Текст книги ""Фантастика 2025-3". Компиляция. Книги 1-22 (СИ)"

Автор книги: Марианна Алферова

Соавторы: Артем Тихомиров,Ирина Лазаренко,Артем Бук
сообщить о нарушении

Текущая страница: 147 (всего у книги 352 страниц)

Террибар досадливо махнул на Алеру веткой.

Все мужчины и подлетки, способные обращаться с оружием, торопливо шагнули вперед. Жители Мошука почти все были в повязках, кровоподтеках, синяках, некоторые припадали на ногу или держались за бок. Но выступили вперед без колебаний. Женщины и старики встревоженно переглядывались. Рисунок на земле понемногу затягивало поземкой.

– Хорошая новость и в том, что эльфы дали нам подмогу из десяти лучников, – добавил Террибар. В отличие от Алеры, он был очень благодарен эллорцам за помощь. Алера же понимала, что Имэль бы пальцем не шевельнула, если бы в бой не собирался ввязаться ее драгоценный Элай.

А драгоценный Элай бы и бровью не повел, если бы Алера не вызвалась справиться с лихованником. А полезла бы в поселок Алера, если бы не чувствовала своей вины перед городом? Или если бы это мог сделать кто-то другой? Не отправлять же туда троллей, в самом деле…

Будь перед поселком удачное место для стрельбы – только десятерых эллорцев бы хватило, чтобы справиться с сотней засевших в поселке людей, когда те выбегут за ограду. На деле лучники успеют сделать по два-три выстрела. И кто знает, не ошиблись ли домашние призорцы: может быть, смутьянов в поселке не сто, а двести. Или триста. И самострелы у них, помнится, есть. Обо всем этом Имэль рассказывать не стали, но эллорцам велели взять с собой еще и мечи.

Пересчитав по головам мужчин и подлетков, Террибар пробормотал:

– Вместе с нами и эллорцами выходит тридцать семь. Негусто, да, Оль?

– Тридцать пять, – не терпящим возражений тоном поправил стражник-орк, – без никаких «вместе с вами». И не перечьте! – повысил он голос. – Если вас убьют – что с Мошуком станет, а? Кто его в разум вернет – я, что ли? Или эти три дуралея? Тридцать пять!

– Тридцать пять, – буркнул гласник. – Тридцать пять раненых полуголодных человек, чтобы отбить целый город. Да-а, такой ерунды даже в байках моего дедули никто не вытворял!

Люди смотрели на него хмуро и упрямо.

– Так племя помогащая! – разнеслось над головами. – Могучим и добрючим надо помогащая, чтоб они выживащая!

– Но это еще не все! – повысила голос Алера, перекрикивая враз повеселевших, загомонивших людей. – Мало отбить город – нужно снова его не потерять! Поэтому самое важное наступит после!

Люди понемногу умолкли. Растолкав плечами других мужчин, вперед вышел Эдфур, сложил руки на груди и уставился на Алеру исподлобья. Грязная повязка на лохматой голове придавала гному свирепый и непреклонный вид.

– Лихованник получил власть над городом, потому что у Мошука больше не было хранителей, – чуть дрожащим голосом продолжала Алера. Взгляд ее перебегал с одного незнакомого лица в толпе на другое. – И теперь многие должны жертвовать своей жизнью, чтобы прогнать это лихо, но даже если мы сумеем это сделать, на место одного лихованника придут другие. Вы видели, что они делают с вами и вашим домом. Не хотите, чтобы такое повторилось? – Люди в толпе озабоченно переглядывались. Эдфур неопределенно хекнул. – Тогда возвращайте своих призорцев. Это их места теперь занимают всякие лихованники. Бульб, вылезай.

Из откинутого на спину капюшона Алеры выбрался на свет ратушник. Он щурил глаза от яркого света, смущенно улыбался и мертвой хваткой держался за волосы Алеры. Ветерок трепал серую шерсть на его лице.

– Это что еще за страх Божинин? – просипел какой-то гном.

– Страх Божинин – у тебя в штанах, – не полезда за словом в карман Алера, – а это – призорец, хранитель места. Вы про них уже и забыли, да? А их много живет в ваших старых домах, в банях, в хлевах, только все они давно бессильные. Они теряют силу, если мы в них не верим. А когда теряют силу призорцы – приходят лихованники, и мы начинаем резать друг другу глотки.

Девушка сгребла ратушника поперек мохнатого тела и протянула перед собой, бережно держа ладони ковшиком.

– Вот ваше настоящее спасение от пришлой нечисти. И не только спасение, а и много чего хорошего для ваших домов, детей и городов. Если вы снова научитесь в них верить.

– Верить, значит, – повторил Эдфур и оглянулся на стоящих позади людей. Люди таращились на хатника.

– Верить и почитать, – добила гнома Алера.

Эдфур снова хекнул. Бульб прочистил горло, стиснул маленькие ладошки и виновато повторил:

– Ить много наш таких, бешшильных. А были б в шиле – никакой лихованник не приштал бы к вашим домам. – Ратушник оглянулся на Алеру, увидел ее ободряющий кивок и заискивающе добавил: – Мы-то ваш теперь обороним от лиха. Вы токо верьте в наш! Не можем мы беж вашей веры!

Из толпы колобочком выкатилась маленькая девочка. Круглая и смешная, в светлой шубке, она поковыляла к Алере, протягивая руки:

– Это хатник, хатник, я знаю! Можно взять его себе?

Алера поспешно пересадила Бульба на плечо.

– Нельзя. Но в городе таких еще много. А если этот мир случайно выживет, то из Даэли вернется еще больше призорцев.

– А можно будет поверить в них всем скопом, а не знакомиться с каждым по отдельности? – жалобно спросил Эдфур.

* * *

– Мы пришли просить тебя о помощи, – сдавленно проговорила Бивилка. – Мы можем говорить с тобой?

– Конечно. – Дракон произнес это, не открывая рта. Глубокий негромкий голос и растекался в воздухе, заставляя его подрагивать, и возникал прямо в головах магов. – Ко Стражу обращаются маги, любимые дети Божинины. Чтобы добраться сюда, они превозмогли расстояние, время и собственный страх. Чтобы увидеть Стража, они поставили маговское назначение выше самих себя. Разве может Страж, творение Божинино, не отозваться на зов любимых детей ее, доказавших, что следуют маговским путем по заветам создательницы?

Шадек неуверенно улыбнулся и покосился на Дорала. Магистр смотрел на дракона ошалело, тоже не уверенный, что тот не издевается. Но каменная морда Стража была торжественно-унылой, а бирюзовые глаза смотрели на Бивилку совершенно серьезно.

– Какой наказ принесли Стражу дети Божинины?

Шадек хрюкнул. Наказ? Не просьбу?

А что они могут «наказать» Стражу? Вскопать грядки за домом Рогуши и высадить там репу?

– Мы хотим, чтобы ты разбудил драконов. Без них наш мир беззащитен перед демонами, они пришли сюда, они истощают Идорис…

Страж издевательски хмыкнул, прищурил глаза цвета бирюзы, и в них отразился лунный свет.

– Разбудить драконов. Спасти мир. Вечно одно и то же. Вы думаете, это вернет вашу прежнюю жизнь? – Страж мягко переступил лапами, развернул колечки хвоста. – Но прежнего мира больше нет. Он останется только в вашей памяти. Неправда, что самая темная ночь – перед рассветом, нет, – самые темные ночи не заканчиваются никогда. Они продолжают жить в людях. В ваших глазах и складках возле губ. В ваших шрамах и могилах, на которые вы ходите.

Бивилка только выше задрала подбородок. Губы у нее были серыми, как тело Стража.

– Ведь все могло быть проще. – Драконова голова склонилась к лицу Бивилки и зависла, покачиваясь. Ноздри Стража раздувались. – Почему было не прийти десять, пятьдесят, сто лет назад? Почему люди не верят в беду, пока она не придет на порог? А теперь? Что останется от орочьего края? Нет, я не знаю, никто не скажет. Власть демонов уйдет, но кто возьмется сравнить ее с другими демонами? С теми, что будут терзать орочьи души, когда они поймут, что натворили? О-о, никто не возьмется угадать. А что будет с краем дриад, когда им захотят отомстить за то, что привечали демонов? О, я не знаю, останется ли дриадский край на ваших картах.

Слова в головах магов появлялись медленно – Страж издевательски растягивал слова. Его ноздри бесшумно раздувались, улавливая дух сомнений, витавший над Бивилкой. Каменная чешуя серебрилась в свете звезд.

– А тот край, что лежит за Даэли? Там всегда было неспокойно. Только там во все времена знали, что такое война, ненависть, безнадежность. О нет-нет-нет, я даже не хочу думать, что происходит с этим краем теперь. – Дракон по-кошачьи пригнул голову, и его бирюзовые глаза уставились в незрячие глаза магички. – Даже два родных ваших края, которые пострадали пока меньше всех, – и те превратились в жалкое подобие себя. Они не станут прежними. Явились демоны и выпустили демонов из ваших душ – это серьезней любого неурожая. Это даже хуже, чем пять лет без урожая. Проще дать этому миру погибнуть, чем исправить его. Ты уверена, что хочешь исправлять? Ты уверена, что хочешь смотреть, каким станет этот мир из-за того, что ты пришла позже, чем стоило?

– Я не буду смотреть, – глухо ответила Бивилка. – Я лишилась зрения, чтобы найти тебя.

Дракон издал звук, похожий на фырканье, и из ноздрей его вылетело облачко пыли.

– Это все, что ты можешь сказать? Тебя не тревожит, что будет дальше?

– Мы как-нибудь справимся. Я знаю, что шрамы со временем становятся не такими уж заметными.

– Пустые слова в ответ на ясные вопросы. Никогда вы не меняетесь. – Кошачья грация сменилась змеиной, и даже прищур глаз неуловимо изменился. – Так почему же ты колеблешься? Я чую твои сомнения.

Бивилка сглотнула.

– Я знаю, что демонов выбросит в какой-то другой мир. Мы обрушиваем на него смертельную угрозу. И мы не имеем права…

Жадный оскал Стража сменился разочарованно вытянутой мордой, глаза потускнели – как будто дрожь прошла по водной глади.

– Нет никаких других миров. Только этот.

– Что? – хором удивились мужчины. Бивилка недоуменно нахмурилась, ожидая продолжения, но дракон по непонятной причине потерял интерес к разговору.

Он чинно сел, словно большой дрессированный пес, переступил передними лапами, оставив на камнях черные борозды. Отблеск зари подсветил его крылья розовым. Медленно, торжественно и четко Страж проговорил:

– Я готов принять наказную силу. Кто из вас предоставит ее?

* * *

– Полсотни новых преданных горожан. По нынешним временам неплохо, да? – Пригревшись между друзьями, Алера задумчиво рыла снег носком башмака. – Если они выживут, конечно.

Тахар отстранился, озабоченно вгляделся в ее лицо. Лицо было совершенно спокойным, только сонным. Минувшей ночью в пизлыкском лесу все спали плохо. Кроме разве что троллей.

– Ты ведь не собираешься убиться об этого лихованника, правда?

– Правда. Имэль сказала, это не поможет.

– Ты что, спрашивала ее? Всерьез?!

– Не всерьез. Просто чтобы знать. Не хочется мне, чтобы вы влезали в эту драку. Я помню, какими чумными вы были в тот день… И убивать людей – плохо. Мне не нравится, когда нужно убивать так много людей.

Некоторое время они молчали, наблюдая за суетой вокруг. Трое друзей так и держались наособицу, другие не задевали их и не обращались к ним без особой нужды. Словно и не замечали. Как всегда. Только Кальен и Оль держались неподалеку.

– Ты не будешь убивать людей.

– Вы будете.

Элай рассеянно щелкнул Алеру по носу.

– Брось. Даже Имэль одобрила их отстрел. Мы бы и тебя с собой взяли, но ты стреляешь как девчонка.

– Имэль одобрила? Она так и сказала? – не поверила Алера. Удивительно было уже то, что Имэль помогла им, да еще обошлась при этом без своих занудных рассуждений. Но одобрить – да ни в жизнь!

– Нет, сказала она мудренее. Что-то вроде: «Прежде это был дружелюбный и хлебосольный народ, а то, что с этими людьми сделали сегодня, – это хуже, чем если бы их уничтожили: тогда убили бы их тело. А демоны уничтожают их души».

– Да-а, – протянул Тахар, – видела б Имэль, как этот дружелюбный народ в Мошуке резал друг другу глотки до прихода Террибара! Помните – когда, шесть лет назад? – как мы еле ноги унесли с той хлебосольной площади? Эх, Имэль. В ее-то годы такая вера в людей!

Алера помолчала, наблюдая, как другие весело и дружно собирают палатки, сворачивают в тюки одеяла, как перекидываются шутками и ободряюще хлопают друг друга по плечам.

– Может быть, когда это закончится, люди и правда станут лучше.

Тахар мотнул головой.

– Люди никогда не станут лучше, Аль. Люди – это мы.

Алера поерзала, поудобнее устраиваясь между друзьями.

– Глупо получилось. Если бы я не забрала у троллей этого мальчишку. Нет, еще раньше – если бы наместник не отправил нас следить за подлетками… Или еще раньше – если бы мы не пошли к нему рассказать о порталах, если бы мы вообще не вляпались в этот город! Если б мы ушли в Азугай раньше, чем случился весь этот ужас в Мошуке, – а мы бы ушли, если б не Оль… Вот на кой хвост мы не ушли? Что мы теперь будем делать?!

Эльф помрачнел. Тахар мотнул подбородком в сторону города:

– Кто бы их спасал тогда?

Алера вздохнула:

– Я запуталась. Все связано, ничего не выдернуть. С чего началось все то, что нынче делается с миром?

– С того, что драконы слишком много жрут, – уверенно ответил Элай. – Если б они жрали меньше, им бы не нужно было впадать в спячку.

– Если бы магоны не знали магии, – словно не слыша его, продолжала Алера, – то их маги не устраивали бы походы в Миры-междумирья. А если бы магоны туда не попадали и не тащили с собой Кристаллы, то мы не забирали их сюда и демоны не сумели бы так просто расселиться в Идорисе… – голос ее становился все тише. – А у нас ведь много чего одинаково с Азугаем. Магия. Общая речь. Они даже верят в Божиню по-своему. Ведь кто-то должен был все это им принести, и не теперь, а давно, еще до того, как здесь все началось. И мы же знаем: Шель любил рисовать маговские Карты… такие же, как теперь тащат через Миры из Азугая.

– И ты решила, что это мои родители принесли в Азугай магию, общую речь и веру в Божиню, – Тахар сказал это совершенно обычным тоном, и Алере немедленно захотелось лягнуть его, – появившись там сто лет назад. Или еще раньше. Мы ведь сколько лет назад это обговорили и оставили в покое! Мои родители не могли появиться в Азугае так давно!

– Дефара сказала, ты похож на мага, который приходит все время, – уперлась Алера, – и Дефара знала про демонов. Как демоны попали сюда, что им помогает, и при чем тут драконы, и как их найти, и что будет, если разбудить. Азугайские призорцы еще сто лет назад пытались все это донести до нас. Они уже тогда знали, что случилось, как и почему, и что будет дальше, и что надо сделать. А наши призорцы знают древние байки про лихованников – откуда бы они взялись, если лихованники появились только теперь?

Тахар обхватил ее за плечи и уставился в серое зимнее небо. Вылезло бы солнце, что ли.

– И еще, – торжествующим шепотом закончила Алера, – Дефара ни разу не говорила, что произойдет, если драконы не проснутся. Все, что сейчас происходит, уже много раз бывало! Но никогда не случалось так, чтоб драконов не разбудили и чтобы наш мир погиб!

– Знаешь, – после долгого молчания вкрадчиво сказал Тахар, – Элай прав: ты еще более свихнутая, чем кажешься.

Эльф расхохотался. Алера сбросила руку Тахара со своих плеч, и маг тоже рассмеялся, дернул ее за ухо, взъерошил волосы.

– Ну что? – Мимо прошагал Эдфур, помахивая огромным топором. – Время к полудню! Хватит уже торчать тут, как вилы в говне, двигаться надо!

На поляне и так жизнь кипела вовсю, ходили туда-сюда люди и эльфы, сновали гномы, что-то спешно доедали, собирали, дергали Террибара и Оля. Бульб сидел на плече у наместника, болтал ногами и приговаривал: «Не помрем, не помрем ведь!» Эллорцы невозмутимо беседовали с лошадками. С интересом наблюдали за суетой несколько троллей, остальные шатались по лесу неподалеку, высматривая что-то, ведомое им одним.

Алера взяла друзей за руки, стиснула пальцы.

– Будьте там осторожны, ладно?

– Ладно, – покладисто согласился Тахар. – Мы и близко подходить-то не будем, если ты там не провозишься полдня.

– А зачем выпросили у меня клинки?!

– Для пущей сохранности. А так я щиты буду ставить, Сетями покидаюсь немного…

– А я буду поражать их своей меткостью. И красотой.

Алера рассмеялась, прижалась к боку эльфа на вздох, и он обнял ее за плечи.

Тахар проследил за их взглядами и строго велел:

– Даже не вздумайте.

Алера потупилась. Элай закатил глаза:

– Ну чего еще?

– Не вздумайте целоваться до того, как все закончится. А то у нее в голове будет твориться Божиня пойми что, и тогда она что-нибудь обязательно сделает не так. Да и ты тоже.

Впервые на памяти Тахара Алера покраснела так, что стали не видны веснушки на ее щеках. Эльф поморщился.

– Тахар!

– Что?

– Заткнись, а?

* * *

Наказная сила. Магия тени.

Словно что-то щелкает в головах магов, и они понимают, что означали эти слова. А может быть, понимание дает им Страж – на этот раз без слов.

Магия тени – древняя и могучая. Возможно, даже всемогущая. Страшная. И прекрасная. Прекрасней горящей школьной башни в своем величии.

Что там какая-то башня в сравнении с добровольно сожженной судьбой!

Магия тени – магия чужой силы, отданной вместе с наказом.

Отданной добровольно. Без остатка. Навсегда.

– Кто из вас предоставит наказную силу? – повторяет Страж, словно выполняя ритуал.

Маги не могут двинуться с места. Не могут даже переглянуться. Не потому, что Страж не разрешает – просто они боятся того, что увидят в глазах друг друга. И поэтому смотрят только на дракона, завороженные.

Каждому из них в сей вздох хочется оказаться где-нибудь очень далеко. Оторвать ноги Дефаре, которая ни о чем таком не предупреждала. Устыдиться собственной трусости и мелочности в такой важный вздох, когда речь идет о целом мире.

Но на самом деле их никто не спрашивал, какой ценой они хотят спасать этот мир.

И теперь никто не спрашивает: в самом ли деле мир достаточно хорош для подобной жертвы?

Что там сказано в Преданиях о маговском назначении?

Один только Шадек не ощущает ни стыда, ни растерянности – он искренне, от всей души возмущен. Ему хочется топать ногами и орать во весь голос, кричать всякие гадости и отчаянно-бесполезное «Ну я же говорил!». И еще ему хочется надавать себе по лицу за то, что сразу не взял в охапку Оля и эту поганку и не увез за море.

Потому что Шадек – единственный, кто точно знает: нет, сто раз нет, этот мир недостаточно хорош для подобных жертв! Потому что быть магом – невероятно здорово, и уже ради одного этого стоило появиться на свет. И ничего в этом мире и Мирах не может быть достаточно важным, чтобы отдать свою магическую силу навсегда и до последней капли!

Ничего! Кроме разве одного – не дать сделать эту глупость кому-то другому. Тому, для кого его дар еще более важен, если такое вообще возможно. Тому, кто уже показал, что вывернется наизнанку ради этого никчемного мира.

Шадеку хочется схватить Стража за хвост и сбросить его прямиком в Чашу. Потому что ставить человека перед таким выбором – демонически нечестно. Потому что при любом исходе…

– Кто из вас предоставит наказную силу? – в последний раз спрашивает Страж, и все понимают, что…

– Я!

Звучат два голоса. Разом.

Шадек и Гасталла смотрят на Стража с вызовом, одинаково упрямо вскинув головы, безотчетно стискивая зубы и сжимая кулаки. Это так немыслимо трудно – просто стоять перед драконом и смотреть на него, но это – единственное, что еще можно делать осмысленно.

Страж невозмутим. Он уважительно кивает – одному магу, второму, и по-змеиному наклоняет голову. Ноздри его подрагивают. Бирюзовые глаза встречаются с серо-голубыми, и Шадек еще сильнее сжимает кулаки. Он слышит шипение и шепот, он чувствует, как под драконьим взглядом просыпаются самые потаенные закутки его памяти, и нараспашку оказывается все: побуждения и страхи, желания и нежелания, то, что случилось, и то, чего не произошло.

Страж медленно кивает, переступает лапами и оборачивается к Гасталле. Некромант скрипит зубами и щурит болотно-зеленые глаза, то ли пытаясь закрыться от драконьего взгляда, то ли бравируя показным небрежением. Страж смотрит внимательно и долго, бесконечно долго – несколько вздохов. И снова кивает.

В раздумье прикрывает свои глаза цвета холодной воды, сворачивает-разворачивает колечки хвоста. Медленно покачивается его голова на длинной чешуйчатой шее.

Смертельно бледный Дорал переводит взгляд с Шадека на Гасталлу, хочет что-то сказать, но не решается вымолвить ни слова. Бивилка прижимает пальцы к щекам, губы ее беззвучно шевелятся, в незрячих глазах стоят слезы.

Что понял дракон? Что он теперь видит, что он решает?

Кого выбирает?

Страж отмирает. Сначала он вытягивает шею, а потом за ней следует тело: три длинных, по-кошачьи мягких шага. Дракон замирает над головой мага и только тогда открывает глаза. Каменные ноздри трепещут, вбирая в себя магическую энергию – блестящую серебристую пыль.

Добровольно. Без остатка. Навсегда.

С той же неторопливой кошачьей грацией Страж разворачивается к Чаше и медленно выдыхает, поводя головой туда-сюда.

В небе, сплошь затянутом облаками, дрожит размытый бело-желтый шар. Почти над головами.

Туман над каменной чашей помалу рассеивается, и из пещер доносится шелест. Сначала очень тихий, потом громче, потом он разносится эхом со всех сторон и по всем ярусам – вблизи, издалека, повсюду. Из пещер высовываются первые драконьи морды. Сверху не понять, все ли драконы выглядят как Страж или отличаются от него. Видно только, что чешуя у них разного цвета: коричневая, зеленоватая, бурая…

– Теперь идите. – Бирюзовые глаза тускнеют, каменные веки тяжелеют. – Идите и не оглядывайтесь. Драконова Чаша – не место для людей.

Глаза закрываются, хвост сворачивается колечком вокруг лап, и змей застывает на своем вечном посту, как чешуйчатый сторожевой пес.

– Это да, – едко говорит Гасталла и рукавом отирает пот со лба, – это мы уже и сами поняли, каменная твоя башка.

За тысячи переходов к югу Террибар, болезненно морщась, разглядывает ограду вербяного поселка. Наготове лучники. И костры.

– Как думаешь, Оль, у нас получится?

– Получится. – Маг вздох-другой прислушивается к себе, а потом его лицо озаряет недоверчиво-счастливая улыбка. – получится. Это я тебе как прорицатель говорю.

Гласник оборачивается к северу. Он не видит ничего дальше пизлыкского леса, но знает, что где-то там, далеко-далеко, у других магов тоже все получилось. Губы Оля неслышно шепчут что-то. Он улыбается. Потом снова оборачивается к повеселевшему Террибару. Глаза его блестят.

– Давай, командуй. Надеюсь, лучники не подожгут поселок этим своим… привлекающим изворотом? И пусть все, что нас не прибило, сей вздох про это пожалеет, потому как теперь приходит наш черед!

* * *

Ыч и Алера пробираются в вербяной поселок от закраины, со стороны порченого поля. Ыч прячется среди верб, пригибается неловко, и тугая повязка впивается ему в живот. Тролль знает, что Кальен снова будет ругаться, но нельзя же было оставить Алеру одну!

Она пробирается дальше – туда, где заканчиваются заросли верб. Оглядывается и машет троллю. Тот на цыпочках покидает укрытие и неслышно движется следом, пригибаясь и держась в двадцати шагах позади. За оградой орут, слышен стук и лязг, рев троллей.

Как же тут стало грязно и пусто!.. Вот и кузня, за нею – колодец, а дальше – большой дом, за которым начинается главная поселковая улица.

Едва не взвизгнув, Алера отшатывается: по всей дороге прямо посреди заснеженной улицы – шевелящиеся заросли высотой по колено.

Бело-зеленые жгутики растений тихо шуршат и подрагивают, словно вынюхивают что-то.

Они растут из мертвых тел, аккуратно уложенных вдоль улицы плечом к плечу. Растения обвивают их, поглощают их, ползают по ним, как трупные черви-переростки.

Алера отводит взгляд, не в силах смотреть на эти мертвые-живые тела, но все равно видит их. Видит жгутики неизвестных бело-зеленых растений, которые чутко трепещут над трупами. Ыч сопит за большим домом. Поднимается ветер. Крики и лязганье слышны уже не только за оградой поселка, но и с другой стороны, из города.

У Алеры дрожат пальцы, и она никак не может вытащить пробку из плоской деревянной фляги, а когда наконец вытаскивает – едва удерживается, чтобы не выплеснуть всю жидкость на ближайшие тела.

– Несколько капель, – строго наставляла ее Имэль, – и старайся не дышать над ними.

Алера надеется, что скрытная эльфийская старуха знала, с чем предстоит столкнуться и что ее варево подействует. Девушка осторожно наклоняет флягу над ближайшим телом, стараясь глядеть только на густую рубиновую жидкость, которая капает из горлышка, но глаза все равно замечают, как по-червячьи возятся толстые жгутики – на этих телах, на других, повсюду, будто весь мир и Миры оплетены этими растениями.

Потом Алера вспоминает, что теперь нужно говорить просто «весь мир», потому что нет больше никаких Миров. Стискивает зубы и движется с флягой дальше, вдоль дороги мертвецов.

Ыч медленно выглядывает из-за дома, сосредоточенно изучает открывшуюся картину. Молчит. Рубиновые капли вязко падают на шевелящийся ковер из стебельков и плоти, и те иссыхают за какие-нибудь два-три вздоха. Воздух наполняется листвяным шелестом, из-за которого кажутся тише крики за оградой и городской стеной.

Пальцы без рукавиц быстро замерзают, плохо слушаются, а жидкость из фляги и дорога из тел-растений все не заканчиваются. Высыхая, бело-зеленые отростки источают вонь гнилой соломы, и вскоре смрад окутывает все вокруг, заполоняя мир и Миры…

Заполоняя мир. Нет больше никаких Миров. Алера скрипит зубами и до боли в пальцах стискивает флягу. Она бы с удовольствием пнула ближайший труп, если бы это не было так противно.

Тела иссыхают одно за другим, и флягу приходится наклонять все сильнее. Алера не знает, хватит ли рубиновой жидкости на всех, что еще остались. Но тела иссыхают, и пляшущий за оградой ветер становится слабее и тише, он уже не звенит задорно и лихо – жалко шепчет что-то, едва касаясь лиц людей. И дурное марево постепенно уходит из их глаз.

Алера этого не видит. Она идет вдоль дороги мертвецов.

Рубиновые капли падают на покрытые жгутиками тела – мужчины, старики, подлетки, женщины, дети, орки, люди, гномы, эльфы – вперемешку, рядами. Наверняка Алера знала многих в лицо. Но она не пытается разглядывать лица, она смотрит только на рубиновые капли на горлышке фляги.

И чуть не спотыкается об Охрипа.

Вербянник сидит на снегу у края улицы, держится лозами-руками за голову-корягу и тихо постанывает, будто корягу что-то жрет изнутри.

– Как же так… Что же я…

Алера смотрит на призорца и отстраненно удивляется: как много чувств может выражать похожее на пень лицо.

– Мое хозяйство, мои человеки… не удержал, не уберег!

Из глаз его катятся вязкие слезы, блестят в складках коры на щеках. Алера стоит перед Охрипом и не может понять, что ей делать. Сзади и сверху доносится сопение Ыча. Тролль, как всегда, подобрался совершенно бесшумно.

– Разрыващая, – предлагает он и ободряюще кивает Алере, – закопащая. Подлючий пенек, негодючий.

Алера качает головой, нерешительно топчется рядом с призорцем. Тот поглощен своим горьким прозрением и даже не замечает, что рядом кто-то есть. Осененная догадкой, Алера наклоняет над ним флягу. Вязкая рубиновая жидкость неохотно капает на большой Охрипов нос и медленно стекает по нему на щеку, не причиняя никакого вреда, смешиваясь со слезами.

– Верба плакучая. – Скривившись, Алера обходит призорца и снова принимается за дело. Кап-кап. Вонь гнилой соломы. Шаг вперед. Кап-кап. Окоченевшие пальцы. Вонь. Скрип снега под ногами. Сопение тролля позади. Затихающее хлюпанье Охрипа.

Когда наконец истлевает последнее тело, Алере кажется, что она провела на этой улице не менее года. Она опускает флягу и трет ледяной рукой нос, словно может избавиться от гнилостного запаха. В холодном воздухе мертвого поселка звуки разносятся далеко, и Алера знает, что за оградой уже не звенит сталь, не свистят луки, не крушат черепа дубины. Не слышны ни вопли, ни стоны. Кажется, там теперь говорят на повышенных тонах.

Самое время.

Из-за последнего дома выходит мальчишка. Он такой же, каким Алера запомнила его с того дня в трольем лагере, только чище, патлатей и одет теплее: короткая шубка, теплые штанишки, валенки. Он обескураженно моргает и медленно идет к девушке, по-детски выпячивая живот и шмыгая носом. Она стоит и смотрит на него без всякого выражения.

– Это я такое натворил?

Он останавливается возле истлевших тел и чешет затылок маленькой ладошкой с обкусанными ногтями.

– Ничего не помню. Мы ехали через лес… Мама, братья. Потом кикиморы. Я бежал, далеко-далеко бежал. Потом было страшно. И голос. Он был такой ласковый, и он учил меня, как сделать всем хорошо. А потом… мы играли. Мы с Охрипом просто играли. А теперь все мертвые и в какой-то гадости. А почему снег? Когда мы ехали с мамой, было лето.

Алера смотрит в большие испуганные глаза. У них непонятный цвет: темно-серый, зеленый, карий? Мальчишка, словно повторяя за Алерой, трет нос маленькой ладошкой. У него смешной нос, маленький и курносый.

– Ты заберешь меня отсюда? – серьезно спрашивает он и морщит лобик. – Я не хочу больше быть здесь. Здесь страшно и плохо. Я не мог такого натворить. Это все голоса в моей голове. Только я их теперь не слышу. Ты прогнала голоса в моей голове? Ты хорошая. Ты добрая. Ты поможешь мне найти маму и братьев?

Ыч сопит за спиной Алеры. Та, полуобернувшись к троллю, просит:

– Возьми его на руки.

Ыч подхватывает мальчишку, и тот смеется:

– Тролль меня покатает, покатает!.. А?

Тролья лапа смыкается вокруг худеньких плеч, вторая обхватывает ноги над коленками. Ребенок беспомощно дергает ногами в маленьких валенках. Подходит Алера, рассеянно улыбается, затыкает флягу за пояс теплой куртки и кладет холодные ладони на щеки мальчишки. Он затравленно смотрит в черные глаза, в которых не видно зрачков, и пытается вывернуться из стальной Ычевой хватки. Алера мимолетно гладит детские щеки, крепко стискивает голову за висками, ближе к затылку, и с хрустом сворачивает тонкую шейку.

Тролль брезгливо швыряет детское тельце на груду истлевших человеческих тел. Маленькая голова, вывернутая невозможным образом, мотается туда-сюда. Глаза непонятного цвета смотрят на Алеру с ненавистью, детский рот кривится в оскале, пухлые ладошки сжимаются в кулаки. Лихованник силится что-то сказать, но не может, только шипит и плюется.

– Слишком гладкий рассказ. Не говорят так шестилетние дети.

Алера подходит и поднимает покрасневшую от холода руку с плоской деревянной фляжкой. Лихованник отчаянно воет. Всего пару вздохов. Потом рубиновые капли впитываются в детское тело, и оно осыпается бесформенной кучкой серой пыли.