Текст книги "Что сотворил Бог. Трансформация Америки, 1815-1848 (ЛП)"

Автор книги: Дэниел Уолкер Хау

сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 79 страниц)

После того как федеральное правительство юридически «развелось» со своими банками-любимцами (как говорится), ответственность за регулирование банковской деятельности перешла к штатам. На уровне штатов демократы проводили разнообразную банковскую политику. «В политическом плане джексонианцы были наиболее счастливы и едины, когда охотились на страшного банковского врага, но, загнав противника в угол, они не знали, что делать», – заметил один историк. Правительства некоторых демократических штатов решили регулировать деятельность банков, некоторые – создать государственный монопольный банк, а некоторые просто запретили банкноты достоинством менее десяти или двадцати долларов. В штате Нью-Йорк регентство Олбани защищало интересы своих привилегированных банков от требований населения учредить дополнительные банки. На Старом Северо-Западе, напротив, демократы пришли к согласию с вигами в том, что «свободное банковское дело» является решением проблемы: Любая группа, отвечающая определенным стандартным требованиям, может зарегистрировать банк. Демократические политики по всей стране были в первую очередь заинтересованы в создании своей политической партии, а не в новаторском государственном регулировании банковской отрасли. В Массачусетсе после провала принадлежавшего демократам банка «Содружество» виги создали комиссию штата по надзору за банками; однако, когда демократы пришли к власти, они упразднили комиссию.[1204]1204
  McFaul, Politics of Jacksonian Finance, 96–102, 211, цитата из 96. Также см. William Shade, Banks or No Banks: The Money Issue in Western Politics (Detroit, 1972); Edwin Dodd, American Business Corporations Until 1860 (Cambridge, Mass., 1954), 276–309.


[Закрыть]

Депрессия жестоко ударила по внутренним улучшениям, финансируемым штатами, и ещё больше пострадали государственные банки. Не успел спад пройти, как восемь штатов плюс территория Флориды объявили дефолт по выплате процентов по облигациям. Все они находились на Юге или Западе, за исключением Пенсильвании, две трети облигаций которой находились за границей. Федеральное правительство не только отказалось выручать штаты, но даже не пришло на помощь территории Флориды. Международная кредитоспособность Америки получила сильный удар. Английский поэт Уильям Вордсворт, чья семья вложила деньги в ценные бумаги Пенсильвании, заявил, что «высокая репутация штата, с помощью щедрой природы, / Завоевала доверие, а теперь безжалостно предана».[1205]1205
  Уильям Вордсворт, «Пенсильванцам» (1845), в его Поэтических произведениях (Оксфорд, 1947), IV, 132.


[Закрыть]

После возвращения процветания Пенсильвания и большинство других штатов возобновили выплату процентов, но Арканзас, Миссисипи и Флорида (ставшая штатом после 1845 года) отказались от основной суммы, как и Мичиган. Федеральное правительство понесло собственные потери, поскольку первоначальный фонд Смитсоновского института был вложен в арканзасские облигации. Это отречение имело долгосрочные последствия для кредитного рейтинга штатов Юга. Спустя поколение, когда Конфедерация попыталась разместить ценные бумаги в Лондоне, британские банки вспомнили, что их худший кредитный опыт был связан с южными штатами и что Джефферсон Дэвис из Миссисипи выступил за отречение. Соответственно, они ограничили свои обязательства.[1206]1206
  Уильям Грэм Самнер, История банковского дела в Соединенных Штатах (Нью-Йорк, 1896), 395; Джей Секстон, «Дипломатия должника: Финансы и американские внешние отношения в эпоху гражданской войны, 1837–1873» (докторская диссертация, Оксфордский университет, 2003), глава 1. 1.


[Закрыть]

V

Находясь в особняке, Мартин Ван Бюрен продолжал придерживаться максимы, изложенной им в письме Томасу Ритчи в 1827 году: демократическая партия должна основываться на союзе простых республиканцев Севера с рабовладельцами Юга. Президент чувствовал себя комфортно в таком союзе. В нью-йоркской политике его фракция проявляла меньше энтузиазма, чем фракция ДеВитта Клинтона, в отношении принятия штатом закона об эмансипации. Семья Ван Бюрена владела рабами ещё до вступления в силу закона об эмансипации в Нью-Йорке, а сам он владел по крайней мере одним человеком ещё в 1814 году. Не испытывая никаких моральных чувств по этому поводу, президент оправдывал свою заботу о рабстве сохранением Демократической партии и Союза штатов. Ведя свою предвыборную кампанию в 1836 году, Ван Бюрен из кожи вон лез, чтобы заверить южных политиков, что, хотя он и северянин, ему можно было доверить защиту их «своеобразного института». Он поддержал цензуру почты и пообещал противостоять любым попыткам отменить рабство в округе Колумбия (где Конгресс обладает полномочиями законодательной власти), что он повторил в своей инаугурационной речи. Когда газета в Онейде, штат Нью-Йорк, поддержала Ван Бюрена и аболиционизм, его кампания решила устранить этот конфуз, подстрекая толпу (возглавляемую конгрессменом-демократом) уничтожить офис газеты.[1207]1207
  Cole, Martin Van Buren, 271; David Grimsted, «Rioting in Its Jacksonian Setting», AHR 77 (1972): 376, n. 34.


[Закрыть] В Палате представителей сторонники Ван Бюрена добились принятия «правила кляпа», запрещающего даже обсуждение петиций, затрагивающих тему рабства, как в округе, так и где-либо ещё. Опираясь на такие заверения, «Красный лис» провел несколько рабовладельческих штатов, включая Вирджинию, где он пользовался поддержкой Ричмондского хунто Ритчи.[1208]1208
  См. Уильям Г. Шейд, «Мартин Ван Бюрен, рабство и выборы 1836 года», JER 18 (1998): 459–84.


[Закрыть]

Оказавшись в Белом доме, Ван Бюрен неукоснительно выполнял свои прорабовладельческие обещания. Его военный министр, Джоэл Пойнсетт из Южной Каролины, зашел так далеко, что потребовал всеобщей военной подготовки для трудоспособных белых мужчин в ополчениях их штатов, чтобы всегда иметь силы для подавления восстаний рабов. (Виги осудили это предложение как создание «постоянной армии», и оно ни к чему не привело.).[1209]1209
  Джон Нивен, Мартин Ван Бюрен (Нью-Йорк, 1983), 464–65; Коул, Мартин Ван Бюрен, 366–67.


[Закрыть] Даже штат Джона К. Кэлхуна не мог найти недостатков в приверженности президента рабству. Радикальный нуллификатор Томас Купер заверил Ван Бюрена, что политический истеблишмент Южной Каролины поддерживает его: «Ваши обещания по вопросу об отмене рабства воспринимаются и одобряются», – писал он, – «они сильно скажутся в вашу пользу на Юге». Когда Ван Бюрен выставил свою кандидатуру на перевыборы в 1840 году, Кэлхун вернулся в ряды демократов и поддержал его. Отказавшись от своей давней поддержки национального банковского дела, Кэлхун поддержал Независимое казначейство. На самом деле защита рабства для южнокаролинца была важнее экономической политики. Со свойственным ему рвением к абстракциям Кэлхун настоял на том, чтобы Сенат принял шесть резолюций в пользу «стабильности и безопасности» рабства на Юге. Джон Куинси Адамс мог бы прокомментировать в своём дневнике, что президентство Ван Бюрена проиллюстрировало успешный синтез (впервые достигнутый, как он отметил, Томасом Джефферсоном) «интереса южан к внутреннему рабству с буйной демократией северян».[1210]1210
  Томас Купер – Мартину Ван Бурену, 27 марта 1837 г., цит. по: W. Cooper, South and the Politics of Slavery, 99; John Quincy Adams, Jan. 1, 1840, Memoirs, ed. Чарльз Фрэнсис Адамс (Филадельфия, 1874–79), X, 182.


[Закрыть]

Превосходство белых оставалось центральным элементом джексоновской демократии на протяжении всего периода существования второй партийной системы, причём не в меньшей степени, чем экономическое развитие было характерно для вигов. Практически каждый аспект политического мировоззрения демократов так или иначе поддерживал превосходство белой расы и рабство в частности: Устранение индейцев, местная автономия и суверенитет штатов, уважение прав собственности, недоверие к государственному экономическому вмешательству, критика раннего промышленного капитализма и (как станет очевидным) аннексия Техаса.[1211]1211
  Джин Бейкер, Дела партии: Политическая культура северных демократов (Итака, Нью-Йорк, 1983), с. 177; Джон Герринг, Партийные идеологии в Америке (Кембридж, Англия, 1998), с. 165; в целом Дон Ференбахер, Республика рабовладельцев (Оксфорд, 2001).


[Закрыть] Демократическая партия одобряла рабство и осуждала антирабовладельцев, причём не только на Юге, но и на Севере. «Вся демократия Севера, – заявляла газета Washington Globe, национальный орган партии, – выступает против любых попыток аболиционистов достичь своих целей как по конституционному принципу, так и по здравой политике».[1212]1212
  Вашингтон Глоб, 18 мая 1835 г.


[Закрыть] Если в конгрессе виги разделялись по секционному признаку, когда голосование касалось рабства, то демократов-северян обычно можно было встретить поддерживающими своих южных коллег. Исследование 1300 политических деятелей антанты выявило 320 из них в качестве «тестообразных», то есть конгрессменов-северян, которые голосовали вместе с Югом по важнейшим вопросам, связанным с рабством. Все, кроме десяти, оказались демократами.[1213]1213
  Леонард Ричардс, «Власть рабов» (Батон-Руж, 2000), 109–112.


[Закрыть] Раннее стратегическое решение Ван Бюрена вступить в союз с рабовладельцами, как и решения местных партийных политиков играть на расизме северного рабочего класса, помогло сделать Демократическую партию более прорабовладельческой, чем её соперники. Но, вероятно, самый важный фактор, определяющий отношение к партии, существовал на низовом уровне. Многие избиратели вигов, особенно представители северного евангелического и антимасонского крыла партии, хотели улучшить моральное качество американской жизни и не одобряли рабство. Избиратели демократов-северян, с другой стороны, меньше беспокоились о моральных проблемах за пределами своей собственной общины. Рабство казалось им чужой проблемой, которую они готовы были предоставить решать политикам, лишь бы они были уверены, что чернокожие не переедут в их район и не будут конкурировать с ними за рабочие места. С их точки зрения, достоинством рабства было то, что оно удерживало большинство афроамериканцев на Юге.[1214]1214
  См. Джон Макфол, «Целесообразность или мораль: Jacksonian Politics and Slavery», JAH 62 (1975): 24–40; Joel Silbey, The Partisan Imperative: Динамика американской политики до Гражданской войны (Нью-Йорк, 1985), 87–115.


[Закрыть]

И Демократическая партия, и партия вигов стремились к общенациональной организации, и в обоих случаях необходимость сохранения южного крыла партии препятствовала критике рабства. Но было и важное различие. Виги терпимо относились к антирабовладению среди своих северных сторонников, а демократы – нет. Статистика голосования в Конгрессе подтверждает тот факт, что в то время как виги разделялись по вопросу рабства, члены демократов, даже на Севере, придерживались прорабовладельческой линии партии.[1215]1215
  Томас Александер, Секционный стресс и сила партии (Нэшвилл, 1967).


[Закрыть] Демократов, которые питали антирабовладельческие настроения, заставляли молчать или требовали от них отречения как цены за лояльность партии. «Ни один человек или группа людей», – говорилось в обращении Демократической партии к народу Соединенных Штатов в 1835 году, – не может «даже желать вмешиваться» в южное рабство «и называть себя демократом».[1216]1216
  Цитируется в Silbey, Partisan Imperative, 90.


[Закрыть] Одним из немногих демократов, осмелившихся выразить хоть какую-то симпатию к аболиционистскому движению, был журналист Уильям Леггетт. Леггетт работал в демократической газете New York Evening Post, и когда её редактор Уильям Каллен Брайант в 1835 году уехал в Европу, он оставил Леггетта временно руководить газетой. Леггетт воспользовался своими полномочиями и опубликовал редакционные статьи, осуждающие цензуру и насилие толпы, направленное против аболиционистов. Администрация в ярости отреклась от Леггета; Брайант вернулся домой, чтобы уволить его и вернуть себе контроль над «Пост». Леггетт, несмотря на годы службы партии, оказался в чёрном списке, а его попытка выдвинуться в конгресс от демократов в 1838 году была сорвана.[1217]1217
  После смерти Леггета партия отменила его отлучение и поставила его статую в Таммани-холле. Уолтер Хьюгинс, Джексоновская демократия и рабочий класс (Стэнфорд, 1960), 48.


[Закрыть] Другой пример иллюстрирует ту же мысль. У христианских филантропов Артура и Льюиса Таппанов был брат по имени Бенджамин, который, как и они, критиковал рабство, но, в отличие от них, был демократом и рационалистом. Когда Бенджамин Таппан баллотировался в Сенат США от штата Огайо в 1838 году, ему пришлось отречься от антирабовладельческих взглядов, чтобы получить номинацию демократов. Таппан оправдывал своё поведение тем, что независимое казначейство Ван Бюрена было важнее проблемы рабства.[1218]1218
  Дэниел Феллер, «Брат по оружию: Бенджамин Таппан и антирабовладельческая демократия», JAH 88 (2001): 48–74.


[Закрыть] В отличие от этого, в 1838 году Виг-партия Огайо избрала в Конгресс ярого аболициониста Джошуа Гиддингса. Антирабовладельческие настроения были так же сильны в Массачусетсе, как и в любом другом штате Союза. Маркус Мортон, демократ из Массачусетса, на протяжении своей политической карьеры осторожно высказывал антирабовладельческие взгляды. Однако его партия потребовала от него отречься от антирабовладельческих взглядов, прежде чем утвердить его на посту управляющего Бостонским портом – «таким образом демонстрирует, – по словам историка, симпатизирующего Мортону, – насколько мало места тогда существовало в Массачусетской (или, если уж на то пошло, Северной) демократии для политика, выступающего против рабства».[1219]1219
  Джонатан Эрл, «Marcus Morton and the Dilemma of Jacksonian Antislavery in Massachusetts», Massachusetts Historical Review 4 (2002), 60–87, цитата из 63.


[Закрыть] Тем временем правило двух третей на национальных съездах демократов гарантировало, что никто не сможет получить президентскую номинацию партии без поддержки южан. У вигов такого правила не было, и иногда северное крыло их партии получало нужного ему кандидата. Формируя Демократическую партию таким образом, Эндрю Джексон и Мартин Ван Бюрен создали инструмент, который превратит меньшинство прорабовладельческих интересов в большинство, которое будет доминировать в американской политике до 1861 года. «Власть рабов», на которую жаловались аболиционисты и свободные поработители, не была плодом их воображения.[1220]1220
  См. Silbey, Partisan Imperative, 87–93; и Leonard Richards, The Slave Power (Baton Rouge, 2000).


[Закрыть]

VI

Политическое противостояние рабовладельческой власти в эти годы происходило в основном из-за так называемого правила кляпа. Поскольку массовые рассылки по южным адресам были закрыты, аболиционисты перешли к распространению антирабовладельческих петиций в Конгрессе. Правило кляпа, препятствующее обсуждению этих петиций в Палате представителей, представляло собой ещё один аспект постоянных усилий южных политиков, направленных на то, чтобы не дать аболиционистам повлиять на общественное мнение. «Моральная сила мира против нас», – предупреждал своих коллег-южан Фрэнсис Пикенс из Южной Каролины. «Англия эмансипировала свои острова Вест-Индии. Франция движется в том же направлении». В век усовершенствованных коммуникаций только интеллектуальная блокада могла противостоять распространению идеи свободы. «Рано или поздно нам придётся столкнуться с аболиционизмом; лучше подавить его проявления сейчас, пока он ещё не окреп», – настаивал он.[1221]1221
  Фрэнсис Пикенс в Палате представителей, 21 января 1836 г., цитируется в Freehling, Secessionists at Bay, 311.


[Закрыть] Аболиционисты пользовались правом «обращаться к правительству с петициями об удовлетворении жалоб», гарантированным Биллем о правах. Никто не смел запретить им составлять, распространять и подписывать свои петиции, но южане, такие как Пикенс, хотели лишить аболиционистов возможности использовать Конгресс в качестве форума для обнародования своих взглядов.

Правило кляпа дополняло цензуру почты и, как и эта политика, возникло благодаря экстремистам из Южной Каролины. Молодой каролинец Джеймс Х. Хэммонд придумал, что палаты Конгресса должны отказаться принимать петиции, касающиеся рабства, на том основании, что Конгресс не имеет полномочий по этому вопросу. Вся клика Кэлхуна подхватила эту идею, надеясь, что она будет способствовать реализации их долгосрочной стратегии по объединению Юга под их руководством; возможно, таким образом Кэлхун сможет реализовать амбиции Белого дома, которые он все ещё питал. Проект требовал от них двух конституционных аргументов: во-первых, что у Конгресса нет законных полномочий отменять рабство где бы то ни было, даже в округе Колумбия; и во-вторых, что свобода петиций, гарантированная Биллем о правах, не подразумевает, что правительство будет обращать внимание на петиции после их подачи. Во втором из этих аргументов каролинцы были гораздо сильнее, чем в первом, но оба вопроса долго обсуждались. В Сенате предложение Кэлхуна о введении правила «кляпа» натолкнулось на сопротивление Генри Клея и других. Вскоре неформальная практика заменила формальный кляп. Как только один из сенаторов представлял петицию аболиционистов, другой предлагал «поставить вопрос о её приёме на обсуждение». Предложение поставить вопрос на обсуждение не является дискуссионным. Предложение будет принято, и петиция будет тихо похоронена без обсуждения, принятия решения или даже официального приёма. Такая практика существовала с 1836 по 1850 год. Сенат, несмотря на свою славу палаты, снисходительной к долгим дебатам, сумел таким образом подавить дебаты о рабстве.[1222]1222
  Уильям Ли Миллер, «Аргументация против рабства» (Нью-Йорк, 1996), 115–19; Лонни Мэнесс, «Генри Клей и проблема рабства» (докторская диссертация, Государственный университет Мемфиса, 1980), 153–61; Дэниел Вирлс, «Запущенное правило сената», JER 27 (2007): 115–38.


[Закрыть]

Однако в те времена большинство петиций направлялось в Палату представителей, поскольку это была народная палата, а сенаторов выбирали законодатели штата. Палата представителей отводила значительное время для подачи петиций и имела правила, регулирующие этот процесс. С её более многочисленным, разрозненным и беспорядочным составом, избираемым напрямую и раз в два года, Палата не могла решить вопрос с петициями так же легко, как Сенат.

Лидеры демократов Палаты представителей в 1836 году не позволили изгою Кэлхуну присвоить себе заслугу южан в решении этого вопроса. Они взяли на вооружение конкурирующий вариант кляпа, предложенный другим южнокаролинцем, Генри Пинкни. Правило Пинкни напоминало практику Сената. Оно позволяло получать петиции против рабства, но затем сразу же «заносить их на стол», то есть откладывать в сторону без обсуждения. Этот процесс по-прежнему эффективно изолировал Конгресс от мнений петиционеров, не поднимая при этом неудобных конституционных вопросов, характерных для подхода Кэлхунитов. Южные последователи Хью Лоусона Уайта, которых первоначально привлекло предложение Хэммонда-Калхуна, перешли на сторону Пинкни. Палата представителей приняла версию правил Пинкни 26 мая 1836 года 117 голосами против 68, причём большинство южан и северных демократов проголосовали за запрет, а северные виги – против. В преддверии президентских выборов кампании Ван Бюрена и Уайта вместе успешно опередили маленькую группу Кэлхуна как защитников рабства.[1223]1223
  Джордж Рэйбл, «Рабство, политика и Юг», Капитолийские исследования 3 (1975): 69–87.


[Закрыть]

Инициаторы введения кляпа не учли мнения Джона Куинси Адамса. Старший государственный деятель Палаты представителей настойчиво критиковал, уклонялся, подрывал и подрывал правило кляпа. Он представлял себя защитником не сути взглядов аболиционистов, а их конституционного права на подачу петиций. (Сам он поддерживал постепенную эмансипацию, а не немедленную отмену рабства, и внес соответствующую поправку в конституцию, зная, конечно, что у неё нет шансов на прохождение). Будучи большим мастером парламентской процедуры, чем любой член Конгресса в истории, Адамс изобрел бесчисленное множество приспособлений, чтобы обойти кляп. Он вносил петиции в начале каждой сессии ещё до официального принятия правил, затем оспаривал сохранение кляпа и заставлял голосовать по нему. Он спрашивал у спикера, допустима ли та или иная петиция, а затем зачитывал её. Он спрашивал, можно ли передать петицию в комитет, которому поручено объяснить, почему она не может быть удовлетворена. Люди присылали ему петиции не только из его избирательного округа, но и со всей страны, хитро составленные, чтобы не попасть под запрет. Многие петиции теперь требовали отмены правила «кляпа». Это он, конечно, назвал его «кляпом». Своей упорной борьбой Старик Красноречивый заслужил уважение своих злейших врагов. Вирджинский борец за права штатов Генри Уайз назвал его «самым острым, самым проницательным, самым яростным врагом рабства Юга, который когда-либо существовал».[1224]1224
  Цитируется в Miller, Arguing Against Slavery, 356.


[Закрыть]

Хотя Адамс не разделял веру аболиционистов в немедленное и безвозмездное освобождение, его усилия принесли им неисчислимую пользу. В ответ они стали распространять больше петиций, чем когда-либо. Многие из петиций были подписаны людьми, которые иначе не могли участвовать в политическом процессе: женщинами и свободными неграми из штатов, где они не могли голосовать. Представители Юга выражали презрение к женщинам, подписавшим петицию, но сын Эбигейл Адамс защищал их. Почему женщины должны быть «приспособлены только для домашних забот?» – требовал он. «Женщины не только оправдывают себя, но и проявляют самые возвышенные добродетели, когда выходят из домашнего круга и вступают в заботы о своей стране, о человечестве и о своём Боге». Он цитировал библейских героинь, таких как Эсфирь и Дебора. Адамс ухитрился представить петиции от белых женщин и – хотя это вызвало недоумение – от свободных чернокожих женщин. Затем, 6 февраля 1837 года, он вошёл в Палату представителей с «петицией от двадцати двух человек, объявляющих себя рабами», что вызвало огромный шум, хотя документ якобы одобрял рабство. (Вероятно, это была мистификация, устроенная расистами, чтобы смутить Адамса, но он обратил её себе на пользу). Палата быстро приняла новое правило: «Решено, что рабы не обладают правом подачи петиций, обеспеченным народу Соединенных Штатов конституцией».[1225]1225
  Там же, 321, 230, 271; Речь Джона Куинси Адамса о праве народа, мужчин и женщин, подавать петиции (Вашингтон, 1838), 64–81. См. также Сьюзан Заеске, «Подписи гражданства» (Чапел Хилл, 2003).


[Закрыть]

Попытка заткнуть рот петициям аболиционистов оказалась в значительной степени контрпродуктивной. Дебаты по поводу правила кляпа и тактика Адамса по его обходу вызвали гораздо больше новостей, чем петиции аболиционистов, оставленные сами по себе. Пресса освещала все в мельчайших подробностях, газеты часто полностью печатали выступления в Конгрессе. Разочаровавшись в своих попытках сформировать политику правительства, Адамс теперь пытался повлиять на общественное мнение и добился успеха.[1226]1226
  Об Адамсе и общественном мнении см. Richard R. John, «John Quincy Adams» in Reader’s Companion to the American Presidency, ed. Alan Brinkley and Davis Dyer (Boston, 2000), 83–90.


[Закрыть] Конституционное право белых людей подавать петиции вызвало более широкий интерес и симпатию среди северной общественности, чем надежда чёрных рабов на эмансипацию. Благодаря такой огласке количество петиций, поступавших в Палату представителей, резко возросло. Историки пытались подсчитать оставшиеся в архивах Конгресса антирабовладельческие петиции этого периода, хотя их усилия пока носят фрагментарный характер. За четырехмесячную сессию зимой 1838–39 годов в Палате представителей было зарегистрировано 1496 петиций против рабства, под которыми стояло 163 845 подписей от 101 850 человек. По мере того как аболиционисты становились все более искусными в распространении петиций, число подписантов на одну петицию росло; в период с 1836 по 1840 год среднее число подписей выросло с 32 до 107. Петиция всех женщин из Массачусетса против рабства в округе Колумбия установила рекорд в 1836–37 годах, подписав её 21 000 женщин.[1227]1227
  Dwight Dumond, Antislavery (Ann Arbor, Mich., 1961), 245–46; Edward Magdol, The Antislavery Rank and File (Westport, Conn., 1986), 55–56.


[Закрыть] Сбор петиций стал выдающимся достижением движения за отмену рабства и, благодаря Адамсу, позором для рабовладельческой власти.