины пока молчали, молчал и Гаор, хотя чувствовал, что протяжная и на первое впечатление монотонная мелодия словно приподнимает его, заставляя действовать, куда-то идти. Ни одного слова он не понимал, да и были ли слова? Просто... просто его... как в Валсе, когда вошёл, оттолкнулся от дна, а дальше тебя уже несёт, и только держи лицо над водой, чтобы не захлебнуться.