Текст книги "Дар памяти (СИ)"

Автор книги: Miauka77

сообщить о нарушении

Текущая страница: 49 (всего у книги 74 страниц)

Где только в вашей голове рождается вся эта чушь, Поттер?

Я хочу еще чая! Я замерз, – внезапно жалуется он. Пробует границы?

Пожимаю плечами:

Наливайте.

Он выбирается из одеяла и берется за чайник:

Он остыл!

Он, конечно, рассчитывает, что я верну ему палочку, но мне нравится моя маленькая месть. Подогреваю чай сам.

Поттер – как открытая книга. Впрочем, досада быстро исчезает, уступив место сосредоточенности.

Друзья так не общаются, – уверенно говорит он. И снова смотрит на меня, ожидая реакции. Он что, до сих пор наивно полагает, что по моему лицу возможно что-то прочесть?

Вы, Поттер, конечно, лучше всех осведомлены, как именно общаются друзья. Позвольте-ка вспомнить, были ли у вас какие-нибудь друзья до Уизли?

Он предсказуемо взрывается:

Ублюдок!

Двадцать баллов с Гриффиндора, Поттер, за попытку оскорбить преподавателя. Двадцать баллов за рассуждения о личной жизни преподавателя и директора. Будете распространяться и дальше на подобные темы, у вашего факультета не останется баллов вообще. И да, вы всегда можете пожаловаться на меня директору.

Молчит. Прячет лицо за чашкой. Потом вдруг выдает:

Что ему нужно? Блэку – понятно. Месть. А этому-то что? Не это же в самом деле. И почему Забини?

Почему Забини? Потому же, что и вы, Поттер. Потому что в школе только он мог противостоять вам при ваших выбросах и любому, кто пришел бы вам на помощь.

А я? Почему я? – он вздрагивает.

Да уж, привлекательной его тощую задницу вряд ли назовешь. Да и следит он за собой не больше, чем все подростки. К тому же от него вечно разит потом после квиддичных тренировок. Минерва обращать внимание на подобные вещи, похоже, считает ниже своего достоинства. Это на моем факультете старшие читают младшим лекции о гигиене и объясняют элементарные правила этикета. Ни один слизеринец не придет к столу после тренировки и с невымытыми руками…

Потому что власть, Поттер. Кто владеет силой, тот владеет всем.

Это из-за моей стихийной силы? – тупо переспрашивает он. – Но при чем тут?..

Объясняю, как создаются связи.

То есть он может подчинить любого? Даже Рона?

Теоретически да.

А вас?

Едва удерживаюсь от того, чтобы вздрогнуть.

А дире… – до него доходит. Все-таки до него доходит.

Я встаю, дохожу до камина, кладу ладони на теплый камень. Я действительно чувствую себя последним ублюдком. Мне представляется, как Поттер представляет Альбуса…

И что с этим делать? – голос упавший и хриплый.

Есть способы.

Мы молчим. Поттер возится на диване с такой интенсивностью, будто у него шило в заднице, но не встает. Я внезапно думаю о том, насколько кстати этот разговор. Я всеми силами хотел бы исключить участие Люциуса в ритуале. Поттер боготворит директора. И ему гораздо легче стереть память, если убедить его, что все это на благо. Если все пройдет нормально – я стараюсь не думать о том, что будет, если Альбус откажется платить, – Альбус сам же его и убедит. Ну, в крайнем случае есть Мемория Верса. Главное – уберечь Поттера сейчас.

А… почему я? Почему не Забини? Он же сильнее.

Он не победитель Темного Лорда.

Поттер сглатывает.

Вы все как сговорились! Почему все время я?! – обреченно говорит он.

Я бы тоже хотел это знать.

Когда он приходит?

В любое время.

Нужно забрать карту у Люпина, так?

Нет. Я сам ее заберу.

Он вам не отдаст.

Отдаст, – не отказываю себе в удовольствии ухмыльнуться. Разумеется, я не могу его отравить, но делать кое-какие другие вещи мне никто не запрещал.

Мне проще, – неожиданно говорит Поттер.

Ну да, мантия-невидимка. Против того факта, что оборотни чуют кого угодно и где угодно…

Нет.

Тогда вместе.

Разворачиваюсь. Он стоит напротив и смотрит так серьезно, будто собрался вести полки на битву. Кажется, я понимаю, что находит в нем Альбус. Что в его ублюдочном папаше нашли все остальные.

Поттер пошатывается.

Сядьте.

Возвращаюсь в кресло, он вновь забирается на диван; не закрываясь, подтягивает тощие коленки, теребит в пальцах дужку очков. Из дыр правого носка гриффиндорской расцветки – интересно, а трусы они тоже такие носят? – торчат три пальца.

И приведите себя в порядок.

Суетливо одергивается, подкладывая одну ногу под себя, прикрывая рваный носок полой мантии. Ладно, не до этого сейчас.

Карту я заберу у Люпина сам. По поводу Люпина те же инструкции, что и по поводу директора. Вам ясно, Поттер?

Молчит.

Никакого чая с Люпином, вам это ясно?

Да, повелитель.

Не знаю, как мне удается овладеть собой. Ярость перехлестывает мгновенно. Да как он только посмел…

С чего я вообще должен вам верить?! – восклицает Поттер. – Вдруг вы сами и есть этот маг? В туалете тогда все подстроили, чтобы привлечь меня на свою сторону? И в совятне подножку подставили!..

И еще три ведра подобной чуши. Нет, в наличии ума его подозревать не стоило. Однако, я чувствую облегчение, понимая, что «повелитель» – выстрел наугад. О моем прошлом мальчишка не знает ничего.

Все сказали? – спрашиваю я, когда Поттер наконец затыкается. – Двадцать баллов с Гриффиндора за обвинение преподавателя в нападении на вас.

Он краснеет от злости. Не надо было нарываться, маленький идиот.

Когда у меня появятся новости для вас, я оставлю вас после урока. Из башни выходите только с друзьями и, ради Мерлина, друзья – это не Лонгботтом. Хотя бы Грейнджер и Уизли. В туалет – только с Уизли. Вы поняли?

Да.

Сам не знаю, почему я смягчаю тон:

Потерпите до вторника.

Если я узнаю стихию, мне ведь так или иначе придется все рассказать? Правда, желательно сделать это как можно позже. Ладно, вывернусь как-нибудь.

Поттер долго молчит, изучая очки, потом кивает:

Ага.

Не знаю также, что заставляет меня добавить последнее:

А если попадете в беду, просто внутренне зовите меня изо всех сил.

…К себе я возвращаюсь около часа. В комнатах тепло, и я вдруг понимаю, что привык к этому. Так быстро. И все же я предпочел бы обходиться без эльфов. То, что Донки аппарирует всюду, меня тревожит. У них слишком большие уши. Действуют ли на них заглушающие? Вряд ли… И какое совпадение, что Донки – единственный, кого Альбус мог мне выделить!

В ванной меня ждет горячая вода и пена. Забираюсь в нее, закрываю глаза, но палочка на бортике, наготове. Да что там палочка – здесь моя стихия. Здесь я смогу противостоять кому угодно и чему. Как дорого я дал бы за возможность расслабиться, забыть обо всем и знать, что Поттер и Альбус в безопасности. И я, возможно, не заслуживающий этой безопасности, но и я тоже…

Потом, в постели, проверив все сигнальные чары, я несколько минут лежу, глядя в потолок и вспоминаю прощание с щенком. Он скрылся за портретом, и я уже было пошел вниз, как вдруг Поттер меня окликнул. Я повернулся к нему, чтобы высказать все, что думаю о нем, но он перебил меня.

Я больше не испытываю к вам ненависти, – сказал он.

Сейчас умру от счастья, Поттер, – съязвил я.

Я просто хотел, чтобы вы знали. Только это, – он мотнул головой, отгоняя упавшие на лоб вихры, и скрылся в покоях львятника.

Закрываю глаза – и передо мной встает Лили. Когда же это было? Кажется, второй курс… Мы полдня гуляли вокруг Хогвартса, мне никак не хотелось расставаться с ней, и я рискнул проводить ее до гриффиндорской гостиной. Я был уже на пятнадцатой ступеньке, когда она окликнула меня, спустилась ко мне, крепко обхватила руками и выпалила: «Знаешь, тысамыйсамыйлучшийдругнасвете, Сев!». И тут же убежала обратно.

Наверное, так была впечатлена прогулкой. Мы целый час тогда бродили по хогвартскому кладбищу, заброшенному и заросшему – среди травы, мха и переплетений непонятно откуда взявшихся корней на поляне высоко над озером торчало штук двадцать одинаково серых надгробий. Надписи на них большей частью давно стерлись, лишь на трех удалось различить буквы, по которым мы поняли, что здесь лежат преподаватель астрософии, декан Рэйвенкло и смотритель. Мне, признаюсь, хотелось уйти оттуда скорее. Не то чтобы я в детстве боялся кладбищ, просто сочетание хмурого дня, вида на бесконечную озерную долину и могильных холмиков под ногами наводило тоску. На самом ближайшем к обрыву надгробии сидела нахохлившаяся черная ворона. Пока мы бродили по кладбищу, она ни разу не шелохнулась и взлетела только тогда, когда Лили протянула руку погладить ее. Взлетела, резко каркнула и, сделав круг над кладбищем, вернулась на то же надгробие, когда мы пошли по тропинке вниз, к озеру.

У меня возникло неприятное ощущение, что ворона следит за нами. Я даже подумал, что это анимаг-преподаватель, хотя представить в этой форме не мог даже тощего и хлипкого преподавателя ЗОТИ. Слишком внушительной была ворона по сравнению с ним.

Шпионка! – презрительно бросил я и поднял с тропинки камень.

Лили перехватила мою руку.

Что ты, Сев! А вдруг это душа того, кто здесь лежит? – с упреком сказала она. И стала расспрашивать меня о переселении душ и прошлых жизнях. Я знал об этом немного, только то, что слышал от старика-маггла, и уж, конечно, не верил ни в какие другие жизни, ни в будущие, ни в прошлые. Как и сейчас.

А Лили эта идея тогда понравилась.

Представляешь, мы с тобой умрем, а потом встретимся в другой жизни? – когда мы прошли вдоль озера и стали подниматься наверх, к Хогвартсу, болтала она. – И мы будем друг другу совсем чужими, и я тебе буду ужасно не нравиться, а ты мне, а потом мы вдруг нечаянно узнаем друг друга и вспомним все.

Это невозможно, – сказал тогда я.

Почему? – обиженно удивилась Лили.

Потому что невозможно, чтобы ты мне не нравилась, – улыбнулся я, протянул руку и заправил за ухо упавшую ей на нос рыжую прядь. Она была очень красива тогда, как, впрочем, и всегда, а тут еще на фоне озера, сосен и камней…

И она тоже улыбнулась в ответ. И мы потом шли, взявшись за руки, до самого входа в большой зал.

Потом, уже работая здесь, я несколько раз поднимался к кладбищу, сам не зная почему. Садился на валун, который непонятно как очутился наверху – когда мы гуляли с Лили, его там не было, и подолгу смотрел на озеро. Ворона тоже всегда была там, вечный сторож кладбища, и я иногда думал, что и меня могут похоронить здесь, и она будет сидеть вот также на моей могильной плите. Однажды я всерьез попросил Альбуса, чтобы, в случае если Лорд убьет меня, он похоронил бы меня там. Альбус долго изучал меня взглядом, но ничего не ответил.

Я уплываю в сон и тут же просыпаюсь. Ветреный день, озеро и кладбище, полное новых, совсем еще не старых могил. На одинаково серых плитах – скромные букеты. Оглядываюсь и понимаю, что старое кладбище – далеко позади, а на новом, появившемся, быть может, год или два назад, надгробий уже больше сотни. Иду по аккуратной дорожке, выстланной гравием, и читаю имена. Некоторые фамилии мне известны. Сворачиваю в последний ряд и застываю. На меня смотрит один памятник с двумя именами. Ремус Джон Люпин. Нимфадора Люпин. Надпись под ними гласит: «Наши сердца были соединены навеки». Дата – 2 мая 1998 года. До края остается еще шесть памятников. У последнего надгробия стоит женщина в зеленой мантии. Я перевожу взгляд на памятник передо мной. Лаванда Браун. 2 мая 1998 года. «Ее смелость всегда будет вдохновлять нас». Слева от нее – Колин Криви. 2 мая 1998 года. «Не судите по годам». На соседней плите – ветка сосны с россыпью шишек. Амандина Лилия Брокльхерст. «Разум – свет во тьме». Смутная мысль о том, что Амандина – это Мэнди, моя Брокльхерст, догоняет меня у следующего памятника. Я подхожу к нему, и словно кто-то бьет меня под дых. Вильярдо. Из-за цветов, наброшенных поверх надгробия, не видно имени. Я хочу отвести их и понимаю, что у меня нет тела. Я не могу ничего менять здесь. Взгляд падает ниже и – облегчение затапливает меня. Вильярдо де Валадарес. Де Валадарес – не Севера. Не Ромулу. Однако же…

Всегда кажется, что есть еще один шанс, – произносит кто-то за моей спиной.

Женщина в зеленом. Она разговаривает с кем-то, кто сидит прямо на могильной плите. Я поворачиваюсь, но уже и так знаю, кто это. Кто еще мог бы так привольно рассесться на чужой могиле, кроме Поттера…

Угу, – говорит он, протирая стекла разбитых очков грязным носовым платком. – А когда обнаруживается, что шанса нет, метаться поздно.

Женщина стоит ко мне спиной, не замечая меня, на ее голове капюшон, а в руках – цветы. Я подхожу и, словно и не было никого, оказываюсь у надгробия один. Оглядываюсь – ни загадочной женщины, ни Поттера. Только ворона, нахохлившись, сидит на памятнике с таким видом, будто целую вечность ждала именно меня. Перевожу взгляд на надпись и читаю: «И место скорби займет мир и покой». 2 мая 1998 года. Директор Школы Чародейства и Волшебства Северус Тобиас Снейп».

========== Глава 92. Потрясение ==========

27 марта 1994 года, воскресенье, утро

Отчего меня так трясет, понимаю не сразу. Натягиваю сползшее одеяло, проверяю сигнальные чары и только потом вспоминаю. Кладбище. Мне снилось кладбище. Моя могила, Брокльхерст, других учеников. И одна дата. Одна на всех. Что примечательного во втором мая 1998 года? Нет, это бред. Ложусь, выравнивая дыхание. Просто сон, просто кошмар, в конце концов. Неужели я буду задумываться над каждым кошмаром? Надо успокоиться, а то завтра у меня еще разговор с Альбусом, и я, как и в целом от Альбуса, от этого ничего хорошего не жду.

И все же… как непохоже это было на сон. Мысль перескакивает к тому, кого я там не нашел. Собственный испуг неприятен. Какого тролля? Его уже давно нет в моей жизни. Ну, может быть, не так давно – с 4 февраля, и все же сегодня уже 27 марта. Для нескольких встреч и одного безответного поцелуя столько не забывать об этом слишком долго, непозволительно. Впрочем, тут я глупость горожу, потому что бывают такие встречи, которые оставляют след надолго, и с этим ничего не поделаешь. Это как с Лили – даже если бы она была в моей жизни всего неделю, я вряд ли бы смог о ней забыть. Пора признаться себе, что я думаю о мальчишке довольно часто, и дело не в плотском влечении. Он весь – чистота и невинность, он тоже как свет, даже если бы вдруг выяснилось, что он одна из тех развратных маленьких шлюшек, которые прикидываются бедными овцами, чтоб соблазнить приличного человека с деньгами, даже если бы он умолял оттрахать его, умолял вновь и вновь, с ненасытностью, которая отвратила бы любого. Есть магглы, маги, неважно кто, к которым грязь не липнет, хоть облей их с головы до ног. И это у них – из самой сердцевины. Любовь. Их сердцевина – любовь. Конечно, он не мог быть моим. Об этом не может быть и речи. Но думать, чувствовать, вспоминать этот свет, куда более чистый, чем у Альбуса, совершенный, совсем как у Лили, мне никто не запрещает. Пусть так, пусть хотя бы воспоминание, сны… хоть что-то… немного тепла…

Мысли о мальчишке неожиданно успокаивают меня. Я засыпаю. Но здесь нет никакого сна, весь остаток ночи я брожу в тумане, плотном, густом, однообразно сером тумане, колышущемся над землей. Я не вижу даже себя – лишь почему-то свои ноги в черных ботинках, и когда я пытаюсь разглядеть что-то другое, туман прилегает к лицу. Но я знаю, что где-то там, впереди, есть еще одна пара таких ног, она то приближается, то удаляется, иногда становится совсем рядом со мной, на расстоянии какого-нибудь ярда. Но едва я протягиваю руку, как черные ботинки оказываются сразу за много миль от меня, и я испытываю лишь недоумение – ведь не было никакого хлопка аппарации, как же он так?

Северус! Северус! – просыпаюсь в один миг от его голоса, от его отчаянного крика. Оглядываюсь – тишина, слышно лишь, как огонь потрескивает в камине. На будильнике без пяти минут семь, начинается новый день. Встряхиваю головой, запихиваю воспоминания о мальчишке в самый дальний угол памяти. Сегодня у меня выходной, сегодня также, вероятно, день Икс, что-то должно случиться, а это означает, что мне нужно быть предельно сосредоточенным. Разнеженность и расслабленность не к месту.

Альбуса на завтраке нет. Я мог бы вполне и не выходить и потом прийти сразу к нему в комнаты, но меня словно кто-то толкает под руку. И в конце концов, что я могу узнать, оставшись на весь день в подземельях? В Большом зале привычно отслеживаю Поттера. Когда он перелезает через скамью, его взгляд на несколько секунд застывает на мне, но опасения, что он вдруг подмигнет или начнет фамильярничать, тут же рассеиваются. Возвращаюсь к овсянке, но мои мысли где угодно, только не здесь. Гадать, как именно я узнаю стихию, бессмысленно. И не могу не гадать. Может быть, Альбус сообщит? Может быть, он и зовет меня для этого? Нет, бред. Альбус, конечно, тот еще ящик с сюрпризами, но не до такой же степени, чтобы вдруг забыть обо всех своих соображениях. И мне просто не может так повезти. А вдруг? На секунду я допускаю мысль, что Альбус и сам может справиться, что он уже справился, что стихию-то я узнаю, но она уже будет не нужна. Но это ведь мысль из прошлой жизни, которая окончательно ушла… Мысль даже скорее из времени детства, когда я верил, что монстров, живущих под кроватью, смогут отогнать всесильные взрослые. И верил, что хуже этих самых монстров ничего нет.

Через кресло от меня смеется Минерва в ответ на шутку Флитвика, она что-то спрашивает у меня, пытаясь вовлечь в общее веселье. Сухо киваю и отвожу взгляд. Отчего-то мне кажется, что продолжи я смотреть на них, каждому из них станет совершенно ясно, насколько погано у меня на душе.

Тебе стоит прекратить заигрывать с Гарри, Северус, – Альбус стоит у окна, рассматривая что-то вдали, он так и не обернулся ко мне с тех пор, как я вошел. Единственное, что он сделал в знак приветствия – заставил замолчать свои чертовы приборы. Ненавижу их, все до одного.

Не ты ли мне говорил, что я предвзято отношусь к мальчику? – сухо замечаю я. Но и без того понятно, что мне в очередной раз щелкают по носу: не общаться с Поттером – это приказ. Внезапно, оставляя всю ситуацию с любовником Альбуса за кадром, я прихожу в бешенство. Когда я отношусь к Поттеру, как мальчишка того заслуживает, Альбусу это не нравится, когда я «дружу» с щенком, не нравится тем более. Есть ли хоть один пункт, где я мог бы ему угодить?

Между тем, чтобы относиться непредвзято и приближать к себе, существует большая разница.

Альбус спокоен, будто бы немного рассеян, а еще он в домашнем халате. Из темной жатой ткани, красно-синей, из двух половин, изображающих инь и ян. Он никогда не принимал посетителей в таком виде. Кроме меня.

Я не приближал его к себе, – отвечаю как можно небрежнее. Не хватало еще, чтобы меня обвиняли в кумовстве по отношению к Поттеру!

Альбус спускается ко мне.

Я довел до твоего сведения, Северус, – говорит он холодно, – что я этого не потерплю. Гарри – не игрушка, – продолжает он, вперяя в меня колючий взгляд.

Хочешь сказать, что я его испачкаю?

Рука Альбуса, прижатая к груди, вдруг безвольно падает вниз. Он подходит ближе, и я рефлекторно делаю шаг назад. Альбус останавливается.

Северус, оставь эти глупости, – сердито говорит он. – И чтобы я не слышал от тебя больше подобного тона.

Я не ребенок, Альбус, чтобы ты приказывал мне, что говорить и как говорить.

Меня несет, и, по сути, здесь самое место классическому «Директор Хогвартса ставит зарвавшегося зельевара на место», но Альбус в который раз меня надувает. Досада в его глазах сменяется грустью. Он поднимает руку и кончиками пальцев медленно касается моего лица.

Нет, совсем не ребенок, – соглашается он. – Для ребенка ты слишком… слишком…

Отворачивается. Опять эти его дешевые приемчики! Сейчас растаю и потеку к его ногам.

Но Альбус вновь меняет тему. Этот прием я тоже хорошо знаю. Как на допросе, когда следователи пытаются сбить тебя с толку. Минут десять он говорит о совершенных пустяках. Спрашивает, что у меня на этой неделе было на зельях, каков план на следующую, не стоит ли, по моему мнению, еще до пасхальных каникул дать пятикурсникам проверочную контрольную в преддверии СОВ, – точно так, как спрашивал когда-то, когда мы были любовниками. Доброжелательно, с весельем в голосе и одновременно так, будто учебные планы – самое важное на свете. Только я отвечаю уже по-другому, сухо и точно, попутно гадая, зачем все-таки он вызвал меня на разговор. Только ли ради Поттера?

Наконец он благосклонно кивает, дает пару незначащих советов по учебному процессу и отпускает. Я уже подхожу к дверям, когда поднимающийся по лестнице Альбус кидает мне в спину:

Гарри слишком много всего пережил, Северус. Для подобных обхаживаний ему нужен кто-то, кто умеет любить.

Черт возьми! Я опоминаюсь только уже когда оказываюсь на галерее, ведущей к Астрономической башне. Несмотря на выходной, здесь, по счастью, пусто. Впрочем, это неудивительно, в воскресенье к завтраку встает лишь каждый третий обормот. Прислоняюсь лбом к ледяной перекладине между окнами. По галерее вовсю гуляет ветер, на полу – не просохшие еще после утреннего дождя лужи. Надоели дожди…

Черт! Альбус ведь прав, разве нет? Любить надо уметь, и уж последний, кого бы я собирался уметь любить, – это Поттер. Помимо участия в ритуале и его собственной сохранности под моим присмотром мальчишка мне ни за каким чертом не нужен. Отчего же так?.. Пусто? Противно? Муторно? Все не то…

Северус! Северус!

Дожили! В тридцать четыре года страдать галлюцинациями… И все равно оглядываюсь – в очередной раз доказать себе, что галерея пуста. Значит, галлюцинации. Ни одно из принятых зелий их вызвать не может. Месяц назад я мог бы списать это на расстройство сна, но в последние недели я высыпаюсь чуть ли не так, как в детстве на летних каникулах, когда никаких дел у меня порой вообще не было. И почему именно он?

Ветер с дождем ударяет в лицо. Надо возвращаться: я не в теплой мантии, и завалиться на целый день в постель из-за простуды – не в моих планах. Хорошо, что не снег. В это время года здесь бывает и такое. Дохожу до конца галереи – опять!

Картавый мальчишеский голос, волнующийся, сбивающийся, вновь настигает меня:

Северус! Северус!

Еще раз, уже отчаяннее:

Северус!

И выдох, разочарованный, усталый, явно не мне:

У меня так ничего не получится. Я его не найду никогда. Никогда.

В эти минуты студентам лучше не попадаться мне на пути. Ирма, по счастью, уже открыла библиотеку.

Где у нас курсовые работы студентов за 74-й год?

В шестой секции. Северус, ты сам не разберешься. Что тебе нужно?

Заклинания.

Факультет?

Гриффиндор и Рэйвенкло.

В шестой секции она, чихая, снимает со шкафа гору пыльных свитков:

Вот, посмотри эти.

Раскладываю на столе. Пыль взвивается вверх, оседает на мантии. Паркинсон, Эверетт, Экклстон, Дорсет…

Только бы она здесь была!

Гринт, Стоппард, Стоппард, Лоусон, Дэйвис, Томпсон-Гриди, Лоули-Боунс… Есть! Корриган-Эванс. «Заклинание зова. Правда или вымысел».

Ирма, я беру ее с собой.

Какую?

Но я исчезаю быстрее, чем появился.

Раскладываю свиток на столе в гостиной. Антония Сесилия Корриган, Рэйвенкло – Лили Эванс, Гриффиндор, выпускная исследовательская работа по предмету Заклинания, 4-й курс Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс…

…Мы поднимаемся по косогору. Весна в самом разгаре, и печет невыносимо. В руках у Лили, вышагивающей впереди, – венок из белых нарциссов и темно-синего мышиного гиацинта. Я тащу обе наши сумки, и они мне кажутся неподъемными. У озера мы готовились к экзаменам, и у каждого из нас с десяток книг, я бы уменьшил их, но некоторые тома такие старые, что подобное превращение переживут вряд ли.

Ты ничего не понимаешь, Сев! Он взял ее и позвал, и она к нему приехала! Он просто называл ее имя, а она его услышала! Это заклинание зова, я точно тебе говорю!

Лили, он маггл! Какое может быть заклинание зова, если он маггл? Это книжка о магглах! И написала ее маггла.

А вдруг она была ведьмой, только об этом никто не знал?

Не могло такого быть. В Хогвартс забирали детей с 11 века.

Или сквибом?

Тогда все равно было бы что-нибудь известно об этой семье. А они все писательницы-магглы.

Книги Бронте у бабушки всегда стояли на почетном месте, во втором ряду после религиозных трактатов деда, потому я и знал про них.

Может, это из-за того, что у них отец был священник, – со свойственным ей упрямством продолжает Лили. – Женился на ведьме, а она побоялась ему сообщить.

Ага, а потом у него пять детей с магическими способностями. А она такая – ой, я ничего не знаю, я здесь ни при чем. Интересно, в кого это они такие? Милый, может, нам из тебя дьявола пора изгонять?

Лили заливисто хохочет. Останавливается, поджидая. Пока я дохожу до нее, у нее уже появляется новая идея:

Ой, а может, она просто услышала от кого-нибудь такую историю?

Любуюсь ее лицом, усыпанным веснушками.

Вот что я сделаю, Сев. Поменяю тему курсовой работы и поищу все, что известно про заклинания зова.

Ты не справишься одна, это слишком сложно. Сдавать курсовые уже через две недели.

Она на секунду теряется:

Да, наверное. Но ты ведь делаешь курсовую по зельям?..

Конечно, я делал курсовую по зельям, как и всегда. Но если бы и был свободен, наверное, помог бы только с большой неохотой. Вся эта ее идея казалась мне романтическими бреднями. Как же я благодарен им теперь!

«А что если убедить кого-то, кто не пишет курсовую, мне помочь? – сказала тогда Лили. У нас все пишут, но, может, кто-то из Рэйвенкло?.. Тони или Дорис?»

Ничего существенного они, конечно, не обнаружили. Но упоминаний заклинания зова даже в книгах Хогвартской библиотеки нашлось предостаточно. Правда, где искать само заклинание, никто не знал. Лили очень огорчалась по этому поводу, а я только пожимал плечами: зачем, в самом деле, оно нужно, если давным-давно существуют разного рода связывающие чары, совы и аппарация.

Ты не понимаешь, Сев, – говорила Лили. – Если два мага, которые любят друг друга, потеряются, то они смогут друг друга найти.

Но как они могут потеряться? Если только один из них не хочет, чтобы второй его нашел. Тогда в таком заклинании смысла вообще нет.

А вдруг они увидели друг друга в каком-нибудь людном месте, разговорились, влюбились с первого взгляда, но этого не поняли, а потом им пришлось разойтись, а они даже не знают, как зовут друг друга и где друг друга искать?

Если они не знают, как зовут друг друга, им, по-моему, никакое заклинание зова не поможет. И вообще, в Британии три тысячи магов, все наперечет, кому тут нужно кого искать?

Сев, вот ты сейчас лучше помолчи. Потому что иногда ты бываешь такой…

Какой такой?

Такой, что мне хочется стукнуть тебя чем-нибудь тяжелым!..

Но дулась она тогда, конечно, недолго. Через пару минут мы с ней уже куда-то шли, кажется, даже к астрономической башне. Тогда там стоял маятник от гигантских часов, и на нем можно было качаться. По дороге оттуда мы с Лили разделились, я, как всегда, перешел дорогу Блэку и Поттеру и угодил на неделю в больничное крыло.

Пергамент, естественно, оказывается не в лучшем состоянии. И все же стоит порадоваться, что Ирма со своим фанатизмом сберегла работы. Правда, ничего особенно нового, кроме того, что я и сам помню, тут нет. Разве только, что Эллис Уодсворт, известная писательница-ведьма начала 19-го века, отмечала в дневниках, что произнесла это заклинание сама собой, когда разыскивала своего жениха-маггла, пропавшего после битвы при Трафальгаре. Жених услышал ее, однако, поскольку был магглом, отреагировать никак не мог, поэтому встретились они куда позднее.

И еще за одну подробность цепляется глаз – согласно всем свидетельствам, заклинание зова произносили только те, кто сильно любил.

Перечитав работу на всякий случай еще раз, сворачиваю ее и откидываюсь на спинку кресла. Прикрываю глаза, чтоб хоть немного успокоиться, тщетно пытаясь остановить растущее в груди ликование.

Поразительно. Если только дело не в галлюцинациях, с чем я никак не готов согласиться, значит, мальчишка – маг. И более того, зная меня, как обыкновенного маггла, и несмотря на мой далеко не ангельский характер, несмотря на тот поступок, который я совершил против него, он – любит.

========== Глава 93. День Икс ==========

27 марта 1994 года, воскресенье, день

Не могу утерпеть и иду наверх, сначала через камин в учительскую, чтобы лишний раз не подниматься по лестнице, а потом во двор. Дождь уже закончился, ветер здесь не такой сильный, да и будь хоть снег, день наверняка бы казался мне привлекательным. Грязь хлюпает под ногами, я всматриваюсь в хмурое, одинаково светло-серое небо, дышу влажным воздухом, и мне хорошо.

Я прекрасно знаю, что когда Ромулу узнает, кто я такой, он разлюбит. В этом нет никакого сомнения, и это хорошо, потому что чем он дальше от меня, тем безопаснее для него. Но оттого, что если бы не мое прошлое, меня можно было бы полюбить… вот так, чтобы звать, чтобы приходить из-за этого в отчаяние… от того, что такой человек, как Ромулу, может меня полюбить…

Дождь вынуждает меня вернуться во двор. Хотелось бы присесть на скамью в галерее, но здесь уже полно балбесов. Не при них же… Не знаю, чем занять себя до обеда. И не лучше ли мне пойти в замок, гулять по нему одному? Что если узнавание стихии будет связано с опасностью, тот появится, а я как приманка и вокруг толпы учеников? Ловлю себя на том, что растерян. По идее, если мне обещали, что я узнаю – это может происходить даже в моих комнатах, некто придет ко мне или меня вдруг посетит откровение… А вдруг мне надо пойти в библиотеку и там рыться в книгах, искать что-нибудь про магию ота? Да уж, договор – это совсем не Феликс Фелицис, про который знаешь точно, что он приведет тебя туда, куда нужно, и ничего не надо делать самому. Стоп. Из чего, собственно я сделал этот вывод? Из того, что я не чувствую этой уверенности, потому что не знаю, как договор действует? Действительно, просто успокоиться и все. Фелиппе уже ушел, договор начал действовать, я могу идти куда угодно, в том числе к себе, они обещали, значит, я это получу. «Лили» обещала мне ад, Трелони предсказала мне ад, я еще должен пройти его, прежде чем со мной что-то случится. Никогда не думал, что подобные предсказания могут успокаивать…

Сразу после обеда у меня Маршан, потом нужно принести последнее зелье Люпину, он уже не будет сегодня в состоянии спуститься за ним сам. Все оставшееся время я прекрасно могу провести у себя. Выхожу из галереи, чтобы пройти в холл, краем глаза отмечая святую троицу, болтающуюся у фонтана, и вдруг вижу Драко, несущегося ко мне со всех ног:

Маркус! Он упал в обморок, профессор. Он уже второй раз падает за два дня!

Северус, мистер Малфой говорит, что это не первый раз, что мистеру Флинту становилось плохо и на прошлой неделе? – Поппи хлопочет над Маркусом, проходя диагностическими заклинаниями второй раз.

Флинт уже не в обмороке, но на всякий случай под усыпляющими чарами – некоторые диагностические заклинания неприятны, и даже болезненны. Диагностику сон делать никак не мешает.