Текст книги "Звезда Ворона (СИ)"

Автор книги: Илья ле Гион

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 76 страниц)

Первое время они ехали молча, и даже веселые песни Хольфа ненадолго смолкли, уступив блаженному золотому сну, в которое было погружено Забытое Королевство. Феликс не знал сколько прошло времени, прежде чем кто-то осмелился вновь заговорить. Прав был Марбас – в этом месте даже время кануло в забвение, не желая заявлять о себе. Когда Феликс посмотрел на карманные часы, то увидел, что стрелки встали, и как бы он не пытался их завести, ничего не выходило. Голову маленького никса вскоре начали наполнять мысли, что он и сам может растаять, заснуть вечным сном в этом краю, и все о нем забудут, словно его и не было. Но когда за его спиной вновь начали вестись разговоры, сначала тихие, а потом все громче, вперемешку с рычащими песнями Хольфа, вновь затянувшего что-то из северного фольклора, Феликс понял, что ничего такого не случится, если только он не поддастся колыбельному веянию этих мест.

– Для чего твой дед спускался в эти земли? – спросил он у Эскера, который все еще выглядел для Феликса немного непривычно без своей железной маски.

– Для разведки, разумеется. – приглушенно ответил Эскер, немного повернув голову в сторону маленького никса. – Ну и чтобы отыскать какие-нибудь сокровища. Сюда уже давно никто не заходил, вот он и решил узнать, какие тайны тут спрятаны. В то время он был молодым искателем, и любил рисковать. Возможно, тот поход и изменил его мнение в противоположную сторону. – задумчиво произнес Эскер с ноткой грусти в голосе. – В тот раз он потерял троих человек, при этом он мне говорил, что сам не понял, как это случилось. Когда устроили привал они были, а когда стали собираться, то троих уже не досчитались. И никто из них так и не нашелся.

– А что насчет сокровищ? – как бы между прочим спросил Феликс, стараясь придать своему голосу беззаботный вид. – Нашел он, что искал?

– Да, привез с собой пару занятных вещиц. – протянул Эскер. – Видел у нас в штабе короны? Всех их привез Марбас. По его словам, тут они наткнулись на целую гору этих корон, прямо настоящий курган. Были еще мечи, и еще что-то. Мне сейчас трудно вспомнить, так как в то время мне лет пять было. Потом, когда подрос, я стал больше интересоваться этим местом, но информации было слишком мало, а из местных никто не хотел о нем говорить. Да и кто он нем может что-то знать? Я пытался собрать несколько экспедиций, но дед наотрез отказывался мне помогать, и отговаривал тех, кто вначале был на моей стороне. В итоге набиралось человек пять, а такой группой опасно было сюда идти. Ну а потом я и сам выбросил эту идею из головы.

– Как думаешь, слова Аньи, ну, про Обериля, действительно имеют в себе правду? – чуть понизив голос, спросил Феликс.

– Если вспомнить, что я до этого уже про него слышал, то очень даже похоже на правду. По крайней мере то, что эту дьявольскую вещь, – Эскер взглядом указал на парящий перед ним палец, – называют именем Короля-Чародея, я точно уверен. Да и имя королевы Ильфеймы я тоже слышал несколько раз. Про нее тут говорят более охотно, чем про Обериля. Она, вроде как, святая, которой тут ставят храмы, как у нас Силестии. Если бы мы пошли через врата Фераса, то ты мог бы их увидеть.

Разговор продолжался долго, и Дэй тоже подключился к их беседе, рассказав о том, что там, откуда он родом (Феликс так понял, что это где-то на границе между Эльрой и Лирой – Старых Городов, расположенных на Южном континенте), тоже почитают Ильфейму, и ценят ее за мудрость и красоту, правда и называют ее другим именем – Шахразира – мудрая птица; а еще – Синуразира – птица, навеки покинувшая дом. В сказках же запада она была известна под именем Белой Алет. После рассказов Дэя они вновь молчали, а потом опять говорили. И Феликс не мог сосчитать, сколько прошло времени, так как само его восприятие исказилось, как это обычно бывает только во сне. Хоть никто и не чувствовал усталости, а силы все еще присутствовали даже у лошадей, и не было ни жажды, ни голода, все равно было решено устроить привал. На пути им то и дело попадались покинутые селения, причем дома были построены из камня, и своей архитектурой напоминали бретальские, которые любили укладывать в основание большие булыжники, а сверху уже строить из серого большого кирпича. Правда в этих местах дома все же были намного красивее, чем невзрачные, но крепкие бритальские. Постройки здесь были все украшены разноцветной росписью, а крыши и арки имели причудливые формы сказочных созданий. В одном из таких домов они и остановились. Это было большое помещение, походившее на казарму, со множеством спальных мест и других предметов повседневной жизни. В закрытых помещениях свет от ламп не так сильно растворялся, и создавалось впечатление, что просто наступила ночь, которая настигла их на обычном постоялом дворе. Но все же местная обстановка сильно волновала Феликса, и он то и дело нервно поглядывал в открытое окно, на залитые драгоценным светом гладкие луга, тянувшиеся в беспредельную пустоту. Он все еще помнил слова Рольфа о том, что в этих местах обитают опасные твари.

– Этот дом выглядит так, будто его покинули совсем недавно. – пробормотал Феликс, оглядывая помещение.

Они не стали отвязывать друг от друга веревки, и собрались в общем зале, где развели огонь в большом, осложненном разноцветной лепниной камине. В качестве дров они использовали несколько фигурно вырезанных стульев и столов, которых тут было в избытке. Осматривая помещение, Феликс заметил Милу, который с потерянным видом деревенского дурачка пялился на один из пыльных гобеленов, висевших на стене. Подойдя ближе, Феликс увидел, что это была красивая, лазурная ткань с золотой вышивкой, изображающей стройную человеческую фигуру с крыльями, изогнувшую спину и выпятившую грудь, намереваясь подуть в длинную трубу. И волосы у этой фигуры были такие длинные, что доходили до самых ног. Глядя на этот рисунок, Феликсу почему-то вспомнились капелланы Ярички, у которых были такие же золотые трубы, звуком которых они воодушевляли армии на героические подвиги и вселяли ужас в сердца врагов. Но потом Феликс заметил, что гобелен был испорчен кровавыми отметинами и символами. Но это не были грубые мазки, которые обычно остаются, когда раненый человек случайно прикасается к чему-либо. Знаки были явно намеренно выведены, и складывались в пугающий узор, напоминающий придавленного камнями человека, воздевшего руки к небу, словно прося пощады. Глядя на эти оккультные знаки, Феликсу стало не по себе, и он, сам того не понимая, положил левую ладонь на рукоять меча. В последнее время он начал замечать за собой эту новую привычку, которая, по его мнению, являлась следствием его тренировок с Хьеффом, хотя, Феликс еще довольно неуклюже обращался с мечом, и быстро уставал, размахивая тяжелыми, обмотанными тканью, ножнами. Но кровавые отметины действительно напугали Феликса, и он не видел в их грубых мазках ничего доброго.

– Пресвятая Дочь Милости, это что, кровь? Но кто мог сотворить такое? – проговорил он, рассматривая гобелен.

– Вы тоже это видите, господин Феликс? – завороженно произнес Милу, не сводя взгляда с лазурной ткани. – Это знаки нашего доброго Господа.

Феликс ощутил, как после слов Милу его сердце неприятно сжалось и заболело.

– Надеюсь, что ты говоришь про этот красивый рисунок… ангела, так ведь? Или может это фея? Очень похоже на фею… – запинаясь проговорил Феликс, в надежде, что слова Милу касались именно самого гобелена.

– Нет, я говорю о других… Вот этих, которые поверх. – сказал Милу, указывая пухлым пальцем на кровавые рисунки. – Видите?

– Господь всемогущий, Милу, да ты сошел с ума! – не выдержал Феликс. – Разве ты не видишь, что они нанесены кровью?!

– Должно быть это сделали добрые праведники. – блаженно произнес Милу. – Преподобный говорил, что все тела наши принадлежат Господу, и потому святы знамения, если выведены они кровью праведников.

– Это богопротивные знаки Придавленного. – послышался за их спинами тихий голос Эскера. – Мученика из Алгобсиса. – наемник посмотрел сначала на Милу, прищурив свои тяжелые глаза, а затем перевел их на Феликса, и его взгляд немного смягчился. – Давай отойдем в другое место, хорошо? Нужно поговорить.

Прежде чем отойти, Феликс еще раз печально посмотрел на Милу, который все еще не отрывал жадно-завороженного взгляда от испорченного кровью гобелена. Эскер отвел Феликса в другой конец комнаты, где царил полумрак, и из которого можно было увидеть всех, кто находился в зале. Почти все наемники сидели около камина. Некоторые из них смазывали мечи, другие чинили порвавшиеся в походе сапоги, или просто тихо говорили друг с другом. Шалаль, с невозмутимыми лицами играли в кости с Арелем и еще несколькими наемниками. С ними был и Хольф, который показался Феликсу немного изменившимся, как будто грязи на нем стало меньше. Вечно растрепанная борода сейчас выглядела более ухоженной, да и цвет поменялся на белый. Может быть это игра света и тени, но даже лицо его будто бы помолодело. Но поразмыслить над этим странным явлением Феликсу не дал встревоженный голос Эскера:

– Я уже давно наблюдаю за этим неспокойным парнишкой.

– А, ты о Милу… – потерянно проговорил Феликс, и в душе обрадовался, потому что думал, что Эскер хотел сказать ему что-то более страшное, касающееся их пребывания в этом месте.

– Я все думал, о каких это «святых землях» он говорит, и когда нас схватил Изеул, то понял, что он имел в виду Алгобсис. – в голосе Эскера прослеживалась злая настороженность. – И сейчас я полностью убедился в его безумных мыслях. Нам нельзя позволить этому мальчишке прийти в то проклятое место.

– Ты уже столько раз упоминал этот город, но так толком ничего и не рассказал. – нахмурив брови, сказал Феликс. – Как я могу принимать решения, когда сам не знаю, к чему они могут привести?

– Значит сейчас самое время рассказать тебе про этот город, хотя сами мысли о нем уже неприятны, что уж говорить про слова. – мрачным тоном сказал Эскер, в котором Феликс услышал печальную тяжесть, словно перед ним сейчас стоял не мужчина в рассвете сил, а измученный долгой дорогой старик, который вознамерился рассказать о своей прожитой жизни. Усевшись на стул, Эскер подался вперед, и глядя на свои руки, соединил кончики пальцев. – Начать стоит с того, что Алгобсис – это вовсе не святая земля, как о ней говорит Милу. Если ад, которым нас так любят пугать набожные служители церкви, действительно существует, то этот город является его земным воплощением. Это может показаться странным, но историю в Алгобсисе очень ценят, и вряд ли найдется еще подобное ему место, где так бережно относились бы к летописям и книгам. Поэтому нам известно про этот город очень многое, и еще большее нам хотелось бы забыть. Иногда так и происходит, и некоторым из нас приходится принимать небулу, чтобы придать забвению самые неприятные воспоминания. Я говорю про своих товарищей, конечно. Некоторые, побывав в Алгобсисе, уже не могут забыть про него, и мысли их все время возвращаются к этому злому месту. Они становятся одержимыми, а некоторые сходят с ума. Даже мне поначалу приходилось туго.

– Спаси нас всех Силестия, неужели все так ужасно? – шепотом пробормотал Феликс, с замиранием сердца слушая слова Эскера. – Как же мы будем бороться с этими дурными мыслями?

– Мудрые люди говорят – «Знание – тоже меч». Если ты будешь подготовлен, пусть даже это будут лишь знания, ты сможешь лучше противостоять любому врагу, в том числе и темным мыслям.

– А эти рисунки. – Феликс указал ослабевшей рукой на гобелен. – Ты сказал, что это какое-то местное божество. Как ты его назвал, Раздавленный?

– Придавленный. – поправил Эскер. – Да, это главный святой, которого в Алгобсисе почитают за божественного мессию. Благостное Чудо – так они его называют. Я уже сказал тебе, что в тех землях очень рьяно относятся к истории, и поэтому о нем нам тоже известно немало. На самом деле, когда-то Алгобсис не был тем искаженным кровью и страданиями местом, каким он является сегодня. Во Вторую Эпоху, или как ее называла морская ведьма – Эпоху Греха, этот город был светочем человечества, главным оплотом добра и процветания. Когда повсюду царила тьма и опустение, а люди склонялись к невежеству и низменным порокам, мудрые властители из Алгобсиса хранили и приумножали забытые всеми знания, сохраняя в своих стенах остатки человечности и справедливых мыслей. У них не было сильных армий, чтобы противостоять ордам кровожадных дикарей, в которых тогда превратилось почти все человечество, но неведомая сила хранила этот город, и защищала его. Никто не мог взять его стены или как-то осквернить эту землю. Город процветал, и ни в чем не нуждался. Со знаниями приумножались и благости – еды было в избытке, моровые поветрия и болезни не трогали их, а женщины не испытывали мук при родах.

– Но это же настоящее чудо! – удивленно произнес Феликс.

– Вот и мудрецы из Алгобсиса так подумали. – грустно ухмыльнулся Эскер. – Они не могли не заметить всех этих чудесных событий, а поэтому решили, что сам бог, которого они так и окрестили – Благостное Чудо, хранит их от бед. Естественно, они стали превозносить его, и строить в его честь храмы. Сначала все шло довольно безобидно, и дары Чуда стали еще более щедрыми. Отмеренный срок жизни горожан увеличился, а цари уходили из мира по собственному желанию, без боли и страданий. Пока весь мир был охвачен тьмой, Алгобсис стал раем для праведников.

– Неужели те добрые чудеса вскоре прекратились? – тихо предположил Феликс, так как не мог придумать ничего другого, что могло бы объяснить, почему святой город вдруг стал, по словам Эскера, напоминать настоящий ад.

– Если бы. – Эскер поднял тяжелый взгляд и посмотрел прямо в глаза Феликса. – Может тогда бы и не произошло всех этих горестных изменений. Но нет, Феликс, чудеса продолжали происходить, и вскоре преисполненных праведности жителей стали терзать муки совести. Они стали считать себя недостойными всех этих милостивых даров. Слепой фанатизм стал проникать в их сердца, и люди начали искать способы еще сильнее доказать свою веру. Подумай сам, что искренне верующий человек, исполненный благостным порывом показать свою непоколебимую веру, может принести в дар божественным силам, когда обычных молитв и даров уже недостаточно?

Феликс сглотнул, предполагая какой будет ответ.

– Боль. – спокойным голосом произнес Эскер. – Жители начали истязать себя. Стали возникать новые культы, практикующие различные виды самобичевания, а женщины стали принимать ядовитые травы, чтобы вернуть боль при родах. Именно тогда и произошло главное событие, окончательно определившую судьбу этого проклятого места. Во время правления царя Годфриче, над городом пронеслась грозовая туча. Молнии вызвали ужасное землетрясение, и появился разлом, из которого вырвалось голубое пламя, и которое сейчас называют «святым». Но не только святое пламя явилось из того разлома. Из недр земли поднялся еще один город, который сейчас называют Антэ Иллас. Я не могу ничего о нем сказать, так как не был в нем, а если даже и был, то память об этом была стерта небулой. Но одно знаю точно – Антэ Иллас стал вторым святым городом Алгобсиса. Явление грозы, святое пламя и пришествие из земли целого города многие посчитали дурным знаком, и Годфриче был первый из царей, кто усомнился в праведности всех действий его народа и священников. И хоть землетрясение и молнии не навредили ни одному из жителей, и все дома остались целы, впоследствии выяснилось, что все же одна из построек была повреждена. Это был храм, который был возведен еще на заре времен, первыми людьми, что заселяли эти земли. Когда-то в нем поклонялись другим, забытым богам, но после прихода Благостного Чуда в нем стали проводить литургии и восхвалять Чудо, а старых идолов придали огню. Так вот, после грозы одна из несущих стен того храма подкосилась, и из нее выпали несколько камней, что грозило полному разрушению здания. Тогда жители города разделились во мнениях: одни считали, что это было божье предвиденье, и что Благостное Чудо не желает, чтобы его имя возносили в богохульном храме; другие же говорили о том, что так Чудо проверяет крепость их веры, и что нужно восстановить стену. Но как бы люди не старались, новые камни все время крошились или выпадали, и стена все больше кренилась. В то время и явился Придавленный. Одни считают, что он был главным настоятелем того храма, но иные говорят о том, что это был сам царь Годфриче. Облаченный в бедные одежды, он снял корону и сам влез на место выпавших камней, вознося бесконечную молитву Чуду. И тогда весь неподъемный вес огромной стены лег на его спину, и камни придавили его, скрыв от глаз. Лишь его руки, сложенные в молитве, высовывались из-под кровоточащих камней, и нескончаемая молитва разносилась над городом. После этого стены выровнялись и храм устоял, и до сих пор стоит. Люди поняли, что это на самом деле было испытание их веры, и назвали Придавленного – Всеблагим Отцом, и стали поклоняться ему как земному воплощению Благостного Чуда. То место, где его придавила стена, обнесли другими, более крепкими стенами и построили новый храм, который назвали Матерью Всех Церквей, и пускают туда лишь самых праведных. Еще говорят, что из святой стены и по сей день сочится кровь Придавленного, а его руки облачились в золото, и приобрели целительную силу. И что нескончаемая молитва Придавленного до сих пор звучит под камнями храма. Некоторые утверждают, что порой из других стен в этом храме тоже высовываются длинные, покрытые кровью руки, которые так же дарят исцеление и другие неземные дары.

– Прокляни меня безумная Дочь. – дрожащим голосом выругался Феликс. – Неужели все это происходило на самом деле?

– Ну, – Эскер устало развел руками, как бы обращая внимание Феликса на то место, в котором они сейчас находились, – в этих землях уже не знаешь, чему верить. Но это еще не конец. Опять же, если бы все закончилось на Придавленном, то, возможно, Алгобсис еще можно было бы спасти от той ужасной участи, которая его постигла.

– Что может быть еще более ужасным, чем то, о чем ты сейчас рассказал? – удивился Феликс.

– Антэ Иллас. – вкрадчиво ответил Эскер, откинувшись на спинку стула, и снова устремив взгляд на гобелен. Феликс тоже мельком глянул на кровавые отметины, которыми все еще любовался завороженный Милу. – Когда люди поняли, что все происшедшее было задумано Благостным Чудом, то решили, что и явление из земли Антэ Илласа является божественным предзнаменованием. Я говорил, что никогда не был в этом городе – и это правда, по крайней мере я так думаю. Но видеть я его видел. Издалека, но даже этого взгляда хватило, чтобы понять, что этот город не может называться светлым творением человеческих рук. Все постройки выполнены из черного малахита и зеленого, светящегося изнутри янтаря. Неизвестно, кто его воздвигнул, но архитектура там чем-то напоминает арнистрийскую, но лишь отчасти. Есть в ней что-то, чего я ни у одного народа больше не видел. Некая священная первобытность, что ли. Возможно, его построили предки арнистрийцев, хотя я и не знаю, каким образом он мог подняться из земли, и сохранить все постройки в целости и сохранности. Из расщелины, которая образовалась из-за землетрясения, стало выходить голубое пламя, и жители Алгобсиса построили мост, чтобы переходить в Антэ Иллас, но они все еще не осмеливались селиться в нем, и просто проходили священным ходом по нему, а потом поворачивали обратно. Но все изменилось спустя несколько лет. В одну из ночей с далекого юга пришла женщина с пятью дочерями, трое из которых потом покинули ее. В летописях Алгобсиса сказано, что она пришла облаченная в огонь, и вступив в Антэ Иллас сгорела у ступеней храма, который потом назвали Храмом Рассветной Звезды, так как его купол имеет множество острых каменных пик, похожих на лучи, расходящиеся во все стороны. – Эскер растопырил пальцы, как-бы демонстрируя лучи. – А после этого, на следующую ночь женщина возродилась из голубого пламени, и теперь, каждые сорок ночей она сгорает и возрождается. Ее дочери стали проповедовать новую веру, которая пересекалась с воззрениями жителей Алгобсиса о Благостном Чуде. Женщину, которая так же, как и Придавленный, обладала целительным даром, прозвали Полуночной Матерью, так как она являлась лишь ночью при свете бледной луны. Но, как ты, наверное, понял, новая вера была построена вокруг голубого пламени, и вскоре жители стали поклоняться огню. Начали происходить жертвоприношения, которые и до этого были, но не так часто. Люди, преисполненные фанатичным порывом, поджигали себя, подражая Полуночной Матери, другие же привязывали к своим спинам тяжелые камни, стремясь походить на Придавленного, и умирали изнеможенные тяжестью. С течением долгих лет вера искажалась, а люди находили все новые способы доказать, что они достойны даров Благостного Чуда. Кровь, сочившаяся из стены Матери Всех Церквей, где покоился Придавленный, стала еще одним символом священной веры, а вскоре к ней еще прибавились и слезы священников, которые плакали каждый раз, когда Полуночная Матерь сгорала в голубом огне. Думаю, мне не нужно говорить о том, к чему это в конце концов привело, так как ты и сам видел тех бедных людей, которые преданы этой вере. – Эскер устало вздохнул, словно наконец облегчил душу, высказав все, что так давно копил. – Изеул, кстати, не самый страшный пример этого. Ты ведь видел солдат с железными венками, так?

Феликс сидел, выпучив глаза, и не видя ничего перед собой. Он понимал, что слова Эскера были правдой, и что в скором времени ему и самому предстоит увидеть все эти ужасы в живую. Раньше ему казалось, что хуже тюрем Белланимы, где заключенные страдают в переполненных жаром кузнях, или терпят раз в неделю побои цепями за свои преступления, нет ничего на свете. Но он и подумать не мог, что где-то есть люди… целый город людей, которые готовы по собственной воле испытывать куда большие страдания, чем убийцы и работорговцы, приговоренные к мукам за свои преступления. Он посмотрел на невинного Милу, и у него еще сильнее сжалось сердце.

– Милу говорил, что там есть какие-то лестницы в рай. – все еще полностью не придя в себя после рассказа Эскера, глядя перед собой, проговорил Феликс.

– Так там называют дым, который идет от пожарищ. Фанатики сжигают себя, считая, что дым и есть настоящая лестница в рай, так как он поднимается прямо в небеса.

Теперь Феликс понял, почему Эскер не хотел, чтобы Милу отправился вместе с Джелу обратно по пиктским землям, где их сопровождали бы люди Изеула. Вряд ли бы обманутый лживыми наветами и представлениями о святой земле Милу смог бы устоять, и не вступить в этот богохульный культ. Вот и сейчас тот смотрит на размазанную кровь, словно деревенская девчонка, влюбленная в принца.

– Ты упоминал, что рядом с Алгобсисом у вас есть лагерь. – вдруг вспомнил Феликс. – Надеюсь, он находится на достаточном расстоянии, чтобы этот глупый прохвост не смог добраться до ужасного города самостоятельно?

– Не так далеко, как тебе хотелось бы, но я попрошу своих друзей как следует приглядеть за ним, не волнуйся. – ответил Эскер.

– Это будет очень кстати, так как Милу хоть и большой, но юркий, как амбарная мышь. Я до сих пор не понимаю, как он смог пробраться тогда на корабль. Проклятая Дочь, да еще и два раза!

Теперь, после недолгих раздумий, на душе у Феликса немного полегчало, и он, решив воспользоваться случаем, задал еще один, мучавший его вопрос:

– Так почему вы прячете лица под масками?

Услышав его Эскер усмехнулся.

– Видно ты надеялся увидеть нечто ужасное. Или наоборот, прекрасное. Говорят, арлекины прячут свои лица, так как не хотят, чтобы обычные люди ненароком не влюбились в их красоту.

– С этим утверждением трудно поспорить. – сказал Феликс, тут же найдя глазами молодых шалаль, которые все еще продолжали развлекаться в компании Ареля и Хольфа.

– Это, скорее традиция, нежели необходимость. Нашу организацию создал Гелиос, и, возможно, ему просто понравились маски арлекинов, которые он увидел в своей первой экспедиции. А еще это придает дисциплины. Но все же некоторая польза от этих масок есть, ведь в их сплав входит силентиум, который защищает от безумия этих земель.

Тут Эскер внезапно насторожился, устремив взгляд куда-то за спину Феликса. Нахмурив лоб, он сощурил глаза, словно пытаясь что-то разглядеть.

– Какого еще безумия? – тут же спросил Феликс, тоже в свою очередь обернувшись, стараясь понять, что могло отвлечь Эскера.

Но в комнате все по-прежнему было так же, как и несколько минут назад. Разве что Милу закончил любоваться гобеленом, и теперь помогал Анье наматывать промасленные тряпки на факелы. Но затем Феликс увидел в окне, на фоне непроглядной черноты, человеческую фигуру. Маленький никс сразу осознал, что это явно был кто-то не из их отряда, и сомнения эти еще больше усилились, обрастая тревожным страхом, когда он понял, что фигура эта была наполовину прозрачной.

Одновременно, вместе с Эскером, они поднялись со стульев. Наемник тут же выхватил свой меч, и, увидев его движения, несколько его товарищей среагировали почти молниеносно, тоже обнажив свое оружие. Серафиль взялся за свой железный лук, готовый в любой момент выпустить тяжелую стальную стрелу, способную пробить ствол молодого дуба насквозь. Феликс тоже вытащил свой новый меч, хотя до конца и не понимал, каким образом он сможет помочь ему в борьбе с приведением, которое не имела физической формы. Многие еще вертели головами, стараясь понять, где находится враг, и откуда ждать нападения. Эскер же тем временем уже подошел к окну, а Феликс следовал за ним по пятам. Когда и остальные заметили прозрачную фигуру в окне, за спиной маленького никса послышались приглушенные голоса растерянных наемников, которые, судя по всему, как и Феликс, поняли, что в сражении с призраком у их заточенных мечей не будет никакого шанса.

Тем временем человеческая фигура все еще стояла на том же месте, и будто бы не замечала никого. Она была полностью составлена из неяркого солнечного света, и походила на статуэтку из янтаря, или ледяную скульптуру, через которую пробивались лучи зимнего солнца, окрашивая ее в желтый цвет. Из-за накинутого на голову капюшона, и тяжелых, похожих на монашеские, одежд, было непонятно кто это был – мужчина или женщина. Фигура просто стояла, сложив на груди руки, словно молясь, хотя слов слышно не было.

– Это и есть тот морок, о котором ты говорил? – поинтересовался Феликс, когда стало ясно, что призрачная фигура не собирается на них нападать.

– Я в первый раз вижу что-то подобное, так что не уверен… – сказал Эскер, и посмотрел в сторону Аньи, которая тоже поднялась на ноги, и теперь вместе со всеми смотрела на неизвестное привидение.

– Это оэхальское видение. – спокойным голосом проговорила она. – Что-то вроде воспоминания о прошлом.

– Полагаю, нам лучше отправиться дальше и найти другое место. – сказал Эскер, убирая меч в ножны, и еще раз бросая недоверчивый взгляд на прозрачную фигуру.

Они быстро собрали все вещи и затушили огонь. С лошадьми, к счастью, ничего не произошло, и они как ни в чем не бывало ждали своих хозяев привязанные к дереву, которое росло рядом с домом. Пока Феликс прикреплял свои ножны к седельной сумки Соли, то его взгляд все время возвращался к призраку, который все еще стоял на том же месте, где и раньше. Феликсу стало казаться, что голова под капюшоном повернута в его сторону и внимательно следит за всеми его движениями. Когда же он забрался в седло, и приготовился присоединиться к Эскеру, то заметил то, что не видел раньше. У самых ног прозрачной фигуры что-то слабо копошилось, и свет в том месте был гораздо ярче, словно от свечи. Феликс немного подтолкнул Соль в направлении призрака, чтобы получше рассмотреть, что же там двигалось, и когда лошадь сделала несколько шагов в том направлении, Феликс обомлел. Резко спрыгнув на землю, он повернулся к остальным и громко воскликнул:

– Там младенец!

Сам не понимая зачем, но он снова вытащил меч, и не дожидаясь остальных, быстро поспешил к призраку. На полпути его обогнали несколько наездников, в том числе и Дэй с Эскером, и когда Феликс подошел к ним, они уже спешились и стояли кучкой, обступив со всех сторон неизвестную фигуру прозрачного человека. Феликс и сам не верил в свои слова, и надеялся, что ему это показалось, но когда он опустил взгляд, то и вправду увидел грудного младенца, который, полз к ним, держа над головой светящуюся золотую ветку, с цветами, похожими на колокольчики, от которых и брало начало, словно струйка пара, призрачная фигура. Не успел Феликс ничего ответить, как рука Дэя быстро перегородила ему путь, а Эскер, вынув меч, тут же вонзил его в маленькое розовое тельце. Раздалось страшное шипение, а за ним последовало трепыхание, похожее на то, как если бы залетевшая в дом птица билась о стекло крыльями.

– Фея. – с отвращением на лице, коротко ответил Эскер, вынимая лезвие из уже мертвого существа, и смахивая с него черную кровь. – Помню Казия привозил одну, правда она уже была мертва, и наполовину обросла корой. Вроде бы он говорил, что фей использовали в качестве стражей на погостах и могильниках. Эти твари запутывают людей мороком и человеческим видом. Обмазываются в туманной глине, которая придает им цвет кожи, и имитируют тела людей. Они маленькие, поэтому чаще всего имитируют детей, правда из-за скудного разума это у них не очень-то хорошо выходит, как видишь. – Эскер пнул мертвое тело феи, и Феликс заметил, что на спине у «младенца» виднеются пара прозрачных, покрытых радужными прожилками крыльев, похожих на крылья мухи. А еще он приметил и другие детали, непохожие на человеческие. Руки, например, имели по восемь пальцев, а ноги были вывернуты в другую сторону. Да и голова, по сравнению с остальным туловищем, была гораздо больше, чем того требовалось. И как он сразу этого не заметил?

– Если тут ползает одна фея, то должны быть и другие. Они что-то вроде насекомых, строят ульи и охотятся группами. – поведал Эскер. – Правда ума не предположу, на кого в этом богом забытом месте они могут охотиться. В любом случае, нужно поскорее убираться отсюда.

Пока он говорил, призрачная фигура быстро начала таять, превращаясь в дым и улетучиваясь. Феликс еще раз взглянул на мертвое тело феи, и увидел, что во рту у нее расположены вполне себе острые зубы, способные без труда разорвать кожу. Сглотнув, он направился к своей лошади, твердо решив, что больше не будет отходить от остальных дальше чем на локоть.