Текст книги "Дар памяти (СИ)"

Автор книги: Miauka77

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 74 страниц)

Мне страшно.

Ну же, чертова тряпка, Сопливус, давай, соберись!

Вытаскиваю из кармана бодрящее и заглатываю порцию одним махом, потом резко выкидываю палочку вперед, окутывая Фелиппе коконом, в который буду направлять свою магию. На исходе пятой минуты я уже еле держусь. Ничего не получается, ничего! А кокон все продолжает вытягивать силу. Мерлин, почему я действительно такой дурак, что отказался от ее помощи?! Она хотя бы могла остановить процесс. Я уже не могу этого сделать. И знал же, что если отдам слишком много силы, то умру сам, а все-таки, следуя глупой надежде, проскочил порог.

В голове окончательно мутится, и сознание ускользает. Однако, несколько мгновений спустя я вдруг выныриваю из темноты и оказываюсь в каком-то солнечном, воздушном пространстве. Передо мной стоит Лили, в белом платье, в котором она ходила на последних курсах Хогвартса. И у нее такое ласковое, родное лицо, совсем как в детстве.

– Иди ко мне, Сев! – говорит она с улыбкой. – Ты уже заслужил отдых.

Лили, прости меня, – шепчу я. Рыдания душат меня, и я опускаю голову, не смея смотреть ей в глаза. – Прости, прости.

Сев, я не сержусь на тебя.

Я предал тебя, убил. Убил!

Она прижимает меня к себе и гладит по голове.

– Сев, это все в прошлом. Ты тут ни при чем. Он бы меня все равно убил, неважно, передал бы ты ему пророчество или нет.

Слез нет, но тепло расползается по груди, заполняет живот, ноги. На душе – ясно и легко.

Все плохое закончилось, Сев, – улыбается Лили, чуть-чуть отодвигаясь от меня. – Пойдем.

Мы в Запретном лесу. Я беру ее за руку, и она ведет меня куда-то между деревьями. Наверное, на поляну, где мы в первый год в Хогвартсе видели единорогов. Весна, и пахнет, так здорово пахнет цветением. Кругом зелень. И небо над верхушками деревьев такое яркое, такое безбрежно синее…

Вдруг мою радость перебивает смутная мысль.

Лили, а как же твой сын? – спрашиваю я, убирая руку.

Она оборачивается.

– Сев, ты уже один раз сделал все, что мог, – говорит она.

Я останавливаюсь. Нет, это не Лили, нет. Ей же не может быть все равно, что с мальчишкой!

Это я, Сев, – говорит она, качая головой. – Просто теперь то, что делаешь ты, может делать и кто-то другой. – Она показывает в ту сторону, где дубы образуют над тропинкой подобие арки. – Там так хорошо, пойдем уже!

Ты там будешь с Поттером, – вспоминаю я.

Сев, не будь занудой! – восклицает Лили. – Там очень хорошо, и Джеймс не будет доставать тебя.

До арки какой-нибудь десяток шагов. Лили улыбается, и от ее улыбки так сладко в груди… – Ну пойдем, не упирайся, Сев! Вечно ты упираешься, когда речь о чем-то хорошем.

Она смешно морщит губы, изображая обиду. Совсем как в детстве, когда она пыталась заставить меня сделать так, как она хочет. Мне было не в тягость ей поддаваться. Чувство любви наполняет меня. Мерлин, как хорошо! Я делаю шаг по тропинке, вновь дотрагиваясь до ее руки.

Нет, Северус, нет! – раздается вдруг хриплый голос за моей спиной. Незнакомый бородатый парень в свитере обгоняет меня, заслоняя Лили. Я силюсь понять, кто это. – Ты меня не знаешь, – говорит он. – Но тебе еще рано. Ты не для того вернулся, чтобы так рано уйти. Сегодня пока моя очередь, – он вздыхает.

Лили с досадой топает ногой.

– Не слушай его, Северус! – говорит она, высовываясь из-за широкой спины.

Оставь его, с тобой иду я, – настаивает бородач. Он морщит лоб, и мне вдруг кажется, что он похож на ту женщину, с которой я встретился (неужели это было сегодня?) в доме на озере. – Ты не можешь забрать двоих. Сегодня моя очередь. Северус еще слишком мало пожил, он не затем вернулся, чтобы умереть.

Лицо Лили искажается презрением.

– Ты полагаешь, что это равноценная замена? – интересуется она. – Кроме того, ты сам скоро уйдешь на новый круг!

Северус принадлежит нам, – твердо говорит бородач. – За него заплатили слишком большую цену. И еще заплатят!

Но он тоже будет платить! – выкрикивает Лили. У нее дрожат губы, как будто она вот-вот расплачется. – Сев, послушай, – продолжает она торопливо, подходя совсем близко, так, что я чувствую ее теплое дыхание на своем лице. – Тебе решать. Ты уже и так измучен и устал. Я отсюда вижу, как тебе плохо, тоскливо и одиноко. Если ты останешься, тебе будет во много раз хуже, чем было до сих пор. Ты испытаешь такую страшную боль, что куда лучше умереть, чем ее испытывать. И это не пойдет ни в какое сравнение с тем, что было после моей смерти. Я… не хочу на это смотреть. Если ты пойдешь со мной, будет только хорошее. А все плохое закончится. Пожалуйста, пойдем со мной. Мы там будем вместе. Пожалуйста, Сев.

Я клялся защищать твоего сына, Лили, – вспоминаю я. Мне страшно от того, что она говорит, от ее тона. Мне хочется пойти с ней. Но я не могу. Если у меня есть выбор, я должен попытаться хоть как-то исправить то, что натворил.

Его будут защищать, Сев, не волнуйся. Его будут защищать без тебя, – настаивает она.

Лили, – бородач кладет руку на ее плечо. – Ты забыла о том, кто ждет его.

Это не стоит! Не стоит всего, что произойдет с ним! – цепляясь за меня рукой, она прячет лицо на его груди, разражаясь рыданиями.

Твой выбор, парень, – говорит мне бородач поверх головы Лили, сосредоточенно морща лоб.

Что меня ждет? – спрашиваю я тихо. – Инвалидность? Азкабан? Безумие?

Он твердо смотрит мне в глаза. Цвет его радужки – темно-синий. Как у Фелиппе, вспоминаю я.

Она в каком-то смысле права, говоря, что ничего хорошего. Думаю, зависит от того, как ты к этому отнесешься. Твой характер легким не назовешь, но, пока ты жив, у тебя куча возможностей, парень.

Лили не поднимает головы от его свитера, продолжая всхлипывать. Мой взгляд упирается в ее подрагивающую спину.

А где Фелиппе? – спрашиваю я.

Я его не видел, – отвечает бородач, и обращается к Лили. – А ты?

Тебе лучше знать! – огрызается она. – Он же из ваших. Его вот тоже отец заждался.

Бородач качает головой:

Может, он еще жив? Ты давай скорее решай, а то мне пора уходить.

Может ли быть, чтобы Фелиппе был жив? Значит ли это, что у меня еще есть шанс его спасти?

Так я и знала! – с горечью говорит Лили. Ее спина неожиданно расплывается передо мной, слова звучат откуда-то издалека. – Опять этот долбаный секс все испортил!

Бородач смеется.

– Прощай, Северус! – доносится до меня его хриплый голос. – Прощай!

Внезапно вместо тропинки я обнаруживаю под ногами пол гостиной. Руке зверски больно, и по ладони стекает что-то теплое. Фелиппе! Он бьется в судорогах у моих ног, намертво вцепившись в мое правое запястье и распахав своими ногтями мои вены.

У меня уходит несколько минут на то, чтобы хоть как-то залечить руку, высчитать вес ингредиентов и замешать шкуру летейской жабы в зелье из болотного корня. Фелиппе все еще лежит на полу. Разжав ему зубы ножом, я вливаю в него антидот, и прислонившись спиной к дивану и подтянув колени к животу, напряженно жду реакции. Должно быть, так Эдмон Дантес ждал, когда лекарство подействует на аббата Фариа.

Часы над камином бьют полночь. Я, что, пробыл в забытьи почти час? Однако, для того, кто едва не умер, я чувствую себя все же довольно бодро.

А потом из Фелиппе вновь начинает выходить пыль. Желтое, черное, снова желтое, и снова черное вперемешку с окровавленными частичками его нутра. Я беспрерывно шепчу отталкивающие, заживляющие, Эванеско и Агуаменти, чтобы смыть эту дрянь. Наконец, приступ заканчивается. Диагностические чары показывают отсутствие чужеродной субстанции в организме. Хотя и в прошлый раз они показывали его отсутствие тоже. Иначе бы я не стал поить Фелиппе.

Стоп! Я поил его из графина…

Догадка молнией пронзает меня, я вскакиваю, делаю два шага к столу, хватаю графин и поднимаю его к свету. Черные кристаллики пыли угрожающе поблескивают на дне.

Мерлин! Второй раз я отравил его собственными руками!

Нет, Фелиппе получил свою порцию ядовитого порошка вовсе не на работе. Но как? «Меня защищает родовая магия старинной семьи. Если бы ты хотел мне зла, ты бы вообще сюда не зашел». Вот тебе и родовая зашита! Либо… либо это сделал кто-то очень близкий, кто эту защиту может преодолеть…

Уложив Фелиппе на диван и прислушавшись к его спокойному дыханию, я бросаю на него сонные чары, спускаюсь в подвал и, набрав ингредиентов, варю заживляющие бальзамы и восстанавливающие зелья для всего подряд. Часа в три возвращаюсь наверх, пою своего пациента первым варевом и левитирую в спальню на кровать.

– Мог бы и на руках, – улыбаясь сквозь сон, бормочет он, пытаясь за шею притянуть меня к себе. Но руки его бессильно падают.

Как хорошо, что ты пришел, Сев, – говорит он, сворачиваясь калачиком и засыпая.

Кровать достаточно широка, и, настроив чары будильника, я раздеваю себя заклинанием, ныряю под одеяло к Фелиппе, и блаженно закрываю глаза. Гребаное пятое февраля, наконец, перешло в шестое!

*Que paso?(исп.) что случилось?

**Que pasa? (исп.) что происходит?

***Nada interesante. Todo bien. Es mi amigo. (исп.) – Ничего интересного. Все хорошо. Это мой друг.

****Ven a decir al tuo abuelo las buenas noches (исп.) – Иди скажи дедушке спокойной ночи.

* El abuelo se poniendo mal (исп.) – Дедушке плохо.

** Madonna negra! (исп.) – Черная Мадонна!

========== Глава 51 Блейз. ==========

POV Северуса, 6 февраля 1994 года

Несмотря на пылающий камин, в кабинете в лучших традициях подземелий Слизерина в феврале чертовски холодно. Пяти часов сна с перерывами через каждые полтора (для того, чтобы дать зелья Фелиппе), мне, конечно, не хватило. Такое ощущение, что усталость, накопленная за последние три недели, решила отыграться за все именно сегодня. Держусь только на бодрящем. Никогда еще не потреблял его такими темпами. По крайней мере, проблемы со сном в ближайшие пару месяцев я себе уже обеспечил.

Мальчишка держится, но видно, что тоже не спал. Допрашивая Забини в собственном кабинете, я чувствую себя средневековым инквизитором, не стесняющимся в выборе орудий пытки. Однако недооценивать мальчишку не стоит: в субботу он не победил меня лишь по одной причине – его магии не хватило на двух могущественных волшебников сразу. Будь тогда за дверью, например, не Поттер, а тот же Драко, это не по годам развитое маленькое чудовище поставило бы меня на колени за каких-нибудь пять минут.

Мне необходимо знать все о вашей сексуальной жизни, мистер Забини. В подробностях.

Он не спрашивает, зачем это мне. Отвечает ровно, как будто речь не о нем.

Я имел связи с двумя учениками Слизерина со старших курсов.

Нельзя сказать, что новость о романах на моем факультете так уж неожиданна, и все же мысль о собственном промахе неприятна. Дальше – больше.

С кем вы состояли в связи?

С Теренсом Хиггсом и Маркусом Флинтом.

Теренс Хиггс? Мерлин, он выпустился в прошлом году…

Со скольки лет вы ведете половую жизнь?

С 15 августа 1992 года.

Двенадцать лет! Боже, ему было двенадцать лет! И все это происходило у меня под носом… Хорош декан, нечего сказать – не смог защитить даже самого сильного ученика.

Каков был характер вашей связи с мистером Хиггсом?

Вы хотите знать, применял ли я силу, не так ли?

Да, я хочу узнать именно это.

Он кивает. Его скулы напрягаются чуть сильнее, но тон остается спокойным. А вот взгляд Забини опускает на свои руки, лежащие на столе ладонями вниз.

Мы гостили на каникулах в Малфой-Мэнор, и Теренс заметил, как я смотрю на мистера Малфоя. Ему показалось забавным… Он сказал, что если я буду делать ему минет, он будет молчать о моей ориентации. Позднее, когда мы вернулись в Хогвартс, к нам присоединился Флинт. Через пару месяцев я решил, что это не слишком честно, и попробовал применить силу. К весне я смог развить ее настолько, что мы поменялись ролями. Оба раза я был сверху. Я использовал Тео, чтобы сделать снимки... Потом наложил на него Обливиэйт. Они отстали от меня, – в его голосе проскальзывает нотка гордости, он поднимает голову, потом встречается взглядом со мной. – Меня ведь не могут обвинить в этом, сэр? В таком случае им придется признаться в собственном поведении, а они вряд ли захотят его афишировать.

Допустим, в отношении мистера Хиггса и мистера Флинта вы правы, но что насчет Обливиэйта, примененного к мистеру Нотту?

Это ведь не самый серьезный мой проступок, не так ли, сэр? С другой стороны, если рассматривать прецедент, созданный в 1981 году мистером Малфоем, я не могу отвечать за последствия своих действий под Империусом.

Чистый Слизерин. Наверное, я должен гордиться…

Мне объяснить вам, в чем именно состоит ваш проступок, мистер Забини? – если я не ругаю змеенышей при всех, это не значит, что я не умею ставить их на место. – Или сами прекратите играть в дурачка?

Он вновь опускает взгляд, щеки сереют.

Я развил магию соблазнения, – говорит он тихо. – И тем самым подверг вас и Гарри опасности.

Нападение на преподавателя, мистер Забини. Нападение на мистера Поттера. Обливиэйт, примененный к мистеру Нотту.

Да, сэр.

Это все ваши подвиги, или мне самому заглянуть в ваши воспоминания?

Это все, сэр. Но вы… можете посмотреть, сэр, – видно, что ему неприятно, но легиллименции в целом он не боится, и это обнадеживает.

Назовите мне причину, по которой я не должен сделать так, чтобы вас, к чертовой матери, выслали из Хогвартса в 24 часа?

Молчание.

Я не слышу вашего ответа, мистер Забини.

Вы правы, сэр. То, что я сделал, недопустимо. У вас нет никаких причин препятствовать моему исключению, сэр.

Причины у меня на самом деле есть. Но они никоим образом не связаны с заигравшимся мальчишкой.

Тем не менее, есть определенные условия, при которых я бы рассмотрел возможность заступничества за вас перед директором.

Какие, сэр?

Все же ребенок есть ребенок. Во взгляде Забини столько пробившейся сквозь все маски надежды, что даже жаль произносить следующую фразу. С другой стороны, идея стать сексуальной игрушкой зарвавшегося подростка мне не слишком по душе.

Вы дадите мне непреложный обет в том, что не будете применять магию соблазнения в Хогвартсе, на территории, прилегающей к нему, в округе Хогсмид, а также к несовершеннолетним ученикам вообще, за исключением тех случаев, когда применение магии соблазнения может спасти вас от смертельной опасности. Если при этом оно не создаст смертельной угрозы другому человеку.

Он нажимает ладонями на крышку стола так сильно, что кажется, вот-вот проломит. Нарушение стандартного непреложного обета карается смертью. Я вижу, что Забини это известно.

Я не требую от вас немедленного ответа, мистер Забини. Даю вам срок до шести часов вечера. Не пытайтесь применить магию на мне за это время. Возможно, вам известно, что есть зелья, которые делают человека устойчивым к…

Я согласен, – перебивает он меня. – Я согласен на обет!

Браво, мистер Забини! Я рад, что вы сохранили благоразумие. В таком случае я сообщу вам, где и в какое время вы мне его дадите.

Для того, чтобы непреложный обет работал по-настоящему, необходим свидетель. Не так, как балуемся мы с Ричардом – далеко идущими последствиями таких клятв может быть максимум серьезная болезнь. Что ж, Ричарда и возьму. В последнее время он почти всегда в Англии. А сам обряд можно провести в Хогсмиде.

Непреложный обет, карающий смертью, который даст преподавателю несовершеннолетний ученик… Если Альбус узнает о моих махинациях, я – труп. Ну, или труп наполовину. Я еще никогда не действовал за его спиной настолько нагло. И фактически, с того момента, как я пришел к нему на службу, я был всегда прикрыт. Впрочем, выбирать особо не из чего.

Спасибо, сэр. И еще раз приношу вам свои извинения.

Полагаете, этого достаточно?

Нет, сэр. Конечно, нет. Что бы вы хотели в качестве компенсации?

Я подумаю над этим.

Я могу идти, сэр?

Нет, мистер Забини, не можете. В вашей истории есть несколько запутанных моментов, и, коль скоро вы столь любезно предложили мне заглянуть в ваши мысли, я воспользуюсь этим, чтобы их прояснить.

Он вздрагивает, но твердость во взгляде не пропадает, скорее, сменяется вызовом.

Да, сэр.

Я поднимаюсь из-за стола, так как мне удобнее проникать в разум стоя, и Забини задирает голову, следуя глазами за кончиком палочки.

Вам не обязательно смотреть на меня, если вы открываете свои воспоминания добровольно.

Как вам угодно, сэр.

Для начала я делаю диагностику. Обливиэйтов на нем, на первый взгляд, нет, но уже через пять минут я обнаруживаю следы Мемория Абдиката. Рубцы совсем свежие, точь-в-точь такие, как было описано в тетрадках Слагхорна.

Кто-то играл с вашей памятью, мистер Забини. Есть ли у вас предположения, при каких обстоятельствах вам мог стереть память кто-то, кого вы сами об этом попросили?

Прежде чем ответить, он думает минут десять:

Понятия не имею, сэр. У меня было ощущение, что я не могу вспомнить что-то из вечера 21 января, и, возможно, в один из дней перед этим.

Двадцать первое – тот вечер, когда я попал в засаду, а он был здесь, с Альбусом.

Но Тео сказал, что Обливиэйта на мне нет. Если только он не сам…

При Обливиэйте, мистер Забини, – перебиваю я его, – ощущения, что кусок памяти потерян, возникнуть не может. Его заменяет придуманное воспоминание. Кроме того, в случае с Обливиэйтом, при диагностике на кончике палочки появляется красное свечение. Однако только в том случае, если вы достаточно сильный волшебник, чтобы обнаружить Обливиэйт.

Конечно, я и сам не уверен, что смог бы обнаружить его Обливиэйты, ведь это его сила плюс сила Альбуса, но, учитывая то, что мой противник следов не оставляет, вряд ли бы он стал пользоваться чем-то простым.

И что это значит, сэр? Вы подозреваете, что это тот же человек, который накладывал Империус?

Вряд ли мои выводы вам понравятся.

Ну вот, и дошел до самого главного. Осталось только собраться с духом и сказать. Вам когда-нибудь приходилось сообщать 14-летнему парню об изнасиловании? Впрочем, в том, что он справится, я уверен: справился же он с ситуацией с Хиггсом и Флинтом.

Почему, сэр?

Для того, чтобы составить полную картину того, что с вами могло произойти, мне нужно, чтобы вы прошли малоприятную диагностическую процедуру.

Я… я не понимаю вас, сэр.

Иными словами, нужно убедиться, что… что вы девственник, мистер Забини.

Карие глаза расширяются:

– Что… что…

Вам разъяснить, что я имею в виду?

Нет, сэр.

В наступившей тишине треск пламени в камине кажется оглушающим. Почему-то я не сомневаюсь, что он это сделает. На этом факультете мой авторитет сомнениям не подвергался с 1981 года. Наконец, он медленно кивает.

Вне всякого, он предпочел бы, чтобы это сделал я. Но, увы, подобными заклинаниями владеет только Помфри. К счастью, у меня есть средство заставить ее не проговориться Альбусу – я делаю запрещенные зелья для ее больной сестры. Как ни крути, моя профессия выгодна со всех сторон.

Провожая мальчишку в лазарет, пытаюсь убедить себя, что он сам напросился. В конце концов, если бы он не баловался с силой, развивая ее, ничего бы не случилось. С другой стороны, хотел бы я знать, как он узнал об этом. Значит ли это, что это кто-то близкий к семье Забини, или кто-то из нашего окружения? Анабелла не входила ни в ближний круг Лорда, ни в дальний, но она слыла выдающейся колдуньей, и многие из нас обращались к ней по разным поводам. Считалось, что она может устранить соперника или прибавить удачи в бою. Я не просил ее ни о чем таком, но у нее были хорошие книги, и мне нравилось с ней общаться. Она никогда ни о чем не спрашивала, зато с готовностью отпаивала зельями после Круциатуса. Мне, в свою очередь, было любопытно, смогу ли я что-нибудь сделать с проклятием, которое наложил на нее отец. Наше общение прекратилось после того, как она решила сделать меня своим то ли третьим, то ли четвертым мужем. До этого я не представлял, насколько Анабелла может быть опасна. Помнится, это случилось в январе, и, придя в себя каким-то чудом, я сбежал, как был, босиком, оставив зимнюю мантию висеть на стуле. Несколько дней меня трясло, я боялся, что она отомстит мне, однако Анабелла оказалась женщиной незлобной. Кроме того, не прошло и пары недель, как предназначенное мне место занял отец Блейза. Как и Анабелла, он не был Пожирателем, но сочувствующим точно был. В те дни мало кому из чистокровных волшебников удалось остаться в стороне и не примкнуть к одной или другой партии.

Все последующие мужья Анабеллы тоже были мне знакомы. Кроме нашего круга, она не общалась ни с кем. Соответственно, если этот человек – знакомый Анабеллы, то это кто-то из наших. Мог ли Альбус иметь роман с кем-то из Пожирателей? Хм, я же тому подтверждение, не так ли? Но я-то раскаявшийся Пожиратель… Однако, я знаю об Альбусе так мало! И, честно говоря, мне хотелось бы никогда не иметь необходимости узнать больше.

Как бы то ни было, странно поверить, что он просто так столкнулся с Забини в коридоре Хогвартса, ни с того ни с сего прочитал его мысли и решил использовать для демонстрации с Поттером.

В пользу того, что это действительно демонстрация для меня, кстати, говорит и Империус. Ведь если этот человек – ота, он может приказывать без Империуса. А тут – явные следы.

В лазарете никого нет. Помфри встречает нас на пороге, указывая на свой кабинет. Я переговорил с ней еще утром, как только вернулся в Хогвартс. В кабинете Забини снимает мантию, брюки и трусы так медленно и спокойно, как будто раздевается перед пожилыми женщинами каждый день. Но, несмотря на то, что взгляд, который он бросает на меня, прежде чем встать на четвереньки на кушетку, нечитаем, мне все же чудится в нем желание уцепиться за меня. Я киваю головой, пытаясь выразить поддержку, он отворачивается. Помфри просит его развести ноги. Для обычной диагностики пациента даже раздевать не требуется, но для определения девственности необходимо едва ли не залезать палочкой внутрь.

Старательно отводя взгляд от темного тела, резко нарушающего белизну кабинета, я закрываю дверь и выхожу в помещение лазарета. Прислоняясь головой к оконному переплету, ковыряю пальцем пупырчатое зеленое стеклышко. Как мальчишка держится, я не знаю. Я бы уже сто раз убежал из этого долбаного Хогвартса.

Боюсь, что ты был прав, Северус, – говорит Поппи со вздохом, выходя ко мне.

Можно ли определить, как давно?

Судя по незажившим разрывам тканей – около трех недель назад.

Три недели. Двадцать первое января. Что ж, все сходится.

И по свежим царапинам – вчера или позавчера, – продолжает она. – Судя по характеру травм, с мальчиком это делали не один раз, но все они относятся к этому времени. Следов старых заживших или незаживших разрывов нет.

Есть ли хоть малейшая вероятность, что он мог быть лишен девственности гораздо раньше?

Только если его очень хорошо подготовили, но это идеальный случай. Я подлечила его заклинаниями, но тебе нужно сварить бальзам.

Спасибо, Поппи.

Она неодобрительно поджимает губы.

Ты не собираешься говорить об этом Альбусу, не так ли? Мальчика изнасиловали, потом наложили Обливиэйт, а тебе, – она срывается на крик, – все равно, Северус Снейп!

Не знаю почему, я тоже начинаю орать:

Что Альбус-то может поделать?!! Это сделал не ученик!

Но это произошло в Хогвартсе! Три недели назад они не ходили в Хогсмид!

Черт! Только этого еще не хватало. Я выхватываю палочку прежде, чем успеваю подумать о том, что делаю.

Блейз стоит в дверях кабинета Помфри и смотрит, как я накладываю на нее Обливиэйт и сонные чары. Закончив и уложив Поппи на одну из кроватей, я прохожу обратно в кабинет, беру ее палочку и стираю последние заклинания.

До слизеринских подземелий мы идем молча. В моем кабинете Забини прислоняется к стене. Я разжигаю огонь в камине и ставлю на спиртовку какао. Мне нужно согреться.

Вы стерли ей память, и Поттеру, надо думать, тоже? Почему вы не стерли ее мне?

Потому что с врагом нужно бороться с открытыми глазами, Блейз.

Он вздрагивает.

Кто он? Чего он хотел от меня? Чего от Поттера?

Я не знаю, – похоже, у меня войдет в привычку расписываться перед учениками в собственном бессилии. Но что я ему объясню? Что его изнасиловали для того, чтобы подразнить меня? – Присядьте.

Он мотает головой.

Если он сделал это со мной, почему я ничего не чувствую?!! Я же должен хоть как-то понять. Откуда вы знали, что он… что он… – Блейз сползает по стене и закрывает лицо руками, совсем как Поттер вчера.

Внезапно я понимаю, как много между ними общего. Гораздо больше, чем кажется на первый взгляд.

Приношу успокоительное. С удовольствием бы выпил его сам, да одновременно с бодрящим нельзя.

Опускаюсь на пол напротив. Забини выпивает зелье с такой жадностью, словно его не поили несколько дней.

Он снова придет? – спрашивает он севшим голосом.

Я этого не допущу, Блейз.

Вы сказали, что это не ученик. Это учитель?

Нет.

Почему вы не хотите сказать директору? Ведь он заставил меня напасть на Гарри…

Вам все равно, что вас исключат? Что возьмут под надзор министерства как малолетнего преступника? Что все двери закроются перед вами, и вы не сможете сделать карьеру? Что ваше имя будет замарано в скандале подобного рода? Что все узнают о ваших сексуальных пристрастиях?

Вы предлагаете мне остаться в Хогвартсе и предпочесть, чтобы он продолжал измываться надо мной?!

Тошнотворный запах убежавшего какао наполняет кабинет. Встаю. Ловлю настороженный взгляд карих глаз. Блейз дышит тяжело, на верхней губе – капельки пота.

Если вы будете следовать моим инструкциям, я смогу вас защитить, – говорю я жестко. – И этого больше не повторится.

Он смотрит на меня, наверное, целую минуту, затем кивает.

О том, что оно уже повторилось, я промолчу.

В своих комнатах я наконец-то позволяю себе немного расслабиться. В полной безопасности я вряд ли смогу чувствовать себя даже здесь, ведь практически любые чары можно снять, вопрос только в умении, силе волшебника и времени. Но нетронутость защиты подделать нельзя.

Сажусь в кресло у камина, наверное, в десятый раз за день бросаю на себя согревающие чары и несколько минут просто сижу, наслаждаясь глухой тишиной. Хорошо, что уроков сегодня нет. И еще – что мне повезло с факультетом, и мои дети не стремятся без конца нарушать правила и не плюют на запреты с такой легкостью, как питомцы львятника.

Сжимаю пустую на первый взгляд ладонь и вынимаю из нее кроваво-красный камень в виде сердца. Люциус подарил мне его однажды на Рождество – амулет, защищающий от всех типов любовной магии. Не знаю, помог бы он в случае с Забини или нет, но надо будет, пожалуй, проверить это с Анабеллой.

Стереть Блейзу память было бы, конечно, проще. Теперь у Альбуса больше шансов узнать о том, что произошло. Да и мальчишке каково думать, что он стал непонятно чьей игрушкой? Но ему тоже нужно несколько уроков извлечь.

Перед тем, как уйти, отодвигаю заклинанием кресло и достаю из угла серебристо-серый шарф. Он не единственный из того, что связал мне Альбус. Где-то был еще один, зеленый, который я носил очень редко, и два свитера. Но именно этим Альбус связал мне руки в тот единственный раз, когда мы пробовали какие-то изыски… При воспоминании о той ночи сердце начинает стучать глухо, как гонг, который обернули шерстяной тканью. Не то, чтобы мне совсем не понравилось. Нет, все было очень мило. Только вот приходилось все время напоминать себе, что это Альбус, и что нет никакой угрозы. Может быть, с того момента в дождливом сентябре все и сломалось…

Акцио, черный свитер, связанный Альбусом, Акцио, черный джемпер, связанный Альбусом, Акцио, зеленый шарф, связанный Альбусом, Акцио, черные носки, связанные Альбусом. Эванеско!

========== Глава 52 Анабелла. ==========

POV Северуса, 6 февраля

У тебя что-то случилось?

Он лежит в подушках – облокотиться из-за слабости не получается, и в его запавших глазах – море, которого я никогда не видел.

Ты случился, – фыркаю я, приподнимая его голову и поднося к сухим губам очередной флакон.

Мой друг ушел жить к своему парню, – говорит он, как бы оправдываясь. – Но я могу написать ему.

Заткнись. Лучше подумай, кто тебя так ненавидит, что подсунул тебе самый темный из всех возможных магических ингредиентов.

Северус, я не знаю. Ты не допускаешь, что это случайность? Я из месяца в месяц покупаю этот порошок для очистки воды. Мне могли просто продать что-то не то.

И кто из нас полицейский, тролль подери?! Случайность! Черная пыль разъедает все, до чего дотягивается. Чтобы она не разъела графин, нужно, чтобы на нем были, как минимум, специальные отталкивающие чары, которые применяются при работе с ядовитыми ингредиентами. Или они случайно на нем оказались? Кроме того, он знал, что ты пьешь. Большинство магов, чтобы напиться, используют Агуаменти, а не хранят воду в графинах!!! Агуаменти дает очищенную воду, если ты забыл.

Ага, мертвую зато, – бурчит Фелиппе.

Уж лучше мертвую, чем…

Я понял. Северус, я, правда, не знаю. Сюда не должен был никто проникнуть. И в последнее время здесь никого не было, кроме моего друга, тебя и меня. И я не верю, что он мог бы иметь какое-то отношение к этому. И не говори, что он съехал от меня очень вовремя!

У меня вырывается стон.

Северус, ты не понимаешь! Мы с ним из одного рода! Если бы он посмел замыслить что-то против меня, его бы настигло семейное проклятие, а он слишком хорошо с ними знаком.

Где-то я уже это слышал…

Так, через три часа принимаешь бальзам для горла. Потом, еще через двадцать минут – бальзам для желудка. Сможешь принять сам? Или мне заглянуть?

Я смогу.

Точно ли? – смотрю ему в глаза.

Он отвечает мне серьезным твердым взглядом. Легонько касаюсь пальцами его подбородка. Он не высвобождается.

Поцелуй меня.

Внутри от его просьбы все вздрагивает. Так щенок, которого мы с мамой подобрали однажды на улице, выпрашивал корм. Против ожиданий, даже отец не стал ругаться и разрешил его оставить, с условием, что Колин будет жить в моей комнате. Потом мы его все-таки отдали бабушке, потому что гадил он невыносимо, а потом он подрос и сбежал… Пожалуй, я все-таки вернусь сюда еще раз перед тем, как отправиться в Хогвартс.

Я наклоняюсь над Фелиппе, осторожно провожу языком по треснувшей губе, зализывая ранку. Его язык, на котором ясно чувствуется кисловатый вкус желудочного бальзама, на секунду встречается с моим. Отхожу к окну и смотрю в него, пытаясь унять сердцебиение. Уже почти темно, а в спальне ярко горят лампы, так что за пыльным стеклом ничего не видно, только мое собственное отражение: лицо, еще более землистое и уродливое, чем всегда, да вдобавок измученное. А Альбус даже головы не поднял от «Трансфигурации сегодня», когда я попросил у него думоотвод…

Анабелла при виде меня испуганно отступает вглубь комнаты.

Что он натворил? – спрашивает она, теребя пояс некрасивого и, судя по воротнику, не совсем чистого халата. Волосы ее явно не расчесывались несколько дней, да и в большой, некогда нарядной гостиной повсюду бардак. Пахнет чем-то приторным, то ли разлитыми духами, то ли раздавленными цветами, из тех, что используются для афродизиаков. Портреты предков на лестнице завешаны плотной холщовой тканью, из-под которой раздается храп. Тусклые желтоватые лампы с освещением гостиной не справляются, и темнота в дальних углах кажется зловещей.