Текст книги "Дар памяти (СИ)"

Автор книги: Miauka77

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 74 страниц)

Конец POV Северуса

========== Глава 15 Пиппе ==========

12 января 1994 года

Пиппе*! – улыбнулась Эухения, подтягиваясь в кровати навстречу молодому человеку лет тридцати в голубой полосатой рубашке с засученными рукавами.

В доме был холод, а у него пот тек со лба, прилепляя к красной от жара коже черные колечки волос. Перед собой он левитировал закрытую миску золотистого цвета со множеством дырочек, из которых во все стороны вырывался дымок. По красному свечению в них было видно, что внутри что-то горело.

Привет! – миска зависла над кроватью, и друг дома, Фелиппе Арьяла с облегчением упал на стул, поставив его между кроватью и молчащим телевизором. – Больше не смотришь сериалы?

Надоело, – отмахнулась Эухения, показывая на книгу, которая лежала рядом с ней на покрывале.

Фелиппе взял ее:

Маггловский детектив! «Девушка в очках и с ружьем в автомобиле». Интересно!

Ты решил устроить мне баню? – спросила Эухения со смехом, указывая на миску, которая вдруг начала медленно двигаться в сторону двери.

Это обогреватель. Купил его в лавке «Все для волшебного дома» у нас в Милане. Все лучше, чем каждые двадцать минут согревающие чары накладывать. А что?

Эухения с сомнением посмотрела на его распаренное лицо:

А влажность он тоже повышает?

Тот поморщился:

– Нет. Это мы… немножко с Эрнесто не поделили…

Пиппе? – Эухения придвинулась на самый край и медленно положила руку поверх его широкой ладони. – Что произошло? – она вгляделась в синие глаза с темными кругами под ними.

Пиппе устало прикрыл веки. И махнул рукой.

– Все то же, что и раньше. Я не нужен ему, – с усилием сказал он.

Эрнесто бросил тебя?

Тот сглотнул:

Ты считаешь, что у нас что-то было? Как может пара ночей к чему-то обязывать?

Эухения прислонилась головой к его плечу.

– Он обещал мне, – мрачно сказала она. – Он обещал, что не тронет тебя, если это все несерьезно.

Это же Эрнесто, – прошептал Пиппе. В его словах не было горечи, только смирение.

Так нельзя, – произнесла Эухения решительно. – Так нельзя! – повысив голос, повторила она.

Все можно, – он усмехнулся, взял палочку, лежащую между колен, и засунул ее в набедренный карман джинсов тем особым профессиональным жестом, который можно видеть у охранников в банках или у представителей магической полиции.

– Я еще в сентябре, когда он первый раз обратил на меня внимание, знал, что так будет.

Ответом ему был возмущенный взгляд.

Послушай, Хен, – Фелиппе вздохнул, – гомосексуальная природа – это не то, что человеку легко осознать. Тем более волшебнику. Я слышал, что у магглов с этим проще. Что они… даже разрешают однополые браки.

Эухения хотела было сказать: «Уверяю тебя, Эрнесто давно осознал свою гомосексуальную природу», но, взглянув на друга, промолчала.

Они разрешили их хотя бы в одной стране, и во многих других странах борются за это. А если бы стало известно о связи Эрнесто со мной, то… – он сглотнул. – Я бы не хотел так подставлять вашу семью.

Ты прекрасно знаешь, как наша семья относится к тебе, и что тебе сказала мама. И уж после скандала с дядей Фелиппе и бегством его жены наша репутация, по-моему, пала ниже некуда. А уж когда этому уроду Пабло Сота** удалось узнать, что у нас не хватает денег, чтобы учиться в магических школах… «Крестница министра магии донашивает платья за старшей сестрой!», «Вильярдо продают семейные реликвии, чтобы накормить детей», – процитировала Эухения с яростью.

Послушай, это было давно, – заметил Фелиппе.

Ага, пять лет назад. И он еще предложил устроить кампанию, чтобы магическая общественность присылала нам подарки на Рождество. И мне действительно прислали поношенного розового зайца, – Эухения скрипнула зубами..

Хен, – он обнял ее. – Это не те вещи в жизни, которые можно назвать легкими. Но поверь, бывают вещи намного хуже. Когда, например, ты смотришь на маленьких детей с распоротыми животами, – Фелиппе стиснул свободную руку в кулак, – потому что какой-то мерзавец решил, что они годятся для темномагических ритуалов.

Я знаю. – Эухения вжалась в его сильное тело и спросила глухо: – Пиппе, а ты когда-нибудь убивал?

Он немного отстранился, чтобы вглядеться в ее лицо, видимо, недоумевая, чем вызван такой вопрос:

– Тебе правда это интересно, Хен?

Да.

Не думал, что ты когда-нибудь спросишь…

Тебе… трудно ответить?

Да. На оба вопроса – да. Я убивал, – его мальчишеское лицо стало взрослым и жестким. – И не жалею об этом.

Много?

Да. Если сравнивать с рядовым волшебником, который за всю жизнь не производит из своей палочки ни одного боевого заклятья, то много.

А если сравнивать с рядовым полицейским?

Да, много, – твердо сказал Фелиппе. – Отдел по отслеживанию темномагических артефактов – место суровое. Учитывая, что европейский рынок их перепродажи находится в Милане, где я работаю… Хен, зачем тебе все это?

Она обняла его крепче.

– Зачем? – Фелиппе потрепал ее по голове.

– Я… думала о службе в полиции.

Это… как-то связано?

С тем, что со мной произошло?

Да.

Нет. Да. Я не знаю, Пиппе. Как можно убивать, и… сберечь душу? Даже если ты убиваешь преступника, ведь Бог должен как-то наказать?

Хен, это не те вопросы, на которые я знаю ответы, поверь мне. Но если ты об этом задумываешься, – со смехом сказал он, – то в полиции тебе точно не служить.

Почему?

Ну, вряд ли ты сможешь убить, потому что надо убить. Ты сможешь убить невиновного человека, который стал жертвой Империуса, для того, чтобы другие не пострадали?

Это проще, чем снять Империус? – она вздрогнула.

Да.

Всегда?

Нет. Существуют разные виды темномагических заклятий, подчиняющих человека. Мы их объединяем одним словом. Это международная классификация. Но все гораздо сложнее. Есть заклятья, которые очень быстро сбрасывает сама жертва. Зависит от силы воли. И от эмоций, которые жертва чувствует. А есть подчиняющие ритуалы, которые привязывают надолго, независимо от силы воли. Их очень сложно отменить. Особенно, если жертва пошла на них добровольно.

Как это – добровольно?

Очень просто. Шантаж, например.

Эухения кивнула:

– Сложно, но не невозможно, да? Или все же невозможно?

Почти невозможно, – тихо сказал Фелиппе. – Чаще проще убить.

В комнате повисла тишина, нарушаемая стуком капель по подоконнику.

Фелиппе тихонько сжал руку Эухении.

Миска, облетающая комнату по периметру, на несколько мгновений зависла перед их лицами, выпуская в их сторону дымок с ароматом яблока.

– Здесь можно менять запах, – пояснил Фелиппе, ловя миску и приоткрывая ее. – Сюда кладется порошок. – Он вынул из кармана несколько бумажных пакетиков и увеличил их. – Мята. Ваниль. Анис. – И, помогая Эухении устроиться на кровати, поднялся. – Поправляйся.

Хорошо, – Эухения улыбнулась и проводила взглядом его прямую широкую спину. Потом, когда дверь за Фелиппе закрылась, она легла на постель и посмотрела в потолок.

– Интересно, и как распознать человека под ритуалом? – Эухения хмыкнула. – Если их знать, то это получается, вообще весь магический мир подчинить можно.

Двумя часами позже, в половине шестого вечера Ромулу, поднявшись по парадной лестнице родительского дома, застал за дверью у входа в свой коридор бледную сосредоточенную Мартину.

Что ты тут делаешь? – спросил он удивленно.

Относила успокоительное сеньорите Эухении, – ответила хмуро та. И понизила голос до шепота: – Был скандал. Она, – Мартина кивнула головой на дверь, – потребовала, чтобы сеньор Эрнесто перестал уходить, ну, ты знаешь, куда он уходит по средам и пятницам, или она… – Мартина помедлила и, взяв Ромулу под руку, повела его обратно на лестницу.

Расскажет все Соледад?

Да.

А Соледад?

Возвращается завтра.

Ромулу прислонился к перилам и обхватил шею руками.

Что делать, Марти? – тревожно спросил он. – Это… это неприемлемо.

Это еще не самое плохое, – мрачно продолжала та. – Он сказал, что ему плевать, и что если его будут доставать, он сам расскажет все журналистам, и мол, девушка сеньора Максима вообще оказалась наркоманкой, и если он только намекнет этой британской газете, в каком направлении искать, то они от семьи вовек не отстанут, и…

И что еще…? – взревел Ромулу.

И что сеньорита Эухения только корчит из себя недотрогу, а мол, он знает, что она спала и с доктором Хенриком, и с Фернандо Ферейрой, и с Чарли, и с Джорджем, – убитым голосом закончила Мартина.

Ромулу задохнулся от гнева. Он вскинул голову и сжал кулаки, и в этот момент его взгляд упал на портрет мрачного и гордого человека, висевший напротив лестницы.

– Я… я знаю, как его остановить, – воскликнул он. – Или он остановится, или я его убью! – И рванул вниз по лестнице.

Мартина попыталась задержать его, но Ромулу только отмахнулся. Перепрыгивая через две ступеньки, он в мгновение ока оказался у подножия лестницы и исчез за толстой дубовой дверью, опоясанной массивными железными засовами.

Мартина взглянула на портрет, прочла надпись «Алехандро Теодор Вильярдо», произнесла цветистое итальянское ругательство и бросилась вслед за Ромулу. Однако внизу лестницы она свернула в левую сторону, пересекла холл, анфиладу комнат, расположенных позади него, и в маленьком коридоре со всей силы забарабанила в дверь, которая казалась так плотно вжатой в стену и запертой столь наглухо, как будто ее никогда и не открывали. Но дверь отворилась так быстро, что Мартина не удержалась и влетела в маленький кабинет, больно врезавшись бедром в стол, стоявший почти вплотную к проходу. Сильная рука подхватила ее, не давая упасть.

– Гиппопотам, – ласково сказал ей на ухо Хуан Антонио, продолжая застегивать тяжелое зимнее пальто.

Caro!*** Слава Богу, ты еще не отправился за Максима! – воскликнула Мартина, обнимая его. – Потому что, похоже, твой брат Ромулу собирается вызвать твоего брата Эрнесто на дуэль!

Пиппе – уменьшительно-ласкательное от Фелиппе

** Sota (исп.) – одно из значений слова – "потаскуха"

*** Caro (итальянское) – дорогой.

========== Глава 16 Место встречи изменить нельзя ==========

POV Северуса, 12 января 1994 года

В среду днем ситуация яснее не стала. Во вторник вечером я побывал еще в двух библиотеках чистокровных семейств – Паркинсонов и Лонгботтомов – и приблизился к открытию, что то, что я ищу, в них и рядом не лежало. Можно было, конечно, продолжать поиски самостоятельно и угробить на них кучу времени, но, во-первых, это мое время, а во-вторых, в условиях угрозы появления Блэка отлучаться из замка даже на один вечер, а не то, что на несколько вечеров подряд, грозило опасностью.

Поэтому первое, что я сделал, вернувшись в Хогвартс, – написал своему приятелю, с которым встречался в конце декабря, когда познакомился с тем занятным мальчишкой-испанцем. Ричард был профессиональным посредником, продающим информацию и сводившим людей при мастерском умении оставаться в тени. Он знал, где можно приобрести темномагические артефакты или зелья, кто ввозит в страну запрещенные растения, и кого из чиновников проще подкупить, а на кого лучше наложить Империус. Я находился с ним в более близких отношениях, чем остальные, и по некоторым причинам мог рассчитывать на определенные услуги без всякой платы.

Таким образом, и утро, и обед прошли в ожидании совы. Ожидание сопровождалось презрительными взглядами МакГонагалл, с которой мы успели поцапаться после того, как мои змееныши отделали ее львят, и беспрестанными всхлипываниями Помоны. Хаффлпафф – он и есть Хаффлпафф. Но, слушая ее бормотания, я не мог отделаться от мысли, что если бы девчонка Уэнделл была выпускницей Слизерина, то она бы не окончила свои дни так бездарно – в притоне Лютного переулка.

Все семь лет учебы Уэнделл была лучшей по зельям не только на своем курсе, но и во всем Хогвартсе, и два года спустя после ее выпуска ее так никто и не превзошел. У меня никогда не было столь надежного помощника в варке зелий для больничного крыла. Конечно, она не стала бы вторым мной, потому что для этого ей не хватало ни изобретательности, ни, скажем так, дерзости. Но ее исполнительность, аккуратность, память и чутье… Один Мерлин знает, какие зелья она готовила там, в Лютном. Уж, конечно, не дурманящее, как написал вчера наш любимый «Ежедневный брехун». Потому что это все равно, как если бы я взялся готовить зелье от прыщей. С такими способностями, как у нее, столь низко пасть было просто невозможно.

Под конец обеда мне пришло в голову поделиться своими соображениями с Альбусом. Папашу Уэнделл, бравого аврора, мы оба знали по ордену, и в августе 81-го года он командовал той самой операцией, которую запорол Люциус благодаря мне. Пятью месяцами позже Уэнделла прибила сопротивлявшаяся при аресте Беллатрикс.

– Ты думаешь, Северус? – спросил Альбус озабоченно.

Я пожал плечами. Я думал много о чем, в том числе, и о том, что наверняка «Горбин и Бэркс» теперь будут какое-то время задерживать заказы на зелья для некоторых известных мне клиентов, а, кроме того, что я, возможно, получу теперь пару предложений с той стороны.

Сова от Ричарда прилетела в половине пятого вечера. «Как можно скорее, там же», – гласила записка. Я скомкал ее и, велев старосте, впустившему птицу в подземелья, сообщить Лонгботтому, что отработка переносится на завтра, помчался к камину, чтобы переговорить с Альбусом. Первое, что я услышал, когда передо мной появился обзор его гостиной, был звук поцелуя. Я никого не увидел, но шорох, а затем протяжный стон (его стон), раздавшийся за спинкой дивана, показал, где находятся участники процесса.

Мерлин мой, столь бесстыдно! Камин был закрыт для перемещений, но не для разговоров. Их мог услышать кто угодно: Филиус, Септима, Минерва, чиновники из министерства. Или только я?

Я рывком вернулся к себе и скорчился на полу, прижимаясь лбом к холодному камню и хватая пальцами край ковра, как последний якорь к спасению. О Мерлин, Мерлин… Он же убьет меня, неужели он не понимает?

В камине раздалось шипение, и я отпрянул, разглядывая выходящего из зеленого пламени Альбуса. Ни слова не говоря, он опустился на колени рядом со мной и судорожно обхватил меня руками. Я обмер в кольце его рук и закрыл глаза, вдыхая любимый, чуть пряный запах его кожи. Он стал баюкать меня, как маленького ребенка, шепча что-то на незнакомом языке. Должно быть, это был древне-эльфийский, не тех тупых лопоухих существ, которые служат волшебникам сейчас, а великого народа, вымершего несколько веков назад и оставившего нам в наследство книги с нелепыми легендами и скорбными песнями.

Успокоился? – спросил Альбус мягко, когда я почувствовал, что почти засыпаю.

Я подавил ком в горле:

– Да.

Он разомкнул объятия, и мы встали, оправляя одежду друг друга, наш маленький ритуал с того времени, когда мы были любовниками.

Он ждет тебя?

Альбус покачал головой.

– Не сегодня, – он запнулся на мгновение. – Я отправил его.

До дрожи в коленках захотелось опять коснуться его, все тело рвалось ему навстречу, когда он здесь вот так близко, на расстоянии вытянутой руки. Я сцепил пальцы за спиной, благо, застегнутая наглухо мантия позволяла скрывать эрекцию, прочистил горло и поинтересовался с усмешкой:

Объятия не считаются изменой?

Не считаются, но поцелуи – да.

Он, не отрываясь, смотрел на мои губы.

А… мастурбация?

На глазах друг у друга?

Я кивнул.

Он сделал шаг ко мне.

– Хочешь проверить? – и еще шаг.

Теперь он стоял вплотную, одно движение, и мы вожмемся друг в друга там. Мерлин, я его ненавижу! Мысль, что это не я его завел, воспоминание о его том стоне помогли мне включить мозги. Я сделал шаг назад и покачал головой. Мне будет мало. Лучше уж никак, чем так.

Он вздохнул, казалось, всем телом. Слегка наклонил голову вправо. Его голубые глаза потемнели и смотрели куда-то мимо меня.

Ты опять хотел уйти?

Да.

Сейчас? – казалось, он хотел удержать меня хотя бы в одном помещении с собой, раз уж мы не могли заниматься любовью.

А я не помнил, когда испытывал такую горечь. Вместе и одновременно порознь. Солнце и луна, которые сменяют друг друга, но никогда не встречаются.

Да.

Горгулья раздери, я тоже умею быть непреклонным.

Иди, – тихо сказал Альбус. Он повернулся в сторону камина, но помедлил. Догнать бы его, повалить на пол и… и все, что позволит моя буйная фантазия… Он тоже позволит, сейчас – позволит, я знаю, только вот не нам одним это расхлебывать…

Я отступил в глубь комнаты:

– Ты проследишь?

Он спокойно кивнул:

Конечно, да.

Через двадцать минут, при полном параде – в маггловской одежде и тяжелом зимнем пальто, я вышел в метель, думая о том, что если Альбус меня не останавливает, значит, возможно, у него еще есть какая-то надежда. Как же я ошибался тогда!

Конец POV Северуса

========== Глава 17 Первая любовь баронессы ==========

12 января 1994 года

Как же холодно, холодно, холодно… Зима кажется нескончаемой. Кожа чешется, высушенная согревающими чарами. Неудобство – это состояние, в котором Вильярдо пребывают уже лет так двадцать. Неудобство – состояние души, замечает про себя баронесса, разглядывая маггловские фотографии и открытки, лежащие под стеклом на письменном столе. Все они зачарованы, и кто-то посторонний увидит лишь списки книг, расписание работы сыновей и мужа, карту порталов Мадрида, репертуар столичных театров.

Под чарами, на открытках – весна и сирень в парке Монсо, прогулки по бульвару Перейр и он, ее первая (и единственная) любовь, с бешеным блеском в глазах цвета ночи. Ее 17 лет, первый курс магической Сорбонны, факультет лекарственных зелий и вечеринки в доме мужа сестры – князя Риккардо Раванилья.

Фотографии маггловские – потому что нет сил смотреть на него живого, видеть ухмылку и торжество в глазах, торжество ответа на вопрос: «Любишь, любишь». Баронесса откидывает голову на спинку кресла, кончики пальцев движутся по карточке, вслепую очерчивая неровный овал лица, вырисовывают неправильные черты, образующие буйную, отчаянную красоту.

Пальцы замирают, а губы вышепчивают имя. Имя, которое в этом доме знать никому не положено. Да и в магическом мире его произносят с ненавистью, с брезгливостью, с яростью. И только она – с воспоминаниями о торопливых поцелуях с привкусом алкоголя, о длинных пальцах, вплетающихся в ее пальцы, о жарком дыхании над ухом. «Твоя линия жизни длиннее, чем моя, Мариночка, вот, посмотри», – он разворачивает ее ладонь к глазам, осторожно прикасается к ней губами. Близко и страшно, и сладко одновременно. И – мысль, что все это – неправда, не навсегда, что все, что связано с Тони – через край, слишком, и кончится, не иначе, как у того, другого Долохова, из столь нелюбимого романа, который мать читала ей еще лет в двенадцать.

Оно и кончилось. Уже все было решено между ними – свадьба в Париже, путешествие по Европе, покупать дом в пригороде. И согласие отца, пусть пока и заочное, было получено. Странная «служба» Тони, на которую они с Игорем, обменявшись быстрыми взглядами, могли отправиться с любой, самой буйной вечеринки, ее не беспокоила. Наоборот – Мария Инесса гордилась. Будущий муж служит в том самом ведомстве, а ей – дочери и племяннице магов-шпионов, которые помогли выиграть войну, с чего привередничать? От опасности же молитва и родовая магия уберегут. Не смущал и возраст – Тони было за сорок, но разница между отцом Марии Инессы, герцогом Толедским, и ее матерью, Сицилией Изабеллой Вильярдо, была еще больше.

И вдруг – подтолкнул чертик не вовремя поделиться радостью от влегкую сданного экзамена, влетела в квартиру Игоря – распахнутые двери безо всяких чар, звуки расстроенного пианино, одним словом, гульба – и услышала, как Тони, ее Тони, хвастается вчерашними пытками.

Когда она ему сказала, что бросает, и объяснила, почему, в зале особняка Стеллы Марии, материной сестры, не осталось ни одного целого предмета мебели. Тони буйствовал, кричал, рычал, а Мария Инесса сжалась в комок на полу и ждала, что ее как минимум шваркнут головой об стену. Жизнь была настолько не дорога, что и защищаться бы не попробовала. Но – и пальцем не тронул. Закончил громить обстановку, спалил наваленную груду антикварной мебели невербальным заклятьем, бросил на Марию Инессу уничтожающий взгляд и вышел. Больше она его никогда не видела.

Игоря она много раз потом встречала в особняке Раванилья. Мария Инесса и не ходила бы туда, но у Лусии Инессы уже начали проявляться признаки безумия, и только сестра могла с ней справиться в такие дни. Да и Риккардо, чем бы он там ни занимался, к ней, к Марии Инессе, был очень привязан. Политических пристрастий они в разговорах не касались, но боевую магию обсуждали часто, да и на дуэлях дрались, а потом со смехом лечили друг друга. Однажды, лет через пять, Игорь рискнул заговорить с ней о Тони, намекая, что Долохов продолжает любить ее, однако Мария Инесса сделала вид, что не слышала. К тому времени ее навыки лицемерия, отточенные шестью годами светской жизни, приблизились к совершенству. Игорь настаивать не стал, издал что-то вроде вздоха сожаления и отвернулся к вошедшему князю.

В следующем году Мария Инесса вернулась в Испанию и вышла замуж за своего кузена Леонардо де Ведья-и-Медоре, годом позже умер князь, а Лусия Инесса окончательно сошла с ума. Про то, что Тони был Пожирателем, Мария Инесса догадалась еще в конце 70-х, года за два до их массовых арестов. Игорь выкрутился, сдав соратников, а Тони приговорили к пожизненному заключению в британской тюрьме Азкабан.

Говорят, что там очень холодно, и что тюрьму охраняют страшные создания, уничтожающие в человеке радость – дементоры. Иногда во снах Мария Инесса видит, как Тони бежит оттуда. Как она целует его, окровавленного, лежащего на снегу, согревает своим плащом. «Ненавижу зиму», – кривит губы Тони, гладя длинными тонкими пальцами ее ладонь.

«Холодно», – шепчет баронесса де Ведья-и-Медоре, аккуратно засовывая карточку под стекло. – Холодно, – говорит она Хуану Антонио, стоящему в дверях кабинета.

Мы его не нашли, – резкий звук голоса племянника вытряхивает Марию Инессу из грез. – Мы обошли все эти заведения, даже запрещенные, безрезультатно.

Вы обошли их в Мадриде, – замечает она, сплетая пальцы на коленях.

Хуан Антонио нервничает, пожевывая верхнюю губу:

Дома у него мы тоже были. Он ведь мог отправиться только по знакомому пути аппарации, у него сейчас не хватит сил аппарировать куда-то, где он не был.

Я вчера сделала ему многоразовый портключ до дома, который не отнимает энергии.

Хуан Антонио проходит в кабинет, нервно расстегивая пальто, садится на край вытертого кожаного кресла с другой стороны стола. В ярком свете электрических ламп видно, как бледно от усталости его смуглое лицо.

В любом случае, сейчас Ромулу не сможет драться, его магия не восстановится еще несколько месяцев. Эрнесто, конечно, ведет себя, как последний мерзавец, но…

Проклятье настигает с того момента, как один член семьи вызывает другого, – тихо говорит баронесса, рассматривая пейзаж гор Андалусии, висящий справа от двери.

Хуан Антонио вздрагивает:

И что за проклятие, высчитать невозможно?

Чем сильнее родство, тем сильнее проклятье…

То есть поэтому мой отец умер не сразу, а еще через двадцать лет?

На твоем отце было проклятие ранней смерти. Но это не значит, что это именно то проклятье, которое он получил в ответ на то, что вызвал на дуэль Родриго. Оно могло быть вообще маленькой силы – Родриго был нам седьмая вода на киселе.

Но повод! – восклицает князь. – Драться на дуэли из-за капризов женщины!

Если бы не этот повод, тебя бы вообще не было, так что помолчи, – Мария Инесса возвращает взгляд на картину. Все, что ей нужно, это немного пространства. И лета… хотя бы чуть-чуть.

Но ведь проклятие не настигает волшебника мгновенно?!

Конечно, нет. Отец ослеп только через пятнадцать лет после того, как вызвал Алехандро Теодора. А парализовало его еще позже.

То есть ты надеешься, что мы сможем снять проклятие, пока оно не?..

Мария Инесса долго молчит.

– Мы узнаем это, – говорит она, наконец. – Тебе пора в Дурмштранг. Игорь ждал тебя к восьми часам, а сейчас уже половина девятого.

Ничего, я могу с ним пообщаться в другое время, – князь устало машет рукой. – Сейчас главное – забрать Макса.

Он встает и твердой походкой идет к двери. Положив пальцы на косяк, оглядывается:

Игорю что-нибудь передать?

Мария Инесса закрывает глаза. Лицо Хуана Антонио расплывается перед ней, заслоненное лицом Тони. «Любишь, любишь», – кривится оно в торжествующей ухмылке, приправленной сумасшедшим блеском темных глаз.

– Передай ему, что я буду рада, если он найдет время поужинать со мной на следующей неделе, – тихо говорит она. И добавляет, когда Хуан Антонио, кивнув, поворачивается, чтобы уйти: – И, пожалуйста, сделай так, чтобы об этом не узнал никто из домашних, включая Грегори.

12 января 1994 года

========== Глава 18 Эрнесто ==========

Ричард смотрел исподлобья, двумя пальцами перетирая серьгу в ухе. Похоже, он был сильно не в настроении. Северус спросил, что случилось.

Двух моих ребят убили, – ответил тот, бросая взгляды, полные подозрения, на зал.

За тобой охотятся?

Никогда не знаешь, что им понадобится.

Аврорату? – одними губами спросил Северус.

Ричард помотал головой, кивнул на стакан маггловского виски:

Помянешь со мной?

Северус взял напиток:

Имена?

Барри и Джеймс, – Ричард скрипнул зубами. – Таких ребят еще поискать. И у обоих семьи, дети.

«Не сказать, чтобы они выбрали спокойную работу», – подумал Северус, но выпил молча.

– Значит, ты остался без команды?

Ну, без команды – это громко сказано, – отвечал Ричард. – В моем бизнесе пустых мест не бывает. Ладно, давай ближе к делу – что хотел?

Специалиста по древней подчиняющей ритуальной магии…

Ричард присвистнул.

…связанной с сексом, – с ухмылкой продолжал Северус.

Мда, – его приятель сосредоточенно потер лоб, встрепал кудрявую шевелюру. – А не многого ли ты хочешь?

Северус выдержал его взгляд.

Азкабан. Пожизненно. Давненько не сидел в камере, Снейп?

Ричард оглянулся, незаметно для постороннего глаза тронул палочку в рукаве пиджака, проверяя заглушающие и отводящие чары, наложенные на столик.

С каких это пор ты стал пугливым? – с усмешкой спросил Северус.

Может, с тех пор, как обзавелся невестой?

Северус улыбнулся уголками губ:

– Вот как? Не подозревал, что ты решишь сменить ориентацию на старости лет.

Есть такие люди, бисексуалы, Снейп. Так что все проще: мне по фигу.

Бисексуалы?

Маггловский термин. Те, кому нравятся оба пола.

И скоро свадьба?

Ричард хмыкнул:

– Если я займусь тем, что ты мне предлагаешь, мне оторвут яйца прежде, чем я ее сыграю.

Отлично, – сказал Северус. – Значит, ты знаешь, где такого человека найти.

Тот помрачнел. Потом плеснул себе виски.

– Так и быть, я тебя проведу к нему. Но с тебя непреложный обет о том, что ты никому не расскажешь, где был и что видел.

Когда?

На следующей неделе, Снейп. Я назначу тебе встречу.

Ричард залпом допил виски и легким движением руки снял со столика защитный покров:

– Симпатичная задница вон там у стойки. Как думаешь, удастся ее уговорить?

Когда Ричард ушел на охоту за очередным кавалером (симпатичная задница оказалась не про него), Северус остался сидеть у столика, цедя виски и размышляя, в правильном ли направлении он пошел. Не слишком ли он заостряет свой взгляд на сексуальном подтексте проблемы? Казалось, здесь было что-то еще, что-то, что то и дело мелькало прямо перед глазами, но каждый раз ускользало от понимания в самый тот момент, когда вот-вот…

Северус стиснул пустой бокал и вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. Подняв голову, он встретился глазами с брюнетом, сидевшим на табурете у стойки по правую руку от симпатичной задницы. При движении Северуса на лице брюнета отразился ужас, и тот издал изумленное восклицание.

«Задница» обернулся:

Малыш Эрни?

Но брюнет даже не обратил на него внимания, продолжая сверлить глазами Северуса. В его лице было что-то знакомое. «Неужели волшебник?» Северус ответил недоуменным взглядом, приподняв бровь так, как если бы перед ним был малолетний недоумок из Хогвартса, и тот вдруг облегченно рассмеялся.

– Я идиот, – сказал Эрни громко, салютуя Северусу коктейлем.

Я заметил, – тихонько пробормотал Северус, переводя взгляд в зал и размышляя, хватит ли у того мозгов не распространяться, кого он видел в маггловском баре. Пожалуй, нужно стереть ему память.

Малыш Эрни, потанцуем? – услышал он. Эрни слез со стойки к протягивающему руки соседу. Он был выше и плотнее своего спутника, и в танце их было что-то пародийное.

Северус оценивал, где удобнее его перехватить. Может, стоит притвориться, что тот ему интересен? Он почти не удивился, когда Эрни, бросив дружка, сам направился к его столику.

Я тебе нравлюсь? – спросил Эрни с улыбкой, которая еще больше убедила Северуса, что они где-то встречались. – Да или нет? – ухмыльнулся тот.

Северус кивком указал на соседний стул. Эрни был мускулист и крупнее Северуса, и, наверное, для кого-то аппетитен, в обтягивающих джинсах и в расстегнутой рубашке, с темными волосами на смуглой груди. Но что-то в нем отталкивало, бесстыдство ли жестов или налет показушности… Однако его следовало задержать и потом увести в туалет или во внутренний двор, куда именно, решится по ходу процесса.

Нет, – сказал Северус с двусмысленной улыбкой. – Не нравишься.

Эрни переставил стул поближе и оценивающе посмотрел на Северуса:

Танцевать ты, конечно, не пойдешь. Такие мрачные типы, как ты, никогда не танцуют.

Вот как? И что же делают такие мрачные типы, как я?

Трахают без лишних разговоров, – серьезно сказал Эрни. – И это мне нравится.

Официант принес коктейль, видимо, заказанный Эрни ранее, и тот поставил его на стол. Потом наклонился и, глядя Северусу в глаза, положил руку ему на колено и провел большим пальцем по внутренней стороне его бедра. Низ тела отозвался дрожью и среагировал совсем не так, как хотелось бы. Северуса передернуло.

– Не смей. Лапать. Меня, – гневно зашипел он, сбрасывая руку.

Но Эрни лишь засмеялся.

– Да ну! Я же нравлюсь тебе, – примирительно сказал он.

Голос у него был густой, насыщенный, как крепкое бодрящее зелье. Темные глаза в упор смотрели на Северуса, лаская взглядом, обещая глубины наслаждения.

Голос понизился до шепота:

Я ни разу не был снизу. Хочешь, я буду снизу для тебя?

Северус сглотнул. Предложение ошеломляло и… настораживало.

Да ну, – сказал он насмешливо. – И ты думаешь, я поверю? С чего бы это вдруг тебе подставлять задницу первому встречному?

Однако смутить Эрни оказалось не так-то просто.

– Захотелось, – сказал он спокойно, медленно спускаясь взглядом от лица Северуса до его ширинки и обратно.

«Пора прекращать комедию», – подумал Северус. Он собирался бросить «Иди за мной» и встать, но ему не дали и рта раскрыть.

Эрнесто! – громкий яростный вопль раздался над Северусовой головой. А голос, голос был такой знакомый, картавый… Ромулу!