Текст книги ""Фантастика 2025-3". Компиляция. Книги 1-22 (СИ)"

Автор книги: Марианна Алферова

Глава 11

«Я знала, что это не будет легко, что мои действия могут выглядеть гнусными и бесчестными. Я знаю, в них не было ни крошки настоящей доблести. Но я знаю и то, что теперь каждый гном поймёт: я действовала во имя общего блага».

Векопись, чёрная ветвь, раздел «Война с драконами», глава «Убийца драконышей Бюгела Кровавая»

– Нет, – собрав всю свою отчаянную решимость, заявил Типло Хрипач и на всякий случай еще головой замотал. – Я не пойду дальше! Вы меня не заставите!

И гном с вызовом посмотрел на Илидора. Но Илидор молчал. Он сидел на большом валуне, скрестив ноги, спиной и затылком опираясь на стену, ладони на бедрах, крылья плаща лежат рядом, как полы мантии. Глаза его были закрыты, оттого темные брови казались очень яркими и немного суровыми. На самом деле, в лице дракона не было суровости, он даже чуть улыбался, не то прислушиваясь к пению драгоценных руд и камней в глубинах гор, не то мечтательно размышляя о чем-то.

Ох, ну зачем же Типло Хрипач позволил утащить себя в такую даль? Почему не сбежал обратно в Гимбл от Узла Воспоминаний? Тогда обратный путь казался долгим и трудным, но что он тогда знал о трудностях и долгостях! Почему он не убедил Эблона и Палбра повернуть обратно после пепельного городка? Ведь можно, можно было хотя бы попробовать вернуться в Гимбл другими дорогами… Разумеется, в одиночку не стоило и пытаться проделать такой путь, но втроем они, быть может, нашли бы дорогу обратно, ведь Эблон прежде бывал в подземьях.

Впрочем, Эблон, конечно, чокнутый и никуда бы не пошел. Зато Палбра тут точно ничего не держит. Воин из него – ничуть не лучше, чем из Типло, хотя держится он, конечно, покрепче, да и с ходовайкой ему интересно возиться и…

– Я дальше не пойду, – повторил Хрипач, так и не сводя взгляда с Илидора.

– Всё верно, – нараспев произнес дракон, улыбаясь чему-то в своих мыслях или в глубине головы, или кочерга разберет где еще. – Вам лучше повернуть назад. С тем, что наросло там, впереди, вы всё равно ничего сделать не сможете.

– Да и ты не сможешь! – раздосадованно прорычал Кьярум. – Тоже мне, смогатель нашелся, один-единственный дракон! Что ты умеешь такого, чтобы остановить армию а-рао, грядовых воителей и машин, которые стали им друзьями и с которыми они слили свои тела? Да если б был способ прижучить хоть этих жопоглазых!.. О-о! – Кьярум потряс Жалом в ярости, – наша жизнь стала подобна безумному сну! Я говорю с драконом про убийство гномов! С драконом! Но я бы пошел с тобой, если бы можно было их прижучить, ты слышишь меня, я бы пошёл!

– Я! Я пойду с тобой, Илидор! – Эблон рванул на себе куртку. – Вдвоем мы сумеем сразить хотя бы кроху тьмы, и тогда свет отца-солнце, который горит в груди каждого из нас, озарит далёкие подземья, выжигая из них жуть и мрак…

– Эблон, слушай, – вкрадчиво проговорил дракон, – ты же понимаешь, что всё это неправда? Что нет в твоей груди никакого солнечного осколка и…

– Может, его и нет в моей груди, но это еще не делает солнце неправдой! – отчеканил Пылюга. – Я, я сам выбираю, во что буду верить, ясно?

Лицо дракона было предельно доброжелательным, выражало исключительно заботу о гноме и готовность испытывать к нему бесконечно гигантское терпение так долго, как потребуется.

– Эблон, – проговорил он успокаивающим голосом, – под землей нет солнца. Если ты хочешь поднять его сущность на знамя, это можно делать где угодно, понимаешь? Ты можешь нести благо и уничтожать зло где угодно с одинаковым успехом: ближе или дальше в подземьях, в любом месте, хоть прямо за воротами Гимбла! Но нет смысла забираться так далеко, как собираюсь я! Солнце не может прийти сюда и судьбоносно заблестеть или указать тебе путь, или повести тебя за собой, или что-нибудь в этом роде!

– Да ну? – гном упёр руки в бока. – А ты разве не целиком состоишь из осколков солнца?

От такого поворота челюсти отвисли у всех, включая Кьярума, который повидал на своем веку целую пропасть гномов, ушибленных на башку.

– Эблон, – голос Илидора стал серьезным и слегка встревоженным, лоб дракона прорезала морщинка, слова стали выскакивать быстрее: – Я не стану тебе путеводной звездой, ясно? Я не собираюсь никого вести к свершениям и каким-то там озарениям, пойми ты, у меня очень обыкновенная цель и нет никаких величий впереди! Я пришел в подземья просто из-за того, что это мой дом, где-то тут живёт моя дальняя родня, и я должен был кое-что пообещать вашему королю, чтобы пройти дальше. Дальше, понимаешь? И только для этого…

– Дальше, ну да, – невозмутимо перебил Эблон. – Всю дорогу я слышу это, дракон, но всю дорогу мне кажется, что это прекрасное далёко тебя занимает куда меньше паршивого поближе.

Палбр захохотал, вызвав гулкое эхо в вышине и опасное каменное хрупанье где-то в невидимых горных глубинах. Илидор открыл рот и закрыл, не найдя слов, и желтое сияние его глаз стало светлее.

– Ты сам-то пойми сначала, куда идешь, – продолжал напирать Эблон, – а то ведь ты толком не видел ни того, чего вроде бы хочешь, ни того, чего вроде не хочешь!

– Я хочу найти бегуна и я иду за бегуном, – отрезал Илидор, мотнул головой и поднялся, давая понять, что говорить тут больше не о чем. – Я иду искать машину среди других машин, а для вас там будет слишком опасно, хотя бы потому, что вы летать не умеете, разве что низенько и недалеко. И да, там, впереди, будет опаснее, чем на обратном пути по подземьям среди прыгунов и хробоидов. Кьярум выведет вас в обход пепельного города, а я пойду вперед. Мне не нужна больше помощь, спасибо, и я не собираюсь пререкаться насчет этого. И ходовайку с собой заберите.

– Ладно, – неожиданно согласился Пылюга и ухмыльнулся. – Я пойду с тобой не для помощи. Я просто посмотрю, как ты там справишься, и потом расскажу всем, в каких жутких мучениях ты погиб, идёт? И ходовайку с собой возьму.

– Не идёт! – рассердился Илидор. – Если я погибну, ты не сумеешь вернуться назад в одиночку!

– Но ты ж не собираешься там погибать?

Илидор закрыл уши ладонями.

– Не дури и возвращайся в Гимбл вместе со всеми, Эблон Пылюга, иначе я превращусь в дракона и съем тебя, так пойдёт?

11.1

– Фух, никогда б не подумал, что обрадуюсь эльфам, – немолодой, крепко сбитый гном с вытатуированными на висках половинками шестеренок отер лоб рукавом, миг-другой подумал и улыбнулся Корзе. – Я боялся, вы уже убрались в свой Донкернас. Еле отыскал вас в этом лагере, чуть не свихнулся, я, понимаете, нечасто выхожу наружу…

Вовремя сообразив, что слишком много и откровенно говорит, Рукатый сделал долгий вдох. Эльфка смотрела на него сверху вниз с непонятным выражением лица: злорадство, страх, любопытство? Кожа над бровью, куда несколько дней назад прилип кусочек мозга Ахнира, покраснела: эльфка всё время тёрла её, никак не могла избавиться от чувства, будто там до сих пор что-то есть.

– Поверьте, – изрекла она наконец, – я с большим удовольствием уберусь отсюда немедленно, как только мне будет предоставлено соответствующее распоряжение из Донкернаса. Я получаю довольно мало удовольствия от близости Гимбла, этого места, где обитают агрессивнейшие из существ, способные снести голову гостю лишь потому, что он не знает их обычаев и сказал что-то не…

– Вот еще! – Годомар упёр руки в бока. – Ваш приятель высказал недоверие королю Югрунну! Что еще могло с ним произойти? Разве не то же самое случилось бы, выскажи он сомнение в мудрости эльфского короля?

– Нет, конечно! – повысила голос Корза.

– Так, постойте! – Годомар выставил перед собой ладонь, вторую прижал ко лбу. – Каждый, кто спускается в Гимбл, обязуется следовать нашим правилам и нести ответственность по нашим законам. Вы обещали это, ваш приятель обещал это, а я не пришел сюда, чтобы с вами пререкаться. Я искал вас, чтобы поговорить о золотом драконе, понимаете?

– Зачем? – процедила эльфка. – Чтобы обвинить его или чтобы оправдать?

Годомар слегка смешался под её взглядом. Рукатый, конечно, как всякий нормальный механист, с предубеждением относится к драконам, ему не нравился Илидор, но, как всякий же нормальный гном, он не сомневался в мудрости своего короля Югрунна. И, как не всякий гном, Годомар помнил не только славные сказания о битвах с драконами, но и то, что не драконы начали войну. Они никогда не посягали на гномские территории, это неугомонные ардингцы начали теснить их – не то чтобы это делало драконов добрыми пушистиками в глазах Годомара, но и о их злонравности ничто не говорило, иначе они бы уничтожили гномскую расу на заре её появления, разве нет? Драконам, по всей вероятности, было крайне мало дела до окружающих.

О, ну даже если Илидор кровожаднее своих сородичей – разве может навредить городу единственный дракон, пусть он хоть лопнет поперек себя от старания?

Годомар считал, что нет, но желал разобраться основательней. В конце концов, Фрюг может быть сколь угодно жутким типом, но он может быть и прав.

Рукатый вытащил из торбы тяжелую кованую шкатулку величиной с ладонь, открыл её, и Корза против воли ахнула.

– Плата за ваше внимание и расположение на время беседы, – без нужды пояснил Рукатый, закрыл шкатулку и сжал её в своих больших ладонях. – Я бы хотел понять очень много и очень быстро, поскольку уже пропасть времени упущена, кроме того, я хреново чувствую себя под небом, понимаете, оно меня тянет в себя, да еще весь этот простор, и воздух пахнет чем-то сладким… Ну да не важно. Я хочу поговорить про золотого дракона.

Корза пригласила гнома в шатер, нимало не смущаясь того, что внутри сидела привязанная драконица, всклокоченная и отощавшая, отчаянно воняющая ненавистью. Она посмотрела на вошедших злющими глазами с кровавым красно-розовым ободком вокруг зрачка, пальцы связанных рук скрючились, словно предвкушая, как могли бы впиться в чью-нибудь плоть.

– Даарнейриа, к стенке мордой, – походя велела Корза, – или сделай из неё приветливое лицо, если хочешь сидеть как сидишь. Быть может, я даже позволю тебе вставить словечко.

Рукатый посмотрел на эльфку с большим удивлением – чего это вы своим спутникам руки вяжете? Потом с таким же недоумением глянул на Даарнейрию, которая преобразилась мгновенно: только что под дальней стеной шатра сидело злобное всклокоченное существо – и вот уже вместо него восседает приветливая молодая женщина, очаровательно растрепанная и почти счастливая оттого, что видит перед собой незнакомого гнома. Тот, потоптавшись среди разбросанных вещей, сел на раскладной стулик из гнутых трубок и ткани – стулик оказался низким даже для гнома, но Годомар кое-как устроился, растопырив согнутые в коленях ноги.

– Не знаю, что он вам наплел, но Илидор – одиночка, – проговорила Корза, усаживаясь на укрытую шкурой постель. – Он мало общался с другими драконами и даже не попытался никого из них вызволить, когда сбежал. Зачем ему другие драконы, угольные или еще какие бы то ни было? Другие драконы много лет были вокруг него, и он совершенно ими не интересовался.

– Интересовался, – влезла Даарнейриа. Лицо её было серьезным и сосредоточенным. – Это драконы держали его на расстоянии простёртого крыла, потому что он никому не нравился. Но Ил-лидор, – она выплюнула имя, как ругательство, – не одиночка. И он не просто так побежал из Донкернаса, он… как это сказать… знаешь машины, которые бросают камни? Катапульты? Вот так Илидор катапультировал себя от других драконов, которые не могут покинуть Донкернас. Ведь Оссналор и другие старейшины убедили всех остальных, мол, не больно-то нам и хотелось бежать: это звучит приятней, чем «невозможно» и «мы все умрем». И среди этого нужно либо просто жить, либо сопротивляться, но на сопротивление у Илидора уходило слишком много сил, потому он выбросил себя из Донкернаса, как из мешка.

– Это так? – спросил Рукатый у Корзы.

Та покрутила кистью, словно говоря: «Да, нет, возможно, не уверена».

– Так он в самом деле хочет найти угольных драконов? – настаивал Годомар.

– Скорее всего, – кивнула Даарнейриа и очаровательно улыбнулась.

Корза смотрела в сторону – в сторону откинутого полога. К шатру нога за ногу подошёл высокий тощий эльф в темно-синей мантии, уселся на пороге спиной к находящимся внутри, не кивнув, не издав ни звука, словно не видел их и не слышал, хотя не могло такого быть, разумеется. В руке он держал плотно свёрнутый в трубочку лист бумаги – похоже, письмо, то ли недавно доставленное, то ли не отправленное. Неужели Теландон наконец ответил? Позволит ли он им вернуться в Донкернас после всего, что произошло в Гимбле, или придется проторчать тут еще невесть сколько и непонятно зачем? Найло свернул это письмо так плотно, что невозможно даже понять, какая там бумага. Наверняка он это сделал нарочно, паршивец – дескать, смотрите на меня, вот он я, держатель ценной вещи, правда, вы заинтересованы?

– А что насчёт его способностей? – подал голос Годомар. – Вы говорили, его вторая способность – умение дурить головы всем вокруг. Я хочу очень подробно услышать всё, что вы можете об этом сказать. Я правильно понимаю, что он использует для этого звук собственного голоса? Это довольно необычно, ведь правда?

– Слушайте, – Корза подалась вперед, и Рукатый окинул одобрительным взглядом плечи, с которых была приспущена рубашка с широченным воротом, – сначала мы сами не знали, что у Илидора есть вторая способность, а потом он сбежал, не дав нам времени её изучить. Судя по тому, что мы сумели понять – да, он использует свой голос как оружие, при помощи звуков, как бы сказать, нажимая на кнопки внутри наших голов. Своим пением он способен, да, правда, вызывать у окружающих разные чувства, в том числе довольно бурные, даже неудержимые, и он умеет рисовать перед вашим внутренним взором различные картины. Скорее всего, это предполагает также возможность внушать конкретные идеи – словом, морочить голову, именно так мы написали в письме и так сказали советнику вашего короля в Гимбле. Но, я повторяю, эта способность Илидора не изучалась. Некоторые наши коллеги в Донкернасе считают, что она не действует на всех без разбора, иначе дракон использовал бы её и раньше в своих интересах, верно? А некоторые уверяют, что золотой дракон может ввести в заблуждение лишь того, кого хорошо знает, в чьих стремлениях уверен. Собственно, благодаря этому он и понимает, какие идеи можно внушить своей жертве.

– Значит, это абсолютно точно, что действует он именно голосом, – повторил Годомар. – Кто-то может пояснить, как это работает? Где находятся те самые кнопки в головах и каким образом дракон нажимает на них?

Корза энергично замотала головой:

– Никто вам не скажет. Мы списывались со многими коллегами-учёными, но все подтверждают то, что нам и так было известно: звуки трансформируются в мысли и образы, да это и так знает каждый, но никто не ответит, какие процессы происходят в голове при этом. Однако мы точно, знаем, что это работает, и знаем, что голос Илидора исключительно силён.

– Какая-то бестолковая она получается, эта его способность, – Годомар потер глаза – они зверски устали от этой яркости и подвижного воздуха, просто словами не описать, насколько устали. – Я хочу сказать, это не убийственная сила. Золотой дракон не кажется опасным, ну разве только для своих друзей – вот уж не странно, что у него их не было! Только, послушайте, вы, когда вломились в Гимбл, кричали совсем другое! Кричали, будто этот дракон – жуткая бестия, что он опасен для всех, и он разнесет по камню весь Гимбл, если его не остановить. А теперь вы говорите, что он может голосом вызывать всякие чувства и эти, образы? Так любой может такое делать, у кого язык хорошо подвешен!

Корза болезненно морщилась, поглядывая на торбу Рукатого, в которой лежала резная шкатулка с несколькими драгоценными камнями: искристый синий, мерцающе-черный и медово-желтый, который эльфке мучительно хотелось немедленно взять в руки.

– Послушайте, это вы сказали, будто Илидор безобиден, не я. Одна старая драконица в Донкернасе, Хшссторга, она тоже считала, будто он не опасен. Она говорила, золото самодостаточно. Но Хшссторга ошибалась, как ошибаетесь вы, и как ошибается всякий, считающий Илидора безобидным. Почему вы относитесь к его второй способности легкомысленно – потому что не испытали на себе её действия? Потому что вам трудно поверить, насколько она сильна? Да, я сказала, что некоторые считают, будто этот талант Илидора не действует на всех, но я не уверяла, будто они правы. Вы когда-нибудь слышали про дракона с избирательными способностями? Они либо умеют что-то, либо нет: плеваться огнём, иссушать воду, выдыхать лёд – вне зависимости от того, насколько хорошо они знакомы с тем, кого жгут или замораживают. Так с чего бы способности золотого дракона действовать выборочно? Он либо умеет морочить голову, либо нет, а про Илидора мы точно знаем, что он это умеет. И вы только представьте чужака, способного внушить вам стремление, идею, повлиять на ваше душевное равновесие или изменить ваше отношение к окружающим! Это не то же самое, что нарисовать словами историю, это не сказочка на ночь для маленького гномика, это вмешательство в вашу голову, в ваш способ мыслей, в ваши чувства! Нам известен только один случай, когда Илидор продемонстрировал своё умение в полную силу – и тут же сломал весь уклад Донкернаса, существовавший без особенных изменений двести лет! Думаете, он не сможет провернуть подобного с Гимблом? Почему нет? Потому что не сделал этого до сих пор? Но откуда вы знаете, что не сделал – а быть может, ваши стремления и чувства уже не полностью исходят от вас! Эта способность – хуже, чем ледяная глыба, потому что от глыбы можно увернуться! Никто не знает, что натворит Илидор, если дать ему больше времени, еще больше времени! Разве не стоит ожидать, что золотой дракон, совершенно необычное создание, появился на свет для особенной цели и, значит, должен быть наделен особенными способностями, и, возможно…

Корза умолкла, якобы прикусив язык. У сидевшего на пороге эльфа напряглась спина, голова была наклонена к плечу – он слушал эльфку, никак не выражая своего отношения к её словам. Как ни странно, таково было обычное поведение Найло среди сородичей: они редко знали наверняка, что на уме у Йеруша, могли только догадываться и догадывались обычно неправильно.

Годомар ожидал продолжения, сосредоточенный на том, чтобы не чихнуть: запахи горных трав нестерпимо щекотали его нос. Драконица смотрела на Корзу, прищурившись, глаза её выглядели почти человеческими: ободок потемнел, слился с радужкой, и только пухлые обкусанные губы чуть подрагивали, выдавая волнение.

– В первые дни после его побега мы еще раз собрали всю информацию об Илидоре, переосмыслили и проанализировали свои наблюдения, результаты экспериментов, поведение дракона в Донкернасе и на выездах, словом, множество разных ситуаций и… У нас появились основания считать, что у него есть еще одна способность, жутчее второй, и о ней нам совсем ничего не известно.

Годомар наклонился к эльфке и смотрел на неё, как смотрят на человека, изрекшего глупую шутку.

– Три способности? – повторил он. – Такого не может быть. Никогда и никто не встречал дракона с тремя способностями!

– Как и золотого дракона, – после небольшой паузы тихо ответила Корза.

Годомар пожевал губами, отвернулся и долго молчал, глядя в пол, и лицо его было таким же оживленным, как обломок валуна на повороте к привратному рынку, потому невозможно было понять: осмысливает ли Годомар слова эльфки, ожидает ли продолжения от неё или просто спит с открытыми глазами.

– Хотите придумать машину, которая сожрёт магию Илидора, да? – ожила вдруг Даарнейриа и рассмеялась.

Смех был визгливым и пронзительным, Годомар от его звука вздрогнул, рука гнома дернулась к оружию, но замерла на полпути. А драконица всё смеялась, уже тише, не сводя взгляда с Рукатого, и глаза её блестели, словно от жара, и Годомар, повидавший всяких гадостей в жизни, несколько лет умудрявшийся уживаться с Фрюгом Шестерней на одной территории, усмиривший немало свихнутых машин – Годомар с удивлением понял, что чувствует себя очень маленьким и беззащитным перед этой женщиной со связанными руками. В этот миг она пугала его, пожалуй, побольше, чем топающий ногами Фрюг Шестерня, потому как, кочерга раздери, перед Фрюгом он не ощущал себя… как бы это сказать… едой?

С большим опозданием Годомар припомнил, что Корза упоминала имя этой женщины, и что Даарнейриа – имя никак не эльфское.

– Вы не сможете создать такой машины, – драконица сначала медленно покачала головой, потом замотала ею быстрее, еще быстрее, и немытые спутанные волосы хлестали её по лицу и плечам. – Не сможете, никто не сумеет, никто не знает, как Илидор это делает!

Она замерла, миг-другой сидела неподвижно, потом подула на волосы, закрывающие глаза, и неожиданно спокойным, скучным тоном сказала:

– Если хотите победить Илидора – не мудрите с машинами, просто сбросьте его в лавовую реку, забейте молотами, проткните стальными прутами, просто убейте его, убейте этого ублюдка!

– Даарнейриа, мордой к стенке, – велела эльфка, и драконица молча повернулась к ней и гному спиной.

– Она права по существу, – кисло признала Корза. – Если хотите побороть золотого дракона – не мудрите, просто засуньте ему в пасть тряпку и сбросьте его в озеро лавы.

Годомар пожевал губами, неохотно открыл свою торбу, вытащил оттуда кованую шкатулку и положил её перед Корзой. Поднялся на ноги, сделал пару шагов по направлению к выходу, остановился.

– Знаете, что я скажу, – раздумчиво проговорил гном, – вы звучите так, словно сами себя хотите запугать. Или словно хотите запугать сами меня. Всё это слишком мудрёно, вот что, так и хочется… – он провел сверху вниз ребром ладони: – отсечь лишнее и оставить лишь ту часть, которая годится для заготовки. Если бы всё это было правдой, дракону бы не потребовалось бежать из Донкернаса, он бы просто сделал из вас своих прислужников.

Сидящий у порога эльф полуобернулся, когда Годомар начал говорить, и теперь беззвучно смеялся, глядя в землю. Неровно остриженные пряди закрывали его лицо. Гном перевёл взгляд на него.

– Это ведь от тебя дракон сбежал, да? В Гимбле говорили про это. Так может, тебя и надо выслушать, а? Что ты скажешь про золотого дракона?

Эльф поднял взгляд на гнома, и тот едва не отпрыгнул от неожиданности: такой уж этот взгляд бы странный, жадный, буйный, что ли, яркие глаза горели на бледном худом лице всепожирающим огнём, и Рукатому подумалось: этот огонь наверняка уже сжег всё там, внутри, теперь ему только одно и остаётся – выплеснуться наружу и с рёвом броситься на того, кто окажется поближе.

Какое же безумие творится тут, наверху. Все они явно ненормальные, и оба эльфа, и драконица, и не поймёшь: это Илидор их свихнул или они всегда такими были, поскольку нормальных не берут в Донкернас? Или, быть может, все вершинники со сдвигом в голове – ведь надо быть безумным, чтобы не бояться простора вокруг себя и неба над головой!

– Спасибо, что спросил, – неожиданно нормальным голосом произнёс эльф и тут же улыбнулся странненькой улыбкой, хищной и острозубой – наверное, чтобы Годомар не передумал его опасаться. – Я говорил им, но они все считают, что я недопонял, недочувствовал, недооценил опасность, что те вещи, о которых я говорю – слишком безобидны, и в Илидоре должно быть что-то еще. А я считаю, что ты всё правильно понял, и домыслы про Илидора – чушь собачья. Он не подталкивает к тому, чего ты не хочешь, и не внушает тебе своих мыслей. Наоборот – он как бы сдувает пыль с того, что закопано внутри тебя, это не обязательно хорошее, но такое, что может тебя позвать ввысь и вдаль… Илидор не морочит тебе голову, он тебя воодушевляет. Он не внушает тебе чуждых стремлений и не заставляет верить в невозможное, он открывает тебе веру в себя.

– А какую веру он тебе открыл в тот день, когда сбежал из Донкернаса? – спросила Даарнейриа, обернувшись. Тон её был скучен и сер, но только ободки глаз пылали яростно, так что розовый отблеск падал на верхние ресницы, делая их почти рыжими.

Годомар быстренько вышел из шатра – всякий нормальный гном достаточно осторожен, чтобы не стоять между умалишенными, которые, насколько можно понять, вознамерились грызться друг с другом. Вышел, но не ушел, остановился в нескольких шагах. Очень его интересовали эти эльфы и драконица, будто они хоть трижды безумны.

– Корз-за, – Найло мотнул головой, верхняя губа его подергивалась, открывая острые клыки, в голосе прорывалось шипение. – Нарочный привез письмо от Теландона. Он согласен с тобой, что нет смысла оставаться здесь, и велит возвращаться в Донкернас.

И Йеруш бросил Корзе свернутое в трубочку письмо, которое всё это время держал в руке. Чернила слегка расплылись в том месте, где Найло касался бумаги.

Жадными глазами пробежав по нескольким скупым строчкам, эльфка вскочила и закричала:

– Поехали скорее! – и оглядела шатер таким взглядом, словно собиралась в один миг упаковать его целиком, чтобы отправиться на юг немедленно.

– Вы езжайте, я остаюсь, – Йеруш оперся локтями на колени скрещенных ног, сложил ладони шалашиком и уставился невидящим взглядом мимо Годомара, который так и стоял перед шатром. – Я уже написал Теландону ответ.

– Чи-то?!

– Ничто, – Найло мотнул головой, неровно подстриженные пряди качнулись у глаза и у щеки. – Я ухожу из Донкернаса. А ты езжай обратно и убедись, что забрала с собой эту змееглазую падаль Даарнейрию. Меня от неё тошнит.

* * *

Мгла была синей. Ярко, невозможно синей и явно магической: нет в природе явлений, способных создать такой густой, цветной и сияющий мрак. В нем кто-то двигался – кто-то худой и высокий, вокруг его головы взвивались мягкие пряди неровно остриженных волос, а движения были такими, словно при каждом шаге он собирается одновременно упасть замертво и станцевать.

Сегодня в этом силуэте было нечто паучиное, решил Илидор, и тут же его ухо стало ожидать, когда раздастся цокот кинжальных ног и скрип металлических суставов. А силуэт из тени приближался – будто артист, знающий, что на нём сосредоточено всё внимание: то длинным плавным шагом, когда сначала вперед медленно выдвигается нога, а потом за ней перетекает всё тело, а то рывками, резко сгибая колени и локти в направлениях, никак не связанных с движением. То с прямыми плечами и высоко вздернутым подбородком, словно танцор, то сгорбившись и крадучись, как помоечная крыса. Привычную мантию сегодня сменили узкие штаны и тонкая рубашка, потому все движения были различимы очень хорошо.

Как обычно, Илидору хотелось сделать шаг назад, но он был уверен, что Йеруш Найло видит его оттуда, из-за синей-синей пелены, что яркий свет не застилает эльфу глаза, и он отлично различает дракона, стоящего за пределами этого света. Стоящего и ждущего, потому как что ему еще остается?

Словно задумавшись, что же еще остается дракону, силуэт в синем свете замер, картинно поднес тонкие пальцы ко лбу, мгновение-другое простоял так, якобы в раздумье, а потом откинул голову и беззвучно расхохотался. Длинные пряди волос мелькали в синей яркости, пока у Илидора не зарябило в глазах, а потом с тихим «Хэй!» Йеруш вдруг развернулся к нему лицом, на миг блеснули глаза – черные провалы в черном силуэте, и Найло оперся ладонями на сверкающую синеву, как на стену, подался вперед, не то пытаясь проломить ее, не то просто желая оказаться ближе к Илидору.

– Ты знаешь, что даже глухие смогут слышать, если дотронутся до источника звука? – прошептал он.

Илидор протянул руку – дотронуться до источника звука, и пальцы его легли на яркий синий свет, за которым была ладонь Йеруша Найло, и какой-то миг под пальцами была прохлада стекла, а потом она стала тающим льдом, синее вмиг вылиняло до серого, яркий свет потерял сияние и гладкость, сморщился клубами туч или дыма, смял в себе силуэт эльфа, который сегодня был похожим на паука, Илидор раскинул руки, вырываясь из клубящегося пепла, почувствовал, как рванулись крылья плаща…