Текст книги "Дар памяти (СИ)"

Автор книги: Miauka77

сообщить о нарушении

Текущая страница: 51 (всего у книги 74 страниц)

Это-то как раз не удивительно. Удивительно, что она пришла сейчас. Интересно, кто ей сказал про мою ориентацию? Альбус?

Она опускает взгляд:

Дверь поставили на место.

Молчу.

Я была у Альбуса перед тем, как прийти к тебе.

Вот как? И что же Альбус?

Он подтвердил, что ты занимаешься с Гарри. Сказал, что у меня нет никаких причин не доверять тебе. И что ты все делаешь правильно.

Вот как. Альбус прикрыл меня. Но, Мерлин мой, зачем? Тем более, когда он был так недоволен мной еще с утра.

Так и сказал: Северус знает, что делает, – продолжает Минерва.

Меня словно током ударяет. Альбус что, понимает, что происходит? Он не против, да? Да нет, это бред. Если бы он что-то знал, то знал бы и тот. Или все же у Альбуса больше возможностей защитить разум, чем я думаю?

Я долго не могу отделаться от подобных мыслей в ту ночь. Лежу и вновь, как в старое время, совсем не могу спать. И воспоминания о днях с Альбусом, всяких, и счастливых, и тревожных, роятся в голове. И это хорошо, потому что я никак не хочу думать о других вещах. Например, о том, что мои методы по отношению к Люпину даже ради того, чтобы защитить ее ребенка, Лили не одобрила бы никогда.

========== Глава 95. Дары весны ==========

29 марта, вторник

Во вторник я просыпаюсь от того, что снова слышу голос Ромулу:

Северус! Пожалуйста, Северус! Я больше не могу.

Он слегка задыхается, как если бы…

Нет, это не зов. Может быть, это сон? Его сон. Или все-таки мой? Так бывает, когда чего-то очень сильно хочешь, и оно потом видится на грани сна и яви.

Несколько минут я сижу на постели, наслаждаясь теплом утра, прислушиваясь к пространству. Тишина.

Ромулу, – говорю я, как идиот. Потом, как еще больший идиот, повторяю: – Ромулу.

Не знаю, что бы я отдал за то, чтобы обнять его, прижать к себе хоть раз. Обнять, как же… Я хочу всего. И хватит уже себе врать, а то прямо как маленький мальчик, который до последнего отрицает, что это он стащил панталоны соседки с веревки и приделал их к сачку, чтобы вытащить из речки-вонючки старый башмак.

И все же… если бы это стало возможным, хоть ненадолго, мне и отдать-то за это нечего. Я уже отдал все, что мог. Ему нельзя быть со мной, нельзя. Со мной опасно, а он и защитить-то толком себя не умеет. Я вдруг вспоминаю его в подворотне со сломанной рукой. Стоп. А почему его рука была сломана? Ведь если он маг, то она должна была быть в порядке. И он бы прекрасно себя защитил.

Меня прошибает холодный пот. Сопливус, ты еще больший недоумок, чем твои студенты. Ты все себе придумал, идиот, идиот.

И все же где-то в глубине души поднимает голос надежда, что есть маги, у которых аллергия на костерост, а другие зелья заживляют куда медленнее. И браслет – браслет ведь был явно гоблинской работы. И при этом он работает в обычной маггловской компании архитектором? Сопливус, кого ты на этот раз решил посмешить?

Да даже если бы он тысячу раз был магом, он женат и эта жена вполне реальна, а я приношу несчастья всем, с кем сталкиваюсь, а еще весь его пыл испарится, когда он узнает, кто я такой, так что в этом направлении лучше даже не начинать.

Бросаю взгляд на будильник. Без пяти семь. Отличные мысли, черт возьми, для того, чтобы испортить себе утро! А вечером… вечером Ричард опять ждет меня там, в нашем кабаке. И хотя он приходил туда искать брата и, как помнится, нашел, надо все же поменять «наше место». Тем более что оно уже явно не наше, да, наверное, в связи с женитьбой, и не Ричарда.

Думать об этом не хочу, потому, быстро закончив все процедуры и наскоро выпив утреннюю чашку чая и зелья, выхожу во все еще пустынный коридор. До появления галдящей толпы учеников – минут двадцать. Я пользуюсь этим, чтоб не спеша, сделав несколько кругов, пройтись до Большого зала, и заодно проверить чары. Филиус встречается мне в холле, семеня маленькими ножками, он здоровается и, подходя поближе, задорно подмигивает. Я стараюсь не улыбаться, но улыбка так и просится наружу. Впервые за несколько месяцев я чувствую себя в Хогвартсе в безопасности. Разумеется, Альбус может распознать чары Филиуса и снять, он директор и Хогвартс подчиняется ему. Но тогда мы с Филиусом мгновенно узнаем об их исчезновении. Чары завязаны на него. Он рискнул сделать это, и я ему благодарен. И за то, что заканчивая плести чары вчера в моем присутствии, он вытянул руку вперед и вверх, как будто пробовал нечто упругое, но невидимое для меня на прочность, и сказал: «При необходимости повторим».

Портключи мне на этот раз выдает Марианна Маршан. За те несколько раз, что я ее видел вечером и в выходные, у меня сложилось впечатление, что она не расстается с двумя вещами – с чашкой чая и с телевизором. Теперь к ним добавилось вязание, брошенное в кресло при моем появлении. Сериалы она обычно смотрит в соседней комнате, по крайней мере звук доносился оттуда, но теперь телевизор перемещен в зал.

Оглядываюсь по сторонам – вроде ничего не изменилось.

А Хенрик?

У Карла, – говорит Марианна, призывая на столик невзрачную металлическую расческу с двумя сломанными зубчиками и округлый камешек. – Расческа – до Ричарда, камень – в Хогвартс.

Кто такой Карл?

По выражению ее лица я понимаю, что допустил ошибку.

О, друг Хенрика. Никто не знает, где он живет. Хенрик отправляется к нему всегда, когда устает после лечения и не хочет, чтобы его трогали.

Она говорит это таким странным тоном, что я понимаю – расспрашивать ее нельзя.

Но в девять он обязательно вернется, – фальшиво радостным голосом добавляет Марианна. – В девять тридцать к нему приходит постоянный пациент. Осторожнее с камнем. Активность прекратится после девяти.

Все в порядке. Спасибо.

Все действительно в порядке. Я именно так и просил. После девяти мне нужно отнести восстанавливающее зелье Люпину. И да, да, разумеется, это лишь предлог, чтобы поскорее прекратить тягостное общение с Ричардом.

В парке несколько минут гуляю среди магглов, с удовольствием глотаю влажный воздух, и, как дурак, оглядываюсь, будто здесь в толпе можно действительно увидеть Ромулу. Впрочем, почему бы нет? Он ведь живет недалеко отсюда, а работает еще ближе. Несколько секунд борюсь с искушением бросить все и просто пойти туда. Просто увидеть его, спросить. Одергиваю себя. Понятное дело, что я не успею. А если Ричард позвал меня, это важно. Это на данный момент всего важнее, как бы мне ни хотелось туда не идти. Да и не надо искушать судьбу. Не надо. Я переживу. Больше – не надо.

Но как странно, однако, вела себя Марианна Маршан. Как странно она отреагировала, когда поняла, что я не знаю, кто такой Карл. «Активность прекратится». Ах да, она же полька… Полька, которая смертельно напугана. Оттого и бегает в телевизор. И, если я еще не разучился как следует различать запахи, по той же причине и алкоголь добавляет в чай.

Ну хватит трусить, как нашкодивший недоросток. Соберись, Сопливус. Пересекаю дорогу и решительно вхожу в клуб.

Здесь все по-прежнему. Парочек мало, как и всегда во вторник. Ричард занял для нас свой излюбленный столик по левую сторону в середине зала. И выглядит все так, будто ничего не изменилось. Хотя совершенно ясно, что изменилось все.

Оглядываю зал, неторопливо потягивая содовую. И ага, старательно обходя взглядом то место, где сидел тогда, в нашу первую встречу, Ромулу.

Кого-то ищешь?

Не тех, кто мог бы на нас напасть.

А… – Ричард мрачно отпивает глоток.

У меня время до девяти вечера.

Успеем.

Как поживает Берилл?

Это я должен у тебя спрашивать. Ты ее видишь куда чаще, чем я.

Один ноль.

Что ты хотел?

Есть новости. Дело о нападении в Лютном переулке закрыто за отсутствием подозреваемых.

Неожиданно.

Предсказуемо на самом деле. На тебя у них ничего нет. Твое алиби нерушимо, как скала. Попробуй-ка оспорь слова самого председателя Визенгамота. Живых свидетелей твоего присутствия в доме Горбина в тот вечер тоже нет. И больше никого на горизонте.

Его закрыли слишком быстро.

Да.

Это означает… – поднимаю стакан.

Это означает, что никому не хочется портить квартальные показатели, Снейп. Наш приятель вряд ли связан с авроратом.

Почему ты так считаешь?

Потому что были бы следы. Невозможно не наследить. Даже Андерс наследил.

Они и были.

Что?

В голове Рэнделла, – поясняю я. – Он наследил там десять лет назад. Рубцы от заклинания, которое известно только ему.

Ричард открывает, потом закрывает рот.

И какого драккла ты мне это раньше не сказал?

Не успел. Ты в последнее время не жаждал со мной общаться. – Не могу удержаться.

А ты бы на моем месте жаждал? Послушай, Снейп, я знаю все твои мотивы, благородное стремление уберечь меня от Анабеллы и прочее бла-бла, но тебе никогда не приходило в голову спросить меня, что я думаю по этому поводу? Тебе не пришло в голову спросить меня, может, я могу с этим справиться сам и без посторонней помощи?

А ты мог?

А ты никогда не задумывался, как я достаю тебе компоненты от вейл?

От чар Анабеллы нет амулетов.

Если ты не знаешь об их существовании, это еще не значит, что их нет. Есть амулеты, талисманы, артефакты, которые блокируют любую восприимчивость к магии, включая заклинания.

Да, у меня тоже такой был… До воскресного вечера. До сих пор выгребаю из кармана желтую стеклянную пыль. Но сдаваться просто так не хочется.

Изображаю невозмутимость:

Ты разве не собирался так или иначе жениться на Берилл? Помнится, ты изначально представил ее мне, как свою невесту.

Собирался. Но это не тебе решать, с кем и когда мне жить и спать, Снейп, ты понял? – он почти орет, и если бы не заглушающие и отводящие, на наш скандал бы уже сбежалось ползала и еще ползала навсегда запомнило бы, как меня зовут.

В этот момент мне очень хочется сказать, что это все-таки мне решать. Сюзерен здесь как-никак я. Не знаю, что меня останавливает. Кажется, что не в последнюю очередь воспоминание о жалком лице Люпина. Или соображение, что от гнева и обиды Ричард тролль знает что способен натворить. Но сказать хочется очень.

Ричард не смотрит на меня. Все еще в ощущении собственной власти над ним я ожидаю его привычного раскаяния, стыда. Да, это бы точно обелило меня в собственных глазах, как и его гнев. Но вместо этого Ричард просто двигает по столу бокалы, выкладывает на него зажигалку и фонарик, выстраивая только одному ему понятный узор.

Ты везунчик, Снейп, – говорит он спокойно, и от этого ровного, полностью контролируемого тона у меня появляется ощущение полнейшего игнорирования. Я ему чужой, да чужой. Я сюзерен, но меня больше не принимают в расчет. Мои команды – да, меня – нет.

Ты – везунчик, потому что ты бисексуал и при этом топ.

Я не давал тебе права обсуждать мою личную жизнь.

Ты бисексуал и при этом топ, – не обращая на меня внимания, продолжает Ричард. – Ты не нуждаешься в том, чтобы что-то делали с тобой. Для меня это регулярная потребность. Не закрывая эту потребность, я перестаю функционировать как пригодный к работе механизм, хозяин.

И все-таки я сдерживаюсь и не ударяю. По счастью, и молния не ударяет тоже.

Думалка ломается, – говорит он насмешливо и одновременно с таким холодом в мой адрес, что его слова могли бы заморозить ад. – Перестает вырабатывать идеи. Для того чтобы закреплять подобные потребности среди здравомыслящих людей существуют брачные контракты и… дружеские договоренности. Так вот, время, господин, было необходимо мне для того, чтобы разобраться, смогу я обходиться без удовлетворения данной потребности или нет. Но решение приняли за меня. Брак, угодный хозяину, скрепленный магическими клятвами верности, безусловно, важнее потребностей какого-то раба. – Ричард одним глотком осушает полстакана.

Прости.

Что? – его изумление можно пощупать рукой.

Я и сам не знаю, как у меня вылетело. Кажется, я даже перед Альбусом никогда не извинялся. Только перед Лили. Ну и перед Поттером, когда он меня принуждал.

Прости, – я опускаю взгляд. Если бы стыд мог жечь буквально, а не метафорически, от меня бы уже осталась одна дыра. Оплавленная по краям дыра. – Я… могу это как-то исправить?

Прежде чем ответить он думает минут десять, при этом отводя взгляд так, как будто мой вид марает его:

Не знаю, Снейп. Возможно, да. А возможно, и нет.

Но когда он произносит эти слова, мне кажется, что мне только что отменили смертный приговор…

Вообще-то это не одна новость. – Он не дружелюбен, но уже и не холоден. И его всегдашняя уверенная деловитость действует на меня так, что мне вдруг хочется вскочить и пойти танцевать. Мне хочется напиться. Нет, сразу и то, и другое. Я… счастлив? Если бы я не знал, что это теперь для меня невозможно, в эти минуты я бы так и сказал.

Какие еще?

Горбин пообещал двадцать тысяч галеонов тому, кто придет к нему с твоей головой.

Что-о-о?

В первые секунды мне кажется, что я ослышался, потом кажется бредом, шуткой, но Ричард явно не расположен шутить.

И нам надо с этим что-то решать, – говорит он. – Сначала я думал, что имеет смысл прогуляться до него под оборотным и показать твои воспоминания. Тем более у тебя теперь есть думоотвод…

«Нам». Ричард сказал «нам»…

Но потом я подумал, что он сволочной и злобный, но умный. Не может же он не понимать, что тебе его брата убивать незачем. Так что я решил наведаться к нему сначала один. Ну как один, с ребятами, конечно.

Он замолкает, катая стакан в пальцах.

И что?

Так вот. Дело в Уэнделл.

Он снова замолкает. Снимаю отводящие чары, чтобы нам принесли выпивку.

А дело Уэнделл закрыли?

На неделю раньше твоего. Несчастный случай.

Интересно…

Так что с ней?

А с ней много всего. Горбин говорит, что она прибилась к нему сразу после окончания Хогвартса и была ему как дочь. Год жила вместе с ним и его женой, вот они и прикипели к ней. Год назад, в апреле, жена Горбина умерла, а у Мэри появился парень, да вдобавок, как она сказала Горбину, не из простой семьи. В общем, она продолжала видеться с Горбином, но решила порвать с Лютным вообще. Переселилась в Косую аллею, прекратила делать зелья для Горбина и стала делать зелья для аптеки. Снимала вместе с братом Джорджем квартиру в маггловском Лондоне. И вдруг в конце прошлой осени опять резко вернулась в Лютный, опять стала варить зелья для Горбина и не только для него, таяла на глазах и кончила тем, что умерла от передозировки дурманящего зелья. Потом горбинский брат предложил написать тебе. Он стал настаивать на этом и просил Горбина сделать это лично. Но Горбину из-за горя было не до этого, а дальше чем дело кончилось, ты знаешь. Горбин уверен, что Мэри убили специально, чтобы подставить тебя.

И поскольку того, кто это сделал, он уничтожить не может, его ярость обращается на меня… Остроумно.

Более чем. Пока тебе лучше вообще не высовываться из Хогвартса, даже в Косой.

Мне через неделю сопровождать детей в Хогсмид.

Тебя может кто-нибудь подменить?

Придется опять врать Альбусу о своем здоровье. Никогда не думал, что буду ему так много врать.

Ричард кидает взгляд на наручные часы и показывает мне: остается около получаса.

Так что еще об Уэнделл?

Кое-что есть. Ее брат, например, исчез сразу же после похорон сестры. Из квартиры, которую они снимали, вынесли все подчистую, даже мебель исчезла. Хозяйка, живущая в соседнем доме, ничего не знает, ничего не слышала и смертельно боится к ней подходить.

Отпугивающие чары?

Если они и были, то их уже сняли или они рассеялись. А если на ней Обливиэйт, то это уже не ко мне.

Да уж, это ко мне.

Это одна сторона.

Но есть еще одна?

Есть. Я опросил официантов в кафе, где работал ее братец, и попытался выяснить что-то о Мэри. Оказалось, она несколько раз приходила к брату в прошлом году, да не только с парнем, а еще с его старшим братом и сестрой. Парень с братом еще заходили потом к Джорджу несколько раз. Они испанцы. Парня Мэри все называли Красавчик Макс, хотя он, по описанию, довольно уродлив, его брата зовут Ромулу.

К-как, как ты сказал?

Имя словно ударяет в меня, хлещет наотмашь по лицу. Он все-таки маг! И он бывал в Косом переулке. И теперь… теперь мне даже надо найти его.

Больше о них никто ничего не знает. Но я подумал о двух вещах. Во-первых, если это действительно непростая испанская семья, то, хоть магов в Испании в разы больше, чем в Англии, найти отпрысков благородных семейств с такими именами не должно составить труда. Во-вторых, есть еще один пункт, который кажется мне интересным. После того как умерла жена Горбина, Уэнделл, по его словам, ударилась в религию, да так, что даже крестилась и постоянно посещала католическую церковь.

И ты думаешь, это церковь, в которой священник – маг?

Я уже не думаю, я знаю. Один из моих людей прислал мне сову, и я собираюсь туда завтра наведаться. Снейп, если мы найдем его, то…

То сможем обменять у Горбина на меня. Наверное, в имеющихся обстоятельствах не такой уж и поганый план. Тем более что не обязательно менять его живым.

У Горбина были домовые эльфы?

Два, но их убили еще в ту ночь.

Убили? Как?

В материалах дела сказано, что их нашли повешенными в горбинском кабинете.

Мда. Такого я еще не встречал. Повесить домового эльфа означает сначала к нему подойти. Я вспоминаю о том, что Тинки не смог войти в мой кабинет даже тогда, когда я открыл дверь. Наш добрый друг заблокировал ему все возможности аппарации. А еще он выманил Барона на открытое пространство и вырубил его Термино Спатиум.

Что еще есть в материалах дела?

Уж если Ричард видел его, то надо пользоваться.

Только описание разгрома. Могу прислать тебе воспоминание моего человека.

Хорошая мысль.

Ричард делает очередной глоток. Очевидно, мне надо сказать ему, что Ромулу теперь займусь я сам.

Хочешь завтра со мной? – спрашивает вдруг Ричард.

Вот так. «Хочешь завтра со мной?». И от этой фразы я вдруг чувствую себя еще большим ублюдком, чем раньше. Куда большим, чем весь этот месяц, да. Он просто не может быть со мной таким… добрым? Это невозможно для меня – иметь право на чью-то доброту.

Я отворачиваюсь, притворяясь, что собираюсь вставать, но на самом деле не в силах вынести его взгляд. Я просто не имею право сказать ему, как я этого хочу.

У меня отработки.

Встаю, перевожу взгляд на дверь и застываю. Потому что около двери стоит и смотрит на меня Ромулу.

Как мы оказываемся в парке, я не помню. Опоминаюсь только тогда, когда мы стоим с ним на каком-то газоне, под деревом, с голых веток на нас льется дождь, а мы вцепились друг другу в руки и смотрим друг другу в глаза, и смотрим.

И я осознаю, что Ромулу говорит:

Я… послушай, я просто испугался тогда. Себя. Своих чувств. Я ненавидел тебя, пытался тебя забыть, обзывал предателем, накручивал себя, как мог, но ничего не выходило. И я ненавидел себя за то, что не могу справиться с чувствами, а потом понял, что я не хочу, вообще не хочу тебя забывать. Я… я хочу быть с тобой. Хочу всего. Я, кажется, люблю тебя…

Я теряю дар речи. Нет, это невозможно! Это просто невозможно, чтобы так…

А он просто тянется к моим губам. Мне хочется оттолкнуть его, посмеяться его наивности, объяснить, что все это глупости, что он мальчишка, который не видел жизни и ничего не понимает, и так нельзя, но разум отказывает, отключается совсем. И я не выдерживаю, хватаю его за плечи и прижимаю к себе, вторгаюсь в его рот, даже не успев как следует прочувствовать вкуса губ, целую, подчиняю. Он надрывно стонет и хрипло шепчет: «Еще!», когда я отстраняю его, чтобы перевести дыхание. Его дрожащие коленки упираются мне в ноги, и я держу его одной рукой, крепко, чтобы не упал. Другой провожу по волосам, потом указательным пальцем обвожу контур лица, целую в бровь, зарываюсь носом в шею, вдыхаю. Мое! Это все – мое.

Мне кажется, я не произнес ни слова вслух, но он – слышит.

Твое. Твой, – говорит Ромулу, вжимаясь в меня. – Только твой.

И это… это… это так правильно, что иначе никак и назвать нельзя. Потому что в этот момент я знаю – он существует на свете только для меня. А я здесь просто потому, что есть он.

========== Глава 96. Правила безопасности. ==========

29 марта, вторник

Первое правило безопасности – не поворачиваться спиной к дороге…

Второе правило безопасности – внимательно смотреть по сторонам…

Третье правило безопасности – не показывать своих чувств на людях…

Установить четвертое никому бы и в голову не пришло, потому что в данном случае оно гласило бы «не заниматься любовью в местах скопления магглов даже в почти полной темноте».

Однако, именно этим мы, кажется, и занимаемся. Потому что просто поцелуями это уже не назовешь. Ромулу трется об меня, я припираю его к дереву, я, кажется, готов был бы развернуть его самым бесстыдным образом, стащить с него джинсы и взять прямо сейчас, здесь, но я помню, что он девственник. Хотя сама мысль о возможности проделать с ним все это на людях делает возбуждение почти непереносимым.

Поэтому пока так – положить руки на ягодицы, прижимать к себе, вжиматься, показывая, доказывая, как сильно я его ждал, как сильно скучал по нему. Ромулу запускает руки под мой пиджак, выпрастывает рубашку и майку, гладит огненными, обжигающими руками, впивается ногтями в ребра и закусывает моим плечом, кончая.

От его стона темнеет в глазах. Он стискивает мой член – даже через ткань прикосновения сводят меня с ума окончательно и бесповоротно. И я отпускаю себя, позволяю себе кончить – плевать, что будет потом. Я взрываюсь миллионом столкнувшихся заклинаний, Ромулу уже не стонет – мычит, обхватывая меня еще сильней, в голове разрушаются и создаются заново целые миры, и я никогда не подберу слов, чтобы описать мое состояние и его счастливое запрокинутое лицо.

Потом… потом я обнимаю его, целую в лоб, в висок, шепчу: «Спасибо, спасибо». Он подарил, вручил мне себя, и больше этого в моей жизни никогда не было подарка. А он смотрит на меня со слезами на глазах и говорит, улыбаясь, торжествуя: «Я тебя нашел». И мне в эту секунду кажется, что в моей жизни произошло что-то важное, стоящее всего другого, такое, что после этого не жалко уже и умирать.

Так, что я там говорил о правилах безопасности? Впрочем, у меня есть еще секунда… Секунда, в которую я, отлипая от Ромулу, вспоминаю, что на улице дождь, но самая отвратительная сырость, да еще и липкая – в штанах, и потому самое время рассказать Ромулу, что я не маггл. Но я не успеваю. Потому что Ромулу вскрикивает, хватает меня, толкает в сторону, а потом так, чтобы я оказался за его спиной. Разворачиваясь, я уже знаю, что увижу – окружающих нас людей.

Их трое перед нами – красивая черноволосая женщина в кожаном плаще, и двое мужчин, но тут же с боков оказывается еще по двое. Единственная наша защита – дерево, и, конечно, я уже пропустил тот момент, когда можно было воспользоваться портключом. Парк вокруг пуст – должно быть, они применили отпугивающие чары. А глаз Бога разбился два дня назад… Но, кажется, никто ни на кого не нападает.

Марта! – вскрикивает Ромулу.

Женщина презрительно смеется.

О да, Ромулу Вильярдо Севера. Вильярдо, – выплевывает она. – Вильярдо, который трахается с магглом. Который кончает в штаны у всех на виду в маггловском парке.

По крайней мере, Вильярдо, который не убивает и не насилует! – восклицает Ромулу с яростью.

Ох, ну что ты, крошка, – смеется Марта. – Я никогда не делала этого сама. У меня всегда есть, кому меня заменить. Я помню про наше семейное проклятье, помню. Как твоя магия, милый мальчик, еще не вернулась? Мария Инесса все еще делает для тебя портключи? Интересно, она знает, как ты их используешь? Ну это так, к слову. Маг без магии и маггл, замечательная добыча.

Что тебе надо от меня? – он храбрится, но я чувствую, как он испуган. И, судя по его руке, отведенной назад, хватающей меня за плащ, больше всего за меня.

Чтобы ты привел ко мне свою сестрицу, конечно. Говорят, она вновь встала ходить, видимо, ждет второй порции. Мы тебя заберем, наша чудо-девочка придет за тобой…

Этого никогда не будет!

Да ну? – улыбается Марта. – И что же ты сделаешь? Драться не получится, с магией у тебя плохо. Используешь портключ? Во-первых, мы накрыли поляну совместным антиаппарационным куполом, так что тебя по дороге может расщепить, а во вторых, захватить своего дружка ты с собой не сможешь. Чары вашего дома его расплющат, – выпевает она.

Голос у этой твари мелодичный, ничего не скажешь. Я прикидываю, как бы достать палочку незаметно. Свет от фонаря сюда не доходит, но они подсвечивают поляну Люмосами. И как долго мы продержимся, если Ромулу сможет держать хотя бы щитовые чары? Чтобы аппарировать, нужно добежать по крайней мере до края поляны, а этот путь перекрывает по два урода с каждой стороны. Преимущества у нас нет, кроме…

Не сомневаюсь, малыш, что, будь ты один, ты бы храбро бросился под заклинания, но, видишь, как я все продумала, дорогой? Твой единственный шанс сохранить жизнь своему магглу – пойти с нами.

Герцог не позволит тебе сделать этого! – в голосе Ромулу явно слышны нотки отчаяния.

Пфф, – она поворачивает голову к мужчине слева. – Он говорит про герцога. А кто у нас, кстати, теперь герцог? Забудь про него, малыш. Я давно ему говорила – надо тщательнее следить за тем, что ты ешь. Но – не послушался. Он был очень, очень упрямый. Так что хватит трепаться, малыш, пойдем-ка, пойдем. Бери свое уже наложившее тут в штаны ничтожество и пойдем.

Я делаю шаг вперед, обходя Ромулу, и говорю мягко, обращаясь к Марте:

Пару слов, если позволите.

Палочка привычно скользит в руку.

Северус, нет! – Ромулу пытается оттолкнуть меня.

Как трогательно! – фыркает Марта. Похоже, моей палочки она не видит. – И что ты мне хочешь сказать, о великий маггл, которого трахают в задницу?

О, мне есть что сказать, – говорю спокойно. – Во-первых, я не маггл. Возможно, вы слышали кое-что о темном лорде Волдеморте, уважаемая Марта?

Конечно, слышала, но ты-то тут…

Я был его правой рукой. – Она невольно ахает. Ромулу вскрикивает тоже. – Северус Снейп к вашим услугам. Вы точно хотите уложить ваших людей в схватке с третьим по силе волшебником в мире после Дамблдора и Темного Лорда? – Говорю так небрежно, как только могу. Это действует. Это всегда действует. По крайней мере, она уже два раза оглянулась на своих людей, а это значит, сомневается в своем решении. – Ромулу действительно плохо владеет магией, – добавляю я. – Но я, позвольте заметить, в превосходной форме. Сейчас я работаю школьным учителем в Хогвартсе, и вы могли бы подумать, что это не оставляет мне времени для тренировок, но однако же я еженедельно практикуюсь на дуэлях с профессором Флитвиком. Его титул лучшего в мире дуэлянта до сих пор никто не оспорил, однако я ни разу ему не проиграл. О моей хорошей форме может свидетельствовать, хм… когда же это было? Кажется, 21 января. Восемь магов в Лютном переулке… вы, полагаю, читали в газетах… Я был один, они были уверены, что победа у них в кармане. Однако я здесь, они там. Все просто. Пятое правило безопасности. Прежде чем вступать в бой, убедись, что правильно оценил силу противника. Возможно, вы думаете, что Ромулу будет мне обузой. Но это мы вряд ли успеем проверить, поскольку с минуты на минуту должен еще подойти мой друг. А он не просто хороший маг, он Посредник. Знаете, сколько хороших заклинаний, способных мгновенно успокоить неподходящих собеседников, знает Посредник?

Они исчезают быстрее, чем появились. Семь хлопков аппарации, и на поляне никого нет.

Хватаю Ромулу за руку:

Бежим!

Добегаем до края поляны, я обхватываю его, и мы аппарируем. И еще раз, и еще. На третий раз мы вновь оказываемся в парке. Поддерживаю Ромулу, который явно перенес аппарацию не очень хорошо.

Стой смирно! – приказываю я и обследую его с ног до головы. – Какая гадость! – снимаю следящие чары. – Давай еще раз. – Обхватываю. – Аппарейт! – И снова: – Аппарейт!

На восьмой раз мы оказываемся на знакомой набережной. Внизу – пляж и темное море. Помогаю Ромулу облокотиться на перила и обрушиваюсь на них сам. Устал. Не аппарация вымотала – то, что перед ней. Только сейчас я понимаю, в каком страшном напряжении провел свой блистательный монолог.

Как ты? – спрашиваю.

Он не отвечает. Я поворачиваюсь к нему. Он запрокидывает голову, глотая воздух, потом поворачивает ко мне лицо. Мертвое лицо.

Ты… ты еще хуже, чем они, – говорит он. – Марта… ее люди, они пытали мою сестру, изнасиловали ее, убили ее друга. Или Инес, которая всегда пыталась ее убить, которая держала в рабстве и чуть не убила Мартину. Пожиратели, которые пытали крестного… Я думал, что хуже, чем они, уже не может быть. Но ты – чудовище.

Господи, что уж тут может быть хуже? Не до такой же степени я… И вдруг вспоминаю, что только что наговорил Марте, что убил восемь человек.

Ромулу, это все неправда, – лихорадочно начинаю я. – Я соврал, я никого не тронул. Никого не убивал никогда. Намеренно, – добавляю, вспомнив о Лили. Ему я не могу врать. – Там, в переулке кто-то умер от ран, остальных свои добили, чтоб свидетелей не оставлять. – Ненавижу себя, когда говорю умоляющим тоном. Но именно это я и делаю – умоляю, и выглядит это все чрезвычайно жалко. Но я все равно говорю. Только бы не уходил. Только бы еще хоть раз увидеть другой, любой кроме этого, взгляд. Вцепляюсь в его куртку и говорю. – Я соврал, чтобы тебя защитить. Я не был его правой рукой. Это Люциус. Я только зелья варил. Меня даже оправдали. Я работал на Дамблдора, я был шпионом. Пожалуйста, выслушай меня.

Он молча отцепляет мои руки и уходит. Не исчезает с помощью портключа, а просто уходит. Я понимаю, что мог бы пойти за ним, догнать его, но я лишь смотрю ему вслед. Смотрю, как он понуро бредет по улице. Потом смешивается с толпой. А я аппарирую в Хогвартс.

Вот и все.

Оказавшись в своей комнате, я вдруг вспоминаю, что даже не подумал высушить мантию, когда дошел до Хогвартса. Меня все еще мутит после последней аппарации, голова раскалывается. Заварив чая, дохожу с чашкой до лаборатории, чтобы забрать зелье для Люпина. Пока разбавляю восстанавливающим, разогреваю и наливаю в кубок, взгляд падает на книгу, лежащую на одной из полок. Рядом кресло, которое поставили для Брокльхерст. Должно быть, она забыла, а я не обращал, или не хотел обращать внимания. Беру книгу и открываю. «Домашние зелья», которые я так и не удосужился почитать. На титульном листе имя автора – Сицилия Изабелла Вильярдо де Толедо. Проклятые Вильярдо!

Книга летит через всю комнату и шмякается о дверь. Сажусь в кресло и запрокидываю голову, точь-в-точь как Ромулу. Поразительно, как легко я убиваю в людях любовь ко мне. И каким неубедительным и жалким умею быть.

И все же один раз я сегодня был убедительным, даже очень убедительным. Ромулу, по крайней мере, спасен, в безопасности на какое-то время… он и его сестра. Надо будет узнать, что за птица эта Марта Вильярдо и что за семейные разборки.