Текст книги ""Фантастика 2025-125". Компиляция. Книги 1-22 (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Манасыпов

Йоас спал и видел сон. Он сидел на поляне у костра и задумчиво глядел поверх пламени в серые глаза незнакомки напротив.

– Мы знакомы? – поинтересовался он, когда молчание стало совсем уж невыносимым.

– Не думаю, – холодно ответила та. – У меня отличная память на лица. Впрочем, можете представиться, если уж завели разговор.

– Йоас Северус Снейр, зельевар и шпион.

– Люсинда Флигг, адмирал и небожитель.

– Ну и как там, на небе?

– Холодно, – поежилась женщина. – Хотя наши яйцеголовые утверждают, что там вовсе нет температуры.

– Потому, что они дальше лаборатории носа не кажут, – на бревнышко рядом со Снейром уселся коренастый мужчина в алых доспехах. – А вот их бы в поле… на пару месяцев, тогда бы я на них поглядел.

– Ты уже поглядел, – из трепещущей темноты вышел рыцарь в белом. – Не простыл?

– Твоими заботами, – буркнул алый, нахохливаясь, как снегирь на морозе. – Что ж не обождал, а?

– Дела, дела, – хихикая, ответил собеседник. – И ты – далеко не самое важное – ее заботами, – он ткнул в сторону Флигг.

– Я до тебя еще доберусь. Посмотрим, что ты тогда запоешь.

– Буду ждать.

– Почти все в сборе, – палая хвоя поднялась небольшим смерчиком, который секундой позже обернулся до боли знакомой Снейру металлической фигурой. – Гарин, друг мой, ты где?

Высокий пень на краю поляны, заскрипев, рассыпался в пыль, явив собравшимся коренастую фигуру гнома.

– Уже и поспать нормально нельзя! Между прочим, у меня был очень напряженный день.

– У тебя все дни такие, – засмеялся собеседник. – Надо будет когда-нибудь навестить тебя, а то совсем над златом зачахнешь.

– Ее заботами, – ядовито отозвался гном, ткнув пальцем в Флигг. Та брезгливо поджала губы.

– Послушать вас, так страшнее меня зверя нет.

– Уже нет, – многозначительно хмыкнув, отозвался дроид. – Впрочем, это ты скоро и сама поймешь. Кстати, кто-нибудь в курсе, почему нас тут всех собрали?

– Вы мне снитесь, – мигом отреагировала Флигг. – И если мой будильник снова сгорит…

– Да? – Снейр едва заметно хмыкнул. Он кое-что слышал про «эфирные» свидания, но даже не думал увидеть их вживую. – Тогда почему вы видите людей, совершенно вам незнакомых?

– Это кошмар, – мрачно отозвалась Люсинда. – Надо будет попросить успокоительного.

– Пусть лучше он сварит, – дроид извлек из-за спины Снейра стол с полным алхимическим комплектом. – Уверен, это не займет много времени.

– У меня с собой, – Йоас сунул руку в карман пижамы, в полной уверенности, что найдет там полную бутылочку своих лучших пилюль. – Вот – принимать по одной перед сном. До утра не разбудит ничто. Ну, почти ничто.

– Спасибо, – Флигг даже не старалась сдержать иронию. – Лечить кошмары таблетками, полученными во сне… В этом что-то есть.

Гном пронзительно хихикнул.

– Ну, раз пошло такое дело… – он вынул из-за отворота камзола пухлую пачку писем. – Дружище, не передашь? А то хоть сам езжай.

– Не вопрос, – в груди штурмана появилась щель – в точности, как на почтовых ящиках. – Засовывай. Кстати, вы двое – не хотите ничего друг другу сказать? Второго шанса может и не быть.

– Я лучше наяву скажу, – мрачно буркнул Браско, тщетно пытаясь подойти к Уланову. Полированные сапоги цвета свежей крови без толку скользили по хвое, словно та была сделана изо льда. – Раз тут не получается.

– Именно тут и получается, – последнее письмо исчезло в груди дроида, и щель немедля затянулась. – Впрочем, воля ваша. Хотите неприятных сюрпризов – кто я такой, чтоб мешать?

– Я доберусь до тебя, – Браско наконец оставил попытки добраться до противника. – Чего бы мне это не стоило. Ты заплатишь… за все.

– Думаю, ты уже начал платить… друг, – тихо отозвался Уланов.

* * *

В самом центре звездного рукава ничем не примечательной Галактики плыла планета, которой ее собственные жители так и не придумали названия. Впрочем, их мнение на эту тему никого не интересовало – ни расу странных существ, неторопливо обживающих здешний сектор пространства, ни пришельцев из соседнего измерения, попавших сюда волей случая.

Первые рассчитывали превратить планету в гигантский полигон для социологических экспериментов. Вторые рассчитывали основать там военную базу, защищенную от любых случайностей.

Не получилось ни у тех, ни у других. Планета все так же летела в космической пустоте, тихо хихикая над своими бестолковыми обитателями.

Впрочем, были среди них несколько особо интересных – настолько, что наблюдая за ними, планета напрочь забывала об остальных.

Первым из них был Йоас Снейр, лучший из шпионов йи-ти-ната. Впрочем, собственное любопытство уже успело его завести весьма далеко от пути искреннего служения Благодетелям. К слову, он сам давно подозревал что-то подобное, но пока надеялся, что сумеет избежать «оплаты по счетам».

Вторым стало металлическое существо из иного мира, которое волей местных богов обрело невероятную мощь – но так пока и не решило, что с этим всем делать.

Третьим и четвертым – воины пришельцев, по голову увязшие в местных интригах. Разница между ними заключалась лишь в том, что Белый рыцарь успел с этим смириться, а Алый – еще нет.

Пятой оказалась предводительница пришельцев – столкнувшись с мириадами странностей и невозможностей, она не спасовала, а вступила с ними в бой. К сожалению, она забыла старинную мудрость: «Если долго глядеть в бездну, бездна начинает смотреть в тебя». Это уже изменило и ее, и мир, который она защищала.

Шестым и последним был местный – гном, уже переживший удивительное приключение, и теперь ввязавшийся в новое – очень скучное, но куда более опасное. Он так и не сумел убежать от судьбы, хотя и пытался.

Судьба всего мира оказалась в руках этих шестерых – но планета не боялась. Она знала – все будет хорошо.

Потому, что иначе и быть не может.

Боярский Сын – Рождение
Никита Гримм

Глава 1. Пробуждение

РИ, Сибирь, предместья Искитима

Просыпаться было неприятно. Всё тело болело, я поморщился от ноющей боли, которая заставляла всё тело мелко дрожать, но всё же смог открыть глаза. Я находился в просторной комнате с белыми стенами, справа от меня было высокое двустворчатое окно, в которое нагло заглядывала одинокая луна. Одиноко у противоположной стены пристроились рядом друг с другом единственный стул и двустворчатый шкаф. Напротив окна в свете луны выделялась белизной раковина с зеркалом.

«Ну, ничего себе больница, видимо, меня положили в ту же больницу, в которую я пытался устроиться» – Подумал я и повернул голову на бок. Взгляд скользнул по трубке капельницы, которая тянулась к моей руке. А к моей ли руке⁈ Я смотрел на тонкую мальчишескую руку лет пятнадцати, ни шрамов, ни привычной татуировки во всё плечо, которая спускалась хвостом змеи в локтевой сустав, на ней не было. Я откинул одеяло и смотрел на молодое юношеское тело. Кое-как вытащив иголку капельницы из вены, я медленно встал и подошел к умывальнику, всматриваясь в зеркало над ним. Четко рассмотреть отражение не получалось, света луны не хватало, но я точно понял, что из отражения в зеркале на меня смотрит молодой парень лет пятнадцати-шестнадцати на вид. Черные волосы на голове пребывали в полном хаосе, острый нос и скулы очерчивали классический европеоидный разрез глаз, цвет которых я не мог угадать, тонкие аристократичные губы замерли в легкой ухмылке, но подбородок был волевой, с небольшой ямочкой, как в классических дамских романах… Стоп! Какие романы⁈ Я – Андрей Волков, майор медицинской службы Вооруженных Сил Российской Федерации в отставке, участник боевых действий, награжденный медалью «За Отвагу» и орденом Мужества, десантник, так как бывших десантников не бывает, мне сорок семь лет, на пенсию я вышел уже давно, так как в августе две тысячи восьмого получил тяжелое ранение – при взрыве гранаты мне перемолотило ногу, и вот уже пятнадцать лет я передвигаюсь строго с помощью трости или костылей, а кто этот парнишка в зеркале⁈

Голова закружилась от сотен мыслей, нахлынувшей паники и страха того, что я сошел с ума. Словно кто-то возник сзади меня, «чуйка» сработала, и я развернулся на пятках на сто восемьдесят градусов. Сзади никого не было. Я снова развернулся к зеркалу. Из него на меня снова смотрел молодой парень, за спиной которого стоял крепкий мужчина с длинными гладкими черными волосами до плеч, если бы не отсутствие света, я бы поклялся, что у него полностью черные глаза без признаков радужки и белков. Серая кожа, острые, практически хищные, черты лица, хитрое и безумно опасное выражение лица – на голове у него сидела белоснежная корона, словно выточенная из отполированнойкости с одним единственным черным ромбовидным камнем по центру, было ощущение, что корона словно бы растет из его головы…

«Так нужно, скоро ты всё поймешь. А пока спи…» – Прозвучал у меня в голове его голос, ладонь с черными ногтями легла мне на плечо, но губы в отражении так и не разомкнулись…

– Кто ты⁈ – Свой – чужой голос был хриплым, холодным и властным и звучал очень глухо.

– Со временем узнаешь. А теперь спи! – Губы странного «человека» тронула легкая ухмылка, и последнее слово прозвучало словно приказ для моего тела. Я повалился на пол с грохотом, теряя сознание…

* * *

Второе пробуждение было уже намного лучше. Я снова проснулся на кровати в той же комнате. Всё вокруг было залито светом, льющимся из окна, по ощущениям, время было около полудня. На стуле у противоположной стены сидел невысокий суховатый старичок лет шестидесяти на вид. Как только он заметил, что я открыл глаза, то сразу же вскочил и склонился в низком поклоне.

– Барин! Как же долго вы в себя не приходили, уже и Аристарх Прохорович в город отправился, дабы за лекаря справиться. Три дня ужо как убыл, Софьюшку, сестренку вашу младшую с собой взял и отправился в Новосибирск… – старичок начал тараторить без остановки, а я в шоке смотрел на него.

«Барин? Я? А Аристарх Прохорович мой дед? Софья? Младшая сестра? Он о чем? Дед у меня только один был, звали его Александром, и умер он ещё до моего рождения, да и в семье нас только трое всё время и было: бабуля, мать и я, других детей у матери не было, да и замуж она так во второй раз и не вышла…» – пронеслось у меня в голове.

– Какое сегодня число? – Прохрипел я.

– Так шестнадцатое августа, аккурат третий день, как ваши семнадцатые именины прошли, вы все три дня в лазарете и провели после принятия Небесного Покровительства.

«Небесное Покровительство? Что это?» – Подумал я, а в голове всплыли ночные события и странный мужик с черными глазами и костяной короной на голове в зеркале.

– Воды и еды… – Прохрипел я, чувствуя, как закрутило желудок.

– А это-то мы быстро, барин, сию минуту! – Мужичок распрямился и выскочил за дверь.

«Может, я сплю? – Подумал я и укусил себя за нижнюю губу, стало больно, и во рту мгновенно появился металлический привкус. – Не сплю. А, значит… Да ни черта это не значит!.. И так, что я имею? Я старый битый жизнь одинокий мужик оказался в теле мальчишки – подростка, судя по словам мужика, где-то в Сибири, и по ходу дела, в какой-то общине старообрядцев. Что-то они напортачили со своими мухоморами, и парнишка двинул кони, а я оказался в этом теле. Это что ж? Я умер и переродился что ли⁈ Вот никогда не верил в Бога, и вот нате – получите…»

Вернулся мужичок, вкатывая в комнату перед собой тележку с подносом. На нем оказались жиденький куриный бульон, овсяная каша на молоке и кружка с вишневым компотом.

– Марфа Петровна для вас компота вишневого наварила кастрюлю большую, сказала, в любое время просите, напоит даже вне обеда. – Улыбаясь, мужичек поставил поднос передо мной.

Ел я молча. Когда все тарелки и кружка опустели, я скинул кровати и свесил ноги вниз. Мужичок моментально подскочил к кровати и залепетал:

– Матвей Александрович, ну не надо, не стоит оно того! Вы три дня лежали, сил-то, сколько потеряли, опять же недавно только Небесное Покровительство приняли, вас из храма-то Аристарх Прохорович на своих руках выносил, я сам то видел! Отдохните, не вставайте.

«Матвей Александрович… Так вот как парнишку звали…» – Подумал я, а в слух сказал: – Отведи меня в храм.

– Ну, Матвей Александрович, может позже, а… А то вы и на ноги то еще не встали, а вас уже шатает… – Начал было отпираться мужичок, но я его прервал.

– Быстро. Отведи. Меня. В храм. – Чеканя слова, повторил я, вставая с кровати.

Мужичок вздохнул и встал со стула.

– Идемте, барин, коль уж так хотите. – Он двинулся к двери, придерживая меня под руку.

Я двинулся за ним. Мы вышли из комнаты и двинулись по длинному коридору к лестнице. Пока мы шли, меня начал одолевать детский восторг. Я ходил. Нет, не так. Я ХОДИЛ САМ! Без трости, без костылей, без простреливающей в колене боли от каждого шага, когда я опирался на левую ногу. Это было восхитительно! НЕТ! ЭТО ВОСХИТИТЕЛЬНО!!! С каждым шагом ноги держали меня все увереннее, и шаг становился тверже. Мы спустились по лестнице со второго этажа и вышли на улицу через высокие двустворчатые двери.

На улице царило позднее лето, было еще жарко, но уже чувствовалось, что совсем скоро придет легкая осенняя утренняя прохлада, от которой все вокруг зальет золото и багрянец… Я всегда любил именно осень, как говорила бабуля: «Осень – твоё время, Андрейка.» Я родился осенью, двадцать пятого сентября в одна тысяча девятьсот семьдесят шестом году в городе – герое Ленинграде. Я помню свое детство, школу номер сорок семь в Калининском районе, поступление в Военною Медицинскую Академию, курсантскую жизнь, смерть матери на втором курсе, выпуск направление на службу в Бурятию, там уже были командировки в Чечню, после перевод в Осетию, события августа две тысячи восьмого года, которые перевернули всю мою прошлую жизнь. Помню все мои последующие скитания по матушке – России, кем я только не был – сторожем, фельдшером на полулегальной артели при отмывке золота на Дальнем Востоке, работал и на фабрике по сборке пластиковых окон…

Мы прошли по гравийной дорожке до восьмиугольного здания, похожего на мавзолей. Я с интересом отметил, что крестов на нем нет, как и каких-либо отсылок к православному христианскому храму.

– Вот и пришли, барин, уж, простите, но я входить не стану, вера эта ваша и рода вашего, а нам православным входить нежелательно туда… – Зароптал мужичок, имени которого я так и не удосужился узнать.

Я кивнул и толкнул тяжелую дверь. Внутри не было окон, и свет разливался от сотен свечей вокруг. Прямо передо мной, на дальней стене было высечено изображение огромного древа от корней до крон, над кроной парила огромная птица, увитая языками пламени, в корнях извивался исполинский змей, слева и справа от дерева были высечены два вставших на дыбы жеребца, грива того, что справа была белой, а второго, что был слева – черной. В стороны от фрески расходились ниши, в каждой из которых стояли статуи, выполненные в полный человеческий рост. Здесь был и огромный кузнец с могучими руками и колоссальными плечами, одной рукой он замахнулся, сжимая молот, второй держал наковальню, Взгляд его был сосредоточен именно на наковальне, казалось, что положи туда заготовку из металла, и он начнет свою работу, придавая куску металла нужную форму. По соседству с ним стояла молодая женщина с настолько тонкой талией, что я мог бы обхватить её двумя руками так, что пальцы на них соприкоснуться. С другой стороны стоял воин в классических доспехах русских витязей из былин – чешуйчатый доспех накрыт плащом, из-под которого выглядывал колчан с вложенным в него луком, одной рукой он придерживал каплевидный щит рядом с ногой, второй сжимал рукоять огромной булавы, закинутой на плечо, шлем – шишак лихо задвинут на затылок, а выражение лица так и кричало: «Ну же⁈ Кто на меня⁈ Выходи по одному! Всем ***** отвешаю!» Напротив него Стоял мужчина в крепких годах. На нем не было доспехов, в руке он сжимал высокий посох, навершие которого было обвито несколькими лентами, на нем была длинная рубаха до пят, а на плечах лежала медвежья шкура. Серьезное сосредоточенное лицо и выражение глаз я мог выразить только одним словом – Мудрость. Следом шли статуи двух женщин, у одной в руках был лук с наложенной на него стрелой, лицо выражало азарт и предвкушение охотника, нашедшего свою жертву, даже сама поза была какой-то скрадывающей, таящейся. Вторая же стояла гордо, с прямой спиной, чуть вздернутым подбородком, в небольшой тонкой короне, взяв одну руку в другую на уровне талии, простое платье до пола, скрывало фигуру девушки, но можно было сказать лишь одно – Царица… Перед ней так и хотелось опуститься на одно колено и склонить голову.

Я помотал головой и отогнал странное наваждение и сделал шаг к следующей статуе. И встал как вкопанный столб. На меня смотрел тот самый мужик из зеркала. Длинные гладкие волосы до плеч, острые, почти ястребиные, черты лица, тонике аристократичные кисти рук, волевой подбородок и корона, словно собранная из костей. Даже в статуе это чувство оставалось. Напротив него, с другой стороны стояла статуя брата-близнеца – всё абсолютно то же, но одновременно и другое – выражение лица мягче, черты лица не такие острые, взгляд добрее, а над головой висит непонятный шар.

– Пора бы и поговорить. – Раздался голос в моей голове. И я потерял сознание, повалившись на каменный пол храма.

* * *

Каково вам просыпаться в месте, где нет ничего, кроме тумана вокруг и серого песка под ногами? Ощутили? Вот и мне было неприятно.

– Может, встать соизволишь? – Насмешливый голос вырвал меня из ступора.

Я резко вскочил и обернулся. За спиной стоял брат – близнец коронованного черноволосого, Точно такое же лицо, и одновременно другое – острые черты, но мягкое выражение, абсолютно белые волосы, белоснежные глаза без радужки и зрачка, аристократичные кисти на руках с белоснежными ногтями, и словно переплетенный клубок из лучей света над головой.

– А…. Здрасьте. – Ничего умнее в мою голову не пришло.

Брови мужчины вначале взлетели вверх, губы дернулись в уголках вверх, и в итоге он расхохотался. Смеялся он долго и искренне.

– Ох… Давно я так не смеялся, – кивнул он головой, утирая несуществующие слёзы, – Но о чем говорить, ведь, ты пока ещё ничего не знаешь, а мы вытянули тебя в этот мир совсем недавно. Ладно, для первого раза прощу такое общение. Но лишь один раз, в следующий раз я подобного не потерплю. – Он снова улыбнулся, но на этот раз улыбка была другой.

У меня, почти пятидесятилетнего мужика, даже не возникло сомнений, что в следующий раз я за своё «Здрасьте!» могу и огрести.

– Прости…те… Но кто вы? И главное – где я? – Я решил не тратить время на пустую болтовню и решил брать, как говориться, «быка за рога».

– О! Уже лучше, гораздо лучше! – Мой собеседник театрально поаплодировал пару раз. – Что ж, отвечаю в том же порядке. Я – Белобог, старший бог славянского пантеона. Ты в Российской Империи, предупреждая сразу же твой следующий вопрос – сейчас идет 2001 год от Рождества Христова, как сейчас принято считать.

– Но… КАК⁈ – Думаю, и этот вопрос был ожидаем, но задать мне его дали.

– Если я начну это полноценно и досконально объяснять, то ты потеряешь рассудок. Поверь мне, это не тот вариант развития событий, на который мы рассчитываем. Так что пока что считай объяснением всему этому простое слово – ЧУДО.

– Вы сказали «МЫ»? – Я моментально ухватился за оговорку.

– Верно, – Белобог удовлетворенно кивнул головой, словно учитель прилежному ученику за правильный ответ, – МЫ. Под этим словом я имею в виду себя и моего брата, Чернобога, ты с ним уже встречался.

Я немного нервно кивнул. Всё-таки его брат-близнец меня немного пугал.

– Ой, ну не надо. Вся наша разница лишь в том, какую сторону мы представляем. Я – Свет, Он – Тьма, более разницы между нами практически нет.

– Наверное, это прозвучит глупо, но это разве не значит, что он – плохой, а вы – добрый?

– Действительно, вопрос глупый, но отвечу, – Бог вздохнул, и у меня снова создалось впечатление, что это вздыхает печальный учитель, разъясняя непутевому ученику по новой уже пройденную тему. – Без Света или без Тьмы не будет Баланса, а если не будет Баланса, не будет и Порядка. А если не будет Порядка, вокруг будет лишь Хаос, который разрушает и созидает, убивает и рождает Всегда и Никогда. А в Хаосе не может быть Личностей, без разницы каких – богов, демонов, людей… Тьма и Свет ни хорошие, ни злые, это абсолютные Константы, две альфа – стихии, если хочешь, на которых строиться всё остальное.

На это я лишь кивнул, вдруг в голове мелькнула мысль, а не сойду ли я с ума от этого…

– Не сойдешь, отчасти благодаря мне, отчасти благодаря самому себе, ты уже морально сложен и личность твоя уже полностью сложилась, вдобавок, уже пережил смерть дважды – это было одной из причин, почему мы выбрали тебя.

– Выбрали для чего? – Тут уже прищурился я.

– Для пешки, которая превратиться в ферзя в тылу противника на шахматной доске, – На этот раз его улыбка стала немного опасной, – Нам нужен был тот, кто сможет в нужный момент выйти на шахматную доску нашей партии и обернуть всю игру в нашу пользу. Выбор пал на тебя. Ты удовлетворял всем нашим требованиям. И как раз твое физическое тело умерло на операционном столе.

– Так значит, я всё-таки умер…

– Конечно, умер. Распределить душу из Реки Вечности еще можно, если знать как, а вот забрать душу из ещё живого тела просто невозможно, существуют определенные Столпы, которые даже боги не в силах нарушать, иначе это опять же приведет к нарушению Порядка и порождению Хаоса. Да и тебе ли жаловаться, подумай сам. Ты всю жизнь провел либо сражаясь за других, либо жил в одиночестве, словно волк завывая на Луну от отчаяния, последние пятнадцать лет ты провел в постоянной боли и отчаянии, да, стержень у тебя есть – ты не сдался, не наложил на себя руки, а я видел огромное количество людей, которые сдались гораздо раньше, чем ты. Это вызывает у меня некоторую симпатию, признаю, люблю сильную волю. Зато сейчас у тебя есть все шансы прожить новую жизнь, ты молод, крепок, твоё новое тело здорово, нога больше тебя не беспокоит. Есть возможность на этот раз не воевать ради интересов других людей, а самому стать серьёзной фигурой в Большой Игре.

– И что же я должен выполнить, чтобы получить этот шанс прожить новую жизнь? – Почему-то мне не верилось в этот «сыр с маслом».

– Ты меня не понял, – вновь покачал головой Белобог, – новая жизнь – и есть твоя цель, ты проживешь жизнь как Матвей Волков, Одаренный шести Начал. И поверь уж моему опыту, эта жизнь будет яркой. Ну, а когда от тебя будут необходимы определенные действия, мы подскажем тебе об этом.

– Мы?

– Да, мы, днем могу прийти к тебе я, ночью – Чернобог, мы – две стороны одной монеты, день и ночь, свет и тьма, жизнь и смерть. Мы будем твоими Небесными Покровителями до твоей смерти.

– А что с самим Матвеем? Что стало с ним?

Белобог поморщился, но ответил:

– Он не хотел жить, точнее, полностью наоборот, он желал смерти. А с такими мыслями и желаниями не стоит входить в храм в день принятия Небесного Покровительства. Те, кто не обладают Волей жить, жизни не достойны. Его душа ушла на очищение по водам Реки Вечности, а это тело мы поместили твою душу, за это мы заплатили Норнам достойную цену…

– Но как вы хотите, чтобы я жил как Матвей? У меня ни его привычек, ни памяти, я его не знаю, и не думаю, что его дед Аристарх и сестра Софья не заметят разницы. – Я покачал головой.

– О, не волнуйся об этом, с этим мы поможем, память Матвея мы сохранили, и мы сольём её с твоей. – Белобог вытянул руку ладонью в вверх, на ней зажглась искра лазурного цвета, бог указательным пальцем показал на моё лицо, и искра, словно выстрел, прилетела мне в лоб, мгновенный жар, и я схватился за голову.

– Ну, это будет неприятно, но ты вытерпишь. Ведь и не такое терпел, – Он усмехнулся, опуская руку.

Из глаз брызнули слезы, голову сдавили кольца раскаленного металла, мне было больно, нет, не так. МНЕ БЫЛО БОЛЬНО! Словно сознание разорвали надвое – одна половина продолжала воспринимать всё окружающее и видеть Белобога, вторая просматривала огромный фильм в ускоренной перемотке, при этом запоминая его досконально. Это была жизнь Матвея. Вся его жизнь до семнадцатого дня рождения.

– Ладно, три дня беспамятства и галлюцинаций, и ты будешь помнить и знать всё, что знал и помнил Матвей, это не такая уж и высокая цена за начало новой жизни. А теперь будем прощаться, мы с братом придем, когда это станет необходимо! – Белобог махнул рукой, и туман вокруг окутал меня плотной белесой пеленой.

* * *

Ночь. Комната. Луна. Стол. Стул. Только нет аптеки и фонаря. Интересно, а здесь Блок получил такую же известность? Я – Матвей не особо уделял время литературе… Да вообще ничему не уделял время… О, как же можно быть такой амёбой…

Стоп! Я – Андрей Волков, в теле Матвея Волкова, я – это я, и никто более. У меня есть шанс прожить новую жизнь. Да, цинично, но парень сам не хотел жить. Значит, я воспользуюсь этим шансом! Молодое тело, здоровое тело. Теперь моё тело! Теперь я – Матвей! Его память – моя память, его прошлое – моё прошлое. Но будущее впереди только моё, мне сказали жить жизнь. Вот и буду жить…

Жизнь-то у парнишки, на самом деле странная была, ни мать не любила, ни с отцом не был дружен, с дедом разве что нормальные отношения были, да с младшей сестрой нормально общался. Мать и отец уже умерли, воспитывался лишь дедом в своём поместье под Искитимом, недалеко от Новосибирска.

И не могу сказать по воспоминаниям Матвея, что его ненавидели и презирали, нет! Скорее относились холодно и отстраненно, некоторые даже боялись, словно он был ходячим напоминанием о ком-то или о чем-то….

С этим ещё предстояло разобраться. А сейчас молодое и отдохнувшее тело требовало движения. Семнадцать лет, ноги мне в рот – вот это поворот! Вся жизнь впереди!

Я вскочил с кровати, скинув тяжелое одеяло на пол. Подскочил к умывальнику, умылся ледяной водой и критически осмотрел себя в зеркале. М-да, мог бы и собой немного заняться, все задатки есть, а за телом никакого ухода… Слишком тонкие руки, узкие плечи, такое ощущение, что задница и то шире, ей-богу, словно девица – принцеска с бледной кожей и на начальной стадии анорексии…Ну, ничего, мы это исправим.

Босиком, словно я снова услышал те далекие крики: «Рота, подъем! Босиком перед палаткой стройсь! В ногах вся сила! За мной вокруг полевого лагеря бегооом-марш!!!», я выскочил из усадьбы мимо разинувшего рот того самого мужичка, который был вчера со мной (кстати, а как его зовут-то?), я побежал вокруг усадьбы. Круг оказался небольшой, метров семьсот, но всё оказалось хуже, чем я думал, тело просто не обладало даже минимальным уровнем физической подготовки! Если первые два круга худо-бедно я пробежал, то следующие два прошли уже в эгиде бежим-идем, а пятый под лозунгом «мы поедем, мы помчимся на оленях утром ранним…».

Когда я понял, что гарантированно закрыл обещанные себе три километра, то позволил себе перерыв в десять минут, дошел до качелей Софьи, сделал полный цикл разминки, как учили ещё в училище, добавил к ней гимнастику Гермеса, и, не найдя лучшего снаряда вокруг, сдвинул цепи качелей в сторону и начал подтягиваться на этой перекладине. Здесь тоже ничего хорошего не было – кое-как восемь раз, но, в конце концов, выполнил пятьдесят подтягиваний (последние десять были выполнены в десять подходов). Следом были отжимания – скручивания на пресс – приседания, всё по сто раз. Понимая, что для начала и этого уже достаточно, и завтра тело мне уже закричит: «ПРИВЕТ!», я довольный и уставший поплелся обратно в поместье со старой – доброй мыслью: «В здоровом теле – здоровый дух».

На крыльце меня ждал тот самый мужичок, нервно наминая в вспотевших ладонях кепку – восьмиклинку в мелкую черно – серую клетку.

– Матвей Александрович, вы меня так в гроб сведёте! Мне же Аристарх Прохорович наказал, чтобы я к нему сразу же бежал, как только вы в себя придете! Вот так прям и сказал: «Гаврила! Чтоб у меня быстрее пули был, как только Матвей проснётся!» А как я ему доложусь о вас, когда вы носитесь по всему поместью как ураган! Вы же три дня назад в обморок свалились от того, что до храма дошли! Нельзя вам ещё перенапрягаться. Никак нельзя! Ну как же…

– Гаврила! – Я прервал эту тираду словесного водопада на меня (ну хоть имя узнал, и то радость!) – Хватит зудеть, как комар над ухом. Хотел бы деду доложить, так уже бы порог его покоев обивал! Сам прекрасно знаешь, что Аристарх Прохорович проснется через… – я посмотрел на огромные часы в прихожей усадьбы, стрелки которых были видны даже со входа, – через полтора часа, вот тогда и доложишься, можешь и про утреннюю разминку поведать. А перед дедом я сам отвечу, чай не маленький. Тоже мне нянька нашлась…

Я уже развернулся и двинулся к входу в поместье, но Гаврила не унимался:

– Да зачем так убиваться-то⁈ – Не сдавался он.

Я остановился и повернул лишь голову, глядя на Гаврилу одним глазом, ответил:

– Пора наверстывать упущенное. Коль раньше о себе не позаботился, будем добиваться всего ударными темпами. Как говорили латиняне «Amat victoria curam», что в переводе значит «Победа любит старание». Я сейчас умоюсь и отправлюсь в библиотеку, завтрак и обед прикажи подать туда. Если Аристарх Прохорович изволит меня видеть сегодня, то пришли за мной или сам приходи и позови, вопросы будут?

– А вечером?

– А вечером, мой друг Гаврила, я думаю, меня заберет в своё царство его величество Морфей. Иначе завтра я так рано не смогу встать…

Я повернулся и вошел в поместье, махнув Гавриле рукой на прощание. На моем лице гуляла странная улыбка, а Гаврила так и стоял с удивленным выражением на лице, пока я не поднялся по лестнице на второй этаж.

* * *

Разговор с князем не состоялся в этот день. И на следующий тоже. Единственное, что ждало меня на следующий день – ноющая боль по всему телу. Оно просто говорило мне: «Жить лениво – прекрасно, мы прекрасно же жили, хозяин, ну на кой оно нам надо⁈», но телу так просто не объяснишь, что теперь хозяин новый, а как известно по старой поговорке «Новая метла по-новому метёт». Дорогой родственник отправился вновь в Новосибирск, как сказал Гаврила, который следовал за мной просто по пятам, вернётся глава рода только через неделю. Я же всю неделю посвятил библиотеке и спорту. Тело выло, ныло, но я каждое утро заставлял его вставать и заниматься своим физическим воспитанием. Пересмотрел питание (ну, хоть диетология не мой профиль, но я всё же врач, и основы худо-бедно помню), чем очень удивил Марфу Петровну, о которой говорил Гаврила, когда я впервые его увидел.

Марфа Петровна оказалось грузной женщиной в возрасте глубоко за пятьдесят, прекрасно отбивающая фарш перед приготовлением своих фирменных котлет «по-сибирски» и мешающая тесто по русские народные песни собственного исполнения. При всей её внешности я никак не мог привыкнуть к её голосу. Открытое звонкое звучание меццо-сопрано на долгом выдохе создавало ощущение, что поёт молодая эстрадная артистка, но ни как не женщина, у которой уже седина в волосах, и при этом она не стоит на месте, а, к примеру, тесто отбивает о дубовую столешницу на кухне.