Текст книги ""Фантастика 2025-3". Компиляция. Книги 1-22 (СИ)"

Автор книги: Марианна Алферова

Соавторы: Артем Тихомиров,Ирина Лазаренко,Артем Бук
сообщить о нарушении

Текущая страница: 125 (всего у книги 352 страниц)

Пока смерть (полтора года после выпуска)

Во всем Идорисе очень высок спрос на выпускников Магических Школ, ведь краев, как вы знаете, шесть, а Школ – только две. Наместники большинства городов стремятся заполучить к себе гласников, деревни же не могут о таком и мечтать, поэтому ни оседлые, ни переезжие маги без дела никогда не останутся.

После окончания учебы у вас будет доходная и почетная работа на всю жизнь!

Из выступления магистра перед первогодками

Магистр – трепло!

Выжжено на столе в учебной комнате

Под левой ногой с хрустом почил огрызок бублика. Такой черствый, что даже не размок в этой гнусной мороси.

Дождливым вечером столичный рынок был мрачным, угнетающим и почти безлюдным. Над редкими островками-прилавками колыхались свечи в стеклянных колпаках, да над некоторыми шатрами оставались поднятыми пологи.

Было тихо.

Лениво сползали с деревянных навесов грязные холодные капли. Влажным хрустом разносилось эхо шагов. Лавочники смотрели на красивую светловолосую девушку в простом шерстяном платьице не то с досадой, не то с надеждой: распродаться им хотелось, а сил торговаться уже не было. Потому окликать девушку и нахваливать товар они не торопились.

Умма и правда пришла сюда в самом конце дня именно в надежде сэкономить. Она не то чтобы бедствовала, но в последнее время работы было мало, а тут еще праздник на носу… Однако, пройдя по первому ряду с десяток шагов, магичка напрочь забыла, что привело ее сюда.

Происходило странное.

– Яблочки моченые, резаные сушеные, в меду варенные, – нерешительно завела молоденькая торговка, и Умма поняла, что стоит перед прилавком с фруктами, тупо глядя на развал.

Девушка покачала головой и отступила на шаг. Потерла лоб.

Она ощущала магические отголоски неясного происхождения. Совсем рядом было место или существо, наделенное грубой и плохо управляемой магической силой. Опасное.

Магичка сделала еще несколько шагов вперед. Под ногами опять захрустел мусор. Желтые огоньки над прилавками потускнели, затянулись мелкой рябью и стали отдаляться. На вздох показалось, что даже если она побежит, то не сможет добраться до этих огней, которые вдруг показались спасительными.

А потом все прекратилось.

Вернулись редкие звуки сонного вечернего рынка, и шелест капель по навесам, и хруст под башмаками. Свечные огни теперь снова были совсем близко.

Умма сглотнула и потерла ладонями щеки. Постояла, прислушиваясь. Ничего.

Сделала шажок вперед. Тихо.

А потом за спиной топотнуло и в плечи Уммы вцепились тонкие пальцы:

– Догадайся, кто!

* * *

Умма полагала, что гости начнут съезжаться не раньше завтрашнего вечера, поэтому на ужин предложила Бивилке наскоро поджаренные лепешки со сливовым вареньем. О том, зачем она ходила на рынок, девушка после встречи забыла напрочь, до того обрадовалась подруге.

Умме было неловко за скромное угощение, но Бивилка не привередничала. В Школе, где обучают магов, на вспоможение не больно-то разгуляешься, и если родня не помогает, то волей-неволей приучаешься быть рачительным. Или начинаешь подрабатывать, но тут у обеих подруг не больно-то складывалось, как в Школе, так и после нее. Так что простенькие поджаристые лепешки Бивилка уписывала с большим энтузиазмом.

– Другая сторона жизни на вольных хлебах, – Умма сунула в печь ковш с водой и села за низкий шаткий столик напротив подруги. Тоже потянулась за лепешкой, зачерпнула ложку густого варенья. – А вот отправились бы гласниками в какой-нибудь городок – жили бы получше. Как вот Оль: пошел и не жалеет!

– Так никогда не поздно, – Бивилка впилась зубами в очередную лепешку и слизала со своей ложки тягучую каплю варенья. – Шли голубя в Школу, подберут что-нибудь!

Умма замотала головой.

– Не хочу. Страшно. Тут я сама по себе – и какой с меня спрос? А если я гласный маг, присланный Школой… Ответственность за судьбу города, благополучие людей… Ух! Не по мне такая ноша.

Бивилка кивнула.

– Оль – он обстоятельный у нас. Серьезный, ответственный. И с людьми хорошо ладит. И выглядит солидно. Одно слово – гласник!

– Солидно, как же, – прыснула Умма.

– Ну, в сравнении со мной, – добавила Бивилка и вернулась к своей лепешке.

Маленькая, юркая, щуплая, с пушистой соломенной косичкой, она никак не отвечала представлениям о гласном маге, которому можно доверить благоденствие города. Бивилку легче было представить перед прялкой или на птичнике, рассыпающей зерна по кормушкам, чем в городской ратуше или за писчим столом.

А что эта невзрачная девушка была сильным и отменно обученным магом – этого на ней написано не было.

– Почти полтора года самостоятельности, – размышляла вслух Умма. – Уже должно было что-то наладиться? Или вольная жизнь – не моя дорога? Быть может, нужно решиться да и податься в гласники, приучиться к ответственности, а?

Бивилка замотала головой, улыбнулась.

– Ты нарочно на себя наговариваешь, Уммочка, да? Чтобы мне не обидно было? Ты же тут хорошо устроилась – правильно сделала, что перебралась в столицу. В том-то городе, как он назывался… где ты жила в прошлом году? Там у тебя домик был совсем на отшибе, крохотный – а тут как хорошо, тепло, просторно! Как с работой-то, Уммочка, наладилось? Магов же тут небось тьма темная!

– Магов много, – согласилась подруга и гордо вскинула голову, – но мои зелья – лучшие в городе! Многие травки сама собираю, кое-что выращиваю, да и рецепты – не обычные, а мои собственные, улучшенные!

– Это значит, твои настойки быстрее помогают?

– Это значит, что они еще и вкусные.

Умма, потянувшись, потащила от печки ковш с горячей водой. Охнула, ухватившись свободной рукой за спину, и принялась разливать кипяток в кружки, в которые уже успела набросать сушеные малиновые ягоды.

– Стареешь, подруга, стареешь, – ехидно протянула Бивилка. – Двадцать три года! Ха!

– Только через два дня, – напомнила магичка и подвинула к подруге кружку.

– Оль будет на твоем дне рождения?

– Конечно, будет. Вот же всем наш Оль хорош, даже списаться с ним проще простого – сидит в своем Мошуке спокойненько, не то что некоторые шатуны!

Бивилка сосредоточенно изучала всплывшую ягодку в своей кружке.

– Вот Шадека найти – та еще задачка, – Умма полюбовалась на алеющие уши подруги и принялась намазывать варенье на лепешку.

– Так он приедет? – Бивилка наконец подняла взгляд на подругу.

– Приедет, приедет, – успокоила Умма. Бивилка смутилась еще больше и снова уткнулась в чашку. – Послезавтра утром жду. Бивочка.

– Что?

– Вы с ним встречались в последнее время?

– Было дело, – грустно ответила девушка и неохотно уточнила: – Случайно. В середине зимы.

– И что?

– Ну что. Одно семейство в северном поселке наняло сначала меня, потом его. Так и столкнулись. Помогли тому семейству, а потом несколько месяцев ездили по трактам вместе. Ты не выпучивай на меня глаза, Уммочка, ничего такого. Ездили и работали, хорошо и дружно, на радость себе и всем вокруг. – Бивилка помолчала, глядя в чашку, и тихо продолжала: – Он приучал меня снова искать. Людей, не вещи. Просто так, без нужды. Подмечал какого-нибудь путника, а через несколько дней создавал мне образ, и я начинала искать его. Мы могли ехать по следам долго-долго. И Шадек все время был рядом, и я как-то, знаешь… привыкла снова искать людей. Не бояться. Когда он рядом.

Девушки помолчали.

– Я даже думала, что так оно и останется, потому что… с ним спокойно. – Бивилка грустно улыбнулась. – Я глупости говорю, да? Это ж Шадек. Все время затевает что-то. Мы не сидели на месте, брались выполнять любые, самые странные просьбы людей, которых встречали. И с ним рядом это не казалось глупым. Было спокойно, словно он всегда точно знал, что делает, и мне так хорошо было, когда рядом человек, который во всем уверен. Но потом… так сложилось, что… словом, разошлись мы по своим дорогам. И я в одиночку, кажется, вновь растерялась.

– Печально, – искренне огорчилась Умма.

Бивилка некоторое время молчала, болтая ложкой из-под варенья в своей кружке, потом все-таки решила спросить:

– А Кинфер?

Подруга махнула рукой.

– Четыре месяца ни слуху, ни духу, ни весточки. Все в разъездах, все носится где-то…

– Строит из себя взаправдашнего эллорца, – понимающе улыбнулась подруга.

Умма строго нахмурилась.

– Не надо так, Бивочка. Он, знаешь, как помог мне весной? Прямо спас! А потом – как обычно. Пропал. Даже не знает, что я переехала. Я-то письмо написала, еще летом, как перебралась, но все без ответа.

– Значит, он не приедет. Ты его не нашла.

– Нет, Бивочка. Не нашла.

* * *

Работала Умма в этом же доме. Она снимала две комнаты: первую, просторную и теплую – как жилье, вторую – тесную, но светлую – как рабочий кабинет.

Покойный муж старухи, хозяйки дома, был родом из Меравии, и дом отстроил по тамошним порядкам: одноэтажный и длинный, из обожженной красной глины. В городском квартале, среди двух– и трехэтажных соседских домов он выглядел неказисто и немного нахально: вот, дескать, сколько земли я себе оттяпал! Дом терялся бы за высокими стенами других зданий, если б не стоял первым у дороги.

Днем было совершенно невозможно избавиться от уличного шума. Зато клиенты находили магичку без всяких сложностей.

– Снимать треть дома в столице! – Бивилка цокнула языком. – Пусть и не Божиня весть каких, и в рабочем квартале, но все ж таки треть дома и в столице! Милая, тебе на еду-то хватает?

– Ты ж вечером трескала лепешки с вареньем – значит, хватает.

– Теперь меня гложет совесть.

– Да я не плачу́ ничего, – смущенно призналась Умма и зачем-то подвигала туда-сюда стул прежде, чем усесться.

Бивилка сунула нос в забытый на подоконнике тигель, уфнула и переставила его на пол.

– А что ты посулила старухе взамен? Свои потрошка для эликсира вечной юности?

– Она не согласилась, – Умма положила ноги на низенький табурет, – говорит, старовата я для эликсира-то. Пришлось обещать ей лекарскую помощь забесплатно на все то время, что живу в доме.

– Обманщица, – огорчилась Бивилка. – Ты ж не целительница.

– А ей все едино. Не смотри так на меня, она ничем серьезным не хворает. Небольшая сердечная одышка, ломота в спине да пальцевые корчи. Я ей настойки делаю и припарки всякие. Это-то у меня неплохо получается – уклон ведь, считай, смежный.

– Ладно, – Бивилка уселась на подоконнике и принялась болтать ногами. – Почти не соврала бабульке, значит. Ждешь сегодня кого-нибудь?

– До полудня должна тетка одна прийти, я ей припарки готовлю. И она же обещала прислать своего знакомого дедулю, хотя я брыкалась. Дедуля какую-то вещь затерял да найти не может. А чем я ему помогу? Но раз ты здесь, то пускай старик приходит: ты ж у нас искатель, поможешь найти пропажу. Больше на сегодня ничего не намечено – разве так забредет кто-нибудь, без упреждений. О, знаешь, вчера приходили такие смешные селяне, просили помочь замириться с грибойником! Я их к гласнику завернула. Какие грибойники в лесу вблизи столицы? Вывелись давно. А гласник на селян пускай посмотрит – вдруг они опасные, раз им такое блажится? Словом, Бивочка, сегодня мы должны освободиться до полудня, а потом сходим с тобой на рынок… Ох, знаешь, что! Я там вчера ощутила такое странное! Как раз перед твоим появлением.

– Я ни при чем! – картинно шарахнулась подруга.

– Бивочка, я серьезно. Там что-то было.

– Что-то какое?

– Магическое и дурное.

Бивилка перестала болтать ногами.

– Оно шастало поблизости. Торговцы ухом не ведут, а у меня прям мурашки по коже, мошки перед глазами, и будто все вокруг отдаляться стало. А потом раз – и прошло, как не было!

Бивилка сложила губы трубочкой, смешно подвигала ими и уставилась в потолок.

– Это мог быть оборотень.

Умма кивнула:

– Пролетел над рынком. Курлы-курлы.

– Мертвяга?.. Хм, ну да.

– Что еще?

Бивилка покусала другую губу и принялась изучать другой угол.

– Реликвия.

– Что? – не поняла Умма.

– Эх ты, обученный маг! Реликвия – древний магический предмет, заряженный энергией и для чего-то назначенный.

– Например?

– Да что угодно. Лечение легочных хворей, удары молнийки, освещение комнаты, поиск существа… Любое заклинание можно так запечатать, только теперь уже никто не помнит, как это делалось и как перезаряжают реликвии. Так что теперь их почти не осталось – они либо сразу скидывают воздействие, либо работают до тех пор, пока их питают. А потом все, остается бесполезная вещица.

– И что, какой-то маг просто нес в сумерках под мышкой такую редкую штуку мимо рынка?

– Не обязательно маг. Использовать реликвию может кто угодно.

Умма откинулась на своем стуле, тоже поглядела в потолок и замотала головой:

– Едва ли. Есть еще идеи?

– Это мог быть некромант, – неохотно ответила Бивилка. – Некромант в пике силы. Но честно тебе скажу: я бы предпочла мертвягу.

– А оборотня? – ухмыльнулась ничуть не впечатленная Умма.

Бивилка серьезно обдумала вопрос и решила:

– Нет, в таком случае лучше некромант.

Умма пожала плечами.

– Ну, некромант. И что такого? Может, просто мимо шел. Может, даже реликвию под мышкой нес.

– Может, он даже оборотнем был! И перерожденным! Мертвяга-оборотень-некромант осенним вечером несет реликвию по столичному рынку! Картина угольком на бересте!

– И вот шел он себе в таверну, вина попить с жареным мясом. Что такого? Это ж не разбойник какой-нибудь. Или некромантия стала порицаемой наукой?

– Не стала, – Бивилка потерла правый бок. – Но я не доверяю этим типам. Так какие у нас планы на вторую половину дня?

– Сходим на рынок, купим еды и будем ничего не делать, – решила Умма.

– И лошадку мою проведаем. Кто их знает, эти городские конюшни. Беспокоюсь я за свою Пасочку.

– Лошадка? – переспросила Умма. – Пасочка?

– А ты думаешь, я на помеле по Ортаю порхаю?

– А разве нет? Ну хорошо, не смотри так на меня! Проведаем твою Пасочку. Но вначале нужно денег заработать.

– Ну, хотя бы за жилье тебе платить не надо, – проворчала Бивилка. – Это хорошо. Это ты удачно устроилась.

– Ну, в общем… – протянула Умма и покосилась на дверь.

– Что? – насторожилась Бивилка и тоже посмотрела.

Дверь, словно уверившись, что все внимание сосредоточено на ней, отворилась с противным скрипом.

Вначале в комнате появился резной деревянный поднос, который крепко держали две морщинистые руки с кривыми пальцами. На подносе лежала горка пирожков, стоял кувшин и три глиняные кружки.

Следом в комнату вплыл длинный мясистый нос на загорелом шустроглазом лице и копна седых волос, кое-как сколотая на затылке щербатым деревянным гребнем. Затем с шарканьем появились бесформенные башмаки под заношенной шерстяной юбкой. Последней в кабинет просочилась согбенная спина, прикрытая вязаным платком, и тоненькое:

– Доброго утречка, девоньки! Принесла пирожков вам да морсика клюквенного! Ох и смачненькие пирожочки севодни, с вишенкой-темнокорочкой да творожком свеженьким!

– Роскошно! – воскликнула Бивилка и спрыгнула с подоконника.

На завтрак им с Умой досталось по половинке вчерашней лепешки, и организм настойчиво требовал чего-нибудь посущественней.

Старуха расцвела узкогубой улыбкой, вперевалку подошла к столу и аккуратно пристроила на нем поднос. Прихватила по пирожку в каждую руку и уселась на лавочку под стеной.

Умма разливала в кружки морс и улыбалась – натянуто, напряженно. И в глазах у нее плескалась такая тоска, что Бивилке даже неловко отчего-то стало.

А пирожки и правда были замечательные. Пухленькие, румяненькие, сладкие. В самый раз под кисловатый морс.

Старуха пристроила два своих пирожка на подвернувшейся книжице, сложила руки на животе и стала глядеть на Умму. С доброй такой улыбочкой, чуть наклонив голову к плечу. Словно родная бабуля, что не нарадуется на хороший аппетит внученьки.

Магичка вздохнула тихонько и спросила:

– Как ваше здоровье сегодня, Яниса?

Улыбка расцвела еще шире, старуха меленько покивала:

– Не жалюсь, девонька, не жалюсь. Пальцы ломает да спину тянет.

Магичка взяла с подноса третий пирожок.

– Припарку-то делали?

– Делала, а как же ж! Ежели пальцы с вечеру ломит, так токмо припаркой твоей спасаюсь, девонька.

– Зачем же с пирогами затевались? – укорила ее Бивилка. – Пальцевые корчи – они такие, их нельзя тревожить. Заболели руки – значит, нужен покой, ничего делать не надо, пока боль не уйдет.

Старуха обернулась к Бивилкиному окошку половиной тела сразу.

– В мои-то года? Девонька, ежели буду дожидати, пока всяка болючесть пройдет, так вовек с печи не слезу. В мои года, лапонька, ежели у человека не болит ничегошеньки, так значится, помер он.

Бивилка кивнула и слезла с подоконника – тоже за третьим пирожком.

– Но я не жалюсь! – повысила голос старуха. – Не то что некоторые такие, какие людям продохнуть не давают, чтоб не постонати, как же ж им болисно! Вон, Марича, что через дом живет, как выйдет на двор, да сядет на пенек у забору, так цельный день только и слышать, как тяжко-важко ей, какие хвори ее поедают да какая судьбина злюща. А я не плачу! Жива – так уже хорошо!

– Хорошо, – согласилась Умма и решила осилить четвертый пирожок.

Старуха пожевала губами, переплела плохо гнущиеся пальцы и продолжала:

– Суседска дочка, говорят, нагулявши.

– Пф, – скривилась магичка.

– Так-то оно так, – покивала старуха. – Даже батько ейный не шибко сдивился, а уж кто очечки на ейное потаскунство закрывал, так энто он! Ну как не сдивился – вербовой лозиной-то отходил, но без окаянства, лише для порядку. И мыслют теперь вот, чего делать с энтой дурой молодой.

– Замуж выдавать, – предложила со своего подоконника Бивилка. – Что еще с такими делают?

– Да там не поймешь, за кого выдавать, – пояснила Умма. – Та девка только на детях и дряхлых старцах не висела.

– Отож, – подтвердила старуха. – Спохватилися. Уехати собралися теперь. Девку-то, молвят, пристроить надобно будет, а в нашенском окресте ее всякий мужик знает, да с того виду, с какого честна девка токмо мужу покажется.

– И куда уезжают? – равнодушно спросила Умма.

– А на той край переберутся, на другую сторону речки.

– Недалеко, – оценила магичка.

– Город-то немаленький, – поджала губы старуха. – Почитай десять тысячев народу тут живет, да еще приезжих полстолько же. Это в обнакновенные дни, а в святковые и вовсе не протолпишься.

– Ну и пусть переезжают, – дернула плечом Умма. – Мне-то что.

– Может, и есть чего, – старуха снова пожевала губами. – Плод извести спервоначалу надобно. А то куда ж она таковская поедет-то?

– Не стану, – бросила Умма. – Я разве душегуб какой-то?

– Умеешь ведь, – даже не спросила, а просто отметила старуха.

– Не напрямую, – Умма задумалась, – но если вызвать мускульное сжатие… Пустое. Не стану!

– Платню хорошую сулили, – спокойно сообщила хозяйка. – Но нет желания твоего – так и не надобно. Пускай ведуть девку к какому знахарю недоученному, пускай тот ее в таз с горчицей содит да вином выпаивает, мне дела тожить немного до того.

Умма упрямо сжала губы и потянулась за кувшином. Плеснула в свою кружку еще немного морса.

– Варравирова жена помирает, – помолчав, сообщила старуха.

– Чья? – не поняла Умма.

– Ну, этого, звездолюба, – Яниса махнула рукой, будто отгоняя приставучую муху. – Который в домине с башенками живет, что поблизу рынка-то.

– Астронома, – поправила Умма и огорченно добавила: – Жалко. Помню их с женой, они часто гуляли летом по набережной. Он так бережно ее под локоток поддерживал, а она все волновалась, не мерзнут ли у него ноги… а я смотрела и думала: ну бывает же так, всю жизнь вместе прожили и как друг о друге заботятся!

– Помирает, – губы у старухи чуть дрогнули. – Суседка, что за нами живет, сказывала, а ей пекарева жена поведала, а той прибиральщица звездолюбова говорила. Мол, приходил лекарь и сказал, что ничегошеньки тут не сделаешь, нету в сердце ее силы более. Не хочет работать сердце-то, старое шибко стало, на покой просится. А звездолюб все думает, что неправы лекари, хоча тот последний четвертым был, которого звали. А она уж и с кровати не поднимается почитай.

– Грустно, – новость так расстроила Умму, что она даже на пятый пирожок не позарилась. – Мне кажется, он без нее совсем… потеряется, что ли.

– Да с мужиками оно завсегда так, – махнула рукой старуха. – Баба без мужика еще выдюжит, – губы у нее дрогнули снова, – бабы приноровлючие. Поплачут, отгорюют, да помалу приловчатся. Тяжко, пусто, а все ж хоть какось. А мужик, что жизнь при бабе прожил, один он не приладится уже. Вот и дед мой… В остатние годы все говорил, все говорил: токмо б мне спервоначалу помереть, не свыкнусь без тебя, не сдюжу…

Яниса снова махнула рукой, неловко отерла глаза.

– Ну да что проку горюниться? Не будем про кручину, девоньки, нет помина ей! Пойду вот киселя сварю – и всяка тоска пройдет! Зря, что ль, умочила крупу еще с вечеру?

Старуха медленно поднялась, тяжело опершись на лавку рукой. Бивилка сунулась было помочь, но Яниса лишь брови нахмурила и выпрямилась без всякой помощи. Стала неторопливо собирать на поднос остатки завтрака и, пока собирала, все хитрым глазом косилась на Умму.

– А знаешь, чего, девонька моя хорошая? Сынок приехал до суседей, до тех, что справа через двор. Помнишь-то небось, ладный такой дом с резными ставенками, хозяин важный мужчина усатый, да жена его светловолоса дама, в платьях завсегда ну до того красивых-то вышагивает!

– Не помню, – пробурчала Умма, нахохливаясь, – и дела мне нет. Приехал к ним сын – ну и приехал. Ну и на здоровье.

– А он же ж подметил тебя! Справлялся. Ох и гарна, говорит, дева, голову держит что лебедица!

– Яниса!

– От же ж вреднюча! – Старуха укоризненно покачала головой. – Ведь нет у тебя никовошеньки. Что б тебе с добрым хлопцем не погуляти! А вдруг бы сладилось чего!

– А кто вам тогда припарки делать будет? – отбивалась Умма.

– Так тут живите! – всплеснула руками старуха. – Я чего? Да мне ж отрада только, места хватит всем в дому!

– Яниса!!

– От вреднюча! – Старуха подхватила поднос. – Хоч поглядела бы на хлопца! Высокий, плечистый, взрачный!

Умма сердито зазвенела склянками в ящиках стола.

– Ну как волишь, – Яниса посеменила к двери, вроде бы сдавшись, но глаза у нее были хитрючими, лукавыми.

– Не вздумайте ничего подстраивать, – предупредила магичка, – как в тот раз.

– Не-не-не, – тоненько уверила Яниса и просочилась в дверь.

Как только она исчезла из виду, в дверном проеме возникла первая посетительница – дородная черноволосая женщина, нервно сжимающая в руках холщовый мешочек.

– Поработаем, – себе под нос пробормотала Умма. – А там, глядишь, и кисель поспеет.

* * *

Бивилка в пятый раз чихнула, заправила за ухо выбившиеся из косы пряди и продолжила переворачивать чашки донышком вверх. Из них то и дело что-то выпадало – то мышиный помет, то клок пыли, то проржавевшая шпилька для волос.

– Вот увидишь, в конце концов и мы потеряемся в этом подвале, – сказала ей Умма.

Она у другой стенки перекатывала кукурузные початки по древнему, побитому мышами покрывалу.

– Ради двух серебрушек я рискну, – Бивилка сделала еще один решительный шаг в глубь помещения и с ужасом оглядела сломанный ткацкий станок.

– Он точно здесь? – снова спросила Умма.

– Еще раз спросишь – получишь в лоб веретеном, – пообещала подруга и прошмыгнула к стенке, где доживал свой век деревянный шкафчик. – Кто из нас искатель, а? Он точно здесь.

Некоторое время было тихо. Только шуршал, стучал и звякал хлам, заполнявший подвал. Мягко мерцали над головами магичек светящиеся огоньки.

– Почему тебя угнетает Яниса? – спросила вдруг Бивилка.

Умма потрясла возле уха запыленную шкатулку, открыла и принялась перебирать содержимое.

– Не угнетает. Просто очень ее много временами. Всем поинтересуется, рядом помаячит, побурчит, указаний раздаст. Как… Ну как…

– Бабушка родная, – подсказала Бивилка.

– Быть может, – подруга дернула плечом и ниже наклонилась над мелочевкой, разложенной на подвернувшейся холстине. – У меня не было бабушки, не с кем сравнивать.

Они замолчали. Бивилка обнаружила в одном из ящичков мешочки с бисером и сосредоточенно загребала его пальцами.

– Дурная ты, Умма, – заявила вдруг она и опустила мешочек на колени. – Такой подарок судьбы не ценишь.

– Ценю, – вспыхнула Умма, – очень даже ценю! Знаю, что благодаря Янисе могу работать в Арканате, и что клиентов временами получаю через ее знакомых – других-то магов тут вот такенная куча, Божиня видит!

– Так она тебя, дуру, еще и подкармливает. И замуж выдаст, если ты брыкаться перестанешь.

Умма дернула плечом.

– Ну да, – протянула Бивилка. – Повздыхай по Кинферу. Он, наверное, тоже хранит твой образ в памяти очень-очень нежно. До того нежно, что не в силах помнить про твой день рождения, или хотя бы письмо тебе набросать, мимоходом, по дороге в Эллор, или…

– Не говори так! – повысила голос Умма.

Бивилка помолчала.

– Яниса ведь заботится о тебе, как о родной. А ты носом крутишь. Указания дает она, рядом маячит. Ну прям беда! Да волнуется о тебе, вот и маячит! Пообщаться хочет, поговорить! Внимания твоего ценного кусочек!

– Да ты чего орешь-то?

– Поездила б ты с мое, – Бивилка перевернула очередной мешочек и сердито затрясла им. – Не так орала бы. Да всем вокруг наплевать на тебя. Никого не тревожит, когда ты ела в последний раз и где будешь ночевать сегодня. Можешь заплатить – рады видеть, вот тебе койка на постоялом дворе и тарелка каши. Платить нечем – проходи, не мельтеши. Можешь сдохнуть под кустом, никто и не заметит, всем вокруг ты никто, чужая, пришлая, мимо проходившая. Но ведь тебе же повезло! И дом есть, и пирожки, и внимание! А ты кривишься, балда неблагодарная!

Умма смутилась, опустила голову, принялась ворошить хлам на холстине.

– А вот и он! – обрадовалась Бивилка и выудила из кучи бисера камешек на грубом веревочном шнурке. – Как удачно, что у тебя есть я! Сама бы ты ни за что его не отыскала!

* * *

Рынок Арканата был подобен городку, живущему обособленной жизнью в центральной части столицы. Как и город, рынок раскидывался на обоих берегах Миивзы, неширокой быстроногой речки, что серебристой нитью перебегала столицу и далеко на западе ныряла в море.

– Сегодня велено мясо купить, – говорила Умма, проталкиваясь меж других покупателей. – Яниса упихает его в котелок с простоквашей и поставит в подпол прохлаждаться. Говорит, потом поджарит его на сковороде и выйдет вкуснятина к празднику. Странно звучит, да? Но до сих пор она меня не кормила гадостью, так что я ей поверила.

– Она тебе еще и в этом помогает, – Бивилка всплеснула руками. – Уммочка, лапочка, попросись к ней во внучки, а? Или я сама попрошусь, вот увидишь!

– Хватит, – сердито одернула подруга, – хватит грызть меня поедом, я поняла уже все. Так вот, сегодня покупаем мясо. И еще крупу гречичную, побольше, Яниса ее мельчит и потом дивные лепешки делает – со сметаной к праздничному столу пойдут, да и просто так, побаловаться. Значит, сметану еще и…

– Смотри, какой паучище! – завопила Бивилка, хватая Умму за запястье.

Девушка от неожиданности отшатнулась, кого-то толкнула в толпе и только потом поняла, что подруга орет не от испуга, а от восторга. Они как раз проходили через ряды с живностью, и внимание Бивилки привлек обитатель одной из клеток.

Огромный, с дворовую собаку, паук издавал тихие звуки, похожие на стук деревянных ложек. Тело у него было светло-коричневое, бархатистое, лапы огромные и волосатые, а над ними – блестящие жвалы, с которых свисало что-то вроде клоков пыли.

Умма содрогнулась.

– Птахожор, – завороженно прошептала Бивилка, глядя на ужасное создание с нежностью.

Паук, скрытый мелкоячеистой сетью клетки, чуть раскачивался на длинных мощных лапах.

– Притом очень здоровенный, – подтвердила Умма. – Ты в Школе посещала курс «Омерзительные создания Идориса»?

– Расширенный курс живологии, – не заметив насмешки, ответила Бивилка, – не такой подробный, как твои уклонные занятия, конечно, но туда входит много не ортайских существ. Этот вот паук – из Даэли.

– Я знаю. А даже если б не знала, то догадаться легко: если видишь странную пакость, то она непременно из Даэли. – Умма потянула подругу за рукав. – Пойдем.

– Уммочка, – Бивилка трогательно прижала ладошки к груди, – Уммочка, ты сходи одна, ладно? Я тут поброжу, можно? Не обидишься?

– Ну, броди, – согласилась Умма. – Заберу тебя на обратном пути. Не потеряешься?

– Не потеряюсь, – Бивилка сделала нетерпеливый шажок к клеткам.

– Надеюсь, ты не станешь ничего здесь покупать, – сурово сдвинув брови, заявила Умма и выпустила рукав подруги.

* * *

Умме пришлось пожалеть, что они разделились с Бивилкой. Тащить покупки в одиночку было и неудобно, и тяжело. Девушка перехватывала торбы так и эдак, но они либо сразу впивались в пальцы, либо мешали двигаться в толпе.

Продуктов получилось неожиданно много.

Большой куль гречихи.

– Ох вкуснюча, розварюча, а какой мед с нее пчелки натащили – не нарадуешься! – скалила зубы востроглазая толстая тетка.

Огроменный кусок вырезки.

– Телочка это была, молоденькая да бойкая, своими руками прирезал ее, пока не встала на путь разврата! – таращил глаза седой продавец.

Тяжелая кринка сметаны.

– Хошь – на лицо мажь, будет кожа что бархат! А хошь – с блинами ешь, пока пояс не треснет! – нахваливала товар худенькая девица с толстенными русыми косами.

Пузатая плетеная бутыль с виноградным вином.

– Из самой Меравии к вашему столу привезли мы вино роскошное! Серебристое, аки лунь, да сладкое, как сам грех! – зазывал покупателей чернявый смуглый парень.

Умма хотела купить еще квасу и пшеничного хлеба, но, расплатившись за вино, поняла: сил хватит лишь на то, чтобы дотащиться обратно до рядов с животными да сгрузить часть клади на Бивилку. Но до этого девушке предстояло преодолеть добрых полперехода: сей вздох подруги находились в противоположных частях рынка и на разных берегах Арканата.

– И надо ж мне было ее оставить, – пыхтела Умма, пробираясь с торбами через медленно колышущуюся толпу.

Угадать передвижения людей было невозможно: вот женщина заинтересовалась резными ложками и замедлила шаг, а вот у молодой пары закапризничал ребенок и они вовсе остановились, перекрыв проход. А там кто-то увидел знакомого и рванул к нему наперерез, чуть не отдавив тебе ноги.

Вокруг гомонили, зазывали, торговались, звенели, хохотали. Рынок ничем не напоминал вчерашний неприветливый лабиринт рядов.

А еще было тепло. И пахло медом, печевом, густым подсолнуховым маслом.

Дотащив торбы до набережной и преодолев мостик, Умма сгрузила кладь у нагретого солнцем валуна в сторонке от прохожей дороги, да на него же присела. Вытерла лоб рукавом платьица и прищурилась на солнце. Еще пекучее, словно летнее. Ух, как же тяжело! Теперь еще пара длинных рядов, затем просторный пятачок с навесами ремесленников, а там уже и клетки с живностью, и Бивилка, которая наверняка не успела за это время налюбоваться на что-нибудь лохматое, кусачее и ядовитое.