Текст книги ""Фантастика 2025-3". Компиляция. Книги 1-22 (СИ)"

Автор книги: Марианна Алферова

Пока толпа громила алеаториум и сжигала тессеры на костре, а деньги тайком распихивала по поясам и кошелькам, Гимп сидел в пустом зале, как всегда, с повязкой на глазах. Сквозь чёрную ткань он видел мир в чёрном свете. Видел, но не находил нужным что-то требовать от этого мира. Человек бы расплакался или пришёл в ярость, или кинулся с «парабеллумом» на толпу, видя, как уничтожают его детище. Гений же смотрел равнодушно на царящие вокруг разгром и разор. Он даже находил забавным эту невероятную хрупкость всего созданного: любое творение человеческих рук может исчезнуть без следа. Вечный город кажется вечным, но это лишь иллюзия – он так же хрупок, как стеклянные бокалы голубого стекла, которые сегодня били без сожаления будущие обитатели идеального государства.

Постепенно крики на улице стали стихать: погромщики отыскали новый объект и устремились туда, выкрикивая бессвязные лозунги. Гимп пытался понять, что они кричат, но не мог. Слова утратили смысл.

И тут в пустом зале раздались шаги. Гений вздрогнул всем телом и обернулся, позабыв, что играет роль слепца. В зале было темно, лампа уцелела только на лестнице, и сквозь чёрную ткань Гимп видел лишь контур фигуры.

– Кто здесь? – спросил он, озираясь так, как будто был действительно слеп.

– Твой друг, Гэл. Бывший гений Элия, – последовал ответ. Голос был хриплым, но одинаково мог принадлежать и гению, и человеку.

– Гэл, друг, – передразнил хозяин алеаториума. – Не помню, чтобы мы были друзьями. Может, и Гюн мне друг? Этот урод, ставший патроном римского народа?

О роли Гюна Гэл решил не распространяться.

– Тебе надо уходить. Есть где укрыться?

– Укрыться? От кого гений должен укрываться? – Гений Империи вспомнил о своей неуничтожимости и рассмеялся. – Зачем?

– Идём отсюда! – Гэл положил руку ему на плечо.

– Зачем? – вновь спросил Гимп. Глупо задавать вопросы – ни на один нет ответа.

Гэл не ответил и поволок собрата вон из алеаториума. Слишком поздно! Снизу навстречу им валила новая толпа. И во главе – Береника с Гюном. За патронами чёрными тенями стояли два десятка исполнителей.

Гюн обмотался поверх чёрной туники сенаторской тогой. Береника была закутана в пурпур. Не просто тряпка – тщательно сшитое платье. Она приготовила его заранее.

– Куда ты собрался, гений Империи? Далеко ли? Неужто надоела игра в кости? Хочешь сыграть во что-нибудь более интересное? – ехидно спросила Береника.

Гэл невольно подался назад, выставляя перед собой бывшего покровителя Империи, как щит. Потом опомнился и встал рядом с собратом.

– Помнишь, Гимп, как ты заточил нас в мраморные бюсты, а нашу книгу сжёг? Помнишь? – тоном судьи вопрошала Береника и хищно усмехалась.

– Я ничего не забываю.

– Ты вообразил, что избавился от нас. Но мы вернулись. Через тысячу лет мы вновь здесь и ничего не забыли. Я и Серторий.

– А где Марк? – спросил Гимп, снимая с глаз чёрную повязку. – Я не вижу Марка.

– Надеешься, что он тебе поможет? – Береника ненатурально расхохоталась. – Э нет, Гимп, тебе никто не поможет. Никто тебя не спасёт.

И тут Гэл ринулся вниз, всей массой рухнул на Беренику и сбил её с ног. Не устоял и Гюн. Втроём они кубарем покатились по лестнице и сбили ещё двух исполнителей.

– Беги! – заорал Гэл.

Это было последнее, что он успел прокричать в этой возне, которую и дракой было трудно назвать. В следующий миг исполнитель ударил гения мечом по спине.

Когда Беренике и Гэлу удалось подняться, Гимпа уже не было в здании: он исчез. В алеаториуме было три запасных выхода и множество потайных дверей.

До вечера Гимп бродил по улицам. Один раз он вышел к Палатину. Дворец сверкал огнями. И на улице Триумфаторов, и вокруг Большого цирка толпились люди. Толпа была спокойна. Как-то торжественно, трагически спокойна. Гимп заметил, что на улицах по-прежнему не видно было вигилов: те боялись появляться. Из окон септемзодия[364]364
  Септемзодий – семиэтажный дворец, построенный Септимием Севером.


[Закрыть] исполнители бросали в толпу императорские сокровища. Но все они были изуродованы: дорогие ткани истыканы мечами, тарелки расколоты, серебряные бокалы измяты. Иногда на головы стоящих внизу людей сыпались обрывки бумаг.

Гимп ушёл, не зная, куда уходит. К Ариетте он идти не мог: она жила в доме Макрина, и там бывшего гения Империи будут искать прежде всего. Хотя желание отправиться именно к Ариетте было сильнее всего. Но бывший покровитель Империи заставил себя направиться совсем в другую сторону. Шум, крики, толпы народа – все осталось позади. Он очутился в тихой части Города, которой пертурбации форума и Палатина не коснулись. Похоже, этих домов ничто никогда не касалось: они жили сами по себе. Здесь пышность и яркое освещение уступили место скромной опрятности. Статуи стали попадаться реже, чаще – цветы на подоконниках и в кадках меж колонн вестибулов. Может быть, здесь обитают настоящие гении, которые по-прежнему умеют летать?

– Привет! – сказал ему малыш, сидевший на ступенях. – Ты кто?

– Я – гений, – признался Гимп. – А ты?

– А я – Авл Верес. Моего отца тоже зовут Авл Верес.

– Привет, Гимп… – На пороге за спиной малыша стоял человек лет сорока, худой, с запавшими щеками, почти совсем лысый. – Помнишь меня? Мы вместе были под Нисибисом.

– Разве кто-нибудь из тех людей уцелел? – удивился Гимп.

– Меня спасла Норма Галликан. Мне сделали пересадку костного мозга. Идём, у меня есть комнатка в пристройке. Там тебя никто не найдёт.

Если бы гений Империи по-прежнему умел летать, если бы он поднялся над Золотым градом и глянул на Рим с высоты птичьего полёта, то увидел бы толпы народа на улицах, огни факелов, алые язвы пожаров; лагерь преторианцев, осаждённый толпой, которая, однако, не спешила атаковать; скопившиеся на станциях и так и не отправленные поезда; фейерверк в небе над Палатином, мародёров, что били витрины и тащили все по домам; и очень высоко в небе, так высоко, что с земли человек не смог бы разглядеть ни за что, – одинокий самолёт. Самолёт сделал круг над Городом, развернулся и улетел на восток.

Первый сенатор, когда его наконец отпустили, добирался до дому пешком два часа. Он шёл сквозь толпы пляшущих и поющих, хмельных от вина и буйства людей. Очутившись дома, он уселся в атрии на мраморной скамье и долго сидел неподвижно. Потом поднялся, принёс из кладовой банку с краской и кисть и написал краской на колонне атрия: «Рим пал! Да здравствует Рим!» Потом направился в бани, наполнил ванну тёплой водой. Принёс все, что потребно для последнего дела: бритву, бокал крепкого вина и электрофон с песнями любимых бардов. В доме никого не было. Прислуга разбежалась, жена и дети были на отдыхе в Кампании.

Труп нашли лишь на третий день. Гюн послал по домам отцов-сенаторов исполнителей в тщетной попытке собрать их для принятия важных решений.

Едва исполнители открыли дверь в дом, как почувствовали страшнейшую вонь: погода стояла жаркая.

– Лучше бы сиятельный покончил с собой в холодильнике, – пробормотал центурион исполнителей, зажал нос и распахнул дверь в ванную комнату.

Лагерь Гнея Рутилия находился недалеко от Виндобоны.

Кто видел природу этих мест – сдержанную, строгую, но проникающую в самое сердце, тот никогда не забудет здешней красоты. Озера, похожие на небо, небеса, похожие на озёрную гладь. Зеленые луга, будто ковры, вытканные руками гениев. Белые домики под красной черепицей, хранящие ласковую тишину.

Жизнь здесь текла размеренная, воистину провинциальная, и лишь слухи, доходившие то из Рима, то с дальних рубежей, заставляли тревожиться. Падение Готского царства вызывало недоумение. В Риме почему-то считали, что, разбивая армии Содружества одну за другой, войска Чингисхана постепенно ослабевают. Но силы монголов не ослабевали, а, напротив, росли. Раньше Рутилий был уверен, что в случае столкновения он сумеет дать отпор варварам. Теперь эта уверенность таяла с каждым днём. О Рутилий и его легионе все как будто забыли. А вот он помнил – и о поражении Блеза, и о разгроме и бегстве Макрина. Разведка у Рутилия работала отлично.

И потому ещё за десять миль до Виндобоны его ребята остановили подозрительный внедорожник. В машине сидели трое парней, одетые просто и неброско. А ещё в авто на заднем сиденье лежал огромный змей-гений. Змей мог обернуться вокруг этого внедорожника трижды. Путешественники не походили на обычных фермеров или горожан, выехавших на прогулку. Кто они? Военные? Лазутчики? Ясно, что не монголы. Но это ничего не значило: монголам служат теперь многие. В том числе и римские граждане.

– Куда направляетесь? – спросил патрульный.

Сидящий на переднем сиденье юноша откинул со лба капюшон. Легионер Рутилия всмотрелся. Он узнал, но не мог поверить.

– Август?

– Перед тобой император. А это мои телохранители – Крот и Кумий. А Гет – гений, и он незаменим. Я хочу видеть Гнея Рутилия, легата Десятого легиона. Ведь вы из Десятого, не так ли?

Легионеру ничего не оставалось, как ударить себя по броненагруднику кулаком, давая понять, что он в полном распоряжении императора.

Через полчаса Постум сидел в принципарии Рутилия. Здание было старинным, хорошей кладки, с оштукатуренными стенами. На стене висела огромная карта, вся пронзённая красными и синими стрелками. Синие стрелки, перечеркнув южные рубежи Киевского и Московского княжеств, испятнали Готское царство, а теперь тянулись на запад к Дакии.

Из настоящей мебели в принципарии был один стол. Стульями служили ящики из-под снарядов. Столами для телефонов – тоже ящики из-под снарядов. Это понравилось Постуму необыкновенно. Именно таким он представлял настоящий принципарии боевого легата.

– Сказать честно, не ждал тебя, Август, – сказал Рутилий. Взгляд у него был колючий, губы тонкие, на левой щеке – след ожога. Постум сразу почувствовал исходящую от него неприязнь, но постарался не подать виду.

– Называй меня лучше император, – попросил он.

– Собираешься командовать? – Рутилий хмыкнул. Чем-то его усмешка походила на усмешку Цезона Галла. И Постум, несмотря на умение владеть собой, почувствовал, как внутри вскипает глухая ярость. Однако сдержался. И даже улыбнулся. Почти дружески.

– Нет. Но это обращение мне больше нравится.

– Твоя власть номинальна, – напомнил Рутилий.

– Пока. А через несколько дней я получу высший империй назад. Эти несколько дней уйдут на переговоры.

– Бенит вернётся в Рим и отстранит тебя от власти под каким-нибудь предлогом. А приручённый сенат с удовольствием ему подчинится.

– Вряд ли диктатор в ближайшие дни и даже месяцы вернётся в Рим. Ты ничего не знаешь? – Постуму очень хотелось усмехнуться. Но он сдержался. Он был серьёзен. Почти демонстративно. – В Риме переворот. У власти «Патроны римского народа». Они низложили Бенита заодно со мной. Их цель – наконец-то, спустя столько веков, воплотить замысел Платона и создать идеальное государство.

– Это бред…

– Все мы в школе проходили Платона.

– Но его никто не читал.

– Кто-то, значит, прочёл. На нашу голову…

В принципарий заглянул адъютант. Вскинул руку, приветствуя легата. Постума не узнал. Решил – волонтёр пытается наняться в инженерный обоз.

Рутилий прочёл принесённую радиограмму.

– Ты прав, в Риме переворот, – сказал он, швыряя полоску бумаги на стол. – Сенат расколот. Половина – в Риме, половина – в бегах. Многие неизвестно где. – То есть легитимно низложить Постума теперь никому не под силу. Легат понимал это так же отлично, как и его гость. – Что ты от меня хочешь… император? – Пауза была намеренно длинной.

– Чтобы ты дал отпор варварам.

– Отпор? Каким образом? У меня один легион. В худшем случае мы могли бы совершить какой-то отвлекающий манёвр. А лучше всего нам отойти и занять более выгодные позиции. Но дело сейчас даже не в позициях. Знаешь, что я скажу тебе, император? – Рутилий прищурился. – Ты мне не нравишься. Ты мне напоминаешь Гая Калигулу. А я не хочу быть Кассием Хереей, тираноборцем. Хотя его роль в кино так здорово сыграл Марк Габиний.

Этого выпада Постум ожидал и потому не ощутил удара. Почти не ощутил.

– Ты можешь говорить все это. Но только до четвёртого дня до Нон июля. А в этот четвёртый день до Нон июля я назначу тебя префектом претория и поручу командовать восточной армией.

– Восточная армия – громко сказано. На самом деле это один мой Десятый легион. Или в этот день июля ты предложишь мне что-то ещё?

– Гней Рутилий! – Постум возвысил голос. – Если ты так презрительно относишься ко мне, то почему тогда, минуя «Целий» и Бенита, прислал именно мне данные о танковой армии Чингисхана?

Рутилий рассмеялся:

– Сказать честно? Я не знал, кому отправлять донесение. Все казалось мне безнадёжным. Никто уже не мог ничего сделать. Но я должен был сообщить, что мне стало известно. И вот я загадал: брошу кости. Если выпадут две шестёрки – отправлю донесение тебе, пять и шесть или пять и пять – материалы получит «Целий». Ну а все остальные комбинации – это Бенит. Метнул кости, и выпали две шестёрки. Как видишь, у тебя было меньше всего шансов.

– Но я выиграл! – Постум смотрел на Рутилия почти с восторгом.

– Да, выиграл.

– А знаешь, что я больше всего люблю на свете? – Август вытащил из кармашка на поясе стаканчик с костями. – Игру в кости. И вот – сейчас я брошу кости. Если две шестёрки – ты повинуешься мне беспрекословно. Все остальные комбинации – поступаешь по собственному усмотрению.

– Ну что ж, мечи, – почти с охотой согласился Рутилий.

Постум долго тряс стаканчик, потом метнул, не глядя. Выпали две шестёрки. Много лет назад эти кости в таверне на дороге Паннонии подарил сыну Элий.

– Какие будут приказания, император? – спросил легат.

– Первым эдиктом я назначаю тебя префектом претория. А ты… Ты прежде всего должен вызвать сюда легата Двадцатого легиона. Немедленно. А во-вторых… Во-вторых, – накормить меня и моих людей. И не забыть про нашего змея-гения. Он ест за десятерых.

– Придётся вас всех поставить на довольствие, – решил Рутилий. – В первую когорту.

Цезарь Франкии едва доставал Элию до плеча. Повелитель Франкии носил красную военную тунику и золочёный нагрудник. Под узорным золотом не было брони. Все это ажур, фольга, чтобы не создавать лишней тяжести. Но смотрелось красиво. Коротышка старался выглядеть настоящим военным. Но не получалось. К тому же он заикался. Чтобы выговорить первую букву, он долго пузырил губы и складывал лицо в невероятную гримасу. Наконец, взломав почти непреодолимый барьер, он скороговоркой произносил фраз десять и вновь надолго упирался в неведомую стену. Вьющиеся каштановые волосы Цезаря начали редеть надо лбом. У него было милое круглое лицо и карие глаза в длинных рыжеватых ресницах. Цезарем Франкии он сделался пять лет назад, после того как его отец разбился на спортивном самолёте. А его мать была правнучкой императора Корнелия – того, погибшего в Колизее, чья смерть так и осталась загадкой для Рима. Цезари Франкии часто женились на римлянках. Так что по крови Луций Цезарь считал себя римлянином. Да и был таковым.

Загородный дворец Цезаря был построен в современном стиле: множество маленьких покоев, соединённых анфиладой, и непременно зимний сад. Сейчас Луций Цезарь и его гость сидели в этом зимнем саду, хотя могли бы с таким же успехом сидеть в саду настоящем: на дворе был июль, погода чудесная. Но Луций предпочитал закрытые помещения. Под стеклянной крышей сплетение роскошных пальм, вьюнков, лиан, фестончатых листьев, то лиловых, то изумрудных, и посреди вырывающейся из глиняно-горшкового плена зелени – мелкий бассейн и убранная оленьими шкурами ладья с лепестком весла, впаянная в бирюзовую воду, как в стекло.

– И-и-иногда я з-здесь плаваю, – похвастался Луций Цезарь.

Он удалил из всех прилежащих покоев слуг, после того как на малахитовую столешницу перед ними поставили золотые чаши и три бутылки фалернского вина.

– П-п-помню Северную Пальмиру… – шёпотом сказал Луций. – Я нарочно ездил посмотреть на твой поединок с Эмпедоклом.

– Тот поединок был не самым лучшим.

– Н-н-ну что ты, что ты, – Луций налил себе и гостю в золотые чаши неразбавленное вино. – Я и в Рим когда-то ездил, чтобы в Колизее тебя посмотреть. Но там, в Риме, Юний Вер сразу выделялся. Ты рядом с ним – нет, не то. Не то! А как прибыл в Северную Пальмиру, так каким-то другим стал. Никто с тобой равняться не мог. Честно! Ты – настоящий воин! Да, ты – бог войны! – Элий поморщился – не любил, когда ему льстили. – Т-т-ты правильно сделал, что обратился прямо ко мне. Мы – родня. А консул – с-с-ско-тина, хотя и умная с-с-скотина. Но у него есть одна черта: он всем стремится отказать. Это хорошая черта, когда вики лезут непрошенно. Тут чем твёрже отказ, хе-хе… тем лучше. Так пусть разговаривает с виками. А мы с тобой поговорим наедине. Хочешь, завтра сходим на бои гладиаторов? У нас во Франкии смертельных поединков нет, но дерутся отменно. У нас своя школа. Амфитеатр н-н-небольшой, з-з-зато отлично видно. Ну так как? Пойдём? – Луций поставил опустевшую золотую чашу на стол, промокнул тончайшей льняной салфеткой губы.

– Мне нужны войска, – сказал Элий. – И чем больше, тем лучше. – Луций хотел что-то возразить, но Элий не позволил. – И все, что может дать Франкия без ущерба для себя. И даже с ущербом. С возможно допустимым ущербом.

– В-в-войска… – Луций растерянно хмыкнул. – И это после того как мы только что опрокинули десант виков.

– Да. Они пока зализывают раны. Зато на Дакию вот-вот обрушатся монголы. Так что я прошу подкрепления. Необходимо срочно прислать в Виндобону доверенного человека для переговоров.

– Н-н-ну ты меня… это… как его… сбил с исходной позиции! – Луций обожал щеголять гладиаторскими терминами.

– Минимум пять легионов. – Элий знал, что пяти легионов Франкия ему ни за что не даст, но требовал по максимуму.

– П-п-пять легионов… – Луций промокнул теперь лоб той же салфеткой, которой вытирал губы. – П-п-пять… Не-е… Тут без консула не обойтись. И наш сенат. Извини, но его Бенит не дрессировал. Они и пяти когорт не дадут.

– Что ты можешь дать без их согласия? Войска Содружества. Ведь так? Что у тебя есть?

Луций вновь вытер лоб. Казалось, они не в прохладном саду сидят, а парятся в лаконике.

– Ты ведь можешь дать, – настаивал Элий, почуяв слабость собеседника.

Тот несколько раз тяжело вздохнул. И выдохнул почти через силу:

– М-м-могу…

– Танковые соединения?

– Н-н-не… – замотал головой Луций. – Т-т-танков не дам… – Он опять вздохнул. – «Г-г-гладиатор принимает решение на арене». Т-т-так ведь? Дам «А-а-аквилу», – теперь Луций стал спотыкаться на каждом слове. – Это легион войск С-с-содружества. С-с-согласия консула не надо…

– Неплохой должен быть легион. Только прежде я о нем не слышал.

– Е-е-едем. П-п-покажу, – пообещал Луций.

Пурпурная «трирема» Луция выехала на ровное поле. Бетонные дорожки. По краям – ковры ровно постриженной травы. И на бетоне, задрав к небу окольцованные пропеллерами носы, – самолёты. Десятки самолётов. Военных самолётов.

– К-к-каково? – горделиво произнёс Луций Цезарь.

Он понимал, что консул его убьёт. То есть будет в такой ярости, что… Ведь именно с помощью штурмовиков «Аквилы» удалось потопить десантные суда виков. Но справедливость требует, чтобы Франкия отдала нынешнему римскому императору «Аквилу» как легион, находящийся в подчинении Содружества.

– Как вы его создали?

– У-у-у нас о-о-отличные з-з-заводы. Д-д-деньги д-д-дал сам император. Т-т-только т-с-с…

Элий смотрел на металлических птиц со странной усмешкой. Когда-то, чтобы Корд смог поднять свой первый самолёт в воздух, Элий бился на арене. И кончился тот бой страшным увечьем. И вот теперь они стоят – сотни стальных птиц. И никто за них не сражался, не умирал на песке. Их просто построили, заправили керосином, и они могут в любой момент упорхнуть в небо. Вон тот человек в кожаном шлеме и кожаной тунике со шнуровкой, что суетится возле самолёта, наверняка даже не осознавал, что осуществляет какое-то желание. Пришёл и стал работать. Просто, буднично. Без стальных клинков и крови. Человек поднял голову, и Элий узнал Корда. Тот в свою очередь скользнул взглядом по лицу Элия и не узнал. Ибо взгляд его остановился на Луции Цезаре. Уж этого он узнал точно. Авиатор выпрямился, вытер ветошью руки.

– К-корд говорил мне, что мечтает б-б-биться за Рим. Я-я-я с-с-час его обрадую, – пообещал Луций Цезарь и зашагал навстречу Корду.

А Элий остался на месте. Ему вдруг почудилось, что он умеет летать. Сам, без помощи крыльев. Как летала когда-то Летиция. Но у него не хватило смелости проверить эту догадку.