Текст книги "Дар памяти (СИ)"

Автор книги: Miauka77

сообщить о нарушении

Текущая страница: 50 (всего у книги 74 страниц)

Маркуса можно назвать красавцем, даже несмотря на слишком большие зубы. Он немного напоминает латиноамериканца. Черные жесткие волосы, черные густые брови и серые, но из-за больших зрачков кажущиеся черными, глаза. Именно такие глаза называют чарующими. Сейчас смуглая кожа прибрела почти что цвет муки, до того она бледная. Впрочем, скоро она превратится в землистую, передо мной лежит, можно уже сказать, труп. И с одной стороны – сам напросился и надо отвечать за свои поступки, тем более даже не граничащие с преступлением, а именно преступления; не хотел бы я быть на месте Забини. А с другой стороны – что он в своей жизни видел хорошего, кроме Квиддича? Пока был жив дед, который умер только в конце прошлого года, в доме Флинтов ходили по струнке. Против его воли нельзя было даже чихнуть. Тот же отец Флинта на первом курсе умолял меня, буквально в ногах валялся, просил придумать Маркусу какую-нибудь дополнительную работу, чтобы он на законных основаниях мог бы остаться в Хогвартсе на рождественских и пасхальных каникулах. Но, не дай Мерлин, не отработки. Оттого Маркус и завалил все экзамены в прошлом году, чтобы только остаться в школе еще на один год, предпочел получить за это, но не возвращаться домой. Дед умер в декабре. Представляю, насколько они вздохнули свободно, а теперь – новая напасть. Маркус, между тем, единственный сын.

Конечно, я оправдываю его, пытаюсь найти смягчающие обстоятельства, иначе, возможно, меня раздавит груз собственной вины – я позволил такому случиться на моем факультете. Минерва появляется на пороге, наверное, убедиться, что капитан соперников перед решающей игрой выведен из строя, и я почти завидую, что в ее разнузданном и, казалось бы, предрасположенном к такому львятнике ничего подобного не происходит.

Северус, это… – Поппи отрывается от Маркуса и стискивает палочку обеими руками.

Да?

Я уже знаю, что она скажет, и все-таки, наверное, где-то во мне еще жива глупая надежда, потому что, когда она говорит, меня словно ударяет Круциатусом. Давно подозревал, что самое лучшее, что я могу сделать – это разучиться надеяться вообще.

Это проклятие. Первичное поражение есть почти на всех органах. Значит, оно – смертельное?

Я не знаю, что сказать. «Поппи, может быть, ты ошиблась?» Смешно.

Поппи, а ты не могла?.. – робкий вопрос Минервы повисает в воздухе.

Нет. Это исключено. Я сделала диагностику уже два раза.

Я встаю:

Можешь быть довольна. В игре с Гриффиндором, – выплевываю, – он точно играть не будет.

Северус! – двойной возмущенный вопль настигает меня, когда я уже оказываюсь в кабинете Помфри у камина.

Но я-то знаю, что я прав. Из-за квиддича Минерва готова своими зубами моим змейкам горло перегрызть. Если б не Поттер, львятник никогда бы не выиграл, и это понятно всем. Пусть они смеялись над тем, что Люциус всем купил Нимбусы, но сами выезжают исключительно на одном игроке. На том, что всегда было в игре самым несправедливым. Можно сколько угодно зарабатывать баллы честной игрой, но потом появится кто-то вроде Поттера и отнимет победу в один миг. Всегда отнимет. Мое персональное проклятье. Поттеры всегда что-нибудь у меня отнимают, неважно, победу ли моего факультета, единственного друга или спокойную жизнь.

Ловлю себя на том, что уже битых пять минут сижу на корточках перед камином – как вышел из него, так и сел, вместо того, чтобы действовать дальше. Тиканье часов на камине, обычно еле слышное, кажется невыносимо громким. Неумолимое время, в очередной раз доказывающее, что у «должен» никаких отсрочек быть не может…

Через полчаса нужный мне человек вываливается из камина. Сертория Флинта можно было бы принять за какого-нибудь конторщика из романов Диккенса – так он невзрачен и так втягивает голову в плечи, что сразу видно, что это человек маленький, напуганный на всю жизнь. На одутловатых щеках, противореча бледности кожи и черным и серым тонам одежды – плотным брюкам и запачканному мукой жилету, цветет болезненный румянец. Мука – это один из бизнесов Флинтов, поставки для кондитерских и крупных домохозяйств.

Люциус сказал, что вы хотели видеть меня? – он виновато и суетливо отряхивается, и я подавляю чувство брезгливости. От него пахнет затхлостью и мышами, и я радуюсь, что я не домохозяйка, пекущая пироги. Впрочем, из такой дешевой муки я вряд ли бы стал что-то печь.

Да, – я приглашаю его присесть. Он качает головой и остается у камина, как будто готовится в любую минуту удрать назад.

Виски?

Ей-богу, с Анабеллой это было куда легче.

Спасибо, мистер Снейп. Не могли бы вы… эээ, объяснить мне суть дела поскорее? Видите ли, я очень спешу. Кто-то напустил крыс на два наших склада. Апчхи!

Ваш сын сегодня упал в обморок на тренировке, – выпаливаю я безо всякой обходительности. – Он серьезно болен и…

Серторий перебивает меня суетливым жестом.

Ах, это! – говорит он так, как будто речь идет о самой обыденной вещи.

Вы не поняли, – с трудом сохраняю спокойствие. – Ваш сын – смертельно болен, мистер Флинт. Все его жизненно-важные органы поражены проклятием.

Я знаю, – говорит он совершенно спокойно и замолкает.

Я холодею. Неужели Анабелла еще и сообщила, тварь, удержаться не смогла?!

Собственные слова звучат как чужие:

Откуда вам об этом известно?

Он достает из кармана мятый платок и вытирает пот со лба:

Можно присесть?

Да, конечно.

Серторий падает в кресло и несколько минут молчит. Взгляд перебегает с одного предмета мебели на другой, как будто не может выбрать, на чем же остановиться. Потом Флинт фиксирует его на своих сплетенных пальцах, мнущих живот, и начинает говорить, негромко, но размеренно и четко, словно хочет, чтобы каждое его слово врезалось мне в память.

Видите ли, мистер Снейп, за все годы, что наша семья находилась под властью моего покойного отца, у меня развилась привычка ходить к гадалке, чтобы узнать, не случится ли чего-нибудь еще, что нанесет нам с Маркусом непоправимый вред. Со временем эта гадалка, Флавия Уэстли, сделалась другом нашей семьи, и у нее вошло в привычку просматривать поле нашей фамильной магии. Около месяца назад Флавия сообщила мне, что в поле моего сына появилось смертельное проклятье, putrescat paludem, если не ошибаюсь. – Он взмахивает рукой. – Впрочем, это несущественно. Флавия также сообщила мне, что увидела это же проклятие в поле друга моего сына, Терри, Теренса Хиггса. Она также сказала, что связь этих проклятий с нашими сыновьями столь черна, что это означает лишь одно – наши сыновья совершили проступки, за которые их прокляли. Болезни, являющиеся результатом этого проклятия, протекают очень тяжело, вылечить их невозможно, можно лишь ускорить конец. Посоветовавшись с Туллием, отцом Теренса, мы решили перевести это проклятие на себя, мистер Снейп, а также ускорить его действие. Три недели мы готовились к ритуалу, который совершится в следующее воскресенье. Я… прошу вас не говорить об этом Маркусу. – Он вновь достает платок и начинает разминать его в руках. – Мне кажется, я имею на это некоторое право.

Я не скажу ему.

Ни о том, что он вообще был так болен, мистер Снейп. – В меня вперяется просительный, но настойчивый взгляд.

Я обещаю.

Я вам верю, – он встает. Подходит к камину, потом оборачивается: – Если это случится еще до выпуска, вы уж присмотрите за ним, пожалуйста, мистер Снейп?

Серторий Флинт, суетливо взмахивая руками, исчезает в зеленом пламени, а я медленно опускаюсь в только что оставленное им кресло, думая о том, что и самый неприятный человек может оказаться полон величия.

Ричард хочет с вами встретиться, Северус, – говорит Маршан, едва я сажусь на кушетке после просмотра. – Он ждет вас на вашем обычном месте, так он сказал.

Вот как? А больше он ничего не хочет? – торопливо одеваюсь, даже не думая изображать достоинство.

Хенрик не смотрит на меня, уже готовый перейти в гостиную:

Он сказал, что у него есть подробности о деле в Лютном переулке.

Как это все некстати! И почему без письма, так срочно? Мне еще до ужина нужно быть в Хогвартсе и отнести зелье Люпину.

И сказал, что хватит и двадцати минут.

Мерлин, но почему там? Почему он не мог прийти сюда, например?! Кто из нас тут сюзерен, а кто вассал? Какого черта?!

И все же… Мало ли. Вдруг у Ричарда срочная новость о том, что меня могут арестовать по возвращении в Хогвартс, Альбус знает, что я у Маршана, а Ричард не хочет на всякий случай светиться рядом со мной.

Маршан кладет на столик между нами книжную закладку из тончайшей кожи.

Вот портключ. – И добавляет к нему мятый конверт без надписей. – Это до Хогвартса.

Нет, скорее всего, ничего такого – просто Ричарду захотелось вечером гульнуть, а о том, что у меня сегодня полнолуние и обязательства, он не в курсе. Наскоро застегиваю мантию, засовываю конверт в карман, набрасываю магглоотводящие чары и активирую закладку. Портключ переносит меня в парк напротив клуба. Несколько секунд оглядываюсь, привыкая к тому, что нахожусь здесь днем. Накрапывает дождь, но и парк, и улица отнюдь не пустынны. Повсюду прогуливаются магглы, одна даже, молодая мамашка в драных джинсах и дутой куртке, чуть не сбивает меня коляской. Вот была бы потеха – посмотреть на ее удивление: чары рассеивают внимание, но не убирают меня из пространства. Вовремя делаю шаг в сторону. Девушка и юноша несутся навстречу друг другу, врезаются, падают на газон, смеются. Внутри словно что-то переворачивается. Сейчас я перейду через дорогу, войду в клуб и увижу Ричарда. Первый раз с тех пор, как…

Неприятно, но это надо сделать. В конце концов, это мой поступок, и я должен отвечать за него. Никогда уже между нами не будет прежнего, и надо смириться с этим, научиться жить с тем, что я опять все разрушил сам. Альбус прав – я не умею любить. И людям ли, магам ли – всем надо находиться как можно дальше от меня.

Размышляя, я сам не замечаю, как ухожу назад, в парк. И чем дольше я иду, тем больше начинаю нервничать. Сердце не на месте – кажется, так говорят. И еще – к Ричарду, кажется, это не имеет никакого отношения. Осознав это, я холодею. От ужаса, который на миг затмевает разум, я даже не сразу вспоминаю, что у меня в кармане лежит портключ. Опомнившись, вытаскиваю его, стискивая в руке перед активацией, и… Зов Гарри настигает меня именно в этот момент. Точнее не зов, потому что зовом это назвать нельзя. Это просто крик, вопль, и я лечу, увлекаемый воронкой перемещения, сопровождаемый оглушающим отчаянным: «Нет!».

Приземляюсь на землях Хогвартса, метрах в пяти от избушки Хагрида. Попадаю в яму и сразу падаю в грязь, не на колени – всем телом. Голова все еще кружится – черт бы побрал того, кто сделал этот портключ, меня что, убить хотели? Никак не могу подняться, цепляюсь пальцами за остатки прошлогодней травы. На нее падают красные капли – из носа? со лба? Вопль Гарри стоит в ушах. Господи, что же этот проклятый эльф? Почему он не поможет ему? Почему никто ему не поможет?!

Профессор Снейп!

Это Хагрид. Я рад даже ему. Но почему же так медленно? Встаю, опираясь на его плечо.

Ох ты ж, что ж это с вами случилось? – огорченно говорит он.

Зрение медленно фокусируется на замке. Слишком далеко. Чары полета в таком состоянии – самоубийство. Господи! Если ты есть! Мерлин, кто-нибудь!

И в ту же секунду меня рывком выдергивает из рук Хагрида. В следующую – я уже в родном коридоре, в подземельях. Передо мной – эльф Анабеллы, Тинки.

Мастер Северус, мастер Северус – черный человек в вашем кабинете с мальчиком Гарри. Он там, – лопочет он, прижимая руками к голове большие уши. – Черный человек закрыл дверь. Черный человек закрыл все двери.

Так перенеси меня туда!

Мастер Северус, Тинки не может. Черный человек знает заклинания против эльфов. Черный человек увел мальчика Гарри.

Как давно?! – через класс, прилегающий к кабинету, я пролетаю моментом.

Эльф материализуется у двери рядом со мной.

Три минуты назад.

Три минуты. Не думать, как много можно успеть за три минуты. Господи, сколько чар на двери, и каких! С этими мне не справиться никогда. Эта мощь подвластна, наверное, только Лорду. Или директору.

Доставь сюда Альбуса! – рявкаю я. – Немедленно.

Тинки печально взмахивает ушами:

Тинки не может. Директора нет в замке. Тинки не подчиняется директору и не чувствует директора.

В класс вплывает Кровавый барон.

Я ничего не смог сделать, профессор. Он опять бросил в меня Термино. Он сильнее и хитрее нас всех.

Что же делать? Господи!

Помоги мне, и я в тебя поверю!

И вдруг вспоминаю.

Хогвартс иногда дает, если просишь. Ты, что, никогда не просишь защиты у Слизерина?

Салазар, Хогвартс, защитите его! – мой вопль, наверное, слышно по всему этажу. Но в этот момент мне наплевать на все, кроме Поттера, запертого в моем кабинете. Утыкаюсь в дверь лбом, пятная ее кровью, готовый пасть на колени от отчаяния. И слышу – как щелкает, отпираясь, замок за замком, вижу, как расплетаются, разрываются разноцветные нити чар. Хогвартс услышал меня!

========== Глава 94. Все удалось ==========

27 марта 1994 года, воскресенье, вечер

Поттера – в Гриффиндорскую башню, – поставив щит, я влетаю в кабинет.

Мальчишка – в дальнем углу между двумя шкафами, вихрастая голова в облаке искр чихает и кашляет, но я с первой секунды понимаю, что он соорудил себе огненный щит. А в центре кабинета – я.

Заканчивается все, как ни странно, быстро. Авады я не ожидаю, но именно она летит в меня первой. Зеленая вспышка разбивается у самого лица, как будто стекает с прозрачного кокона. Спасибо Филиусу и нашим дуэлям, я быстро прихожу в себя. Второе же мое Конфринго задевает левое плечо моего врага. Он хватается за него, одновременно выставляя мощнейший, смазывающий пространство перед глазами щит и шипит совершенно моим голосом:

Не думай, что ты выиграл, Снейп. Я еще вернусь и получу свое. И ты пожалеешь, что встал у меня на пути, пожалеешь, что вообще родился на свет.

И с этими словами… исчезает. Я едва успеваю отскочить, вновь выставляя щит, но, судя по ветру, пронесшемуся мимо меня, он вылетает в класс. Дверь мгновенно захлопывается. Хоменум Ревелло показывает только меня и Поттера. Его щит опадает, и Поттер, цепляясь за шкаф, делает два шага к моему столу и оседает в мое кресло. В другой момент выгнал бы его в два счета, но не сейчас. Подхожу и беру маленького идиота за подбородок, заставляя смотреть в глаза. Он успешно фокусирует взгляд на мне.

Я просто устал, – говорит он.

Неудивительно. Не умея пользоваться магией, выставить стихийный щит. Хорошо хоть на него магию не направил! Палочка Поттера валяется на полу. Выуживаю из кармана бодрящее.

Пейте!

А…

Он берет фиал, но медлит, и я не выдерживаю – пою его сам. Поттер покорно подставляет рот, одновременно обеими руками вцепляясь в мои руки. Жутко неудобно, надо сказать. Заканчиваю с кормлением. Он весь дрожит. Разжигаю огонь в камине. Снимаю мантию и накидываю ее на него. Он снова вцепляется в меня. Я вздыхаю. Сдаюсь. Призываю стул и сажусь рядом.

Лучше расскажите, Поттер, как вы в это вляпались.

Мне просто захотелось в туалет. Рон убежал куда-то с братьями, сказал, что сейчас вернется, я ждал целый час. А Гермиона хотела еще посидеть в библиотеке. Ну и не мог же я ее просить пойти со мной в туалет.

Почему нет?

А вы бы попросили? – слабо огрызается он. – А если бы он и ее?..

Да уж. Выбор небольшой.

Ну вот. Я как увидел его, сразу выставил палочку и говорю: «Не подходи!». А он… – Поттер замолкает.

А он?

В том-то и дело, что я больше ничего не помню. Очнулся уже здесь, он стал пороть всякую чушь, что меня сейчас оттрахает, потом свалит на вас, я… Ну, вы говорили, что против мага магию – глупо, я обрушил люстру на него, потом Инкарцеро, Экспеллиармус, и пошел дверь открывать. Не открывается. Камин оказался заблокирован. А он развязался и меня Ступефаем к стене и в угол. Потом… я пытался не пустить его к себе, а он…

А он?

Я ничего не понял. Он то как будто пытался загасить магию, то вдруг она больше становилась. Это вначале. Потом он заржал, отошел на середину кабинета и сказал, что я через несколько минут устану, и мы повеселимся. А потом появились вы.

Вы смотрели ему в глаза, Поттер? Там, в туалете?

Ну да. Нельзя было?

Нельзя.

Он может становиться невидимым. Это значит, что он может в любой момент появиться здесь, и?..

Нет. – Я вдруг понимаю, что с трудом удерживаю торжествующую улыбку. – Это значит, что его стихия – это воздух, Поттер! И это значит, что мы его победим!

Я бы еще мог свалить его исчезновение на то, что он просто выбрал магию Филиуса из защитных чар, но то, что он не мог справиться со щитом Поттера, уже на это не свалишь. Вода и земля легко могут загасить огонь, дело только в количестве силы, но воздух в этом плане непредсказуем, и шансы, что он, наоборот, раздует пламя, чрезвычайно велики. Потому он и не стал рисковать, просто решил подождать. А Поттер выиграл время.

Из-за двери неожиданно раздается усиленный Сонорусом голос Минервы:

Северус, немедленно открой дверь и выпусти Гарри! Иначе я ее взорву.

Мы с Поттером поворачиваемся друг к другу и начинаем дико, неудержимо, смеяться. И все-таки мне это удалось! Все было не зря!

Мы так и хохочем, оба, два истерика, до тех пор пока дверь действительно не вылетает.

Гарри! – Минерва бросается к нему, я отхожу в сторону.

Поттер икает от смеха, зрелище душераздирающее. Минерва поворачивается ко мне, в ее глазах – ярость. Палочка в секунду оказывается у моей шеи. Что-то это мне напоминает. Я приперт к шкафу. Минерва задыхается от гнева:

Как… Как ты посмел?!

Не трогайте его! Он ничего не сделал! Он защитил меня!

Вот. А теперь фигура вторая, благородная ярость в духе Поттера. Чего-то подобного я и опасался. Сейчас Поттер выдаст ей всю подноготную, и… Минерва отступает, растерявшаяся, сбитая с толку, ее взгляд перебегает с меня на Поттера, потом опять на меня.

У меня был выброс магии, – продолжает Поттер. – Из-за злости на Блэка, – поясняет он. – Я знаю, что он сделал с моими родителями. И я часто злюсь из-за него. Вчера профессор учил меня направлять магию в сторону, чтобы я никого не задел. Я попросил профессора поучить меня еще, он согласился.

Но… я ничего не понимаю. Гарри, ты же сказал Рону, что профессор Снейп увел тебя на отработку.

Ну да, – вдохновенно продолжает врать Поттер. – Я боялся, что если кто-нибудь узнает, то меня выгонят из Хогвартса. – Он опускает взгляд. Ни дать ни взять невинная овечка.

Мистер Поттер, что за чушь! Никого еще не выгоняли из Хогвартса за выбросы магии, – строго говорит Минерва.

Это потому что она понятия не имеет, какой силы эти выбросы.

Северус…

Альбус знал о наших занятиях с самого начала, Минерва, – сообщаю я спокойно. – И мы обсуждали это с ним не далее, как сегодня утром.

Но дверь… ты закрыл дверь на неизвестные чары, заблокировал камин…

Разумеется. Я не хотел, чтобы мои занятия с мистером Поттером стали достоянием общественности и тем более моего факультета. Минерва, я бы хотел увести мистера Поттера в свои комнаты. Перед твоим приходом он учился преобразовывать стихийную магию в щит, это его вымотало, и ему необходимо оказать помощь и накормить. Пойдемте, мистер Поттер.

Я вновь накидываю на него сползшую мантию, приобнимаю за плечи. Мы проходим мимо остолбеневшей Минервы. Конечно, она вряд ли сообщит об этом Альбусу, но сейчас мне очень, очень хочется ее подразнить.

Оборотень, как ему и положено, болен. Сидит на своей койке, вцепившись в одеяло, такое же серое, как и он сам. У него едва хватило сил, чтобы открыть дверь. Уходя, я закрою ее на невидимые, но очень прочные засовы.

Северус, это не смешно! – говорит он, когда я выставляю на стол два совершенно одинаковых кубка и объясняю суть.

Только жалостливым видом, будь он даже хоть в сто раз несчастнее, меня не проймешь.

Разумеется, Люпин. Это совсем не было смешно, когда Поттер насильно напоил меня этой добавкой. А некий гриффиндорский староста караулил в это время в начале коридора, вместо того чтобы выполнять свои прямые обязанности. Мне тебе напомнить о том, что из моей жизни выпал практически месяц, большая часть марта, когда мне пришлось оставаться в своих комнатах и ежедневно клянчить у других тетрадки, чтобы переписывать лекции? И потом взамен выполнять чужие домашние задания вместо того, чтобы готовиться к СОВам. И все пасхальные каникулы, которые ты провел дома, в окружении любящей семьи, Люпин, мне пришлось просидеть в спальне, не имея возможности даже пойти в библиотеку. И, поскольку все уехали домой, не было никого, кто бы мог принести мне хотя бы одну гребаную книгу!

И ты столько лет ждал шанса поквитаться, ну и ну, – он смотрит на меня с сожалением.

Да, это злит. Я бы придумал что-нибудь еще, но это только у безмозглых гриффиндорцев эмоции всегда идут вперед дела. А я точно знаю, чего я хочу. Поэтому отвлекаться на препирательства с оборотнем не собираюсь.

Я озвучил тебе, что мне нужно, Люпин, – говорю холодно. – Выбирай, время не ждет. Отдай мне карту, и я скажу тебе, в каком кубке добавки нет. Как она действует на человека, ты знаешь. А вот последствия для оборотня предсказать не берусь.

Наверное, в этом есть что-то от всемогущества. Осознание того, что ему некуда деться, пьянит. Люпин, склонившись головой чуть ли не к коленям, прикрывает лицо рукой.

Черт бы тебя побрал, Северус. Ты прекрасно знаешь, что не оставил мне выбора, – с ноткой безнадежности в голосе говорит он. – Но послушай меня. Я отдам тебе карту, но для тебя она бесполезна. Она зачарована так, чтобы ты не мог ей пользоваться. Джей использовал твой волос в колдовстве, чтобы она всегда опознавала тебя.

Черт, а вот этого я не предусмотрел. Но не сдаваться же…

Мог бы придумать что-нибудь поправдоподобнее, Люпин.

Нет, я правду говорю, – чуть запинаясь, продолжает он.

Ну в таком случае ты взломаешь эти чары, вот и все.

Это не так-то просто сделать. Здесь магия двух умерших, погибших страшной смертью, то есть по сути принесших кровную жертву.

Люпин, карта подчиняется тебе. Карта подчиняется Поттеру. А еще она подчинялась Уизли, которые отдали ее Поттеру.

Откуда?..

Поттер мне сам сказал об этом. И заметь, я не пытал его. Так что уверен, ты найдешь способ сделать так, чтобы карта подчинялась мне.

Но сейчас…

Сейчас, как ты справедливо заметил, у тебя нет времени. Поэтому я просто заберу карту, а ты дашь мне нерушимую клятву, что сделаешь все, чтобы взломать ее для меня. И клятву, что ты не скажешь об этом Альбусу.

Но, Северус…

Именно так.

Убить его клятва, поскольку произнесена в отсутствие свидетеля, не сможет, но в крайнем случае сделает еще более больным. А оборотное и лекарства с рецептурой, измененной для оборотня, могу сейчас варить только я.

Когда я поворачиваюсь, чтобы уйти, вслед мне доносится тяжелый, чуть задыхающийся вздох. Что ж, свой долг во всех смыслах я выполнил. И у каждого – своя судьба.

Проводив Поттера, я сворачиваю к Флитвику. У него в комнатах все вверх дном. Он постоянно затевает перестановки, неизменным остается только количество роскоши. Причем, это роскошь не безвкусная, как у Слагхорна. Наверное, это в самой гоблинской натуре – тонкое понимание красоты и создание ее повсюду. У Флитвика много вещей работы его сородичей. Одну стену занимает оружие, у противоположной стоит столик с ларцами искуснейшей резьбы. Иногда я подозреваю, что они полны драгоценностей, которые он дарит своим многочисленным подругам. У третьей стены рулонами свалены ткани – бархат и шелк, одна роскошней другой. Наверное, в очередной раз никак не может решить, чем обивать стены. Над всем этим плавает множество свечей без подсвечников, создающих теплый ровный свет.

А еще у Филиуса всегда отличное вино или чай.

Когда же мы наконец сможем встретиться в дуэльном зале, Северус, а? – улыбаясь, спрашивает он, усадив меня в низкое, но удобное кресло и выставив на столик между нами серебряный чайный набор. – Мне чрезвычайно не хватает наших маленьких драк.

«Чрезвычайно» – при том, что Филиусу не чужда восторженность, он все же не наивный юноша и употребляет это слово крайне редко. Значит, действительно скучал.

Мне тоже этого не хватает. А еще я хотел бы научиться драться стихия на стихию. Это было бы интересно. Ведь вода преобразуется в пар и таким образом становится взаимопроникающей к воздуху. В то же время я рад, что мне не придется просить его участвовать в ритуале. Воздух должен быть из него исключен. Возможно, я расскажу ему про свою стихию, когда все это закончится. А возможно, не расскажу никогда.

На его вопрос я не отвечаю, придумывая, как начать разговор. Но он, видимо, испугавшись своей неловкости, продолжает сам:

Прости, Северус, я знаю, что о здоровье говорить не принято, но я действительно очень, очень огорчен.

Оставим это, Филиус. – Я перехожу к сути: – Меня беспокоит состояние охранных заклинаний в Хогвартсе. Да, беспокоит, – подчеркиваю в надежде донести до него всю серьезность положения. Филиус знает, что я никогда не говорю о чувствах.

Интересно, действуют ли чары ота на полукровок-гоблинов?

И ты говоришь об этом со мной, а не с Альбусом, – слова, произнесенные полузадумчиво, полурассеянно, бьют наотмашь. Но Филиус тут же продолжает, и меня отпускает: – Ты тоже считаешь, что мер безопасности, предпринятых Альбусом, недостаточно? Уже два проникновения в замок, дементоры почти на школьном дворе… Мы должны с этим что-то сделать, Северус, пока не стало поздно. Возможно, Альбус хочет заманить его в ловушку, но кто знает, не сорвется ли она и не пострадают ли при этом дети?

Он думает, что это Блэк!!! Да я действительно везучий…

Филиус, мне… – делаю паузу, будто бы раздумывая, хотя сердце уже сорвалось с места, словно оборотень, учуявший добычу. Филиус слушает внимательно, терпеливо, ничуть не понуждая – в своей, всегда подкупавшей меня, манере. – Мне удалось узнать, что стихийная магия Блэка – воздух. Можем ли мы создать в Хогвартсе такие охранные чары, чтобы они не трогали тебя и при этом не пропускали никого со стихией воздуха?

Он кивает, расплываясь в улыбке, и затем серьезнеет и сосредотачивается на размышлениях. Минут десять слышно только потрескивание огня в камине. Чай пахнет одуряющее вкусно и, ручаюсь, в нем нет никакого змеиного вереска.

Потом Филиус заговаривает:

В принципе это возможно, и возможно вплести в преграждающие чары сигнальные. Но их не сможет расплести никто, кроме меня. Даже ты их не сможешь расплести. И не сможешь брать из них силу. И мы должны учесть, что в Хогвартсе могут находиться дети, которые проявляют стихию и о которых мы не знаем.

Возрастной барьер?

Его лицо снова озаряет улыбка:

Ты прав, Северус. Приятно иметь дело с таким умным собеседником. Ты прав. Подобная охранная магия вполне может быть настроена так, чтобы различить ребенка и взрослого. Я оплету основные входы.

И выходы из всех комнат, в которых есть камины, включая директорский кабинет.

Филиус смотрит на меня пристально:

Альбус снимет нам за это голову, Северус.

Да. Я рад, что ты понимаешь меня.

На этот раз Филиус думает даже дольше. Я утыкаюсь взглядом в чашку, точнее, в чаинки на ее дне. Можно уже начинать превращаться в Трелони и гадать. Шантажировать Филиуса – давайте будем называть вещи своими именами – мне нечем. Да он бы и вряд ли поддался, это не втягивающий голову в плечи при малейших признаках опасности Люпин. Кроме того, исходя из того, что Филиус знает о количестве и качестве известных мне заклинаний, ему в пору шантажировать меня. И да, да, я не единожды не сдерживался в своем хвастовстве.

Формально у него, конечно, не будет повода даже высказать нам замечания, – наконец тоненько вздыхает он. – Но неформально…

Неформально это означает противостояние. И хотя Альбус с Филиусом никогда не были близкими друзьями, но в лояльности Филиуса Альбусу сомневаться не приходилось никогда. Неожиданно я чувствую вину. Конечно, Альбус и так всю жизнь один, он всегда один, но сейчас моя задача – сделать так, чтобы в Хогвартсе никого не было на его стороне.

Филиус взглядывает на меня почти с испугом.

Мы ведь друзья, Северус? – спрашивает он.

Ну разумеется, – мне не хочется даже думать, к чему он клонит. Сердце замирает в ожидании отповеди или просто отказа. О том, друзья ли мы и вообще, что такое дружба, можно поразмыслить потом.

Есть ли что-нибудь, чего я еще не знаю о… об этой ситуации и что знаешь ты?

Нет.

Слово выходит совершенное естественно, да и паузу я выдерживаю как надо. При этом нет никаких сомнений, что он мне не верит. Филиус далеко не дурак. Кроме огромных знаний и дуэльного опыта, в его копилке немало лет жизни, посвященных наблюдениям за студентами. Конечно, он предпочитает ни во что не влезать, и многие, возможно, обманываясь малым ростом, списывают это на трусость, но они просто не видели Филиуса в бою. И, разумеется, его отличает от сородичей-гоблинов редкостное терпение.

Мне вдруг становится по-настоящему страшно. Как мне уберечь Поттера в эти недели до ритуала? Похитить? Заключить в непроницаемый кокон, к которому не сможет подступиться ни один эксперт? Заменить на играющего его роль под обороткой Ричарда? Потом мне приходит в голову другое. Это унизительно, и все же я это заслужил.

– Могу поклясться нерушимой клятвой, что действую на благо учеников.

Филиус улыбается:

Все в порядке, Северус. Альбус собирается отсутствовать до середины недели, я сделаю это в ближайшие два дня.

Когда я оказываюсь в своем кабинете, обнаруживаю, что пропотел насквозь.

Около десяти вечера в камине появляется голова Минервы.

Могу я войти, Северус? – спрашивает она.

Я отступаю, пожимая плечами. Единственное, чего я хочу сейчас, – чтобы меня оставили в покое. Слишком много событий для одного дня, и я пью чай из трав, чтобы подтвердить себе, что хоть что-то осталось прежним.

Минерва проходит по комнате до двери и обратно.

Северус, прости меня, – наконец говорит она, останавливаясь у камина и по-прежнему стараясь не встречаться со мной взглядом.

Ты выполняла свой долг, – деревянным голосом сообщаю я.

Дело не в долге, Северус. Я знаю, что становлюсь непростительно подозрительной, когда речь идет о твоем факультете…

Включая меня.

Включая тебя.

Минерва садится наконец в кресло, сердито дергая завязки зеленой мантии у самой шеи, так, как будто собирается себя задушить, но не знает, с какой стороны начать.

Рональд Уизли прибежал ко мне, крича, что ты увел Гарри. И что ты имеешь к нему… этот ужасный интерес. Мисс Грейнджер пыталась увести его, но первое, о чем я подумала… Первое, о чем я подумала… Все эти слухи о твоей ориентации, и…

Брось. Что еще ты могла подумать? Что еще можно ожидать от учителя-извращенца, который не сюсюкает с детьми? Именно это и могла.