Текст книги ""Фантастика 2025-3". Компиляция. Книги 1-22 (СИ)"

Автор книги: Марианна Алферова

Соавторы: Артем Тихомиров,Ирина Лазаренко,Артем Бук
сообщить о нарушении

Текущая страница: 119 (всего у книги 352 страниц)

– Я говорил убрать одеяло? – бросил Айфе, стянул его полностью.

– Ты поучи меня еще, – огрызнулась та, но натягивать одеяло обратно не бросилась.

Кинфер вытащил из карманов склянки, аккуратно составил их в ряд на низком столике.

– Вот лекарства. Раз ты сама все хорошо знаешь, так я пойду своей дорогой тогда? А ты без меня тут справишься?

Айфа, глядя в пол, помотала головой. Эльф принялся выколупывать из пузырьков пробки.

Эх, а ведь надо было взять мазь от воспаления, и как не подумал? Следы укуса вон как разнесло! Непонятно, воспаляется ли рана от яда или от грязи? Наверняка ее сразу не промыли, не опрыскали вином…

В лекарне учили обращаться к зараженной крови, но Кинфер не был уверен, что вспомнит заклинания и пассы, а услышать отзыв и вовсе едва ли сумеет. Однако эльф добросовестно попытался. Следуя заветам одного из магистров, закрыл глаза и поднял руки над лицом девочки. Если верить словам лекаря, то руки сами должны были вспомнить движение, а голова – заклинание.

Что-то и впрямь всплыло в памяти. Кинфер медленно, ритмично проговорил положенные слова, но, как только попытался осознать их, воспоминание ушло. Бледно-розовый дымок, тянущийся от его пальцев к следам укусов, был совсем прозрачным.

Плохо. Вымотавшийся, сонный, голодный маг, толком не знающий ничего о лекарском деле, за которое взялся. Вот так удача пришла кочевникам!

Надеяться на целительные составы? Их одних будет мало, к тому же доведется обойтись только этими пузырьками: Кинфер теперь не решился бы снова пойти к Салиэль. Иди знай, что за составы она подсунет, если открыто говорит, что ребенок не должен выжить.

С чего это она так решила, любопытно узнать? Ведь не в байке про вампиров дело?

Разумеется, Кинфер не поверил словам Салиэль. Ее история звучала предельно глупо. Встреча оставила гадкий осадок, который никак не желал пропадать, а эльфу и без того было неуютно.

Кинфер несколько раз зажмурил глаза, пытаясь избавиться от неприятной скребущей сухости. Посмотрел на девочку.

Судя по всему, долгой борьбы не будет. Либо Вжина пойдет на поправку в ближайшее время, либо… Как ни далек был эльф от целительской науки, он понимал: долго ребенок просто не выдержит.

Ему нужен состав, который остановит действие отравы, который будет бороться с самим ядом, а не с последствиями его воздействия. А такого состава у Кинфера нет, и каким он должен быть – неизвестно.

– Что нам делать? – тихо спросил Дег, когда Кинфер достал пробку из последней склянки.

«Вот бы мне у кого узнать то же самое!» – в отчаянии пожелал эльф, а вслух ровным голосом ответил:

– Дать мне ложку.

Айфа принесла деревянную ложечку с грубо вырезанным на ручке медвежонком. Наверняка Вжина раньше пользовалась ею за столом.

Кинфер принялся отмерять лекарство из первого пузырька. Сколько снадобья нужно взрослому – он помнил. А ребенку? Решил взять вдвое меньше.

Эльфу очень не хотелось, чтобы кочевники понимали, насколько он растерян. Они доверились магу – значит, маг должен помочь. Даже если ему самому страшно до дрожи в пальцах и сделать он может немногим больше, чем сами кочевники.

За девочку он переживал до одури. Жаль ее было так, что словами не передать. Но сильнее всех прочих чувств был страх. Что, если он не сумеет помочь? Что, если Вжина умрет? Умрет потому, что ученику-дуралею было скучно слушать магистров в лекарне.

Почему ребенок должен расплачиваться за твою безответственность, эльф?

– А теперь что делать? – снова спросил Дег, когда отмерянные из последнего пузырька капли были влиты Вжине сквозь зубы.

– Айфа может поспать, – решил Кинфер. – Лучше всего где-нибудь на улице, на свежем воздухе.

– Это ты что, из собственного дома меня выставлять удумал? – Женщина сложила руки на груди.

Она выглядела скорее забавно, чем пугающе, и в другое время эльф бы непременно улыбнулся.

– Тут, в тяжелом воздухе, при свете, под наш с Дегом бубнеж отдохнуть тебе не удастся, – Кинфер назидательно потряс перед Айфой деревянной ложечкой и добавил: – Это я как маг тебе говорю.

Женщина молча поднялась, прихватив сброшенное с Вжины одеяло, и вышла из шатра.

– Ловко у тебя вышло с ней договориться, – с оттенком зависти заметил Дег. – Попробовал бы я такое заявить – на полдня завелась бы.

– Так мне-то от нее ничего не надо. Я на ее бубнеж возложу конский хрен, да и весь сказ.

Дег вздохнул.

– К тому же, – продолжал Кинфер, растягиваясь во весь рост на циновке (глаза тут же начали слипаться), – перед чужими не принято блистать всеми гранями своей паскудности. С чужими мы обычно посдержанней, повежливей.

Эльф помолчал несколько вздохов и горько добавил:

– Хотя в этом нет никакого смысла. Пусть бы лучше чужие терпели нас злыми, расстроенными, раздраженными. А с близкими бережно надо. Они на то и близкие.

Дег тоже улегся на циновку по другую сторону от постели Вжины и спросил:

– Нам тоже можно поспать?

Он скорей понял, чем увидел, как эльф мотает головой.

– Лекарства нужно давать. И еще поить ее. До вечера дотянем, а дальше будет видно.

Дег помолчал, подумал и предложил:

– Хочешь – поспи немного. Я ее буду поить, а потом разбужу тебя, чтоб лекарство дать.

– Ты сам не засни только, – пробормотал Кинфер и в единый вздох провалился в черный колышущийся мрак.

Без всяких сновидений.

* * *

День прошел в рваном сонном мареве.

Кинфер и Дег спали по очереди. Вливали сквозь стиснутые зубы Вжины воду, давали лекарства, обтирали мокрой тряпицей. Казалось, все без толку. Если жар и спадал, то не до конца и ненадолго. Девочка лежала словно деревянная, с напряженными ногами и пальцами, редко и неглубоко дышала. И все сильней бледнела, все четче обозначались синие круги у нее под глазами. Следы укусов опухли и покраснели еще больше.

Кинфер упрямо шептал те немногие заклинания, которые мог припомнить: от жара, для укрепления тела, для поддержки дыхания – хотя не замечал, чтобы от них была польза. Во всяком случае, девочке лучше не становилось.

Маг обтирал Вжину водой и отмерял целебные составы, надеясь, что делает это правильно. А затем ненадолго проваливался в сон. Просыпаясь, все сильнее отчаивался. Он делал все, что мог сделать, но этого не хватало.

Можно было лишь надеяться, что крохи познаний Кинфера, целительные составы Салиэль и собственные силы Вжины могут перебороть действие неведомого яда.

Айфа весь день не показывалась – видимо, спала, вымотанная этой ночью и предыдущими. Зато дважды приходил Ильдомейн.

В первый раз он появился около полудня, принес миски с горячей едой – гречневая каша, крупно порезанная морковь, большие шматки мяса. Глубокие миски были прикрыты лепешками, толстенькими, румяными, тоже горячими.

Только тогда Кинфер вспомнил, что ничегошеньки не ел уже почти сутки. А выдались эти сутки еще теми!

Пока эльф и Дег, особо не растрачивая слов, наворачивали кашу-суп, Ильдомейн делился новостями и собственными соображениями.

Новостей было немного, а вот соображений хватало.

– Так раз вы сходили до Линнивэ и ничего по дороге не встретили, может, и правда, безопасно там, а? На лагерь ничто не напало за эти дни, а вокруг-то ни ограды, ничего. Даже коней никакая погань не попортила. Даже припасы не подъела. Значит, что? Я так мыслю: мы-то спервоначала перепугались, конечно, да с того перепуга повели себя не умней, чем дети малые. Потому как всяко надо нам дальше двигаться. Даже ежели где какое страховидло засело – так и что? Оно-то плохо, а только мы все одно посреди леса – что в лагере, что в дороге. Потому как в Даэли, почитай, одни леса и есть, и деваться нам отсюда некуда. Так что получается? Получается, дальше двигаться надо, потому как припасы рассчитаны и время на дорогу отмеряно. Еще дней пять-семь – холодать начнет, дожди польют. Что мы будем делать, ежели не доберемся до Меравии к тому вздоху? Плоты вязать?

Дег облизал ложку.

– С другого бока, – продолжал Ильдомейн, – пока дите лежит влежку, трогаться в дорогу вроде как и неправильно. Болеть на ходу тут каждому случалось, потому как в дороге мы почти все время, а только такого еще не бывало. Да и магу не по пути с нами, потому как мы в Меравию путь держим, а он – в Алонику, ежели еще не одумался. А что это означает? Что нам на юг путь лежит, а ему – на запад. И вот что со всем этим делать прикажете, а? Ждать – так времени у нас не с большим гаком в запасе, а порядок вот уже шататься начал. Народ осмелел-то, когда вы из Линнивэ целыми вернулись, уже кое-кто за грибами наладился. Глядишь – разбредутся по округе, а потом еще кто пропадет или покусанным отыщется. И что – сидеть тут дальше, пока этот новый покусанный в себя не придет? Прям хоть бери да поселок отстраивай посреди леса, что нам вовсе даже без надобности.

– К чему ты ведешь? – перебил Дег.

– А к тому, – Ильдомейн потешно надул щеки и мельком глянул на Вжину, – что выдвигаться надо вскоре. Сам знаешь, мы в этих местах завсегда десяток дней стоим. Но в этом же годе в Гижуке задержались? Задержались. Значит, что? Поторапливаться надобно. Мало толку будет, если все тут застрянем в дожди.

Дег молчал. Ильдомейн прочистил горло и повернулся почему-то к Кинферу.

– Вот я и хочу сказать: мы через два дня отправляемся в дорогу. Как бы не пришлось нам Дега с семейством в Линнивэ оставить. На возах ездить, как мы – не пешком брести, само собою, однако ж плохо с дитем совсем. Плохо! Что я, слепой разве, не вижу?

– Ну так и спрашивать нечего, – буркнул Кинфер. – Раз видишь.

Ильдомейн подошел поближе, оглядел девочку внимательно.

– Эй, маг! Она выживет-то?

– Не знаю, – эльф отодвинул опустевшую тарелку и потянулся за лекарствами.

* * *

– Остаться в Линнивэ! – Дег сидел на соломенной циновке и покачивался, обхватив ладонями голову. – Да я ж разве против того, чтоб остаться? Только ведь Айфа сровняет поселок с землей ко бдыщевой матери, а вначале лавку Салиэль подожжет. И горло ей перегрызет. И еще Божиня знает, чего натворит. Как тут останешься в Линнивэ, а, Кинфер? Нельзя нам оставаться, никак нельзя!

Эльф молча обтирал Вжину влажной тряпицей. Живот у девочки ввалился, ребра были видны наперечет. Круги под глазами стали синюшными, губы побледнели, как у покойницы. Кинфер то и дело прикладывал пальцы к шее девочки – проверял, стучит ли сердце.

Он все больше уверялся, что через два дня у Дега не останется ничего, что помешает двинуться в путь. Либо, что вернее, осесть в Линнивэ с Салиэль навсегда, отправив Айфу дальше путешествовать с кочевниками либо прикопав у поляны.

Впрочем, последнее едва ли. Дег не походил на человека, который способен на подобное.

– Кинфер! Ты что думаешь про это, а?

После урывистого сна и сытной еды сил прибавилось, уже не было так немыслимо трудно держать глаза открытыми. Эльф знал, что бодрость скоро уйдет, усталость снова вопьется в не отдохнувшее тело, однако нужно было воспользоваться тем, что имеется.

– Принеси воды, – вместо ответа сказал Кинфер и протянул Дегу ковш.

Когда тот вышел, эльф глубоко вдохнул, потряс ладонями, прикрыл глаза ненадолго. Зашептал заклинание – ритмично, четко, медленно. Если б кто-нибудь сей вздох стоял рядом – он сказал бы, что не происходит ровно ничего. Но Кинфер ощущал, как тягуче и нехотя стекает энергия с пальцев, оборачивается под горлом Вжины, силится впитать толику липкой скверны, что окутывает девочку.

Это заклинание относилось к числу немногих, которые он хорошо запомнил в лекарне, – оно потрясло и встревожило эльфа, и он все не мог поверить, что маги способны на такое: добровольно делиться своей жизненной силой, в то же время оттягивая на себя часть болезни недужного. Тогда Кинфер просто не поверил, что какой-либо маг в здравом разуме пожелает сделать подобное, но заклинание и пассы запомнил. Не иначе как от изумления.

Вернулся Дег с водой. Эльф опустил ладони в ковш, сцепил зубы и заставил себя поглядеть на воду. Она осталась прозрачной. Ничего не получается, хоть тресни.

Кинфер бросил в ковш тряпку, обхватил руками колени, уткнулся в них лицом. Хотелось выть от бессилия.

– Все плохо, да? – спросил Дег.

Его голос звучал спокойно. Только дрожал, как и руки, которыми он вытащил тряпку из ковша. Вытащил, отжал и принялся обтирать Вжину.

– Нельзя больше спать, – тихо сказал Кинфер, снова придвинулся к постели, поднес ладони к лицу девочки и зашептал жарогонное заклинание. Его не хватало, даже в связке с составами. Ребенок горел. – Расскажи что-нибудь, Дег. Все равно, что.

– Хм?

– Один целитель в Школе говорил, что больные в беспамятстве слышат родные голоса и держатся за них.

Дег бросил тряпку в ковш и уселся у постели, взял в свои руки ладошку дочери.

– Все совсем плохо?

– Совсем. Расскажи… как вы кочуете.

– Ну, – мужчина на вздох призадумался, – одинаково, вот как. Мы за теплом идем. Где в какое время года удобней живется – туда и движемся. В Недре и Алонике не бываем вовсе, там делать нечего. В Недре, сам знаешь, даже летом холод страшенный. В Алонике покоя нет: если не люди с гномами погрызлись, так орки с эльфами передрались. Получается так: с середины весны до половины лета кочуем по Ортаю. Вторую половину, когда в Ортае совсем жарко, проводим в Гижуке, движемся по нему до трети осени. А как бабье лето уходит – бац! – мы уже в Даэли. Здесь-то теплее, только мокро очень – вот вскоре дожди как польют, на целый день ливень зарядить может! Даже зимой тут больше воды, чем холода. В этих краях в зиму снег почти не выпадает, а лужи замерзают не всякую ночь. Вот на севере Даэли зима настоящая, снежная, только днем помалу подтаивает, а так снег лежит до весны, как положено. Но в Даэли мы долго не рассиживаемся, лесисто тут, погани всякой множество – страшновато, словом.

– Выходит, зимуете в Меравии?

– Точно. В Меравии зима почти как в твоем Ортае, разве что потеплее и снега сыплет меньше. К исходу осени мы добираемся до юго-востока и определяемся на постой кто где. Я всегда дома зимую, в Малых Ишках. Родителям помогаю, они Вжину видят – им радость, ей тоже. Хотя балуют, конечно, ну да что там. За всю зиму не насмотрятся ни на нее, ни на меня. Все ворчат, когда ж, мол, меня носить перестанет, когда ж вернусь насовсем.

– А ты что?

– Да что я… Вот у тебя есть дом, целитель? Дом, где живут близкие, где каждый куст во дворе знаком с малолетства, каждая доска в полу родная, каждый встречный как родственник? Есть у тебя такое место?

– Есть.

Дег помолчал.

– Ты хочешь туда вернуться?

Кинфер улыбнулся, и взгляд его сделался таким теплым, что Дегу даже неловко стало.

– Я возвращаюсь. Все время.

– Но не навсегда?

– Нет, – между светлых бровей прорезалась морщинка, сразу сделавшая эльфа очень взрослым. – Прежде я думал перебраться в Эллор после Школы, а потом понял, что у меня не получится обосноваться там. Эллор слишком маленький для моих устремлений и слишком цельный. Там нечего исправлять, все и так очень хорошо и достойно. Там никому не требуется доказательств, что без магов жизнь трудна и некрасива, – в Эллоре и так это знают. Поэтому я все время буду туда возвращаться, но не останусь там жить. Только когда-нибудь потом… просто останусь. Прахом под старейшим дубом.

Эльф помолчал немного, глядя в никуда, потом провел рукой по лицу, посмотрел на Дега.

– А ты не хочешь вернуться домой?

– Я не знаю, Кинфер. Мне нравится кочевать, я привык и теперь не могу на одном месте – тошно мне, тесно, метаться начинаю. А с другого бока – понимаю, что рано или поздно приеду домой насовсем. Когда родители уже не смогут сами, когда им станет тяжело, не по силам. Вернусь. И Вжину приведу.

– А жену?

Дег помотал головой.

– Она в другом конце поселка зимует, на постоялом дворе. Отец с матерью ее и не видели никогда, ну разве что случаем на улице сталкивались, знать не зная, кто такая. Ты не думай, не они нос воротят, это она к ним не хочет. Говорит, не дело кочевникам дом иметь, не одобряет. Вот всю зиму мы с Айфой не встречаемся, и веришь – ну прям еще четыре раза по столько не увидел бы ее – не заскучал бы. И как так? Жена все-таки, десять лет рядом. Ладим же все-таки. А не вижу ее – да и только рад. А вот Вжина в зиму бегает туда-сюда, от дома моего до двора, где Айфа живет. Любит она мать. Да и мать ее любит, кто б чего ни говорил.

– И куда ты Айфу денешь, когда надумаешь домой возвращаться?

Дег пожевал губу.

– Не придумал еще. Быть может, в огороде поселю, будет воплями ворон гонять от подсолнухов.

Кинфер ухмыльнулся и в который раз за этот день принялся поить Вжину водой, по ложке вливая сквозь зубы. Кажется, жар у девочки еще усилился, дыхание теперь было слышно отчетливей: неглубокое, хриплое, короткое.

Дег так и держал ладонь дочери в своей.

– Ты не думал, вернуться к родителям с Вжиной и Салиэль? – спросил вдруг Кинфер.

По большей части – просто чтобы что-нибудь сказать.

– Конечно, думал, – Дег махнул свободной рукой. – Только ведь Айфа все равно останется матерью Вжины и этого не изменить. Я могу взять в свой дом другую женщину, но я не могу сделать ее матерью ребенка, который у меня уже есть. А, да что там. На деле все куда проще: они бы не поладили, так что и говорить тут не о чем.

– Кто, Салиэль и твои родители?

– Салиэль и Вжина. Думаешь, можно просто сказать восьмилетнему ребенку, что папа никогда не любил маму, поэтому теперь будет жить с вот этой тетей? А Салиэль – ну, она просто не любит детей. Даже своих заводить никогда не хотела, оттого и с мужем не ужилась. Где там с чужим дитем поладить, а? Не вышло бы ничего, целитель, ни-че-го, – Дег помолчал и горько добавил: – Не понимаю, зачем Салиэль вообще понадобилось замуж. Всю жизнь она бредила мазями, травами и прочей этой скляночной премудростью. И еще единением с природой.

– Да уж, в Даэли без единения никак, – едко отметил Кинфер. – Сплошное единение наступает на тебя со всех сторон и того гляди соединит с природой по самые потроха.

– Ты много еще не видел, маг. Я сколько кочую, столько уверяюсь, что есть у дриад своя мудрость. Знаешь, сколько призорцев осталось нынче в Идорисе?

– Знаю. Мало.

– Верно. Много меньше, чем было при наших дедах. Люди перестают нуждаться в призорцах. Забывается суть обычаев, на смену вере и знаниям приходят сомнения. А призорцы существуют до тех пор, пока в них верят. Вот и скажи: на что начинает походить нынешний мир? В городах нет ни хатников, ни банников, реки текут бесхозные, лешаки побросали леса подле трактов. Ютятся призорцы по диким местам, по здоровым лесам, по деревням далеким, подальше от езженых дорог и городов.

– Видал я таких ютящихся, – отмахнулся Кинфер. – Целую деревню скрутили в рог: подавай им почет, уважение, ритуальные поклоны и человеческие жертвы. Дикость!

– Не дикость, а единение, – уперся Дег. – Исконные правила уживания людей и призорцев. Традиции уважать надобно, и если призорцы озлились – значит было за что. Конечно, они ждут к себе почета. А как иначе? Мы ж ведь только изгаживаем все вокруг, а они – чистят, правят, порядок блюдут. Ты представь, маг, куда Идорис прикатится лет через полсотни! Когда остатки призорцев уйдут в Даэли, а кто не успеет – того попросту не станет, – так что с нами-то будет? Реки без водников обезрыбеют и загниют, в лесах станут кишеть клещи да зайцы, в городах зацарюют обнаглевшие крысы… Я десять лет кочую, и то уже вижу, как меняется мир!

Кинфер только рукой махнул.

– Так что еще и поэтому Салиэль всегда тянуло сюда, в Даэли. Тут бегает и растет много всякого, что приспособить для зелий, а призорцы не переведутся никогда. Ну и вот скажи: кто ей мешал те десять лет назад перебраться сюда вместе со мною, а? Даже в голову ей не приходило, видишь ли. А теперь вот приходит, да только все уже не просто…

Кинфер неспешно, чуть тщательней необходимого отжал тряпку и принялся обтирать Вжину.

– Выходит, Салиэль с тобой ничего не светит, так? Потому как, даже если ты решишься переступить через Айфу, дочь не оставишь. Но ты не можешь уйти от Айфы, не оставив Вжину, потому что Салиэль не нужны чужие дети. Так получается?

Дег поморщился.

– Ну пнул же прям точненько в самую рану сапогом. И что ты за спаситель такой, Кинфер?.. Придумается что-нибудь. Вжина подрастет – там видно будет.

– Ну да. – Кинфер шлепнул тряпку обратно в ковш. – И когда ты посчитаешь дочку достаточно взрослой, лет через десять? Салиэль уже согласилась дождаться того светлого вздоха или вы ничего такого не обсуждали?

– По правде-то, – признал Дег, – когда нам выпадает возможность увидеться, мы мало чего успеваем обсудить.

– А стоило бы, – протянул эльф. – Ох как стоило бы.

– Хм?

Ильдомейн, ввалившийся в шатер с грацией цепного волкодава, избавил Кинфера от необходимости что-либо объяснять.

– Эй, маг, – Ильдомейн поманил эльфа, – пойдем-ка со мной. Ты, Дег, присмотри за дитем сам пока. Недолгенько.

На улице в глаза Кинферу брызнул желтый солнечный свет, вкатился в легкие вкусный лесной воздух. Эльф на несколько вздохов замер, отчаянно щуря глаза. Бдыщев хвост, как же, оказывается, тяжко под кожаным пологом шатра и как хорошо снаружи, на теплой, почти летней еще поляне!

Надо вытащить Вжину на воздух. Срочно.

– Эй, а ну стой! – Коренастый Ильдомейн повис на плечах Кинфера, чуть не повалив того наземь. – Я тебя глаза пожмурить вызвал, что ли? А ну пошли со мной сей вздох!

– Девочку нужно вынести на воздух.

– Успеется, – отрезал Ильдомейн и чуть ли не вприпрыжку потащил эльфа через лагерь.

Какие-то люди, попадавшиеся навстречу, зигзаги между шатрами, пара лошадей, щипающих травку, коряги, пенек… Салиэль.

Ильдомейн остановился перед эльфийкой, и Кинфер остановился тоже.

На ней было другое платье, льняное, с плетеным нитяным пояском. Волосы, с утра завязанные в косу, эльфийка закрутила в пучок над самой шеей и стянула широкой лентой.

Глядя на ее опрятный наряд, эльф подумал, что сам он должен выглядеть пугающе. Все в той же походной одежде, наверняка смявшейся и чем-нибудь заляпанной. С красными опухшими глазами. Смертельно бледный после напряженного колдовства. Дивное зрелище.

– Что, решила бросить гнетущий покой и присоединиться к кочевникам? – недружелюбно поинтересовался Кинфер. – А меня на кой хвост приволокли сюда? Маговское благословение надобно? Или заколдовать ее в коняшку, чтоб Айфа ничего не заметила?

– А ты умеешь? – заинтересовался Ильдомейн.

Кинфер поглядел на мужчину с доброй жалостью, и тот смущенно потупился.

– Поговорить с тобой хочу, – голос эльфийки звучал глухо и тоже не шибко приветливо.

– Говори.

Салиэль посмотрела на Ильдомейна. Тот пару вздохов тоже пялился на эльфийку, потом смущенно хекнул и повернул обратно к лагерю.

– Ты зря мне не веришь, – заговорила она негромко. – Даэли не похожа на другие края Идориса. Здесь встречается такое, что в страшном сне бы не привидится тому, кто вырос в Меравии или… откуда ты родом?

– Неважно, – эльф со скучающим видом рассматривал подлесок. – Не только в Даэли встречается всякое. В Недре вон драконы в горах дрыхнут. И я знаю, что на свете есть много такого, что мне не встречалось и, дай Божиня, не встретится. Но вот вурдалаки… вурдалаков не существует, Салиэль. Нигде. Кровь пьют лишь комары, бабочки-совки да нетопыри-резуны вроде того, что у тебя в лавке. Но они не ядовиты.

– Что же укусило девочку? – тихо спросила эльфийка, глядя на коврик прелой хвои у себя под ногами.

– Не знаю, – Кинфер развел руками. – Знал бы – может, лечил бы с большим толком. Гарпия? Серая бойга? Или особо жирный лори. Или щелезуб. А может, нарывник или малашка. Тьфу, да мало ли дряни тут водится?

– Ну а сам ты как думаешь? – Эльфийка все не поднимала глаз. – Как думаешь, кто укусил ее?

– Бешеный бурундук! – вызверился эльф. Отвернулся. – Сказал же: не знаю. Чего ты хочешь? Зачем пришла? Думаешь убедить меня придушить дите подушкой, пока оно не перекинулось в жуткого монстра?

– Нет, – Салиэль покачала головой, продолжая глядеть себе под ноги. – Уже вижу, что убедить не получится. Но, если она все ж таки выживет… ты посмотри ей в глаза. Увидишь зеленые сполохи – знай: это уже не ребенок. Это монстр, созданный ядом земия.

Кинфер помолчал.

– И что этот монстр будет делать?

Салиэль пожала плечами. Эльф скрестил руки на груди.

– Не придумала еще?

– Я не придумываю, – поморщилась эльфийка, – просто ты меня не слушаешь.

– Почему? Слушаю. Внимательно даже. Насколько могу в этом вот паскудном состоянии. Только ты не говоришь ничего толком. Голос пропадает от волнения? Так у тебя, быть может, найдутся книги или манускрипты, описывающие земиев?

– Нет у меня никаких манускриптов.

– Достойные почтения очевидцы? Кто-нибудь поубедительней впавших в маразм дриад?

Эльфийка молчала.

– Угу. Значит, если девочка выживет и у нее зазеленеют глаза, то придушить ее подушкой все-таки надо. Ясно. А Дега к тебе под крыло сразу направить или подождать денек? Чтоб ты продышалась и не очень явно радовалась, что чужие дети не отравляют твое счастье?

Салиэль вскинулась, сжала кулаки, злобно, совсем как Айфа, сощурилась. Кинфер услышал явственный скрежет зубов.

– Да катился б ты ко бдыщевой матери, целитель! – выплюнула эльфийка. – Где ж ты только взялся на мою голову… Что ж тебя принесло в эту чащу…

Круто развернувшись, Салиэль пошагала по тропе в свой Линнивэ, продолжая причитать и сильно взмахивая руками.

– Определенно не твой добрый гений, – сказал ей вслед Кинфер и пошел обратно к лагерю.

До вечера Вжину устроили на улице, лежанку поставили позади шатра, подальше от любопытных кочевников.

Но они все равно подходили, охали, всплескивали руками. Спрашивали, не заразно ли это и можно ли чем помочь. Кинфер и Дег качали головами и продолжали выполнять привычные действия: обтирание, питье, зелья, заклинания. Девочке становилось лишь хуже.

Кинфер все больше отчаивался: все свои скудные целительские познания он применял, но их не хватало и толку не было. Как не было и уверенности, что стоит продолжать удерживать Вжину в этом состоянии, подобном агонии, потому что вывести из него ребенка он не мог.

Что б там ни говорили магистры в лекарне, а Кинфер оставался при своем: не стоит длить жизнь только ради нее самой. Помнится, тогда, видя безнадежных больных, которых удерживали одними заклинаниями, эльф хотел схватиться за голову и заорать в голос: да позвольте ж вы им спокойно помереть, изверги!

Когда солнце скрылось за деревьями, сразу стало холодно, и лежанку снова внесли в шатер.

– Я посижу, – кивнул Дег, и Кинфер, привычно вытянувшись на циновке, снова провалился в глубокий черный сон.

* * *

Когда эльф открыл глаза, то сразу понял: что-то не так.

Пару вздохов Кинфер смотрел на плошку жира, в которой мигал желтым фитилек. Перевел взгляд на заплаканную Айфу, сидящую у постели Вжины. И выругался, поняв, что было не так.

Дег тоже заснул.

Никто не разбудил Кинфера, чтобы дать ребенку лекарство и прочесть заклинания, никто не обтирал его, не давал воды. Айфа, видимо, так все время и просидела у кровати дочери, держа ее за руку и давясь бессмысленными всхлипами.

Нет бы чем помочь…

– Давно стемнело? – хриплым спросонья голосом спросил эльф и потянулся за пузырьками.

– Рассветет скоро, – хлюпнула Айфа.

Ругаться Кинфер не стал. Смысла уже не было.

Потрогал лоб Вжины – и чуть было не отдернул руку, таким жаром на нее полыхнуло.

Приложил пальцы к шее. Сердце колотилось часто, прерывисто.

Глянул на следы укусов. Красноту разнесло на ладонь.

Покачал склянку на просвет. Почти пусто. Вторая – полглотка зелья. Третья опустела еще до заката.

Заставил себя влить сквозь зубы девочки воду, потом – остатки зелий. Прошептал заклинания. Обтер водой. Хотя вместо этого хотелось совершать что-нибудь бессмысленное и разрушительное.

Бить склянки оземь. Ругаться в голос. Швыряться цветастыми шариками из ладоней. Выяснять у Божини, зачем она направила сюда именно его, а не нормального целителя, который смог бы помочь.

– Она умрет? – спросила Айфа, в который раз отирая рукавом мокрые щеки.

– Когда-нибудь – непременно, – Кинфер надеялся, что голос его звучит спокойно.

Женщина помолчала, чуть покачиваясь, так и не выпуская ладонь дочери. Потом заговорила, негромко и монотонно, уставившись на плошку, где исходил чадом огонек.

– Дег ведь наполовину хочет, чтобы она умерла. Тогда он спокойненько уйдет к своей аптекарше. Вжина держит его со мной, держит здесь. А он не хочет. Ха! Как будто мне он так уж сильно нужен! И без Дега жизнь была, и будет дальше без него. Держу разве? Пусть бы уходил! А не уходит – так и не надо по сторонам отсюда зыркать. Не дело это. Нечестно. Ни ко мне, ни к ней нечестно, никому от этого покоя нет. Хе! Один мужик решиться все не может, бегает промеж двух баб, словно куренок меж наседками, баламутит воду. А кто решит за него? Сам-то боится, мнется: так плохо, сяк неудобно. Вот и хочет, чтоб Божиня да судьба за него выбирали. Удобно. Останется лишь повздыхать да красивенько утешиться.

Кинфер покачал головой.

– Дег очень любит дочку. Зря ты так.

– Любит, – Айфа не повернула головы, не отвела взгляда от плошки с огоньком. – Очень любит. Потому и не ушел до сих пор. Потому и хочет лишь наполовину… Знаешь, маг, я даже жалею, что мы не стоим тут подолгу лагерем. А вот зазимовать бы! Да пусть бы натешился с этой эльфийкой вдосталь – спорить могу, все прошло бы! Потому как любовь – оно, конечно, хорошо, но мы ж о жизни говорим. А жизнь – не только пляски у костра да возня под одеялом. Да и не любовь у него. Так… хотелки. Наесться только все не может, времени нет у него вдосталь. А наелся бы – и думать забыл про нее, потому как не с одного они поля.

– Они выросли вместе, – напомнил Кинфер.

Разговор тяготил его. Пришел в чужой дом да застал там такое, что посторонним видеть не годится. А деваться некуда, потому как не от безделья пришел.

– Выросли. Ну да. – Айфа покосилась на спящего мужа. – На огороде вот тоже репа да тыква вместе росли. И что?

Эльф почесал бровь. А и правда – что?

– Десять лет прошло с тех пор, – продолжала женщина. – Их дороги давно разбежались и не сбегутся теперь. Ему не будет с ней лучше. Разные они. И, если по правде, не нужны друг другу.

– А с тобой ему, значит, хорошо, – не выдержал Кинфер. – И нужда друг в друге у вас отовсюду прям хлещет!

– Кто б еще спросил, хорошо ли мне, – горькая усмешка делала лицо Айфы почти старым. – Не держу я никого. И не держала никогда. Ясно?

Эльф потупился. Вот уж действительно: ему-то что? Разве он на самом деле понимает, чего и сколько здесь намешано? Он просто мимо проходил. Его дело – ребенка лечить. Хотя вылечишь его, как же… А Дег, Айфа да Салиэль сами разберутся – ну или не разберутся, так и прокачаются на краю до старости.

Кинфер вдруг понял, что не слышит больше хриплого дыхания Вжины.