Текст книги ""Фантастика 2025-3". Компиляция. Книги 1-22 (СИ)"

Автор книги: Марианна Алферова

И он попробует их не бояться.

По сути-то, дракон прямо сейчас сидел внутри машины, а рядом с ним был гном-машина, и дракону было совсем не страшно рядом с ними. Он смотрел на свет умирающего солнца в потолке и не думал о страхе, не думал об испытаниях – он думал, что ему досмерти хочется увидеть надо собой небо, не жалкий кусочек, а настоящее, бесконечное, в которое можно упасть, как в воду. Упасть и полететь навстречу… чему-нибудь.

Потом оторвал взгляд от кусочка неба и посмотрел на надпись «Один всё равно останется». Даже теперь, когда дракон понимал её значение, она продолжала вносить долю бодрящей тревожности в происходящее вокруг безумие.

Я мог не доходить до этого и других не доводить? Повернуть обратно раньше, еще раньше и еще? Удалось бы убедить короля Югрунна, что я сделал всё возможное? Скорее всего, да. Скорее всего, мне даже не пришлось бы прилагать для этого усилий: его подданные уже почти сделали это, они видели достаточно странных и жутких вещей, они потеряли в этих подземьях почти всех, кто пошел вместе с ними, они видели огромность этих гор и, как никто другой, понимали, насколько мал шанс найти одну небольшую машину среди этого враждебного громадья. Быть может, если Кьярум добрался до Гимбла благополучно, то Югрунн Слышатель уже сейчас пришел к мысли о том, что зряшной была вся затея.

Не важно. Ведь не король Югрунн Слышатель отнимет у меня голос, если я нарушу Слово.

Дракон рывком выбросил себя из кресла и пошатнулся – оказывается, всё его тело дрожало от слабости. В ушах зашумело, перед глазами всё на миг расплылось. Палбр смотрел на него с тревогой, Эблон – с удивлением. Пылюга, кажется, уже освоился со своими стальными ребрами, не испытывал боли и даже больших неудобств и вполне походил на обычного, привычного Эблона, прихожанина Храма солнца. Как будто ничего не изменилось.

– Мне нужно подумать, – Илидор отвернулся. – Подальше от башни и… от других машин.

И дракон вышел из комнаты, шатающийся от усталости и никем не останавливаемый. Только ходовайка, которая не могла отпустить Илидора одного, тихонько потрусила следом за ним, а дракон притворился, будто не замечает её.

Ходовайка шла за ним долго-долго. Следила, как дракон, всё сильнее замедляя шаг и всё больше сутулясь, идет мимо сарая с машинами и мимо поля с растениями. У него заплетались ноги – это был страшно долгий день, ходовайка понимала это, но не знала, как поддержать дракона. Она не могла поделиться с ним лавой – жизненная сила золотого дракона выглядела совсем иначе, ходовайка смутно чувствовала её и понимала: сейчас её осталось уже совсем мало.

Илидор добрел до небольшого ручейка, бьющего среди поросших мхом камней, и сел на один из этих камней. Долго смотрел в воду и о чем-то думал, разложив вокруг полы плаща и накручивая на палец прядь золотых волос. Ходовайка осторожно подобралась под другую руку, Илидор рассеянно погладил машину по приглазной пластине и тут же одернул ладонь. Ходовайка не обиделась.

Прошло немного времени, и дракон прилег на мягкий мох, погрузил пальцы в холодную воду родника, пошевелил ими. Задумчивое выражение лица и взгляд сквозь не менялись, Илидор продолжал о чем-то сосредоточенно размышлять, но видно было, что мысли в его голове ворочаются всё труднее: золотые глаза бледнели, взгляд становился всё менее осмысленным, дыхание – глубоким, он несколько раз зевал и тер лицо ладонью, смоченной в ледяной воде. И в конце концов уснул, положив голову на согнутую в локте руку.

Ходовайка, неловко двигая вибриссами, подоткнула под спящего дракона крылья его плаща и покатилась на разведку в большую пещеру близ Масдулага, до которой сегодня никак не смог бы добраться смертельно уставший дракон.

Глава 18

«Мы твёрдо знали, что цель наша честна и верна, что из всех путей, лежавших перед нами, мы выбрали самый лучший и достойнейший. Каждый гном в моей армии был уверен в этом – как бы трудно ни было, сколько бы раз ни казалось, что всё уже потеряно, потеряно вслед за Масдулагом, Вулбеном, Ардингом и другими городами.

Но нет, мы знали, твёрдо знали, что идём по верному пути – ведь ни одному из нас не приходила в голову мысль повернуть назад!»

Векопись, ветвь славы и доблести, раздел «Послевоенные воспоминания короля Ёрта Слышателя»

Пока Годомар заливал лаву в руконогу, он всё представлял, как может повернуться его встреча с Фрюгом Шестернёй и стрелунами Фрюга, и Годомару не нравилась ни одна из картин, нарисованных собственным воображением.

– Как думаешь, Годомар-р, зачем я взял тебя с собой на встр-речу с королем? – спросит Фрюг, сильней обычного выпячивая торчащую в бороде мясистую губу.

Рукатый ответит уверенно, потому что знает:

– Чтобы я сам услышал того гнома, Кьярума, и согласился с тобой.

– О! – Фрюг поднимет указательный палец. – Точно! А ты чего сделал, Годомар?

И велит стрелунам затыкать Годомара копьями, а Годомар не сможет увернуться, потому что будет сидеть в открытом кресле над резервуаром руконоги.

Он не сумеет ни в чем убедить Фрюга, это понятно, потому что…

– Дракон опасен! – отрубит Фрюг Шестерня.

Он будет идти к здоровяку, держа на отлете огромный термос с лавой. Специальный заправочный термос с длинным скошенным носиком вместо горлышка.

– Ты же согласился, что наш долг: обезвр-редить дракона! – рявкнет Фрюг, и в голосе его будет боль раненого зверя.

Он не вспомнит, что Годомар сказал не это. Годомар сказал, что должен обезвредить самую опасную тварь, которую видел этот город за последние двести лет, а если Фрюг отчего-то решил считать этой тварью Илидора – ну…

Годомар понятия не имел, как ему обезвредить Фрюга, даже имея армию руконогов, потому что на стороне Фрюга – стрелуны, и они истыкают Годомара копьями. Стрелуны будут защищать Шестерню до тех пор, пока видят в нем вожака. Машину нельзя убедить развидеть вожака – может быть, если Фрюг прав, это может делать дракон Илидор, но Годомар – не дракон Илидор, Годомару придется победить Шестерню в более или менее честном бою, но как это сделать, если его защищают машины? Тьфу ты!

Лава из последнего светильника ушла в резервуар. Руконога готова, осталось только освежить в памяти рычажное управление – впрочем, оно совершенно обычное для таких машин, и… и что?

Ф-фух. Годомар вздохнул и посмотрел на руконогу снизу вверх, ощущая себя таким же глупым и нелепым, как она. И почему гимблские механисты так толком и не научились делать небоевые машины? Непременно получается какая-нибудь несуразица, как будто придуманная не головой гнома, а головой панцирного жука, бессмысленной и бестолковой. Вот и руконога (вид: служебная; класс: несамоходная; управление: рычажное…) – совершенно дурацкая конструкция, кто её такой задумал, кто её такой создал? Кресло для механиста открытое и очень небезопасное, из него немудрено даже вывалиться, когда эта штука начнет шагать и переваливаться, а чтобы в него залезть – хорошо бы быть человеком-акробатом, какие выступают на привратном рынке в дни смены сезонов. Устойчивость у машины никакая: всего две точки опоры и высота на пол-роста больше, чем следовало бы сделать. Слив для излишков лавы внизу резервуара, ничем не прикрытый дополнительно – отличный способ сварить того, кто будет находиться под ним без защитной одежды…

Годомар улыбнулся дрожащими губами и похлопал нелепую машину по гигантской латной перчатке, изображающей одновременно и руку, и ногу.

Площадка, где хранился здоровяк, была завалена всяким хламом с трех сторон: он годами скапливался тут, и Годомар знал об этом, но с четвертой, открытой стороны выходить не хотел. Ему требовалось больше времени, поэтому он осторожно, насколько мог, пустил руконогу в обход. Идти бесшумно машина, разумеется, не могла, но Рукатому этого и не требовалось, он лишь подвёл её достаточно близко, чтобы уже почти различать слова, которые напевал Шестерня, возясь со здоровяком, а потом во всю глотку заорал:

– Фрю-юг! Эй, Фрюг! Ты что, один открыл склад? Решил меня не дожидаться?

Шестерня умолк, а стрелуны, судя по небольшой заминке и последующему тихому лязгу, пошли на звук голоса Годомара. Он направил руконогу вдоль завала.

– С этой стороны есть вход? – орал он. – Фрюг! Ты там? По-моему, у нас проблемы с Ульфином! Он мне не дал ответа насчет гномов, которых я просил, но вид у него сделался нехороший, знаешь! Ты не думал, что он сообщит о нашей просьбе советникам короля?

– Думал! – рявкнул в ответ Шестерня, и Годомар против воли сжался при звуке его голоса. – Только я у него ничего не пр-росил! Ты просил!

Рукатый выругался сквозь зубы. Впереди показались стрелуны, Годомар с грохотом переключил рычаги, и руконога развернулась боком, выставила вперед кулак, балансируя на второй руке и локтевым сгибом кое-как прикрывая сиденье с механистом; при этом машину перекосило так, что Годомар едва не вывалился. Стрелуны мягко шли вперед – нет, бросаться копьями они сейчас не будут. Латная перчатка снова превратилась в ногу, стала на пол, машина выровнялась, Годомар сглотнул: его замутило.

– Фрюг, я нашел руконогу! – крикнул он. – Может, на что пригодится?

Этот старый склад открывали на памяти Годомара раза два или три, и всякий раз он там находил какую-нибудь бессмысленную машину, которую неплохо бы взять с собой наружу, чтобы хорошенько изучить или для чего-нибудь приспособить в будущем. Фрюг считал эти порывы раздражающей блажью: по его мнению, только в боевых машинах мог быть какой-то интерес для гнома, и Рукатый хорошо представлял, как сейчас Шестерня возводит глаза к потолку склада и качает головой, убеждаясь, что самый долгоживуший из его помощников оказался таковым по причине полной своей безвредности, а безвреден он из-за непроходимой тупости.

Стрелуны пристроились по бокам руконоги и сопровождали её к проходу меж наваленным всюду хламом. Хотелось верить, что эта машина там пройдёт, иначе придется всё-таки топать в обход, а это долго, Годомару же требовался такой промежуток времени, в котором Шестерня будет испытывать хотя бы крошечное сомнение. Довольно краткий промежуток между тем мигом, когда Фрюг велит пристрелить его просто от неожиданности, и тем мигом, когда Фрюг сообразит: нет, ему не казалось, и Рукатый собирается его обмануть, а не поддержать.

Но ведь не может Шестерня никогда не сомневаться! Не может он не желать поддержки со стороны механистов – настоящей, а не из страха!

Годомар очень надеялся, что не ошибается. Годомар много лет работал наставником и, хотя не считал себя знатоком гномов, на самом деле не так уж плохо в них разбирался и знал, что никто, никто не бывает настолько самоуверенным, насколько желает казаться.

– Руконога – машина полезная! – орал Годомар. – И не будет ничего страшного, если ты вынесешь её со склада! Она такое умеет!

Руконога с трудом, полубоком, но прошла по этому проходу и выбралась на площадку, где стоял Фрюг Шестерня, стоял точно так, как представлял себе Рукатый: сильно выпятив нижнюю губу, держа на отлете… нет, не термос с лавомаслом, а кусачки. Термос стоял у ног здоровяка, который высился справа от Фрюга мертвой пока грудой металла и обсидиана. Вокруг валялись тряпки, инструменты, маслёнки, остро пахло протравками и душно – маслом для смазки суставов.

– Дур-рак! – гаркнул Шестерня. – И машина дур-рацкая! Зачем ты…

– Да только посмотри, как она может! – с отчаянной весёлостью проорал Годомар и дернул рычаги, лицо Фрюга перекосило: он понял, но руконога уже неслась на него.

Годомару нужен был еще один краткий миг: между тем, как Фрюг успеет выкрикнуть приказ стрелунам, и тем, когда стрелуны сами бросятся его защищать без всяких приказов, как вожака своей стаи. Именно в этот миг Годомар должен был сделать так, чтобы защищать стало нечего.

Это был невероятно плохой план. Такой же плохой, как небоевые и не сторожевые машины, которые делали гимблские мастера, такой же корявый и нелепый, как руконога… и сработавший. Как руконога.

В нелепом, тяжелом, уродливом прыжке она взлетела над головой Фрюга Шестерни, и Годомар кулаком ахнул по кнопке слива лавы. Всё, что было в резервуаре, выплеснулось в задранное лицо Фрюга, презирающего защитные костюмы, в его вопящий рот, в разлетающиеся брови, в густую клубистую бороду, извечно обожжённую снизу.

От воплей Шестерни загудел металл и притухли огни в лаволампах. Руконога застыла в той позе, в которой приземлилась, и на каких-то каплях лавы, оставшихся в резервуаре, Годомар постепенно сумел её развернуть. К тому времени жуткие крики затихли – казалось, они звучали всего миг, а может, так и было. Стрелуны, пригнувшиеся было для выстрелов, так и стояли, ничего не делая. Защищать больше некого: стая лишилась вожака.

Нет, не так. Стая лишилась прежнего вожака.

Годомар с трудом перевел дух, его колотило, пальцы тряслись. Сейчас он точно не сумеет управлять машиной, даже если наберет достаточно лавы, да и ноги его едва ли удержат.

И всё-таки наставник-механист Годомар Рукатый, тяжело опираясь на сиденье и рычаги, поднялся на ходящей ходуном маленькой платформе в полный рост, рискуя вывалиться прямо под латные перчатки-ноги, замершие в нелепой раскоряке. Годомар поднялся на дрожащих ногах, ткнул трясущимся пальцем в обугленную головешку, которая только что была головой того, кто наводил ужас на всю гильдию механистов, и громко произнёс самое страшное обвинение, которое только можно бросить в лицо гному:

– Ты сказал, что дракон, которому доверяет Югрунн Слышатель, опасен! Ты посмел усомниться в правоте своего короля, Фрюг Шестерня!

18.1

Валун был страшно тяжелым, Илидор весь взмок, пока отодвигал его. Стоило бы позвать на помощь гномов, но они куда-то пропали. Дракон даже не удивился этому: гномам нечего делать здесь, в гулком каменном колодце, подле гигантского валуна, который так немыслимо трудно сдвинуть с места, по которому скользят ладони, как по льду, и холодный он такой же – словно лёд, хотя по виду – пористый и должен быть неприятно-шершавым.

Пыхтя, отдуваясь, почти надрывая мышцы, изо всех сил упираясь ногами в пол каменного колодца, хрустя мелкими камешками под подошвами, Илидор наконец сдвинул этот мерзкий валун, и тот сразу же прекратил сопротивляться, перестал морозить руки и быть тяжелым, укатился в сторону с подвижностью детского мячика, и дракон едва не рухнул, подавшись за ним, отер рукавом рубашки вспотевший лоб. На зубах хрустела пыль.

В месте, где лежал валун, оказалась выемка, огромная – в такую мог поместиться человек, и в ней действительно ворочался кто-то, похожий на человека. Илидор поднялся на ноги и стал смотреть в дыру. Ничего не сделал: не попытался помочь или помешать тому, кто внутри, не положил руку на рукоять меча, не бросился догонять укатившийся валун, чтобы вернуть его на место и сделать вид, будто никогда никакой дыры в полу не находил.

О человеке внутри пока сложно было что-нибудь сказать наверняка, кроме того, что он, верно, молод и строен, если не тощ, у него темные волосы, одет он в светлую тунику с широким воротником под горло. Илидору потребовалось ужасно много времени – целых несколько мгновений, чтобы сообразить: он может сказать об этом человеке и кое-что такое, чего нельзя понять, просто глядя на его возню в дыре. Например, что это не человек.

Крылья плаща облепили тело и чуть дрожали, по шее бегали мурашки. Дракон повел плечами, чтобы ослабить хватку крыльев, но те вцепились в него еще крепче.

Найло медленно поднял голову. Его волосы, припорошенные каменной пылью и паутиной, были острижены так, как стригутся скотоводы Уррека: плотной длинной «шапкой», закрывающей лоб до самых бровей, уши – до мочек и шею до ворота. Волосы стояли над головой немного дыбом, прикрывая острые кончики ушей. С этой стрижкой он выглядел удивительно безобидным и даже вроде как немного отъевшимся, хотя Илидор знал, что худоба Найло – не голодной природы, а нервической.

– Если хорошие убивают плохих, то в чём разница между ними? – произнёс эльф раздельно, требовательно и серьезно.

Илидор медленно покачал головой. Йеруш смотрел на него снизу вверх выжидающе, спокойно и даже просительно, не пытался выбраться из дыры, не пытался напугать или смутить, даже не кривлялся, и его возбужденное состояние выдавали только судорожные движения рук: он прижимал ладони к груди, оставляя серые пятна на белой тунике, и заламывал костлявые пальцы.

– Детский вопрос, Найло, – произнес дракон охрипшим голосом. Он знал, что Найло не задаёт детских вопросов.

– А у тебя есть на него взрослый ответ? – осклабился Йеруш.

Дракон не был уверен, видит ли его эльф насквозь, или только так кажется, потому не стал ни врать, ни давать честный ответ, который по сути не был ответом, а промолчал.

– Так и знал, – проговорил Найло жалобно и принялся дуть на свои дрожащие пальцы.

– А у тебя есть ответ? Детский тоже сгодится, – дракон криво улыбнулся, чувствуя, как в груди разрастается возмущение, протест и еще что-то тревожное, словно от ответа действительно зависит… кое-что очень важное.

Эльф долго не отвечал, смотрел в земляную стену встревоженно, а потом дрогнувшим голосом проговорил:

– Ты должен найти собственный ответ, Илидор. Такой, который будет честным для тебя.

– О-о, ну что не так с этим эльфом? – горячо спросил дракон у потолка, но с потолком тоже было что-то не так, потому что он рухнул Илидору на лицо и разбудил его.

18.2

Над блуждающей башней только занимался рассвет, когда Илидор прошел мимо неё вслед за ходовайкой к северному рукаву пещеры. Рукав был тёмным и сырым (даже мох на стенах оказался мокрым и подобным пятнам слизи), и еще – узким, в одном месте даже пришлось пролезать на четвереньках. Зато в конце, как дверь из сна, этот невразумительный коридор выводил в самую огромную и самую красивую пещеру, которую только Илидору доводилось видеть.

Наверное, в ней мог поместиться весь Гимбл, а может быть, даже два Гимбла. Вверху кучковались взвеси влаги – почти облака – от водопада, стекающего с дальней стены и образующего речушку, которая пересекала пещеру с запада на восток и терялась где-то под камнями противоположной стены. Далеко впереди простирались укрытые мхом и поросшие кустарником камни, совсем далеко – не то домики, не то шатры, не то навесы, трудно разобрать. Илидора и ходовайку проход вывел на уступ в юго-восточной части пещеры, и прямо под ними, так далеко, что голова кружилась при взгляде вниз, громоздились огромные валуны, утёсы и плато, отделенные от зеленой части пещеры речушкой. По всем этим плато, по голым скалам между ними бродило множество машин и… не совсем машин. Дракон пока не стал вглядываться в них, а вместо этого стал рассматривать южную часть пещеры, хотя смотреть там было особо не на что: гигантская пропасть, а под ней – лавовая река, в которую впадают высоченные лавопады.

И ни одного призрака не видеть нигде. Неужели в такой прекрасной, просторной пещере недалеко от Масдулага не происходило никаких битв? Или же не случайно по мере продвижения на север, к наиболее изменившейся части Такарона, призраки им встречались всё реже? Может быть, они просто покинули эти измененные горы или растворились в воздухе?

Илидор лёг на уступ, чуть свесился вниз (ходовайка схватилась одним вибриссом за голову, а двумя другими – за рубашку дракона) и стал внимательно разглядывать машины. Решил, что они живут тут постоянно, а не просто гуляют: в тех домиках и под навесами, которые едва видны на севере пещеры, должны обитать гномы, собирающие эти машины и не совсем машины. Во всяком случае, Илидор не видел никакого другого смысла в подобном поселении по соседству с сотнями бродящих туда-сюда машин и скрещей.

Большинство из них явно боевые – чтобы понять это, не нужно быть механистом. Вот, например, исходящая паром небольшая бочка из металла на трёх широких ногах-шагайках… приделанная к груди гнома. Над грудью возвышается гномская голова с металлическим носом и металлической шапкой вместо верхней части черепа, еще есть одна гномская рука, оканчивающаяся пилой. Вторая рука – увесистый бур. Скрещ ходит туда-сюда, скалит зубы, что-то орёт и пыхает паром из бочки. Вот машины-шагуны с ужасными, по мнению Илидора, раскладными хребтами, благодаря которым могут становиться выше или ниже и поворачиваться верхней половиной тела, чтобы осыпать всё вокруг брызгами лавы из наплечных пушек. У некоторых шагунов головы частично гномские, трое держатся вместе – к ним ко всем приделаны нижние части гномских черепов с челюстями. А еще у шагунов ужасные длинные руки, которые достанут тебя, наверное, даже на другом краю этой гигантской пещеры. А вот какой-то мастеровой скрещ – верхняя часть тела гнома, приделанная к пучку манипуляторов на гусеничном ходу – очень похоже на машину, которая сейчас заперта в сарае у бродячей башни. Тут же – змеи-сороконоги, стрелуны, кошки – снова точь-в-точь такие, какие заперты в сарае. А вот, чуть поодаль – непонятного назначения машина, представляющая собой две латные перчатки, на которых она ходит туда-сюда, между перчаток висит округлый жбан, а над ним – шаткое сидение и рычаги на панели.

Тут Илидор понял, что небоевые машины держатся особняком, и стал внимательнее рассматривать их.

Он пролежал так очень много времени, но понял это только когда по плечу его хлопнул Палбр, и дракон так рявкнул от неожиданности, что привлек внимание машин. Откатившись назад по уступу, он сердито посмотрел на Босонога (тот виновато развел руками) и поднялся, потирая затекшую ногу. Оказывается, он просто окостенел от долгого лежания на камнях, перед глазами мелькали бесчисленные полчища страннейших машин, и еще есть очень хотелось.

Палбр молча протянул ему большое яблоко из башенного сада и флягу с водой, а сам улегся на уступ и принялся разглядывать машины. Пока Илидор хрустел, булькал и ходил вокруг, разминая шею, плечи, ноги, Палбр с огромным интересом всматривался в копошение под уступом и бормотал:

– Вид: боевая; конструкция: переустройчивая… Тип: огневая; класс: самоходная… Управление: звуковое…

– Давай про управление еще раз, – велел Илидор, утирая с подбородка яблочный сок. – Сколько их там, звуковых?

Палбр засопел, дернул плечом, только что не лягнулся, выражая неодобрение дурным вопросам, и ответил:

– Беря в счёт машины со смешанным управлением… беря также в их счет скрещей с открытыми ушами и беря в счёт те машины, которые я узнаю… примерно половина. Остальные – световое, стадное, рычажное, преднастроенное…

– Половина, – пробормотал Илидор таким тоном, словно сам не понимал, рад ли он этому.

– Ты что, спеть им хочешь? – пошутил Босоног.

– Надеюсь, мне не придется, – без улыбки ответил дракон. – Их слишком много. В лучшем случае у меня ничего не получится, даже если голос не пропадет.

– В лучшем? – Палбр перевернулся и сел. – А в худшем?

– В худшем я надорвусь и сдохну, – Илидор механически вытер испачканные соком пальцы о рубашку, потом скривился и плеснул на них воды из фляги. – Ты видишь там что-нибудь, похожее на бегуна?

– Ну, ты спросишь! – в сердцах бросил Босоног, снова улегся на живот, свесился с уступа и уставился на машины. – Кто ж тебе ответит, что похоже на бегуна?

– Ты и ответишь, – отрезал Илидор.

Палбр понял, что шутки кончились, и смолчал. Вместе с ходовайкой он лежал и пялился вниз, пока все машины перед глазами не стали сливаться в одну копошливую массу, а потом – еще долго-долго после этого.

Так, сменяя друг друга, они наблюдали за машинами и скрещами весь день, и это был исключительно плохой для боевого духа день. Где-то там, за узким пещерным рукавом, остался их прежний спутник Эблон Пылюга, о котором не говорили, потому как что тут скажешь. Впереди простиралась бесконечная пещера с бесконечным количеством машин, среди которых могла быть та самая, единственная, а могла и не быть, да вдобавок никто точно не знал, как она выглядит. И еще впереди маячило нечто, очень похожее на поселение, а в поселении, видимо, живут а-рао, и при мысли об этом делается неуютно. Словом, весь мир Илидора и Палбра сейчас схлопнулся в этот уступ над гигантской пещерой, и с него всё казалось шатким и неправильным.

– Наверное, нужно полетать над ними.

Илидор сказал это, поскольку просто не умел подолгу сидеть и не знать, что делать дальше, ему непременно требовалось что-нибудь придумать. Да вдобавок у него уже в голове гудело от Палбровых «Вид – тип – класс – расход лавы», и дракон готов был броситься с уступа прямо в объятия скрещей, только чтобы этого не слышать.

– И тогда, если шагуны не станут в меня палить или если промажут… и если не спускаться очень низко, то я сумею хорошенько рассмотреть всё это стадо. Может быть, увижу там нечто похожее на бегуна и еще наверняка всех переполошу, тогда из домиков прибегут а-рао и заберут свои машины в домики… нет. Оттуда они будут бежать до послезавтра. Хм, а ведь сюда вообще нелегко добраться оттуда, едва ли гномы ходят дальше речки, им это зачем? Я даже не вижу там никаких мостов. Может быть, это и хорошая идея – полетать над стадом!.. Что?!

Палбр указывал на небольшую машину, как и прочие небоевые, бродившую в стороне. Она походила на лошадь, которую создал некто, встречавший лошадей лишь в виде куска мяса на своей тарелке. Шесть ног-шагалок, короткая вогнутая спина заканчивается с одной стороны головой, а с другой стороны – тоже головой, обе они круглые, как мячики, с парой выпуклых глаз на каждой, безухие, безротые. На одной из макушек торчит лавоприемник.

– Так. – В горле у Илидора пересохло, и он быстро, чтобы не дать себе времени передумать, заявил: – Я пошёл. Если что – пусть Эблон со своей башней выведет тебя ты знаешь куда.

Не давая Палбру и рта раскрыть, Илидор перекинулся в дракона и, ловко цепляясь за выступы, стал спускаться. Босоног, мотая головой и протирая ослепшие от яркого света глаза, причитал дракону вслед, но это уже ничего не меняло. Ходовайка, которая была совершенно не в силах отпустить Илидора одного, ловко обрушилась ему на шею, обхватила её ногами и вибриссами. «Чтоб из тебя суп сварили», – пожелал ей на это дракон, но сбрасывать не стал.

Он спускался, быстро перебирая лапами, похожий на золотой потёк лавы на стене, где не было лавопадов, совсем крошечный в этой гигантской пещере, совсем один перед гигантским скопищем машин. Он старался двигаться как можно быстрее и сосредоточиться на спуске как можно больше, чтобы не позволить панике охватить себя. И так уже слабели лапы при мысли о том, сколько же там машин, сколько там скрещей, нет, пропасть, просто сколько их там! Они раскатают его в золотистый блинчик, разорвут длинными руками, засверлят своими накладными лапами, зальют лавой из плеч шагунов, и он ничего не сможет сделать…

Но ему есть что искать там, внизу, и он видит перед собой свой самый страшный страх – значит, у него целых две причины, чтобы идти вперед. А если он сейчас пойдет назад, то больше никогда не сможет приблизиться ни к одной машине и даже ни к чему, отдалённо похожему на машину, даже к механическому подъемнику ворот. В кочергу такую жизнь, тем более что драконы живут очень, очень долго.

На самом деле, у машин и скрещей нет никаких причин атаковать его. Он спустится и примет образ человека: не чтобы обмануть машины – их не обманешь, а чтобы раздражать их поменьше. У них нет причин нападать на дракона, ведь это уже не те машины, которые когда-то воевали с его сородичами – теперь они напитаны лавой глубоких подземий, которая роднит их с Илидором больше, чем с создателями-механистами. Ходовайка вон вообще у него на шее висит, почему бы и шагуну, к примеру, не забыть, что они когда-то были врагами, не увидеть в драконе родственную душу?

Да, Илидор превратится в человека, в небольшого и незаметного человека, очень осторожно пройдет между гуляющими в сторонке небоевыми машинами и уведет за собой одну из них. Большинство машин и скрещей даже внимания на него не обратит, пока он не вернется сюда, под уступ, и снова не превратится в дракона.

Хороший план. Что может пойти не так?

– Дракон! – страшным голосом взывал сверху Палбр. – Дракон, возвращайся! Через реку идут прытки! И вырвиглаз! Вырвиглаз! Вид: служебная! Класс: поддержка! Управление: рычажное! На нем кто-то сидит! Илидор, твою кочергу, вернись!

Но дракон не слышал Палбра: он уже спустился до самого низа, здесь все звуки поглощало лязганье машин, голоса воды, руд и драгоценных камней, а еще – шепот Такарона, почти неразличимый в этой части подземий, похожий на едва трепещущее дыхание умирающего.