Текст книги "Дар памяти (СИ)"

Автор книги: Miauka77

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 74 страниц)

Эти соображения приходят мне в голову, когда я в полночь стою перед отелем Marriott, тупо пялясь на двери, закрывшиеся за моим мальчишкой. Мне пора в Хогвартс. И хоть мы и договорились с Минервой, что в случае чего она пришлет мне Патронуса, вдали от замка я ощущаю себя не на месте. Возможно, потому, что впервые в жизни я вышел оттуда по личному делу. Потому что даже редкие ужины у Малфоев – это больше стратегическое, чем какое-либо еще.

Надо же, он даже не обиделся, что я не остаюсь ночевать. Только спросил, почему я так тороплюсь вернуться. Мы сидели за ужином в полутемном ресторане отеля, в получасе от того, чтобы встать и пойти в кино.

Родственник одного из учеников – очень опасный преступник. Он уже пытался проникнуть в школу и тогда пострадал кое-кто из охраны, – объяснил я, делая глоток вина. – Он будет пытаться сделать это не раз, чтобы убить мальчишку. Кроме того, я подозреваю, что один из учителей в сговоре с ним и может выманить этого маленького засранца.

Жаль, что нельзя было похвастаться следящими чарами, которые я наложил на Люпина. С другой стороны, и рассказать об этом можно было только тому, кто не был в курсе ситуации в магическом мире.

Ты его не слишком любишь, да? Этого ученика?

Терпеть не могу. Ленивый, заносчивый и самовлюбленный, как… – я остановился в шаге от того, чтобы не поделиться своей личной жизнью с парнем, которого видел третий раз в жизни. Если бы кровь вейлы передавалась по мужской линии, я бы не удивился, узнав, что она течет в нем. Интересно, были ли какие-нибудь другие магические расы, наследники которых способны очаровывать?

Но ты хочешь его защитить?

Тебе не кажется, что в моем положении у меня вряд ли есть выбор? – хмуро отозвался я. Если я и хотел чего-либо в отношении Поттера, так этого того, чтобы он исчез с глаз моих долой. Или хоть раз в жизни был по-настоящему поставлен на место. При мне. Альбусом Дамблдором.

Но ведь ты всего лишь учитель! Что ты можешь сделать против вооруженного преступника? Для этого есть полицейские, охрана.

Маггл. Я постоянно забываю об этом. Ну что с ним делать?

Северус, это не потому, что я сомневаюсь в тебе…

Ромулу, что из того, что ты знаешь обо мне из нашего общения, позволило тебе предположить, что это я часто влезаю в неприятности?

Он потупился.

– Ты прав. Но, черт побери, ты мне не чужой человек! А я… я знаю, каково это – когда силы неравны… – его смуглое лицо пошло красными пятнами.

Не чужой человек. Немыслимо. Так говорят, когда степень близости достигает определенной точки. Так говорят, когда кого-то упрекают в том, что этот кто-то не принимает заботу. Иногда что-то похожее, но более завуалированное, я слышал от

Альбуса.

– И я не понимаю, зачем тебе рисковать собой!

Я… служил в особом отряде.

Изумление в его глазах не поддавалось описанию:

Ты?

В это так сложно поверить?

Нет, – помотал головой Ромулу. – Ты кажешься таким сильным. Ну, не в смысле телосложения. Но это, конечно, все объясняет.

Что объясняет?

Твою грацию, то, как ты двигаешься, – сказал он. – Как Брюс Уиллис в «Крепком орешке». Реакцию – как ты вскочил между мной и Эрнесто. Уверенность, с которой ты расправился с теми парнями. И ты всегда знаешь, что делать.

Его юношеский энтузиазм и стремление заваливать комплиментами порой ставили меня в тупик. Конечно, парочка-другая моих почитателей находилась на каждом курсе, и даже вне Слизерина. Одна девица из Хаффлпаффа как-то поставила меня в известность, что, вызывая Патронуса, она представляет урок по зельям на пятом курсе, тот момент, когда она поняла, что я – внимание! – мужчина ее мечты. И что ее Патронус якобы имеет форму летучей мыши. Не знаю, не врала ли она. Все-таки заклинание Патронуса – высшая магия. Проверить оный факт я, как вы понимаете, не стремился. А пылкие восторги я не люблю по той простой причине, что они имеют быстрое свойство угасать.

Я фыркнул и спросил, чтобы перевести тему:

– Что ты там говорил, про то, что знаешь, когда силы неравны?

Это… эхем… Немного нечестный прием с твоей стороны, – тихо сказал он.

Я пожал плечами:

Что есть, то есть…

Это из-за сестры, – помрачнел Ромулу. – Один раз на нас уже нападали, и нам удалось сбежать. А в этот раз ее чуть не убили, но там что-то взорвалось, и она спаслась, а все остальные погибли. Я нашел пять трупов. Тех, кто на нее напал, и ее друга детства. А пока тушил пожар, все тела сгорели, и я не успел...

Я видел, как он выдавливал из себя каждое слово. Мерлин мой, он же, в сущности, ребенок. Я, конечно, уже всего перевидал в двадцать лет. Но он не был мной. И жил в другом мире, где таких вещей просто не должно было быть! Я протянул ладонь и инстинктивно сжал его руку.

Спасибо, Северус, – сказал он, накрывая мою ладонь другой рукой.

Внезапно передо мной вспыхнула картинка. Я сижу на корточках в подворотне где-то на задворках маггловского Лондона, обнимая невысокого плотного парнишку, устроившегося рядом со мной. «Спасибо, Северус, за все, – говорит он, укладывая голову на мое плечо. – Надеюсь, не тебе поручат меня убить».

Вздрогнув, я вырвал руку.

Северус, что?

Я помотал головой.

Он кивнул:

– В твоей жизни тоже было всякое, да?

Это не стоит обсуждать.

Я понял.

Но я готов тебя слушать.

Ромулу еле заметно покачал головой:

– Не сейчас. Лучше мы допьем вино и пойдем наслаждаться фильмом.

Он так и сказал – «наслаждаться». Что ж, это было… занятно. Местами смешно. Но, к сожалению, всего лишь сказка, в жизнь ее не воплотишь. Можно было бы применить хроноворот, чтобы прожить один и тот же день дважды, трижды и даже еще несколько раз. Но вероятность столкнуться с самим собой и наследить – слишком велика. И тогда будет не просто «плохо», которое ты пытаешься изменить, а гораздо хуже. Впрочем, у Альбуса наверняка есть парочка хроноворотов. Его бы такие соображения вряд ли остановили.

Альбусу бы фильм точно понравился, думал я, когда двери кинотеатра выплюнули нас в холодную январскую ночь. Очень похоже на все эти его фразы о том, как важна в жизни любовь. И Лили бы точно плакала. Она всегда плакала, независимо от того, плохо кончалась лента или хорошо.

Интересно, был ли Альбус в кино когда-нибудь? Маггловские сладости он любит, и в шахматы играет маггловские. Даже транспортом маггловским пользуется иногда. На внутренней стороне его левого бедра ближе к колену – шрам в виде карты лондонской подземки. Мне нравилось ощущать его, когда мы занимались сексом. Это возбуждало.

Мое имя, произнесенное Ромулу, вырвало меня из воспоминаний. Он шел рядом со мной, такой красивый, стройный в своем длинном пальто, том самом, которое я подобрал с асфальта.

Тебе понравилось? – спросил он, пытаясь поймать мой взгляд.

А тебе? – ответил я вопросом на вопрос.

Мне – да. Но мне небезразлично, что ты думаешь об этом.

Я усмехнулся:

– Думаю о том, что девчонки будут от этого фильма в восторге.

Значит, не понравилось, – мрачно сказал он.

Я бы сходил с тобой еще раз, – мягко произнес я прежде, чем он успел окончательно расстроиться. Это было забавно – то, как он легко обижался или сердился на меня. Пожалуй, мне нравилось его дразнить.

При моих словах его лицо просияло.

Ты… правда?

Не в этом месяце, возможно. Послушай, я до сих пор не понимаю, зачем тебе это? – не выдержал я. – Я старше тебя на одиннадцать лет. У нас совершенно разная жизнь, и ты даже не представляешь себе, насколько разная…

Возраст вообще не имеет значения. Моему крестному уже за семьдесят , а мы с ним очень дружны. А про жизнь – почему же нет? – представляю, – вздохнул он. – Ты ведь даже понятия не имеешь о моей.

Тем более.

Он покачал головой:

– Значит «нет»?

Я… не понимаю, что ты во мне нашел, – усмехнулся я. Я не хотел, чтобы он уходил. И в то же время, не хотел, чтобы у нас обоих были какие-то иллюзии. – И жизнь, в которую ты меня втягиваешь, – не для меня. Я не люблю людей, и вряд ли изменюсь, как тот парень из фильма.

Ясно, – сказал он твердо. – Но я же не жениться тебе предлагаю, а просто дружить. Ты – первый, к кому меня так притянуло. Как будто ты был для меня свой там, в баре. И в Англии вообще. В баре я, кстати, сразу заметил тебя, как ты только вошел в зал. И, – он выдохнул, – мне стало неприятно, когда я подумал о том, что ты – гей. Но ты вел себя не так, как они, и я в какой-то момент подумал, что, может быть, ты натурал. А потом ты сказал, что твое свидание деловое, и…

Вот как?

Он покраснел:

– Я неплохо отношусь к геям, ты знаешь. То есть, некуда деваться просто. Когда твой брат – гей…

Я кивнул. Все было предельно ясно. Что ж, свою ориентацию я могу и не озвучивать. Он ведь на самом деле так меня и не спросил. Как часто люди принимают за чистую монету свое собственное видение вопроса!

Как, кстати, твой брат?

Мы не виделись, – фыркнул Ромулу. – Он ушел из дома сразу же. То есть он даже там не был. Прислал записку, что будет жить у своего друга Фелиппе. Но я должен сказать тебе спасибо… тогда, за то, что ты увел меня. Если бы не ты…

Я махнул рукой, прерывая его излияния:

Вопрос в том, чего ты ждешь от меня? Как ты хочешь, чтобы выглядели наши отношения?

Он задумался:

– Видеться. Писать друг другу письма.

Писать друг другу письма. Конечно. Завтра пришлю тебе сову с пергаментом в лапках. Спорим, половина твоего офиса упадет в обморок?

У нас в школе вся личная корреспонденция просматривается.

Понятно, – он потер лоб, придумывая, что сказать. И отвернулся: – Нет, я все понимаю…

Тааак.

Я крепко зажал его подбородок пальцами и развернул к себе. Слезы. Ромулу пытался отвернуться, но я удерживал его, и он прекратил дергаться и посмотрел на меня. В карих глазах был вызов, была гордость, все, что угодно, только не поражение. Я вспомнил его обещание ходить в гей-бар до тех пор, пока я не появлюсь там вновь. Щенок с задатками львенка.

Я не говорил «нет», – сказал я тихо.

Он кивнул с достоинством, которого трудно было ожидать от человека, только что проявившего слабость. И мне опять вспомнился тот, другой, уходивший от меня по темному переулку с маленьким огоньком Люмоса на конце палочки, и с невероятной твердостью для обреченного на казнь. Тот, которого я больше никогда не видел. Слизеринский ловец Регулус Блэк. Кто его убил, Люциус или сам Орион, или авроры, мне так и не удалось узнать.

С Ромулу мы договорились, что я зайду за ним в Лондоне через три недели, когда буду в городе по делам (отправлюсь в Косой переулок пополнять запасы ингредиентов). Все-таки, с точки зрения маггла, не умеющего аппарировать, он требовал от меня чересчур многого.

Что бы сказал об этом Альбус?

Возможно, ему не понравилось бы, что я обрастаю привязанностями, думаю я, продолжая смотреть на отель и щуря глаза от резкого ветра. Это удобно – когда никого нет. Ты не отвечаешь за них, и угрожать им, в случае, если надо надавить на тебя, не смогут. С точки зрения шпиона позиция идеальная. Если все это далеко зайдет, Темный Лорд вернется, и я не смогу скрыть от него существование друга-маггла… Холод пробирает меня. Я представляю, как Ромулу корчится на полу у ног Лорда под Круциатусом, как Макнейр отрезает ему член после группового изнасилования (он это не раз проделывал с магглами и предателями крови на моих глазах).

Нет. Это слишком много. Даже для меня. Я не смог спасти Лили, но больше никто из моих близких не умрет из-за моих ошибок. Я знаю, что мне делать – я встречусь с ним еще раз, а потом сотру ему память. И он просто забудет меня.

Решено.

========== Глава 23 Способ освободить магию. ==========

POV Северуса

Во дворе замка меня, как и несколько дней назад, настигает маленькая сердитая совка. На этот раз ей удается меня клюнуть, но перчатка спасает. Пергамент мне вежливо напоминает, что я не ответил на приглашение посетить мистера Виллена. Чтобы принять решение, мне нужен Альбус, но беспокоить его в такое время… Нет, он наверняка не спит, хотя и не ждет меня, как в тот раз (да и действительно ли он ждал именно меня? Что ему за радость – любоваться мной?). В отеле в Эдинбурге нам сказали, что сегодня самая холодная ночь за всю зиму, и минус 4 по Цельсию, а здесь – горы.

Совка влетает за мной в дверь, продолжая клекотать и требовать угощения. На главной лестнице, недовольно щурясь, стоит полусонная Минерва. Она кивает, обозначая, что все в порядке, и протягивает мне печенье, которое, должно быть, носила с собой с завтрака – у нее обширная переписка. Уже который день мне кажется, что Минерва хочет что-то мне сказать. И к войнам между нашими неучами это никак не относится. Я беру печенье и долго и сосредоточенно кормлю сову, давая Минерве шанс.

Сова какого-то совершенно невообразимого цвета, серая с белыми, ржавыми и почти черными пятнами. Кажется, она примирилась со мной, во всяком случае, птица довольно ухает, садится на рукав пальто и смотрит на меня вопросительно, почти по-человечьи.

– Ответ будет позже, – тихо говорю я, поглаживая ее мягкие перья.

Спокойной ночи, Северус, – бросает Минерва, поворачивается и исчезает с глаз долой, так и не воспользовавшись моментом.

На секунду мелькает мысль, не догнать ли ее. Интуиция подсказывает, что нужно поговорить с ней, но усталость наваливается на меня, и я решаю, что это не срочно. Минерва не стала бы медлить, если бы было что-то действительно важное. Она не из тех, кто откладывает неприятные вещи или боится принимать решения. Среди Пожирателей ходили слухи, что у Темного Лорда что-то было с ней во время учебы в Хогвартсе. Но Минерва такая правильная, что я бы скорее поверил в то, что что-то было между ней и Альбусом (если бы не знал о его ориентации, конечно). Хотя, как утверждает Ричард, есть те, кто спит с представителями обоих полов.

Выпустив совку, я сворачиваю к себе в подземелья и думаю, что, может быть, я не прав и Альбус не стер Минерве память о воскресных событиях? Я принял это за аксиому, когда увидел ее в понедельник. Я ожидал, по меньшей мере, неодобрения, но она смотрела на меня точно так же, как и всегда, когда у нас не было стычек, даже положила мне что-то на тарелку, что иногда-таки делала, и вообще была достаточно беззаботна. Но сам Мерлин бы не разобрал, что там, в мозгах у Альбуса, за этими безмятежными голубыми глазами, которые он прячет за очками-половинками, и которые он позволял целовать мне, когда мы занимались – сексом, хочу сказать я в очередной раз, но почему-то выходит – любовью. Так что, может быть, и не стер. А если не стер, то что? Вот поговорю с Минервой, и тогда уже разберусь.

В подземельях – стынь несусветная, на стене вдоль лестницы – белесый налет то ли инея, то ли плесени, надо будет задать работу домовым эльфам. Кровавый Барон приветствует меня и докладывает, что в мое отсутствие происшествий не было. Кому как, а мы с ним дружим. Вот точно: похоронят меня, а на моей могиле будет написано: «Его единственным другом был Кровавый Барон». Слизеринцы его уважают, но и боятся, как бы мне чего лишнего не сболтнул. Только заглушающие не помогают: призраки свободно просачиваются сквозь стены и обычные охранные заклятья им не помеха. На комнаты преподавателей накладываются специальные «антипризрачные» заклятья, но студенческие гостиные их лишены. Другое дело, что обычно призраки занимаются тем, чем хотят. Но если попросить их понаблюдать за кем-то, они выполнят это. Впрочем, не знаю, как другие, а Кровавый Барон это делает. В пределах подземелий, по крайней мере. Сейчас такой необходимости нет. Да и раньше она возникала редко.

А там? – спрашиваю я аккуратно, добравшись до своих комнат и называя пароль Pinus Paniculatis (сосна метельчатая, входит в состав зелий бодрости и антипохмельных).

«Там» – это значит, на «той» стороне, в гостиной львятника, в крыле, где живет оборотень, и вообще везде, где шатаются эти оболтусы-гриффиндорцы. Барон залетает за мной в гостиную, склоняя голову. Он молчалив, и предпочитает разговаривать в приватной обстановке, как и я. Пока я грею себе на маленькой жаровне какао, Барон в нескольких словах обрисовывает картину жизни замка. Уизли опять придумали какую-то гадость, в результате чего коридоры в башне залиты розовыми соплями. Сжимая ладонями чашку, коротко киваю: если опробовали у себя, значит, скоро следует ждать их в подземельях. В хаффлпаффца с четвертого курса кто-то кинул приклеивающим заклятьем, и тот целых полчаса торчал на карачках в коридоре на восьмом этаже, пока его не нашла Минерва. Но что он там делал, хотел бы я знать, учитывая, что комнаты его факультета – рядом с кухней?.. Свидание, не иначе. Наверное, досталось от несчастливого соперника.

Хочется не какао, шоколада, такого же густого, какой мы с Ромулу пили в Мариотте, чувствовать насыщенный вкус, согреться каждой клеточкой тела изнутри. Но шоколад слишком бодрит, а я и так варил зелья почти всю ночь. Отвлекаюсь на воспоминания, и не слышу слова Барона, выхватывая лишь фразу: «Возможно, вам будет интересно узнать, что тот человек снова был у директора».

Я застываю. Усталость как рукой сняло. Сердце, раздувшееся во всю грудную клетку, подпрыгивает в ней словно жаба, застрявшая в колоде. Но Барон не смеется, только окидывает меня оценивающим взглядом. Он умеет, когда захочет, и громыхать цепями, и леденяще хохотать, и язвить не хуже меня самого, но мне это демонстрируется редко, только если он в очень сильном ненастроении.

Я киваю молча: что еще тут можно сказать. Хотя нет, можно:

Что вы знаете о нем, сэр Уильям?

Лишь то, что он никогда не прибывает через камин и всегда одет в темно-коричневый плащ с капюшоном. Он высокого роста, почти как вы или чуть ниже.

С трудом выталкиваю из себя слова для следующей фразы:

Как долго он был?

От ужина и до полуночи, – Барон отплывает к двери, ожидая, пока я отопру ее заклятьем. – Я сообщу вам все, что смогу выяснить.

Спасибо, – тихо говорю я.

Прежде чем вылететь в дверной проем, он вскидывает голову и выпрямляет спину, принимая тот бешеный вид, который пугает не только студентов, но и все другие привидения в замке. И оборачиваясь, говорит: «Они держались за руки, профессор».

«Держались за руки». Оставшись один, я падаю в кресло. Чашка с недопитым какао по моей рассеянности остается в воздухе, я даже не замечаю, что вызвал стихийную магию и трачу ее на поддержание никому не нужного левитационного заклятья.

Не просто держались за руки – они делали это где-то, где их могли видеть призраки. Не в кабинете. Для Альбуса это крайняя, немыслимая степень привязанности – демонстрировать отношения при посторонних. Держались за руки. Со мной такого никогда… Мерлин Великий, какая пропасть между мной и этим!..

Несколько минут я тупо обвожу глазами свою гостиную. Четыре книжных шкафа (в одном из них на самом видном месте книги про чистокровные семейства и прочая дребедень, прямо-таки вопящая о моей лояльности собственному факультету) вдоль стен, двухместный диван темно-зеленой кожи (когда-нибудь, если буду свободен, не оставлю себе ни одной вещи этого оттенка), маленький столик и два зеленых же кресла. На каминной полке стоят часы и колдография озера Лох-Шил: Альбус прятал меня как-то в этой местности в перерывах между разбирательствами, когда аврорат нашел очередные «неопровержимые» доказательства моей виновности. Посередине гостиной – большой стол с инкрустированной крышкой, со стопками книг и журналов. В конце ноября мы занимались любовью прямо здесь, и Альбус сидел на этом антикварном великолепии (журналы я все-таки сбросил на пол) голой задницей, а я вжимался в него всем телом перед тем, как опуститься на колени и взять в рот его сочащийся влагой великолепный член.

Конечно, наедине он иногда брал меня за руку. В кабинете, после того, как затыкал портреты, или в гостиной, прежде чем увести в спальню и усадить на огромную кровать с шелковыми простынями гриффиндорской расцветки – алый гимн безвкусице под балдахином с толстыми золотыми кистями. Впрочем, как-то я подслушал беседу своих студенток, вычитавших в «Ведьмополитене», что красный – стимулирует половую функцию.

В первый раз Альбус взял меня за руку в тот самый день, когда все, наконец, между нами произошло. Днем он будто случайно оказался впереди меня в пустом коридоре во время «окна» между парами, на секунду притормозил и спросил в самое ухо:

Северус, у тебя нет отработок сегодня?

Тон был нейтрален, но меня мгновенно охватил жар. Я знал, о чем он поведет разговор. Пока что Альбус дарил мне лишь оральные ласки, но я чувствовал, что момент, когда мы перешагнем границу, близок.

До восьми, директор, – сказал я, опустив глаза и едва дыша. Мои щеки полыхнули, и я поблагодарил Мерлина, что в тот момент по всей школе шли уроки.

В таком случае, после восьми я приглашаю тебя на свидание в мои комнаты, – шепнул Альбус, на секунду перехватил мое запястье, взметнул своими одеяниями, ускорил шаг и исчез за поворотом. От его откровенности у меня встало мгновенно, и мне стоило больших трудов не бежать, а всего лишь идти до своего кабинета. Бросив на дверь заглушающее и запирающее, я вытащил ноющий член из брюк, сделал одно движение вверх-вниз и кончил. Надо было всерьез задуматься о том, чтобы что-то делать с запоздалым гормональным взрывом, но, увы, все зелья, приглушающие потенцию, притупляли также внимание и концентрацию. Я надеялся лишь на то, что со временем, когда сексуальная практика станет регулярной, ощущения перестанут быть такими острыми.

В тот вечер я был злее обычного, и криворукие хаффлпаффцы, получившие отработку за взрыв котла, жались друг к другу от страха, всего лишь нарезая ингредиенты для перечного зелья. Я старался не думать о том, что мне предстояло через пару часов, но мысли метались, как загнанные фестралы. Все мое тело как безумное требовало того, чтобы Альбус прикасался к нему. А разум – словно раздвоился. Одна его часть ликовала от мысли о том, что это будет он, самый могущественный волшебник Вселенной, настаивала, какая это честь для меня. Другая – большая часть – приводила самые отвратительные картины подчинения одного волшебника другому, весь мой опыт в роли Пожирателя. Я напоминал себе, что это – то, что не восстанавливается, даже если я потом попрошу запустить в меня Обливиэйтом. И что, кому бы я ни отдавал себя, потеря может быть значительнее приобретения. Даже если это Альбус, о ласковом взгляде которого (без всякого сексуального подтекста) я мечтал все те годы, пока учился в школе.

К восьми часам сомнения проели мне мозг настолько, что, закрывая кабинет за студентами, я обозвал себя трусом только для того, чтобы заставить себя пойти наверх. Более того, если я не пойду, возможно, меня сочтет трусом Альбус. Перед тем, как зачерпнуть летучего пороха, я долго стоял перед камином, закрыв глаза и словно ощупывая одновременно и телом и разумом ту точку невозврата, которая поменяет меня. В конце концов, я пришел к выводу, что для того, чтобы двигаться дальше, необходимо что-то оставлять в прошлом. Какой смысл стоять на месте? Худшее в моей жизни уже свершилось – тот момент, когда я понял, что Лорд задумал убить Лили. Даже не тот, в который я узнал о ее смерти. Потому что, когда она умерла, закончилась более чем годовая агония ежедневных метаний между отчаянием и надеждой.

Альбус, надо отдать ему должное, понял мое состояние с первых секунд, как только я вступил в его гостиную. После путешествия по каминной сети меня слегка подташнивало. Окинув меня оценивающим взглядом, Альбус покачал головой, потом взял за руку и подвел к изысканно сервированному столу, накрытому на две персоны. Видимо, он также пропустил ужин, как и я. Я молчал, позволив Альбусу ухаживать за мной, и безропотно взял бокал вина.

За нас, – улыбаясь, сказал Альбус. У него всегда была слабость к ритуалам.

Я чокнулся с ним, выдавив: «За нас». Глоток в меру сладкого вина оставил на языке терпкое послевкусие. Я отставил бокал и стал просто смотреть на Альбуса. Нервничал ли он, или эта ситуация была для него настолько привычной, что за его непроницаемостью скрывалась всего лишь скука?

Северус, я ничего не заставляю тебя делать, – заметил Дамблдор, вернув мне внимательный взгляд. – Ты можешь уйти отсюда в любую минуту.

И после никогда не вернуться, не так ли?

Он помолчал, а затем сказал осторожно:

– Полагаю, это те вещи, к которым никогда по-настоящему не будешь готовым, если только не любишь всем сердцем.

Любовь была слишком скользкой темой для меня. Я прекрасно помнил, как моя мать «любила» отца, покорно подставляя голову и спину под удары его кулаков. Или – как Нарси извивалась у моих ног в истерике, объясняя, что без отворотного средства она сойдет с ума, потому что единственная мысль, которой она живет – бросить все, включая маленького сына, и аппарировать с Долоховым в Париж. С Долоховым, которому она, между нами, ни на кнат не сдалась, кроме как на пару ночей.

Альбус пристально посмотрел на меня. Что я мог ему сказать? Что он хотел от меня услышать? Говоря о любви, он, конечно, имел в виду нечто возвышенное, не дай Мерлин еще заговорит о самопожертвовании Лили…

Но он только повторил:

Ты можешь уйти, Северус. Я не буду считать тебя трусом и не изменю своего мнения о тебе.

И каково же оно, ваше мнение, которое вы не измените?

Ты его знаешь, – произнес он тихо.

Вы как-то сказали, что я вам противен, – заметил я осторожно.

Я сожалею о своих словах, – сказал он резко. – Ты слышал, что я думаю о тебе теперь.

«Мой храбрый, мой сильный и умный мальчик», – вспомнилось мне. Мог ли он так думать на самом деле? Было ли это сказано всего лишь, чтобы успокоить меня в той ситуации?.. От воспоминаний о поцелуях Альбуса, о его голом теле, прижимавшемся ко мне, кровь прилила к паху. Вся моя суть рванулась навстречу тому, кто был для меня больше кого-либо другого на свете. Усилием воли я удержал себя на стуле.

Секс, как и любовь, – это то, что можно использовать как во благо, так и в погибель, – произнес Дамблдор задумчиво, словно и не для меня говорил, а для себя. – Дурные люди во все времена использовали его для подчинения. Даже во времена самых первых волшебных школ в Древней Греции*, когда однополая любовь считалась естественной, а каждый мальчик-волшебник проходил инициацию со взрослым волшебником-учителем, многие из учеников затем, по выходе во взрослую жизнь, оказывались в униженном положении. Но, несмотря на все предрассудки, секс – это также то, что позволяет магу познать свою истинную природу, Северус. Чем свободнее твое тело, тем свободнее твоя магия. Чем больше ты стыдишься себя и своих желаний, тем хуже твоей магии внутри тебя. Мне нет нужды приводить тебе в пример тех, кто, подавляя свои желания, пытается освободить магию другими путями. Но эти пути ведут лишь к тому, что умерщвляет душу.

Я пытался понять его, я чувствовал, что в его словах было что-то, что я искал. Может быть, ответ на вопрос, почему я вообще пришел к Альбусу. Но смысл его речи был для меня темным лесом. Одно я знал теперь – я должен это почувствовать, должен проверить сам. И это мое знание не имело ничего общего с желаниями тела, но что-то – с той естественностью, с которой я лежал в объятиях Альбуса несколько дней назад. Как в классе перед началом урока, когда все предметы находятся на своих местах.

Я сделал еще глоток вина, и… мы оба встали. Как будто мое знание создавало связь между нами. Альбус кивнул мне, сделал шаг и взял меня за руку – я с готовностью протянул ее ему. Без слов он повел меня в спальню, которая находилась в дальнем конце гостиной. Я смутно осознавал, что вокруг все заполнено золотым и алым, но видел лишь высокую фигуру Дамблдора. Он был без мантии, в простой серой робе, на шее – толстая цепь гоблинского серебра, на пальцах – серебряные тяжелые перстни.

В прошлый раз я так и не увидел его обнаженным, он обнимал меня со спины. На этот раз он начал раздеваться сразу же, аккуратно складывая драгоценности на комод. Под робой у него ничего не было, кроме маленьких белых носков. Альбус повернулся ко мне, и у меня перехватило дыхание от красоты его тела. Он не был старым. Я знал, что волшебники его уровня могут очень долго поддерживать состояние молодости, но то, что я увидел, лишило меня дара речи. Не зная истинный возраст Альбуса, я бы дал ему лет пятьдесят пять, не больше. Его мускулы не были особо развиты. Но гладкое белое худощавое тело словно светилось изнутри, напитанное магией. Даже обнаженный, Альбус казался воплощением силы и достоинства. Мне хотелось целовать каждый дюйм его тела, поклоняться ему. А в первую очередь взять в руки его крепкий длинный член с ярко-красной головкой и слизнуть прозрачную каплю с его кончика. Рот наполнился слюной.

Однако Альбус усадил меня на кровать, опустился передо мной на колени и стал расстегивать мой сюртук.

– Девять пуговиц – это слишком много, Северус, – шутливо сказал он.

Почему-то я знал, что не стоит пользоваться заклинаниями. Я не помогал ему, откинув голову назад и выгнувшись всем телом, вбирая в себя каждое случайное прикосновение Альбуса сквозь одежду. Тело отзывалось, и я прислушивался к нему, стараясь запомнить то, что оно говорит мне. Избавив меня от рубашки, Альбус провел ладонями по моей спине, по бокам, вызвав волны мурашек, побежавших по рукам и ногам. Я привстал, чтобы он мог стянуть с меня брюки и остался в одних трусах и носках.

Мысль, что на Альбусе только носки, дико возбуждала меня. Он сел рядом со мной, и, властно притянув мою голову, накрыл мои губы своими. Поцелуй не был подчиняющим, просто настойчивым. И одновременно нежным. Наши языки встретились, и стали играть друг с другом. На языке Альбуса еще остался вкус вина, но я чувствовал и его собственный вкус. И никак не мог напиться им. Я не знал других поцелуев, и то, что мы творили сейчас – казалось мне и умопомрачительным, и совершенным. Когда нам не хватило дыхания, и мы отстранились друг от друга, я увидел его глаза, подернутые поволокой.

Северус, – выговорил он, хватая ртом воздух. Одним именем он сказал мне так много. Я бы не повторил, что, но смысл, переданный мне Альбусом, дошел до самой сути меня. В эту минуту я знал, что пойду за ним на край света. Выполню его самый идиотский приказ. Все, что ни попросишь, я – твой.

Мы вернулись к поцелуям, одной рукой он сжимал меня так крепко, почти судорожно, как будто я мог сбежать, а вторая гуляла по моей спине. Я позволил себе прикоснуться к его волосам, сначала робко, но, видя, что ему нравится, зарылся в них пальцами, отстраняя и разделяя серебристые пряди. С губ Альбуса сорвался глухой стон. Это поощрило меня к дальнейшим действиям, и я сам не заметил, как перевел свои поцелуи в исследование его шеи, лизнул мочку уха, вновь спустился к шее и стал захватывать кожу на ней губами, куснул в плечо, вырвав стон еще более громкий. Когда я опустился на колени и сжал его член рукой, стоны стали уже непрерывными. Смазка оказалась на вкус приятной, солоноватой.