Текст книги "Звезда Ворона (СИ)"

Автор книги: Илья ле Гион

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 76 страниц)

Глава 6. Меч, который никогда не сломается

– Что все это значит?! Какое право вы имеете арестовывать невиновного и законопослушного стелларийца?! – кричал, упираясь ногами, Феликс, когда его вели под руки двое солдат. Остальные сопровождающие стражники шли впереди.

– Приказ капитана. – без лишних слов повторил сержант, не поворачивая головы.

Они уже пять минут шли по ремесленному кварталу, где в будние дни трудились за шерстобитными машинами, ткацкими станками и красильными ямами сотни мастеров. Эль-Хафа славился своей изящной текстильной промышленностью, хотя до Мирры, главного ткацкого города империи, ему было еще далеко. Но сейчас все станки покорно молчали, а вокруг ям для вымачивания шерсти были разбросаны благоухающие лепестки цветов, чтобы перебить неприятный запах щелочи и мокрой кожи, которая после краски еще сушилась на длинных деревянных балках. Как и в остальных районах праздного города, сейчас тут сновали пьяные мужчины и громко смеющиеся женщины, которые развлекали простых работяг тем, что время от времени поднимали свои пышные юбки или демонстрировали свои загорелые формы из-под расшитых цветными нитями блуз. Где-то вдалеке артисты давали шумное представление, которое сопровождалось аплодисментами и восторженными возгласами зрителей.

Феликс ненадолго умолк, стараясь обдумать ситуацию, в которой он внезапно оказался. К великому счастью, схватили только его, и поэтому не нужно было думать о том, как отмазать Алифа. Возможно даже, что тот уже вовсю свою старческую прыть мчится к Хепзибе, чтобы доложить о непредвиденной проблеме. Еще удачей было то, что стражники не стали его сразу обыскивать, и как только арестовали, то тут же повели к Шарифу, поэтому никто из них не знал, что в сумке у Феликса лежит одна из главных реликвий империи. Маленький вор не успел ее передать своему напарнику, и сейчас она тяжким грузом давила ему на плечи. Феликсу даже стало казаться, что тяжелые мысли скапливались не у него в голове, а откладывались в сумку с реликвией, и с каждым шагом она становилась все тяжелее и тяжелее. Но сейчас выбор был невелик, и Феликсу нужно было срочным образом избавиться от этой обременительной ноши, а иначе, когда его приведут к капитану стражи, то ему останется жить всего несколько минут, ведь прозорливый старик обязательно решит проверить его сумки!

– Желание вашего капитана, кем бы он там ни был, это не повод арестовывать неповинных людей! – закричал Феликс, стараясь чтобы его услышало как можно больше народу. Его усилия возымели нужный эффект, и вот уже десятки веселых лиц, которые еще не поняли, что происходит, были направленны в их сторону. – Люди добрые, смотрите, арестовали невинного релиморца! И это правосудие?! Сколько же Небесный Судья осушил кувшинов с вином, чтобы дозволить каким-то негодяям в этот святой праздник арестовывать Его слугу?! Откройте же глаза, вы разве не видите, что я послушник церкви! – он извернулся в цепких объятиях стражников, и сумел скинуть с головы капюшон с петушиным гребешком, демонстрирую свою монашескую прическу.

– Всем успокоиться! – прикрикнул сержант, когда с разных сторон стали доноситься недовольные возгласы. – Это преступник, которого было велено немедленно доставить Шарифу!

Но толпа не желала его слушать. Со всех сторон начали доноситься пьяные выкрики и оскорбления в сторону стражников, посмевших схватить монаха. Несколько особо смелых человек бросили в стражников яблочными огрызками и фруктовыми косточками. А Феликс все не унимался, раззадоривая пьяную толпу.

– Вас проклянут Владыки! – кричал он, вертя головой, чтобы его голос достиг каждого уголка ремесленного квартала. – Вы слышите меня?! Владыки! Это же надо, арестовали прямо у порога святой обители, когда я раздавал беднякам праздничное вино! Это так вы чтите святые традиции?! Отнимаете последние крохи радости у страждущих жителей города и колотите доброго слугу прямо на пороге Божьего храма!

Его слова еще сильнее усилили недовольство толпы людей, разгневанных таким богохульным поступком стражников. Общий гам и оскорбления заглушили даже звуки музыки, которые доносились из соседнего квартала. Люди стали обступать стражников, а количество бросаемых в них объедков значительно увеличилось. Точкой кипения стала выходка одного из пьяных работяг:

– Вот вам святое вино, подавитесь, гнусные шакалы! – проревел он, выливая на стражников, которые держали Феликса, чан с нечистотами.

Те не смогли стерпеть такого оскорбительного жеста, и выпустив Феликса, ринулись хватать пьяного негодяя, перехватывая ножны, на манер дубинок. Не раздумывая, Феликс рванулся вперед, пытаясь затеряться в толпе, но тут же почувствовал, как кто-то схватил его за одежду, и тащит назад. Обернувшись, он увидел сержанта, который, с красным от гнева лицом, пытается задержать ускользающую добычу.

– Хватайте Лихта, идиоты! – кричал он, сдерживая Феликса и закрываясь от летящих в него помоев.

Вместе со стражником, Феликса стали тянуть и горожане, но уже в другую сторону, пытаясь освободить его от цепкой руки сержанта. Увидев, как другие стражники стали вынимать из ножен мечи, Феликс понял, что его побег не удался, и пьяная толпа вот-вот отступит, не желая отдавать свои жизни, пусть даже и за невинного священника. Сделав еще один рывок, Феликс споткнулся и упал на груду дурно пахнущей кожи, которая была приготовлена к покраске. Быстро сняв с себя сумку со скрижалью, он засунул ее под эту кучу, и поплотнее накрыл ее сверху тяжелыми лоскутами материи.

– Всем отойти! – взревел сержант, размахивая мечом, когда Феликса оттащили и подняли на ноги облитые грязной водой стражники. Похоже, никто не заметил, как Феликс спрятал сумку. – Клянусь всеми богами, еще один шаг, и я вам руки пообрубаю!

Толпа, недовольно ворча и проклиная стражников, стала расходиться по сторонам, возвращаясь к своим праздничным делам и кутежу. Через минуту все стало как прежде, и лишь испачканная улица и источающие вонь стражники свидетельствовали о том, что тут произошла небольшая потасовка.

– Завяжите ему рот. – приказал сержант, вытирая забрызганное ягодным соком лицо висевшей на балках сохнущей тканью. Он грозно посмотрел на Феликса. – Когда Шариф допросит тебя, я лично отрежу твой лживый язык, никс! Идем!

С завязанным ртом Феликсу пришлось прошагать несколько длинных улиц. Празднующие горожане весело оглядывались на то, как несколько грязных стражников ведут под руки одетого в костюм петуха священника. Некоторые все же недовольно хмурили брови, видать история о случившимся в ремесленном квартале уже успела опередить грузную походку стражников. Несколько раз его конвоиры сворачивали в менее людные переулки, не желая провоцировать новые конфликты. Через двадцать минут они, наконец, добрались до главных казарм стражи, под которыми находились тюрьмы. Это было длинное трехэтажное здание, которое растянулось на несколько улиц, и походило на брошенный с неба красный кирпич. В тонких бойницах мелькали зажженные факелы, а на крыше плавно передвигались туда-сюда темные силуэты дозорных, с копьями наперевес. Само здание было окружено высокой крепостной стеной, в три человеческих роста, на которой так же были расположены посты с охраной.

– Капитан еще не ушел? – спросил сержант у стражника, который стоял на посту рядом с тяжелыми железными воротами.

– Нет. – ответил тот, с непониманием рассматривая запачканную форму своих товарищей и переводя взгляд на Феликса. – Что, еще один пьяный олух? Это уже пятнадцатый на сегодня. А зачем вы ему рот завязали?

Но сержант ничего ему не ответил, и жестом приказал своим подопечным следовать за ним. Феликса то и дело больно тыкали в спину бронзовыми навершиями мечей, вымещая на маленьком воре свою праведную злобу за устроенный им переполох и клевету. Когда они вошли внутрь казарм, сержант сделал жест, приказывая всем остановиться, и подошел к столу, за которым сидел взлохмаченный писарь.

– Где сейчас капитан Шариф? Он просил привести ему этого скользкого ублюдка Лихта. – проговорил стражник, кивком указывая на Феликса.

Писарь неохотно оторвался от своих записей, и несколько секунд молча смотрел на стражников, словно человек, который находится на границе между сном и явью, после внезапного пробуждения. Сообразив, что перед ним реальные люди, писарь устало ткнул пером в пол.

– Спустился в темницы. – безучастно ответил он, и снова принялся за свои записи.

– Отлично. – проговорил сержант, разворачиваясь на каблуках и обращаясь, скорее, к самому себе. – Сразу в темницы, значит…

Феликса повели к узкому проходу, рядом с которым стояли двое дозорных. Стены казарм были построены из красного камня, а маленькие проходы и тусклое освещение делало внутренне убранство здания крайне неуютным. Складывалось ощущение, что находишься в сточной канаве, а дурно пахнущие стражники, которые сопровождали Феликса, еще сильнее усиливали это неприятное впечатление. Спустившись по винтовой лестнице, Феликс почувствовал, как резко изменился воздух в помещении. В темницах он был более холодным и влажным, заставляющий кожу покрываться мурашками. На стенах висело еще меньше факелов, а вонь, исходившая от облитых помоями стражников, смешалась с таким же запахом, который источали влажные тени за железными решетками тюремных камер.

Феликса провели вдоль пустых темниц в противоположный конец зала, где находилась деревянная дверь. Постучав в нее, они услышали недовольный голос Шарифа:

– Да, входи, кто там еще?!

Войдя в комнату, Феликса грубо толкнули в центр помещения, где располагался широкий железный стол с восседающим за ним капитаном стражи. Сама комната была заставлена полками с картотекой и подставками для оружия, на которых покоились наточенные мечи и копья, а рядом стояли кувшины с маслом для смазки железа. Несколько тюремщиков сидели за круглым столом, на котором стояла полуистлевшая свеча, и играли в карты, а валютой для ставок у них служили ягоды винограда. Играть на деньги в присутствии Шарифа было бы так же глупо, как плюнуть в лицо императору. Заметив вошедших, капитан смерил их взглядом, а затем лукаво улыбнулся.

– А-а, вот и ты, хитрый негодяй. – проговорил он, поднимаясь со своего места. – Маленький сын шлюхи. – заметив, что у Феликса связаны руки и рот, он хмуро посмотрел на сержанта. – Почему он связан? – озадаченно спросил он, и заметив грязный вид своих подчиненных, уже более злобным тоном добавил: – А с вами что такое, помойные оборванцы? Выглядите как навозные жуки! Ваши матери что, вас в загоне со свиньями рожали?!

– Это все вот этот. – обиженно проговорил сержант, тыкая в Феликса пальцем, словно пристыженный ребенок. – Оболгал нас и спровоцировал толпу.

– Оболгал, значит… – повторил Шариф, переводя хитрый взгляд на Феликса и поглаживая свои усы. Пару мгновений он смотрел на маленького вора с какими-то высокомерным восторгом, какой обычно бывает у людей, наблюдающих за жонглерами, и думающих, что у них выйдет не хуже. Затем он перевел взгляд на стражников, и его лицо вновь исказилось в злой гримасе. – А ну пошли вон отсюда, клопы помойные! И чтобы через пол часа вы стояли передо мной в чистом виде, как панталоны шлюхи-Силестии! А иначе вы до конца жизни будете у меня работать на навозных кучах!

С поникшими головами и злыми взглядами стражники вышли из комнаты, и было слышно, как они негромко переговариваются между собой, параллельно ругая горожан и самого Феликса не менее злыми словами, чем самые бывалые моряки.

– А ты, – Шариф сделал шаг в направлении Феликса, и одним движением сорвал с его рта кляп, – садись и заткнись. – он кивком указал на низкий деревянный табурет рядом со своим местом. – Сейчас мы будем разбираться.

Все еще со связанными руками, Феликс уселся на неудобный стул, и положил ногу на ногу, стараясь придать себе невозмутимый вид. Проходя мимо, Шариф грубо пихнул его ногой, без слов дав понять, что не потерпит таких кривляний в своем присутствии.

– Повыделывайся мне тут еще, шлюхино отродье. – зло пробормотал он, садясь за стол. Тюремщики злорадно засмеялись у себя в углу, глядя как Феликс понуро принял более кроткую позу.

– Господин Шариф, я безусловно понимаю, что такой уважаемый и честный человек как вы… – начал было Феликс, но его прервал мощный удар кулака по столу.

– Я же сказал тебе заткнуться! – проревел капитан. Резко встав, он вышел из-за стола, и навис над Феликсом. – Ты думаешь я идиот? Считаешь, что у меня нет своих людей в городе, чтобы следить за такими хитрыми ублюдками как ты? Думаешь, что обвел меня вокруг пальца, да? – его украшенный перстнями кулак врезался прямо в живот маленького вора, выбив из груди Феликса весь воздух. Согнувшись от боли, маленький вор рухнул на пол. – Сначала эта библиотечная свинья, теперь ты. – продолжал капитан. – Неужели вы думали, что я не замечу пропажи? И с каких это пор, ты переключился на обычный товар, Лихт? Да, я помню кто ты такой, чертов книжный ублюдок!

– Не… не понимаю… о… чем вы… говорите… – пропыхтел Феликс.

Еще один удар, на этот раз ногой, заставил Феликса вновь потерять весь воздух, которые его легкие с таким трудом смогли накопить за последние несколько секунд.

– Все ты знаешь, хитрая блоха! – проревел капитан. – Восемь повозок с товаром! Пять с вином! Ты думаешь, раз я старый, то и считать разучился?!

– Клянусь всеми богами… не понимаю… в чем я провинился… – проговорил Феликс, корчась от боли.

Шариф опустился на корточки, и схватив Феликса за волосы, оттянул его голову назад, чтобы взглянуть в его наполненные слезами глаза.

– Вы всегда говорите одно и то же, жалкие черви. Даже если сам Небесный Судья спустится, и укажет на ваши грехи, вы, словно помойные крысы, будете пищать о своей чистоте и невинности. – с застывшим на лице призрением, он отпустил Феликса, и принялся снимать с его плеч оставшиеся сумки. – Раз ты сам не хочешь сознаваться, то я тебе напомню. Неделю назад тебе было поручено составить торговую опись, и ты, чертов ублюдок, утаил товар, который потом, вместе той жирной книжной свиньей, вывез из города. – прорычал Шариф, небрежно вытряхивая на свой стол содержимое сумок.

– Клянусь кровью всех святых мучеников, я скопировал все буквы, как они были написаны в приемных листах. У меня даже и в мысли не было вас обманывать. – прохрипел Феликс севшим голосом. – Вы же сами проверяли записи.

– Тогда как ты объяснишь вот это! – воскликнул капитан, и порывшись в ящике стола достал кипу пергаментов. Подойдя к Феликсу, он сунул под нос маленького никса несколько желтых листов.

Какое-то время Феликс молча рассматривал документы, исписанные его косым тонким почерком, но точно не рукой Феликса. Маленький вор в точности помнил какие наименования товаров были указаны в описи, и тут их явно не было. Словно черная грозовая туча, в его груди заклокотала ненависть и праведная ярость. Этот чертов писарь, которого в ту ночь привели стражники, и который помогал искать вещи Феликса, подделал его почерк! Жирный ублюдок подставил его!

– Это не я! – возмущенно и со слезами ярости на глазах проревел Феликс.

Услышав его, капитан злорадно рассмеялся, откинув голову назад.

– Что, малявка, больше нечего сказать перед открывшейся правдой? А, нечего? – с этими словами он несколько раз хлестнул по щекам Феликса пергаментными листами, словно провинившегося пса, который порвал развешенное на веревках чистое белье. – А еще несколько писарей видели, как ты спускался в библиотечные архивы и о чем-то шептался с тамошними книжными крысами. Или тоже скажешь, что это не ты? А? Отвечай, мерзавец!

– Это тот толстый писарь, я уверен! Это он подделал мой почерк! Спросите его! – начал оправдываться Феликс.

– О-о, я непременно спрошу, когда люди Джину схватят его за поросячий хвост. – со смешком проговорил Шариф, возвращаясь на место. – Уверен, что этот боров сбежал в Меридиан. Или может быть ты мне скажешь, где твой ублюдочный дружок прячется?

– Да не знаю я! – возмутился Феликс. – Сами подумайте, если бы я был повинен в этом преступлении, то стал бы оставаться в городе?

– Может ты решил, что я такой старый олух, что не разгадаю твой идиотский план. – пробормотал себе под нос Шариф, с хмурым видом разглядывая вываленные на стол вещи Феликса. – Ловко ты тогда придумал со своими шмотками-то, будто их украли. И долго вы этот план придумывали?

– Это все сплошное недоразумение. – совладав с бушующей яростью от несправедливого обвинения и наглого обмана, проговорил Феликс. – Уверен, что найдутся свидетели моей невиновности. Точно! Спросите госпожу Хепзибу, она…

– Заткнись! – рявкнул Шариф, снова ударив кулаком о стол. – Твое счастье, что на старости лет я стал мягок сердцем, а иначе твоя голова уже давно бы висела на пиках крепостной стены! – пригрозил он, тыча в Феликса его же отмычкой, которую до этого рассматривал. – А так, – он устало выкинул отмычку в груду остальных вещей, – просто будешь корячится в Древесных шахтах, пока не отработаешь весь украденный товар. В двойном размере, разумеется. За себя, и за эту жирную библиотечную моль, с которой вы все это придумали. – сказав это, он кинул взгляд на тюремщиков. – Эй, вы, там, заберите это непотребство, чтоб ему пусто было.

– Это все большое недоразумение, господин Шариф! – вновь стал оправдываться Феликс, когда двое мускулистых тюремщиков под локти повели его к выходу. – В этот раз я и вправду не причем! Спросите Хепзибу аль Нафрит!

Шариф ничто не ответил, а лишь с полным презрения и недобрых теней взглядом, какой обычно бывает у любящих свою работу палачей, смотрел на извивающегося пленника, которого уводили из комнаты.

– Стойте. – проговорил Шариф, когда тюремные охранники были уже в шаге от дверей.

У Феликса чаще забилось сердце. Неужели старик решил поверить ему, и сейчас спокойно выслушает его просьбы? Он видел, как капитан встал со своего места, и медленно подошел к Феликсу.

– Совсем забыл, что ты та еще мышь. – проговорил он, обшаривая его одежды. – Небось еще где-то своих проклятых отмычек попрятал. А ну, помогите мне его обыскать, и вытаскивайте все, что можно просунуть в замочную скважину. Отрежьте его стручок, если понадобиться, но не оставляйте ничего, чем можно вскрыть замок.

Феликс с грустью наблюдал, как из его карманов вынимают все содержимое, срезают все ремешки с металлическими бляшками и срывают с костюма перья с деревянными пуговицами. Досталось даже башмакам, у которых были кожаные ремешки с металлическими спицами, и которые бесцеремонно отрезали острым кинжалом. Убедившись, что все подозрительные предметы были изъяты, тюремщики выволокли Феликса из кабинета.

Когда за ними закрылись двери, надзиратели поволокли его вдоль темных, пропахших мокрой плесенью тюремных камер. Некоторые тюремные помещения были каменными, и в них вели массивные деревянные двери с маленькими решетчатыми оконцами, другие же, более просторные, походили на обычные звериные клетки. В тех темницах, где сидели заключенные, слабо горели факелы, которые больше наводили тоску и холод, чем давали тепла. Побитые, заспанные и просто жалкие лица сопровождали безжизненными взглядами странного заключенного, одетого в растрепанный карнавальный костюм, который, как и все остальные преступники, пытался убедить тюремщиков в своей невиновности. Пропетляв по лабиринтам подземной тюрьмы, они остановились около одного из особо дурно пахнущих уголков.

– Давай его вон к тому. – предложил один из его конвоиров, указав на камеру, в которой сидел на лавочке грозного вида детина. Судя по виду, тот мог сложить Феликса, словно пергаментный лист, и подложить его под свой грузный зад, чтобы не так холодно было сидеть на каменной скамье.

– Господа, господа. – запротестовал Феликс. – Давайте же будем благоразумны. Я не хочу обременять людей, и лишать их положенной небесами свободы. Вы же видите, что нам тут будет тесно…

– А давайте лучше вы заткнетесь. – съязвил, один из тюремщиков, открывая клетку. – Господа…

Он сильно толкнул Феликса в спину, и тот, не ожидая такого отношения, споткнулся, и чуть было не налетел на здоровяка, который, по-видимому, крепко спал, опустив свое лицо вниз. Заметив, что пришли тюремщики, заключенные из других камер стали что-то громко требовать, перебивая и толкая друг друга, от чего их наперебой звучащие голоса стали похожи на крики чаек, борющихся за кусок выброшенного хлеба.

– А ну замолкли, чертово отребье! – рявкнул надзиратель. – Еду получите после праздника! Все повара сейчас спят. И не сказав больше ни слова, они направились обратно, время от времени стукая своими деревянными дубинками по прутьям камер, отгоняя тем самым особо наглых и безумных преступников, которые высовывали свои руки, чтобы ухватиться за большую связку ключей, гремевших на поясе у тюремщика.

После их ухода какое-то время заключенные все еще недовольно переговаривались друг с другом, обзывая охранников, а затем разошлись по темным уголкам своих камер. Феликс же осторожно посмотрел на своего большого соседа, а затем отошел в другой конец темницы, усевшись на одну из вделанных прямо в стену каменных кроватей. Сейчас у него не было другого выхода, кроме как сидеть и ждать, пока Хепзиба не освободит его. Феликс был уверен, что эта знатная дама не оставит его в беде, правда ждать этого освобождения, по-видимому, придется не скоро. Ну, или как минимум, дождаться, пока его отведут в Древесные шахты, а уж оттуда сбежать по тайным проходам, которыми Феликс уже однажды пользовался. Он и сейчас спокойно бы вышел, но прозорливые тюремщики забрали у него все предметы, которыми можно было бы вскрыть замок.

Раздумывая над своей тяжкой судьбой, Феликс услышал странный звук, похожий на бульканье, которое обычно издают невежи за столом, когда им подают супы или другие жидкие блюда.

– Ну нет, опять! – раздался раздраженный голос из другой камеры. – Сколько можно! Охрана! Чертовы псы, да услышьте же нас наконец! Хватит издеваться, мы тут спать хотим! Эй, ты, монах, пни этого идиота хорошенько, чтобы заткнулся!

Феликс ошарашенно посмотрел по сторонам, и только сейчас понял, что они имеют в виду его.

– Что значит «пни»? – пробубнил он, хмуря брови. – Кого?

– Кого-кого, а то сам не видишь? Вот этого поросенка, что рядом с тобой сидит! – ответил худощавый пират, если судить по татуировкам и загорелому виду. – А то клянусь Рогатой Матерью, когда выберемся я с него скальп сниму!

Феликс испуганно перевел взгляд со своего собеседника на здоровяка. Со стороны пирата было верхом самомнения утверждать, что он сможет хоть каким-то образом повредить эту груду мышц и жира. Судя по габаритам, громила мог просто дунуть на зазнавшегося моряка, и все его кости разлетятся по ветру, словно лепестки одуванчика.

– Ну чего сидишь? – продолжил пират. – Пихни локтем, хотя бы.

– Да вы с ума сошли! – возмущенно проговорил Феликс. – Он же меня убьет!

Из соседней камеры донесся дружный смех, словно Феликс рассказал какую-то очень смешную шутку.

– Этот-то? Да он даже мух боится, не то что людей. – проговорил еще один грозного вида заключенный с лохматой бородой.

Феликс снова посмотрел на своего соседа, и до него только сейчас дошло, что этот здоровяк плачет. Спрятав свое лицо в широких ладонях, он лил слезы, содрогаясь всем телом, словно слишком впечатлительный ребенок, которому пьяный священник пригрозил вечными муками в аду.

– Видишь? – проговорил пират. – Ничего он тебе не сделает.

Поджав губу, Феликс осторожно пододвинулся поближе к своему плачущему соседу. В тусклом свете факела он увидел, что вокруг толстяка разбросаны объедки и мелкие камешки. Несколько косточек и тыквенных семечек были и на его одежде. Похоже, другие заключенные кидали в него вещи, чтобы тот перестал плакать.

– Э-э… извините. – пробормотал Феликс. – У вас что-то болит? Может быть позвать целителя?

Поняв, что его слова не возымели никакого эффекта, Феликс осторожно дотронулся до плеча своего сокамерника, и тут же чуть не свалился со своего места. Здоровяк, по-видимому до этого не подозревавший о его присутствии, резко вздрогнул от неожиданного прикосновения, и отпрянул на самый край скамейки, испуганно прижимая могучие руки к груди и тяжело дыша, словно от продолжительного бега.

– Святая Дочь Роз, ну не надо же меня так пугать. – выдохнул Феликс, хватаясь за сердце. – Вы меня чуть не…

Он остановился на полуслове, бестолково уставившись на лицо своего соседа. Оказалось, что перед ним сидел совсем еще ребенок. На его круглом лице еще даже не было первых мужских волос, а пухлые щеки и голубые добрые глаза, которые сейчас были наполнены страхом и слезами, делали его похожим на большого младенца. Молодости ему добавляли и короткие кудрявые волосы, которые напоминали светлую шерсть молодого барашка. Ему нельзя было дать больше тринадцати лет, а может даже и меньше. Тяжело дыша, он с ужасом глядел на Феликса, будто ожидая, что он в любой момент может его ударить.

– Ну и дела, да ты же ведь еще совсем ребенок. – с жалостью пробормотал Феликс, и быстро подойдя к железным прутьям, гневно прибавил в пустоту: – И не стыдно вам сажать за решетку детей! Да еще и в святой праздник! Подлые негодяи!

– И этот туда же… – сокрушенно пробормотал пират, повиснув на железных прутьях.

Злобно глянув на пирата, который сейчас не мог ему ничего сделать, Феликс вернулся на свое место. – Спокойно, – сказал он, поднимая руки, и показывая, что он не желает зла, – я не буду тебя бить. Как тебя хоть зовут, бедолага?

– М-Милу. Милу – сын старого свечника. – проговорил тот, вытирая ладонями слезы. – Так преподобный говорит.

– Преподобный? Так ты сирота? – догадался Феликс, и не вставая с места, прокричал, грозя в пустоту: – Да еще и сирот! Владыки что, всех стражников за место добрых сердец наградили червивыми огрызками?!

– А вас как зовут, господин? – спросил здоровяк. Голос у него тоже был детский, и никак не сочетался с его дюжими размерами.

– Меня-то? Феликс.

– Вы тоже преступник, как и я? – всхлипывая проговорил тот, и снова залился горькими слезами. – Преподобный говорит, что все преступники попадают прямо в ад, а значит и я тоже. – его могучее тело дергалось от громких детских рыданий.

– Ну-ну, какие же мы преступники, дружище? – попытался утешить его Феликс, по-отечески похлопав рукой по широкому плечу. – Посмотри, тут везде одни лишь честнейшие люди. – он обвел ободряющим взглядом унылые и заплывшие от вина лица заключенных, которые стояли около железных решеток. – Преступники – это те, кто сажает совершенно неповинных людей в темницы. Это я тебе как праведный служитель церкви говорю. И гореть этим преступникам в аду за такие деяния! – повысив голос, пригрозил Феликс, снова обращаясь к тюремщикам, которые, конечно, не могли его услышать. Из-за праздника, большинство стражников находились на улицах, а поэтому, те, кто остался, сторожили единственный вход в темницы.

– Но я ведь не честный. – рыдая проговорил Милу, пряча лицо в ладонях. – Я ведь не хотел его красть… Я даже не помню, как он оказался у меня. Я просто ходил по рынку, а потом украл… – его слова потонули в новых рыданиях.

– Милостивая Дочь, да о чем это ты там бормочешь себе под нос? Что именно ты украл? – осторожно, словно заботливая няня, поинтересовался Феликс.

– Ножик. Я просто ходил, а потом украл… а потом стражники схватили.

– Нож? – задумчиво повторил Феликс. – Зачем такому как ты понадобился нож?

– Не знаю. – помотал головой Милу. – Я его просто украл.

– Постой. – прервал рыдания здоровяка Феликс. До маленького вора наконец стало доходить, в чем тут дело. – А у этого ножа, ну, который ты украл, у него была рукоять?

Парнишка на секунду замер, словно суслик, увидевший неподалеку хищную кошку, а затем отрицательно помотал головой.

– Похоже, сегодня боги были не добры к нам обоим, раз наслали такие несправедливые обвинения. – со вздохом проговорил Феликс, облокотившись спиной о холодную каменную стену. – Меня обманул подлый книжный червь, будь он проклят, а тебя уличная эспада.

– Кто? – всхлипывая, Милу оторвал ладони от заплаканного лица.

– Эспады. – повторил Феликс. – Базарные воры, которые работают на черных кузнецов и переплавщиков. Они крадут ценные вещи, сделанные из железа, обычно это оружие, а затем снимают дорогие рукояти и отламывают верхушку клинка, там, где печать мастера. А остатки, если они не слишком ценные, подкидывают зазевавшимся прохожим, чтобы отвести подозрения. Но в большинстве своем они подкидывают подделки, чтобы оставить хороший клинок себе.

– Таким как я. – сказал Милу. – Я был таким зазевавшимся прохожим. Преподобный говорит, что я все время зеваю и витаю в облаках.

– Именно. – кивнул Феликс. – Так что не бойся, ты не преступник, и муки ада тебе не грозят, во всяком случае за то, что ты не делал.

Секунду Милу смотрел на Феликса напухшими от слез глазами, а затем снова спрятал лицо в своих широких ладонях. – Ох, и достанется же мне от преподобного. Снова зевал, и вот что случилось. Обманули. Правильно говорят, что я ни на что не годен.

– Кто так говорит, наверное, сам очень глуп и слеп. – снова начал успокаивать его Феликс. – Разве похоже, чтобы ты был ни на что не годен? Смотри, тебе удалось разозлить столько народа, просто сидя на месте!

– Тоже мне достижение. – угрюмо пробормотал старый пират, который теперь прислушивался к их разговору.

– Не всем дано совершать великие вещи, но знаешь, даже боги, порой, не могут делать то, что под силу обычным смертным. – сказал Феликс, положив ногу на ногу, и подавив смешок. Ему вдруг представилась эта сцена со стороны. Он тут сидит в разноцветном костюме петуха и поучает жизни этого бедного юношу. – Ты слышал историю «про короля, который не умел пользоваться мечом»?

Милу снова вынырнул из своих широченных ладоней, и на его пухлом лице застыл неприкрытый интерес. Он тихо помотал головой, отчего его розовые щеки смешно затрепетали.

– Тогда давай я тебе расскажу, пока будем ждать своего скорого освобождения, которое непременно должно будет случиться, если, конечно, боги окончательно не сошли с ума. Уверен, скоро нас вызволят из этих неприветливых мест.

– Нас освободят? – удивился Милу.

– Конечно! Мы же оба невинные и честные люди, которые не совершали тех постыдных проступков, которыми нас оклеветали! – с жаром отозвался Феликс.

– Так что там с историей? – донеслось до них из соседней камеры.

Повернув голову, Феликс увидел, что другие заключенные тоже подошли к прутьям и с интересом вслушиваются в их разговор.

– А, это… Да, история про короля. – начал было Феликс, собирая у себя в голове все возможное воображение, а на языке красноречие, которое он всю жизнь оттачивал, словно убийца острый нож. – Давным-давно, в далеких землях существовало королевство… могущественное королевство, которым правил великий король. У которого не было никакого имени! – тут же прибавил он, увидев, как Милу открыл было свой рот, готовясь задать вопрос, который обычно задают в таких случаях. Феликс уже устал бесконечно придумывать новые имена несуществующим личностям.