Текст книги "Звезда Ворона (СИ)"

Автор книги: Илья ле Гион

сообщить о нарушении

Текущая страница: 57 (всего у книги 76 страниц)

Зено тут же спрятала руки за спину.

– Не надо ничего пришивать, тетушка. – проговорила та, быстро помотав головой. – И отрезать ничего не надо. Как же я без ручек-то смешивать порошочки буду? Да и другие разные дела… Это же подумать только, сколько я всего не смогу проделывать! Тебе, тетушка, совсем трудно без моих ручек-то будет. У самой, только посмотри, вон какие тяпки отросли. И как ты с ними только управляешься?

Анья попыталась снова стукнуть Зено посохом, но та вновь ловко уклонилась.

– Ой, я тут вспомнила, у меня же еще делишки всякие незаконченные остались! – крикнула Зено, вприпрыжку припустившись к выходу из комнаты. – Делишки-зайчишки у меня!

Весело смеясь она выбежала из комнаты. Феликс подумал было что это все, но тут дверь снова приоткрылась, и просунув растрепанную от беготни светлую голову, Зено напоследок прибавила, показав язык:

– Старая карга!

Анья метнула в нее кусок ржавой цепи, которую одним движением вырвала из своего трона, но Зено уже и след простыл. Только и слышалось за дверью:

– Старая карга – в попе кочерга! Ха-ха-ха-ха!

Несколько секунд Феликс пялился на закрытую дверь, пока за его спиной не раздался другой, незнакомый ему голос:

– Нет-нет, так совсем не приемлемо! Выпрями спину, и положи ложку! Разве ты не видишь, что я еще не взял свою, куда же ты вперед меня потянулась?

Перед Феликсом все еще была та же комната, только чуть больше освещена, и перед кривым троном Аньи находился маленький столик, устланный богатой белой скатертью и заставленный дорогими столовыми приборами. За самим же столом сидела Зено и какой-то напыщенный, накрахмаленный паж. Волосы девочки теперь были коротко подстрижены, а сама она была одета в мужской камзол и брюки.

– А это у нее в крови – хватать все, что только не попадя. – устало проговорила Анья со своего обычного места. – По ее рукам бы ложкой ударить разок, или вилкой тыкнуть – тогда, может быть, и усвоит.

– Так вы толком и не объяснили, что хватать, а что не хватать. – обиженно произнесла Зено, положив ложку на место. – Вот вас за такое объяснение надо бы за нос схватить!

– Разговоры перестать! – паж, задрав нос, укоризненно помотал пальцем перед лицом Зено. – Меня пригласили не для того, чтобы выслушивать жалобы нахальных особ. А теперь делай как сказано.

Феликс с интересом смотрел как Зено послушно выполняет указания пажа. Сначала она училась правильно вести себя за столом, и довольно скоро смогла безошибочно выполнить все, что ей говорили. Феликс даже поразился насколько сильно та изменилась. От мелкой проказницы не осталось и следа, и перед ним предстал сам Зено Дастинес – молодой юноша и слуга Анастериана.

– Совсем не плохо, совсем не плохо. – чванливо похвалил ее паж, когда Зено смогла выполнить все его указания.

– И чего только в тебе нашел этот мальчишка Тенебрис? – проговорила Анья, которая все это время, со скучным лицом наблюдала за обучением Зено. – И ведь даже письмо прислал, и слугу… Откуда, интересно, он о тебе узнал?

Но слова Зено невнятным эхом разнеслись по комнате, сливаясь в многоголосую речь, которую разобрать было невозможно. Стены вдруг стали таять, сползая вниз, словно расплавленный воск. Сотни других голосов ворвались в голову Феликса, и он слышал надрывной плач и душераздирающие крики, шум бушующего пламени, и звон стали. Перед его глазами стали проноситься мимолетные образы, которые, не успев появиться, тут же сменялись другими, будто пейзажи в окне мчавшейся кареты. Феликс видел сражающиеся многотысячные армии, распятых людей на пылающих крестах, и шествующих по морю великанов. Все это поражало воображение, и тут же исчезало, не давая как следует себя рассмотреть. Увидел Феликс и горящее Великое Древо Элун, роняющее на землю возведенные на его кронах дома и города, словно переспелые плоды.

Но продлился этот хоровод образов не долго. Сменяющиеся видения вдруг встали и заполнили все пространство, погрузив Феликса в одну из своих многочисленных картин. Он снова оказался в до боли знакомой безжизненной пустыне, под светом черного солнца, распространяющего бесконечное горе и отчаяние. Но теперь в сердце Феликса закралась надежда, а с ней и трепещущий страх, что в этот раз он сможет отыскать то, к чему так долго шел.

Впереди Феликс увидел высокий горный кряж, и с каждым его шагом черное солнце скрывалось за массивными каменными пиками, которых было ровно семь. Дорога была устлана черными перьями и невозможно чистым золотом, и хоть ветра не было, перья расступались перед ногами Феликса, словно толпа верующих перед святой процессией.

Так он шел к неумолимо приближающейся горе, слушая лишь удары своего беспокойного сердца, но вскоре до его ушей вновь стала доноситься неземная песня, которую когда-то в его сне пела молодая женщина. Добравшись до подножия гор, маленький никс увидел небольшую темную расщелину, к которой и вела тропа из перьев. Вскоре он уже шел по каменному коридору, и со всех сторон его окружали скалистые стены гор. Чьи-то мертвые руки хватали его за ноги, и цеплялись за полы его плаща, но тут же отпускали, не в силах его остановить. Серые пики гор нависли над головой, и на их вершинах Феликс увидел громадные цепи, которые тянулись в центр далекой ложбины, что распростерлась впереди. Именно в нее и спустилось черное солнце, и теперь сияло там небольшой темной точкой.

Феликс не мог сопротивляться непреодолимой силе этого черного сгустка. Он шел вперед, слушая мелодично-протяжную песню, таящую в себе невинность и непорочность, которая с каждым шагом становилась все громче, а вместе с ней сердце маленького никса полнилось цепенящим страхом. Он всей душой желал остановиться, но упрямые ноги не слушались его. В какой-то момент Феликсу все-таки удалось превозмочь свое непослушное тело, и он упал на холодный каменный настил. На секунду он обрадовался, что больше не сможет идти, но тут в ход вступили руки. Медленно, на карачках, он пополз дальше. Горькие слезы потекли из его глаз, и он взмолился Силестии и Господу, чтобы они спасли его от этого ужаса, но никто его не услышал. В этом месте царил лишь вечный мрак. Ползя вперед, краем глаза Феликс увидел пустые каменные троны, что были выдолблены в серых скалах – забытые и покинутые. Толстые цепи вились над его головой, и время от времени подрагивали, будто удерживали что-то живое. Феликс боялся поднять взгляд и посмотреть перед собой, но даже не видя, он чувствовал, что приближается к поистине величайшему и безраздельному злу. Вскоре на его пути попался локон темных волос, и чарующий женский голос, ласково напевающий песню, зазвучал совсем близко. Потеряв, казалось, все свои силы, Феликс в ужасе застыл на месте. Его тело больше не могло двигаться, и его сковал запредельный страх. Не было сил даже чтобы задрожать или закричать, и лишь потоки слез катились из его глаз, падая на мертвый камень. Внезапно он почувствовал, как неведомая сила обвила его шею, и медленно стала запрокидывать голову, чтобы он наконец увидел то, чего больше всего страшился.

Время сжалось и скукожилось, практически остановив свой ход. Взгляд Феликса выхватил еще больше блестящих черных локонов, растянувшихся по земле, и сверкающих серебром звезд. После этого его глаз уловил голую женскую лодыжку и черное одеяние.

Феликс видел, как перед его поднимающимся взором предстает молодая женщина, обессиленно развалившаяся на земле, словно ангел с обломанными крыльями. Капюшон все еще скрывал ее лицо, и она, будто из последних сил, старалась подняться, опираясь на тонкие бледные руки, но у нее ничего не выходило. Она могла лишь приподняться на руках и блаженно наклонить голову, как это мог бы сделать мученик, увидевший спасение. Ее губы двигались, и из них исходила животворная песнь, а из скрытых капюшоном глаз катились золотые слезы.

А тем временем взгляд Феликса все поднимался, и вот он уже увидел трепыхающееся черное крыло, совсем рядом с женщиной, а затем еще одно, и еще. Феликс не мог закрыть глаза, и крик всепоглощающего ужаса потух у него в груди, рассеявшись вместе с надеждой на спасение. Перед его глазами предстало то, к чему он так долго стремился, и что так безжалостно его манило. Это было неисчислимое скопление подрагивающих черных, как сама бездна, крыльев. Они были обвиты толстыми цепями, что тянулись к семи вершинам гор, и от этого клубка крыльев во все стороны шел черный мрак, сулящий гибель всего живого. Плотно обвитый со всех сторон цепями, этот мрачный сгусток походил на клубок пряжи, и черные крылья подрагивали под золотыми звеньями, будто стараясь разорвать их. Один лишь взгляд на это существо обжигало разум Феликса, заставляя его дрожать, а рассудок биться в агонии. Какими-то могучими усилиями маленькому никсу удавалось держаться, но он чувствовал, как постепенно теряет себя в этих бесконечных лабиринтах черных перьев. Он думал, что ужаснее этого больше ничего не будет, но тут он ошибся.

Все так же медленно, крылья начали двигаться прямо внутри цепей, расступаясь и образуя проем. И звук, с которым они двигались, был мучителен и нестерпим, будто скрипело железо и крошились камни. Тогда, в этой черной трещине, переполненной тьмой и горем, вспыхнули два огненных глаза. Они пронзили все существо маленького никса, прожигая своим взором дыру в его душе. Феликс снова горел. Огонь жег его тело и разум, а в шуме пламени слышался свирепый, наполненный предвечной тьмой, голос. Он сливался с агонией, и словно целительная длань, отводил от Феликса боль, обещая освободить его от мук. Он манил и ласкал, обещал свободу и власть, и с каждым его словом боль отходила, а огонь становился все теплее и уютнее.

И тогда боль ушла. В одночасье перед Феликсом предстал не кошмарное злое существо, скованное цепями, а первородный ангел. Это все еще был хаотичный клубок крыльев, но теперь не угольно-черных, а белоснежных и пушистых, как сами облака. От них шел божественный свет и убаюкивающее душу тепло. Все тревожные мысли мигом улетучились, и Феликс погрузился в бесконечное блаженство. Он увидел, как из глубины этого святого пучка крыльев, выбрались неописуемой красоты изящные руки, которые манили его в свои ласковые объятия. Феликс не мог противиться их силе, да и не хотел. Зачем сопротивляться, когда можно просто порвать цепи. Да, порвать цепи! Жалкие, гнетущие цепи, которые удерживают это святое существо! Их нужно порвать! Феликс чувствовал, как могучая сила наполняет его, как золотой огонь проникает в его глаза и рот, и руки наполняются всеразрушительной мощью. Его тело объяло святое пламя, из спины выросли крылья, а над головой вспыхнула огненная корона. Больше не было страха, и лишь одно стремление наполняло его – стремление разрушать!

Рука Феликса уже потянулась к поблескивающим звеньям, как вдруг ложбину наполнили другие голоса. Это были те самые монотонные молитвы безликих монахов, что он когда-то слышал в своих прошлых снах. Одна за одной, фигуры дряхлых священников стали появляться на скалах, вырываясь из камней и земли. Они плотно сжимали руки в молитвенных позах и беспрерывно, в унисон, читали древние молитвы, наполненные великой силой.

И снова боль вернулась в тело Феликса, усилившись в стократ. Огонь пожирал его плоть и обжигал кости. Феликс видел, как крылатый сгусток заметался в своих драгоценных кандалах, словно пойманная птица в клетке, меняя свой цвет с белого на черный. Ощущая лишь непереносимую боль, Феликс чувствовал, как шевелятся его губы, изрыгая древние проклятия на забытом языке в сторону ненавистных монахов. И этому противостоянию, казалось, не будет конца.

Он упал на колени, объятый золотым пламенем и бесконечной злобой ко всему на свете. Он хотел растерзать проклятых монахов, но не мог пошевелиться. И в этой буре звуков и чувств родился новый голос, наполненный чистой целительной силой. Песня женщины вдруг стала сильнее, и над головой у нее вспыхнула холодная белая звезда, превратившись в яркий остроконечный ореол. И песня ее перекрыла молитвы монахов, а боль, которую они принесли, начала стихать. И в этот момент, когда эти две силы стали равны друг другу, Феликс будто очнулся, вновь вернув контроль над своим телом. Крик, что до этого неистово бился в его груди, наконец вырвался наружу, смешавшись с песней и молитвами. Вскочив на ноги, не чувствуя ничего кроме всеобъемлющего страха, Феликс без оглядки пустился бежать. Его глаза застилала тьма, и тени гор сгущались над его головой. Света больше не было, и лишь вдали, словно раскаты грома, раздавались затихающие голоса монахов. Феликс бежал от смерти – в небытие.

***

Сколько прошло времени, прежде чем Феликс проснулся – он не знал. Когда он открыл глаза, небо было серое и затянуто тяжелыми стальными тучами. Голова раскалывалась от боли, а тело дрожало и было мокрое от пота. У него был жар. Повернув голову, он понял, что лежит на движущейся повозке, а рядом сидит Милу с мокрой тряпкой в руках. Заметив, что Феликс открыл глаза, здоровяк встрепенулся, а затем обернулся назад и судорожно проговорил:

– Леди Зено! Он проснулся!

От его возгласа зазвенело в ушах, и боль еще сильнее кольнула Феликсу в голову, словно удар кинжала. Он хотел было попенять Милу за такое шумное приветствие, но не смог выдавить ни одного внятного слова. Язык совсем его не слушался.

Через несколько мгновений на повозку прыгнула Зено, держа в руках маленькую дымящуюся ступку. С другой стороны, верхом на Соли, к ним приблизился Дэй. Феликс почувствовал, как до него дотронулась мягкая женская рука, проверяя лоб.

– Это хорошо, что очнулся. – проговорила Зено, и продолжая разминать что-то в ступке. – По крайней мере теперь можно не бояться, что он проспит до самой своей смерти. Ладно, нужно продолжать сбивать жар. Дай-ка тряпку.

Нечто очень холодное и влажное опустилось на его лоб, и Феликсу сразу стало легче дышать. Он только сейчас понял, как тяжело ему приходилось вдыхать и выдыхать воздух. Легкие словно наполнили жаркими углями и раскаленным пеплом, но сейчас все стало легче. Он увидел, как Зено обматывает его голову тряпками, смазанные какой-то прохладной синей жижей.

– Ладно, с этим закончили. – деловито проговорила она, опустив рукава, которые до этого закатала. – Если будет хуже, то сразу зови меня, барашек. – сказала она, похлопав Милу по кудрявой макушке.

Феликс хотел было поблагодарить ее, но у него снова ничего не получилось. Сон стал накатывать на него новой волной, и он как мог сопротивлялся этому. Феликс боялся засыпать, и мучился от одной только мысли о том, что вновь попадет в то кошмарное место. Он стонал и елозил, пока на его лоб не легла теплая рука Дэя. Страх тут же отступил, словно тени перед светом, и сердце его наполнилось спокойствием.

– Не бойся, мой друг. – проговорил Дэй, все еще следуя на Соли рядом с повозкой. – Можешь спокойно засыпать. Я здесь.

Его слова отдались эхом в голове, и Феликс не смог больше сопротивляться тягучим и обволакивающим объятиям сна.

***

Следующее пробуждение было ночью. Феликс открыл глаза и увидел тусклый свет костра. Все, кто был в отряде, сидел вокруг него, каждый занятый своим делом. Кто-то вел разговоры, где-то негромко звенел точильный камень, прерываясь на недолгие паузы. Хриплый голос Хольфа звучал совсем близко, тот о чем-то беседовал с Синохом, время от времени грубо посмеиваясь. Этот его сиплый смех почему-то приятно успокаивал, и Феликс сам не заметил, как снова уснул. Еще много раз Феликс просыпался и снова засыпал, чувствуя, как изнывающий жар бушует в его теле. Иногда он не понимал, сон это, или явь. Кто-то поил его горькой водой, а иногда он слышал голос Милу, напевающий без слов детские песенки. Время перестало существовать, и его жизнь превратилась в одну нескончаемую полосу невнятных образов, одинаковых снов и болезненных пробуждений. Лишь на восьмой день, как потом узнал Феликс, его жар стал спадать. Случилось это под вечер, когда Феликс в очередной раз открыл глаза, лежа в подрагивающей телеге. На этот раз его мысли уже не так сильно путались, и он чувствовал себя намного лучше прежнего. Жара почти не было, и он даже смог приподняться на руках.

– Куда это ты направился, человечек? – раздался рядом голос Хольфа.

На этот раз повозкой управлял Милу, а за Феликсом присматривали Хольф и Серафиль.

– Я… пить хочу. – сказал Феликс, и тут же подумал, что еще никогда так не радовался своему собственному голосу.

Серафиль тут же протянул ему флягу с водой, которую Феликс вмиг осушил. Силы возвращались к нему с такой быстротой, что маленький никс даже удивился такому резкому выздоровлению, хотя, как ему казалось, в этой жизни ему уже нечему удивляться.

– Ты давай-ка это, ложись обратно. – прохрипел Хольф, выждав, пока Феликс закончит пить. – А то смотрите, встал тут такой, понимаешь. Пить, говорит, ему давайте. Попридержи силы-то, а то чего доброго, опять свалишься.

– Со мной все хорошо. – переведя дыхание после долгого глотка, сказал Феликс.

– А, смотрите кто тут у нас проснулся. – раздался голос Зено, а затем Феликс увидел, как та спрыгнула со своего фургона рядом с Хольфом. – Оклемались, наконец. Честно признаться, вы оказались самым тревожным из всех моих пациентов, которых мне довелось лечить. И самым дорогим. Сколько ингредиентов на вас извела!

– Правда? – Феликс почесал макушку. – А что вообще со мной случилось? Я, если честно, совсем не помню, как заболел.

– Бухнулись вы, господин Феликс. Прямо в обморок бухнулись. – тут уже и Милу к их разговору подключился, посмотрев на него через плечо.

– Ты давай за дорогой смотри, умник. – щелкнула его по носу Зено, а потом снова посмотрела на Феликса. – Слышали? Бухнулись – по-другому и не скажешь. Это произошло в Антэ Иллас, как раз во время сожжения так называемой Полуночной Матери.

Тут Феликс смутно припомнил тот вечер, но воспоминания шли плохо, будто случилось это много лет назад.

– Что тогда точно случилось, никто не знает, но, как видите, пролежали вы с горячкой аж восемь дней. – сказала Зено, посматривая за своими лошадьми, которые продолжали тянуть ее фургон сами по себе. – Этот прохвост Севрус довел нас до выхода, а там уж его дружочки нас сопроводили до границы Алгобсиса. Сейчас мы в четырех днях пути до Придела Скорби.

Феликс слушал ее, уставив пустой взгляд перед собой. Он не хотел сейчас думать о всем том, что с ним случилось за эти несколько дней, но слова Зено о Полуночной Матери невольно заставили его вспомнить бушующий огонь и горящие глаза, которые он увидел в нем. И тут он вспомнил об одной очень важной вещи.

– Где скрижаль?!

– Да туточки она, где же ей еще быть? – проговорил Хольф, кивком указав на сумку, которая лежала под наваленными мешками, на которых спал Феликс.

Секунду подумав, Феликс подтянул сумку к себе и засунул в нее руку. К счастью, скрижаль была цела, да к тому же была еще более теплой, чем обычно.

– А меч ваш у меня, если что. – проговорил Милу, не отрывая взгляда от дороги. – Я, если позволите, наточил его для вас, а то мало ли что, вдруг затупился в последнем сражении, всяко ведь могло случиться. Хотя, господин Эскер сказал, что он еще о-го-го какой острый, но это уж я так, на всякий случай. Он у меня тут, под боком, вы не волнуйтесь, я уж его никому не отдам, ну, из не-наших, разумеется. Наши-то пускай его берут, хотя у них у самих мечи есть, так что он им и не нужен вовсе.

– Иж как разговорился, говорун. – ухмыльнулась Зено. – Ты лучше за дорогой смотри, вон, там уже остальные «наши» к привалу сворачивают.

– Тогда и вам, госпожа Зено, нужно поторопиться, а то ваши-то лошадки не успеют повернуть.

– Ты за моих лошадок не переживай, они и без кучера могут отлично управиться, а вот ты со своими того и гляди нас в яму загонишь.

– Ну уж это мы сейчас быстро поправим. – улыбнулся Дэй, и подъехав к Милу, помог ему выровнять телегу.

– Это все ваша, госпожа Зено, карета нас потеснила. Тут уж как хотите, но сами видите, почти всю дорогу заняла. Вы уж приструните ее, будьте добры. – начал оправдываться Милу.

Пока Зено перелезала обратно на свою карету, со злорадным смехом припугнув на последок Милу снопом красных искр, Феликс смог получше осмотреться вокруг, насколько ему позволяли сгущающиеся сумерки.

Ехали они по бесцветной гористой местности, наполовину усеянной булыжниками, а наполовину засыпанной тяжелым и неподатливым песком. Кое где высовывались сухие стволы кривобоких и обгорелых деревьев, а местами из земли поднимались узкие столбики темного дыма. В темноте можно было разглядеть длинные светящиеся трещины, которые складывались в сложные мистические узоры, в некоторых из которых виднелся переливающийся оранжевый свет, какой обычно бывает у раскаленных углей. Но при этом привычного жара в этих местах не ощущалось, и легкий ветер приятно холодил лицо. Черная звезда все так же светила впереди, и ее длинный луч теперь касался самого края горизонта. Дорога тут тоже была, но уже давно пришедшая в негодность, обросшая ямами и глубокими трещинами, которые приходилось объезжать.

Остановились они у небольшого скопления камней, которые, как понял Феликс, когда-то давно были каким-то красивым белокаменным строением, которое поглотило безжалостное время. Остальные, кто ехал впереди, как и сам Феликс, сильно удивились такому быстрому выздоровлению маленького никса.

– Имею большую радость видеть вас в здравии. – сказал Синох, и Феликс, впервые в жизни увидел на его лице ужасную имитацию улыбки. Вежливый монах душевно обнял его, а затем отошел в сторону. – Мы уже говаривали насчет того, чтобы отвести вас в мою келью, чтобы вас там излечили.

– И я все еще не исключаю этого варианта, так как, по моему мнению, идти напрямик к воротам сейчас дело гиблое. – сказал Эскер, разламывая бревно для костра своим мечом. – Серафиль утверждает, что совсем недавно тут прошло большое войско, если судить по следам, которые те оставили. А куда этому войску идти, как не к воротам? Вряд ли они пошли в Зуриаль, так как до туда есть куда более удобная дорога. Так что можно не сомневаться, что войска, что вышли из Алгобсиса, ушли именно к Приделу Скорби, и не удивлюсь, если к ним присоединились и армии Зуриаля с Ашуром.

– Если нас не хотят пустить через ворота, то и через кельи Раджна не пропустят. – сказал Рольф. – Я уже говорил тебе об этом, и повторю снова. Они не такие дураки, чтобы оставлять лазейки. Более того, я уверен, что солдат там еще больше, чем у Придела.

– Я тоже считаю, что нужно идти напрямик. – сказала Зено, которая только что присела рядом на большой кусок гладкого стеклянного камня, которых в этих местах было в избытке. – Другого пути нет, и времени тоже. Сейчас нельзя медлить, пойдем к воротам, а там уж посмотрим, что к чему. Должны же там быть хоть какие-нибудь горные тропы.

– Тропы, может быть и есть, только толку от них. Если они еще не завалены, то рядом с ними уж наверняка выставили дозор. – угрюмо заметил Эскер.

– Но этот дозор уж всяко состоит не из многотысячного войска, с которым нам пришлось бы сражаться у ворот. Если мы будем осторожны, то сможем пробиться к цели. – сказав это, Зено метнула горсть порошка на дрова, и те тут же вспыхнули теплым пламенем без дыма.

Оставшуюся часть вечера Феликс устало слушал о том, что случилось за то время, пока он лежал в горячке. Оказалось, что на второй день их отряд чуть было не столкнулся с Моргайзой, которая на день задержалась в Алгобсисе, а затем стремительно выехала по их следам с большим отрядом умелых воинов, среди которых были как сталепомазанные паладины, так и Прискорбные Клинки – личная гвардия, служащая Полуночной Матери. Как поведал Серафиль, эти воины были из рода муакирэ, и были безжалостны к своим жертвам, настигая свою цель даже не щадя собственной жизни. Но к счастью Зено вовремя спохватилась и навела свои алхимические мороки, которые сбили врага со следа. Затем им пришлось немного выждать, пока их преследователи промчатся мимо.

– Вы не думаете, что они могут устроить нам засаду, когда поймут, что обогнали нас? – спросил Феликс.

– А то как, конечно думаем, мы же не дураки. – сказал Эскер. – Но у нас есть Серафиль и Рольф, да и колдовские фокусы леди Зено нас отлично выручают. Так что опасаться тут нечего. Я даже думаю, что наши преследователи присоединятся к армиям, что поджидают нас у входа, а для засады отошлют кого-нибудь менее значительного.

Вскоре к разговору подключился и Эн, который до этого молча сидел в стороне.

– Ну а ты нам ничего не хочешь рассказать? – спросил он, уставив свои золотые зрачки на Феликса.

– Что ему рассказывать-то? – нахмурил густые брови Хольф, обгладывая птичью кость. – Свои снотворные видения?

– Я слышал забытые имена, и язык ашулаев, когда ты лежал в беспамятстве. – не обратив внимание на Хольфа, сказал Эн, обращаясь к Феликсу. – Что тебе там виделось?

Дэй тоже подался вперед, и взгляд его теперь был полон задумчивого беспокойства.

– Я… мне кажется, что я видел то великое зло, которое так стремятся освободить зургалы. – сглотнув, проговорил Феликс. Одна только мысль о тех воспоминаниях заставляла его сердце съеживаться в страхе. – Это было нечто совершенно запредельное, и мне страшно даже вспоминать этот сон. – Феликс прикрыл лицо ладонями, и перед его взором предстала бледнокожая женщина в черных одеждах. – Там… кажется, там была еще какая-то странная женщина.

– Снова та женщина, которая тебе снилась раньше? – в голосе Дэя промелькнул страх.

– Не знаю. Наверно. Я не видел ее лица, но она будто была больна, или обессилена. Она все время пела. – в задумчивости проговорил Феликс, стараясь поскорее отвязаться от этой темы. Но реакция Дэя заинтриговала его. – Так ты знаешь кто она?

– Возможно. Я уже думал над этим, и у меня есть всего лишь один вариант, кто это может быть. – Дэй сделал паузу, будто что-то обдумывая. – Да, это может быть лишь она. Ильраэль – поющая мертвым.

– Она как-то связана с тем врагом, который нас так неумолимо преследует? – спросил Феликс.

– Я не могу ответить на твой вопрос ни «да», ни «нет». – со вздохом сказал Дэй. – Связана ли она с Альсинмуном – врагом всего сущего? О да, связана, как никто другой в этом и других мирах, ведь она его единственная дочь. – Дэй снова умолк, погрузившись глубокие раздумья. Но заметив тревожное выражение на лице Феликса, который теперь испытывал еще больший страх, подался чуть вперед и положил свою руку поверх дрожащих ладоней Феликса. – Не все дети идут по стопам родителей. Я много чего забыл о своей прошлой жизни, но доброту Ильраэль помню хорошо. Она была единственная из нашего племени, кто страдал недугом, и кто родился не так как положено сифам, а появилась из святого яйца. С самого рождения она была очень слаба, и не могла свободно ходить. Но то, что убыло в одном, прибыло в другом – и вся сила ее была в чудесном голосе, с которым не могли сравниться никакие наши песнопевцы и стихотворцы. Я до сих пор помню ее голос, и в тот день, когда скрижаль показала нам видение Святых Уделов, я снова услышал ее в живую.

– Так значит она не враг? – с надеждой спросил Феликс.

– Я не знаю. – Дэй убрал руку. – Ильраэль всегда была доброй, даже слишком. Во время Войны Слез она была единственная, кто стремилась померить племена Хасиналя и Иакира. Но в конце концов встала на сторону злого отца, и когда его заточили в небытие, то и она покинула мир вместе с ним.

– Раз она сгинула, то и волноваться о ней больше не стоит. – прервал их разговор Эскер. – Лучше побеспокойтесь о грядущих бедах, и о живых злодеях.

– Если мы не побеспокоимся об этом сейчас, то потом уже будет поздно. – грубо ответил ему Феликс. – Ты не видел того, чего видел я, Эскер. Если это действительно то, что так жаждут освободить зургалы с Моргайзой, то никакие армии нас не спасут от того кошмара, который вырвется наружу. Мир просто захлебнется в отчаянии и страхе. Нашему врагу не нужен меч, чтобы разить нас, мы сами покончим с собой, только бы не терпеть его присутствия!

– Ты, видимо, еще не совсем отошел от своей болезни, мой маленький друг. – уже чуть мягче заметил Эскер. – Лучше отдохни немного. Завтра мы выдвинемся до рассвета, так что поешь, если хочешь, и ложись спать.

Феликс не стал спорить, и сделал как сказал ему Эскер. Он хотел все хорошенько обдумать, но сон могучей волной накатил на него, и он даже не успел опомниться, как тут же уснул.

Впервые за долгое время ему не снилась та утратившая цвет пустыня. Феликс точно не помнил, что ему тогда снилось, но то были обычные, человеческие сны, лишенные мистики и смысла. И проснулся он с куда лучшим настроением, чем засыпал. В наплыве новых сил и воодушевляющих эмоций он даже немного помахал мечом, упросив Ареля побыть его наставником в этом деле.

– Ну и паршиво же у тебя все это выходит, скажу я тебе. – сплюнув, сказал тот, когда они начали сворачиваться. – Никакого азарта. С такой рожей разве что иголки у ежа пересчитывать. Был у меня один такой в команде, он вот с таким же лицом канаты отмерял – водил по ним своим сопливым носом, будто так точнее выйдет. Чуть ли не в рот их запихивал, чертов карась.

– А какое отношение это имеет к умению управляться с мечом? – недовольно пробурчал Феликс, когда они вместе пошли к уже снаряженным для них лошадям. Феликс снова ехал на Соли, которая, по-видимому, была рада его возвращению, и задорно била копытом по серой земле. – Главное ведь не лицо, а сноровка, и как ей правильно распоряжаешься.

– Все с тобой ясно. – безнадежно махнул на него рукой Арель. – Распоряжаться вот с такой вот рожей можно разве что тряпкой у нужника. Сражаться надо не только руками, но и духом! – Арель всплеснул руками, и глубоко вдохнул, будто наслаждаясь местным затхлым воздухом. – Понимаешь? Чем больше азарта, тем крепче рука.

– А где его взять, этот ваш азарт? – спросил Феликс, залезая на Соль и приветливо погладив ее по шее. – Может быть у вас где-нибудь завалялся в карманах, а то мой, похоже, уже давно растерялся на полпути сюда.

– Завалялся, ага. Тоже мне, нашел что спросить. – Арель запрыгнул на телегу, и боком пододвинул уже взявшего в руки вожжи Милу. – А ну, давай назад. – недовольно рыкнул он, и Милу тут же перепрыгнул через перегородку. – Где взять, говоришь? – снова обратился капитан к Феликсу. – Придумай. Тебе что же, все разжевывать надо? Подумай о ком-нибудь, кто тебе дорог. Или о доме. Он ведь у тебя есть? Вот о нем и думай. А вот с такой вот кислой рожей – не, с ней тебя и свои зарубят, если под руку попадешься.

– Господин Феликс, я вот тут сделал вам… – начал было Милу, достав из сумки наполовину наполненную бутыль.