Текст книги "Звезда Ворона (СИ)"

Автор книги: Илья ле Гион

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 76 страниц)

К концу дня уже никто не говорил о прошедших неприятностях. Даже Милу перестал надоедать Феликсу вопросами о том, как все тогда произошло. Похоже, что маленький никс немного возмужал в его глазах, так как смог одолеть сразу двух опытных убийц, хотя, по мнению самого Феликса, ничего такого героического он не совершил. Да и другие наемники, казалось, стали по-другому на него смотреть, хотя из-за масок было точно не ясно, так ли это.

– Господин Феликс. – прошептал Милу, когда они вместе раскладывали палатки на поросшей сырой травой поляне. Эскер решил сегодня не останавливаться в деревне, а разбить лагерь на берегу чистого, не оскверненного ядом озера. Благо, что и мошкары в этих местах было не так много. – А что у старого Хьеффа под маской? И у остальных. Зачем они прячут лица-то?

– Тебя действительно это так волнует? – проговорил Феликс, возясь с тяжелым клапаном палатки, который запутался в кожаных ремешках.

– Преподобный говорит, что те, кто скрывают лица, скрывают и душу от глаз Господа. – все еще шепотом молвил Милу. – Они прячут лица, потому что страшатся своих грехов.

– Очередная чушь от твоего преподобного? – нахмурил лоб Феликс, и остановив борьбу с клапаном, деловито оглядел поляну, уперев руки в бока. Несколько наемников трудилось над костром, укладывая вокруг него мокрые камни и подкапывая землю. Среди них был и Серафиль, который раздувал дымящийся в его руках овечий трут. – Неужели ты думаешь, что от вездесущего глаза Господа спасут какие-то маски? Если бы это было так, то тот, кто влил в твой доверчивый ум эти лживые слова, первым бы надел на лицо такую маску. Да еще и мешок в придачу… Безумная Дочь, да как это открывается? – выругался он, вернувшись к клапану.

– И все же, господин Феликс, что же они скрывают? Не просто ведь так носят-то. Вы только не подумайте ничего, я ведь не со зла все это спрашиваю. Только вот как посмотрю на них, то тут же думаю, а что это у них там, под масками-то ихними. – не унимался Милу.

– Лица, как и у всех нас. – пожал плечами Феликс. – Не самые красивые, конечно, если брать в расчет голос и зубы того же Хьеффа. Не нужно забивать голову этими ерундовыми вопросами, Милу, а если уж так интересно, то спроси об этом самого Хьеффа.

Милу вроде бы как успокоился, но теперь и сам Феликс невольно задался этим же, вполне резонным вопросом. Он и раньше об этом думал, но всегда его что-то отвлекало. Может быть и вправду спросить у Эскера или у кого-то еще. В Стелларии ходили много разных слухов про Железных Масок, и самым распространенным из них был тот, что наемники прячут под масками страшные увечья, которые они получили во время опасных экспедиций. Правда у того же Серафиля маска была совсем маленькая, больше похожая на карнавальную, какие обычно любили надевать на глаза знатные особы, но при этом никаких жутких отметин Феликс на его лице не наблюдал. Он еще долго думал над этим вопросом, и на следующий день его терзали эти мысли, но он решил оставить их на потом. Вдруг окажется, что наемники скрывают какую-то страшную тайну, и она тяжелым грузом прибавиться к тем беспокойным мыслям, которые и так не оставляли голову Феликса. Пусть лучше все остается как есть – таинственным, но не тревожным.

***

– Говорят, когда-то эти леса были совсем другими. – сказал Джако, разговорчивый наемник, в маске, напоминающей паука, ухватившегося своими тонкими лапами за голову. – Почти райским местом, если верить словам местных.

Феликс не так хорошо знал «сошэ» – язык, на котором говорили арнистрийцы – поэтому у него не было возможности как следует проникнуться местными приданиями и традициями. Но рассказ Джако вызвал у него интерес, смешанный с печальной жалостью к людям этих мест.

– Когда живешь в таком оторванном от жизни месте, то невольно начнешь думать о прекрасных землях, пусть даже они никогда и не существовали. – проговорил маленький никс, осторожно ступая по тропинке, и ведя за собой свою лошадь.

– А вот мне совсем не кажется, что это обычные выдумки. – встрял в разговор Эскер. – Ты поймешь это, когда увидишь Зерзуллу. Пусть ее красота давно уже померкла, но в ней еще можно увидеть отголоски былого величия. К тому же, я тоже не раз слышал эту историю, причем не только от арнистрийцев. Когда-то Зерзулла была цветущим королевством, по красоте не уступающая релиморским Великим Садам, и превосходящая Банафрит и бретальские священные рощи. Говорят, что правящая династия вела свой род от самих божьих посланников, а арнистрийцы были их слугами. Тогда они были совсем другими – высокими и красивыми, похожими на грациозных лебедей. Вот, посмотри…

Порывшись в седельной сумке, он вынул драгоценный кулон, который уже не раз демонстрировал старостам местных деревень, а также владельцам постоялых дворов. До этого Феликс не особо обращал на него внимания, но взяв в руки увидел, что выполнен он был очень искусно, и мог посоревноваться в изяществе с работами Эна. В украшенной золотыми завитушками рамке был инкрустирован отшлифованный драгоценный камень, похожий на черный кристалл. Но как только Феликс стал вертеть его в руках, и лучи солнца пронзили его поверхность, цвет кулона поменялся с черного, на небесно-голубой. И в его недрах, словно два застывших во льду цветка, засияли новые самоцветы, похожие на созвездия. И только когда он еще немного повертел кулон, то понял, что маленькие камушки и вправду, словно скопления звезд, образуют фигуры двух женщин. Они были безлики, но их узнаваемые формы давали ясно понять, что это были именно женщины. Их круглые животы соединяла пуповина, а над головами сияли символы солнца и луны.

– Са’эрэ и Арьез. – объяснил Эскер, увидев растерянное лицо Феликса. – Местное двуликое божество, которое воплощает материнство и бесконечный цикл рождения и смерти.

– Постой. – проговорил Феликс, и еще раз взглянул на кулон. – Как ты сказал? Са’эрэ и Арьез? Ты имеешь в виду Серу и Арис – Мать Цветов и Дочь Озер? Это же религия Бреталии.

– Бретальцы переняли ее у морских арнистрийцев. – сказала Анья, которая внимательно слушала их разговор. – В то далекое время в Бреталии процветало многобожие, и шли целые воины между религиозными фанатиками. Тогдашний правитель, Элой Вознесенный, решил объединить всех под эгидой одной единой веры, и с этой целью отправился на юг, через Суммийское море. Он направлялся в Старые Города, так как слышал, что там есть много разных храмов, но по дороге наткнулся на Арно-Очинг, где и увидел как арнистрийцы поклоняются садам и цветам. Ему она пришлась по душе, и он решил оставить ее как единую религию всей Бреталии, дополнив ее любовью к озерам и морским девам.

– Вы очень хорошо разбираетесь в истории, госпожа Анья. – улыбнувшись, проговорил Феликс, возвращая кулон Эскеру. – Может быть тогда вы нам расскажите, что же произошло с этим дивным королевством? Почему прекрасные сады превратились в ядовитые болота?

– Я не могу знать всего, мальчик. Но то, что мне известно, говорит о том, что полубоги, правящие этими землями, покинули цветущие города, после чего Зерзулу поглотила скверна. Арнистрийцы, которым было вверено ухаживать за оставленными садами, не смогли справиться с нахлынувшим злом, и многие покинули эти места. Те же, кто остались, поникли и исказились, как и сама их земля.

– А я слышал другое. – взволнованно вставил Джако, которому, судя по нетерпеливому голосу, хотелось рассказать свою историю. – Когда-то тут жила прекрасная принцесса, красивая, как золотой рассвет. Но она заболела, и ее отец – король этих земель – отправился на поиски лекарства в земли богов. Когда же он нашел то лекарство, то боги потребовали за него плату, и тогда тот отдал все, что у него было. Боги забрали всю красоту этих мест, а душу принцессы запечатали в бессмертный цветок. Король стал нищим, но был рад тому, что смог спасти дочь.

– Какая печальная история, хотя и звучит как очередная байка для пьяных посиделок в таверне. – проговорил Феликс.

– Чем плоха моя история? – обиделся Джако.

– Ничем. – поспешил ответить Феликс. – Она прекрасна, и возможно, что где-то даже есть песня, повествующая об этой прекрасной, как рассвет, принцессе. Но стоит помнить, мой дорогой друг, что в мире много ужасных мест, и люди все время пытаются найти оправдание тем невзгодам, с которыми они сталкиваются, именуя их неким «злом». В моем родном городе таких историй целая куча.

Они еще долго спорили на эту тему, и на их пути встречались множество мелких поселений, в которых находились люди, подтверждающие слова Джако о принцессе. Причем были и такие, кто умудрялся соединить рассказ Аньи и Джако в единое целое, дополнив его своими небылицами. Феликс даже услышал песню, а точнее печальную мелодию, повествующую об утрате и увяданию этого дивного королевства. Маленький никс уверял себя в том, что местным просто нравиться ассоциировать себя с прекрасными созданиями, вроде величественных лебедей, или хотя бы с их морскими собратьями из Арно-Очинг, а поэтому они всячески поддерживают эту легенду.

Спустя несколько дней Эскер вывел их из дремучих джунглей на более широкую дорогу, которая была одной из главных артерий этих опасных земель. На их пути стали все чаще появляться нагруженные повозки и караваны, следующие в обратном направлении, в сторону Ашура. Выйти на главную дорогу Эскер решил потому, что дальше следовать обходными тропами было бы гораздо опаснее. И теперь Феликс ощущал, как Синох то и дело напрягает мускулы, когда около них проезжала очередная, покосившаяся от тяжелого груза телега.

– Что-то много людей едет из Зерзуллы. – задумчиво произнес Эскер, когда рядом с ними проскрипела новая телега, доверху нагруженная вещами. – Видать слухи про беспорядки в тех местах оказались правдивы.

В последнее время они все чаще слышали про то, что в Зерзуллу были введены войска ашурийцев для подавления внезапно вспыхнувших мятежей местных религиозных конфессий. По словам Эскера, такое уже не раз случалось в разное время, и поэтому между правителями Ашура и Зерзуллы существовали военные союзы, которые помогали им поддерживать мир в городах. Но даже Феликсу, далекому от военного дела человеку, было хорошо известно, что во время религиозных стычек люди не бегут такими большими группами, которые они наблюдали за последнее время. Те арнистрийцы, которых они встречали по пути в город, неохотно делились новостями, и старались продолжить свой путь как можно скорее. Из их слов следовало, что мелкие беспорядки в городе переросли в нечто большее, и ашурийцы заполонили все улицы, перекрыли храмы и королевский дворец, а также ввели строгий комендантский час. Поэтому многие арнистрийцы, особенно на фоне смерти ашурийского императора, решили покинуть свои дома и на время перебраться в тихие деревушки, спрятанные в непролазных лесах.

– Скоро мы уже сможем увидеть город. – ободряюще объявил Эскер, когда солнце начало свой поход на запад. Растительность в этих местах была уже не такой пышной, как несколько часов назад, и было видно, что цивилизация в этих местах еще процветает. Дорога была вымощена разноцветной мозаикой, а на пути им все чаще встречались величественные статуи древних правителей, некоторые из которых были наполовину поглощены неуклонно подступающим лесом, и скрыты за цветущими лианами.

– Будет очень замечательно переночевать наконец в мягкой постели, а не на этих соломенных матрасах, изъеденных клопами. – пожаловался Феликс, вспомнив последние дни их путешествия.

– Не сильно и расслабляйся, мой маленький друг. – ухмыльнулся Эскер. – Мы не станем долго задерживаться в Зерзулле. А вот, кстати, и город… Святая Дева-Искупительница!

Феликс стал винить Эскера за столь эмоциональный возглас. Он и сам был поражен открывшимся ему видом. Они только что вышли на возвышенность, от которой дорога резко уходила вниз, открывая вид на большую долину, в центре которой находился высокий каменный город. Но полюбоваться высокими шпилями и монолитными пирамидами не давало огромное черное облако, нависшее над каменными стенами, словно гигантский паук над пойманной бабочкой. Изумрудные обсерватории были затянуты поднявшимся облаком черного пепла, а их золотые, украшенные резьбой телескопы, все еще выглядывали из этой тьмы, пытаясь ухватиться своими замутненными линзами за далекие уголки неведомого космоса. Множество костров пылало в разных частях Зерзуллы, а на улицах, словно трудолюбивые муравьи, сновали множество маленьких закованных в черное железо солдат. Феликс видел, как они выламывали двери домов и волочили за собой перепуганных жителей, словно скот на бойню. Сотни военных машин стояли перед украшенными сложной лепниной и заросшими цветущим мхом крепостными стенами. Огромные элефанты то и дело поднимали свои хоботы, перекрывая трубным воем шум и крики города, а риносы рыли своими рогами почву рядом покрытым кувшинками рвом. Зерзулла горела, и было понятно, что Феликсу еще долго не представится случай поспать на хорошем матрасе.

Глава 15. Звезды под горой

Безжизненная, лишенная цвета пустыня простиралась до самого горизонта, и не было ей конца. Черное солнце все пульсировало, с каждым ударом посылая все новые волны всепоглощающей горечи и обжигающего отчаяния. Феликс ощущал, как эти тяжелые эмоции проходят сквозь него, и каждый раз его сердце на мгновение останавливалось, будто в страхе от того, что эти чувства поселятся в нем навсегда, но они не трогали его, и уносились дальше, словно ветер сквозь осеннюю листву. Какая-то невидимая сила защищала его от этих порывов ужаса и злых мыслей, которые они несли вместе с собой. И все же эта оберегающая сила не могла остановить Феликса от влечения, которое заставляло его следовать вперед, навстречу этой темной звезде, что сияла впереди.

Феликс не чувствовал усталости, но все же ему было грустно брести по этим пустошам в полном одиночестве. Он не понимал, почему он до сих пор не пришел в нужное место, ведь он идет уже целую вечность по этим утратившим цвет землям. Время от времени он замечал черные перья, разбросанные на его пути, будто метки, указывающие на то, что он идет в правильном направлении. Один бархан был похож на другой, и если бы не перья, то складывалось бы ощущение, что он ходит кругами. Временами, глядя на эти перья, он ощущал отголосок горького чувства утраты, словно они должны были напомнить ему о чем-то, но он забыл, о чем именно.

Но в этот раз все было по-другому. Вокруг него все еще простиралась бескрайняя, вызывающая печаль пустыня, но в Феликса закралось предвкушение, словно чувство божественного предвиденья, посетившее праведного монаха. С каждым шагом он ощущал приближение чего-то неведомого, потустороннего и неумолимо влекущего. И это чувство только усилилось, когда он заметил, что на его пути стало куда больше темных перьев. Да и сам песок изменился, приобретя драгоценный золотой оттенок, который был такой манящий, что ни одно ювелирное украшение не могло с ним сравниться по красоте. И вот, преодолев очередную сверкающую золотом дюну, Феликс заметил впереди черное пятно, которое сильно выделялось на фоне этого замогильного блеска. Расстояние было все еще слишком большим, чтобы понять, что именно это было, и поэтому Феликс без раздумий бросился вперед, подгоняемый любопытством и еще другим, пока непонятным ему чувством. Но как бы он быстро не бежал, это черное пятно так и не приблизилось. Казалось, что прошло уже несколько часов, а он все бежал, не чувствуя усталости. Поняв, что так может пройти целая вечность, Феликс остановился, все еще не сводя взгляда со своей желанной цели. Любопытство все еще терзало его, подгоняя вперед, но теперь, когда он остановился, то смог разобраться что это было за второе чувство. Это был страх. Два, казалось, противоположных чувства слились вместе, и стали бороться за право возобладать одно над другим. Ощущая их схватку внутри себя, Феликс не мог двинуться с места, ожидая, когда же закончиться эта яростная борьба. И пока он ждал, то заметил, что черное пятно стало будто ближе к нему. Борьба в его сердце усилилась, но не одно из чувств не уступало другому. Любопытство гнало его вперед, а цепи страха сковывали его и тянули назад. Ему хотелось бежать без оглядки и в тоже время он сгорал от нетерпения.

И в тот момент, когда Феликс уже готов был отдать свое сердце в холодные оковы страха, и ринуться прочь от пугающей тьмы, неумолимо надвигающейся на него впереди, до его ушей долетела мелодия. Это был женский голос, напевающий чарующую песню, слова которой Феликс не мог понять, так как пела она на неизвестном ему языке. Но даже не понимая смысла, Феликс был заворожен ее светлым, наполненным целительной силой голосом. Мелодия была плавной и легкой, и в то же время она была переполнена скорбной утратой. Но эта грусть отличалась от той, что исходила от пульсирующего солнца. Эмоции, которые несла эта песня, были наполнены любовным теплом, а то отчаяние и печаль, исходящие от черного солнца, были пронизаны холодом и мраком. Прекрасная мелодия, словно чистая горная роса, смыла весь грязный страх, и Феликс без колебания направился вперед, навстречу клубящейся тьме. С каждым шагом темное пятно становилось все ближе и ближе, Феликс уже был на достаточном расстоянии, чтобы можно было различить его формы, но все еще не понимал, что перед ним находится. Он видел лишь скопление каких-то темных существ, которые сплетались и расплетались, словно клубок черных змей. С каждым шагом небесная мелодия становилась все сильнее, и было ясно, что она исходит от этого скопления теней. И вот, когда до цели оставалось всего несколько шагов, тьма, наконец, приняла очертания.

Взорвавшись всполохом черных перьев, перед Феликсом появилась гробница, рядом с которой сидела на коленях женщина, прижавшись телом к холодному камню. На ней было длинное черное платье, которое струилось по ее телу, словно вода, а лицо ее скрывал большой капюшон. Из того, что не было скрыто под одеждой, можно было разглядеть лишь голые бледные ступни, белоснежные руки и часть лица, закрытого спадающими из-под капюшона темными волосами. Из всего этого Феликс сделал вывод, что перед ним молодая девушка, так как руки ее были гладкими, а голос прекрасен. Но больше всего его поразили ее волосы, в которых мерцали звездные огни, словно сапфиры, а сами локоны оказались намного длиннее, чем ему привиделось вначале. Волосы спадали на гробницу длинными прядями, и вились вокруг самой женщины, словно длинные корни молодого древа.

Феликс стоял, и завороженно наблюдал, как женщина, прижавшись щекой к гробнице, любовно обнимает ее, напевая свою печальную колыбельную. Под ее ногами сверкало драгоценным светом чистое и первозданное золото, которым была усыпана вся земля. Феликс не хотел ничего говорить, так как боялся, что его голос нарушит прекрасную песню этой женщины. Он почувствовал себя диким зверем, грязным и невежественным, который пришел из дремучего леса к волшебному источнику, где плескалась сказочная нимфа. Но с каждым мгновением, что он проводил рядом с ней, сердце Феликса пронзали новые иглы страха. Где-то в глубине его сознания, которую еще не смогла одурманить небесная мелодия, он понимал, что тут что-то не так. Он не должен стоять рядом с ней, и не должен слушать эту мелодию, потому что таинственная женщина в черном пела не для него. Глядя на нее, Феликс видел, как та продолжала петь, с любовью поглаживая рукой грубую крышку саркофага, и от ее прикосновения шел блестящий след, наполненный космическими пейзажами, но которые быстро угасали, стоило пройти паре секунд. Даже ее движения были наполнены музыкой, еле уловимой, как роса в сумерках рассвета, или звездный свет в застывших водах скрытого в горах озера.

Но страх все продолжал сковывать Феликса, словно удав, медленно обвиваясь вокруг его тела нерушимыми путами. Маленький никс медленно обошел гробницу, пытаясь рассмотреть лицо женщины, но так и не смог ничего увидеть. Волосы закрывали ее черты, а приблизиться ближе или заговорить с ней он не решался. С каждой секундой маленький никс чувствовал, что ему пора уходить, и чем скорее он это сделает, тем лучше. И пока он пятился назад, все еще не в силах оторвать взгляда от поющей женщины, под гробницей, в золотом песке, началось какое-то движение. Там, где только что был драгоценный блеск, теперь копошились, словно могильные черви, сотни мертвых рук. Они рыли песок, и тянулись вверх в отчаянных жестах мольбы и прощения. Некоторые складывали вместе ладони, словно готовясь читать молитву, другие тянулись к женщине, будто пытаясь ухватить ноты ее мелодии, третьи же царапали грубый камень гробницы в жестах нестерпимой агонии.

И только тогда, когда крышка гробницы дернулась, Феликс испытал настоящий, первобытный страх. Не думая ни о чем, он развернулся и побежал дальше, прочь от наполненного ужасами места. И в этот момент черное солнце возросло многократно, протянув к нему свои темные извивающиеся лучи, словно пытаясь помочь ему в побеге и укрыть его от надвигающегося ужаса. Феликс ощутил его обжигающее прикосновение, и еще больший страх охватил его. Он горел. Черное пламя сжигало его плоть, стремясь проникнуть в самую глубь его сердца. Феликс закричал, но не смог узнать своего голоса. Это был звериный вопль, наполненный злом и ненавистью ко всему на свете.

Он стоял выше всех в этом мире, и его черные крылья затмевали все небо. В руках у него горел меч, а над головой пылал огненный пламень. И не было никому прощения и искупления, и лишь всеиспепеляющее пламя тьмы было уделом всего. Да будет так навечно, и до скончания времен!

***

Феликс не мог пошевелиться, он ощущал, как что-то сковало его руки и не желает отпускать. Эти ощущения уже не были такими болезненными как раньше, но он еще не мог унять свой голос, и продолжал бестолково кричать, как тонущий человек, в надежде, что его кто-нибудь услышит и спасет. Эхо той боли, которую он, казалось, испытывал на протяжении целой вечности, не покидало его, и лишь спустя некоторое время он понял, что происходит.

Он лежал под открытым небом, запутанный в спальный мешок. Кто-то выволок его из палатки, и теперь сжимал ему руки, стараясь утихомирить его дергающееся тело. Когда в его голову вернулся разум, и осознание того, что все пережитое им было лишь дурным сном, Феликс понял, что это Дэй схватил оба его запястья, и прижал мертвой хваткой к земле одной лишь своей левой рукой. Посмотрев вниз, Феликс увидел Синоха, который удерживал его ноги, и с куда большим напряжением на лице, чем у Дэя. Было видно, что это стоило ему непростых усилий, хотя Феликс и не понимал почему.

– Что случилось? – задыхаясь проговорил Феликс, и в душе обрадовался тому, что его голос вновь стал прежним.

– Господин Феликс. – послышался рядом с ним испуганный голос Милу. – Господин Феликс, вам приснился злой сон. Вы кричали и брыкались.

– Кричал? Милостивая Дева, но не настолько же, чтобы скрутить несчастного человека как ягненка на бойне? – к Феликсу начала подступать непонятная злоба, которая совсем недавно разливалась в нем бурлящими потоками. – Бога ради, отпустите меня уже! – он рванулся вперед, и Дэй наконец выпустил его руки, которые теперь болели так, словно побывали в железных кандалах.

– Вы имели великую силу в ногах. – проговорил Синох, устало садясь напротив него.

– Тебе снова снилась та пустыня? – спросил Дэй встревоженным голосом.

– Да. – сухо ответил Феликс, который теперь чувствовал стыд за то, что своим криком перебудил половину лагеря. Он стал делать вид, что ищет что-то в карманах куртки, хотя сам старался вспомнить, что именно ему тогда снилось. Воспоминания быстро улетучивались, заменяясь новыми. И когда это он успел рассказать Дэю про свои сны? Видения пустыни уже давно преследовали его, а после того, как Феликса вместе с остальными схватили пикты, эти тревожные сны стали преследовать его каждый день. Всегда в них Феликс просто брел по безликой пустоши, и лишь сегодня столкнулся с чем-то новым.

– Ты помнишь что-нибудь? – спросил Дэй непринужденным тоном. – Из своего сна.

– А почему это тебя так интересует? – поинтересовался Феликс, и не дожидаясь ответа, продолжил: – Вроде бы там была какая-то женщина, которая пела. – закончив притворяться, Феликс поднялся на ноги и стал сворачивать свой мешок, чтобы отнести его обратно в палатку. Уже близился рассвет, и дальше спать ему не хотелось.

– Поющая женщина? – переспросил Дэй. – Она настолько плохо пела, что ты не выдержал?

– Нет, ее пение было прекрасным. – быстро ответил Феликс, не глядя на Дэя.

– Вот как… – проговорил тот, и тихонько ухмыльнулся.

Феликс не хотел продолжать этот разговор, и он поспешил вернуться в палатку, откуда затем направился к центру лагеря, где догорал костер, над которым уже висел котелок с водой. Милу, как обычно, помогал Дагрибу – самому старому из всех наемников, у которого была маска в виде каракатицы – готовить завтрак.

Прошло уже девять дней с того момента, как они, под покровом ночи, покинули окрестности Зерзуллы. Им пришлось изменить маршрут и сделать большой крюк через западные болота, где располагались прибрежные деревушки. Но и там их ожидало разочарование, так как ашурийцы взяли под контроль все портовые поселения. Из-за этого Милу с Арелем не смогли уплыть, и теперь продолжили путь вместе со всеми. Это не нравилось Феликсу, так как он теперь не знал, что делать с мальчиком. Единственным верным решением было взять его с собой, и оставить его в лагере наемников, который, по словам Эскера, располагается рядом с Алгобсисом, а затем, как только они завершат свои дела, забрать его на обратном пути в Ашур. Эскер был уверен, что такие действия ашурийцев не продляться долго, и вскоре они вновь откроют морские пути, но при этом он очень осторожно относился ко всем военным патрулям, и как только его разведчики докладывали об их приближении, то тут же менял маршрут, чтобы избежать столкновения.

– Есть большая вероятность, что они ищут нас. – рассказал он как-то вечером Феликсу. – Поэтому я не хочу понапрасну рисковать.

Теперь их путь был еще больше полон непроходимых мест, и в одном из них они чуть было не потеряли двух лошадей, благо что Хольф с Арелем быстро успели среагировать, и вытянуть несчастных животных из зыбкой трясины. Спустя девять дней пути они практически не продвинулись, так как их маршрут все время вилял, и им подолгу приходилось ждать на одном месте пока не вернутся разведчики. Поселений в этих местах тоже практически не было, и поэтому им приходилось разбивать лагерь на маленьких островках посреди невзрачного и полного смертельных опасностей болота.

– А мне тоже недавно приснился сон, только не такой плохой, как у вас. – веселым тоном произнес Милу, когда Феликс устроился напротив костра. – В нем были волшебные реки, уходящие в небо, и люди в белых одеждах плыли по ним в красивых лодках… А еще были другие, они ждали первых, которые на лодках.

– Видать боги любят дураков больше, чем здравомыслящих людей. – зевая пробубнил себе под нос Феликс, наблюдая за тем, как Милу с улыбкой помешивает бульон из костей и корешков. Маленький никс все еще злился на Милу из-за того, что тот посмел уже два раза его ослушаться, и теперь Феликсу приходится беспокоиться не только за себя, но еще и за мальчика. Но плохое настроение быстро улетучилось, когда Феликс уловит приятный запах бульона, за которым и присматривал Милу. Из-за того, что им приходилось прятаться от ашурийцев, запасы еды стали подходить к концу, и им все чаще приходилось использовать то, что они находили на своем пути. Хорошо, что наемники были подготовлены к таким условиям, и могли распознать съедобные коренья и грибы, а Серафиль, когда подворачивался случай, охотился со своим железным луком на мелкую живность – в основном это были дикие ящеры, а когда они шли вдоль рек, то и большие рыбы.

– Наверное, это было видение райских садов. – снова заговорил Милу. – Прямо как в вашем рассказе про святую табличку, господин Феликс. И скоро мы придем в святые земли, и увидим эти небесные лестницы вживую.

Пока он завороженно говорил о своих несбыточных мечтах, к ним подошел Эскер. Феликс отметил как тот недовольно посмотрел на Милу, и даже его маска не смогла скрыть морщины, которые появились на лбу наемника.

– О, господин Эскер, вы, как посмотрю, тоже уже поднялись. – все также весело сказал Милу, когда наемник подошел к нему чтобы проверить готовность еды.

– Пришлось. – бросил тот, и быстро глянул на Феликса, что заставило последнего залиться краской. – В любом случае нам скоро сниматься, так что спать оставалось недолго. – продолжил он, уже более дружелюбным тоном. – Скоро мы покинем болотные местности, и передвигаться станет легче. В какой-то мере. – быстро прибавил он, заметив оживившегося от таких приятных новостей Феликса.

Слова Эскера не сильно встревожили маленького никса, так как после сырых и дурно пахнущих болот ему было трудно поверить, что в мире есть что-то хуже этих мест. К тому же, на их пути должны встретиться наполненные тайнами города арлекинов, которые он очень хотел увидеть. По заверениям Эскера и рассказам Синоха, эти города не так-то просто было отыскать, и ашурийцы в те места не наведываются, а это значило, что на время можно было забыть про опасность быть схваченными. И все же Феликс не понимал – если ашурийцы ищут небесную табличку, то почему они не схватили их тогда, когда Феликс со всеми были в их столице? Может просто не заметили среди всей этой толпы?

Размышляя над этими вещами, Феликс неожиданно заметил, как Милу внимательно смотрит на него, словно ребенок на ярмарке, который наблюдает за кукольным представлением. Он даже забыл про котел с бульоном, и теперь бесцельно водил ложкой по воздуху, будто помешивая его.

– Что-то случилось, Милу? – поинтересовался Феликс. – Смотришь на меня так, будто в первый раз видишь.

– Н…нет. Просто у вас что-то в волосах. – неуверенно произнес тот. – И они, вроде бы как, поменялись.

Эскер тоже обратил на него свое внимание, а затем, подобрав головешку из костра, поднес ее поближе к лицу Феликса. Солнце еще не до конца встало, и в предрассветных сумерках было трудно что-то разглядеть.

– Это что, пепел? – проговорил он, проведя рукой по волосам Феликса, а затем посмотрев на пальцы. Но на них ничего не оказалось.

Феликс, наполовину раздраженный, а наполовину заинтригованный, достал из-за пояса кинжал, который теперь всегда носил с собой, и посмотрел на свое отражение в замутненном лезвии. Его волосы и вправду теперь выглядели немного иначе. За место его обычной копны соломы, которая за время долгого путешествия должна была отрасти, его волосы теперь были более гладкими и послушными. Они больше не вились во все стороны, и теперь спадали ровными прядями ему на плечи. Феликс даже сначала не узнал свое отражение, но потом успокоил себя тем, что это просто недружелюбный тропический климат повлиял на них. Но вот то, что они поменяли цвет, Феликс никак не мог объяснить. Как бы он не старался, ему не удавалось смыть черную краску, которая теперь еще больше расползлась по его волосам. Теперь уже она не выглядела как угольная пыль, осевшая у самых корней, и нижняя часть его прически была полностью окрашена в черный цвет.