Текст книги "Дар памяти (СИ)"

Автор книги: Miauka77

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 74 страниц)

Я, пожалуй, был рад, что это оказался знакомый мне человек. По двум причинам – во-первых, Джейн зависела от зелий, которые я делал для нее, и ей было невыгодно продавать меня кому-либо, во-вторых, я был близок к Ричарду, и в случае возникновения для меня опасности мог воспользоваться этой связью и, получив доступ в дом, с относительной легкостью стереть память всем троим.

Мужество Джейн поражало меня. К пребольшому моему сожалению, мне довелось наблюдать в жизни многое. Но я не помнил, когда еще встречал человека, который переносил свое несчастье с такой стойкостью. Разве что мой собственный дед со стороны Снейпов, который умер от рака, когда мне было шесть. Но ему было уже за семьдесят, и боли мучили его всего два месяца. Я делаю зелья для Джейн почти два года, и к тому моменту, как я начал, со слов Ричарда, проклятье было на ней уже несколько лет. А до этого другие… Между тем, Джейн вчера выглядела так, как будто сам вопрос о том, чтобы сдаться, здесь был неуместен. И – нисколько не униженной.

Я стою у себя в лаборатории, привычно нарезая ингредиенты. В котлах одновременно кипят контрацептивное, волчьелычное и кровеостанавливающее. Последнее я обычно поручаю балбесам на отработке, но в этот раз Поппи пожаловалась на истекающий срок годности зелья, которое останавливает внутренние кровотечения при серьезных ранениях. Требуется именно этот тип довольно редко. В Хогвартсе его, кажется, и не применяли ни разу. Для того, чтобы лечить человека зельем такой силы, требуется, чтобы он получил удар по внутренним органам – как минимум фирменное заклятье Долохова, которому он обучил лишь нескольких Пожирателей из внутреннего круга. В том числе меня. Но Долохов и все остальные благополучно почиют в Азкабане, а Эйвери, попавший в число обученных счастливчиков, вряд ли рискнет применить такой удар. Все, кто остался на свободе, сидят сейчас тише воды, ниже травы. Но, на всякий случай… мало ли… Сейчас, когда Темный Лорд может вернуться в любой момент, нужно быть готовыми ко всему.

Фирменные заклятья, между прочим, штука интересная. У авторов они отбирают гораздо меньше магической энергии, чем у тех, кто выучивает их потом. Поэтому мне всегда было интереснее изобретать свои собственные. А долоховский удар… Если вовремя не вмешаться, это практически замедленная смерть… При том, что если не знать, в чем, собственно, гвоздь номера, сообразить, что именно случилось с человеком, очень трудно.

Что ж, Тони всегда был садистом. Он описывал пытки с удовольствием, повторяя по многу раз. Кривил губы, рассказывая о жалком состоянии магглов. Красавчик Тони. Против его чар, пожалуй, устояла только Бэлла, до безумия влюбленная в Лорда. А Игорь как-то проговорился, что у Тони была в жизни большая любовь, и что он окончательно свихнулся именно на этой почве. Тони – и любовь! Хотя, помнится, пытки пытками, а вот про изнасилования от него я никогда не слышал, и органы он не отрезал, как Макнейр.

Все же в Тони было что-то… притягивающее. Искренность. Естественность. Эта вечная буря эмоций, неистовство, склонность к пьянству и к тому, чтобы обнимать всех подряд, напившись. «Русское», – говорил Темный Лорд. «Русское бешенство», – замечал с презрительной гримасой Люциус. Презирать-то он его презирал, но и завидовал, думаю, по-черному. Тони был единственным, кто на самом деле не боялся Лорда. Темный Лорд называл друзьями многих из внутреннего круга. Я, хм, тоже удостоился такой чести. Но Тони был его другом. И единственный из всех не опускался до того, чтобы лизать ему задницу.

Волна отвращения накрывает меня, подавляя ее, я гашу огонь над волчьелычным и подношу поближе колбу, в которую перелью очередной этап. Этот неблагодарный оборотень кривится каждый раз, когда его пьет – ему, видите ли, горько! – а то, что я варю это зелье в общей сложности 16 часов и трачу на него свое личное время!.. Так, теперь остудить заклинанием до температуры в 40 градусов и перелить. Покончив с отравой для волка, я возвращаюсь к столу. Контрацептивному – эльфы добавляют его в тыквенный сок раз в полмесяца – кипеть еще полчаса, а меня ждет кровеостанавливающее – ярутка, которую надо нарезать, и раздавленные ягоды омелы…

Омела.

В прошлом году Рождество я провел как на иголках. У Альбуса были, как всегда, большие воспитательные планы, и в свете этого он потребовал от меня, чтобы я снял опознающие защитные заклинания с гостиной Слизерина. Конечно, я знал, что Поттер и Ко варили оборотное, и что Альбус решил позабавиться в очередной раз. Я был уверен, что Драко ничего не знает о планах отца, и еще был уверен, что спровоцировать ему эту троицу – раз плюнуть. Стоит Малфою сказать хоть слово об отсутствии мозгов у Уизли, как вся эта затея любимых Альбусовых деток с оборотным провалится и… А не сказать он этого просто не мог. Я уже все его выражения, передаваемые мне Кровавым Бароном, наизусть выучил. Однако на все мои попытки возразить, Альбус непререкаемым тоном сказал: «Не вмешивайся». Иногда я его ненавидел. За эту бесконечную уверенность в собственной непогрешимости. Пожалуй, я мог бы возненавидеть его по-настоящему, если бы не знал, чем порой оборачивались такие моменты…

Когда все закончилось, мы с Альбусом, наконец, сели пить маггловский коньяк у него в гостиной, и вдруг примчалась бледная Поппи, завывая о скорбной участи Грэйнджер. Похоже, вместо волоса – кого она там собиралась изображать? Паркинсон? – мисс Всезнайка положила в оборотное кошачий волос. А мы-то удивлялись, почему Поттер и Уизли поперлись в гостиную Слизерина без своей верной соучастницы.

Я и так злился на Альбуса за всю эту историю, так еще и вместо того, чтобы провести вечер с ним вдвоем, пришлось срочно спускаться к себе и ставить антидот. Даже мысль о том, что я отдохну без Грэйнджер на уроках пару-тройку недель, не приносила облегчения.

Я как раз укрощал корни вертлявого дерунчика, когда дверь в лабораторию открылась, и на пороге появился Альбус:

Как долго ты будешь заниматься этим, Северус?

Довольно долго… по вашей милости, – буркнул я.

И тут Альбус подошел ко мне и, прислонившись грудью к моей спине, шепнул в ухо:

Это подождет до завтра. Пойдем со мной.

Куда?

Пойдем.

Я вымыл руки и отправился вслед за ним. Мы поднялись по каминной сети к нему в кабинет и потом по лестнице спустились в холл. По дороге мы не раз слышали голоса, но Альбус каждый раз остужал мои порывы заловить кого-нибудь после отбоя и продолжал тянуть за собой. В Большом зале, куда он меня привел, было пустынно и тихо. На потолке горело звездное небо, внизу мерцали огоньками ели, покрытые серебристым инеем. Без учеников здесь было хорошо. Пахло свежей хвоей и ванильным пудингом.

Придерживая меня за локоть одной рукой, Альбус вынул палочку и наложил запирающие и заглушающие заклинания на все двери. Я расслышал также заклинание от проникновения призраков.

Сюда, – сказал он тихим голосом, подталкивая меня в направлении хаффлпаффского стола. Я невольно сделал пару шагов и вдруг ощутил, что мои ноги приклеились к полу.

Что за?!.

Он засмеялся за моей спиной и показал вверх на венок из омелы и остролиста, болтавшийся над моей головой. Все еще не понимая, я вынул палочку, чтобы переместить его, но Альбус мягко взял меня за запястье и отвел руку. Он обошел меня и наши глаза встретились.

Всю жизнь мечтал освободить принцессу, – лукаво сказал Альбус, и от его тона дрожь пошла по всему моему телу.

Секунду спустя мы уже целовались, как сумасшедшие, яростно терзая губы друг друга, и я забыл всю мою злость на него, и осталось только одно желание – принадлежать ему прямо здесь, сейчас. Огромным усилием я оторвал себя от него, с трудом представляя, как мы дойдем до кабинета. Все мое тело выгибалось навстречу, а ноги подкашивались.

Но следующая фраза Альбуса повергла меня в шок.

Что ты думаешь о столе Хаффлпаффа? – спросил он меня на ухо, притягивая к себе и, видимо, чтобы лишить остатков разума, крепко сжимая руками мои ягодицы…

Альбус… Несколько минут я позволяю себе насладиться воспоминанием.

…Я лежу грудью на столе, изо всех сил сдерживая стоны, и Альбус, завернув мою мантию и спустив брюки, входит в меня, почти одним движением, задерживаясь лишь на доли секунды.

Не бойся, – шепчет он, – не бойся, мой мальчик, нас никто не услышит. Даже он сейчас спит.

При каждом толчке он задевает простату, я кричу, и через несколько движений кончаю, до предела заведенный собственным и нашим общим бесстыдством. Но Альбус не торопится выходить из меня, только крепче стискивает в объятье, и я, ощущая, как мой собственный до конца выцеженный, но еще горячий член подрагивает вновь, изо всех сил подаюсь бедрами назад…

Неважно, что теперь.

Это было, было, – шепчу я, вздрагивая от волны возбуждения. Это было, и никому не отнять у меня память.

А теперь – вбросить ярутку, влить сок омелы, увеличить огонь, и в спальню: мои десять минут, чтобы прийти в себя.

Индивидуальные средства.

Гася огонь под контрацептивным, я вспоминаю мельчайшие подробности вчерашнего разговора. Два магических контракта Альбуса, в этом можно уже не сомневаться. Один за отношения, и один, возможно, за девственность?.. И этот подлец, таким образом, воспользовался силой самого Альбуса, чтобы наложить отворотные чары. Но как их снять? Люпин сказал, что с Блэка их снял тот человек, который накладывал. Что Блэк поставил их перед фактом, мол «хорошенько поговорил с ним». Но Альбус явно не будет просить снять чары. И вот вопрос, почему? Может ли он бояться этого человека?

Я наблюдал Альбуса во многих состояниях, но никогда не видел, чтобы он боялся. Однажды, еще когда я был шпионом и как-то уходил от него к Темному Лорду, мне показалось, что я почувствовал его испуг за меня, но это, конечно, чушь. Даже сейчас, после того, что связывало нас предыдущие одиннадцать лет, я уверен, он не стал бы беспокоиться.

«…должно быть, это могущественный волшебник, если он может заставить работать такой контракт…» «Потому что могущественный платит…» Индивидуальные средства.

О, Мерлин! Не хотела ли она сказать, что только Альбус дает силу контракту, и если он захочет его прекратить, то контракт просто перестанет существовать? Конечно! Так вот почему он пришел тогда ко мне, явно готовый нарушить все условия. В тот момент контракт не работал, потому что Альбус его отменил. И это значит – тролль подери, и как я раньше не догадался – что все это Дамблдору просто выгодно?!! Великий шахматист делает свои очередные ходы, небрежно двигая тем, другим, человеком и мной, верной пешкой. Что же он получает за контракт?

Помешивая кровеостанавливающее, я бросаю взгляд на часы на каминной полке: половина десятого. Сегодня мое дежурство, и я чувствую себя усталым, но зато сегодня уже можно принять зелье сна-без-снов. Я это делаю редко, во избежание привыкания. Так… три раза по часовой, три раза против, еще раз и еще раз. Насыщенный цвет напоминает какао, а пахнет, как тогда в Большом зале, хвоей.

Я тихонько смеюсь, вспоминая, как Альбус развернул меня к себе и поцеловал в губы, когда мы кончили, а я прошептал ему в бороду: «Если бы Помона знала!» В ответ на что получил совершенно неприличное хихиканье, которое то и дело слышалось потом, пока мы гоняли по замку нарушителей и шли к его комнатам, чтобы продолжить нашу восхитительную ночь…

Северус! – он почти застает меня врасплох. Ложка вздрагивает, и я непонятно каким чудом удерживаю ее в пальцах.

Альбус! Тролль тебя дери! – Большого вреда от лишнего движения зелью не нанесено, но все же оно будет менее эффективным. – Что тебе понадобилось в такое время? – да, я зол и не считаю нужным скрывать свою злость.

Не кажется ли тебе, что ты мог бы быть более вежливым? – его тон немногим менее, чем угрожающий, о, я его, такой, хорошо знаю.

Мог бы. Но я вам не комнатная собачка, и я вас к себе не приглашал. А теперь, будьте добры, выйдите и подождите меня в гостиной, потому что мне надо доварить зелье, а это требует полной тишины и концентрации.

И… сколько мне тебя ждать?

Пять минут.

Напряжение такое, что на секунду у меня мелькает мысль, что он вот-вот впечатает меня в стену. Но Альбус только коротко бросает: «Мстишь?», разворачивается и уходит. Я слышу, как скрипит кресло в гостиной, дверь в лабораторию захлопывается. Значит, ему что-то от меня нужно. Что ж. Пусть ждет. Мог бы и Патронуса с сообщением прислать.

Дыхательная гимнастика помогает прийти в норму. Нет, я не мщу за то, что днем, когда я пришел к нему по его заданию, он меня не принял. Я просто не хочу его видеть – не сейчас. Я должен понять его игру, максимально приблизиться к разгадке, чтобы составить хоть какую-то конкуренцию на поле. Иначе… Нет, никакого «иначе» нет, Северус Снейп, и ты это знаешь. Никогда не думал, что придется играть против Альбуса, но в 17 лет не думал и что придется играть против Темного Лорда. А ведь как-то смог и переиграл же. Пусть не насовсем, а на время, пусть с помощью того же Альбуса. Значит, вопрос в том, чтобы найти союзника. Размышляя, я довожу зелье до готовности, накрываю его, разливаю остывшее контрацептивное по колбам и решительно открываю дверь. Альбус сидит, чуть наклонившись к огню, и его ощутимо бьет дрожь.

Мерлин, кажется, он весь горит. Когда он поворачивается мне навстречу, я невольно дотрагиваюсь ладонью до его лба. Так и есть. Глаза у него больные, тусклые, и я невербально призываю перечное.

Альбус берет его и держит в руках на коленях. Во всей его фигуре такая обреченность, покорность, что мое сердце начинает стучать, как бешеный мячик.

Альбус, ради Мерлина, что?

Он качает головой:

– Уже ничего не изменить.

И это, конечно, не о простуде. Но… мог ли он прочитать мои мысли? Через стены? Не глядя в глаза? Вряд ли. Альбус, конечно, многое может, но не все. Значит, случилось что-то еще, о чем мне знать не положено. Связано ли это с Поттером? С Блэком? Мысли мечутся лихорадочно от предчувствия, от бессилия. Я не могу, я просто не могу его видеть таким. Мерлин, я когда-нибудь с ним развяжусь?

Ты… ничего… не сможешь… сделать, – выдавливает он из себя, и в его глазах – слезы. Он не скрывает их. Мать твою! Мне хочется заорать.

И я, кажется, действительно ору, повторяя свой вопрос:

Что?!! Альбус, ради Мерлина, что случилось?!

Все… слишком… давно… – шепчет он, не глядя на меня. И вдруг опоминается. Как будто и не меня он здесь ждал: – Прекрати!

Тон его злой, и жесткий, слез моментом нет. И температуры как будто тоже. И губы сжимаются и разжимаются так, как будто меньшее, что он хочет сделать – избить меня.

Мне надоели твои истерики, Северус! У тебя есть обязанности, и я требую, требую, чтобы в разговоре со мной ты не выходил за их рамки! И пока ты подчиняешься мне, как директору этой школы, будь добр выполнять свои задания.

Я смотрю на него, опешив. Это что, новый вид эмоциональной раскачки? Что ж такое-то? Когда бьют и ласкают, а потом снова бьют, я еще могу понять, а когда то притворяются беспомощным, то через пару минут становятся мелкопоместным тираном, это уже из ряда вон… Как будто в нем одном два разных человека!

Я жду ответа, – напоминает он мне, не вполне понимающему, какой ответ требуется. И сверлит, сверлит темными от гнева глазами.

Я не буду выходить за рамки и буду выполнять задания, директор, – на всякий случай покорно говорю я, изображая тупого первоклашку.

С минуту он давит гнев. Грудь его вздымается. Я прошу прощения, иду в кухонный закуток и призываю чайник. Альбус терпеливо ждет, пока я заклинаниями кипячу воду, завариваю чай и разливаю его по чашкам. Его лицо вновь кажется расслабленным.

Что за приступы он переживает, хотел бы я знать?

Альбус берет чашку, которую я посылаю к нему с помощью беспалочковой магии, смешно прихлебывает и закрывает глаза. Сейчас он снова похож на себя прежнего, чудаковатого пожилого волшебника.

Я не смог принять тебя сегодня, – говорит он тихо.

Я понял, – усмехаюсь я.

Когда ты идешь на встречу?

Я не хочу на нее идти.

Но выбора нет, не так ли?

Это вы меня ставите в позицию без выбора. Пусть Кавендиш не стал вас слушать. Но вы – глава Уизенгамота, вы могли бы поговорить с кем-то еще, кроме Кавендиша. С его начальством, например. А ваш друг Грюм?

Грюм сейчас далеко отсюда. Это дело чести. Она была дочерью члена ордена.

Ордена давно нет, Альбус. И я не вижу, чтобы кому-то, кроме вас, было до нее дело.

Орден будет возрожден, и ты знаешь об этом. Кроме того, ты сам предполагал, что ее убили.

Если бы я знал, что из этого получится, я бы держал свои соображения при себе, – хмыкаю я, но Дамблдор не обращает на меня внимания.

А теперь тебе предлагают заниматься тем, чем, судя по всему, занималась эта бедная девушка, – добреньким тоном продолжает он.

Если она этим занималась, Альбус, то она была вовсе не бедная. Кроме того, она сама выбрала свою судьбу.

Ты когда-то тоже выбрал не ту сторону, – «мягко» напоминает Дамблдор.

Но я ее сменил, – холодно говорю я. – А вот то, чем вы предлагаете мне заниматься… Если об этой встрече узнают в аврорате, они меня в порошок сотрут. С моей репутацией это может означать только Азкабан.

Ни то, ни другое, Северус. Я позабочусь о тебе, – уверенно отвечает он.

Мне бы эту уверенность, думаю я, назавтра идя к дому того, кто носит псевдоним «мистер Виллен». И чья это уверенность: того Дамблдора, которого я знал, или того, которого я бы предпочел не знать никогда?

Дом Гаспара Горбина, брата одного из владельцев «Горбин и Бэркс», который выступает посредником во всем, что касается темных зелий, кажется мирным и спокойным. Дверь мне открывает юный компаньон Горбина, мой старый знакомый. По широкой каменной лестнице – довольно приличной, с ковровой дорожкой – мы поднимаемся наверх.

Предчувствие охватывает меня на последних ступеньках.

Мистер Горбин в кабинете, – говорит, почтительно кланяясь, компаньон и поворачивается ко мне вполоборота, чтобы открыть дверь.

И в эту секунду я выхватываю палочку, поворачиваюсь, и, мгновенно выставив щитовые чары, бегу по лестнице назад, чтобы в следующую секунду услышать град заклятий, разбивающихся о мой щит. И увидеть, как входная дверь закрывается прямо передо мной на два больших засова, а перед окнами вспыхивает тщательно выстроенный магический барьер. А еще – понять, что пути к отступлению отрезаны. Все.

========== Глава 28 В ловушке. ==========

Четверых нападавших я вижу лишь в свете вспышек заклятий и магического барьера, который высвечивается всякий раз, когда я делаю шаг в сторону окна. Снять его возможно, но на это нужно время, а времени у меня как раз нет. С засовами – то же самое. На них – темные проклятья, и их не обойдешь просто так. Надо разрушить дверь, а значит, нужно пространство для маневра.

Под ноги мне скатывается тело горбинского компаньона. Отшвыриваю его пинком – проверять, жив ли он, некогда. Вроде непростительных пока не звучало. И это значит, что меня хотят взять живым.

Все равно не уйдешь, Снейп, – доносится хриплый голос с лестницы. Незнакомый. Но положения это не облегчает. Пока что я удерживаю их на верхнем этаже, благо лестница достаточно узкая, но долго так действовать невозможно.

Двое из них, следуя тактике группового боя, прикрывают щитами двух других, пытающихся прорваться сквозь мои барьерные заклинания. Мне же приходится удерживать свой собственный щит, поддерживать и менять барьерные и одновременно наблюдать за дверью. Как долго это будет длиться – непонятно. Силы примерно равны, и я знаю, что устану не скоро. Все эти годы я старался поддерживать форму, тренируясь как один, так и с любителем дуэлей – Флитвиком. Если что, у меня в кармане еще и пара поддерживающих зелий найдется.

Нападавших было больше, но двоих, самых слабых, атаковавших меня, как только я спустился, снизу и слева, я вырубил сразу. Очнутся они не скоро, минимум через пару часов. И все же наверняка где-то есть резерв. Если я и выберусь из дома, они прихватят меня снаружи. Слева от лестницы – дверь во внутренние помещения, и возле нее никого нет. Либо это обманка, либо слабое место в плане. Но, судя по тщательности приготовления засады, вряд ли у них есть слабые места.

За дверью во внутренние помещения есть потайной проход. Это-то меня и смутило: Гаспар никогда не принимал меня в кабинете наверху. Если добраться до прохода… Если хоть куда-нибудь добраться, можно отправить Патронуса – к Альбусу. Если только он не…

Я в очередной раз меняю барьер. Один из удерживающих щит вдруг кричит что-то на непонятном мне языке, отскакивает в сторону и скрывается сбоку галереи, за дверью. Пошел за помощью, надо думать. Массой задавят.

Безусловно, моя позиция и так уязвима. Стоит проколоться – и меня отшвырнут спиной к магическим барьерам, или к двери, прямо на проклятые засовы. Чтобы добраться до потайного прохода, нужно миновать дверь, и пока я буду снимать с нее заклинания, бравые ребята спустятся по лестнице.

Дверь, в которую убежал четвертый, открывается, и из нее выскакивают еще двое, и я достаю одного из них Сектумсемпрой, ослабив на секунду щит. Волна неотраженного Круцио бьет меня вскользь, обжигая половину тела сотнями раскаленных иголок. Нападавшие мгновенно пробивают барьер, выставленный над перилами, и раненный мной падает вниз. За ним прыгает вновь пришедший, и мое заклятие, посланное все еще дрожащей рукой, идет мимо. А наверху снова четверо, и теперь меня атакуют с двух сторон, и мне, ослабленному, надо действовать с удвоенной скоростью.

Кажется, мне скоро конец.

Я понимаю это так же ясно, как вижу улыбку на лице парня, который, не обращая внимания на раненного товарища, лениво посылает в меня заклинания. Улыбка предвкушения и торжества. Вскипающее при виде ее бешенство придает мне сил, и следующая Сектумсемпра отбрасывает его через всю комнату к нужной мне двери, а еще одна бросает на перила того, кто уже на середине лестницы. Я выставляю барьер между ним и следующим, но это уже – от отчаяния, так как весь периметр лестницы барьерными заклинаниями надолго не оградить, слишком большое пространство. Кажется, в меня попало еще что-то, так как начинает кружиться голова, а во рту появился нехороший привкус. Последним усилием я все-таки выстраиваю общий барьер и завязываю его на магию парня, стекшего по перилам.

– Вим дедуко*!

Это – темные искусства, отвратительная штука. Пока он не умрет, каждая их попытка прорвать барьер будет отражаться силами их товарища. Но о том, что я способствовал чей-то смерти, я буду думать потом, не в пылу битвы. Если у меня еще будет такая возможность.

Сколько у меня времени? Минута? Полминуты?

Удерживая щит слабеющей рукой, нащупываю в кармане мантии четырехгранный фиал с укрепляющим и вливаю его в себя одним глотком. В голове сразу проясняется, и я прихожу в себя как раз вовремя, чтобы выставить очередной барьер. Четвертый, очевидно, мертв. Нападавших осталось трое. Однако это ни о чем не говорит. Все они достаточно натренированы, а тот, кто поддерживает щиты – высокий крепкий мужчина со светлой лентой в длинных черных волосах – силен в беспалочковой магии и очень искусен. Даже в аврорате волшебников, которые могут выставлять стабильные щиты, раз-два и обчелся. В-общем, радоваться нечему. А уж когда он начинает кидать взгляды на входную дверь, как будто ждет помощи оттуда, я понимаю, что времени осталось совсем мало.

Наверное, я никогда больше не смогу посмотреть Альбусу в глаза, мелькает у меня в мыслях. Ну что ж, значит, такова судьба. Точным движением я швыряю на середину лестницы зелье ночи. Ее мгновенно заволакивает густым удушливым дымом, а я бегу к заветной двери влево, где путь к отступлению мне отрезает магический барьер. Почему-то я был в этом уверен.

Засов на двери чуть дергается. Стоя в луже крови среди трех раненных и двух оглушенных, я выставляю барьерное заклинание на вход и связываю его с силой всех пятерых. Это отнимает так много энергии, что от слабости у меня подкашиваются ноги и двоится в глазах. Надрывно кашляя от дошедшего до меня дыма, я падаю на колени и еле удерживаю барьерные заклинания на лестнице и щит. Входная дверь приоткрывается, раненые дергаются и хрипят, а лохматый, стоя у разрушенных перил наверху, кричит какую-то фразу на незнакомом языке. Должно быть, просек мою стратегию и велит убираться. Решил, что раз я на коленях, то сами справятся, а товарищей губить необязательно.

Ну что ж. Раунд третий. Дверь захлопывается, и я вскакиваю на ноги. Невербальное разоружающее – и в левой руке у меня палочки пятерых магов, я отправляю их в карман.

Стойте! – кричу я. – Раненые умрут, если я им не помогу.

Нападавшие, все трое, на секунду замирают. Потом лохматый коротко бросает приказ, и я понимаю, что на благородство их не пробьешь. Значит, будем убивать лохматого.

Барьер теперь только на самой лестнице, а там они в безопасности. Мысль, что я уже вывел из строя пятерых, ненадолго подбадривает меня. Не бесконечны же они, в самом деле.

Но тут голова опять начинает кружиться, в ушах шумит, к горлу подступает тошнота, а перед глазами мелькают черные точки. Значит, то, чем меня достали, – долгодействующее. Во рту опять появился тот самый, металлический привкус. Видимо, это – проклятье, которое воздействует на кровь.

И я никогда больше не увижу Альбуса. А Ромулу даже не узнает, что я умер, и будет ждать меня. Как все-таки несправедлива жизнь! Словно во сне я поднимаю палочку, удерживая барьеры. Я уже не понимаю, закрываюсь ли щитовыми чарами, или рассоздал их. Середину груди пронзает острая боль, от всплеска которой я едва не теряю сознание, и каждое движение становится мучительным.

Десять секунд, Мерлин, мне бы всего десять секунд. Вложив все силы в то, чтобы удерживать на весу руку с палочкой, я прислоняюсь спиной к витому столбу, глаза неумолимо закрываются.

Он готов! – кричит кто-то торжествующе, и я, сделав еще одно, немыслимо тяжелое усилие, бью Сектумсемпрой наугад. Бью и попадаю. Не по лохматому – по одному из тех двух, кто стремится ко мне сквозь павшие барьеры. И в этот момент дверь наверху распахивается. И я еще не падаю – столб держит, но уже закрываю глаза – потому что на кой черт сражаться теперь, когда я проиграл? Заодно узнаю, зачем же они так меня хотели.

Все. Вот теперь точно все.

*Vim deduco – что-то в духе «отнимаю силу».

========== Глава 29 Поиски и видения. ==========

Хен, это все, что я смогла достать в четырех библиотеках! – Полина Инесса укоризненно посмотрела на сестру, которая с сосредоточенным видом сидела среди разбросанных по кровати книг. – И я уже не могу, не могу переносить книги по темным искусствам в собственной спальне! Я уж не говорю о том, что мне четыре раза пришлось резать свою руку, чтоб ты их открыла. Бред какой-то! Открывать книги, поливая их кровью. – Она вздрогнула.

Полли, пожалуйста, – Эухения Виктория, непривычно бледная и еще более непривычно худая, посмотрела на сестру тем самым умоляющим взглядом. – Это же мой единственный шанс вспомнить все. Если я не вспомню, что это за заклятье и как я узнала его, и как я вообще его произнесла …

Полина Инесса со вздохом опустилась рядом с Эухенией, обнимая ее.

Я знаю, знаю... Это и меня мучает, но мы уже который день копаемся… – она посмотрела на книги и содрогнулась. – Тут опять только про пытки и проклятия, насылающие болезни, и ничего похожего на то, что мы ищем.

А вот это, например. «Боевая связывающая магия», – Эухения Виктория стала открывать книгу, которая лежала к ней ближе всего. Книга окрысилась и попыталась было укусить ее за палец, но девушка прикрикнула на нее, и та присмирела. – Вот, слушай: «…тогда возможно связать силу мага с помощью заклятья Вим Дедуко и обратить ее против него же. Подробнее см. страница 116».

Хен! – Полина Инесса отобрала у нее книгу и захлопнула, – чтобы произнести это заклятье, нужно быть магом как минимум уровня Грегори. Это значит – сильнее мамы.

Когда ты успела прочитать?

Пока искала то, что ты меня просила, – недовольно отозвалась сестра.

Вот эту, – сказала Эухения Виктория, касаясь ладонью книги «Средневековые проклятия Европы», – я уверена, что уже держала в руках. Но я этого абсолютно не помню. Где ты ее нашла?

В библиотеке у бабушки Миры. И если кто-нибудь из старших узнает, что я там брала!.. Может быть, ты успокоишься, и несколько дней не будешь об этом думать, утро вечера мудренее? А пока я отнесу их в нашу библиотеку.

Нет, – быстро сказала Эухения Виктория, облизывая губы. – Их не должен видеть кто-то еще.

Хранить их здесь? – в глазах Полины Инессы был настоящий ужас.

В комнате Макса! – уверенно сказала Эухения. – Эухенио ночует теперь у дедушки, так что комната мальчиков свободна.

Мне кажется, что эти книжки делают что-то ужасное уже тем, что просто лежат, – пробормотала Полина Инесса.

Эухения Виктория сдавленно охнула.

– А если… а если… – отворачивая взгляд от сестры, прошептала она, – я вообще его выдумала?!

Хен, не говори чепуху. – Полина Инесса вновь обвила ее руками. – Ты не могла выдумать заклятье, которое…

Которое убило четверых человек, – спокойно и чуть-чуть насмешливо закончила Эухения Виктория. – Почему же нет? Выдумала же я зелье, которое помогает человеку переносить жару.

Ну, знаешь, я бы не стала сравнивать одно с другим, – Полина Инесса сердито собрала книги и, вытянув руку с палочкой, подняла их в воздух прямо перед собой, отодвигая как можно дальше, как будто боялась, что они ее заразят. Когда она вышла из комнаты, Эухения Виктория откинулась на подушки. Ее лицо было сосредоточенным, веки подрагивали.

– Идеальное преступление, – проговорила она. – Некто, не помнящий, как он убил. И не оставляющий за собой улик. И, возможно, убивший врага его же силой. Хм, а это интересно.

Едва Полина Инесса вернулась, как Эухения Виктория поднялась и, притянув сестру за рукав, сказала ей на ухо:

Как ты думаешь, мог кто-то стереть мне память?

Тебе?

Ну да. Допустим, из человеколюбивых соображений. Чтобы я не страдала? Ведь если бы ты не сказала мне, что видишь в моей ауре, что я убила всех этих людей, я бы и не знала точно, что их убила именно я. Я была бы уверена, что это сделал Ромулу, и он просто не хочет говорить об этом.

Не надо было мне тебе рассказывать, – вздохнула Полина Инесса.

Не надо, – согласилась Эухения Виктория, но потом покачала головой. – Есть еще кое-что.

Она помолчала, прежде чем продолжить:

– Мне снятся сны, в которых я хочу убивать, Полли.

О дева Мария!

Полина Инесса сползла на пол, прислонилась головой к кровати и обхватила колени руками:

– Я… я не знаю, что сказать, Хен.

Эухения Виктория вытянулась на кровати и свесила голову, пытаясь заглянуть сестре в лицо.