Текст книги ""Фантастика 2025-3". Компиляция. Книги 1-22 (СИ)"

Автор книги: Марианна Алферова

– Трын-дын-трын, – хныкала шарманка.

– Поразительные истории путешественника Амриго! – гаркнула Тай Сум, заглушая шарманку.

Безобразное лицо маски повернулось к зрителям, и гомон в рядах мгновенно утих. Тай Сум неуловимо-быстрое двинула плечом, и хлыст отрывисто щёлкнул в воздухе.

– Путешественник Амриго прибыл к вам из дальних краёв!

Из шатра на площадку вынес себя упитанный балясник с обезьянкой на плече. У Амриго были длинные усы, подкрученные кверху, сердитый рот и красно-сиреневые пятна на щеках. Обезьянка носила красно-бурый кафтан и замурзанную шапочку на завязках.

Балясник рассыпался в приветствиях и принялся кичливо рассказывать, в сколь дальних краях ему довелось побывать вместе со своей обезьянкой, имени которой он решительно не может назвать почтенной публике. Почтенная публика угрожающе загудела. Ещё один огрызок яблока упал у ног Амриго, и тот мгновенно сменил тон.

Трубно всхохотнул, принялся отвешивать поклоны и льстивые замечания в адрес прекрасного города Ануна и его добрых жителей. Потом запел скабрезные частушки, вызвавшие большое оживление и смех в толпе, а обезьянка то корчила потешные рожицы, то в притворном ужасе закрывала рот или глаза крошечными ладошками, что тешило людей ещё сильнее. Вскоре над площадью уже нёсся гогот и громкие топанья ног, а вместо огрызков яблока под ноги Амриго бросали теперь монетки, которые шустро собирала обезьянка под тяжёлым взглядом узких глаз из-под прорезей маски Тай Сум.

Илидор старательно не смотрел на Тай Сум, но казалось, что маска выискивает в толпе его лицо. В голове звучал слышанный в Большом Душеве монотонный голос: «Одной дорогой лететь тебе за дальние луга, к стенам…»

Балясник корчил рожи и ходил вразвалку, изображая кого-то надменного и пузатого, неизвестного Илидору, но явно известного толпе: хохот поднялся такой, что у дракона зазвенело в ушах.

Мшицка стояла недвижимо, вцепившись сухими пальцами в драконью ладонь, смотрела на балясника и не видела его, и всегдашняя улыбчивость куда-то сбежала с лица старухи.

Амриго прекратил паясничать, чинно сложил руки на животе, сделал своё лицо загадочно-серьёзным и принялся рассказывать «былички» про эльфские земли под названием Варк-ик-зень, где прямо в подземных норах растут дивной красоты дома, и дома эти забирают себе всё самое лучшее из земли, воздуха, воды и живущих в тех краях эльфов, которые поэтому все как один чудовищно уродливы. Илидор почувствовал: сейчас что-то произойдёт, и взял Мшицку под руку, давая ей опору.

– Благоволите сами зреть, каких уродцев рождают эльфские земли Варк-ик-зеня! – гаркнул Амриго, и эхо его голоса отсёк щелчок хлыста Тай Сум.

Та же девушка в розовом, что выходила с кошкой на поводке, появилась из шатра, ведя за руки двух уродцев-мальчишек лет восьми. Дракон был уверен, что видит перед собою человеческих детей, хотя Амриго и объявил их эльфами. Просто оба были длиннорукими, длинноногими и страшно тощими, так что ещё год-другой циркачам удастся выдавать детей за эльфят при помощи накладных ушей, плохо различимых под нарочно взлохмаченными волосами. Если, конечно, публика будет столь же непритязательной, как этот люд, собравшийся сегодня на площади.

На дворе стоял ясный день, рядом с детьми шла девушка с весёлым, румяным и круглощёким лицом, и уродства мальчишек выглядели от этого особенно ужасными, отвратительными. У одного мальчика рот разрезан в улыбку едва не до ушей, нижняя губа растянута и выворочена до подбородка – видимо, для этого на неё подвешивали какие-то грузы; сломанные и неправильно сросшиеся ноги изогнуты как попало, из-за чего походка получается шаткой и неловкой. Второй ребёнок слеп, у него нет фаланг нескольких пальцев, он тоже идёт неловко и шатко – слишком маленькие стопы заключены в тяжёлые уродливые деревянные башмаки, плечи чрезвычайно сутулы и одно другого выше – видимо, хребет привык к искривлённому положению, которое обеспечивало телу хоть какую-то равновесность.

Дети, опираясь на руки девушки, ковыляли вдоль зрительского кола, а люди с преогромным любопытством их разглядывали, громко обсуждали уродства, многие смеялись, некоторые плевали себе под ноги. Кто-то бросил ореховой скорлупой в мальчика с порезанным лицом. Кто-то сунул монету слепому мальчишке, и Тай Сум проводила её цепким взглядом плотоядной змеи.

Мшицка висела на плече Илидора, едва дыша. Стоящие впереди люди закрывали обзор, старуха не могла толком рассмотреть детей и не хотела их рассматривать, до смерти страшась и узнать, и не узнать в одном из них своего внука Ерджи. Провожала взлохмаченные макушки полубезумным взглядом, губы её тряслись, тряслась сухая вислая кожа под подбородком, дрожали большие руки в старческих крапушках, слабли ноги. Когда часть лица, щека, нос одного из медленно бредущих детей оказывались различимыми сквозь спасительно-непробиваемый частокол стоящих перед нею людей, Мшицка всё пыталась и не могла посмотреть на них повнимательнее.

Она не видела внука два года, а дети растут так быстро. Могла ли она узнать Ерджи, даже если бы он спокойно стоял перед ней, не изуродованный жестокой рукой балаганщика, не дрожащий от ужаса, не истощённый до полупрозрачного состояния?

И уж тем более – разве могла бы она узнать подросшего и обезображенного внука, разве могла быть уверена, что не обманывают её слабосильные старческие глаза?

Разве могла бы она не узнать его?

Мир плыл, подёргивался и разъезжался вокруг Мшицки, лез в уши смех и восклицания бурлящей толпы, спасительно плавились перед глазами лица изувеченных детей, и всему этому, казалось, не может быть конца.

– А теперь поразительные трюки покажет обезьянка, привезённая мною из далёких краёв! – Бодро выкрикнул Амриго, когда девушка в розовом наконец увела мальчишек в шатёр.

Балясник поднял с земли деревянные кольца, и обезьянка стала скакать через них, корча уморительные рожицы. Илидор этого не видел – он держал совсем повисшую на нём Мшицку и стискивал зубы до хруста, воздух с трудом проходил через сжавшееся горло. Глаза потемнели, крылья напряглись, и наверняка сейчас под ними нарождались молнии.

Бродячие циркачи – одна из причин, по которым эльфы Донкернаса избегают привозить драконов в города. Слишком уж болезненно драконы воспринимают неволю других существ, которые не имеют надежды пережить своих пленителей и даже умозрительно не могут послать их в ручку ржавой кочерги, в любой момент бросившись в небо, хоть бы даже это стало последним, что они сделают. Бескрылые пленники не могут выбрать умереть освобождёнными.

Мшицка, ухватившись за руку дракона, более-менее твёрдо встала на ноги, отёрла сухие покрасневшие глаза тыльной стороной ладони. Илидор повторял себе, что нужно стоять смирно и ничего не делать, дожидаться конца представления. Дожидаться, пока всё это закончится и толпа рассосётся. А затем, уж будьте уверены, он добьётся возможности посмотреть на изувеченных детей поближе. Он выгрызет такую возможность из циркачей, даже если придётся сделаться очень неприятным, рычащим и откровенно угрожающим драконом.

Да разбросать бы в ёрпыль собачью весь этот балаган, разорвать пополам балясника Амриго, втереть Тай Сум в плотно слежавшуюся землю простолюдной площади!

Звонкий щелчок хлыста. Командный рявк:

– Акробаты Панадерь и Пластический Мальчик! Удивительные трюки на чердачной высоте!

Под свист и топанье десятков пар ног из циркового шатра вынырнули две фигуры, одетые в светлые льняные костюмы: тоненькая детская и высокая худощавая. Для эльфа Панадерь был, пожалуй, коренаст – чисто сподручник из Донкернаса. Пепельноволосого Пластического Мальчика он держал за руку, и оба шли к центру арены, махая толпе, а следом двое служек в затрёпанных фартуках несли длиннющий шест, на который Илидор поначалу не обратил внимания.

Панадерь и мальчик, остановившись на почтительном расстоянии от Тай Сум, раскланялись на все стороны, после чего эльф приставил правую руку к спине мальчика и перекувырнул его три раза в воздухе. Люди вокруг засмеялись и затопали ногами, а Мшицка вцепилась в рукав Илидора и жутким шёпотом, не отводя взгляда от мальчишки, выдохнула дракону в ухо:

– От Ерджи!

Илидор вместо ответа перехватил Мшицку одной рукой за плечи, другой за локоть, чтобы не вздумала ринуться на арену. Даже не подумал о том, что стоящие впереди люди её не пропустят.

Она прижимала дрожащие пальцы к губам, не сводила глаз с тоненькой фигурки, обтянутой светлым костюмом. Большие ногти её посинели.

Зрители умолкли, многие затаили дыхание в предвкушении потехи, и в наступившей тишине стало слышно, как заунывно тренькает шарманка на шее Тай Сум. Дракон смотрел на шест, который поднимал Панадерь, шест длиннющий – как будто тесали его из старолесского кряжича; на одном его конце был опоясок, на другом – перекладина.

Мшицка снова обернулась к Илидору. В глазах её полоскался ужас:

– Он хоче, чтоб Ерджи лез доверху?

Эльф поднял шест, укрепил его на своём поясе и, некоторое время побалансировав, принялся приводить в равновесие вторую его часть. Какая там «чердачная высота» – пожалуй, даже такие двухэтажные дома с чердаками, какие встречались дракону в людских городах близ Эльфиладона, были пониже! Если этот шест рухнет в толпу, то убьёт пяток зрителей – кажется, та же мысль пришла в головы самим зрителям, и многие стали пятиться. Илидор и Мшицка остались на месте – дракон развернулся боком, выставил перед собой локоть, крылья закрыли его и старуху, и когда толкучая толпа снова успокоилась, между Мшицкой и её внуком почти не осталось людей.

Приведя шест в равновесие, Панадерь что-то шепнул мальчику, тот влез ему на плечи (шест зашатался, зрители ахнули), а потом, обхватив шест руками и ногами, Ерджи стал подниматься наверх, и теперь эльфу приходилось балансировать, переступая с одной ноги на другую.

Мшицка осела, словно из её тела выдернули хребет. Илидор покрепче обхватил её за плечи и стал протискиваться вперёд, уже не обращая внимания на шипение, которое понеслось ему в спину. Кто-то снова больно двинул локтем под рёбра, кого-то хлестнуло крыло, кто-то хотел подставить подножку, но посмотрел в лицо Илидора, на его сжатые губы, заострившиеся скулы – и предпочёл поздорову уступить дорогу.

Негромко и заунывно трещала шарманка на шее Тай Сум.

Громкое «Ай да!» раздалось в толпе как раз в тот момент, когда Илидор и Мшицка выбрались в первый ряд: Ерджи достиг верхушки шеста. Мшицка вцепилась ногтями в щёки, глядя как маленькая фигурка, покачивающаяся на перекладине в вышине, посылает зрителям воздушные поцелуи.

Тай Сум громко свистнула, и из циркового шатра выбежали четверо в цветных балахонах. Маленький смуглокожий человек в красном поднёс к губам дудку и, обегая вокруг Панадеря, завёл задорный пастуший мотив. Синий Балахон остановился сбоку от эльфа и подальше от Тай Сум, вплёлся в дудочный мотив песней небольшой гармоники, стал пританцовывать на месте. Оранжевый Балахон утвердил на плече неизвестный Илидору музыкальный инструмент вроде фигуристой лютни. Тай Сум шикнула на него: «Скрипач не нужен!», но человек невозмутимо занёс над диковинной лютней нечто похожее на шерстяную пилу. Илидор, на миг забыв про мальчика на шесте, глядел на музыканта, разинув рот, и ожидал, что же будет, когда тот начнёт пилить струны своей лютни, но Тай Сум, выхватив из-за пояса хлыст, звонко щёлкнула им прямо под ногами Оранжевого Балахона – тот сдулся, сгорбился, потрусил обратно в шатёр, прижимая к животу пилу и лютню. В это время Зеленый Балахон поднял трещотку, увешанную лентами и колокольчиками, и пошёл вкруг зрительского кола, исторгая из трещотки щёлкающие звуки.

Ерджи вытянулся на руках и медленно стал выгибаться назад, пропуская ноги между головой и перекладиной. Казалось невероятным, что человек может так изогнуться. Мшицка снова стала оседать наземь, Илидор поддерживал её, но сам едва ли это сознавал – он подобрался, крылья ещё выше понялись куполом над лопатками, вызвав удивлённое восклицание стоящего позади человека. Трещотка трещала, гармоника и дудка наяривали танцевальную мелодию, маленькая фигурка немыслимым образом изгибалась на огромной высоте, лишённая какой-либо опоры, помимо собственных тоненьких ручек и ходящего ходуном шеста. Было заметно, что Панадерь удерживает его с величайшим трудом – лоб его и кончики ушей были покрыты каплями пота, тело подрагивало.

– Довольно! Довольно! – тоненько вскричала какая-то знаткая девчушка из зрителей, невесть какая оказавшаяся с нянькой на простолюдной площади.

Ерджи удалось лечь на спину и утвердиться на перекладине, приведя ноги в равновесие с головой, а потом он медленно начал скользить на спине вниз вдоль шеста.

– Довольно! Довольно!

Потом случилось сразу всё, и объяснить потом невозможно было ничего. Фигурка скользнула по перекладине ещё ниже, и в этот миг всем стало ясно: сейчас это скольжение перейдёт в падение, остановить которое уже нельзя.

Сбилась с такта гармоника, щёлканье трещоток сменилось глухим стуком, свет ярче солнечного ослепил стоящих в первых рядах зрителей, и от этого света время почти остановилось, сделавшись тяжёлым, как громадье воды над речным омутом, и в этом омуте невозможно оказалось пошевелить даже пальцем, а потом время потекло как обычно, но что-то изменилось: у самой арены возникло нечто большое и неосмыслимое, оно ухватилось за полотно случайностей и дёрнуло его на себя ровно в то мгновение, когда Панадерь ахнул и схватился обеими руками за шест, Красный балахон выронил дудку, а сползание маленькой фигурки с шеста перешло в падение.

Большое и неосмыслимое закрыло собой небо, шест и фигурку, смолкла дудка, завопили зрители, задребедезила шарманка не шее Тай Сум. Золотой дракон, переливчато сверкнув чешуёй в лучах скудного солнца, подхватил Ерджи почти над самой землёй, сшиб крыльями шест, Панадеря, Тай Сум, шарманку и хлыст.

Зеленый Балахон вдохнул открытым ртом раз, другой. Потом обернулся к ошалелым зрителям и закричал, пожалуй, последнее, чего можно было ожидать:

– Драко-он! Прячьте женщин!

Однако зрители, вынырнувшие из первомгновенного потрясения, единодушно решили, что дракон – немыслимая, невероятная и потрясающе удачная часть циркового представления, восторженно закричали и затопали ногами. Илидор меж тем развернулся, краем крыла выдав подзатыльник Тай Сум, чудом не сбросив с неё маску, выхватил из толпы полуобморочную Мшицку и, с трудом удерживая в охапке её и Ерджи, поднялся над ареной.

Следом за ним поднимались крики «Ай да!», топот и свист. На арене сидели, разинув рты, три Балахона и Панадерь. Вякала шарманка. На куполе шатра покачивался шест. Тай Сум поднималась на ноги, держась за затылок, и что-то кричала дракону, уродливая маска притягивала к себе его взгляд и хотела воткнуть его в прорези, где блестели узкие глаза, но Илидору было не до того.

Он огляделся, от души выругался на гномский лад, увязывая в сложном сочетании глубинные порождения, шерсть горбачей-шестиногов, гнутую кочергу и паучьи слюни, и быстро полетел к ближайшему пригородному лесу.

* * *

– Значит, снова цирк Тай Сум, – тараторил Йеруш, пока Илидор вёл его по больничным коридорам к закутку, где устроили Ерджи. – Судьба не разлучает тебя с этой тёткой, а, драконище? Скажи, она сняла свою маску?

– Нет.

– Надеюсь, она не сделала тебе ещё одно предсказание? И не досказала первое? Я её боюсь, Илидор! Она же тогда не договорила…

– Класть мне на предсказания. Уймись, Найло. Я вообще почти не говорил с ней сейчас. Они просто явились сюда…

– Они?

– Тай-Сум и Олава-Кот. Фокусник, который был в посёлке, помнишь его?

– Не помню. И что?

– Они пришли за Ерджи, а я его выкупил.

– Ага, и Тай Сум вот так просто взяла да уступила?

– Я умею угрожать.

– Ты хотел сказать «убеждать»?

– Нет.

В городе только и разговоров было, что о драконе. Многие сочли его удивительным фокусом циркачей, однако отряд стражих был спешно отправлен на разведку в ближайший лес, вслед за драконом. Но Илидор, Мшицка и Ержди к тому времени уже вернулись в город, просочившись в товарные ворота вместе с крестьянами, которые пригнали на бойню небольшое стадо овец. Взбудораженные воротные стражие даже не обратили внимания на старуху и молодого мужчину, который нёс на руках спящего вроде бы ребёнка.

Ерджи устроили в огороженном ширмами закутке, достаточно просторном, чтобы хватило места для кровати, настенных полок, сидящей у постели внука Мшицки, остановившихся в пяти шагах Илидора и Йеруша. Можно сказать, невиданно роскошные условия для лечения какого-то там циркового мальчишки.

– Он выживет? – Почти беззвучно спросил Йеруш. – Или его совсем сильно приложило?

Илидор зажмурился и потряс головой: он только что ясно увидел призрак большого серого пса, который появился рядом со Мшицкой и положил правую лапу на топчан Ерджи. Дракон моргнул раз, другой – пёс сидел. «Какой кочерги?» – спросил себя Илидор, не нашёл ответа и обернулся к Йерушу:

– Ты его видишь?

– Кого, пса? – уточнил Найло, не отрывающий взгляда от топчана Ерджи. – Нет, не вижу.

– … такой уж он был, материн собака, – прорезался в реальность голос Мшицки. – Завсегда меня оборонял. Даже после смерти. И тебя он тож оборонит. Я лапу-то его с собою ношу не просто так…

Илидор снова зажмурился, снова помотал головой. Призрак исчез.

– Что до Ерджи, – медленно проговорил дракон, – приложило его, конечно, знатно, я прям чувствовал, как он хрустит о мои лапы. Но он выживет. Всё-таки упал не наземь.

Помолчал и добавил с напором:

– Он выживет, потому что иначе вся вот эта чешуя вообще не имеет смысла. Я не хочу такой истории, где он умрёт.

Ещё какое-то время они стояли, глядя, как старуха гладит внука по пепельным волосам. Илидор всё мрачнел, потом сгрёб Йеруша за плечи, оттащил подальше от ширм, к другим топчанам, пока пустующим.

– Я выкупил Ерджи из цирка и заплатил лекарям за сегодняшний день. У меня больше нет ни монеты, а нужно оплатить ещё кочерга знает сколько дней в лекарне. И потом они должны будут пережить зиму и доплюхать до дома, который где-то в Декстрине.

Найло дёрнулся, но Илидор держал его очень-очень крепко, и Йеруш чувствовал, как нарождается переливчатый рык в груди дракона, прижатой к его предплечью.

– Да у меня тоже почти ничего не осталось, Илидор! Я почти последние три монеты отдал писарю, чтоб узнать, куда делся Фурлон Гамер!

– Ты же получил деньги Университета по… по… – у дракона сделалось напряжённое лицо.

– По чеку, – подсказал Йеруш, оскалился нервно. – Получил. Но это деньги Университета на научный проект, Илидор. Я не могу взять и отдать Мшицке половину денег, которые даже не мои!

– Ага, значит, половины им хватит! – Просёк дракон. – Ну, тем легче нам будет заработать её обратно. Раз твоего мага всё равно нет в Ануне и нам переться за ним кочерга знает как далеко, то по дороге мы сможем…

Йеруш вцепился в запястья Илидора тощими пальцами, стиснул до боли, словно прошил сразу десятью спицами, дракон рефлекторно дёрнулся, выругался, сбросил руку Найло.

– Илидор, мы сейчас говорим про ёрпыльную прорву деньжищ! Ты не заработаешь даже половину половины этой половины, разведывая руды в горах, и даже если подрядишься таскать рудокопам тележки – тоже не заработаешь! Это не такие деньги, которые можно просто взять и…

– Значит, строгуешься с магом за меньшее, – упёрся Илидор. – Маг едва ли оставит себе все эти жуткие деньжищи за работу, правильно? Половину отстегнёт своей гильдии или что-нибудь такое?

– Да нет же! Деньги в основном нужны на материалы, а не на мага! Там и медь, и стекло, и укрепления для стекла, и сок такого редкого расте…

– Кстати про материалы: твой маг наверняка торгует с мастерами, им всем пригодятся мои отметки на картах. В общем, Найло, мы как-нибудь выкрутимся, мы молодые и здоровые, что-нибудь придумаем, решим, договоримся, сторгуемся! А Мшицка не выкрутится, не решит и не придумает! Она старуха с больным ребёнком на руках, ей никто другой не поможет!

Оба тут же вспомнили, как Мшицка стояла с пустой мисочкой подле стряпухи, которая делала вид, что не замечает её. И Йеруш прекратил подёргиваться, брыкаться, прикидываться линялой тряпочкой. Вдохнул очень-очень глубоко, потом очень-очень медленно выдохнул и довольно долго молчал, а его лицо, только что такое упрямо-суровое, делалось растерянным, задумчивым, жалобным, почти испуганным.

На самом деле оно почти не менялось – разве что дрогнут слегка губы, изогнётся бровь, на миг наморщится нос, – но Илидор всё чувства Йеруша читал по этим подёргиваниям, как по большим цветным картинам.

– Ты прав, – выплюнул Найло наконец. – Да. Ты прав, дракон, честное слово, ну кто бы мог подумать. Мшицка не выживет без помощи. На самом деле, дурацкий дракон, если бы ты не сбил меня с толку, я бы сам об этом подумал!

– Я сбил тебя с толку? – изумился Илидор.

– Ну а кто ещё? – вытаращился Йеруш. – Я был приличным учёным, пока не связался с тобой! Но я мог и сам сообразить: у Мшицки должен быть живой и здоровый внук, а не глухая старость посреди ничего, от которой остаётся только сдохнуть поскорее! А у пацана… – Губы Найло дрогнули. – У каждого ребёнка в мире должен быть кто-то, кто его любит, просто так и нипочему. Если я могу сделать, чтобы всё так и стало, потратив на это всего лишь какие-то дурацкие деньги, то какого ж ёрпыля?

Мальчик спал, и лихорадочное пламя уходило с его щёк. Мшицка что-то шептала, гладя его по плечу.

– В городе есть Храм Солнца, – наконец сообщил Йеруш. – Я слышал пение жрицы.

Илидора передёрнуло.

– Зима близко, – Йеруш поёжился. – Мальчишка истощён, он сейчас не перенесёт дороги на север, тем более если и впрямь какая-то нечисть шарахается по дорогам. Да и Мшицка тоже: она крепкая старуха, но всё-таки старуха. Пусть зиму потрутся при храме.

– Да, хорошо, – неохотно согласился Илидор. – В любом другом месте у них могут отобрать деньги. А по весне, может, прибьются к храмским шатунам. В Декстрине они должны бывать.

Прощание со Мшицкой было недолгим, да оно и к лучшему: счастливые слёзы старухи, её искренняя и бескрайняя благодарность дракону и эльфу были до того трогательны, что едва не заставили их тоже прослезиться.

Илидор оставил Мшицке сплетённый им щит-оберег. Мшицка снова заплакала. Отвязала от щита красную ленточку, отдала её Илидору. Просила беречь подаренный ею камень мудрости, «бо в ём великая сила покоится, сей камень от свекрухи мне достался, и я его желала Ерджи передать, да тебе нужнее, сы́ночка».

Чтобы приглушить трогательную колючесть расставательных пузырьков, которые поднимались из груди и щекотали глаза, Йеруш принялся посвящать Илидора в курс дела сразу же, как они попрощались со Мшицкой. Вслед за драконом эльф шёл по узким коридорам лекарни вдоль расставленных под стенами лежанок, неосознанно морща нос от пронзительных запахов, нечистот, немытых тел, крови, рвоты, нестиранных одеял, гноящихся ран и травяных настоев, обходя торчащие из-под покрывал руки, ноги, головы и культи.

– Маг сживления уехал в людской город Лиски, – говорил Йеруш, а с ближайшего топчана ему вторил мечущийся в горячке хворый: «Оу-ау-оу!». – Я смотрел по карте, это шпынь знает как неблизко. И я очень надеюсь, Илидор, что пока доберёмся дотуда, сумеем восполнить хоть какую-то часть суммы.

– Или твой мадори тебя загрызёт, – бодро отметил дракон.

– Да, да, да, мадори меня непременно загрызёт, если я не вернусь в Ортагенай с кучей материала!

Выбрались в коридор, где топчанов не было – только многочисленные шаткие деревянные двери да висящие подле них лампы. В некоторых горел огонь. Запахи и звуки ослабли, отсечённые дверями, места тут хватало, чтобы идти рядом, а не друг за другом.

Илидор негромко напевал, пританцовывал на ходу, размахивал крыльями и, кажется, ничуть не беспокоился из-за внезапной необходимости где-то добыть огромную прорву деньжищ. Для Илидора, кажется, эта задача становилось чем-то вроде нового приключения, и гораздо больше его сейчас занимал тот забавный факт, что они немного заблудились в лекарне. Во всяком случае, дракон не встретил за поворотом двери, которую ожидал увидеть, а встретил новый длинный коридор.

Йеруш трепал свои волосы, отчего делался похожим на полоумного ежа, то и дело впивался пальцами в виски, утробно подвывал и в ужасе зажмуривался.

– Поверить не могу, что я настолько вляпался, Илидор, ну что ты идёшь и распеваешь, нам же совсем не весело! Давай, дракон, давай идти быстрее, сколько можно торчать в этом городе, как перья в чернильнице, если впереди ждёт жварная прорва дел! Вдобавок ко всем нежданностям, наш Фурлон Гамер мог сменить имя…

– Он вовсе не наш! – Илидор наугад свернул в очередной коридор.

– … что изрядно затруднит нам поиски!

– Погоди! – Илидор обернулся так резко, что Йеруш едва не врезался в него. – Ты уже жалеешь, что отдал деньги?

Полоумный ёж ощетинился колючками ещё сильнее, и околодверная лампа сломала на нём тени.

– Илидор, не беси меня! Я не жалею, это было правильно, хотя и вдрызг неправильно, конечно, и мадори Ллейнет меня действительно сожрёт, если я не смогу оплатить костюм! Или того хуже: мадори может отправить семейству Найло требование закрыть мой долг…

– И они закроют? – поразился дракон.

– Конечно, закроют, это же вопрос чести для фамилии! Даже если меня вычеркнули из семейной книги! Дважды! Но этого я уж точно не перенесу, дракон, только не это, нет-нет-нет! Я ушёл не для того, чтобы обосраться, ты понимаешь меня, Илидор? Если я когда-нибудь дам о себе знать семье, то это будет вовсе не сообщение типа «Я неудачник, как вы и хотели». Нет! Нет, я лучше сдохну, чем допущу такое! Я нихрена не шучу, Илидор!

Лицо дракона сделалось озадаченным, а Йеруш шагал всё размашистее, едва не толкая его в спину.

– Давай, дракон, давай мы сейчас двинем дальше очень срочно! О-о, души прекрасные порывы, какую роскошную проблему они нам создали, а, ну, ты ведь тоже в восторге от её огромности, правда, дракон? Ведь мы оба не пред-став-ляем, как её решать!

Изрядно поплутав по лекарне, эльф и дракон наконец вышли на улицу, неся в груди острое и бесконечно светлое щемящее чувство ненапрасно прожитых дней. Илидор глубоко вдохнул прохладный воздух с запахом мокрой псины и опадающих листьев. Посмотрел с непонятной Йерушу укоризной на ползущее к закату солнце и решился:

– Сам не верю, что говорю это, но отведи меня в храм. Не смотри так, мы потом сразу уйдём из города, обещаю. Но сначала я попробую устроить судьбы ещё пары цирковых мальчишек.