Текст книги "Что сотворил Бог. Трансформация Америки, 1815-1848 (ЛП)"

Автор книги: Дэниел Уолкер Хау

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 79 страниц)

Протестантизм, ориентированный на Библию, в синтезе с Просвещением и уважением к классическому образованию помог сформировать культуру, определить модели интеллектуального поиска и условия дебатов в американской республике времен антебеллума. В вопросе о рабстве этот синтез был неоднозначным; в большинстве других аспектов он поддерживал демократические ценности. Он обеспечил молодому и быстро меняющемуся обществу ощущение стабильности. Не разрешая моральных противоречий, он наделял моральные нормы и рациональный дискурс авторитетом друг друга, укрепляя и те, и другие.

13. Третий срок Джексона

I

«Эндрю Джексон укрепил президентство», – так часто утверждают. Действительно, «Старый Гикори» расширил круг советников президента, увеличил объем предоставляемого покровительства и расширил использование права вето. Он успешно совмещал пост президента с руководством своей политической партией. Он одержал победу в противостоянии со своими соперниками Биддлом и Кэлхуном. Однако власть президента Джексона в значительной степени оставалась функцией его личной популярности, то есть харизматической, а не институциональной. Ему не удалось передать всю свою власть своим преемникам. Действительно, вторая партийная система, ставшая результатом его правления, оказалась периодом слабых президентов. (Джеймс Нокс Полк был единственным исключением, и даже он проработал всего один срок.) Джексон не столько укрепил институт президентства, сколько подал пример, на который могли бы ссылаться последующие популярные президенты. Мартин Ван Бюрен, однако, не стал одним из них. Искусный в получении власти, он оказался в значительной степени неуспешным в её использовании. Наследнику Джексона было суждено безрезультатно руководить страной в период экономических трудностей и ожесточенных конфликтов.

Сын голландских трактирщиков, Мартин Ван Бюрен из Нью-Йорка стал первым президентом небританского происхождения и первым, кто родился гражданином Соединенных Штатов. (Все его предшественники, родившиеся до революции, начинали жизнь как британские подданные). Поскольку он был избранным преемником Джексона, президентство Ван Бюрена окрестили третьим сроком Джексона. В большинстве личных аспектов, конечно, житель Нью-Йорка был совершенно не похож на Старого Гикори: Маленький, щеголеватый человек, вкрадчивый, гибкий, добивавшийся своего скорее хитростью, чем напористостью, он был известен своей уклончивостью. Однажды сенатор, заключивший пари на то, что ему удастся заставить Маленького Мага подтвердить своё утверждение, спросил Ван Бюрена, правда ли, что солнце встает на востоке. «Я неизменно сплю до восхода солнца», – ответил Лис из Киндерхука.[1146]1146
  Ван Бюрен сам рассказал эту историю: Autobiography, ed. John Fitzpatrick (Washington, 1920), 199.


[Закрыть] Однако Ван Бюрен взял на себя обязательство «в целом идти по стопам президента Джексона», и в большинстве случаев он так и поступил, сохранив не только кабинет Джексона, но и кухонный кабинет. В своей инаугурационной речи Ван Бюрен определил свою цель как сохранение наследия основателей. Затем он смиренно обратился к «своему прославленному предшественнику». Личность уходящего президента продолжала доминировать на этом мероприятии; «в кои-то веки, – заметил Томас Харт Бентон, – восход затмил заходящее солнце».[1147]1147
  Цитаты из: Major Wilson, The Presidency of Martin Van Buren (Lawrence, Kans., 1984), 37; Thomas Hart Benton, Thirty Years View (New York, 1857), I, 735.


[Закрыть]

Общительность Ван Бюрена поражала всех, даже его политических врагов. Будучи мастером новой популярной партийной политики, основанной на публичности, патронаже и организации, в частной жизни он любил традиционные искусства беседы и гостеприимства. Сочетая политическую проницательность с любезностью, Ван Бюрен напоминал патриарха республиканцев Томаса Джефферсона, которым он восхищался, пожалуй, даже больше, чем Джексоном. Ван Бюрен играл в политику как в игру, и он играл в неё, чтобы выиграть. Он практиковал популярную версию игры, потому что так диктовало американское игровое поле, но его инстинкты и вкусы были глубоко консервативными. Будучи посланником США в Англии во время принятия великого законопроекта о парламентской реформе 1832 года, он не проявил симпатии к его скромному расширению избирательного права. Личности и механика британской политики интересовали его больше, чем существенные вопросы.[1148]1148
  Дональд Коул, Мартин Ван Бюрен и американская политическая система (Принстон, 1984), 223–24.


[Закрыть] Познакомившись с Ван Бюреном в качестве президента, Гарриет Мартино заметила: «В его государственной карьере нет ни одного проявления той веры в людей и предпочтения принципа мелкой целесообразности, благодаря которым государственный деятель показывает себя великим». Однако, справедливости ради, следует отметить, что если в его политике и было мало принципиальных моментов, то в ней не было и той зависти, злобы и навязчивой заботы о личной чести, которая была характерна для многих американских политиков предыдущего поколения, включая Александра Гамильтона, Джона Рэндольфа, Джона К. Кэлхуна и самого Джексона.[1149]1149
  Гарриет Мартино, Ретроспектива западных путешествий, изд. Daniel Feller (1838; Armonk, N.Y., 2000), 25. О роли личной чести в политике ранней республики см. в Joanne Freeman, Affairs of Honor (New Haven, 2001).


[Закрыть]

В своём понимании роли партии в политике Ван Бюрен пошёл гораздо дальше своего образца Джефферсона. Избрание Мага президентом вбило последний гвоздь в гроб Эры добрых чувств Монро, которую пытался увековечить Джон Куинси Адамс, и похоронило стремление основателей к беспартийности. Защитник и практик новой политики, Ван Бюрен стал пионером современного анализа политических партий как легитимной характеристики правительства, вместо того чтобы считать их (как это делали все традиционные политические философы) опасным извращением. «Поэтому мне всегда казалось более благородным и мужественным, более соответствующим характеру нашего народа и наших институтов, рассматривать тему политических партий в более искреннем и мудром духе – признать их необходимость, [и] отдать им должное, которого они заслуживают», – написал он в своей автобиографии.[1150]1150
  Автобиография, 125.


[Закрыть] Фракция Бактейла, которую он возглавлял в политике штата Нью-Йорк и которую прозвали Регентством Олбани, когда она обрела власть, стала примером техник партийного манипулирования и контроля, которые Ван Бюрен перенес на национальную сцену. Именно один из видных членов «Олбани Ридженси», Уильям Марси, защищая политику Ван Бюрена по патронажу в штате Нью-Йорк, придумал знаменитую фразу: «Победителю принадлежат трофеи».[1151]1151
  Цитируется в Richard Hofstadter, The Idea of a Party System (Berkeley, 1970), 250.


[Закрыть]

Партия сама по себе стала партийным вопросом на президентских выборах 1836 года. Демократы провели национальный съезд в Балтиморе годом раньше, в 1835 году, якобы для того, чтобы собрать представителей верующих своей партии для выбора национального билета. На практике съезд продемонстрировал эффективность контроля Джексона над партией. Ван Бюрен выиграл номинацию достаточно легко, но делегация Вирджинии оспорила выбор Джексона на пост вице-президента, Ричарда Ментора Джонсона из Кентукки. Соратник по борьбе с индейцами, предполагаемый убийца вождя шауни Текумсеха во время войны 1812 года, Джонсон пользовался благосклонностью Старого Хикори и его кухонного кабинета. Он завоевал популярность среди избирателей, настроенных против евангелистов, благодаря докладу комитета Конгресса (написанному почтовым служащим Обадией Брауном), в котором он противостоял требованиям саббатарианцев по вопросу воскресной почты.[1152]1152
  И Браун, и Джонсон были баптистами, которые, как и многие другие представители этой веры, с недоверием относились к попыткам переделать мир, особенно к тем, которые предполагали сотрудничество между церковью и государством. См. Richard R. John, «Hiland Hall’s Report on Incendiary Publications», American Journal of Legal History 41 (1997): 94–125.


[Закрыть] Он также выступал за отмену тюремного заключения за долги, что было любимым делом восточных ремесленников. Но неженатый Джонсон содержал порабощенную мулатку-любовницу по имени Джулия Чинн и признал двух своих детей от неё, что сделало его персоной нон грата в некоторых благородных южных кругах. В качестве кандидата в вице-президенты Вирджиния выдвинула Уильяма К. Райвза, респектабельного плантатора и дипломата, который получил достаточно поддержки, чтобы не дать Джонсону получить две трети голосов, необходимых для выдвижения. Лидеры партии грубо обошли кандидатуру Ривеса. Теннесси был одним из четырех штатов, не приславших делегатов на съезд демократов; организация штата была захвачена противниками Джексона. Люди Джексона просто привели с улицы человека из Теннесси и уполномочили его отдать все пятнадцать голосов этого штата за Ричарда Ментора Джонсона, в результате чего кентукиец оказался на первом месте. Заявление, выпущенное вместо платформы, отождествляло партию со старыми республиканскими принципами прав штатов и жесткого строительства.[1153]1153
  Томас Браун, «Мужеложство Ричарда Ментора Джонсона как проблема», История гражданской войны, 39 (1993): 5–30; Wilson, Presidency of Van Buren, 16; Cole, Martin Van Buren, 267.


[Закрыть] Виги объявили съезд демократов насмешкой, сожалели о «партийных эксцессах» и с гордостью указывали на то, что им самим не удалось провести ни одного партийного съезда. Демократы, по их мнению, подменили партийную лояльность независимым суждением по вопросам.[1154]1154
  Цитата из Джона Белла, речь в Нэшвилле в июле 1835 года, переведена в Arthur Schlesinger Jr. et al., eds., History of American Presidential Elections (New York, 1971), I, 639.


[Закрыть]

Банковская война спровоцировала отход от поддержки Джексона во всех частях страны, кроме Новой Англии, где Демократическая партия начала слабеть. В результате в 1836 году большинство Джексона на Юге и Западе исчезло, и Ван Бюрен повсюду столкнулся с серьёзной оппозицией. Однако разочарование в Джексоне не сразу вылилось в хорошо дисциплинированную оппозиционную партию. Не все критики Джексона и Ван Бюрена даже принимали название «виг»; антимасоны и нуллификаторы сохраняли отдельную идентичность. Организовать национальный съезд вигов оказалось невозможно. Северные экономические националисты и южные виги, отстаивающие права штатов, не смогли ужиться вместе; Кэлхун вообще отказался присоединиться к их делу. Отсутствие федерального патронажа усугубляло трудности оппозиции. Создавая коалицию в конгрессе, виги не имели той материальной базы для создания национальной партии с нуля, которой обладали демократы. Организовать партию было ещё сложнее, когда человек находился вне власти и критически относился к большинству методов, с помощью которых была создана Демократическая партия. Массовая политика в том виде, в каком мы её знаем, развивалась постепенно, и выборы 1836 года представляли собой один из этапов этого процесса.

Но, несмотря на отсутствие общенациональной организации, у оппозиции был свой электорат во всех частях страны. Поэтому независимые региональные кампании бросили вызов Ван Бюрену. Уильям Генри Гаррисон, бывший губернатор Индианы и победитель межплеменного союза Текумсеха в битве при Типпеканоэ в 1811 году, получил номинацию от съездов и законодательных собраний нескольких штатов; он нарушил традицию, активно участвуя в избирательной кампании. Постепенно «Старый Типпеканоэ» стал выбором большинства вигов на Севере и Западе. Высказывая осуждение узурпации исполнительной власти и выражая поддержку внутренним улучшениям и распределению доходов, Гаррисон получил неохотное одобрение Клея.[1155]1155
  Майкл Холт, Взлет и падение американской партии вигов (Нью-Йорк, 1999), 38–45. Заявление Харрисона о принципах напечатано в Schlesinger et al., History of American Presidential Elections, I, 608–13.


[Закрыть] На Юге давний друг Джексона из Теннесси Хью Лоусон Уайт был раздражён злоупотреблениями власти Старого Хикори и определил свою кандидатуру как крестовый поход за восстановление моральной ответственности в правительстве. Уайт баллотировался скорее как недовольный демократ, чем как виг. Он использовал опасения южан, что ни одному северянину нельзя доверять в вопросе рабства. За пределами Южной Каролины те, кто симпатизировал нуллификации, в целом поддерживали Уайта.[1156]1156
  Ричард П. Маккормик, Президентская игра (Нью-Йорк, 1982), 166–74; Уильям Купер, Юг и политика рабства (Батон-Руж, 1978), 54–58.


[Закрыть] Используя недостаток организации, некоторые лидеры оппозиции решили, что секционные кампании на самом деле представляют собой перспективную стратегию; если Ван Бюрена удастся удержать от получения большинства в коллегии выборщиков, конкурс будет перенесен в Палату представителей.[1157]1157
  Например, Сэмюэл Саутард – Джозефу Рэндольфу, 30 декабря 1835 г., цитируется в Michael Birkner, Samuel L. Southard (London, 1984), 164.


[Закрыть]

Выборы проходили с 4 по 23 ноября, и к концу месяца результаты показали, что идеологическая привлекательность вигов дала им больше голосов, чем Клею в 1832 году, но недостаточно для победы. Ван Бюрен набрал всего 50,9% голосов избирателей; если бы в Южной Каролине проводилось народное голосование за президента, он, вероятно, получил бы меньше половины общенационального числа голосов. Но он победил в коллегии выборщиков – 170 против 124 у его соперников. Гаррисон получил 73 голоса выборщиков и продемонстрировал силу в долине Огайо, на Верхнем Юге и в антимасонских районах. Уайт одержал победу в оплотах Джексона – Теннесси и Джорджии. Массачусетс проголосовал за своего любимого сына Дэниела Уэбстера, а законодательное собрание Южной Каролины подчинилось Кэлхуну, отдав голоса выборщиков штата за Вилли Магнума из Северной Каролины. По сравнению с Джексоном, Ван Бюрен показал лучшие результаты в Новой Англии и худшие – на Юге и Западе, что свидетельствует о влиянии кандидата-демократа с Северо-Востока. В целом, однако, демократическая партийность удовлетворительно заменила личный авторитет Джексона и принесла Ван Бюрену победу. Демократические выборщики Вирджинии не отдали свои голоса Ричарду Ментору Джонсону, и в итоге ему не хватило одного голоса, чтобы получить большинство в конкурсе на пост вице-президента. Поэтому единственный раз в истории вопрос о победе решался Сенатом в соответствии с Конституцией. К всеобщему удивлению, демократический Сенат избрал Джонсона. Процент мужчин, имеющих право участвовать в народном голосовании, вырос с 55,4 в 1832 году до 57,8 в 1836 году; большинство новых избирателей отдали свои голоса за одного из оппозиционных кандидатов.[1158]1158
  Holt, Rise and Fall of Whig Party, 45.


[Закрыть]

Итоги выборов 1836 года доказали современникам, что партийная принадлежность превалирует над секционностью как основа политической эффективности; виги решили в следующий раз быть более организованными. Банковская война, доминировавшая во время второго срока Джексона, привела к поляризации избирателей. Несмотря на неспособность вигов согласовать единого кандидата в президенты, выборы 1836 года стали референдумом по финансовой политике администрации. Оппозиция сосредоточилась в деловых кругах, куда входили не только промышленники и торговцы, но и крупные коммерческие фермеры и плантаторы, производящие основные экспортные товары, – все они зависели от банковских услуг и стабильной кредитной системы.[1159]1159
  Джоэл Силби, «Выборы 1836 года», в Schlesinger et al., History of American Presidential Elections, I, 577–600.


[Закрыть] Хотя новый президент надеялся оставить экономические конфликты в прошлом, на самом деле они будут доминировать в президентстве Ван Бюрена.

Бывший президент Джон Куинси Адамс с глубокими предчувствиями рассматривал возможность третьего срока для джексонианцев:

Американский Союз как моральная личность в семье народов должен жить из рук в рот, отбрасывать, вместо того чтобы использовать для улучшения своего состояния, щедроты Провидения, и возносить на вершину власти череду президентов, вершиной славы которых будет рычать и огрызаться с бессильной яростью на лавку денежного маклера, навечно приковать к себе звенящую цепь раба и растрачивать на безграничное взяточничество на западе бесценное наследство общественных земель.[1160]1160
  Джон Куинси Адамс – Чарльзу Апхэму, 2 февраля 1837 г., «Десять неопубликованных писем Джона Куинси Адамса», Huntington Library Quarterly 4 (1941): 383.


[Закрыть]

II

Самым большим наследием Эндрю Джексона для потомков стала Демократическая партия. Его популярность создала её; решения, которые он принимал в Белом доме, стали её политикой. Если Джон Куинси Адамс, как и основатели партии, верил в сбалансированное правительство, то Джексон верил в народную добродетель и в себя как её воплощение. Поздний поклонник хорошо описал эти отношения: «[Политика Джексона] опиралась на философию правления большинства. Когда большинство было под рукой, Джексон использовал его. Когда большинства не было под рукой, он старался его создать. Когда это не удавалось сделать вовремя, он все равно шёл вперёд. Он был временным большинством. Неизменно, на следующих выборах, народ возвращал ему вотум доверия, делая его меры своими собственными».[1161]1161
  Маркиз Джеймс, Эндрю Джексон (Нью-Йорк, 1937), 430.


[Закрыть] Пока Гражданская война не изменила Америку, Демократическая партия продолжала двигаться по траектории, заданной Джексоном, одобряя народный суверенитет, выступая против национального банка и национального экономического планирования, поощряя континентальную экспансию и защищая рабство. Хотя Демократическая партия и реагировала на демократизацию американской жизни, она не была спонтанным порождением массового движения снизу вверх. В молодой республике были движения «снизу вверх» – среди них антимасонство, нативизм, саббатарианство и раннее рабочее движение, – но Демократическая партия к ним не относилась. Например, национальный партийный съезд, придуманный антимасонами, был принят демократами, а затем и вигами, чтобы объединить соответствующие партии и утвердить их лидерство, а не потому, что этого требовали народные массы.

Если Джексон создал партию, то Мартин Ван Бюрен служил ей и был обязан ей своим президентством. Ван Бюрен стал стратегом, тактиком и официальным апологетом партии. Ещё со времен своего соперничества с Де Виттом Клинтоном Ван Бюрен определял свою общественную жизнь в терминах партийной лояльности и ограниченного правительства. После того как Джон Куинси Адамс возмутил его по обоим пунктам, Ван Бюрен взошел на борт повозки Джексона. Как он объяснил в своём письме Томасу Ричи в 1827 году, Ван Бюрен представлял себе Демократическую партию, опирающуюся на союз между «плантаторами Юга и простыми республиканцами Севера». Ван Бюрен понимал, что старый республиканизм, основанный на строгой конструкции, привлекает как простых людей, подозревающих, что вмешательство государства в экономику выгодно особым интересам, так и рабовладельцев, опасающихся, что активное правительство может однажды пойти против «особого института Юга».[1162]1162
  Мартин Ван Бюрен – Томасу Ритчи, 13 января 1827 г., Van Buren Papers, microfilm ed., ser. 2, reel 7.


[Закрыть]

Американская политика, которую так хорошо понимал Ван Бюрен, отражала расширение избирательного права в поколение, последовавшее за войной 1812 года, и революцию в области коммуникаций, сделавшую политическую информацию широко доступной. В течение нескольких лет после 1815 года штат за штатом отменял имущественные требования для голосования; особое внимание привлекли действия Массачусетса в 1820 году и Нью-Йорка в 1821 году. Исторически сложилось так, что подобные требования защищались как гарантия того, что избиратели обладают достаточной экономической независимостью, чтобы выносить независимые политические суждения. Теперь же голосование все чаще рассматривалось как право всех взрослых мужчин, по крайней мере, если они были белыми. Отражая новое отношение к избирательному праву, ни один из штатов, принятых после 1815 года, не устанавливал имущественных требований. Изменение мнения в значительной степени предшествовало индустриализации и произошло до того, как появилось значительное количество белых мужчин, получающих заработную плату. Сторонники изменений рассматривали их как расширение избирательных прав фермеров-арендаторов и скваттеров на общественных землях, мелких лавочников и ремесленников. Они обычно исключали свободных чернокожих мужчин из расширенного избирательного права. Они не понимали, что их новые правила дадут право голоса промышленному пролетариату и большому потоку иммигрантов, которые начнут прибывать в 1840-х годах, поскольку не предвидели появления ни тех, ни других. В результате либерализация избирательного права во многих местах прошла без особых споров. Род-Айленд стал исключением из мирного процесса предоставления избирательных прав. Там вопрос был поднят только в 1842 году, после значительной степени индустриализации и иммиграции, а реформа избирательного права произошла только после конституционного кризиса штата, известного как восстание Дорра. Вирджиния, отражающая мощь своей аристократии, проживающей в прибрежных водах, противостояла давлению с целью отменить имущественный ценз до 1850 года. Южная Каролина, чья плантаторская аристократия оставалась самой сильной из всех, сохраняла имущественный ценз вплоть до Гражданской войны.[1163]1163
  См. Александр Кейссар, «Право голоса» (Нью-Йорк, 2000), 26–52, 67–76.


[Закрыть]

Повсеместное изменение концепции избирательного права – от привилегии, даруемой независимой элитой, до права, которым должны обладать все граждане мужского пола, – отчасти отражало успех Американской революции и всеобщее признание её идеологии естественных прав. Этот процесс можно сравнить со снижением религиозных цензов для участия в голосовании или с прогрессом эмансипации рабов на севере от штата к штату, которые также отражали триумф идеологии естественных прав там, где оппозиция из корыстных побуждений была не очень сильна. Расширение избирательного права также представляло собой один из аспектов длительного процесса постепенной модернизации американского общества, который начался ещё до принятия Декларации независимости. Избирательное право было относительно широко распространено даже в колониальные времена, поскольку собственность, дающая право на его использование, также была относительно широко распространена. По сравнению с Европой Америка долгое время казалась демократической.[1164]1164
  См., например, Jon Butler, Becoming America (Cambridge, Mass., 2000).


[Закрыть]

Как практические, так и принципиальные соображения способствовали расширению избирательного права в молодой республике. Стремясь привлечь переселенцев (которые повышали стоимость земли), новые штаты не видели причин ставить на их пути препятствия, связанные с избирательным правом. Некоторые из них даже разрешили иммигрантам голосовать до получения гражданства. Это, в свою очередь, оказало давление на старые штаты, которые беспокоились о потере населения из-за эмиграции на запад. По большей части имущественные ограничения на голосование были сняты до прихода к власти Демократической партии, которая скорее выиграла от либерализации избирательного права, чем боролась за неё. Квалификация налогоплательщиков иногда оставалась и после отмены имущественной, и Демократическая партия, как правило, выступала против неё, в то время как их оппоненты-виги часто соглашались с отменой этих ограничений к концу антебеллумского периода.[1165]1165
  Кейссар, Право голоса, 51–52.


[Закрыть]

Параллельно с расширением избирательного права на демократию белых мужчин отреагировало и другое событие общенационального масштаба: упадок ополчения. Джефферсон, представитель поколения основателей, возлагал большие надежды на ополчение как альтернативу постоянной армии, которая могла быть использована против свобод людей, которых она якобы защищала. Ополчение, организованное в каждом населенном пункте, состояло из всех физически здоровых белых мужчин военного возраста, которые должны были поставлять своё собственное оружие и уделять столько времени, сколько необходимо, чтобы поддерживать тренировки и готовность, когда их призовут бороться с мятежом или вторжением. Это было «хорошо регулируемое ополчение», о котором говорится во Второй поправке к Биллю о правах и которое предписывалось федеральным Законом об ополчении 1792 года. Ополчение неоднократно оказывалось неэффективным как в Революционной войне, так и в войне 1812 года (Джордж Вашингтон никогда не доверял ему), но его постепенное исчезновение в поколении после 1815 года не было связано с его военными недостатками. Ополчение постепенно прекратило своё существование, потому что большинство граждан мужского пола возмущались его навязыванием и ненавидели службу в нём настолько, что либо отказывались являться на периодические сборы и учения, либо, если приходили, то насмехались над этим событием. Поскольку люди, не подчинявшиеся законам об ополчении, также составляли электорат, политики не смели пытаться принудить их к службе. Белые мужчины-демократы могли успешно игнорировать закон, как скваттеры игнорировали лендлордов или договоры с индейцами. Отряды ополчения продолжали действовать лишь в тех немногих местах, где мужчины гордились своим участием в них. Когда в 1846 году началась война с Мексикой, администрация практически не использовала ополчение и вместо него полагалась на свою небольшую профессиональную армию плюс добровольцев, обученных и экипированных за государственный счет.[1166]1166
  См. Richard Uviller and William Merkel, The Militia and the Right to Arms (Durham, N.C., 2002), 109–24; Richard Winders, Mr. Polk’s Army (College Station, Tex., 1997), 66–69.


[Закрыть]

Развитие политических партий стало ответом не только на юридические определения избирательного права, но и на условия его реализации. Типичный американский избирательный участок в эпоху антисемитизма демонстрировал многие из худших черт мужского общества: шумное поведение, пьянство, грубые выражения и иногда насилие. (Такая грубая атмосфера, по сути, была одной из причин, по которой женщин не допускали к голосованию). Обычно для каждых выборов выделялось два или три дня недели, которые объявлялись праздниками, чтобы мужчины могли прийти на избирательный участок и проголосовать. Поскольку сроки полномочий были короткими, а выборы местных, штатных и федеральных органов власти проводились раздельно, в большинстве населенных пунктов проходило по два голосования в год, каждому из которых предшествовала реклама и демонстрации. Поскольку дни выборов в разных штатах были разными, предвыборная агитация в разных частях Союза была более или менее постоянной. Хотя опросов общественного мнения не существовало, политикам не составляло труда постоянно держать руку на пульсе общества. Голосование иногда было устным и редко тайным. Даже если использовались письменные бюллетени, они печатались конкурирующими партиями, причём каждый на бумаге определенного цвета, чтобы наблюдатели могли легко определить, какой именно бюллетень опускает избиратель в урну. В бюллетене указывались только имена кандидатов от той партии, которая его напечатала. Чтобы проголосовать не по партийному принципу, человек должен был «вычеркнуть свой билет» – вычеркнуть имя и вписать другое. Претензии к избирателю могли привести к физическому конфликту. Когда некоторые штаты предложили обязать избирателей регистрироваться заранее, Демократическая партия в целом выступила против этого. Преобладающая избирательная практика способствовала большой явке, голосованию по партийным линиям и различным формам партийного жульничества, включая подкуп голосов и запугивание. Отсутствие секретности побуждало большинство мужчин в каждой общине голосовать одинаково. Эта тенденция к местной политической однородности проявлялась сильнее всего в сельской местности, где каждый знал всех остальных и где он живёт, а угрозы политической расправы были очень убедительными. Введение в конце XIX века «австралийского бюллетеня» (напечатанного за государственный счет и содержащего список всех кандидатов) было признано великой реформой.[1167]1167
  См. Richard Bensel, The American Ballot Box in the Mid-Nineteenth Century (Cambridge, Eng., 2004), ix-xiii,14–25; David Grimsted, American Mobbing (New York, 1998), 181–89.


[Закрыть]

Учитывая характер голосования, неудивительно, что мужчины голосовали по разным мотивам. Сами вопросы, безусловно, вызывали у многих избирателей серьёзные опасения. Политика Джексона по удалению индейцев и предоставлению дешевой земли получила широкое одобрение на Западе, что способствовало его популярности там. Транспортная революция создала новые экономические возможности, что заставило одних приветствовать, а других опасаться экономического вмешательства со стороны местных, государственных или национальных правительств. Начиная с 1819 года, колебания делового цикла привели к появлению сторонников твёрдых и мягких денег, Национального банка, свободной банковской системы или полного отсутствия эмиссионных банков. События администрации Ван Бюрена усилили значение экономических вопросов в партийной политике, возникшее после банковской войны Джексона.

В целом, Демократическая партия Ван Бюрена привлекала людей, которые по тем или иным причинам предпочитали ограниченное правительство и свободную торговлю. Часто эти люди считали себя «аутсайдерами», подозревая, что активное правительство будет благосклонно относиться к «инсайдерам». К таким аутсайдерам относились недавние иммигранты (как правило, наиболее сильно демократизированный электорат из всех), жители провинциальных географических районов, обойденных торговыми артериями, и критики влиятельного и активного Евангелического объединенного фронта. Этим аутсайдерам было удобнее решать вопросы в местных сообществах, где с их мнением считались, а не доверять отдалённым (для них) космополитическим центрам власти. Но в некоторых частях страны те, кто поддерживал демократов, могли быть определенно «инсайдерами». Например, многие крупные хлопковые и табачные плантаторы и нью-йоркские торговцы-экспортеры поддерживали Демократическую партию, потому что были заинтересованы в свободной торговле. Представитель Джеймс К. Полк из Теннесси выразил желания тех, кто производил основные сельскохозяйственные товары, в тосте, который стал лозунгом демократов: «Продавайте то, что у нас есть, на рынке, где мы можем продать по лучшей цене; покупайте то, что нам нужно, на рынке, где мы можем купить дешевле всего».[1168]1168
  Цитируется в Charles Sellers, James K. Polk, Jacksonian (Princeton, 1957), 149.


[Закрыть] Наконец, те, кто наиболее рьяно стремился сохранить господство белой расы и расширить рабство, будь то инсайдеры или аутсайдеры, считали Демократическую партию безопасной и беспокоились, что программа партии вигов по расширению федерального правительства может в какой-то момент создать проблемы.

Центральное место банковского вопроса в партийной политике не случайно. Банковская система, обеспечивающая эффективный источник кредитования, была необходимым условием экономического развития Соединенных Штатов. Банки выполняли и другие важные финансовые функции, мобилизуя капитал, предоставляя потенциальным инвесторам информацию о рисках и выгодах, а также способствуя проведению финансовых операций.[1169]1169
  См. Robert Wright, The Wealth of Nations Rediscovered: Интеграция и экспансия американских финансовых рынков, 1780–1850 (Кембридж, Англия, 2002).


[Закрыть] Те, кто больше всего стремился к экономическому развитию, поддерживали вигов. Те, кто чувствовал угрозу в связи с перспективой экономических перемен, поддерживали демократов.

В деле пробуждения политического интереса к самим проблемам большую роль сыграла революция в сфере коммуникаций с её массой дешевых, интенсивно ангажированных изданий. Политические памфлеты существовали уже давно, были и политические книги – появились биографии каждого претендента на пост президента; но самым влиятельным сегментом политических СМИ стала газетная пресса. К 1836 году во всех частях страны процветали газеты как администрации, так и оппозиции. Пока они освобождали рабство от критики, они пользовались свободой политического самовыражения везде. Несмотря на жесткость пристрастной прессы, никто не пытался возродить Акт о подстрекательстве 1798 года.

Иногда революция в области коммуникаций сама становилась предметом предвзятых дебатов. В 1832 году Сенат целую неделю обсуждал меру по предоставлению всем газетам бесплатной почтовой оплаты. Сторонники утверждали, что это повысит политическую осведомленность электората и поможет сплотить нацию. Противники жаловались, что это позволит жителям сельской местности подписываться на газеты больших городов и подорвет местные рынки прессы маленьких городков. Предложение потерпело поражение со счетом 22:23, причём все джексонианские сенаторы проголосовали против. Тогда, как и сейчас, те, кто считал себя аутсайдерами, не доверяли влиянию столичных авторитетов.[1170]1170
  Ричард Кельбович, «Модернизация, коммуникационная политика и геополитика новостей, 1820–1860», Критические исследования в области массовой коммуникации 3 (1986): 21–35.


[Закрыть] Такое отношение не помешало джексонианцам создать свои собственные газеты в крупных городах и развить утонченное понимание роли средств коммуникации.

Редакторы газет того времени представляют собой увлекательные примеры не только ярких личностей, но и взаимодействия между политикой и прессой. Фрэнсис Блэр был выходцем из Кентукки, где он получил свои шпоры как представитель движения за облегчение долгового бремени после паники 1819 года. Выбранный для управления газетой Washington Globe, которая стала органом администрации Джексона, Блэр вывесил на её мачте лозунг «Мир управляется слишком сильно» и выпустил газету, которая обращалась не только к мелким фермерам, но и к недавним иммигрантам и начинающим бизнесменам, нетерпеливым к национальному банку. Как говорят, «Глобус» служил «армии мелких чиновников» в качестве «своего рода постоянного сообщения из национальной штаб-квартиры».[1171]1171
  Бернард Вайсбергер, Американский газетчик (Чикаго, 1961), 83.


[Закрыть] Блэр был вознагражден контрактом на печать отчета о дебатах в Конгрессе, который он переименовал в «Глобус Конгресса». Иногда он использовал эту точку обзора для подавления выступлений критиков администрации.