Текст книги ""Фантастика 2025-3". Компиляция. Книги 1-22 (СИ)"

Автор книги: Марианна Алферова

Глава 2. «Тебе здесь не место»

Пока Йеруш убирал свои пробирки и прочее барахло в палатку, Илидор («Тебе помочь или не мешать, Найло?») немного побродил по просыпающейся поляне. Он отмечал, как сильно она отличается от всех других лесных полян, пусть и не так много их приходилось видеть дракону за свою очень короткую пока ещё жизнь.

Все органы чувств разом вопили, что это место – иное. Даже сам воздух Старого Леса, отличается от воздуха вне его – так же сильно, как отличаются, к примеру, металлы, но если из разных металлов нередко можно создать новый сплав, то воздух старолесья не способен смешаться с другим, даже если на них налетит ураган и попытается смешать их насильно в своём брюхе.

Чувство, которое Илидор испытывал в Старом Лесу, немного напоминало про тот день, когда дракон впервые пришёл к своему отцу – горной гряде Такарон. Но сила Такарона отзывалась в душе Илидора тёплым чувством узнавания, ощущением правильности и покоя – сила же Старого Леса рождала в драконе свербучее ощущение чуждости. Оно щекотало спину под крыльями, попадало в грудь вместе с воздухом и беспокойно ворочалось там.

Всё тут слишком странное. Летучие… стрекозы с телом червяка? мелкие змейки с прозрачными перьями? И это кряхтение-бормотание огромных деревьев, обступающих поляну – чудится дракону или деревья действительно переговариваются между собой? Озерцо, к которому сбегает поляна, – почему оно такое синее, словно наполненное краской? Впрочем, Илидор ещё помнил про декстринские цветные водопады, которые им с Найло довелось исследовать в сезоне сочных трав. Тогда сам Илидор, прислушиваясь к глубинам декстринских гор, и выяснил, что голубой цвет появляется от давно угасшего вулкана, когда тень его дыхания смешивается с пылью горных руд, но декстринские водопады не были такими истошно-яркими.

В высокой траве, почти под ногами золотого Илидора кто-то пронёсся, волнуя стебли и тонко вереща, дракон наклонился поближе, чтобы рассмотреть следы, – и тут вдруг молодая женщина шагнула к нему из-за дерева. Илидор от неожиданности едва не подпрыгнул – только что он был абсолютно уверен, что на поляне нет никого, кроме него самого и Найло в палатке. А потом ещё раз едва не подпрыгнул, увидев, какой неприязнью горят лисьи глаза женщины.

– Тебе тут не место, – произнесла она очень старательно, так старательно, словно слова принадлежали не родному её языку и она их лишь заучила как набор звуков. Или как если бы ей очень-очень редко приходилось произносить слова.

Дракон стоял и смотрел на неё, не зная, что сказать. Женщина – не жрица, это ясно по одеянию: на ней длинная облегающая туника из очень тонкой кожи, на плечах и бёдрах отделанная ужасно неуместными, крупными и жёсткими чёрно-белыми перьями. Глаза, прозрачно-зелёные, как взбаламученная речная вода, обведены сажей. Светло-соломенные волосы чуть пушатся над плечами и неожиданно ярко поблёскивают на солнце, а плечи и руки – голые, только на запястьях – короткие кожаные нарукавники со шнуровкой. В те два-три мгновения, что Илидор рассматривал женщину, именно её руки заинтересовали его сильнее всего – больше, чем горящие ненавистью глаза и ладная гибкая фигура, обтянутая туникой. На плечах женщины угадывались сухие крепчайшие мускулы, какие бывают у воинов, – Илидор вспомнил донкернасского мастера-мечника Домина Ястро. Очень легко было представить меч в руках этой женщины. Так же как и лук. Или капкан. Или удавку.

– Тебе тут не место, – повторила она сквозь зубы. Стрельнула взглядом в сторону палатки Найло. – Убирайся.

– Да ты кто ещё та…

Не сводя с него злобного взгляда, она отступила обратно в тень дерева – шаг, два, три, а потом вдруг её оперённая туника как-то смешалась с тенями, с листвой, и женщина стала неразличимой среди густых ветвей. А может, и вовсе пропала.

– Тоже рад был познакомиться, – сказал ветвям Илидор и обернулся к Найло, который как раз вышел из палатки. Спросил, намеренно повысив голос: – Местные не любят Храм, да?

Йеруш ответил, только подойдя к дракону поближе:

– По-разному. Но не то чтобы толпами бегут сюда, растопыривши корявки для объятий. А что?

– Да так, – Илидор обернулся к деревьям, но среди них ничего не шевелилось.

***

Йеруш обосновался в одиночестве на небольшой поляне южнее вырубки, на которой «жрецы натыкали свои шатры, как волдыри, шагу ступить негде».

Мрачную репутацию среди старолесцев имела эта вырубка – давний след чужаков, которые пришли сюда и причинили лесу боль. Древесина кряжичей ценилась очень высоко на левобережье Джувы, но только мёртвая – снятая с кряжича, умершего естественной смертью, а жили эти деревья долго. Только древесина, прошедшая весь многосотлетний путь от рождения до смерти кряжича, становилась достаточно сухой, чтобы при обработке дерево не перекручивало, но при этом достаточно гибкой, податливой. Твёрдой и прочной, плотной, не занозистой, с красивой текстурой и цветом вишнёвого сока с тонкими белыми и рыжими прожилками.

Тридцать лет назад в Старый Лес явились чужаки и сдуру нарубили живых кряжичей, которыми даже печь топить невозможно: дрова источают запах горелого мяса. Браконьеры ушли и больше не возвращались, но рана в лесу осталась: с той поры никакие деревья не росли на вырубке и земля не позволяла выкорчевать пни. Вырубка осталась болезненным напоминанием о безнаказанно свершившемся зле и, по мнению Йеруша, установить здесь храмовые шатры было большой дуростью. Когда-то Храм учинил настоящую войнушку в этом лесу, и лагерь на вырубке служил лишним напоминанием об этом.

Но верховный жрец Юльдры, сын Чергобы, вёл пылкие и вдохновляющие речи про символизм и зарождение нового на останках старого, про привнесение жизни и света туда, где царили смерть и мрак.

– Зря ты так долго сюда добирался, – укорил Йеруш дракона. – Ты ж чуть было не опоздал! Если бы мы ушли без тебя, ты не сумел бы нас догнать, лес не пускает чужаков далеко без провожатых! Ты что, по нескольку дней жил, плясал и строил дом в каждой дыре от Гимбла досюда? Столько интересностей пропустил! Сюда уже и люди приходили, вот Рохильда – она отсюдошняя жрица, а ещё кроме неё есть три местных жреца, такие придурки, хах! Да, а ещё сюда котули заглядывали, и даже шикши припёрлись, о! Мне было так интересно, передерутся они все или нет! Я даже почти начал выкрикивать подстрекательства, но не смог решить, кто мне не нравится больше, потому ничего не выкрикивал! А ты всё пропустил!

– Поверь, я наверстаю, – мимолётно улыбнулся Илидор.

При этом выражение лица его сделалось таким сложным, что Йеруш решил не развивать тему «Где ж тебя носило всё это время, если ты вылетел почти сразу за мной».

– Хорошечки, хорошечки! – надрывался невидимый с поляны мужчина. – Уоу!

Орал он в подлеске, недалеко от озера и чуть южнее того места, откуда на Илидора нападала неприветливая женщина в перьях. Сначала дракон решил, что мужик просто так орёт, во славу отца-солнца или по какой-нибудь внутренней потребности, но потом увидел растения, которые спешили на зов. Они выглядели как мясистые цветы с головами в форме тарелок, окружёнными крупными красно-оранжевыми лепестками. Из тел торчали обычные листья вроде посолнуховых, какие Илидору доводилось видеть в южных людских поселениях, а ещё у каждого существа из ствола росло по три-четыре длинных гибких жгутика, которыми они размахивали на ходу, как руками, для равновесия. Насколько мог рассмотреть Илидор, основанием их стволов были не корни, а удлинённые толстенькие выросты, и существа на этих выростах бодро семенили к орущему мужику. Самые высокие были ростом по пояс человеку, а самые маленькие… по шевелению высокой травы Илидор понял, что самых маленьких он вообще не видит.

– Хорошечки, хорошечки! – голосил мужик. – Уы-ы-уо! Уы-ы-уо-о-о!

С другой стороны поляны выплывала Рохильда, дочь Хуульдра. Она пришла по той же тропе, по которой прежде направила Илидора. Несла объёмную плетёную корзину, наполненную листьями и стеблями. Одной стороной Рохильда утвердила корзину на бедре, с другой стороны придерживала ладонью. Бой-жрица плыла через поляну, как тихий и мечтательный боевой корабль под голубыми парусами, и улыбалась невидимому в подлеске орущему мужику, и даже издалека было видно, как розовеют щёки бой-жрицы.

Илидор толкнул локтем Найло и указал подбородком на существ, которых мужик звал хорошечками:

– Это что, какая-то храмовая живность?

– Ну да, можно так сказать, и я бы так сказал, но только не ей в лицо, – ответил Йеруш, махая рукой Рохильде.

Та, розовея щеками, махала в ответ.

– Значит, Храм сюда пришёл вернуть былое влияние, почтить память своего основателя и всякое такое, – Илидор растянулся на траве, закинул руки за голову. – А ты за ними зачем увязался?

– Я увязался? – подскочил Йеруш. – Увязался? Ты за кого меня принимаешь, дракон? Я с ними совпался, а не навязался, понятно тебе, бестолковый кусок…

Илидор дрыгнул ногой и пнул Найло в бок.

– Я и так собирался в Старый Лес после Донкернаса, и мне очешуительно повезло, что в Гимбле я пообщался со жрецами, да, точнее, это жрецы пообщались со мной, у них было много вопросов к подземной воде, они хотели знать, не от воды ли им там иногда паршивеет, и это был отличный вопрос, просто очень интересный вопрос, но я не успел ничего по этому поводу понять, король Югрунн слишком быстро выпер Храм из Гимбла, да! Но зато я уже знал, что Храм двинется в Старый Лес, а Храм уже знал, что я могу ему помочь не поймать по дороге какую-нибудь холеру, а это не так сложно – поймать по дороге холеру, особенно если переться по берегу Джувы против течения, навстречу прекрасным эльфским возвышенным городам, из которых в воду сливают столько говна, что холеру в Джуве можно ловить на удочку, если места знать!

Орущий мужик перестал орать, и существа, похожие на ходячие цветы, пропали из виду вместе с ним. Рохильда, помахав рукой Йерушу, тоже незаметно затерялась среди деревьев.

– В Гимбле ты говорил, что у рек Старого Леса есть магическая сущность, – заговорил Илидор, подстраиваясь к шагу Йеруша. – Значит, тебе не жрецы про неё рассказали, если ты и так собирался в эти края?

– Разумеется, нет, – отмахнулся Найло. – У меня были записи, записи про Старый Лес. В Донкернасе, ещё зимой, ну и потом, когда ты улетел и мне стало так ужасно скучно и так ужасно хотелось кого-нибудь избить, – я тогда почти поселился в библиотеке. Да, я очень грустил, скучал, почти спал и в почти сне бесконечно читал самые странные истории, которые мог найти в библиотеке Донкернаса. Это была пытка. Скучища. И ещё эти библиотечные стариканы, ты представляешь, один всё время кричал, что может превратить мои руки в крылья, и бегал за мной, что-то бормоча, пришлось прятаться от него в самой дальней секции.

Илидор улыбнулся. Он, похоже, знал, о каком старикане говорит Йеруш.

– Вот там-то я и читал всякие интересные вещи про разные места, в том числе про этот самый лес. И я изучал те записи, изучал от скуки, я тогда совсем не хотел шевелиться, знаешь, просто сидел и читал всё подряд. Да, это были страшные дни, очень мрачные, очень скорбные, если бы я вёл летопись, то записи про эти дни сделал бы самыми тоскливыми чернилами. Даже плакал бы немного, возможно. Да, но я сильно не задержался в библиотеке, потому как эльфы узнали, что ты навёл шороха в Шарумаре и улетел оттуда в сторону Гимбла, так что Теландон велел нам с Ахниром и Корзой ехать за тобой, ну ты знаешь. Кстати, Корза расстроилась из-за Ахнира, и Теландон, наверное, расстроился тоже. Да, так когда мы поехали к Гимблу, я прихватил с собой некоторые записи и потом коротал с ними время в лагере возле рынка.

Увидев, как вытянулось лицо Илидора, Йеруш замахал руками:

– Я их не украл! Честное слово! Мне сделали списку! Правда!

Дракон закатил глаза, крылья его встряхнулись, словно по ним проползло что-то длинное и слизкое. Меньше всего на свете Илидора волновала сохранность донкернасской библиотеки.

–А когда гимблский Храм засобирался в Старый Лес, я подумал: о, какая удача! Потому что этот самый лес, Илидор, – вещал Йеруш с видом фокусника, который готовится извлечь из шляпы целый замок, – это одно из лучшейших мест в Маллон-Аррае, куда только может попасть гидролог! О-о, здесь есть реки с несмешиваемой водой, есть родники, несущие из земных глубин невидимых вредителей, а какие источники в пещерах, о-о, а самое…

Крылья обхватили Илидора плотно, как вторая кожа, до почти-невозможности сделать вдох. Дракон дёрнул плечами, чтобы ослабить хватку крыльев, и понял, что стискивает кулаки. На тыльной стороне кистей вздулись вены, костяшки побелели. Илидор заставил себя разжать пальцы и попытался придать своему лицу выражение вежливой заинтересованности, но знал, что Найло уже всё увидел.

– Так-так-так, – протянул Йеруш. – Ты и сам что-то знаешь об источниках Старого Леса? Ты не просто так выбрал лететь именно сюда?

– Что? – переспросил Илидор.

Он не слышал последних слов Найло из-за грохота в ушах, да и собственных слов не слышал. Вокруг снова стучали друг о друга камни, а с ними в унисон тарахтели брюшками пещерные жуки, ходившие кругами друг за другом, и трое гномов, глядя на этот танец, тоже начали приплясывать и что-то тихо мычать себе под нос, так что нужно было очень громко кричать и дёргать их за руки, чтобы выдернуть из ритмичного забытья…

– Илидор!

Дракон потёр лицо ладонями. Глаза пекло, словно в них сыпанули горсть пещерной пыли, нагретой у озера текучей лавы. Илидору пришлось несколько раз моргнуть, прежде чем он понял, что Йеруш сидит прямо перед ним, нос к носу, и всматривается в его лицо с таким же вниманием, с каким утром изучал пробирку с водой.

– Илидор, – Найло выглядел как никогда серьёзным и немного растерянным, он очень старался стоять спокойно, но не мог и всё время поднимался на носки, так что перед глазами Илидора оказывался его рот. – Дракон, скажи мне правду, честное слово, я не буду тебя ненавидеть сильнее прежнего, это невозможно: какого хрена ты сейчас здесь? Ты прилетел не потому, что очень меня любишь, да? Ты оставил свою армию в глубинах, ты не остался в Гимбле, не… Тебе самому что-то нужно здесь?

Илидор хотел отшутиться, съязвить или нахамить, но, увидев, как дёрнулся уголок рта Йеруша, ответил коротко и честно:

– Нет. И я бы не полетел сюда без тебя.

Найло, улыбаясь одними глазами, какое-то время изучал Илидора, для разнообразия покачиваясь на пятках.

– Ну ладно. Только учти: если тебе хотелось благости и покоя после всех этих сложностей в подземьях, то ты хреново выбрал направление, Илидор. Храм тут делает довольно опасные телодвижения, хотя у Храма нет тела, конечно, зато они есть у жрецов, тела, и с этими телами тут уже случается всякое. Одного жреца, кажется, даже превратили в деревянного человечка – я не очень уверен, что это правда, но один из жрецов пропал, а деревянный человечек появился – так говорят, потому что дети его сожгли до того, как взрослые что-нибудь поняли. Я иногда даже подозреваю, что Храм слегка обезумел, когда решил идти сюда, и я совсем не уверен, что продержусь рядом с ними очень уж долго, я уже как-то привык к своей шкуре и… Что ты так лыбишься?

Дракон не отвечал, неспешно пошёл вдоль обрамляющих поляну деревьев.

– Тебе нравится это, что ли, Илидор? Тебе нравится, что Храм тут ищет обильных проблем на свой купол?

Йеруш смотрел на дракона, подняв бровь, а дракон делал вид, что очень интересуется тропинкой и вырубкой с храмовыми шатрами, которая уже виднелась впереди. На тропинку заползали запахи дыма, каши и пыли, бусинами запрыгивали звонкие голоса и смех, и крики, и треск, и шорох, и стук – все те звуки, которые окружают несколько десятков человек, которые с чего-то затеяли обосноваться на вырубке у опушки Старого Леса.

– Не знаю. Какой правильный ответ? И, к слову о Храме: Фодель тут?

– Да. Фодель тут.

Найло очень внимательно и пытливо изучал Илидора, но по лицу дракона ничего нельзя было понять, он продолжал ничего не выражающими глазами пялиться на тропинку и лишь рассеянно уронил:

– Ага, ну хорошо.

Имбролио

В нескольких днях пешего хода к северо-востоку от храмовой вырубки есть неглубокая пещера. Находится она под обрывистым берегом быстроногой безымянной речушки, одной из сотен речушек, которые впадают в Джуву – трудно найти такое место случайно, да никто его и не ищет.

В Старом Лесу есть места, о которых не говорят. Есть дороги, по которым не ходят – или ходят лишь немногие. К этой пещере есть путь только полунникам. Сегодня к пещере пришли трое.

Полунников издалека можно принять за людей, и только вблизи становится ясно, что их кожа – не гладкая и не телесного цвета, она беловато-зелёная, испещрённая рытвинами, словно у крупной ягоды, не успевшей ещё созреть под лучами солнца и едва покрывшейся розоватым румянцем. Волосы полунников похожи на пуки слежавшихся водорослей, а торчащие из макушек жгутики неустанно пробуют воздух, словно змеиные языки.

Три полунника идут к пещерке у обрывистого берега. Их движения немного скованы, они повторяют шёпотом какие-то фразы, безостановочно поправляют одежду – то ли потому что нервничают, то ли потому что вырядились сегодня в свои лучшие наряды и непривычно себя чувствуют в льняных штанах и рубашках, привезённых торговцами из эльфских земель.

Весело плещет вода в безымянной речушке, тепло сверкают на её поверхности солнечные блики, шумят камыши, жужжат толстые ленивые мухи. Солнце движется к западу, и верхняя часть пещерного купола, выступающая козырьком над песчаным берегом, бросает на него серовато-сиреневую тень. Пахнет нагретым песком и холодным камнем.

Пещерка совсем небольшая – шагов пять в глубину. И там, в глубине, сокрытая полумраком и тенями каменных выступов, стоит статуя воительницы – к ней и подходят полунники, выстраиваются полукругом перед нею в пещерной прохладной тени.

Статуя сделана, похоже, из песчаника, довольно рыхлого – по перепадам цветов от светлого к тёмно-песочному понятно, что камень был пористым, но сейчас его поверхность равномерно-сглаженная: поры забиты вековой пылью, шероховатости выровнены воздухом и ветром. Камень выглядит бесконечно старым, но очень живым, как будто статуя впитала в себя и сохранила в себе всё, что касалось её за минувшие годы, десятилетия, века – сырость осенних дождей, прохладу весенней росы, хлёсткость колючего снега и разморенный жар летних дней, почтительные касания многочисленных рук, щекотную память о невесомых жучиных лапках, следы отзвучавших голосов, завываний ветра, шелеста камыша, звонкого кряканья уток…

Словом, с первого взгляда ясно, что это очень, очень старая и необычная статуя.

Неведомый скульптор изваял молодую женщину, воительницу. Она стоит, держась двумя руками за рукоять полуторного меча с навершием в форме головы какого-то зверя – камень истёрся, и не разобрать, кто это был – может, и не зверь вовсе, а змея или ящерица. На женщине короткая рубашка без ворота и обтягивающие штаны, на запястьях – браслеты-кольца в несколько рядов, и когда смотришь на них – в воздухе слышится эхо тихого звяканья металла. Волосы воительницы заплетены в косу и украшены перьями. На лоб поднята маска, по форме похожая на череп зверя – или ящерицы. У женщины пытливое, сосредоточенное выражение лица и хищные лисьи глаза.

– Кьелла, – почтительным шёпотом, не поднимая головы, выдыхает один из полунников. – Грибойцы привезли вести. Рекут, в наш лес вошло зло.

Голос полунника разбивается о каменные стены и гаснет. Некоторое время все трое смотрят на статую. Потом другой полунник облизывает губы и добавляет:

– Старцы грибойцев рекут, зло вошло в старолесье со стороны гномских гор. Рекут… природа гневается и порядок нарушен.

Камыш на берегу волнуется, шуршит наперебой.

– Кьелла, – третий полунник поднимает голову, смотрит просительно в хищные лисьи глаза статуи. – Кьелла, что нам делать? Ответь.

Глава 3. Храм Солнца

Оба Храма, которые Илидор видел до этого, были белокаменными строениями с широкими куполами. Но здесь, в Старом Лесу, на утыканной шатрами поляне, дракон не чувствовал и тени того спокойствия, того умиротворяющего величия, которое исходило от каменных храмов. Странно и буднично выглядели здесь жрецы и жрицы в голубых мантиях.

– Итак, – деловито тарахтел Найло, таща дракона к восточному краю вырубки, – сейчас тебе нужно отдаться на растерзание Юльдре, верховному жрецу. Тебе очень нужно подружиться с Храмом. Во славу отца-солнца, разумеется. И на радость людям, которые живут в лесу: мы всем им помогаем, свои должны помогать своим, держаться своих и всё такое.

Илидор рассмеялся так громко, что спугнул парочку синепузых птиц, которые любезничали у ближайшего маленького шатра, среди рассыпанной на земле утвари и пары сильно ношеных мужских башмаков. Найло даже не улыбнулся. Ему отчего-то не казалось смешным, что для эльфа и дракона люди здесь стали «своими».

– В лесу живут не только люди, что ли? – весело спросил Илидор, безостановочно вертя головой.

– Люди, не люди, нелюди, звери, твари, растения, зверолюди, людорастения, – всё так же без улыбки ответил Найло и добавил неодобрительно: – и все хлещут воду, как не в себя, просто удивительно, как много должно быть воды под этим гигантским лесом, чтобы поить сам лес и всю эту шелупонь, что сюда набилась, включая нас.

На поляне всё звенело, шутило, суетилось, перемещалось. Жрецы и жрицы ходили туда-сюда с сумками, торбами, стопками глиняных мисок, аккуратно переносили мешочки с чем-то звенящим. У большого кострища в центральной части вырубки с верещанием носилось кругами несколько малышей, за ними присматривали беременная жрица, седовласый старик и жречонок лет пятнадцати. Что-то странное было в этом кострище, но дракон не разглядел, что именно – лишь отметил, как царапнула какая-то неправильность. Иногда кто-нибудь из детей подходил к кострищу и серьёзно разглядывал его, словно размышляя, стоит ли обмазаться золой, а потом решал, что нет, не стоит, и убегал играть дальше. Жрецы не мешали и не помогали детям.

Пахло прелой листвой, грибами, зерновым варевом, кожей, влажной корой. Все вокруг были в голубом, и вырубка казалась усыпанной очень непоседливыми незабудками, а может, крокусами. Где-то среди мельтешения, наверное, была Фодель, но как Илидор ни вертел головой – не находил её. Просто удивительно, как много народа на этой вырубке! Никак не могло столько людей умещаться в небольшом Храме Гимбла! Однако Илидор приметил несколько жриц и жрецов, которых ему доводилось встречать в подземьях. Один раз дракону показалось, что среди людей он видит гномку в серой мантии, Илидор вздрогнул всем телом, помотал головой, потёр виски. Разумеется, никакой гномки на поляне не было.

– Вон, смотри, – Йеруш дёрнул Илидора за рукав и указал глазами на северную сторону вырубки. – Это к слову о людях-растениях, а может, о тварях!

Там, куда указывал Йеруш, стояли полукругом пятеро молодых жрецов и жриц, а перед ними, тоже полукругом, – страннейшие существа, которых Илидору доводилось видеть. Они выглядели как пугала ростом с человека, сплетённые из светло-коричневых прутьев разной толщины. Лица, сухощавые тела, одежда – штаны и рубашки, пояса и наплечники, волосы – длинные, короткие, косицами и хвостиками – всё было сплетено из лозы, при этом на лицах отражалась живейшая мимика, волосы покачивались, одежды спадали складками. Живые существа, сплетённые из лозы – как, в кочергу, подобное вообще возможно?!

Илидор стоял, разинув рот, и пялился на дивных существ.

В сторонке, шагах в трёх от круга, образованного жрецами и плетёными существами, сложив руки на груди с выражением торжественным и важным, стояла бой-жрица Рохильда. Она посматривала попеременно то на жриц и жрецов, то на сплетённых из веток созданий, нетерпеливо пожёвывала губами, перебирала пальцами, тяжело переступала с ноги на ногу.

– Это шикши, – пояснил Найло, ни самом деле ничего не поясняя. – Храм хочет, чтобы они поддержали его на толковище.

– Чего им на чём?

– Илидор, не верти головой, слушай меня, а то я уже хочу прибить твою голову к тележке и катить её перед собой. Да, это очень удачная идея, очень успокаивающая, как ты смотришь, дракон, на то, чтобы я оторвал тебе голову и прибил её к тележке?

– Тут есть тележки? – восхитился Илидор. – Слушай, а где Фодель, она не ушла ни с какой миссией к этим шишкам или к чему там ещё?

Сплетённые из лозы создания, постояв-помолчав, медленно отступили назад и вскоре растворились в лесу, а жрецы и жрицы остались на прежнем месте и, открыв рты, слушали Рохильду. Та им что-то вещала, делая картинные плавные жесты, со значением причмокивая губами и выпучивая глаза.

– Так, дракон, – Йеруш развернулся так резко, что ахнулся об Илидора плечом. – Дракон, ты не думай, что этот лес такой утю-тю и эге-ге. В Старом Лесу живёт целая прорва народцев, у каждого к каждому есть какие-то счёты, а тут сверху на всё это падает Храм и говорит: вы знаете, у вас тут есть наша любимая башня с важным захоронением, и, кажется, из этой башни вы нас попёрли много лет тому, так вот теперь мы хотим, чтобы ваше толковище позволило нам забрать её обратно. И было бы нехудо, чтоб вы все попутно поверили в величие отца-солнца. Это довольно так себе затея, ты понимаешь?

– Ага, – согласился Илидор.

Он, видимо, слышал что-то своё в словах, которые произносил Найло, поскольку всё плотоядней улыбался и всё пристальнее рассматривал носившихся по поляне жрецов.

– Илидор! Илидор, ты дракон или бабочка? Почему у тебя внимание как у бабочки, а? Храм – это очень серьёзно, Старый Лес – это очень недружелюбно, а верховный жрец Юльдра – вовсе не дурак. Ты слышишь меня?

– Так где Фодель? – Илидор снова обернулся к Йерушу. – Давай, скажи! Где ты в последний раз её видел?

В Гимбле дракон и жрица так толком и не раззнакомились, но образ круглолицей черноволосой Фодель исправно согревал драконью память. Не то чтобы жрица как-то повлияла на решение Илидора отправиться именно сюда, но мысль о новой встрече весьма радовала дракона, и он бы расстроился, окажись сейчас, что его приятельницу-жрицу уволокло в чащобу какое-нибудь плетёное чучело. Расстроился и рассердился, а сердитый дракон…

– Да где-то тут Фодель, сказал же! – отмахнулся Йеруш и за руку потащил Илидора вперёд.

Тот упирался пятками и вертел головой.

Поодаль развешивали на распорках тонкие полосы кожи. Один из малышей, играющих у кострища, вытащил из звякающего мешочка зеркальце и теперь пускал по поляне солнечных зайчиков, а другие малыши хлопали в ладоши. Почему-то никто из них не пытался отобрать у приятеля зеркальце, и это озадачивало Илидора. Насколько он помнил собственное детство в Донкернасе – ни один из драконышей не мог даже мельком посмотреть на что-то любопытное, не вызвав оживления своих приятелей, которые тут же набегали туда же и начинали толкаться плечами и хлопать крыльями. Просто сидеть смирно и наблюдать, как другой ребёнок возится с чем-то интересным, – это, по мнению Илидора, было предельно странно и даже недопустимо. Взрослые жрецы и жрицы смотрели на игру с зеркальцем с дурацкими благодушными улыбками, словно малыш делал нечто очень нужное и хорошее.

Найло дотащил Илидора до большого шатра в восточной части вырубки, побренчал костяной трещоткой на входе, перекинулся несколькими словами с выглянувшим на звук жрецом. Тот что-то пробурчал в ответ и потрусил к другому шатру, травно-зелёному, неприметно притулившемуся за большим храмовым.

Травно-зелёный шатёр – лекарский, сообразил Илидор. В городах и посёлках, которые ему доводилось видеть в Эльфиладоне и прилегающих людских землях, в такой цвет красили вывески, наличники, фартуки, повязки, сумки лекарей, и цвет этот привлекал внимание издалека, поскольку лекарни обычно стояли на площадях или больших улицах, окружённые серокаменными, красно-коричнево-глинобитными, рыже-кирпичными строениями. В лесу же шатёр травяного цвета, поставленный у самого края поляны, сливался с подлеском, и дракон заподозрил, что именно для того шатёр и поставили у края поляны – чтобы привлекать к нему как можно меньше внимания.

Мимо прошла невысокая жрица. Кряжичи бросали на неё тени, делая голубую мантию сероватой, и дракон вздрогнул: ему снова померещилась гномка.

Рядом с шатром лекаря стоял столик, над ним возилась женщина. В руках её мелькали длинные мотки мягких тряпок, пузырьки тёмного стекла, деревянные коробки и глиняные банки. На женщине была странного вида рубашка – она выглядела так, словно кто-то хотел перекрасить зелёную ткань, но схалтурил и наплескал коричневой краски как попало, пятнами, в основном на живот и нижнюю часть рукавов.

Коричневой краски? Илидор подобрался. Дракон помнил, как Южра Хашер в Донкернасе смешивал истёртые в порошок разноцветные специи, Южра десятки раз делал это в присутствии золотого дракона, и тот хорошо знал, что коричневый цвет получается, если смешивать зелёный с красным. Рубашка лекарки была залита красной кровью, а не коричневой краской.

– Какой кочергени они тут…

– Юльдра, – перебил Илидора голос Йеруша Найло.

Золотой дракон моргнул. Из лекарского шатра действительно вышел Юльдра, сын Чергобы, в недавнем прошлом – верховный жрец гимблского Храма Солнца, а ныне – верховный жрец старолесского. Был это невысокий, сухощавый мужчина лет тридцати пяти, с гладко выбритым узким лицом, глубоко посаженными глазами и длинными мышиными волосами, по-гномски собранными в хвост на затылке. Привычка принимать решения и отдавать указания крепко въелась в размеренные движения Юльдры, во властный изгиб его рта и скупые жесты, в упрямый взгляд чуточку сквозь. Взгляд этот навевал не самые приятные воспоминания об эльфах Донкернаса, которые никогда не смотрели драконам в глаза, – если, конечно, эльфы Донкернаса не носили имя Йеруш Найло. Голубая мантия почему-то смотрелась на жреце трофейной шкурой.

В сопровождении вызвавшего его жреца Юльдра, сын Чергобы, степенно подошёл к эльфу и дракону, стоявших у большого храмового шатра. Почему-то Йеруш не двинулся навстречу верховному жрецу, а тот, подойдя, встал так, чтобы за спиной у него оказался центр вырубки и чтобы Илидор с Йерушем повернулись к лекарскому шатру боком. Всё это в молчании. Лишь утвердившись на месте, переступив с ноги на ногу, точно проверяя, прочна ли под ним почва, верховный жрец коротко кивнул эльфу:

– Йеруш.

Илидор удивлённо шевельнул бровями: он никак не ожидал, что у невысокого и сухощавого человека окажется такой густой и мощный бас.

– Рад видеть тебя, добродруг Храма, – продолжал верховный жрец. – Верно ли мне передали, что ты привёл к нам нового друга, золотого дракона?