Текст книги ""Фантастика 2025-3". Компиляция. Книги 1-22 (СИ)"

Автор книги: Марианна Алферова

– Вы что тут делаете? – Возмутилась эльфка.

– Это я тебя хочу спросить, – Йеруш упёр руки в бока. – Ты что тут делаешь с моим костюмом? Ты знаешь, что шлем только что вылетел в трубу?

– Правда? – Сайя уставилась на него сердитыми серыми глазищами. – А я думала, ему просто срочно понадобилось выйти. Странно, ведь мы почти начали с ним ладить.

– Он на крыше! – Йеруш ткнул пальцем вверх, словно Сайя могла позабыть, где у этой башни крыша. – Как ты собираешься его снимать, хотел бы я знать? Что с ним вообще произошло?

Илидор зажмурился и сильно потёр лоб. Несложно представить, сколько времени потребуется двум нелетающим эльфам, чтобы добраться до крыши башни, а если один из них по дороге убьётся, это совершенно точно не ускорит процесс.

– Я достану шлем, – вызвался он, и эльфка посмотрела на него с огромным удивлением. Тихо добавил Йерушу: – Хотя одна кочеряжья мать знает, зачем он нужен твоей пустой голове. Проследи, чтобы Сайя не выходила.

* * *

Густеющие сумерки наливали в реку чернильные кляксы. Крылатая тень взлетела на башню почти неслышно – крылья хлопнули не громче, чем если бы кто-то вытряхивал покрывало.

Илидор зацепился всеми лапами за выступ у трубы. Он видел шлем, вылетевший в дымоход, он мог и вроде как собирался просто взять этот шлем и спуститься, но вместо этого висел наверху башни, тянул к небу голову на длинной гибкой шее, а потоки холодного воздуха гладили тонкие чешуйки на его щеках.

Во все стороны, куда ни посмотри, раскидывалась бесконечность, и сейчас, вися среди неё на макушке башни, Илидор особенно ясно чувствовал, как это легко – взмахнуть посильнее крыльями и улететь. Куда угодно, просто улететь.

Ничто в целом мире ему не мешает взять этот ёрпыльный шлем, забросить его обратно в дымоход с такой силой, чтобы он вылетел из камина, сплющившись в лепёшку, стряхнуть с себя налипшее безвременье, упасть в небо, как в воду, дать ему себя унести, как вода уносит листья.

Из северных подземных нор Илидору пели камни, оттуда звала лава и металл, и золотой дракон слышал их, хотя это было, разумеется, абсолютно невозможно…

Казалось, Илидор провисел на башне ужасно долго, но Сайя удивилась, когда он вернулся. Она прибирала всякие мелочи в кухонной кладовой, а Йеруш очень тихо и недвижимо сидел на лестнице. Кто бы сомневался, что эти эльфы, оставшись наедине, примутся неловко молчать.

– Как быстро! – обрадовалась Сайя, когда появился Илидор, держа под мышкой шлем. – Я боялась, это займёт больше времени… то есть…

Йеруш немедленно перестал изображать наступенчатую статую и тоже втёк в кухню.

– Ты чего так долго?

– Долго? – удивлённо переспросила Сайя, перебирая веточки мяты в коробке. – Ты сам разве бы справился быстрее?

Йеруш дернул головой, словно птица, склевывающая зерно.

– Я-то нет! Но у него же крылья!

Сайя вскинула брови и спросила Илидора, который испепелял взглядом покрасневшего Йеруша:

– Это какая-то шутка, которой я не понимаю?

– Шутка? – Переспросил дракон страшно вредным голосом. – Не похоже. Йеруш Найло всегда серьёзен и кислорож. Он даже спит с этим умным видом, честное слово.

Эльфка пару мгновений морщила лоб, потом сообразила:

– Ты сейчас тоже шутишь. И получается почти смешно, знаешь, могло быть хуже!

– Да и ты не так безнадёжна, как мне казалось, – с достоинством ответил Илидор и вручил ей шлём.

Сайя в досаде хлестнула его по плечу веточкой мяты.

* * *

Странный образ преследовал Йеруша в последние дни – не то сон, не то грёза или видение, необычайно яркое и поразительно настырное. Видение о том, как однажды в его жизни настанет такой важный, такой освобождающий и всё итожащий миг, когда посреди привычных дней трудов и превозмоганий он вдруг откроет совершенно рядовую, ничем не примечательную дверь – а она распахнётся в сияющее лето.

Там будет дорога, убегающая в зелёные холмы и волшебный лес, там будут летать мыльные пузыри и цветные ленты, какие часто бывают на сейдинельских городских праздниках, и на пороге двери, которую распахнёт Йеруш, его будет ждать весёлый бело-рыжий кот с мудрыми глазами. Кот-проводник в сияющее лето, в лёгкость и блаженство, которые однажды непременно наступят.

И Йеруш поймёт в тот миг, что всё, чего он на самом деле хотел всем собой, всем разумом и сердцем, – вот эта самая дверь в беспечное и красочное лето.

И пузыри будут лететь и менять цвета под солнцем, а деревья – шуршать и звать его к себе, обещая рассказать массу удивительных и счастливых историй, и бело-рыжий кот с мудрыми глазами пойдёт на мягких лапах к этому лесу, в лето, оборачиваясь и приглашая Йеруша следовать за собой.

А Йеруш, всё ближе подходя к двери в лето, всё яснее будет понимать, что она слишком мала для него. Он мог выйти в эту дверь раньше, давно, когда был другим, когда был моложе, восторженней и лучше, кажется, но все те годы, когда он ходил по другим дорогам, все годы, когда он не понимал, как открывается дверь, отдаляли его от беспечного и всё итожащего лета.

Такой Йеруш Найло, каким он стал за минувшие годы, не сможет войти в эту дверь. И цветные пузыри будут с беспечной жестокостью пролетать мимо, и волшебному лесу останется нашёптывать свои сказке пустоте, и бело-рыжий кот, как бы призывно ни оглядывался, уйдёт по дороге без него.

Даже в этот миг, просто стоя на балконе комнаты в спальном доме, просто смотря сверху вниз на засыпающую Сварью, Йеруш чувствовал себя безнадёжно неостановимым путником, обречённым на движение. Даже стоя на балконе, он движется вперёд, к бесконечно манящему, определённому для него горизонту, где горит шальная звезда. Этот путь нельзя изменить, невозможно свернуть с него и уж тем более остановиться, даже замедлиться решительно невозможно, – ведь никто не выбирает свою одержимость.

Он услышал, как на пороге балкона возник Илидор – шорох занавески на грани слышимости. И уже по шороху занавески Йеруш понял, что дракон собирается сказать нечто такое, чего ему вовсе не захочется слышать.

Не обернулся, но вцепился в перила так, что пальцы онемели.

Илидор глянул на перила почти с сочувствием. В странствиях, в долгих пеших переходах и постоянной необходимости что-то делать руками и телом Найло изрядно окреп, хотя его по-прежнему можно было спрятать за кочергой.

– Ты уже настроил планов на то, что будет дальше? – начал Илидор насколько мог издалека.

Дракон понимал, что тонкость этого вопроса примерно сравнима с охватом трёхсотлетнего дуба, но Йеруш вроде как немного помягчел плечами.

– Более-менее. У меня много разных планов, каждый дальше прежнего.

И прежде, чем дракон успел вставить словечко, Найло обернулся и затараторил, сжав кулаки, подавшись вперёд:

– Я знаю, ты хочешь убраться отсюда, Илидор, я тоже хочу! Правда. Это так невыносимо – оставаться на месте, просто ждать, когда нужно двигаться, идти дальше, я понимаю, я знаю, я чувствую. Это просто такое дурацкое время, здесь, теперь, перед началом зимы, когда всё застывает и пар идёт изо рта, когда дыхание растворяется в воздухе, это пустое время, ямное, трясинное, ни для чего. Я знаю, мы подзастряли в нём. Но оно вот-вот закончится, это же просто время, которое придётся пережить, ты знаешь, я знаю, да, некоторые времена нужно просто пережить! Даже если кажется, что ты ничего не делаешь, но это время делает тебя, это события происходят тобой…

– Найло! – Илидор повысил голос и поднял ладони. – Послушай меня, подожди, замри на мгновение. Я другое хочу спросить: ты точно хочешь идти дальше?

И точно ли ты хочешь идти дальше со мной.

Йеруш пару мгновений смотрел на Илидора, открыв рот и стремительно белея, потом рывком отвернулся и опять вцепился в балконные перила. Теперь его голос звучал отрывисто и гулко, словно в горло попала драконья чешуйка:

– Конечно, я хочу идти дальше. Я должен. И буду. Лишь это имеет смысл! Лишь то, что дальше горизонта. Что выше головы. Всегда.

Илидор не сразу смог выговорить то, что вертелось у него на языке все эти дни: слова прилипали к нёбу и просили, чтобы их оставили непрозвучавшими, неодушевлёнными, неосмысленными. Безопасными. Несуществующими. Но дракон всё равно спросил:

– А может, ты уже пришёл?

Йеруш чуть качнулся, словно ему влепили подзатыльник, но ответил тут же:

– Не говори ерунды, Илидор. Я ещё даже не начал идти. Я ещё не сделал десятой части того, что стоило бы, и при этом я довольно сильно выбиваюсь из графика. Так что нет, Илидор, нет, нет же! Мне не нужно останавливаться. Напротив, хорошо бы было ускориться, да, как тебе нравится мысль ускориться, дракон?

– По-моему, тебе нужно растрясти мозги, – проворчал Илидор. – Они у тебя в трубочку завернулись от напряжения и опухшей серьёзности.

Йеруш промолчал. Его слегка потряхивало, он поводил плечами так, словно мёрз, и вокруг него почти ощутимо вихрилось ощущение тоскливого одиночества, совершенно-ни-в-чём-не-уверенности. Дракон смотрел, как Йеруш ёршится, словно продрогшая вода, и ощущал очень нехарактерное для себя стремление укутать другое существо в кокон своих крыльев.

– Правда, подумай. Позови уже Сайю, не знаю, покататься на лодочке к утренним торгам. Поплавайте между лодками, посмотрите на кучу ненужных вещей, проведите время без толка и убедитесь, что небо не упало на землю. А потом сплавайте на какой-нибудь тихий островок, посмотрите уже друг на друга, выбросьте наконец из головы эти дурацкие эльфские подёргивания. Дай себе волю, Найло, и пусть она тоже…

– Илидор, не нужно, – Йеруш говорил так, словно каждое слово резало ему язык, как осколок стекла. – Не нужно говорить о том, в чём ты нихрена не понимаешь, дракон.

– Это я-то не понимаю? – поразился Илидор.

– Ты. – Найло стиснул перила так, что они заскрипели. – Ты же просто… скачешь по жизни, как бабочка, выхватываешь из неё что поярче. То встречаешь на пути каких-нибудь людей, то теряешь их опять, несёшься дальше с песнями и воплями, ни к чему не привязываешься, ни в чём не ищешь глубины…

Илидор вскинул брови. Йеруш на него не смотрел, он говорил и говорил, всё быстрее, всё яростнее выплёвывая слова:

– Ты же, дракон, понятия не имеешь, что это такое – встреча двух существ как двух миров. Когда за другим эльфом, ну или человеком, или драконом, когда за ним – целая система смыслов, целей, важностей, система сложная, прицельно выстроенная и давно… давно функционирующая по своим законам и надобностям. Поразительный, могучий, самодостаточный мир. Что будет, если встретятся два таких мира, что будет если они сблизятся и начнут взаимопроникать, а? Нет, не отвечай, это слишком простой вопрос! Это риторический, нахрен, вопрос, Илидор, на него ответит даже очень тупой драконыш! Если два таких мира сблизятся, они врежутся, вторгнутся, вонзятся друг в друга, и тогда случится катастрофа!

Йеруш обернулся к Илидору так резко, что тот едва не шарахнулся. Щёки Найло раскраснелись, в глазах орала буря, кулаки были сжаты, под кожей выступили синие вены – эльфа будто разрывало изнутри что-то неизмеримо более страстное и безумное, чем он сам, и у дракона на загривке встала дыбом несуществующая в человеческой ипостаси чешуя – никогда ему так явственно не казалось, что Найло сейчас на него бросится.

– Катаклизм! – выкрикнул Йеруш, наклонившись вперёд, и впился в лицо Илидора безумными глазами. – Разгром налаженных систем! Крушение циклов, сметание целей, крах выстроенных взаимосвязей, падёж векторов, обнуление законов! Коллапс всего! Может быть, для одного мира коллапс получится побольшим, а для другого поменьшим, но поломается всё, всё-всё-всё, что было выстроено годами ради огромных, гигантских, системообразующих нужностей и важностей! Ни один из двух миров после этого не будет прежним, ни один из них не сможет дальше быть собой, они оба будут сломаны, даже если один посильнее, а другой поменьше! И что, я спрашиваю, дракон, что именно может быть настолько важным, чтобы устроить взаимный катаклизм? Какое желание ты считаешь достаточно мощным, какой каприз настолько неодолимым, чтобы смять, сокрушить, разгромить два мира?

– Найло, ты знаешь слово «преувеличение»? – осторожно спросил дракон.

– Да! – Йеруш снова взвился, как будто ему в зад впилось шило. – Я даже знаю слова «гротеск» и «драматизация», Илидор, только это нихрена не они!

Снова обернулся кругом, только взметнулись взмокшие от пота волосы на лбу и висках. Стиснув перила, Йеруш глубоко, сосредоточенно дышал и ненавидящим взглядом впивался в едва заметные в темноте островерхие контуры крыш. Он старался дышать глубоко и ровно, но уголки его губ всё дёргались книзу, да жалобно кряхтели балконные перила, стиснутые цепкими пальцами.

Внизу спокойно и мирно горели лампы в окнах домов, доносились бодрые людские голоса, откуда-то едва слышно вспевала дудка.

Дракон сложил руки на груди, привалился плечом к стене за спиной Йеруша.

– А по-моему, Найло, ты рисуешь катастрофу в таком месте, где нет ничего, кроме обычнейшего хода вещей. Разве так делают нормальные эльфы, когда между ними воздух начинает искрить?

– И ничего он не искрит! – гаркнул Йеруш.

Илидор закатил глаза.

– Ай, да я же сказал, ты нихрена в этом не понимаешь, дракон! Не понимаешь, что такое целый мир в другом драконе, ну или эльфе, что такое мир самоценный, построенный вокруг одержимости, под завязку полный важных дел, которые нельзя не делать, полный особенных смыслов и вот таких огромных, непрозреваемых важностей! К такому миру вообще нельзя приближаться с другими, со своими важностями и полными делами! Нельзя! С чего ты взял, что можно? С чего ты взял, что я могу подвергать риску чужой мир, полный смыслов, задач и достаточностей? А? Такой шикарный мир нельзя соединить с другим полным миром – его возможно объединить только с пустотой, но нахрена самодостаточному миру пустота?.. Ну скажи, дракон, разве я бы не перегрыз горло тому, кто разломает важные вещи в моих повседневностях?

Илидор покачал головой, хотя Йеруш его не видел, но Йеруш и так знал драконий ответ.

– А можешь себе представить, чтоб я смирненько вздохнул и выбросил свои сломанные смыслы или заменил их чужими? Ты можешь представить, чтобы такое сделала Сайя? Мы не способны предложить друг другу ничего более важного, чем то, что у нас уже есть. Понимаешь меня, дракон? Мы не можем! И мы не смеем даже думать об этом! Нельзя предложить другому меньше того, чем у него уже есть, даже если в какой-то момент этого очень-очень хочется!

Дракон молчал. Йеруш тоже умолк на несколько мгновений. Тяжело дыша, словно давя в себе хохот или крик, он изгибался-наклонялся над перилами, цеплялся за них так, словно вот-вот оторвёт.

– Ты себе представляешь, Илидор, что это такое – жизнь, выстроенная вокруг одержимости? Это сильнее страсти и больше, чем любовь! Да! Это больше, сильнее, могучей, чем любовь, если бы она могла случиться! Ничто другое, никто другой не сможет стать более важным и ценным, потому что свою одержимость мы не выбираем, её нельзя приглушить, Илидор, её нельзя перестать чувствовать, её невозможно отменить или заменить, ничем, никем, никак, никогда! Ведь это не одержимость есть у нас, это мы есть у неё – ну хоть это-то ты должен понимать, ты же дракон!

– Я понимаю.

Наконец Йеруш продышался и выпрямился. Он стоял теперь очень прямо и вроде бы спокойно, плечи расслабились и даже слегка поникли, голова была поднята, словно что-то там, в вышине, могло и хотело отвечать на вопросы Йеруша, в особенности на те, которые не требовали ответа. Голос его теперь тоже звучал спокойно, и, возможно, только Илидор способен был расслышать в глубине его напряжённую дрожь-вибрацию.

– Думаешь, Сайя променяет свою башню на меня? Станет наблюдать, как я занимаюсь гидрологией, как я укрепляю свой мир, пока её собственный зарастает паутиной? По-твоему, это будет достойная замена хотя бы тени её одержимости? Или ты думаешь, я останусь бродить вокруг Сварьи, придумывать тут себе какие-то ерундовые задачи, лишь бы не отходить далеко от Сайи, – думаешь, я променяю свой мир на разглядывание чужого?

Илидор покачал головой. Неодобрительно.

– Ради чего? Ради чего конкретно? – Речь Йеруша снова ускорилась и стала набирать гула. – Страсти, которая пройдёт? Любви – любви к тому, кто перестал быть собой, как только начал быть с тобой? Думаешь, хоть одному из нас будет от этого лучше, чем теперь? Да мы возненавидим друг друга через год! А через два года каждый из нас возненавидит себя, разрушившего чужой мир ради проходящести, ради иллюзорности, ради каприза, который казался неодолимым! Нет, Илидор, нет-нет-нет! Лучшее, что можно сделать с таким роскошным чужим миром – посмотреть, восхититься и руками ничего не трогать, не подходить слишком близко, чтобы не случилось катастрофы! А, да что толку об этом говорить, зачем я говорю об этом с тобой, нет, нет, мне срочно нужно заткнуться, считай, что я уже заткнулся, Илидор! Встреча двух миров, наполненных, достаточных и страстно увлечённых, – это сложнее, чем тисканья с драконицей на дереве бубинга! Между поливом огурцов в теплице и сбором жуков для желе!

– Сколько бесповоротности в твоих рассуждениях, – невозмутимо ответил Илидор. – И вся она лишняя.

– Да неужели! – Йеруш спазматически дёрнул руками и таки оторвал кусок перил.

Посмотрел на зажатую в руке деревяшку, безмолвно спрашивая, какого ёрпыля она тут делает, потом разжал пальцы и деревяшка упала в сад. Йеруш уставился в мрачное небо без звёзд, а мрачное небо уставилось на бешеную бурю в глазах эльфа.

Дракон заговорил, и голос его был мягким, как тряпица для полировки серебра:

– Не обязательно сталкиваться, взаимопроникать и что-то ломать в чужих мирах. Можно быть просто рядом – на расстоянии, никуда не врываться с разгона и ничего не разрушать. – Илидор протянул руку, и кончики его пальцев почти коснулись затылка Йеруша. – Держать дистанцию – просто она будет чуть ближе, чем ты говоришь, и тогда два мира смогут обогащаться друг другом, не сталкиваясь и ничего не круша.

Найло покачал головой, его волосы щекотнули пальцы Илидора, и тот одёрнул руку.

– Зафиксировать себя на безопасном расстоянии? Хотя бы понять, где оно? Это больше, чем я могу, Илидор. Это больше, чем я в силах осмыслить, не говоря уже о том, чтобы вытерпеть правильное расстояние хоть сколько-нибудь долго. И знаешь, я вообще не понимаю, с чего ты затеял этот разговор. Не понимаю, о чём я рассуждал сейчас, у меня ведь и в мыслях не было… Выбрось это всё из головы. Хорошо?

Илидор ещё какое-то время постоял, ожидая нового потока слов, нового витка смыслов, но Йеруш молчал. Молчал и не двигался, стоял изваянием, чуть закинув голову и глядя в тёмное тучливое небо без звёзд. И дракон оставил Йеруша наедине с несказанными словами, с неотпущенными в мир смыслами и пустым тучливым небом, бесшумно и молча отступив с балкона в комнату. Только занавеска колыхнулась.

* * *

Сайе никак не удавалось придать нашлемному стеклу достаточной прочности, чтобы вода на большой глубине не вдавила это самое стекло в лицо Найло. Эльфы исписывали расчётами стопки бумаг, размахивали руками, заляпывались чернилами, невпопад краснели, тратили прорву времени на обсуждение идей, в которых Илидор мало что понимал. Листали книги и свитки, накопившиеся у Сайи за годы учёбы. Допекали странными вопросами немногих оставшихся в Сварье торговцев из дальних краёв.

Но самой жизнеспособной пока была брошенная в сердцах идея Илидора: «Да поставьте вы кучу мелких стёкол вместо одного большого!». Йеруш пока сопротивлялся ей, желая большое стекло и неперекрытый обзор, но время поджимало и ничего более стоящего не придумывалось.

Дни пришли холодные, потому творческие поиски всё чаще проходили в башне, за распитием отваров и поеданием мятного джема целыми банками. Нынче засиделись до сумерек, когда пришёл за своим заказом последний переезжий торговец. Сайя выдала ему магически упрочнённую упряжь для мула, торговец ушел, и вокруг вдруг стало как-то особенно тихо.

Дремала Сварья, засыпал на зиму водный рынок, окончательно передохла докучливая мошкара, замедлились мысли в головах и бурление крови в телах.

Два эльфа и дракон, одуревшие от творческих поисков, играли в смолилки, пили травяные отвары и поедали мятный джем. И у всех было такое чувство, словно в этот вечер затихло и замерло абсолютно всё в мире, кроме них троих. И в груди дракона стало нарастать щемящее, сладко-горькое чувство какой-то окончательности, гармоничности и завершённости – как будто в этом месте, в этом времени обязан был закончиться некий важный отрезок пути. И его собственного, и возможно, пути Йеруша, и, быть может, Сайи, которая тоже бесконечно куда-то шла и бежала, даже оставаясь на месте.

Как будто им не нужно идти дальше, или не нужно идти так и туда, куда они двигались до этого. Как будто пришла пора успокоить разум и чувства, отвести взгляд от горизонта, который не заканчивается нигде, посмотреть на что-нибудь более близкое и определимое.

Дракон с силой потёр уши. Чушь собачья. Никуда он не пришёл. Ему здесь делать не просто нечего – ещё меньше, чем нечего. Все эти дни он словно стоит на одной ноге. Даже не поёт. Откуда вдруг могла возникнуть дурацкая мысль, будто путь золотого дракона может завершиться в подобном месте?

Илидор резко поднялся, едва не опрокинув столик, и вышел из башни, чуть пошатываясь от долгой неподвижности, от сонности, навеянной нагретым камином и сухим воздухом.

Вышел на улицу, подставил лицо колючему ветру. Не сразу понял, что смотрит на север.

Где-то там его путь. Среди подземных нор и песни сна, что отзывается в нагретых лавой камнях. И в дальнем крае на северо-западе, где стоит скрежет зубовный, продрогший и страшный. Там звенит, поёт, трепещет тот путь, на который дракон так упорно не хочет смотреть.

Но всё равно смотрит.

Позади хлопнула дверь, на улицу вышел Йеруш. Кто бы сомневался, что он не выдержит наедине с Сайей дольше нескольких мгновений.

– Я вспомнил одну вещь, – сказал дракон, чуть повысив голос.

Его голос чуть сминала дрожь – быть может, от холода или от волнения, но у Йеруша в этот миг возникла странная уверенность: в голосе Илидора гудит эхо такаронских подземий. И эта мысль полоснула Йеруша такой внезапной, неприятной болезненностью, такой ядовитой ревностью, что ответил он резко и грубо:

– И ты решил устроить вечер очешуительных драконьих воспоминаний?

Илидор лишь чуть повернул к нему голову и ответил тоже непривычно резко:

– Знаешь, Найло, ты меня злишь уже всерьёз. С тех пор, как ты встретил эту эльфку, стал невыносимее прежнего.

– Подумаешь, – Йеруш привалился плечом к стене. – Ты меня тоже постоянно бесишь, я же не жалуюсь.

– Жалуешься.

– Да? Наверное, я просто очень громко думаю. Так что там такого вспомнил?

– Найло.

Илидор развернулся текуче, как жидкая кошка, сделал такой же текучий, невозможно длинный шаг к Йерушу и вдруг впечатался ладонями в стену над его плечами, и Йеруш внутренне сжался: показалось, через мгновение Илидор вопьётся ему в горло.

– Найло, тебе точно нравится злить дракона?

Йеруш вжался затылком в стену, полоснул взглядом, как клинком.

– Нет. Неточно. Но у тебя получится вытерпеть это ещё один раз.

Ещё не договорив последнее слово, он понял, что шутка вышла крайне нековременной: глаза Илидора вспыхнули оранжевым, крылья хлопнули-растопырились, тело вскинулось-подобралось, будто в позвоночнике распрямилась пружина и во все мышцы разом плеснули распирающей мощи, и стена под его ладонями, казалось, затрещала и стала прогибаться.

– Ладно, Илидор, я не имел в виду…

Золотой дракон, вытянув шею, неожиданно чужим, жутким, змейским движением подался к Йерушу, как зверь подаётся к новому запаху, Илидор смотрел на Йеруша как на… нет, нет-нет-нет, вовсе не как на еду, конечно же нет, билась в голове Найло безумная мысль.

До Йеруша наконец стало доходить то, что самый тупой сподручник Донкернаса понимал печёнкой за три-четыре дня: с драконами, как с огнём, долго играть нельзя.

Он вжался в стену ещё сильнее, хотя уже было некуда. В горле Илидора вскипало низкое «Урррр», крылья драконьего плаща хлопнули едва слышно, но звук был похож на удар хлыста Тай Сум. Стоило незамедлительно сказать Илидору что-нибудь умное и примиряющее, но голос и мысли Йеруша отказались ему помогать и куда-то исчезли, и хребет пробирало от жути этих диких золотых глаз напротив, от змейского наклона головы, от горлового урчания на грани слышимости.

Кто бы только мог подумать, что Йеруша когда-нибудь оцепенения перепугает Илидор, ведь это же просто золотой дракон, да, просто дракон, подумаешь…

Каким надо быть недоумком, чтобы хамить дракону⁈

– Я просто пошутил! Я не хотел тебя обижать! – жалко выкрикнул Йеруш и по темнеющим глазам Илидора тут же прочитал, куда ему следует идти.

А потом эти же глаза его ослепили, вспыхнув ярче солнца.

«Не смей!» – хотел крикнуть Йеруш, но не смог: рот не открывался в застывшем времени, а потом время понеслось дальше, выдав Йерушу беззвучную оплеуху. И сразу после этого он получил первую в своей жизни затрещину драконьим хвостом – в шее хрустнуло, из ослепших глаз брызнули слёзы, стена впечаталась в затылок, башня и небо перевернулись и Найло ахнулся наземь, накрывшись ногами. Вкус крови во рту и звон в ушах осознались чуть позже.

Илидор бухнулся в небо, мощно взмахивая крыльями, забросил себя в охлаждающие потоки почти-зимнего воздуха, бешено сияя оранжевыми глазами и вибрируя от низкого, на грани слышимости рычания в горле, а его чешуйки в сумерках казались сизыми. На мгновение повис, озираясь, словно не понимая, как оказался в этом небе, развернулся на север и стал подниматься ещё выше в обложное небо, чтобы вскоре почти пропасть из виду.

– Ну какого хрена ты творишь? – простонал Йеруш и вцепился в свои волосы.

В ушах звенело. Золотой дракон улетел, так и не сказав, о чём же он вспомнил. Наплевав на то, что оставил непрозвучавшими какие-то очень важные слова, и что его превращение могла видеть Сайя или какой-нибудь заблудший рыбак, или кто угодно из жителей Сварьи. Ещё решительнее наплевав на то, что Йеруш Найло вовсе не хотел, чтобы он улетал, и Йеруш уже давно перестал понимать, что он будет делать, если рядом с ним вдруг не станет золотого дракона.

Найло сидел на оглушённой морозцем земле, моргал, тянул себя за взъерошенные пряди, сплёвывал кровь и смотрел Илидору вслед.

Из речки высунулась покрытая тиной коряга, закряхтела, завертелась, озираясь, потом сердито махнула веткой и ушла обратно под воду.

* * *

Жители безымянного пришахтного посёлка праздновали начало зимнего солнцеворота – сегодня начинали отворяться врата для нового года, когда всё начнётся заново. С наступлением темноты в посёлке погас весь свет, потухли в окнах даже отсветы лучин, которые обыкновенно держали у печей. А прямо посреди деревни, на голосистой площадке, сложили огромный, в два человеческих роста костёр.

Зима наконец приходила в южные земли. На месяц позже, чем в прочие, но приходила, и два дня зимнего солнцеворота станут её вратами.

Против обыкновения, Илидору не хотелось сейчас быть среди людей и делить с ними радостное волнение праздника. Илидору хотелось просто смотреть сверху на новорожденное пламя, и пока поселяне добывали трением огонь, чтобы зажечь костёр, дракон уходил всё дальше и выше от затевающегося празднества. Он поднимался по горной тропе к шахте неспешно и почти не останавливаясь. Лишь раз обернулся – посмотреть, как разгорается огромный, дикий и торжественный зимний костёр.

По-хорошему, отсюда тоже пора было улетать, но Илидор еще не решил окончательно, куда именно будет лететь, потому продолжал идти к шахте, полуосознанно напевая себе под нос. Холодный вечер нёс дым огромного костра, чужие песни, чужое празднество и нежданную для дракона вуаль раздумчивой печали. Эта нежданная печаль желала вылиться в мир едва слышным пением.

В мире существовала только одна пара ушей, способная не только услышать сейчас этот напев, но даже, кто бы подумал, разобрать в нём отдельные слова. Не их смысл, который понимали все и всегда, даже думая, будто Илидор поёт без слов, а сами слова, – их дракон, как оказалось, выговаривал на языке, давно не существующем в надземном мире: «заложники несбывшихся пророчеств», «дорожное сродство» и «боль невозвращений».

– То есть ты всё-таки собирался вернуться в Сварью? – спросил за спиной Илидора обладатель единственных в Маллон-Аррае ушей, разобравших слова песни золотого дракона.

Илидор вздрогнул, остановился. Простоял недвижимо несколько стуков сердца и потом спросил, полуобернувшись:

– Ты как меня нашёл?

Йеруш, хрустя гравием, подошёл ещё ближе. Шелестнул бумагами.

– Высчитал вероятное место твоего приземления и пошёл по радиусу. Ловил людей, задавал вопросы.

Илидор проглотил первые несущественные три вопроса («Чего?», «По чему пошёл?», «Какой кочерги?») и задал четвёртый:

– Как ты мог высчитать, куда я прилечу, если я сам этого не знал?

Найло снова шелестнул бумагами.

– Я знал направление. Прикинул скорость полёта с учётом её изменения по мере того, как шило перестаёт колоть тебя под хвост, и суммарное время полёта. Ты быстро остываешь, так что не мог умчаться далеко, и погрешность была небольшой.

Внизу, в поселке, горел огромный костёр, нёс наверх дым, потрескивание и зимнюю неумолимость.

– Надеюсь, ты извёл на расчёты кучу бумаги, – проворчал Илидор, не скрывая досады.

Какой кочерги Йеруш Найло смог просчитать действия дракона, которые для самого дракона были чистым набором случайностей? Какой кочерги этот эльф взялся в том месте, где никак не должен был появиться? И какой кочерги он оставил Сайю и свой костюм, чтобы прийти сюда?

– Мне нужно тебе рассказать кое о чём, – очень ровным голосом проговорил Йеруш. – Ты спрашивал об этом прежде, но я не хотел отвечать. В общем, сейчас тоже не хочу.

Найло умолк.

– Ты шагал за мной несколько дней, чтобы рассказать, как не хочешь со мной говорить, – холодно резюмировал дракон. – Ясно.

– Илидор, ты напрасно пытаешься меня взбесить, я и так достаточно взбешён, – огрызнулся Йеруш. – Просто я подумал, знаешь, да, я подумал, и мне не понравилось – ты ведь долго идёшь за мной и вместе со мной, а я не тот эльф, который будет прыгать и всех обнимать, и тебе, наверное, кажется будто я…

– Мне вовсе не нужно, чтобы ты меня обнимал.

– Илидор! Я уже понял: тебе шлея под хвост попала, а я плохой ужасный Йеруш! Я достал тебя смертельно и всё такое, но просто выслушай меня! Можешь потом развернуться и идти дальше в гору, если тебе так хочется, или под гору, или улететь настолько далеко, и я никогда тебя не найду, даже если очень постараюсь! Просто выслушай меня сначала! Пожалуйста! Я разве так часто тебя о чём-то прошу?