Текст книги ""Фантастика 2025-3". Компиляция. Книги 1-22 (СИ)"

Автор книги: Марианна Алферова

– Найло, ты в порядке? – нерешительно спросил Илидор.

Йеруш сделал вид, что не услышал.

– Наш гость Илидор, – проговорил Юльдра, и все взгляды упёрлись в дракона, защекотали ему щёки, замурашили плечи. – Расскажи о нашем прихожанине, с которым ты бился бок о бок в гимблских подземьях. Расскажи нам об Эблоне Пылюге.

Илидор честно готовился к вечерним посиделкам, готовился рассказать жрецам об Эблоне, но теперь, когда десятки пар глаз уставились на него, дракон понял, что хочет говорить вовсе не о гноме, который чтил отца-солнце. История Эблона осталась там, в подземьях Такарона, и Эблон остался в подземьях, и всё то, что казалось нормальным или хотя бы допустимым в том бесконечно долгом походе, в глубинах, не похожих ни на что известное солнечному миру, – все те вещи, которые там выглядели возможными, в любом другом месте переставали казаться таковыми.

Дракону не хотелось вспоминать о подземьях. Не хотелось подбирать правильные слова и придумывать, как бы обойти сложные и неизбежные вопросы вроде того, где же находится Эблон сейчас, какой выбор он сделал для себя. Это невозможно было объяснить людям, которых не было тогда в подземьях Такарона.

Нет, не хотел Илидор говорить о Пылюге. Илидор хотел встряхнуться, раскинуть крылья и свалиться в серовато-звёздное прохладное небо, выше жара кострищ и жужжания комаров, Илидор хотел петь небу о своём, о золотодраконьем, и пусть бы все эти внимательные глаза жрецов следили за драконом, когда он плещется среди звёзд и поёт свою песню, а не когда он мнётся у костра и не хочет рассказывает чужие истории!

Фодель глядела на Илидора тепло-тепло, с нежной приветливой улыбкой, и, встретив её взгляд, Илидор слегка воспрял. Улыбнулся жрице, тут же отвёл глаза, стал смотреть на один из небольших шатров, во множестве растыканных по вырубке. В сумерках шатёр казался клубом дыма, прочерком тени, игрой воображения. Дракон совсем забыл, с чего собирался начать свой отрепетированный днём рассказ.

Жрецы терпеливо ожидали, ели дракона глазами. Потрескивали горикамни кострищ. Слишком громко для безветрия шелестела листва на каком-то кряжиче. Вдалеке едва слышно ухала сова, вился над ухом нахальный комар, зудел, зудел и зудел, как Эблон Пылюга, бывало, зудел о чистейшем сиянии света, что горит в его груди очищающим пламенем, и о несении света во тьму и мрак, и об уничтожении тварей во славу отца-солнца и величия Храма…

Илидор заговорил, чтобы заглушить голос Эблона, который почти уже начал звучать у него в ушах. Голос Эблона мог призвать те, другие голоса, которые вырастают из бледно-розовой дымки, и дракон бы согласился целую ночь восхвалять прихожанина-гнома у храмового костра, лишь бы не слышать тех голосов. Он начал говорить как раз вовремя: краем глаза успел заметить дымчатую тень драконицы, танцующей в небе над холмами Айялы. При звуке голоса Илидора дымчатая тень пропала.

Разумеется, она вернётся. Снова.

Но сейчас золотой дракон рассказывал жрецам об Эблоне Пылюге – одном из немногих гномов, которые умудрились уверовать в отца-солнце, живя под землёй и никогда не видя солнца. Тщательно подобранными ещё днём словами, умудряясь никак не выражать собственного отношения к этому буйному гному, Илидор рассказывал жрецам, как Эблон Пылюга шёл по подземьям в составе отряда, отправленного на поиски машины-бегуна.

Илидор рассказывал, как чтил Эблон отца-солнце. Рассказывал, что в каждый бой и каждый дневной переход Эблон отправлялся со словами про осколок солнца, горящий в его груди очищающим пламенем. Рассказывал, что не было в подземьях ничего, способного испугать или смутить Пылюгу, поколебать его решимость разить тьму и мрак, изничтожать подземных тварей во славу отца-солнца, нести свой свет в самые дальние и тёмные подземные норы.

Илидор не рассказывал, как невыразимо Эблон бесил дракона и собственных сородичей этим стремлением лезть решительно во всё, его не касавшееся. Как Пылюга замедлял продвижение отряда, требуя «выжигать крохи мрака» не только на пути, но и на всех возможных его отвилках.

Не рассказывал Илидор, как долго Эблон не доверял ему, как демонстрировал своё недоверие каждым жестом и взглядом. Эблон остерегался выражать своё отношение напрямую – ведь король Югрунн Слышатель заключил уговор с драконом, и не доверять Илидору означает сомневаться в мудрости короля, а за сомнение в мудрости короля другие гномы без затей снесут тебе голову, чтоб неповадно было думать ею всякую чушь. Илидор не рассказывал, как прорастали в Эблоне проблески уважения и доверия к дракону. И как он случайно спас Пылюгу из города падающего пепла, хотя предпочёл бы, чтоб на месте этого брюзги Эблона оказался любой другой гном. Как они вынуждены были сражаться плечом к плечу и учиться сотрудничеству, выручать и поддерживать друг друга, потому что без поддержки и сотрудничества их маленький отряд из одного дракона, трёх гномов и машины-ходовайки в подземьях ожидала наивернейшая смерть. И как спустя много-много дней Пылюга отказался от возможности вернуться в Гимбл, потому что Илидору нужна была помощь. Пылюга наотрез отказался оставить Илидора, даже когда сам Илидор его гнал едва ли не в шею, и Пылюга, твердя свои мантры о горящем в его груди осколке света, прошёл вместе с Илидором до самого заброшенного города Масдулага, рядом с которым когда-то был утерян бегун.

Жрецы слушали дракона в печальной тишине, нарушаемой лишь шуршанием одежд, вздохами и редким хныканьем младенцев. Жрецы смотрели на рассказчика широко раскрытыми глазами и видели перед собой не золотого дракона Илидора, сидящего перед храмовым костром, – они видели доблестного прихожанина Храма, отважного гнома Эблона Пылюгу, который нёс сияние своего внутреннего света в наитемнейшие части подземных нор Такарона.

Разинув рты, слушали историю про Эблона совсем маленькие ребятишки и жречата, едва получившие свои первые голубые мантии. Обхватив себя ладонями за плечи, словно спасаясь от подземного холода, слушали историю про Эблона жрицы: прекрасная Фодель, боевитая Рохильда, старшая жрица Ноога, дочь Сазара, и юные жрички, едва удерживающиеся от всхлипов, и многие-многие другие.

Бешено блестя глазами, слушали историю Эблона Пылюги жрецы, и на лицах их было выражение мрачного удовлетворения, и каждый из них в этот вечер чувствовал себя готовым самолично броситься туда, в глубину подземных нор, чтобы разделить с Эблоном Пылюгой его ношу, чтобы ярче озарить опасные и жуткие подземные тропы сиянием отца-солнца.

Илидор не рассказал жрецам, что произошло с Эблоном в конце пути. Ограничился обтекаемым: дескать, Пылюга умудрился найти в глубоких подземьях место, куда вечно падают лучи отца-солнца, и Эблон выбрал остаться в этом месте навсегда, чтобы уничтожать подземных тварей до конца своих дней, сколько бы ни оставалось их в запасе.

А что именно при этом Эблон сделал с собой – дракон говорить не стал. Жрецы не поймут или не поверят, или решат, что их прихожанин Пылюга повредился умом, а Илидору не хотелось, чтобы жрецы так думали. Даже если он сам считал, что Эблон рехнулся, причём задолго до того, как спустился в подземья.

– Спасибо за эту историю, Илидор, – тепло проговорил Юльдра, когда дракон умолк и эхо отзвучавших слов рассеялось в дыму кострищ. – Память о славнодеяниях нашего прихожанина Эблона Пылюги навсегда останется в повествованиях о гимблском Храме Солнца.

Дракон деревянно кивнул.

– А теперь, – продолжал Юльдра, – я хочу спросить тебя: желаешь ли ты принять называние другом Храма и воспособствовать большому и нужному делу, которое привело всех нас в старолесье?

Илидор посмотрел на Фодель. Фодель тоже смотрела на Илидора и сияла, а светлобородый жрец, сидевший подле неё, глядел на Фодель с досадой, и дракон зубасто улыбнулся.

– Как я и говорил, ты получишь много большейше, чем потерял, Илидор, – очень серьёзно и с глубочайшим достоинством проговорил Юльдра. – Мы будем рады назвать тебя своим другом, храмовником. Ты нужен нам, Илидор.

Дракон не мог припомнить, когда кто-либо ещё говорил ему «Ты мне нужен», не имея в виду «как вещь, которой я сейчас отдам приказ». Что-то в его груди как будто расправилось, расслабилось и потеплело, а горло немного сжало от неожиданного наплыва чувств.

– Полагаем, что Храм Солнца также окажется нужным и полезным тебе, Илидор, и наша дружба внесёт свой вклад в большие и важные начинания, воспредстоящие Храму в Старом Лесу. Разумеется, в каждом храме Маллон-Аррая в любое время наши друзья-храмовники находят кров, стол и любую посильную помощь. Ты измождён – мы дадим тебе отдых, ты опечален – мы поделимся своим светом, ты ранен – мы будем целительствовать тебя. В ответ просим наших друзей-храмовников во всех краях Маллон-Аррая лишь об одном: нести свет отца-солнца так, как не умеют нести его наши жрецы. Нести свет солнца мечом и силой, отвагой и энергией, изничтожая мракотьму на своём пути со всем уместным сердцегорением. Нести свет отважно, гордо, искренне, ни на мгновение не забывая про светлосильную, жизнепитающую сущность нашего отца-солнца, столь сходную с твоей, золотой дракон. И…

Нога Найло коснулась ноги Илидора – сначала дракон подумал, что случайно, но потом увидел, какое у Йеруша напряжённо-сосредоточенное лицо, словно у него мучительно болит живот и он пытается сообразить, в какой стороне находится ближайшее отхожее место. Прикосновение Найло определённо означало «Внимание!», и дракон заподозрил, что все предыдущие убаюкивающие слова Юльдры были сказаны ради того, что прозвучит сейчас.

– И самое важное для нашего дела: мы просим тебя нести свет отца-солнце по-человечески, – делая акцент на последних словах, проговорил жрец. – Исключительно по-человечески, Илидор. Драконья ипостась не может быть связана с людской верой в отца-солнце. Невозможно, чтобы храмовником, другом Храма назывался дракон в своём драконьем обличье. Вне зависимости от того, сколь благочисты его намерения.

Илидор смотрел на Юльдру, едва понимая, о чём тот вообще говорит. Для Илидора обе ипостаси были естественны, как дыхание, и он не понимал, чем одна хуже другой. Удобней для разных целей или безопасней в разных обстоятельствах – да.

Но какая связь у ипостаси с чистотой намерений, если внутри любой ипостаси содержится один и тот же дракон? Илидор понимал, почему в первые дни его пребывания в Гимбле королевский советник настрого запретил обращаться – можно было представить, какой оглушительный эффект произведёт на неподготовленных гномов вид их заклятого врага дракона посреди городской улицы. А Юльдре-то что за дело? Какая разница Храму? Люди с драконами не воевали, и никаким храмам драконы ничего плохого не делали…

Насколько Илидору было известно, конечно.

– Кроме того, жители старолесья настороженнозлы к чужакам, – продолжал жрец. – Сейчас, когда Храму предстоит двинуться в глубину леса. Когда Храм начинайствует снова входить в будни лесных народов, они не должны усматривать в нас ничего тревожащего. Храм обязан стать для лесных народов надёжным, понятным, предсказуемым проводником в мир веры в отца-солнце…

– Я понял, – быстро вклинился Илидор в поток жреческого словоблудия, сообразив, что человеческая ипостась в Старом Лесу безопаснее драконьей. Это Илидору было понятно, с подобным он уже сталкивался прежде. – Я буду ходить по лесу в человеческом облике. Хорошо.

– Дашь ли ты Храму такое Слово? – быстро спросил Юльдра, и Найло своей ногой едва не вдавил ступню Илидора в прелые листья.

Дракон, подавив вскрик боли, рывком выдернул ногу, от души и не скрываясь пнул Найло в лодыжку и сердито ответил Юльдре:

– Разумеется, нет!

На поляне повисла оглушительная тишина. Она длилась и длилась, и только мерцающие горикамни отсчитывали мгновения метрономами. Молчал Найло, упершись лбом в сложенные шалашиком пальцы. Молчал Юльдра, разглядывая золотого дракона. Молчали жрецы. В ушах Илидора настырно бились слова верховного жреца «Ты нужен нам, Илидор», и в эти слова тонкими чернильными потёками вплеталась неправильность.

В лесной чаще, далеко на востоке, неуверенно взвыл волк. С северо-западной стороны прилетело басовитое «Ма-ау?». Вечерняя прохлада холодила покрасневшие щёки.

– Ведь достаточно уговора, – Илидор оглядел жрецов непонимающе. – Как увязывается дружба и страшная клятва?

Жрецы смотрели на Илидора в немом потрясении. Фодель сидела, опустив взгляд, брови её были сосредоточенно нахмурены. Светлобородый жрец рядом с ней буравил дракона глазами.

– Что? – уже раздражённо спросил Илидор. – Вы от всех своих храмовников требуете клясться жизнью, что ли?

– Разумеется, не требуем, – протестующе вскинул руки Юльдра. По деревянности его движений Илидор понял, что разговор пошёл очень сильно не по плану жреца. – Но исключительным представляется случай, когда храмовником становится… Гм… Ведь ты давал Слово королю гномов Югрунну, Илидор, и разве не пресдтавляет это установление некоего делового взаимоотношения, контракта…

– Так вы хотите назвать меня своим другом или хотите контракта?

Тепло в груди сменилось раздражением, в горле запульсировало, что-то подбросило Илидора на ноги, и Юльдра отпрянул, хотя дракон никак не мог бы его достать сейчас. По рядам сидящих жрецов пронёсся испуганный гул. Глаза Илидора тлели злым тёмно-оранжевым огнём, кулаки были сжаты так сильно, что в воздухе чудилось похрустывание суставов. Йеруш потянул дракона за что подвернулось – за крыло, и то сердито шлёпнуло эльфа по руке.

– Югрунн Слышатель не хотел называться моим другом, он был врагом моего рода! – звенящим от гнева голосом проговорил Илидор, и голос его заклубился по вырубке, встревожил дремлющие кряжичи, всколыхнул подлесок. – А я был его врагом, когда пришёл в Гимбл! Двести лет назад гномы истребили в войне почти всех драконов, а выживших изгнали из подземий! А потом я появился в Такароне и попросил у Югрунна всего лишь невозможного! А он в ответ захотел от меня всего лишь чуда! Разумеется, мы обменялись с королём клятвами, а с какой ржавой кочерги нам тогда было доверять друг другу? Но вы не видите никакой разницы между всем этим и своими планами на дружбу со мной? Вы понимаете, что такое драконье Слово? Вы знаете, что дракон, произнося Слово, даёт в залог свою магическую силу?

Найло снова потянул Илидора за крыло, и крыло снова дёрнулось, но уже не так сердито. Юльдра, вцепившись в пояс мантии, обменивался растерянными взглядами со старшими жрецами.

– Да, я шёл в Гимбл, зная, что предложу королю взять моё Слово взамен на его помощь! Но другие драконы из шкуры бы выпрыгнули, если б узнали об этом, ведь другие драконы на века застряли в Донкернасе как раз потому, что не вовремя раззявили рот и связали себя Словом с эльфами!

Илидор сложил руки на груди, сделал пару глубоких вдохов и спросил уже спокойнее, обычным своим голосом, лишь чуточку слишком гулким:

– Что происходит сейчас? Вы хотите моей помощи и предлагаете мне дружбу – и от меня же требуете клятвы? У вас тут что, до моего прихода дундук-трава горела и ветер дул в вашу сторону?

Дракон медленно обводил взглядом сидящих. Глаза его обретали обычный золотой цвет, яростное сверкание растворялось в чуть вытянутых кверху зрачках. Жрецы и жрицы, на которых смотрел дракон, опускали взгляд, только одна Фодель встретила его взгляд открыто, внимательно и серьёзно. Илидор улыбнулся ей одними глазами. Миловидное круглое лицо жрицы чуть порозовело.

Юльдра о чём-то размышлял, сложив ладони лодочкой и прижав их к губам, глаза его бегали от одного жреца к другому. Жрецы переглядывались в полной тишине, никто не решался даже шёпотом перекинуться словечком с соседом – настолько не готов оказался Храм к тому, что дракон откажет в таком пустяке: поклясться собственной магической силой в том, что будет выполнять пожелание Храма.

Действительно, если дракон намерен последовать своему обещанию оставаться в человеческом обличье, то почему нельзя дать Слово?

Илидор словно подслушал эти мысли, сложил руки на груди и оглядывал собравшихся, вскинув голову.

– Вы хотите, чтобы я поклялся своей магической силой – а что вы мне взамен предложите? – спросил он очень вежливо, но с крайне плохо скрытой злостью. – Или вы хотите взять мою клятву, не предложив в ответ ничего столь же ценного?

Жрецы пристыжённо загудели, завозились. Йеруш сидел, опершись локтями на колени и сложив ладони шалашиком, очень внимательно изучал свои пальцы. Илидор смотрел на Юльдру, а Юльдра смотрел на Илидора, и по лицу верховного жреца нельзя было понять ничего.

– Дайте знать, когда придёте в себя, – произнёс Илидор вежливо и с безупречно дозированным скрыто-явственным ядом в голосе, и в этот момент где-то в подземьях Такарона икнулось первому советнику короля Югрунна Слышателя, Ндару Голосистому.

Ни на кого не глядя, Илидор развернулся и пошёл прочь от освещённого кострами круга.

Йеруш Найло крепко прижал друг к другу сложенные шалашиком пальцы. Илидор, которого он знал в Донкернасе, спустя миг должен был перекинуться в дракона. Обмен мнениями Илидора и Юльдры сложно было назвать приятным, но в рамки делового разговора на повышенных тонах он укладывался – пока что, но вот если сейчас над лесом взовьётся золотой дракон… будет очень трудно вернуть беседу в конструктивное русло. Многие жрецы опасаются союза с драконом, и таких немало, Найло знал это точно: перед собранием он подслушал разговор Мажиния и Рохильды – и если Илидор сейчас начнёт летать и орать, то опасливые жрецы тут же назовут его неуправляемым, агрессивным, ненадёжным. Возможно, и сам Юльдра придёт к тому же мнению. И прахом пойдут все разговоры о дружбе и сотрудничестве, и это будет очень-очень-очень-обалдеть-как-нехорошо для планов Йеруша Найло!

С колотящимся сердцем он ожидал, что вот-вот время застынет, как загустевший мёд, и сияние глаз Илидора зальёт вечерний лес ярче солнца, а потом время снова понесётся вприпрыжку и сияющий в свете костров золотой дракон, щёлкнув кончиком хвоста перед лицом какого-нибудь жреца, полетит к синему озеру, звучно хлопая крыльями и горланя весёлую песню.

Мгновения шли одно за другим, время текло как обычно, свет не заливал поляну, не хлопали с вызовом крылья. Золотой дракон растаял в темноте бесшумно и безыскусно, не выходя за рамки приличий и человеческого облика.

Жрецы принялись очень тихо, возбуждённо перешептываться. Лицо Юльдры было непроницаемым, и таким же непроницаемым было лицо одной из старших жриц, Нооги, с которой Юльдра вёл диалог взглядами. Эти двое знали друг друга достаточно давно и хорошо, чтобы Юльдра понимал, что означает каждое шевеление бровей Нооги, а Ноога читала его невысказанные слова по трепетанию ноздрей и едва заметным наклонам головы. Рохильда воинственно сопела и мяла большими руками складки своей укороченной мантии. Мажиний смотрел на Рохильду. Фодель глядела во мрак, поглотивший золотого дракона, и качала туда-сюда башмачком. Пяткой он упирался в землю, и в земле уже появилась солидная ямка. Светлобородый жрец смотрел вслед дракону, угрюмо насупив брови. Йеруш Найло слушал разрастающиеся вокруг шепотки со смешанным чувством облегчения и тревоги, и начинал крепко подозревать, что Илидор, который последовал за ним в Старый Лес – не совсем тот Илидор, которого Йеруш знал в Донкернасе.

***

В быстро сгустившейся темноте жрецы тихонько расходились по шатрам, сумрачно поглядывая на лес, – а лес сумрачно смотрел на них. Когда повисла тьма – затихли последние скрипы кряжичей и на их место пришло нечто иное. Тень кряхтения кряжичей, холодное дыхание чего-то могучего и очень древнего, другая сторона Старого Леса. Она нависала над вырубкой со всех сторон грозовой тучей, и казалось, эта туча вот-вот двинется, вспухнет-схлопнется, раздавит храмовые шатры-волдыри и поросшие мхом пеньки – напоминание о боли Старого Леса, о позоре Старого Леса, о вторжении чужаков, которые причинили лесу боль и ушли безнаказанными.

Дежурные жрецы раскладывали гори-камень в длинные ямки по границе вырубки и крепко сжимали в руках короткие дубинки с потемневшими, отполированными рукоятями. Ходил по лесу невидимый с вырубки Мажиний, расставлял цепью своих хорошечек.

– Да остановят крошки света тьму и мрак, – спокойно и твёрдо проговаривала Рохильда, вперевалку следуя за Мажинием. – Да разобьётся о крошки света всякая погань, которая посмеет сунуться к Храму Солнца!

На случай, если из леса снова придёт нечто, чего не сумеют остановить хорошечки, дымные костры и дубинки, крайним у восточной части вырубки стоял шатёр с ранеными, у северной – шатёр стариков, у южной – детский.

– Да сожрут крохи света всякую погань с потрохами. Во славу отца-солнца!