Текст книги "Дар памяти (СИ)"

Автор книги: Miauka77

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 74 страниц)

Ал? Тебе же понравилось. Ты…

Альбус, не глядя на Геллерта, протискивается мимо него и скрывается в глубине дома. Дверь гулко ударяет по стене.

Мелкий засранец!

Геллерт стискивает в руке палочку так, как будто хочет ее сломать.

Кажется, это не все воспоминание. Зеркало опять становится просто зеркалом. Батильда, затаив дыхание, стоит около него, и вскоре ее терпение вознаграждается.

Теперь уже поздняя ночь. На комоде горит одинокая оплывшая свеча. Альбус, сидя на кровати, открывает заклинанием окно, и на подоконник взбирается Геллерт. Оба молчат.

Завтра возвращается Аб, – наконец выдавливает Альбус.

Хочешь сказать, это помешает нам видеться?

Я не знаю.

Ал, – голос Геллерта звучит напряженно. – Клянусь… я больше никогда не сделаю ничего против твоей воли. Обещаю тебе.

Альбус долго смотрит на него, а потом медленно кивает.

Геллерт смеется:

– Ты – маленькое чудовище, Ал, ты знаешь это? От тебя у меня срывает крышу.

Альбус дует на свечку, и смех Геллерта тает в ночной мгле.

Выйдя из воспоминаний, я сижу опустошенный, измученный, как будто из меня долго вынимали и наконец только что вынули кусок души. Наверное, это действительно происходило долго – в гостиной сейчас ощутимо темнее, должно быть, время перевалило за вторую половину дня. По стеклам все так же продолжает лупить дождь. Я открываю окна, пытаясь впустить хоть немного свежего воздуха. Батильда просит меня зажечь свечи. В конце концов я делаю еще и чай. По-хорошему, покормить бы ее, но времени нет. Впрочем, за один день вряд ли что-то случится.

Я спрашиваю, чем она питается.

Тони Майерс… Прюэтт готовит еду для меня. Приносит два раза в неделю.

Прюэтт? Родственница Уизли?

Маркус, ее муж – двоюродный брат Молли Уизли. Хороший парень, но, как всем министерским, ему всегда некогда. Сын Лукреции Блэк, сестры Ориона Блэка.

Ладно. Не хватало еще в дебри генеалогии Уизли и Блэков сейчас лезть. И так ясно, что все друг другу родственники.

Третий Обливиэйт снимается неожиданно быстро.

Комната с низким потолком. Справа от кровати – полки с фарфоровой посудой. Геллерт стоит посреди комнаты и призывает различные предметы, которые укладываются в открытый мешок, валяющийся у его ног. Что-то вылетает из-под кровати, что-то из шкафа, что-то проносится мимо Батильды, которая явно стоит в дверях. Колдует Геллерт без палочки. Ворот его рубашки разорван, и по шее на грудь спускается широкая красная полоса, как если бы он второпях залечивал рану. Костяшки пальцев на правой руке разбиты.

Наконец мешок наполняется.

Говнюк, – выдыхает Геллерт, пиная его. – Чтоб его козлы затрахали!

Куда ты теперь? – спрашивает Батильда.

Геллерт пожимает плечами, затягивая тесемки на мешке.

В монастырь, куда ж еще? Павана давно обещал научить меня кое-чему.

Возьмет он тебя в ученики, как же! Он тебя с твоими планами по завоеванию мира раскусит в два счета.

Не раскусит. Он спит и видит, как сбыть с рук Марию.

А ты?

Предлагаешь жениться? – заходится булькающим смехом Геллерт. – Ты хоть видела ее? Дочь настоятеля, а ведет себя как полная шлюха.

Ну да, зачем тебе на ней жениться? У тебя уже есть шлюха – Альбус Дамблдор.

Реакция Геллерта неожиданно бурная. Он хватает с кровати палочку и приставляет ее к горлу Батильды:

Ты, старая швабра, не смей называть Ала шлюхой. Никогда, поняла?

Батильда испуганно кивает.

Так я и знал, что ты шныряешь вокруг, вынюхивая… Про Испанию тоже не смей никому говорить.

А Альбус? Если Альбус спросит?

Не спросит. Это же Альбус Дамблдор, он теперь будет сидеть тише воды, ниже травы и винить во всем себя.

В его словах одновременно и насмешка, и горечь. И я неожиданно понимаю, что… понимаю его.

Так что… – Гриндевальд берет мешок и, уменьшив его, прячет в карман. – Впрочем, так будет даже лучше… Обливиэйт.

Стер мне память, да? – дребезжит старческим смехом Батильда. – Умный мальчик. Всегда был.

Почему он сбежал?

Батильда раздумывает:

Тогда я думала, что Альбус просто не досмотрел за Арианой, не дал ей вовремя лекарство или что-то вроде этого, потому что был в койке с Геллертом. Аберфорт, наверное, как-то убедил Альбуса, что все дело в Геле. Альбус и раньше был не слишком внимательным братом, а тут увлекся этими идеями по завоеванию мира. Альбус хотел стать великим волшебником, а Гел умел увлекать. Наверное, Аберфорт что-то наговорил Альбусу, Альбус что-то наговорил Геллерту… отказался ехать с ним.

Сколько они встречались? – спрашиваю я не своим голосом.

Геллерт жил здесь два месяца.

В остальных воспоминаниях об Альбусе не находится ничего интересного. Может, там что-то и было, но сейчас память Батильды похожа на дырявую простыню, и из нее исчезли уже целые годы. Похороны я просматриваю по касательной. Потом еще несколько встреч. Затем не могу удержаться – перехожу к воспоминаниям о Лили, и нахожу то самое, где она действительно плачет, рассказывая обо мне. Пьяная в стельку. Такой я ее никогда не видел. Наверное, устала сидеть взаперти. Лили всегда была очень свободолюбивой. Или, может быть, это те дни, когда убили Макиннонов. Наверное, стоило бы посмотреть больше, но после Альбуса мне хочется только в постель и забыть об этом дне.

В любом случае, из того, что мне нужно, Батильда не знает ничего. И мне не хочется думать, что я знаю, что делать.

В Лондон я возвращаюсь около семи. Где находится дом Маршана, я не знаю, поэтому отправляюсь в клинику. Он, по случайности, оказывается там.

Опять торопитесь на тот свет, Северус? – спрашивает Хенрик, когда я сажусь в кресло для посетителей в его роскошном кабинете. У него усталое лицо, круги под глазами, и заметно, что он очень мало спал.

Берилл как-то не слишком напоминает вас, Хенрик.

Берилл – прекрасный специалист, и с вашим сегодняшним сеансом она бы справилась не хуже меня. Теперь же – мало того, что вы пропустили сеанс, вы нанесли себе вред, и наверняка немалый, тем, что прорывались сквозь антиаппарационный барьер. Вы очень везучи, Северус. Ваша стихийная магия каким-то образом позволяет вам откалывать такие номера, но не факт, что это будет продолжаться долго. У всего есть предел.

Вы бы позволили себя осматривать женщине?!

Мне очень жаль, что так получилось, Северус. В моей работе всегда присутствует определенный процент срочности. Я не принадлежу себе и своим планам и могу порой лишь только передать своего пациента человеку, который может меня заменить. Вы желали срочно использовать ваше воскресенье, я лишь стремился вам помочь.

Но ведь в вашей клинике полно целителей-мужчин. И все они связаны клятвой неразглашения.

Он молчит. Потом сминает пачку из-под маггловских сигарет на краю стола. И говорит. Таким тоном, как если бы очень не хотел мне это говорить.

Проблема в том, Северус, что Берилл – единственный человек в клинике, которому я вообще могу доверять. Меня не устраивают ваши варианты – воспользоваться помощью человека, а потом наложить Обливиэйт.

Неужели?

Он смотрит на меня пристально, потом понимающе кивает.

Все мы нарушаем этические законы в той или иной мере, Северус. Не вижу смысла увеличивать количество нарушений без необходимости. Я постараюсь принимать вас сам, но если Берилл придется заменить меня, прошу вас, не отвергайте ее помощь. Вы для нее – лишь пациент.

И сюзерен ее мужа, – усмехаюсь я.

Тем более, вы знаете, что она никоим образом не сможет причинить вам вред. Жена вассала подчиняется тому, кому подчиняется вассал. И даже после смерти своего мужа остается в вассальной зависимости от сюзерена.

Покидая кабинет Хенрика, я все еще думаю, не сообщить ли мне ему, что Берилл пообещала проклясть меня. Наверное, это лишнее хотя бы потому, что я и так уже проклят. Иначе какого тролля я раз за разом захожу в тупик?..

Около десяти часов я наконец вхожу в свою спальню, в халате, с кружкой какао в руке и, оставив ее на тумбочке у кровати, прямо поверх кипы сочинений, которые надо проверить к завтрашнему утру, открываю книжный шкаф. «Зелья от старческих болезней» как будто сами прыгают мне в руку. Магия проклятой книги почувствовала мое желание и стремится его выполнить – дурной знак. Но зелья настаиваются, я испробовал все известные пути и, кажется, времени искать другие почти нет.

========== Глава 78. Выхода нет. ==========

9-13 марта 1994 года, среда-воскресенье

И все же Ричард остается какой-никакой надеждой.

Мы сидим в том самом баре; место, наверное, особо безопасным не назовешь, но времени у обоих нет.

С официальными данными про Андерсов туго. В деревне они появились в 1968 году, когда Мария была на последних месяцах беременности. Известно, что старший Андерс был в чине капитана, но где он его выслужил, непонятно. В армейских маггловских архивах его нет, для разведки – слишком простоват и звание маленькое. В деревне помнят, что он был приветливым, но про семью не рассказывал, только отвечал на вопросы о здоровье. Его часто встречали в окрестностях, обычно со старшим сыном. В лесу у них была своя поляна, на которой Андерс тренировал Джулиуса – учил драться и стрелять из лука. Дети Андерсов ни с кем из деревенских не дружили. Грегори все вспоминают, как очень приветливого застенчивого мальчика, Джулиуса как очень заносчивого. В последние пару лет перед кончиной Андерса часто видели одного и пьяного. И старшего сына рядом с ним уже не видели. Дома у Андерсов никто из деревни не бывал. Мария значится в национальном реестре магов – иммигрантов как Мария Вишневецкая. Прибыла порталом из немецкого Киля в ноябре 1967 года. Видимо, не стала рисковать с аппарацией, будучи беременной. Дальше Киля все следы теряются, в самом городе из магов ее никто не помнит, книга с записями была уничтожена при пожаре примерно в то же время. Служащий при портале, разумеется, ничего не помнит. Священник в Блуберри-Бинс сказал, что видел ее много раз в церкви на службе. Но к причастию она не ходила и на исповедь тоже. Объясняла это тем, что была католичкой и не хочет принимать чужие обряды. Как-то она проговорилась, что у нее есть брат, с которым она не общается. Судя по всему, ее это сильно печалило. По словам священника, у нее были превосходные манеры, и она явно принадлежала к высшим слоям общества. В то же время вопросов, почему такая утонченная леди, как она, вышла замуж за небогатого отставного военного, ни у кого не возникло. На ее счет в деревне не сплетничали.

Маглоотводящие чары?

Что мне в этом во всем не нравится, Снейп, – что это не просто чары, а очень мощная их разновидность. Вся деревня с полями оплетена по кругу, и они до сих пор держатся.

И это значит, что ставила их Мария, либо кто-то из ее сыновей. Анабелла их не ставила?

Нет, Анабелла их не ставила. У нее обнесен был только дом. А про сыновей Марии… мы не знаем, второй сын маг или нет. И про самого Андерса ничего не знаем.

Ну, это можно проверить по книге записи в Хогвартс.

Кажется, придется наведаться к Минерве в ближайшее воскресенье.

Дальше, – щурится Ричард. – Вишневецкие – польская фамилия. Но магов с такой фамилией в Польше вообще нет. В 1950-м году родилось несколько Марий, всех проверили, все не наши.

Магглорожденная волшебница-аристократка?

Которая не училась ни в одной волшебной школе…

А записана?

А вот с этим проблема. Аристократов в Дурмштранг, например, вообще не записывают. Они просто прибывают туда в назначенный срок, и все. Книга записи в Дурмштранг регистрирует только магглорожденных по Восточной Европе, но при этом их в школу не берут. Магглорожденных-аристократов спихивают в Шармбатон, куда берут всех, неаристократов – в частные магические школы в Варшаве или Будапеште.

Она, конечно, не засветилась ни там, ни там?..

Хочешь на нее полюбоваться? – Ричард вытаскивает из папки черно-белый рисунок. С него смотрит редкой красоты молодая женщина, несколько меланхоличная, но с решительным подбородком. В лице что-то притягивает взгляд, оно явно из разряда «раз увидел – уже не забудешь».

Она еще и блондинка. Местный художник вдохновился и нарисовал картину, которую потом подарил ей. Набросок остался у него.

Хороший художник?

Да. В сумме, что мы знаем о твоем человеке, Снейп? Ты же понимаешь, что чем больше информации, тем…

Волшебник не сильнее Шеклболта, однако временами каким-то образом накладывает очень мощные чары. Знает, как обращаться с портретами и привидениями, чтобы обезвредить их, владеет разновидностью ментальной подчиняющей магии, закрепляющей власть при сексуальном контакте. Владеет редкими заклинаниями уничтожения памяти. Был любовником Альбуса Дамблдора с 69-го примерно по 80-й год. По всей вероятности его также близко знала Минерва Макгонагалл.

Исходя из всего этого ему может быть сколько угодно лет… – Ричард крутит в пальцах серьгу. – Единственное, что мы знаем достоверного – он мужчина и маг. Каким образом он может быть связан с Андерсами? Пресловутый брат Марии? Кстати, в Европе ходят слухи про группировку испанских наемников, которые отличаются тем, что добивают своих. При этом выйти на них невозможно. Остается предположить, что это чей-то личный боевой отряд, выполняющий определенные задачи. Как я понимаю, Мария владела испанским. Их несколько раз видели в деревне с Анабеллой, и они оживленно болтали на неизвестном языке.

Внешность у нее славянская.

И прибыла она сюда из другой части Европы. Но возможно, что просто путала следы.

Джулиус Андерс был очень искусным магом, и каким-то образом его взяли в аврорат. Значит, у него была достаточная подготовка еще до того, как он связался с этим… владельцем группировки. Частные учителя?

Я проверю. И вот еще, – он протягивает мне нечто размером со спичечный коробок.

Набросок с лягушками? – спрашиваю я.

Даже нечто большее. Коллекционный привет от Рональда Муна.

И… как он поживает?

Ну… – Ричард усмехается. – С головой теперь небольшие проблемы. Не все может вспомнить, бедняга. Провалы в памяти и нервный тик.

Тик?..

Ну, не всем везет получить заказ на скромного преподавателя зельеварения Северуса Снейпа. А тут такой шанс навыки отработать.

Неожиданно мне становится не по себе. Может, Батильда и утверждает, что нет ни темной магии, ни светлой, да я и сам иногда в своих размышлениях склонялся к тому же, но я слишком хорошо помню свое собственное опьянение – нет, не при использовании Круцио: это мне никогда удовольствия не доставляло, – при изобретении Сектумсемпры. Это упоение, что ты – можешь. И – потому что можешь, как будто даже имеешь право. За эти мгновения я теперь чувствую огромный, все нарастающий стыд. Словно кто-то разрезал на мне одежду, от шеи до самого низа брюк, и потихоньку разворачивает на потеху публике, комментируя каждый открывающийся жадному взору дюйм моего костлявого некрасивого тела. И мне впервые становится страшно за то, что было бы, если бы я порезал Поттера сильнее. Интересно, это магия долга так сработала, защитив его? Или мое намерение было не в том, чтобы именно ранить его, а в том, чтобы остановить, показать, что я тоже могу? Но сила заклинания не может определяться только силой намерения. Ведь и простое заклинание без всякого намерения может убить… Я учился на втором курсе, когда после пасхальных каникул школа не досчиталась двух первокурсников – они тренировали оглушающие, и один после этого уже не встал. Или все же, значимость силы намерения и есть главное, что отличает светлую магию от темной, точнее, темную от светлой? Но тогда получается, что темные заклинания – как раз и есть самые гуманные, ведь они не могут убивать сами по себе. Для этого необходим дополнительный параметр, который не так-то просто набрать.

Кажется, я сам уже достаточно запутался в своих предположениях. Да и Ричарду я разве указ? Это его люди, которых он фактически привел под меня, и я, разумеется, могу ими распоряжаться, и структура его дела так устроена, что бунт будет вряд ли, ведь человеку, находящемуся в вассальной зависимости, слишком быстро влетает за неподчинение, магия безжалостна. Да и скооперироваться его подчиненные особо не могут, потому что, как я понимаю, большинство просто не знает о существовании друг друга. Задания выполняются устоявшимися парами, тройками, но связи между теми и другими нет. Однако еще больше давить без необходимости не хочется. Понимаю, что, несмотря на лояльное поведение, шансов на возвращение дружбы все равно нет – эта сдержанность, которой не было никогда, чувствуется теперь чуть ли не в каждом жесте, и это, Мерлин, так напоминает ссору с Лили, – но лучше воздержаться от того, что может обострить отношения и спровоцировать Ричарда так или иначе причинить вред в первую очередь самому себе.

Поэтому я не говорю ни слова, и в конце концов он возобновляет беседу сам. Причем сразу с неожиданной для меня темы.

Кстати, я тут поискал возможных других Принцев, – говорит Ричард. – Из всех в живых осталась только престарелая тетка, сестра твоего деда. Если она откинет копыта, имение уйдет ее племяннице по мужу. Ритой эта племянница точно быть не может. Она толщиной с половину Гремучей ивы, училась дома и владеет магией на уровне самого отстающего ученика третьего курса. К тому же, ей семьдесят лет, и у нее одышка и артрит. До твоей матери замуж за магглов по официальной версии никто не выходил. Так что либо это удивительнейшее совпадение, либо у кого-то из Принцев был внебрачный ребенок, которого приняли в род втихую, а потом кому-то подкинули и впоследствии он не основал свой род, но наследников все-таки наплодил.

Мысль интересная, вот только искать этих Принцев – как? Как принц искал Золушку, примеряя туфельку, так и мне развесить объявления: «Всем, у кого щит изогнутый зеленый с золотыми и черными точками, срочно явиться в Школу Чародейства и Волшебства Хогвартс…» Ну, или в Тупик Прядильщика, ага.

Домой я возвращаюсь глубоко за полночь. Четверг насыщен промежуточными контрольными сразу для двух курсов, и, конечно же, надо пораньше лечь, но я больше часа сижу за столом в лаборатории под мерное бульканье очередного варева для Люпина и рассматриваю содержимое «спичечного коробка».

Увеличив его, я обнаруживаю перед собой кованый сундучок с засовами. Его длина составляет примерно 10 дюймов, ширина – семь, а высота еще десять, и весь он доверху полон колдографиями Малфоя в самых затейливых позах. Разумеется, одетого Люциуса там нет. Зато того, на что бы не хотелось смотреть – хоть отбавляй. Должно быть, Мун подвешивал колдокамеру где-то в воздухе, возможно, зачарованную на невидимость – в конце концов, уровень аврора предполагает значительную подготовку, а небольшие предметы зачаровывать на невидимость куда проще, чем людей. Не мог же Люциус позволить все это снимать? Или… мог? Тогда, в разуме Рэнделла я смотрел эти воспоминания скопом, почти пролистывая их: по счастью, чтобы стирать память, не надо вглядываться. Но, возможно, у Люциуса просто не было выхода – принесли, подвесили в воздух, поставили перед фактом…

По действиям Люциусов на картинке однозначно не скажешь – некоторые из них пытаются спрятаться за рамку, зато другие откровенно подставляют задницу, позволяя рассмотреть ее во всей красе. В конце концов я ловлю себя на том, что тупо пялюсь в очередную дырку, во всех подробностях созерцая складочки отверстия и редкие волоски вокруг. Но спать, к счастью, хочется больше, чем что-либо еще.

В оставшиеся дни недели меня ждет относительно мирная жизнь, а в воскресенье я проникаю наконец к Минерве. Пароль срабатывает, и я без труда узнаю про второго сына Марии, родившегося в Блуберри-Бинс двумя годами позже, чем его старший брат. Про капитана Андерса, где бы и когда бы он ни родился, книга не знает ничего. Поиск отнимает значительное время, и я выскакиваю из комнат Минервы, едва не столкнувшись с самой Минервой. В итоге приходится пригласить ее на чай. Что ж, будем считать, что я отделался очень легко.

Вечером мы опять встречаемся с Ричардом. Для того, чтобы обменяться сведениями. Причем его информация столь же неутешительна, как и моя. Из известных частных учителей Джулиуса Андерса никто не учил.

А потом приходит время произносить заклятье.

========== Глава 79. Договор с судьбой ==========

13 марта 1994 года, воскресенье

В книге написано, что лучше всего это делать в пустой часовне или церкви. Подойдет, в том числе, покинутая и полуразрушенная – главное, чтобы сохранилась крыша над головой. В этом есть не только сакральный смысл, но и практический: на здания подобного рода легче накидывать чары, мешающие распознавать сильные выбросы магии. Я выбираю церковь, где некогда принимал метку на Белтайн. Только теперь рядом нет Люциуса, с которым я мог бы разделить ритуал.

Церковь, кстати, практически примыкает к его землям в Уилтшире. Но на подступах к ней мы с Ричардом не находим никаких охранных чар. В прошлые разы мы с Люциусом аппарировали прямо внутрь. Вряд ли, конечно, кто-то из наших заботится об этом месте сейчас, но рисковать не стоит.

Среди уилтширских магов ходят слухи, что место это проклятое. Возможно, они недалеки от истины, так как отсюда держатся подальше и птицы, и летучие мыши. В свете серпика новорожденной луны готическое здание с темными провалами окон, в которых торчат осколки стекол, выглядит довольно зловеще. Меня пронизывает насквозь внезапный холод, и я невольно вспоминаю свой первый раз здесь и другие посвящения, в которых мне пришлось участвовать тоже. Сейчас все это кажется омерзительным, а сам я – не лучше заклейменного барана, но тогда я чувствовал нетерпение и веселье, и был счастлив от ощущения принадлежности и единства. Что ни говори, Лорд умел и убеждать, и вдохновлять – так, что действительно хотелось пойти за ним и в огонь, и в воду без всякого Империуса. Это потом уже, когда ты попадался и подставлял предплечье, оказывалось, что это были всего лишь брачные игры в твою сторону, во всей красе.

Очень хорошо помню ту неделю, когда мы с Эйвери обнаружили наконец, что для нас исключение здесь делать никто не будет. Что мы точно такие же бараны в стаде, и провинность означает – в лучшем случае – легкое Круцио. Помню, как мы прятали друг от друга глаза и громко и оживленно заговаривали на отвлеченные темы…

Пока мы с Ричардом продираемся сквозь кусты по остаткам некогда выложенной булыжником дороги, нас сопровождают шелест ветра и шум дождя, но когда мы проходим под аркой, звуки стихают, и церковный двор накрывает гробовой тишиной. Должно быть, это остаточное действие противопогодных чар – что, кстати, говорит о том, что здесь совсем недавно выполняли какой-то ритуал. Скорее всего, вчера, в новолуние – привязанный к лунному циклу. Мне кажется, я даже вижу вытекающие из дверей церкви грязно-серые клубы плотного тумана – сгустки темной магии, остатки выбросов во время обряда.

Мне это не нравится, Снейп, – говорит Ричард. – Ты не мог бы найти место почище?

Для темномагического обряда?

На входе, кроме остатков Импервиуса, никаких чар нет. Мы спокойно проходим внутрь. Ричард колдует двумя палочками. На одной держит Люмос, второй выводит определяющие заклинания.

Пустой зал кажется огромным. Под потолком через всю церковь протянута гигантская паутина, с которой тут и там свисают мертвые черные пауки, размером не меньше ладони. На полу валяются кости, бедренная и берцовая, кажется, что они совсем свежие. Тут же лежит опрокинутая чаша, сделанная из черепа. На ее стенках – бурые пятна, потеки видны повсюду на каменных плитах пола. Алтарь тоже перепачкан кровью и спермой, от него несет мочой. В нише за ним со стены свешиваются в три ряда новенькие цепи – видимо, здесь ждали своей участи жертвы обрядов.

Ричард вынимает из карманов два светильника, сделанные из черепов каких-то животных, и подбрасывает их в воздух. Они зависают над нашими головами. Около часа мы занимаемся тем, что очищаем церковь – как физически, так и от остатков магии после предыдущего обряда. Наконец на плитах остаются только самые застарелые пятна, паутина, которую не взяло Эванеско, горит вместе с костями в костре, устроенном Ричардом во дворе. В церкви снова пахнет пустотой и сыростью, и, приступая к начертанию круга защитных рун, я чувствую острое сожаление – сам не знаю, из-за чего, то ли по поводу прошлого, то ли все-таки по поводу того, что происходит сейчас.

Торопиться нельзя, но и медлить тоже – темные ритуалы потому и темные, что до света… Прогоняю все лишние мысли и дорисовываю круг. Становлюсь на колени и быстро произношу заклятье вызова проводника. Скоро все решится.

Самое неприятное в ритуале – это то, что заклятье вызова действует не только по прямому назначению. После него голова раскалывается, во рту пересыхает и тошнит. Теоретически можно было бы произнести только половину формулы, но без второй части я проводника просто не увижу. Это сущность другого мира, выше призраков, и для того, чтобы общаться с ней, нужно на время стать чем-то подобным. Много лет назад, проведя ритуал впервые, я мучился последствиями еще примерно с неделю, однако в ту неделю я узнал много нового об окружающих, с легкостью читая людей будто изнутри.

После произнесения заклятья проходит около получаса. Колени затекли, голова кружится и хочется лечь. В прошлый раз, впрочем, было хуже, и ждал я два часа – да и то только затем, чтобы мне сообщили, что договора быть не может. «Не в твоем случае, Северус Снейп».

Ричарду приказано оставаться снаружи, пока я не позову. Конечно же, в этом есть определенный риск, мало ли что может случиться во время ритуала… Но это уже моя вторая попытка, и, возможно, третьего шанса не будет. Впрочем, чувствую я себя почти сносно.

Если б еще не хотелось так спать. Не в силах бороться, я наклоняюсь вперед и упираюсь руками в холодные плиты, и в этот момент руны вспыхивают слабым светом, и в кругу с громким неприличным звуком возникает проводник. В прошлый раз это была женщина очень высокого роста, закутанная в белое с головы до ног, сейчас – увеличенный вариант черта. Нет, скорее получерта. У него лицо повидавшего виды лавочника, а жалкие остатки волос на голове аккуратно зачесаны за самые обыкновенные человеческие уши, зато внизу – козлиные копыта, хвост с кисточкой и огромный член, болтающийся между тонких искривленных ног и очевидно мешающий при ходьбе. Не знаю, что ввергает меня в больший ступор, общий вид или именно этот член. Мне хочется сбежать, причем очень далеко. Хочется, чтобы он сейчас сказал: «Не в твоем случае…» Насмешливо, с издевкой, как угодно грубо, с запретом ввязываться впредь в какие бы то ни было ритуалы вообще. Я готов снести даже пинок в живот. Да нет, даже какой-нибудь козлиный аналог Круцио. И не один. Но мне совершенно ясно, что ничего такого не произойдет.

У него полупрозрачные, но вполне себе плотные, пальцы с молочно-белыми ногтями. Его руки унизаны еле заметными перстнями и браслетами. Он цепляет меня за подбородок, заставляя смотреть в глаза. Я молча вырываюсь, и козлочеловек почему-то отступает.

Боишься смотреть в глаза судьбе, Снейп? – хмыкает он, игриво постукивая хвостом по плитам. – Давай уже, озвучь, что там у тебя.

Я прошу остановить любовника Альбуса Дамблдора, который охотится на меня и на Гарри Поттера, или указать мне способ, как его остановить, – голос звучит не слишком твердо, но выставляться тут не перед кем. Эти-то точно видят насквозь.

Он опять хмыкает:

Так и знал, что от тебя ничего хорошего не дождешься. Ты всегда просишь за десятерых. Нет бы жену там себе попросил или дом… А то тоже пришел тут один, говорит, хочу управлять миром.

Я вздрагиваю и невольно впиваюсь взглядом в его лицо. Оно непроницаемо.

И?

Ну, дали ему силу почувствовать на часик, сам отказался.

Почему? – тупо спрашиваю я.

Ну ты дурак, Снейп. Кому ж она нужна, сила-то?

Что-то я не понимаю. И кто к нему приходил? Лорд? Или, если «тут» значит «недавно», то кто-то из наших, оставшихся на свободе? Или?..

Да нет же, – с досадой морщится он. – Это еще до твоего хозяина было. Забыл, что вы время меряете не так, как мы.

«Хозяин» царапает, отзывается давней, тупой болью.

А тот приходил тоже, куда ж без этого.

Что просил? – голос срывается в глухой хрип.

Альбуса твоего, конечно.

И? – не знаю, зачем я спрашиваю. Ответ и так очевиден. Иначе не торчал бы сейчас здесь, таращась на гигантский козлочлен и слушая нетерпеливое постукивание копытом.

Не дали, конечно.

К-как не дали? Но он же…

Снейп, ну ты сам подумай. Кто ж душу-то чужую будет продавать? Да еще своего.

А что…

Так, все, хватит разглагольствовать, жди здесь, – резко обрывает он меня и, крутанувшись вокруг оси, исчезает. Кисточка на прощание хлещет меня по носу, и еще несколько секунд под сводами церкви слышен смех.

Появляется он почти тут же, не проходит, наверное, и пары минут.

Ты пойдешь со мной, Снейп, – заявляет безапелляционно. – Держись… эээ, – оглядывает себя, потом машет рукой, – просто встань рядом.

Я делаю шаг, когтистая лапа хватает меня за плечо, и мир исчезает.

Прихожу в себя я на бугристой песчаной дорожке, выложенной по краям серыми камнями. Налево и направо – пропасть, вдалеке с обеих сторон – заснеженные пики гор, а впереди – низенькая арка белых ворот. Оглянуться я не успеваю. Козлочеловек подталкивает меня так стремительно, что я влетаю в арку чуть ли не кувырком. Едва успеваю встать, как он уже тащит меня куда-то в следующую арку, потом – еще в одну. Так мы проходим их не меньше десяти. Под ногами то песок, то хвоя, воздух здесь потрясающий – свежий и с запахом горных сосен, растущих тут и там в глубине дворов. Впрочем, дворами это трудно назвать. Стены, ограждающие пространство, а скорее даже просто нагромождения ничем не скрепленных серых камней разных форм и размеров, в самой высокой точке едва достигают колена. За ними кое-где клубятся облака, а в других местах – воздух совершенно прозрачен и отчетливо видно очередную гору.

Наконец мы оказываемся перед невысоким зданием с колоннами, которое напоминает дворец или храм. При нашем приближении из него вылетает стайка полупрозрачных фей, ростом не больше фута каждая. Они оживленно щебечут, размахивая крошечными волшебными палочками. Пространство вокруг нас преображается. Песок под ногами сменяется плитами. Тут и там из трещин в них выползают различные растения, арку, в которую мы вошли, оплетает виноградом, его сочные иссиня-черные кисти клонятся вниз по обеим ее сторонам. Проводник вновь хватает меня за руку и указывает влево – мы обходим дворец по узкой дорожке вдоль неожиданно вставшей рядом с нами высокой стены. Я не решаюсь потрогать камень, но он кажется не менее плотным, чем те, из которых построен Хогвартс.

Что происходит? – спрашиваю я, когда дорожка сужается настолько, что нам приходится протискиваться по одному.