Текст книги "Дар памяти (СИ)"

Автор книги: Miauka77

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 74 страниц)

Когда я добавил в котел первый ингредиент, пот тек с меня градом. Стараясь выгнать пыль из легких, Фелиппе кашлял почти непрерывно. Я периодически подходил к нему, бросая заживляющие на горло, но прекрасно понимал, что пыль уже попала в кровь и противоядие, выгоняющее ее оттуда, придется готовить отдельно.

Слава Мерлину, эта гадость была редким ингредиентом, кажется, ее доставали в каких-то копях Африки, да и использовали в единичных случаях, поскольку ею легко было отравиться самому. Альбус, помнится, показывал мне какую-то арабскую шкатулку, в которой, по его утверждению, лежал единственный образец черной пыли, существовавший в природе на тот момент.

После того случая с Эйвери я прочитал про нее все, что только можно, и знал, что ритуалы, для которых она была нужна, проводились для омоложения. В тех же ритуалах, помнится, в большом количестве убивали младенцев. Хорошо, что в свое время я спрятал книгу, потому что Лорд был помешан на омоложении настолько же, насколько и на бессмертии.

Между четвертым и пятым ингредиентами Фелиппе стало полегче, и он вновь заговорил:

– Я правда не умру, Северус.

С чего ты взял?

Пророчество. Мне предсказано, что я умру, сражаясь. И еще не скоро.

Прямо так и предсказано? – вложив максимум яда в голос, спросил я.

Он откинулся на подушку:

– Там было… дополнение. Не очень важное…

Конечно, ты не умрешь, потому что я тебя вылечу.

Паршивец кивнул этому как само собой разумеющемуся и закрыл глаза. Я утешил себя тем, что он, должно быть, просто устал от приступов. Однако вдруг услышал:

Если бы я согласился перекурить перед операцией, он бы не умер. Я все время прокручиваю это в голове. В прошлом году мы работали с британцами, и тот парень, британец, высокий, голубоглазый, тоже… Только мое нежелание перекурить, и это стоит целой жизни?

Если ты немедленно не заткнешься, твое желание потрепаться будет стоить тебе твоей жизни сейчас!

Он замолчал, но, похоже, ненадолго.

Ты, конечно, не любишь магглов… – видимо, надеяться на то, что он оставит меня в покое, было слишком. С другой стороны, я стоял к нему спиной, и мог определять, жив ли он, только по звуку.

Я фыркнул:

Безумно люблю! Особенно в эту минуту.

Ты знаешь про пять стадий горя?

Нет.

Первая стадия – это когда ты не можешь поверить в происходящее, вторая – гнев на кого-нибудь постороннего, третья – торг, когда ты думаешь, что если бы ты сделал что-то по-другому, все было иначе.

Четвертая и пятая? – спросил я, помешивая желтоватое варево.

Четвертая – депрессия и отчаяние. Пятая – смирение. Теоретически, жить нормально можно, если ты добрался до пятой, но все застревают на третьей. Люди, остановившиеся на третьей, годами перебирают различные варианты. Но в конечном итоге, то, что произошло – это то, что произошло, и этому нет ровно никакой альтернативы. Знаешь, мне все время хочется переделать смерть отца. Он погиб на моих глазах, когда мне было тринадцать. В него выстрелил обычный маггл, и отец закрыл меня собой. Если бы он не сделал этого, пуля бы пролетела мимо нас обоих, а так она попала ему в голову. Мне до сих пор снится, как я его отталкиваю.

Мне иногда снилось, как я успеваю спасти Лили. Или вовремя, прямо по ходу разговора с Лордом, понимаю все про пророчество и уверенно вру ему, так, что он никогда не догадался бы, кого ему следует искать…

Если бы я согласился перекурить перед операцией, как Стефано намекал, возможно, он был бы жив. На самом деле, правда в том, что он мог умереть еще парой минут позже. Или через десять минут. И мой отец мог умереть на следующий день. Или через месяц во время следующей операции. Полицейский – вообще-то опасная профессия, – хмыкнул он, закатив глаза.

Пожалуй, то, что он говорил, имело смысл. Но если так, то со смертью Лили я тоже безнадежно застрял на стадии торга.

А с этими маггловскими катастрофами… – никак не мог угомониться Фелиппе. – У них, у магглов, есть статистика. Если десять человек должны были лететь на самолете, который разбился, и в последние часы сдали билеты или просто опоздали на рейс, то половина из них умрет какой-нибудь другой смертью в ближайшие несколько недель. Я знал одного нумеролога, он вообще вычислял дату смерти по дате рождения. Свою собственную он тоже вычислил. В тот день после обеда прилег под деревом подремать и умер. Он любил повторять, что каждый из нас всегда делает лучшее, что может.

Предлагаешь полагаться на это?

Он пожал плечами:

Я верю в судьбу и в пророчества, но также в то, что у каждого из нас есть выбор – принимать свою судьбу с гордо поднятой головой или стараться убежать от нее.

Ты знаешь свою судьбу?

Только то, как я закончу свою жизнь.

И откуда это тебе известно?

Ты что-нибудь знаешь о Книгах Судеб?

Нет.

У каждого древнего рода есть такая. После смерти отца меня приняли в род друзей моего крестного. Книга нашего рода находится в пещере в горах. К ней можно отправиться в трудный момент. Я сделал это, когда принимал решение, служить ли мне в полиции или заняться чем-то более мирным…

И?

Книга сказала мне, что я умру, сражаясь бок о бок с любимым человеком. Как ты понимаешь, я решил, что лучше я буду знать, как сражаться, чем умру не подготовленным.

И ты веришь в это?

Да, – просто сказал он. – Все ее известные пророчества до сих пор сбывались.

Фелиппе вдруг потянул носом:

От тебя пахнет пустырником… Ты… что? У тебя больное сердце?!!

Я зельевар, – фыркнул я.

Зельевар? Аааа.

Было странно, что Ричард или Джейн не удосужились сказать ему об этом. Для чего же он тогда распинался, рассказывая про ту девицу с Феликс Фелицис?

Вообще-то Джейн написала только, что ты ее друг, и просила помочь, и все.

И все! И он вот так запросто меня принял?! Не одного, конечно, а в компании с Ричардом, и все же!! Беспечность некоторых людей поражала меня, беспечность Фелиппе, пожалуй, даже вдвое – он был полицейским, однако элементарные правила безопасности его как будто не касались! Но, Мерлин мой, мало ли какие у кого друзья?!!

Разумеется, я не стал высказывать ему мои размышления. Но, вероятно, догадливость входила таки в его набор полицейских качеств, потому что он пояснил:

Меня защищает родовая магия старинной семьи. Если бы ты хотел мне зла, ты бы вообще сюда не зашел.

Это, должно быть, очень мощная магия?

Многие старинные семейства – наследники эльфов. Эльфийская магия малоизученна, но главное, что она работает.

Он говорил так складно, что я чуть не пропустил тот момент, когда он в самом деле стал захлебываться пеной, которую черная пыль образовывала в легких. В эту минуту я дал себе слово, что когда-нибудь пройду полный целительский курс, потому что были некоторые вещи, с которыми я справлялся с большим трудом. В конце концов мне удалось очистить его дыхательные пути.

После противоядия его протрясло, потом рвало всем подряд, потом, на некоторое время, наступило облегчение. Несколько минут он лежал тихо, вцепившись в мою руку, и тяжело дышал. Потом взгляд его стал осмысленным, и Фелиппе перевел его на плед, в который был завернут, а также на торчащий из-под него уголок простыни. Вдруг его щеки пошли очаровательными красными пятнами. Я фыркнул. Последний раз меня так стеснялся студент-первокурсник, которого я мазал зельем в больничном крыле.

Его пальцы сжимали мою руку как клещами, и я осторожно разогнул их и задержал в ладони. Его лицо стало неожиданно жалким и совсем юным. Ричард говорил, что Фелиппе – около тридцати, но я ощущал себя куда старше.

Я нашел для тебя способ разъединить контракт, – сказал он тихо, будто извиняясь за беспокойство. Его губы скривились в ухмылке. – Трудновыполнимый, единственный и не факт, что сработает.

Я провел рукой по его слипшимся от пота вихрам:

Давай ты расскажешь мне об этом завтра?

Он едва заметно покачал головой:

– Неизвестно, что будет завтра.

Ты же говоришь, что тебе предсказано… Соврал?

Нет. Просто… вдруг… А этого даже Джейн не знает. Я нашел это в инквизиторских книжках.

Хорошо. Я тебя слушаю.

Он помолчал, собираясь с силами. Каждое слово давалось ему с трудом. Надо будет все же пошарить в подвале, вдруг найдется, из чего сварить бальзам для горла…

Если контракт за девственность не был заключен, плату можно потребовать в любой момент. В таком случае любые другие контракты за девственность перестают работать. Если среди тех любовников твоего друга был хоть один девственник, и ты настоишь на том, чтобы он потребовал плату…

Но?

То, что он говорил, было слишком просто, чтобы не ждать подвоха. И мои ожидания не замедлили оправдаться.

Но нужно знать стихию того человека.

Того кого?

Любовника твоего друга, который управляет двумя контрактами. Его стихию следует исключить из ритуала… на всякий случай.

Фелиппе явно устал говорить, и я уложил его обратно на диван. Потом пошел и открыл окно. Теперь сюда долетал ровный отдаленный гул трассы, однако ветер был к лучшему. Малейшие следы пыли уже исчезли, но комната пропиталась запахом рвоты. Оставалось только надеяться, что Фелиппе так везет не на каждом дежурстве.

Его слова, конечно, не были совсем уж бредом. Однако вычислить стихию другого человека – чрезвычайно сложно, даже если ты наблюдаешь его вблизи, а уж когда вообще не знаешь, кто это такой! Редко даже сам волшебник открывает для себя свою собственную. Из всех известных мне магов это удалось не больше, чем десятку людей. Кроме того, в стихийных ритуалах должно было участвовать по волшебнику от каждой из стихий. Таким образом, нам выпадал шанс только в том счастливом случае, если стихия любовника Альбуса окажется вдруг землей. Ибо даже если бы Рожер Мальсибер согласился участвовать в подобном ритуале, я не был настолько самонадеян, чтобы полагать, что смогу вытащить его из Азкабана.

Извини, – прохрипел Фелиппе, утомленно прикрывая глаза. За эти пару часов его кожа высохла, и стала будто прозрачной. Казалось, она вот-вот начнет отшелушиваться, как кора. Впервые в жизни я поймал себя на том, что мне хочется поверить в пророчество.

– Там, на столе книги. По ритуальной сексуальной магии, я подобрал тебе кое-что. Но есть большая неприятность.

Какая?

Они написаны во времена Возрождения, и потому – на испанском. Ты знаешь испанский?

Нет.

Так и думал. Я взял на себя смелость и купил тебе самый лучший самоучитель с самым большим словарем. Но не сомневаюсь, что возникнет много проблем. Вероятно, хм, нам придется часто встречаться, – его улыбка напоминала скорее оскал каторжника, смеющегося над сальной шуткой. Но попытку заигрывать со мной в подобном состоянии я оценил.

Следующий наш диалог состоялся примерно через час. Я сидел в кресле, придвинутом к дивану, тянул эльфийское вино и, вникнув в то, что испанская грамматика строилась по тому же принципу, что и небезызвестная мне французская, переводил первую страницу книги.

Фелиппе пригрелся под чарами и задремал. Периодически я протирал его лицо мокрым платком, пытаясь напитать хотя бы кожу, которая поглощала влагу со страшной силой.

В прошлый раз ты говорил мне о человеке, который внушал другим определенные идеи с помощью особых ментальных связей. Как оборвать ментальную связь, влияющую на партнеров партнеров? – спросил я, когда он пошевелился, отыскивая мою руку.

Как я понял, она рушится, когда обрывается сексуальная связь.

То есть заняться сексом с кем-нибудь другим – решит проблему?

Я не проверял, но из того, что я помню, да. Он прокололся еще и на том, что связи распадались. Северус?

Да?

Тот ритуал… Это будет зависеть от того, захочет ли твой друг платить по контракту.

А… какие есть варианты, чтобы он захотел?

Что-то должно быть отдано взамен, если плата потребована. Иначе его настигнет проклятие.

Сильное?

Почитай книги.

Я кивнул.

Внезапно шум за окном стал чуть более громким, и в комнату влетела огромная серая сова с каким-то свертком. Фелиппе приоткрыл глаза и притворно застонал. Следуя его взгляду, я отыскал на камине вазу с печеньем, и оказался счастливым обладателем книжки, французская обложка которой гласила «Девушка в очках и с ружьем в автомобиле». В нее было вложено письмо. Привстав с моей помощью, Фелиппе прочитал несколько строк и, вернув его мне, посоветовал потренироваться.

Следующий час я был занят переводом. По мере приближения вечера приступы Фелиппе стали более частыми. Самый долгий из них либо должен был стать кризисом, либо определить другой возможный исход.

Когда мне было лет восемь, старик маггл, который навещал в больнице внука, лежавшего со мной в одной палате, рассказал мне, что мы проживаем не одну жизнь, а несколько. И если мы много грешили в прошлой, то в этой нас будут преследовать многочисленные несчастья или у нас будет много обязанностей. Наверное, я очень много грешил. Иначе как объяснить тот факт, что не любя людей и имея достаточно малое желание с ними общаться, я все время оказывался в обстоятельствах, в которых мне приходилось заботиться о ком-либо.

Письмо оказалось довольно занятным. Я не смог найти аналог только к слову drevlyanka, хотя мне и казалось, что я где-то уже слышал его. Закончив с переводом, я перечитал строки про ментальную магию. Потом пересказал их вслух. Фелиппе, который только что перенес приступ, слабо пошевелился.

Плохо, – сказал он.

Плохо, потому что этот человек – ота? – спросил я.

Плохо, что ты так наловчился переводить, – ответил он. – Тогда тебе не придется бывать здесь часто.

Мерлин мой, он, что, пытался еще и кокетничать? Я проигнорировал намек, и он посерьезнел.

Ты думаешь, что он – ота?

Я перечитал письмо еще раз:

– Похоже на то.

Фелиппе кивнул и попытался подняться:

– Иначе бы она прислала письмо позже, или отдала мне книгу завтра. Я должен был навестить ее завтра.

Ты веришь в совпадения?

Я верю в то, что иногда кто-то на небесах начинает играть на нашей стороне.

На этом его накрыл приступ, сильнейший за все время моего пребывания здесь. Частичек черной пыли в рвоте на этот раз почти не было, и я гадал, было ли это хорошим признаком или нет. Впрочем, следующие приступы должны были показать.

Спать он уже не мог от боли. Обезболивающее из-за приема противоядия ему не полагалось, и Фелиппе попросил меня посадить его, отслеживая глазами мои манипуляции с книгой.

Устроив его, я взялся переводить вторую страницу, и минут через десять вдруг обнаружил, что довольно большого количества листов в книге не хватает. Мне не нужно было даже лезть в словарь, чтобы вычислить, что было в них.

Значит, единственный способ – это провести ритуал с магией стихий, – холодно сказал я.

Фелиппе не ответил.

И книга наверняка сохранилась в единственном экземпляре, не так ли? Этот тип пергамента применялся, когда делалось не больше трех копий.

Прости, – он попытался не встретиться со мной взглядом, и в конце концов решил эту маленькую проблему, прикрыв глаза.

Кажется, я зря обвинял испанцев в доверчивости… Впрочем, умным его поступок трудно было назвать. Не говоря уже о том, что он действительно оставлял нам шанс настолько мизерный.

На что ты рассчитывал?! Существует заклинание, которое восстанавливает содержание книги.

Я обработал ее. Ты не сможешь его произнести, – прохрипел он.

Злость захлестнула меня.

Решил подстраховаться, значит?!! – выдохнул я с отвращением. – Вообразил, что я сейчас же брошусь убивать младенцев или что еще там нужно для этих ритуалов?

Его упрямое выражение лица привело меня в бешенство. Я вцепился ему в плечи, приподнял его и как следует тряхнул. Он осел обратно, словно куль с мукой, который стоял в углу нашей кухни в Тупике Прядильщиков.

Большинство приятелей Джейн так бы и сделали, – тихо сказал он. – А ты – Пожиратель смерти.

Это меня несколько охладило. В конце концов, он ничем не был мне обязан. Вот значит, что произошло между моими визитами. Он был так занят в среду – собирал информацию обо мне. Впрочем, с его связями наверняка и собирать-то не пришлось…

Бывший, – уточнил я холодно.

Северус, в моей семье, как и на моей работе, даже бывших Пожирателей не слишком жалуют.

Я отвернулся и прошел по комнате. Провел руками по грубому камню камина.

Прости, – повторил он и облизал потрескавшиеся губы. – Я пойму, если ты уйдешь сейчас.

Придурок! Я надеюсь, что до тебя когда-нибудь дойдет, что в своем стремлении, несомненно, очень благородном, помешать бывшему Пожирателю, ты лишил меня ценной информации, которая могла бы помочь тысячам людей, – сказал я, возвращаясь в кресло. В конце концов, у меня было здесь дело. А к неблагодарности я, кажется, привык еще в младенчестве. Кроме того, этого болвана следовало долечить.

Новый приступ не замедлил себя ждать. На этот раз мальчишка искусал себе в кровь все губы.

Прости, – услышал я вновь, возвращаясь к столу за очередной порцией противоядия. – Северус, это было не из-за тебя.

Мне нет дела до того, что вы думаете обо мне, синьор Арьяла, – сказал я, не поворачиваясь.

Это не из-за тебя, – упрямо повторил он. – Скорее из-за себя… Просто если секс, то какой-нибудь мерзавец… Это еще с приюта…

Я вздрогнул. Ему не было необходимости досказывать остальное, но он продолжил.

Мне было тринадцать, когда отец умер. Крестный был в тюрьме. И они забрали меня к магглам на целый год. Пока баронесса не отыскала меня…

Я обернулся. Фелиппе, казалось, меня не видел.

Иногда они приходили втроем… Двое держали, а третий… Иногда четверо, и сразу двое… А я не мог. Ни капли магии… Как будто ее и не было.

Я сел рядом и сжал его руку. Увы, мне было слишком хорошо известно, что происходит с магией, когда человека парализует от страха. В тех двух случаях с Поттером я именно потому ничего не мог противопоставить зарвавшимся уродам, потому что не смог проконтролировать страх и потерял всю свою силу.

Вначале я думал, что смогу, но было все хуже и хуже… И я думал, в конце концов, я сам виноват, что отца убили… Если бы он не защищал меня… Я сам виноват…

Он бормотал все глуше и глуше. Потом опять стал рассказывать мне об отце.

Потом резко оборвал сам себя и попытался обхватить меня, но его руки от слабости соскользнули вниз, и он почти упал на пол. Тотчас же начался новый приступ. Слава Мерлину, последний, потому что противоядия оставалось ровно на одну порцию.

На этот раз его тело непрерывно сотрясало около часа, и я несколько раз накрывал его собой, как совсем недавно – Альбуса. Потом спустился в подвал и, пошарив в ингредиентах, сварил зелье, очищающее кровь, и бальзам для горла.

Когда я закончил сцеживать черную кровь, наконец, напоил его и дал ему обезболивающее, ходики на стене пробили семь вечера. Через два часа должно было начаться дежурство Минервы, и это означало, что мне пора возвращаться в Хогвартс.

Фелиппе лежал на спине с закрытыми глазами и руками, сложенными на груди поверх простыни, и вид у него был такой отрешенный, что он казался скорее покойником, который только что отмучился, нежели выздоравливающим. Я вынул палочку, наложил согревающие чары и снял отталкивающие. Потом убрал волосы с его потного лба, нащупывая температуру. Все было в порядке, хотя я и чувствовал себя выжатым. Впрочем, на этот случай у меня в кармане мантии имелось бодрящее.

Когда я допивал его, Фелиппе поймал мою руку:

В следующий раз я сварю тебе кофе. Я варю лучший кофе на свете.

Да ну?!

И еще у меня есть для тебя кое-что… подарок.

Возможно, бодрящее он учуял по запаху, так как глаз так и не открыл. На бледное лицо потихоньку возвращался румянец. Я высвободил свою руку и провел пальцем по искусанным губам Фелиппе. Затем достал палочку и только собирался произнести заживляющее, как он вновь заговорил.

Поцелуй меня!

Что?!

Ты ведь остался, – пробормотал он. – Поцелуй меня, пожалуйста.

Слова замерли у меня в горле. Он, что, вправду думал, что я остался только потому, что хочу его?

Пожалуйста…

Я сжал его руку, наклонился и коснулся губами сначала его израненных губ, а потом лба.

Тебе нужно поспать, – сказал я тихо.

Я не хотел рассказывать тебе про отца…

Почему? – Слава Мерлину, он, кажется, забыл, что рассказал мне также и про приют.

Когда много знаешь друг о друге, трудно сохранить отношения в стадии «трах без обязательств».

Пожалуй, – согласился я, возвращаясь в кресло. Ему было совершенно не нужно знать, что если я и буду трахаться с обязательствами, то вовсе не из-за него. А просто потому, что иначе я, кажется, не умею.

Через час ему стало значительно хуже, чем за все время после моего прихода.

Через два я понял, что мне его не спасти.

========== Глава 47 Принцесса выходит на сцену. ==========

А если меня распределят в Слизерин?

Гарри присел на корточки.

Альбус Северус, – сказал он тихо, вглядываясь в зеленые глаза сына,– тебя назвали в честь двух директоров Хогвартса. Один из них был выпускником Слизерина и, пожалуй, самым храбрым человеком, которого я знал.

Гарри! – закричал Рон над самым его ухом, – вставай, приятель, а то опоздаем на завтрак.

«Сон?– с невероятным облегчением подумал Гарри. – Ну и бред!»

Сначала они полночи ругались с Джинни. Да, и он был на ней женат. Женат! А ведь она ему даже ни капельки не нравится. А потом еще эта гадость – Альбус Северус. Чтобы он, Гарри, назвал своего сына в честь Снейпа?! Ну Дамблдора – еще понятно, но Снейпа! Да еще сказать, что он был самым храбрым!

При воспоминании об ублюдке его передернуло.

Одно утешение – «был» значит умер, – пробормотал Гарри, вытаскивая из-под кровати волглый носок.

Что?

Ничего, так, дрянь всякая снится, – Гарри с огорчением пошевелил большим пальцем, торчавшим наружу из дырки. Наверное, надо будет заказать новые носки в Лондоне, что там Гермиона говорила про магическую доставку?

Но отвязаться от приснившейся дряни оказалось непросто. В Большом зале он невольно то и дело смотрел на место за преподавательским столом, где обычно сидел Снейп. Забыв, что по субботам тот вообще появлялся за завтраком нечасто.

К вечеру оставаться рядом с друзьями стало совсем невмоготу. Гермиона достала всех очередной домашкой по трансфигурации, а у Гарри еще и зелья не были дописаны, и сочинение по истории магии он, конечно, оставил на последний день. Решив, что больше нотаций сегодня не выдержит, он под предлогом головной боли ушел в спальню, задвинул полог, взял мантию-невидимку и выскользнул обратно в гостиную. Подождал совсем немного и, миновав портрет вместе с Перси, отправившимся патрулировать коридоры, вышел наружу.

Голова действительно болела. И настроение было странным. Сны – и первый, и второй – никак не хотели забываться. Такое настоящее, совсем как в жизни, снилось Гарри нечасто.

Неужели Джинни могла бы так орать? «Эта твоя проститутка!» Похоже, что его обвиняли в измене. Не слишком-то весело. Он вспомнил реальную тихую Джинни, стараясь отыскать в ней черты своего ночного кошмара. Ерунда! Это все равно, что поверить, что он когда-нибудь назовет ребенка в честь Снейпа.

Незаметно Гарри оказался в противоположном конце Хогвартса, в коридоре на пятом этаже. Он не помнил, был ли когда-нибудь здесь вообще. Обнаружив, что стоит в незнакомом месте перед витражным окном, он решил, было, сначала продолжать путь и узнать, что там дальше, но завернув за угол, в освещенный факелами длинный коридор, обнаружил, что очки запотели.

Протирая их, он, наконец, вспомнил, что уже забредал сюда с Роном и Гермионой на первом курсе, и что в конце коридора были заброшенные пыльные классы, и лестница, которая каким-то очень кривым путем выводила к галерее башни Астрономии. Решив, что ничего интересного он тут не найдет, Гарри повернул назад, и тут же врезался в того, кого меньше всего хотел видеть в этот момент – Снейпа. Гарри готов был поклясться, что только что никакого Снейпа тут не было. Однако вот он – стоит и шипит на него с этой своей мерзкой ухмылкой на лице.

… знаменитость вообразила, что правила вежливости не для нее, не так ли? Десять баллов с Гриффиндора, Поттер!

«Так много! Черт!»

И отработка за то, что шляетесь без сопровождения в противоположном от своей гостиной конце замка!

Но это же! Это же несправедливо!

Ах, несправедливо! – Снейп наклонился так близко, что сальная прядь упала Гарри на щеку, и он невольно отшатнулся назад. – Весь магический мир пляшет вокруг вас, пытаясь спасти вашу драгоценную шкуру, а вы жалуетесь на то, как к вам несправедливо относятся. Браво, Поттер!

Изо рта Снейпа неприятно пахло. Несколько капель слюны попали Гарри на лицо.

Голова болела так, как будто внутри сидел маленький злобный тролль и методично долбил в нее дубинкой, пытаясь пробить дыру и выбраться наружу. Сочащийся сарказмом голос Снейпа доносился словно издалека.

В девять часов пойдете в библиотеку и поможете Забини донести пособия в слизеринскую гостиную. Зачту вам как часть отработки. Вам все ясно, Поттер?

Ясно, – отозвался Гарри, сдерживая клокочущую злость. Ну вот что стоило этому уроду пройти здесь минутой позже?!! Как же, безопасность Гарри его волнует! А ему теперь из-за этого придется идти к слизеринцам – то-то Малфой повеселится…

Ясно, сэр.

Сэр, – выцедил Гарри, с вызовом глядя в ненавистные черные глаза.

Опоздаете, пеняйте на себя, – холодно бросил Снейп, обошел Гарри и скрылся за поворотом.

Гарри выдохнул, чувствуя бесконечное омерзение, вытер лицо рукавом, подошел к окну, и с облегчением прислонился к прохладному переплету. Несмотря на стычку со Снейпом, здесь было лучше, чем в шумной гостиной Гриффиндора. Тепло, никаких галдящих портретов, а сквозь витражные стекла падает свет от наружного фонаря, рисуя на полу разноцветные, чуть подрагивающие картинки. Гарри попытался залезть на подоконник и неожиданно обнаружил, что умещается на нем весь.

«Хоть в чем-то мне сегодня повезло», – подумал он, подвернул под себя мантию, накинул капюшон и мгновенно заснул.

Сон был тот же самый. Может быть, с некоторыми изменениями. Вернувшись с вокзала, Гарри сидел в офисе за столом и смотрел на вынутый из ящика портрет Снейпа – пожелтевшую колдографию, заключенную в деревянную рамку. Судя по заломам, колдография была когда-то скомкана, а потом расправлена. Снейп на ней был старше, чем сейчас, и стоял на фоне Запретного леса: Гарри знал это место неподалеку от избушки Хагрида.

Что вам нужно, Поттер? – зло спрашивал Снейп, пиная ногами листву и не смотря на собеседника. – Грехи опять замаливать пришли? Не поздно ли, Поттер? Вот что, оставьте-ка вы все как есть. И для вас, и для меня так будет лучше… Вы о детях подумали?

Но за злостью не было злости. В голосе Снейпа чудился страх и, более того, нечто совсем невиданное – забота.

Гарри проснулся в смятении, не сразу сообразив, где находится. Потом вспомнил про встречу с реальным мерзким Снейпом, про отработку. Или это тоже приснилось?

Голова больше не болела. Тишина вокруг была глухая. Спрыгнув с подоконника и забыв об осторожности, он понесся коридорами к холлу. Оттуда тоже не долетало ни звука. Замок и так обычно не был оживленным в эту пору, а теперь словно вымер. Часы на портрете напротив лестницы показывали без двадцати девять. Слава Мерлину, он успевает в библиотеку!

К владениям мадам Пинс Гарри примчался минута в минуту. Дверь в библиотеку была распахнута, и на столике у входа ровными стопками лежали книги, с которыми возился Забини.

Поттер, – ухмыльнулся он. В прищуре карих раскосых глаз было что-то очень нехорошее, но Гарри справедливо рассудил, что вряд ли на него нападут прямо здесь. Кроме того, Забини, по сравнению с Малфоем, был безобиден и никогда в драку не лез. Да и в любом случае, хоть и придется идти в слизеринский гадюшник, не убьют же. – Бери эту стопку и иди, я догоню, – продолжал, между тем, Забини, поднимая книги заклятием левитации.

Поворачиваться к слизеринцу спиной не хотелось, но если не повернуться, тот может решить, что Гарри трусит. Да и книги могли упасть. Вынув палочку и перехватив стопку, Гарри решительно направился к выходу. Последнее, что он услышал, перед тем как провалиться в темноту, было заклятье, выкрикнутое на неизвестном языке.

Вода капала. И руки. Прохладные руки дотрагивались до него… Ощущение ласки было непривычным, но приятным. Наконец-то нормальный сон, без ругани. Гарри улыбнулся и попытался перевернуться на другой бок. И заорал, обнаружив, что висит в воздухе, прижатый спиной к стене туалета, а в лицо ему ухмыляется Забини. Ни мантии, ни футболки на Гарри не было.

Гад! – закричал он. – Отпусти немедленно! Вы с Малфоем еще поплатитесь за то, что придумали!

Забини посмотрел на него странным взглядом.

– Я не собираюсь отпускать тебя, Поттер, и чем раньше ты поймешь это, тем лучше, – спокойно сказал он. – Малфой тут ни при чем. Я не собираюсь тебя ни с кем делить.

От его слов в животе у Гарри словно образовалась огромная клейкая масса. Невидимые веревки держали его предплечья, запястья и грудь, и он отчаянно задергался, молотя по воздуху ногами, пытаясь если не освободиться, то хотя бы достать до ухмыляющейся рожи. Забини на все его попытки лишь улыбнулся и с мечтательным выражением лица стал расстегивать рубашку. И тут до Гарри дошло. Его не будут ни заклинать, ни бить. С ним сделают что-то другое.

Про голубых ему рассказывал Рон. «Малфой точно педик, – сказал он как-то. – Только педики так ухаживают за собой, мне Чарли говорил». А потом долго, краснея до кончиков волос, шепотом разъяснял, что педики – это такие люди, которые «делают это не как все, а в зад».

Сердце ухнуло куда-то в коленки и заметалось там, безуспешно пытаясь вернуться обратно. Ягодицы непроизвольно поджались.

Снейп завлек его в ловушку! Устроил отработку так, чтобы…

Забини, ты соображаешь, что делаешь?!! – Гарри хватался за последнюю соломинку. – Тебя отчислят из школы! Когда Дамблдор узнает…

Ну, ты ему вряд ли расскажешь, – усмехнулся тот. – А услышать нас не услышат. Поттер, эта дверь закрыта так, что и сам Снейп не откроет. – Забини аккуратно снял рубашку и повесил ее на дверцу туалетной кабинки.

Потом поймал болтающиеся в воздухе ноги Гарри, прижал его к себе за талию и стал расстегивать ему ширинку. Гарри извивался ужом, но к своему отчаянию обнаружил, что Забини, хоть и не занимался квиддичем, был намного сильнее. Минута, и джинсы Гарри оказались на полу вместе с трусами, а сам он – все в том же положении, привязанный к холодной стене.

Забини отошел на метр и окинул Гарри оценивающим взглядом.

– Тощий, а так ничего, – сказал он. И ласково мурлыкнул: – Гар-ри.

Унижение было почти нестерпимым. Забини улыбался, проводя руками по его голым плечам. Гарри забился в путах, старательно отводя глаза от чужого тела. А потом на него навалилась странная сонная одурь. Веки слипались, и силы сопротивляться будто исчезли разом. Забини раздвинул его ноги, встав между ними, и Гарри почувствовал, как веревки охватывают щиколотки. Слегка сжав руками голову Гарри, Забини стал покрывать легкими поцелуями его лицо и шею, погладил грудь. И это было так хорошо, так нежно, что Гарри стало казаться, что ему вновь снится тот хороший сон, который он смотрел до того, как обнаружил себя в туалете.