Текст книги ""Фантастика 2025-3". Компиляция. Книги 1-22 (СИ)"

Автор книги: Марианна Алферова

На сей раз без сознания я пробыл куда дольше. Понять это было несложно – я уже не находился в ярко освещенной комнате с белыми стенами. Лампы здесь были тусклыми, а пол – куда более жестким и холодным. Металл. И стены тоже металлические. А я-то думал, что палаты буйных обивают войлоком, или какой там материал пришел ему на смену. Еще у меня появился лечащий врач. Во всяком случае, кто-то нещадно хлестал меня по щекам, озабоченно приговаривая:

– Эй, мистер! Очнитесь, мистер!

Наконец юная леди поняла, что я пришел в себя, и избиение прекратилось. Я же наконец смог сфокусировать взгляд на своей мучительнице. Лет двадцать пять. Высокая, стройная, спортивная. Коротко стриженные темные волосы, голубые глаза. Не такие неестественные, как у рыжих красоток, но заметные даже в полумраке этого помещения. Высокие скулы, острый носик. Черные джинсы в обтяжку, короткий синий топ. Милашка. И она, кажется, искренне переживала за состояние моего здоровья. Или просто не хотела остаться наедине с трупом в комнате площадью менее двадцати квадратных метров.

Похоже, дама такая же заключенная, как и я. Три кровати, но спят только на одной, две аккуратно застелены. В углу душ и унитаз. Пардон, параша – нужно привыкать к тюремной терминологии, хотя здесь вряд ли кто-то говорит по-русски. Кастор и Василевский упоминали, что выкуп составляют три человека. Кажется, двое уже на месте.

– Можно было просто плеснуть в лицо водой, – недовольно пробурчал я, мобилизовав свои знания английского.

Рука у девицы была тяжелой, я чувствовал вкус крови во рту. Или у меня внутреннее кровотечение от забав с шокером.

– Я пыталась. – Она отлично говорила по-английски, но язык не был для нее родным, насколько я мог судить. – Вы не приходили в себя. Я испугалась. Они били вас ногами по голове, когда бросили на пол.

Ах вот оно что – я получил добавку, пока пребывал в отключке. Только сейчас я заметил, что рубашка действительно влажная у воротника.

– Я в порядке, – бодро соврал я, не в силах отказать себе в удовольствии повыпендриваться перед красоткой. – В меня пару раз пальнули из шокера, всего-то. А кто бил меня ногами?

– Эти… один с розовыми глазами и второй с фиолетовыми.

Да уж, мне явно удалось задеть подручных генерала за живое своими угрозами.

– Я Алекс, идиот, – представился я. – Из России. Прилетел сюда добровольно, по глупости. А вы как здесь оказались?

– Так же. – Решив, что со мной все в порядке, девушка забралась на кровать и уселась на ней по-турецки. – Я Франческа. Италия, Рим. Начальство сообщило, что я с новой командой должна перехватить груз наркотиков, прибывающий на Сицилию. Мы сели в самолет, а приземлились здесь. Это точно не Сицилия.

Она едва заметно улыбнулась, демонстрируя присутствие духа. Я вспомнил, что похитители говорили о нас. Мы все полицейские. И всех нас отправили на секретные задания с новыми коллегами. Василевский не мучил себя изобретением способов похищения – годился один и тот же, с небольшими вариациями. Но придумано, надо отдать ему должное, неплохо. Трое полицейских из разных стран исчезнут героями в не связанных между собой миссиях. Может, меня даже наградят за попытку спасения несуществующих спецназовцев. Посмертно.

Интересно, а когда ждать третьего? Я чувствовал, что генерал будет решать нашу судьбу лишь после того, как соберет полный комплект.

– Ты давно здесь? – Вряд ли из ее ответа можно было бы сделать определенные выводы о том, сколько ждать следующего гостя, но я надеялся, что какое-то время у нас есть.

– Двенадцать дней. – Она ненадолго задумалась. – А какое сегодня число? Часов здесь нет. Считала по циклам сна.

– Двадцать восьмое сентября. – Я определенно огорчил ее своим ответом.

– Десять дней, – наконец пробормотала она. – Время тянется так медленно…

– Телевидения нет? В какое время прогулка? Охрана как часто меняется? – Я всерьез настроился поиграть в графа Монте-Кристо. Ну, хотя бы в глазах юной сокамерницы. Наверное, зря.

– Ты чем занимался у себя в России? – насмешливо поинтересовалась Франческа. – Служил в разведке, в спецназе? Изучал методы побега из военных тюрем?

– Я следователь. Следственный судья, – важно пояснил я, вспомнив сериалы об итальянской мафии. – Расследую убийства.

– Понятно, – грустно подытожила собеседница. – Бумагомарака. Толку от тебя ноль. Я три года служила в спецназе. В основном Северная Африка. Пятнадцать миссий, два ранения. Потом три года в полиции. Спецотдел по борьбе с наркотиками. И знаешь что? Отсюда не сбежать. Эта комната – сейф. Сплошной металл, бесшовная технология. Кровати приварены. Нет ни кусочка обстановки, который можно отодрать и использовать против охраны. Наблюдение двадцать четыре часа в сутки. Три видимые камеры. Вентиляционное окошко – десять сантиметров в диаметре, глухая решетка. Прогулки? А нет никаких прогулок. Душ принимаю прямо здесь, даже шторки нет. Разрешаю тебе смотреть – охрана уже все видела. В комнату они не заходят. Дверь ведет в тамбур. Отпирается дистанционно, электромагнитный замок. Когда ее открывают, я забираю поднос с едой. Интервалы кормежки разные. С другой стороны тамбура дверь еще серьезней. Еда в бумажных тарелках, приборы и сами подносы тоже из прессованной бумаги. Так как ты собираешься выбраться отсюда, умник?

Я не понимал, зачем мы нужны Кастору. Он приложил серьезные усилия к нашему захвату. Взял в заложники какую-то важную птицу и явно рассорился со своей конторой, какой бы аббревиатурой она себя ни обозначала. Возможно, теперь он такой же пленник, изолированный на захваченной военной базе. Этот кризис не мог длиться вечно. Не президента же США он удерживает… Допустим, это руководитель его службы. Пройдет время, и назначат преемника. Может, того же Василевского. Новый босс решит, что принципы важнее, чем жизнь предшественника, и на базу обрушится спецназ. Или проще – произойдет несчастный случай с ядерной боеголовкой, который похоронит эту грязную историю со всеми участниками. Включая несколько бедных иностранцев.

Но время, похоже, не слишком заботило генерала. Нас не допрашивали. У нас не брали анализы. Над нами не ставили опыты. Мы просто сидели в своей клетке, ожидая, что случится дальше. Кормили вполне сносно. Более того, на третий день я набрался наглости и проорал в камеру, что именно желаю получить на ужин. Не знаю, было ли это указанием генерала или нам попались жалостливые надзиратели, но заказ исполнили почти полностью. Что кто-то здесь умеет готовить пельмени, я и не ожидал.

Теперь составление дневного меню стало нашим основным развлечением. Увы, к просьбам провести телевидение, дать видеоплеер, игровую консоль или хотя бы бумажные книги охрана осталась глуха. Зато повар старался как мог, хотя Франческа ставила перед ним непростые задачи. Я успел попробовать десяток вариаций пасты, о половине из которых раньше и не слышал, несколько видов лазаньи и кучу других блюд, заставивших меня всерьез переживать за сохранность фигуры. В напарнице это все исчезало без какого-либо ущерба для внешности. Правда, она минимум три часа в день тренировалась, оставаясь в одних трусиках. Зрелище садящейся на шпагат обнаженной красотки было явным перебором, и я в эти моменты отворачивался, медитируя на стенку. Тем более я не смотрел, как она принимает душ.

Казалось бы, между мужчиной и женщиной, вынужденными делить небольшую камеру, неизбежно должно возникнуть сексуальное напряжение. Но нет, ничего подобного не наблюдалось. Во всяком случае, на взаимной основе. У меня-то этого самого напряжения было хоть отбавляй. Но ко мне относились как к слегка непутевому и тормознутому старшему брату. Наверное, ей помогала армейская тренировка. Жизнь в казарме, и все такое. Или я вообще не казался ей сколь-либо привлекательным даже по меркам необитаемого острова. Обидно.

Сокамерница была не только чертовски красива, но и дьявольски умна. Помимо родного итальянского она свободно владела английским, французским, испанским и арабским. До армии успела проучиться пару лет в Сорбонне. Франческа происходила из обеспеченной семьи и могла стать кем угодно. Могла и выйти замуж за какого-нибудь мультимиллионера. Как я понял, недостатка в предложениях не было. Но, бросив учебу, она пробилась в армейское подразделение, занимающееся усмирением исламских фундаменталистов в их родных странах. Когда ее комиссовали из-за ранения, поступила в ударный полицейский отряд.

Сначала я отнес ее пеструю биографию на счет юношеского бунтарства. Но от этой версии пришлось отказаться – леди была умна и рассудительна не по годам. Не наблюдалось даже намека на инфантильность. Адреналиновая наркоманка? Возможно, но люди ее круга предпочитают удовлетворять эти потребности спорткарами, горными лыжами или серфингом. Оставался вариант с личной трагедией. Может, ее изнасиловали одногруппники-арабы в университете? Или родственник стал жертвой теракта? Кто-то в семье умер от наркотиков, идущих в Европу через Африку и Ближний Восток?

На мои осторожные вопросы отвечали весело и беззаботно до тех пор, пока не поняли, куда я клоню. Думал, за этим последует взрыв, но меня лишь обсмеяли, заставив почувствовать себя идиотом.

– Ну а ты-то почему стал законником? – осведомилась Франческа. – Мне казалось, один служака может понять другого.

– Случайно, – неохотно признался я, понимая, что теряю немало очков в ее глазах. – Я был корпоративным юристом. Хорошо зарабатывал, неплохо жил. Мама умерла, когда я был маленьким, меня воспитывал отец. Он занимал большую должность в ФСП. Но потом… в общем, его обвинили в коррупции и посадили. Четырнадцать лет. Осталось еще девять. Я работал на государственную корпорацию, и меня уволили. Один из знакомых отца помог устроиться следователем. Другой работы для меня не было.

– И тебя что, ничего не задевает на службе? Тебе не хочется наказать злодеев, восстановить справедливость? – Девушка, кажется, была искренне удивлена.

И тут я прозрел. Меня посадили вместе с настоящей, натуральной, стопроцентной идеалисткой. Господи, остались же еще такие люди в нашем мире… Я с нежностью посмотрел на подругу. Возможно, я влюбился. Сложно сказать, когда ты уже неделю заперт в маленькой комнатке с привлекательной девушкой. И вообще, меня всегда тянуло на сумасшедших. Сам-то я всю жизнь был слишком осторожен и рассудителен. Противоположности притягиваются. Плохо, что сумасшедшие обычно предпочитают других сумасшедших.

– Меня много чего задевает, – вздохнул я. – Например, баланс на кредитке в конце месяца. Зарплата влияет на него куда меньше, чем мне хотелось бы. И нет, я не прячу в шкафу плащ и синие трусы в обтяжку. Отбываю свою смену, смотрю в глаза десятку-другому убийц и насильников и еду домой в пробках. Там меня ждет телевизор с государственной пропагандой и дурацкими шоу. Я знаю, что ничего не могу изменить в своем мире. Место каждого пойманного подонка занимают двое новых. Через пять-десять лет пойманные тоже выходят, и их становится трое. Слишком большие сроки – экономически нецелесообразно. Смертная казнь – негуманно. Твой мир разве другой? Чего ты надеешься добиться? Ладно если тебе нравится таскать пушку и безнаказанно стрелять в людей. Но борьба за справедливость? Думал, ты умнее.

– Мне жаль тебя, – задумчиво сказала она. – Мне кажется, ты способен на большее. Мы живем в таком мире, потому что все прячут голову в песок. Но кто-то должен подавать пример. Показывать, что еще не все сгнило. Что можно что-то сделать.

Мне очень хотелось сказать ей что-нибудь утешительное. Не потому, что я и правда верил в эти бредни. Если задуматься, в истории человечества почти не было эпизодов, когда хорошие парни объединялись против плохих и из этого получалось что-то путное. Достаточно вспомнить все известные революции. Режим негодяев сменяет террор, а потом приходят другие негодяи. Скучно. Но надо как-то восстановить репутацию в ее глазах…

Мои размышления прервало клацанье замка двери. Мы переглянулись и вскочили на ноги. С момента последней кормежки прошла лишь пара часов, так что это не может быть ужин. Неужели генерал или кто-то из его подручных решил почтить нас своим визитом? Я видел, как напряглась Франческа. Гибкая пантера, готовая к прыжку. И это после всех разговоров о невозможности побега. Я надеялся, что она не станет делать глупостей, пытаясь прорваться наружу или взять заложников.

Что ж, она зря точила коготки. Дверь распахнулась, и в комнату вошел я.

Я был загорелым, являлся обладателем модной прически и куда более спортивной фигуры. Также я был гладко выбрит, в отличие от оригинального меня, уже неделю вынужденно отращивающего щетину. Еще от меня приятно пахло недешевой туалетной водой. При этом я не казался мажором. Двойник выглядел мужественным, уверенным в себе и даже умудрился сохранить хладнокровие, увидев перед собой нашу парочку.

– Вот дерьмо. – Франческа начала с английского, после чего перешла на родной язык, произнеся длинную тираду, в которой вряд ли нашлось место хоть одному приличному слову.

– Воистину, – согласился субъект, внимательно разглядывая меня. – А ты чего такой хилый? Много пончиков, мало бега?

– Мы тут в основном спагетти балуемся, – с достоинством ответил я. – Даме нравится. А бегать особо негде. Разве что по нужде.

Наверное, подсознательно я ожидал чего-то подобного. Во всяком случае, после «конкурса двойников» шокировать меня чьей-то внешностью было непросто. Я провел немало времени в размышлениях о том, кто станет третьим. Было известно лишь то, что это полицейский. Может, негр. Или китаец. Возможно, генерал хотел собрать ударную группу из суперкопов, чтобы расследовать что-нибудь. Правда, я на суперкопа как-то не тянул, зато Франческа – вполне. Только из сказанного при первой встрече следовало, что Кастор не в курсе, кем трудятся его жертвы. Теперь все стало на свои места.

Ему все равно, кто мы такие и кем работаем. У него нет к нам вопросов, он не хочет выведать никаких тайн. Макс говорил, что нам могут предложить работу. Пожалуй. Работу телами. Мы – чьи-то двойники. Парочка мужских в наличии. Наверное, генерал хотел заиметь и парочку женских, но нашли лишь одну. Может, ему и хватит. Может, второй нужен про запас.

Оставалось понять нашу роль. Проникнуть куда-то под видом некоего важного лица, на которое мы похожи? Хорошо бы. Не хотелось думать, что наша функция – изобразить труп этого самого лица. Или стать подсадной уткой при покушении на него.

– Это Алекс. – Женский голос прервал мои размышления, заставив вспомнить о том, что нас теперь целая толпа. – Я Франческа. А ты кто? Можем звать тебя «Алекс-два».

– Меня вполне устроит «Джим», – отозвался новичок. – Вы что-нибудь знаете о том, где мы и почему?

– Тебе должно быть виднее, Джим, – вклинился я. – Ты же у нас тут единственный янки. Мы захвачены каким-то американским правительственным агентством. Возможно, военной разведкой. Содержимся на базе «Форт Клинтон» то ли на Аляске, то ли где-то в Канаде. Так как ты попал сюда, Джим?

– Меня отправили с командой УБН из Лос-Анджелеса в Цинциннати. – Похоже, услышанное потрясло собрата по несчастью сильнее, чем зрелище моей небритой физиономии. – В полете сказали, что миссия изменилась и придется лететь в Ванкувер… Но это невозможно: правительство не могло похитить американца. Тем более спецагента ФБР. Зачем мы им?

– Так ты не виделся с генералом? – насторожилась Франческа. – Кто тебя привез?

– С каким генералом? – совсем расстроился Джим. – Меня привезли ребята из УБН. Их мне представило начальство. Главный – спецагент Васки, здоровенный такой блондин. С ним были еще трое – девушка и двое парней. Сказали, что это секретная точка Управления по борьбе с наркотиками, в самолете надели мешок на голову и сняли только перед дверью.

– Парень пропустил все самое интересное, – сочувственно сказал я. – Например, встречу с настоящим четырехзвездным американским генералом, который теперь держит его в плену. Но это может быть хорошим знаком. Возможно, мы проживем еще сколько-то. На показания иностранцев всем здесь плевать, а вот на слова спецагента ФБР – нет. Видно, генерал и постеснялся светиться. Не хочет «сидеть американский тюрьма». Наверное, надеется выкрутиться из этой истории.

– Им не нужны мы. – Умница Франческа уже пришла к тому же выводу, что и я. – Дело не в личностях и не в навыках. Дело во внешности. Генералу нужны двойники сыграть кого-то.

– И поскольку мы все в сборе, ждать новостей теперь недолго, – резюмировал я.

Ошибаться могут все. Даже умнейшие из людей. Даже полицейские.

Мы поняли это, когда на следующий день они пришли за нами. Было время обеда, но, когда дверь распахнулась, вместо еды мы увидели десяток амбалов в масках, прячущихся за пластиковыми щитами. В комнату полетели светошумовые гранаты, их было много. Не скрыться, не спрятаться. Они принялись за нас, когда мы валялись оглушенные на полу. Дубинки с электрошоком, кулаки в жестких перчатках, тяжелые армейские ботинки. Удары наносились без разбора – голова, лицо, корпус. Сохранение товарного вида в повестке дня не значилось. Перед тем как потерять сознание, я видел, как они повалили Франческу на кровать и сорвали с нее одежду.

Очнулся я оттого, что кто-то окатил меня целым ушатом воды. Вот это правильно. Куда лучше массажа челюсти. Франческа? Открывать глаза я не спешил. Второе избиение было куда более жестким, а я только начал отходить после первого. Сколько себя помню, не переношу боли. И обычно удачно ее избегаю. Не занимаюсь экстремальными видами спорта, не ввязываюсь в драки, редко хожу к зубному. И, несмотря на отвратительные экологию и питание, умудрился сохранить вполне приличное здоровье к своим тридцати трем. Ну, до последнего времени.

Но боли почти не было. Может, меня парализовало? Я осторожно пошевелил пальцами рук, потом ногами. Вроде слушаются. Возможно, вкололи обезболивающее, пока я отсутствовал. Зачем избивать человека, чтобы потом уменьшить его страдания? Я наверняка уже выдал себя своими гимнастическими упражнениями, поэтому приоткрыл правый глаз, признавая, что в сознании. Темнота. Волна ужаса быстро сменилась облегчением. Я не ослеп, просто в помещении нет света. И это уже не камера, где я провел последнюю неделю. Пол бетонный, воздух влажный. Где-то недалеко журчит вода.

Ярко вспыхнувшие под потолком софиты на мгновение ослепили меня. Я зажмурился, а когда открыл глаза, передо мной стояла девочка. Я точно принял слишком много ударов в голову. Откуда здесь взяться ребенку? Странная галлюцинация. Зажмурившись, я медленно досчитал до десяти.

– Дяденька, вам нехорошо? – Детский голос зазвучал у меня в ушах еще до того, как я успел открыть глаза.

Отлично, теперь галлюцинации еще и слуховые. Мало того что на военной базе обнаружилась двенадцатилетняя шкодница, одетая в платье с цветочками, так она еще и говорит по-русски. Хотя это как раз логично. Зачем мне англоговорящие глюки?

Я открыл оба глаза и с раздражением посмотрел на ребенка. Миленькая такая голубоглазая блондинка метр двадцать ростом. Чистый ангелочек. Впрочем, опять же, с чего бы это подсознанию подсовывать мне какое-нибудь толстое и прыщавое существо. В руках галлюцинация держала маленькое ведерко. Определенно то самое, из которого пару минут назад окатила меня водой. Или это мне тоже почудилось? Нет, выше груди все мокрое, хоть отжимай. Я осторожно повернул голову вправо. Точно, в стене кран, из которого тонкой струйкой льется вода. Приятно осознавать, что даже твои видения безупречно логичны.

– Дяденька, вы больны?

Ну вот что она прицепилась? И разве мои галлюцинации не должны изъясняться более затейливым слогом? Что это за «дяденька»? И зачем принимать такой испуганный вид? Это что, проекция моего собственного душевного состояния? Тогда да, похоже. Оказаться похищенным и избитым само по себе неприятно. А тут еще проблемы с головой.

– Я в полном порядке… – неискренне просипел я. Ну и пусть невидимые наблюдатели думают, что я говорю сам с собой. Нечего ботинками по черепу пинать.

Медленно приподнявшись на локтях, я приготовился к тому, что тело взорвется болью. Ничего подобного – вполне терпимо. Точно, чем-то накачали. Может, и галлюцинации отсюда.

– Вы очень долго так лежали, – сообщило мне видение. – Я боялась вас трогать. А потом вода из крана сама потекла. Вы не обижаетесь?

– Я не обижаюсь. – Помещение оказалось больше предыдущего и без таких жестких мер безопасности. Во всяком случае, дверь выглядела достаточно заурядно. Пара камер под потолком и полное отсутствие мебели. Зато одна из стен – огромное зеркало, наверняка прозрачное с другой стороны.

Допросная. Зря я жаловался на недостаток внимания – похоже, со мной все же собирались побеседовать. А сцена в камере – просто придание субъекту нужного настроения. Кому как не следователю знать подобные приемы. Но зачем так жестко, тем более если им интересна наша внешность? И какого черта здесь делает русская девочка, реальность которой уже не вызывала сомнений? Будут ее пытать при мне, чтобы согласился сотрудничать? Насиловать, как Франческу? Я вспомнил подругу, распластанную на кровати, и с трудом подавил приступ ярости. Я не в том положении, чтобы провоцировать тюремщиков. Если вообще надеюсь отсюда выбраться.

Генерал собирается нас сломить? Мартышкин труд. Хотя идеалистку Франческу – возможно. Или живущего в своем иллюзорном мире аккуратиста Джима. А капитана Рогожина ломать не нужно. Готов признать себя сломленным прямо сейчас. Где подписать?

– Эй, послание дошло! – заорал я в ближайшую камеру. – Обойдемся без игр разума. Что нужно-то? Можно же просто попросить. А немного наличных куда лучше мордобоя.

Стеклянная стена замерцала и стала прозрачной. По ту сторону не оказалось ни генерала, ни его подручных. Только пять маленьких мальчиков, на вид от семи до десяти лет, привязанных скотчем к грубо сколоченным деревянным стульям. Расположили их в рядок, примерно в метре друг от друга.

– Лена! – Пятый справа, мальчуган лет десяти, недавно плакал, но теперь пытался выглядеть мужественно. – Ленка, ты как? Отпустите ее, зачем она вам…

Теперь он обращался ко мне, но я не был тем, кто ему нужен.

– Паша! Паша! – Белокурый ангелок подбежала к стеклу и замолотила по нему маленькими кулачками. Из глаз хлынули слезы.

Я подковылял к ней и пару раз для порядка стукнул витрину ногой. Естественно, ничего не произошло. Стекло противоударное, а может, и пуленепробиваемое. Увидев мои старания, малыши задергались и заголосили, наперебой призывая на помощь. На трех разных языках. Двое точно были американцами. Генерал совсем сбрендил.

Дверь в комнату по ту сторону зеркала отворилась, и вошел лже-Макс. Теперь и он напялил темные очки, хотя военная форма осталась прежней. В руках он держал канистру без каких-либо маркировок. Не похоже, что подручный Кастора думал, что делает что-то плохое. В его исполнении все выглядело очень буднично, будто он занимается этим каждый день.

Странно, что первой среагировала Лена. Наверное, со всем своим цинизмом я просто не мог поверить глазам. Девичий визг слился с мальчишечьим, пока человек в очках деловито поливал детей какой-то жидкостью. Я не мог чувствовать запаха, но сцена не оставляла сомнений в том, что это.

– Да согласен я, согласен! – Теперь я пытался перекричать хор из шести детских голосов и барабанил по стеклу, чтобы привлечь внимание подонка в другой комнате. – Что бы там ни было, я согласен. Сделаю все, что скажете.

Человек за стеклом аккуратно поставил канистру в угол и повернулся ко мне.

– Вот как раз в этом мы и сомневаемся, – равнодушно сказал он. – Но сейчас мы это выясним. Все очень просто. Вы должны убить девочку рядом с вами. Если вы этого не сделаете, я сожгу этих детей заживо, одного за другим. Включая ее брата.

Блефует. Ни один американский генерал не может быть настолько чокнутым, чтобы приказать сжигать заживо американских же детишек. Каких-нибудь афганских или русских – еще куда ни шло. Плач рядом со мной стих. Я взглянул на Лену. Теперь она просто неотрывно смотрела на брата, что-то беззвучно шепча про себя. Лишь губы шевелились. Похоже, шок. Еще бы: услышать такое в ее возрасте. Зря я надеялся, что она не понимает по-английски. Не из России же их привезли? Наверняка местные, из какой-нибудь эмигрантской семьи.

– Отвернись. – Я мягко взял Лену за плечи и развернул спиной к стеклу. Что бы ни случилось, ей это видеть негоже.

– Дядя, вы должны это сделать. – Она смотрела мне прямо в глаза и говорила твердым уверенным голосом. – Их пятеро, а я одна. И там Паша. Мне не будет больно?

– Ничего я делать не буду. – Я говорил громко, чтобы меня слышали и за стеклом, и невидимые наблюдатели за камерами. – Хотите марать руки – марайте. Я свои не стану.

– Девочка права, – все так же равнодушно сообщил псевдо-Макс, видно расхрабрившийся оттого, что теперь между нами оказалась непробиваемая преграда. – Пятеро за нее одну. Выбор очевиден. Вы не можете снять с себя ответственность. Их смерть будет ужасна. И будет на вашей совести. Девочку можете убить быстро и безболезненно. Сломайте шею. Показать, как правильно?

– Себе сломай, – посоветовал я. – Я передумал. Не буду тебе руки отрывать. Ты у меня месяц умирать будешь.

Что-то я отошел от сценария полной капитуляции. Но и они играли грубовато. Детей зачем-то приплели. Трое из пяти мальчишек визжали не переставая. Хоть бы рот им заклеили… так нет, специально стимулируют звуковые эффекты. Я успел зажать Лене уши, когда человек в очках, не изменившись в лице, чиркнул дешевой зажигалкой и швырнул ее на крайнего мальчика. Крики ужаса за стеклом перекрыл жуткий вопль боли. Не знаю, какой состав они использовали, но это было не быстро.

За пять лет работы я повидал сотни трупов. Видел и жертв пожаров. При мне убивали людей. Не только беднягу Вербовщика и тех, кто остался на шоссе, когда я успел уйти от взрыва. Как-то на моих глазах полицейские забили до смерти педофила, два года терроризировавшего округу. Он изнасиловал и убил тринадцать девочек, пока не обнаглел настолько, что утратил всякую осторожность. Состоятельный бизнесмен с местом жительства в «зеленке». И уже заготовленным досье от прикормленного психоаналитика, с которым наверняка отделался бы принудительным лечением.

Не учел только, что на окраинах свои законы. Я тогда стоял и смотрел, как это существо катается по полу, невнятно визжа: «Адвоката!..» – пока трое оперов сосредоточенно охаживают его металлическими прутами. А когда все было кончено, пошел в изолятор и принял там признание обвиняемого в пяти убийствах, что педофила забил он. Из личных неприязненных отношений. Я сделал это не потому, что считал действия полиции настоящим правосудием. Я сделал это потому, что был молодым следователем, который не мог позволить себе потерять работу. И потому, что об этом договорился начальник розыска с моим начальством.

Я не стал отворачиваться. Просто думал о том, что сделал бы с генералом и его подручными, если бы мог. Оказывается, у меня отличное воображение. Пусть и немного специфическое.