Текст книги ""Фантастика 2025-3". Компиляция. Книги 1-22 (СИ)"

Автор книги: Марианна Алферова

Эльф хотел сделать еще шаг вперед, но лестница вдруг стала не то проваливаться, не то складываться под его ногами, перед глазами замелькала серая скала с черными вкраплениями обсидиана, голова пошла кругом, и эльф проснулся. На улице занимался рассвет.

С первыми солнечными лучами к палатке Йеруша Найло, не выспавшегося, несчастного, потряхиваемого жаром, пришли привратные стражники и передали разрешение на посещение Гимбла, подписанное советником короля Югрунна Слышателя Ндаром Голосистым.

Глава 14

«Пренеприятнейшее и преопаснейшее свойство гномов заключается в том, что, даже пребывая в печальном настроении, они крайне подвержены разрушительным порывам. Об этом всегда следует помнить: каким бы подавленным и грустным ни выглядел гном, он остаётся деятельным и опасным, как горный обвал – пускай даже эта опасность исходит не от злобы, но эльфу, изломанному камнепадом, мало будет утешения в том, что камни ломали его кости без злого умысла».

Из памятки, составленной первыми эльфскими послами в Гимбле для сородичей, которые спустятся под землю после них

Когда отряд устраивался на ночлег, вокруг были заросли кустов-ползунов и, чуть дальше – груды застывшей лавы: когда-то с самых высоких стен этой пещеры стекали лавопады. Сейчас это было пустынное и довольно унылое место, однако весьма приятное тем, что никто не мог бы подобраться к путникам незамеченным.

Казалось бы.

Перед самым рассветом путь, по которому Илидор собирался вести отряд дальше, оказался закрыт незаметно возникшей в пещере большой башней и прилегающим к ней участком земли.

Башню обнаружила ходовайка: как всякая машина, она не особенно нуждалась в сне, однако, когда нужды действовать не было, предпочитала уйти если не в сон, то в состояние, сходное дреме, чтобы не сжигать попусту лаву в своей груди. Были машины, которые умели это много лучше – к примеру, сборщики, здоровяки, камнежоры и другие гиганты, способные для экономии лавы погружаться в еще более глубокий сон, выдернуть из которого их можно было только пинками или очень громкими криками. А маленькие машины, вроде ходовайки, обычно спали более чутко, и её выхватили из дрёмы звуки, которыми сопровождалось появление башни – однако они оказались слишком тихими, чтобы разбудить драконов и гнома. Машина же открыла глаз и увидела башню.

Небольшая, во всякой случае, по сравнению с пещерой: размером с три-четыре гномских семейных дома, однако высокая – ровно настолько, чтобы находящиеся внутри получали хороший обзор окрестностей – она имела форму трапеции и на самом верху заканчивалась просторной террасой. Конечно, ходовайка не знала ничего ни про трапеции, ни про террасы, она просто видела перед собой башню. И еще небольшой зеленый садик, поле с растениями и мутными стеклышками, закрепленными между ними на длинных металлических треногах – поля и сад очень заинтересовали ходовайку, всколыхнув в памяти что-то похожее, сотни лет назад виденное ею… где-то в других местах, которые тогда были населены гномами. Но тут зелени было намного больше, куда больше, чем тогда видела ходовайка. А над башней и растениями висел переместившийся вместе с ними потолок пещеры, испещренный дырами, через которые сочился молочно-серый предрассветный воздух с запахом свежести и горного ветра. Ходовайка наблюдала за башней и пыталась понять, опасна она или нет. Свернувшись в мячик, подкатилась поближе, стала ловить вибриссами колебания воздуха. Осторожно разложилась, стараясь не лязгать, подошла к полю. Ничего не происходило. На поле росли растения, которых машина не знала, а из земли торчали тоже неизвестные ей поливалки.

Вибриссы ходовайки ощутили едва заметное колебание воздуха: дремотно-горячее. Машины и лава, такая же, как та, что плескалась в её собственной груди. Наверное, другие машины находятся во-от в той металлической коробке с домик размером.

Ходовайке очень захотелось покатиться к ним прямо сейчас, но она сдержала этот естественный для любой машины порыв: сначала нужно показать непонятно откуда возникшую башню дракону. Ведь он – старший. Он и должен решить, что теперь делать.

Однако Илидор уже и сам проснулся, заметил башню и разбудил гномов, издав этот особый боевой вопль дракона, предвкушающего, как сейчас вляпается непонятно во что. Они встретились на полпути: ходовайка, спешащая назад, дракон, несущийся к башне, блестящий сонными и очень воодушевленными глазами. И два гнома, которые поспешали следом, вопя, чтобы дракон не смел и близко подходить к этому неведомому мигрирующему строению. Ради такого случая Эблон и Палбр даже забыли, что уже много дней не разговаривают друг с другом, а дракон хлопал полуразвёрнутыми крыльями плаща и отвечал в том духе, что башня расчёсывает его любопытство, потому что она необычная, непонятная и вкусно пахнет новой тайной.

Дракон прекрасно помнил, что недавно он ровно с тем же любопытством, столь же увлечённо и неостановимо нёсся к пепельному городу, но… Но ведь он выбрался оттуда, разве нет? Да и едва ли пепельный город был в силах сотворить с золотым драконом что-то непоправимое, хотя, помнится, взлетать под купол той пещеры очень не хотелось и возвращаться на поиски потеряшек – тоже. Досмерти не хотелось, если можно так сказать. И со спутниками, конечно, получилось плохо, Илидор очень переживал из-за этого, но…

Но впереди продолжало быть нечто странное и необычное, оно пахло неудовлетворённым любопытством – в человеческом теле это ощущалось как запах горячих булочек с корицей. Никакой золотой дракон не пожелает сопротивляться булочкам с корицей, потому Илидор несся вперед, а гномы рысили за ним, отдувались, загребали короткими ногами, отирали вспотевшие лбы и обещали всё припомнить этому дракону когда-нибудь потом.

14.1

– Значит, тебе уже известно о ситуации с гильдией механистов, – проговорил король Югрунн, делая вид, будто всё его внимание поглощено молотом по имени Крушило.

Молот, один из многих в этом зале, лежал в нарочно выдолбленной для него каменной витрине, подсвеченной лаволампами. Желто-зеленые подвижные отсветы играли на ажурной резьбе рукояти, на длинных, слегка затупившихся зубцах ударной поверхности. Между ними – невыводимые темные пятна: согласно легендарии, это была едкая, словно кислота, кровь пахрейнов, кровожадных четвероногих карликов, которые жили в этих горах прежде, и которых гномы изничтожили в давние-давние времена, до того, как позарились на места обитания драконов. Молот Крушило, как говорила гномская легендария, принадлежал королеве Симме Гордой, которая возглавляла последний поход против пахрейнов, а самые едкие и самые невыводимые пятна на молоте – кровь предводителя карликов, который жил в недрах Такарона сотни лет и вырос настолько здоровенным, что голова его возвышалась бы над домами, если бы у пахрейнов были дома.

– Мне известны лишь соображения некоторых механистов, мой король, – ответил Ндар: отпираться было бессмысленно.

Король медленно, чуть припадая на правую ногу, двинулся дальше по залу Славы – так называли небольшую, густо заросшую сияющими грибами пещеру, в которую можно было попасть прямо из Дворцового квартала. Нередко приходили сюда жители Гимбла, поодиночке, парами и целыми семьями – но в это предрассветное время зал всегда пустовал. Югрунн любил приходить сюда именно в предрассветье или ночью – не потому что не хотел видеть других гномов, а потому что мысли, обуревавшие его здесь, не нуждались в свидетелях. Только иногда, вот как сегодня, он приглашал с собой одного из первых трёх советников.

Король держал руки за спиной. В серых штанах и рубашке, с хвостом седых волос, Югрунн Слышатель немало походил на призрака, который пришёл посмотреть, насколько чтят потомки его славные деяния.

Потомки чтили. Это уже будьте уверены.

Вот на красном бархате, нарочно доставленном с поверхности, лежит в каменной выемке топор Крылатый – самое старое из всех известных оружий. Оно принадлежало Ати Яростному – правда, даже легендария, в изустном видя появившаяся раньше векописей, не говорит толком, совершил ли Ати нечто славное при помощи своего топора. Но разве мог не совершить ничего славного предводитель гномов, живших в глубинах Такарона восемьсот лет назад? В те времена прыгуны кишели повсюду и были значительно крупнее, а гномы – значительно мельче. Они не умели строить таких надежных городов, как Гимбл, и даже горбачей еще толком не приручили, они только нащупывали выход наружу, только налаживали отношения с эльфами и людьми, перенимали у них всякие науки и идею письменности – собственно, с того времени и начинаются гномская легендария и векописи. Топор Ати Яростного был затрепан и ужасно стар… даже с учетом того, что это, строго говоря, уже давно не был топор Ати Яростного. Топорище много раз меняли и, в конце концов, уже при короле Ёрте, заменили кованым, лезвие раскрошилось и рассыпалось, и лучшие мастера Гимбла с великим уважением выковали новое по рисункам, сохранившимся в легендарии.

Югрунн долгое время стоял перед Крылатым, размышляя о быстротечности и неизбежности, потом пошел дальше.

– В таком случае, мне не нужно начинать издалека, – сказал он Ндару, следовавшему за ним на небольшом удалении. – Тебе известно, что сейчас гильдия механистов находится под началом гнома, который ведёт себя неподобающе. Нимало не сомневаюсь, что ты составил на этот счёт обоснованное и взвешенное мнение. И, я полагаю, у тебя уже есть предложения. У меня тоже есть мнение и решение, но я желаю услышать твои слова.

Король остановился перед маленьким молотом по имени Клюв: собственно, молот с одной стороны и шестигранный шип – с другой. Этим оружием да грудой камней малолетний Мурндаб, сын Шелдра Самоцвета, в одиночку удерживал перевал от гномов враждебного племени, прикрывая отход войска под стены Гимбла… Да, были же времена, когда гномы подземий делились на племена и враждовали друг с другом, а теперь один Гимбл и остался на весь огромный Такарон… То племя потом основало владения Ардинг, а малолетний Мурндаб скончался от полученных ранений, не успев получить значащего имени. Племя будущих ардингцев с большим уважением принесло его изрубленное тело к вратам Гимбла, их предводители выразили почтение перед доблестью славного воина и большое сожаление, что этот отважный гном и достойный воин не дожил до взрослых лет, ведь из него получился бы великий правитель гимблских владений.

С тем будущие ардингцы и ушли на северо-запад. Можно сказать, доблесть Мурндаба положила конец вражде двух племен.

– Фрюг разбрасывается жизнями механистов без всяких на то причин, – начал Голосистый. – Уговор о самостоятельности гильдии развязывает недобросовестные руки, мой король. Фрюгу дана беспримерно огромная свобода, и в сочетании с его несгибаемым нравом она породила тирана в масштабах гильдии, а ведь от механистов в немалой степени зависит благополучие и безопасность всех твоих владений. Я думаю, поведение Шестерни ставит под удар успешность гильдии, а значит – безопасность Гимбла…

Югрунн отвернулся и пошел дальше. Ндар умолк – отчасти собираясь с мыслями, отчасти – от удивления: он ожидал хоть какой-то реакции на свои слова, а король его словно и не слышал.

– Говорят, Фрюг Шестерня и прежде отличался остервенелостью, но теперь ситуация усугубляется, – после небольшой заминки продолжал Ндар. – Многие механисты в гильдии считают, что их предводитель постепенно теряет разум от… – советник помедлил, подбирая слова, – от стремления иметь достаточно мощное противодействие своей собственной страсти к изобретению нового и преодолению опасностей. Он не носит защитных костюмов. Он создаёт машины, которые потом приходится разбирать из-за их чрезмерно буйного нрава. Он постоянно намекает, что вскоре потребуется расконсервировать старый склад с боевыми машинами, поскольку опасности грядут, и что дракон, давший тебе своё Слово, может обернуться злом, которое нависнет над Гимблом.

– Один дракон, угрожающий целому городу? – поморщился король. – Не припомню, чтобы один дракон когда-либо представлял угрозу даже для пятидесяти гномов.

– Фрюг Шестерня считает иначе, мой король. Еще немного – и он докатится до того, чтобы выразить недоверие твоим действиям.

– Какое у тебя предложение? – Югрунн повернулся к Ндару.

С хорошими предложениями было негусто: нельзя просто взять и заменить главу гильдии механистов: если машины признают его вожаком, королевским указом этого не переделать.

– Ты можешь отменить уговор о самостоятельности гильдии, мой король, – осторожно предложил Ндар. – Не позволять Фрюгу распоряжаться без оглядки. Шестерня опасен для тех, кем командует, и вот-вот станет опасным для остальных и, что столь же плохо – его самодурство и страх, который он вызывает у других механистов, ослабляют гильдию. Гномы, подобные Фрюгу, хороши для неспокойных времен, полных опасностей или больших свершений, мой король, в такие времена эти гномы способны вести за собой других, двигать горы и зубами выгрызать великие победы. Но во времена тишины столь бурный нрав скорее станет причиной серьезных проблем, чем принесёт пользу.

Времена великих свершений закончились при короле Ёрте. Гномы победили драконов: самых последних и самых достойных своих врагов, первых детей Такарона.

И чем теперь должен заниматься король гномов? Торговлей с эльфами? Разногласиями в гильдии механистов? А может, ему еще спор между торговцами на рынке разобрать, кочерга забодай?! Где доблесть во всем этом? Где величие? Где поступки, которые увековечат имя Югрунна Слышателя в векописи чем-то большим, нежели несколько сухих строчек о сытом и благополучном правлении?

Где событие, которое позволит положить топор короля Югрунна Слышателя в зал Славы?

Впрочем, какой там уже топор. Колено ноет под утро всё нестерпимей, волосы стали совершенно седыми, все прежние радости жизни поблекли и наскучили. Гном по имени Кьярум принес весть о новой опасности, которая зреет в подземьях, и король Югрунн понял, что уже не в силах противопоставить ей свою боевую ярость, крепкую руку и жуткий воинский рёв, поскольку рука его уже не так крепка, рёв не столь жуток, а ярость осталась в основном бессильная – король ежеутренне обрушивает её на ноющее колено, из-за которого лишился одного из немногих остававшихся удовольствий – крепкого сна.

Пора передавать власть наследникам, но как, пропасть раздери, как ему понять, кто из детей достоин править Гимблом, если никто из них ни разу не отличился перед лицом опасностей? Занимаются какой-то ерундой, честное слово: торговля, научные изыскания, кочерга знает что еще.

Сожрав всех врагов и соперников вокруг себя, гномы стали утрачивать зубы за ненадобностью. Только и остаётся, что сражаться с прыгунами…

И вот теперь гном по имени Кьярум открыл им глаза на новые опасности подземий, глубоких подземий, куда не ходят дозоры стражей. Вести тревожные – да. Но и добрые тоже, потому как теперь воины последних гномских владений могут сражаться не только с прыгунами. Потому как эти вести означают новый поход – в глубину подземий, против вызревающих там угроз, и чем скорее – тем лучше, ведь король Югрунн, который должен этот поход возглавить, отнюдь не молодеет с каждым следующим днём.

– Фрюг, быть может, и безумен, но его безумие нам сейчас необходимо так же, как его машины и его способность организовать механистов, – отрубил Югрунн и повернулся спиной к Ндару, а лицом – молоту Бабочке, которым убивала драконышей племянница короля Ёрта Бюгела Кровавая. Молот лежал в самой дальней и тёмной нише, поскольку мнения о славности Бюгелы во все времена были, мягко говоря, неоднозначными. – Если этот Кьярум принес верные вести, то предстоит большой поход в глубины, а впоследствии – новые затяжные кампании по зачистке подземий. Для этого нам потребуются старые машины и новые тоже. А кто достаточно упёрт, чтобы в полной мере обеспечить нас всем необходимым и достаточно быстро, чтобы изобрести новое, изменить старое, обучить и организовать механистов так скоро, как нам потребуется? Скажу тебе так: мне всё равно, кто это будет, Фрюг или другой механист, но сейчас, как я вижу, нужные качества есть только у Фрюга. Даже не спорь. Остальные механисты недостаточно инициативны и опытны, слишком осторожны и медлительны, недостаточно рьяны – иначе они бы не были столь покорны, не позволили одному Шестерне взять верх над ними всеми. Многое в его действиях вызывает опасения, но только с Фрюгом или кем-то вроде него можно смело встретить опасность, ждущую в подземьях. Ибо то, что нам теперь предстоит совершать…

Ндар посмотрел на поджатые губы Югрунна и понял, что спорить не имеет смысла: всё уже обдумано и решено.

– А не тревожит ли тебя, мой король, – всё-таки спросил он, – что Шестерня попробует повторить опыты а-рао, о которых рассказывал Кьярум? Что будет, если он в своём рвении переступит черту, за которой…

Король отмёл это предположение небрежным взмахом руки:

– Гномы Ульфина присмотрят за этим. Не стоит считать меня легковерным и недальновидным королём, дорогой ближайший советник… или ты считаешь, что стоит? В таком случае скажи откровенно, Ндар: кто из нас двоих начинает терять свою хватку, м?

От неожиданности Голосистый ответил совершенно искренне:

– Полагаю, мы оба не молодеем, мой король.

Сказал и прикусил язык, и тут же рухнул на колено, едва не возопив от боли в пояснице, повинно склонил голову. Однако король Гимбла Югрунн Слышатель лишь вздохнул прерывисто и длинно и продолжил свой хромающий путь по залу былой гномской Славы.

14.2

– Дракон подружился с машиной, – глухо пророкотал Фрюг в который уже раз за сегодня. – Жевать мой череп, др-ракон подружился с машиной!

Годомар молчал, глядя поверх плеча Шестерни, который носился перед вратами старого склада. Он мог бы напомнить, что Кьярум Пеплоед говорил вовсе не про дружбу дракона и машины, а про одностороннюю привязанность машины к дракону. Он мог бы сказать, что именно эту привязанность механистам следовало бы обдумать очень хорошо: в машинах они разбираются куда лучше, чем в драконах, тем более золотых, о которых вообще ничего и никому не известно. И стоило бы спокойно сесть и рассмотреть все варианты, при которых машина могла бы воспылать теплыми чувствами к дракону, своему извечному… ну не то чтобы врагу, конечно, драконы машин, скорее, раздражают: как скрипучая дверь, как вонь помойки. С чего бы ходовайке виться вокруг дракона – вот о чем следовало бы подумать серьезно и обстоятельно, считал Годомар.

А Фрюг Шестерня считал, что…

– Нужно вскр-рыть склад! Заправить шагунов и здоровяка! Дракон опасен! Он пр-ридет сюда, и мы его встр-ретим как должно! Дракон приведет свою р-родню в Гимбл! Мы должны дать отпор!

– Мы не можем вскрыть склад без разрешения короля Югрунна, – ровным голосом проговорил Годомар.

Фрюг остановился, обернулся и пытливо вгляделся в лицо Рукатого, но увидел там только бесконечное спокойствие и рассудительность. Прекрасную спокойную рассудительность, колотить её кочергой.

Годомар мог бы сказать, что даже если дракон опасен – он продолжает быть единственным драконом, который находится в горах Такарона, а вот на что стоило бы обратить пристальное внимание – так это на слова Кьярума про многочисленных а-рао, которые сращивают себя с машинами. На слова о том, что прямо сейчас их множество в глубоких подземьях, и вместо ничем не обоснованной паники по поводу дракона следовало бы задаться вопросом, как противостоять полугномам-полумашинам. Конечно, если создать нечто подобное на самом деле возможно, однако… сейчас достаточно понимать, что это не невозможно. Почему бы, в самом деле, гном не мог соединить своё тело с машиной, в которую вдохнул жизнь другой гном?

– Если др-ракон подружился с одной машиной, почему бы ему не подр-ружиться со многими? – вопросил Шестерня, видимо, тоже подумавший о скрещах и категорически неспособный не увязать настоящую угрозу с той, в которую ему хотелось верить. – Говор-рю тебе, др-ракон опасен! Что мы будем делать, если он с ар-рмией машин явится к нашим воротам? Если впрямь существуют скр-рещи, сделанные из шагунов или сбор-рщиков, или прыток или… Гимбл потер-ряет все свои владения и, быть может, не удержит даже гор-род, если дракон приведет сюда такое войско! Король позволит вскр-рыть склад, чтобы подготовиться к вторжению и…

Это звучало уже действительно тревожно. В самом деле, подумал Годомар, что если Фрюг прав насчет злонамеренного дракона, если тот притащит сюда войско из машин и скрещей… Илидор, в отличие от а-рао и их машин, неплохо знает Гимбл, устройство города, наверняка может рассказать что-нибудь про его силу и что-нибудь про его слабость – особенно если он нарочно высматривал силы и слабости Гимбла. С высоты много чего видно, а дракон не раз висел на скалах над городом.

Кто знает, на что способны враждебно настроенные скрещи и машины под предводительством дракона? Кто знает, на что способны машины – такие, какими они стали за двести лет после завершения войны? Знать бы точно, возможно ли создание скреща… и тут Годомар с ужасом подумал, что если Фрюг пожелает это выяснить, то кандидатов для опытов он сможет взять только в одном месте: в собственной гильдии.

– Надо бы просить Ульфина, – задумчиво проговорил Шестерня, – отдать нам следующих пару-тройку воришек вместо того, чтобы сбрасывать их в лаву. Пускай послужат полезным опытам напоследок, а?

Годомар почувствовал лёгкое головокружение.

– Нужно подумать, – как можно спокойнее ответил он.

– И склад вскрыть, – пророкотал Фрюг и ткнул пальцем в высоченные двери. – Не дожидаясь разр-решения короля! Ведь Югрунн Слышатель мудр и позволит, к чему терять вр-ремя?

Рукатый смотрел на Шестерню в замешательстве.

– Что? – тот упёр руки в бока, чуть наклонился вперед, и казалось, будто его летящие назад брови и усы преодолевают сопротивление встречного ветра. – Р-решай, куда сейчас пойдешь: к Ульфину за гномами или к вот этой самой двери!