Текст книги "Дар памяти (СИ)"

Автор книги: Miauka77

сообщить о нарушении

Текущая страница: 66 (всего у книги 74 страниц)

В коридоре прозвучали шаги, и от простого звука открывающейся двери у Эухении, кажется, каждый волосок на коже встал дыбом.

«Черт знает что!» – подумала она, когда в дверь заглянула Мартина.

В библиотеке сеньор Фернандо, – известила та. И добавила с ехидцей: – И выглядит он не очень счастливым.

«И откуда она только узнала, что я здесь? Следящие чары, что ли?»

Мартина скрылась, и Эухения поспешила за ней, на ходу придумывая, как бы повежливее сказать Фернандо, что сейчас она вообще никого не хочет видеть.

Макса нет, – заявила она с ходу, забыв даже поздороваться, – у них в эти выходные квиддич.

На темно-коричневом плаще Фернандо были мокрые пятна, и в волосах блестели капли дождя. Это означало, что он пришел пешком, а это, в свою очередь, означало, что доступ в дом ему дала баронесса. И когда они только успели спеться?

Я знаю про Максима. Здравствуйте, – исправил Фернандо оплошность Эухении и потянулся было поцеловать ей руку, но Эухения поспешно отступила на шаг.

Я увидел объявления в газетах о вашей помолвке, – вполголоса добавил Фернандо.

«О вашей», – отметила Эухения.

Разговор об объявлениях зашел вчера за обедом. Идея принадлежала Гжегожу, барон вяло протестовал, что слишком рано и давать объявления не совсем в традициях Испании, но в конце концов сдался. Эухения была удивлена напором жениха, но потом решила, что, возможно, это как-то связано с желанием его отца или с тем, что Гжегож себя чувствует неловко в отношении ее состояния или знатности, и поддержала его. В конце концов, у Вильярдо и так с традициями было не очень, с их межнациональными браками и смешением с маггловской кровью, а уж в свете того, что случилось с семьей за последний год, вряд ли от объявлений о помолвке могло стать хуже.

Правда, Эухения не ожидала, что объявление появится в газетах на следующий день, но в конце концов, какая разница?

Да, я выхожу замуж за целителя Ковальского, – подтвердила она, на всякий случай предупреждая попытки проехаться по роду Гжегожа. Не то чтобы она ожидала этого от Фернандо, но все же тот был из аристократического рода, в котором заключали браки исключительно с аристократами.

На губах Фернандо мелькнула понимающая усмешка.

Я лишь хотел принести поздравления по случаю, – продолжил он все так же тихо и посмотрел так пристально, что Эухении захотелось отвести взгляд.

Благодарю, – церемонно ответила она. – Что-то еще?

Фернандо прошелся между шкафами, барабаня пальцами правой руки по ладони левой, потом резко обернулся и замер, глядя куда-то помимо Эухении.

И? – не утерпела она.

Полагаю, что лучше это скажу вам я, чем вы узнаете об этом случайно. Очень хорошо, что это объявление появилось сейчас.

Почему хорошо? – уставилась на него Эухения.

Фернандо потер рукой лоб:

Видите ли, то, что ваш жених – поляк, всех немного успокаивает.

Что значит «успокаивает»?

На этой неделе в Аврорат поступило прошение от некой группы «обеспокоенных граждан» о расследовании происшествия на драконьей ферме… Поскольку драконья ферма являлась частной собственностью семьи Вильярдо, государственные службы не вправе вмешиваться, если только прошение не будет подано от имени семьи. Родственники погибшего гражданина Испании претензий к семье Вильярдо не предъявили, а предположительно погибшие на той же ферме граждане Аргентины нарушили границы частной собственности, потому в расследовании было отказано. Однако на следующей неделе ожидается визит главы недавно сформированного правительства Аргентины и, несомненно, новый министр магии будет вести разговор о том же, хотя ему прекрасно известно, кем является министр магии Испании по отношению к вам.

То есть?

Послушайте, – вздохнул Фернандо, – вы сильный, теперь еще предположительно и темный маг, и, кроме того, сейчас в ваших руках сосредоточено немалое состояние.

Не в моих. Распорядитель моих финансов – Хуан Антонио, – напомнила она.

О его нежной привязанности к вам тоже известно.

И кроме того, состояние на самом деле небольшое.

Но перспективное, – возразил Фернандо. – Насколько я знаю, нефтяные маггловские компании, в которые ваш дядя вкладывал деньги, восстанавливают объемы добычи.

Никто не знает, сколько продержится это правительство, – покачала головой Эухения.

Это мы с вами понимаем, а вот простому магу, напуганному появлением вероятного темного мага, это не объяснить. Министр же магии – должность выборная. Ввиду отношения к вашей семье трудно ожидать, что он окажется нелояльным к вам, однако его позиция не так уж крепка. До выборов всего год, а он и так уже сидит на этом посту два срока. Некоторым это мозолит глаза…

Эухения упала в кресло, пытаясь переварить услышанное. Фернандо подошел к окну, отвел занавеску и уставился на внутренний дворик.

То есть, получается, я мешаю всем? Мешаю карьере крестного, Хуана Антонио и Максима?

Не дождавшись ответа, она продолжила:

И что же делать? Умереть? Тогда я точно никому мешать не буду.

Фернандо неожиданно улыбнулся:

Можно распустить слух, что вы собираетесь в Польшу вслед за мужем. По сути, никто не будет проверять, где вы находитесь. Но спокойнее точно станет.

Что же такое Марта про меня наговорила?

Иной раз и правду можно подать под таким соусом, что она окажется совершенной неправдой, – обтекаемо сказал он.

Но вы же… вы помощник министра информации, вы же все это знаете! И если есть слухи против меня, то, наверное, можно запустить и какие-то хорошие слухи.

Увы. Люди не любят верить в хорошее, разве вы не заметили? В плохое поверить куда проще. Вы, возможно, могли бы опровергнуть слухи о себе своим присутствием на балах и приемах, было бы видно, что в вас нет ничего зловещего, но вы не ведете светскую жизнь…

Эухению передернуло.

Благодарю покорно, но лучше я сбегу в Польшу!

Я так и подумал, – улыбнулся Фернандо.

Послушайте, вы опять меня пугаете. Вы всегда пугаете меня, когда появляетесь, – вздохнула Эухения.

А, – улыбка Фернандо стала еще шире. – Я вас сейчас напугаю еще больше. – Он полез в карман и вынул знакомую шкатулку.

Вы ее открыли! – ахнула Эухения.

Открыл, и более того – кое-что выяснил.

В шкатулке оказалась палочка темного, с бордовым отливом дерева, с чуть искривленным верхом, по виду очень старая, с многочисленными царапинами. Эухения взяла ее в руки и обнаружила на рукоятке следы зубов.

И что же вы выяснили? – спросила она. – Этой палочкой творили страшную темную магию?

Похоже, что так. Знаете ли вы, что есть заклинание, которое проявляет заклинания, произнесенные палочкой?

Да, конечно.

И что есть заклинания, которые стирают следы заклинаний, для того, чтобы они не были выявлены?

Да.

Кто-то пытался произнести такое заклинание над этой палочкой, но то ли плохо знал заклинание, то ли передумал, и теперь это заклинание вплелось в заклинания, которые были произнесены владельцем палочки.

Это что-то означает?

Фернандо снова прошелся по библиотеке, потом вернулся и сел в кресло напротив Эухении:

Мне кажется, это могло бы пролить свет на тайну, которую от нас прячут. Я бы хотел узнать, чья это была палочка, почему кто-то хотел стереть заклинания и почему палочка лежала в этой шкатулке. Макс сказал, что вы нашли этот сундук в кладовке.

Да, когда играли в прятки. Но я не знаю, как он оказался в башне.

То есть, не вы его туда перемещали?

Нет, мы его так и оставили в монастыре, задвинули в самую дальнюю часть кладовки.

Фернандо нахмурился и забарабанил пальцами по подлокотнику.

Получается, сундук спрятал тот, кто не хотел, чтобы его нашли? – спросила Эухения.

Или наоборот, кто очень этого хотел.

Но зачем? И каким образом вы собираетесь что-то выяснить?

Мне удалось немного расшевелить шкатулку заклинанием, проявляющим память вещей. Но видны лишь неясные образы. Я уверен, что в монастыре мы могли бы узнать от нее больше. Чем ближе к месту преступления, тем магия интенсивнее.

Рука Эухении дернулась, и кофе пролился на колени. Фернандо быстро, несколькими четкими взмахами убрал последствия.

Почему вы думаете, что произошло преступление?

Потому что внутри шкатулки остаточный фон темной магии, а в чарах, которые запирали ее, темной магии не было. Видимо, ее упаковывали в шкатулку не там, где ею пользовались.

Логично. И нам нужно отправиться в монастырь?

Фернандо улыбнулся и встал:

Я хотел вас попросить составить мне компанию, но теперь думаю, наверное, стоит все же дождаться Максима? Если мы лишим его удовольствия увидеть все своими глазами, ему это не понравится. К тому же, это старая история, и нас никто не торопит.

Отказавшись от кофе, он попрощался и ушел. Эухения осталась в библиотеке. Она забралась на подоконник, разглядывая неровные клумбы во внутреннем дворике и размышляя о неприятных новостях, и в том числе о поведении Фернандо. Когда тот пришел, то был похож на замороженного, опять же это «вы» после того, как в прошлый раз они перешли на «ты». Эухения даже не рискнула попросить его вернуться к нормальному общению. Однако в процессе Фернандо оттаял, и ей самой уже было грустно, что он ушел. С другой стороны, на вопрос про Марту он не ответил и явно не хотел это обсуждать. Эухения и сама не знала, хотела ли она знать больше, но, с другой стороны, чем больше знаешь, тем проще действовать. Вот только что ей делать?

Может быть, и вправду сбежать в Польшу? Но Гжегож, кажется, вправду привязался к ее семье, и как было оставить, например, Полину Инессу? Как было оставить маму, Ромулу, да и что греха таить, Хуана Антонио? Все они были частью ее жизни, и она слишком хорошо помнила, какой шок испытала, когда Макс отбыл в Дурмштранг. Эухения ощущала себя платьем, которое носили-носили, гладили-гладили, любовались-любовались, а потом взяли и просто потому, что кто-то бросил на него косой взгляд, вдруг изо всех сил потянули и разорвали пополам. Она понимала, что Максу нужен был этот опыт, нужны были друзья вне семьи и самостоятельная жизнь. Она видела, как у него горели глаза в первые месяцы, и как, оказавшись дома на выходных, он сразу уже стремился назад, и в каких выражениях он описывал общение с Крамом и другими мальчишками на два-три курса старше него. Кроме того, всего за полгода он повысил дуэльное мастерство и явно стал увереннее вместо того, чтобы просто демонстрировать уверенность. Она понимала, и гордилась, и радовалась, и все же…

Господи, а ведь он однажды женится! Эта мысль пронзила ее, словно молния. И Эухения только сейчас поняла, насколько она не воспринимала всерьез его увлечение Мэри. И насколько не задумывалась о том, что в один прекрасный день он может исчезнуть из ее жизни насовсем. Как исчезли из маминой жизни ее братья. Или умереть, как папин брат.

Нет, она не будет об этом думать. Ни сейчас, ни потом! Эухения бросилась в кабинет Хуана Антонио, где сидела вчера вечером – там на столе, в том же виде, в котором она их оставила, то есть в полном беспорядке, лежали финансовые книги. Она сгребла их в стопку и собиралась уже пойти наверх, как вдруг из-под самой нижней вылетел сложенный вдвое листок. Эухения подобрала и развернула его. На листке был набросок девушки c растрепанными волосами и в крестьянском наряде. Она придерживала корзину, из которой торчали бутылка вина и головка сыра. Эухения без труда угадала в лице крестьянки собственные черты. Она медленно сложила листок, обошла вокруг стола и сунула листок в верхний ящик. Постояла немного, думая о том, как же все ужасно запуталось, и пошла в комнату Мора.

Идея прогуляться под оборотным вдоль берега Тахо, как ни странно, возникла с подачи Марии Лусии.

«Вы, сеньорита, так совсем зачахнете, – сказала та, когда после обеда чуть-чуть распогодилось. – Раньше ни один день не обходился без того, чтобы вы выбирались на прогулку. Неужели вы, такие сильные маги, не можете придумать способ безопасно гулять?»

В итоге Мартина превратилась в Марию Лусию, а Эухения в неизвестную магглу двадцати лет. В самом деле, не могут же Марта и Инес отследить их по следу аппарации, если они аппарируют прямо из дома. И вряд ли все окрестности Толедо пронизаны улавливающими чарами, настроенными специально на них.

И все же обе то и дело оглядывались, а через десять минут, когда они аппарировали на другую сторону реки, Мартина и вовсе предложила отправиться домой или в Фуэнтэ Сольяда.

Нет, я не хочу в Фуэнтэ Сольяда, – покачала головой Эухения. – Еще немного, и я его возненавижу. Я устала сидеть в клетке.

Раньше вы могли на неделю запереться в подвале с новым зельем, и даже не вспоминали про улицу, – улыбнулась Мартина.

Раньше я не была к этому приговорена.

Эухения дошла до обрыва и раздвинула высокие жесткие стебли – не поймешь, то ли еще трава, то ли уже кустарник. Подумала, что было бы хорошо это все охапкой положить на мокрую землю, чтобы удобней сидеть, и рука сама сделала нужный пасс. Что-то зашипело, и стебли упали как подкошенные, сложившись в приличную кучу.

Мартина призвала парочку к себе:

Магия огня, значит? Да еще такая точная.

Она передала стебли Эухении, и та разглядела, что на срезе они были обгоревшими.

Эухению прошибло холодным потом. Опять! Она опять произнесла какое-то заклинание интуитивно, не понимая, что произносит, не зная его. И, похоже, что ее стихия действительно огонь?

Она постелила на стебли шаль и села так, чтобы видеть город и чтобы Мартина не видела ее лица.

Не очень хорошее положение, – заметила та. – Или вы рассчитываете, что я буду прикрывать вас со спины?

Рассчитываю.

Эухения злилась, сама не понимая от чего. В ее расшалившейся магии уж точно не Мартина была виновата. И вообще – насколько проще раньше было сдерживаться. Точнее, Эухения не помнила, чтобы раньше она испытывала злость так часто. Она ожидала, что Мартина будет огрызаться или ехидничать, но та спокойно сказала:

Хорошо. Если что, я просто беру вас в охапку и аппарирую без предупреждения.

Эухения тут же почувствовала легкий укол стыда, но продолжила зарываться:

Скажи, вот ты говоришь, что для того, чтобы с тобой обращались хорошо, нужно прощать себя. Как же так получилось, если ты такая умная, что Инес так обращалась с тобой?

Мартина рассмеялась, на этот раз чуть нервно:

Образование в католическом монастыре, пусть и магическом, не проходит бесследно. Я очень плохо думала о себе после монастыря, о том, что я должна быть хорошей и тогда меня не накажут. И я очень глубоко восприняла мысли о первоначальном грехе и о том, что женщины грешны. Думаю, что я просто не могла позволить себе жить счастливо в Париже с такими мыслями. Понадобился кто-то другой, кто мог признать меня равной и сделать что-то для меня, как для равной.

Ромулу? – усмехнулась Эухения.

Нет. Сначала герцог ди Точчи, и только потом сеньор Ромулу.

Но ведь если ты виновата и простила себя, кто-то, кому ты навредила, все равно может захотеть убить тебя и отомстить за причиненное зло? – возразила Эухения.

А кто-то может захотеть тебя убить просто так, потому что ты ему не понравилась, – усмехнулась Мартина.

Крыть было нечем.

Но в чем же было мое плохое отношение к себе? Я не делала никому зла, и меня все любили.

Мартина подумала:

А не смущало ли вас, что вас любили слишком? Никогда вы не чувствовали себя виноватой за то, что любят именно вас, а не других? За то, что так мало любви достается сеньорите Берилл или сеньорите Веронике Алехандре? За то, что герцог Вильярдо любит вас больше, чем родную дочь? За то, что родители вас любят больше, чем вашу сестру Полину Инессу или даже вашего брата-близнеца?

Каждое слово, как это часто бывало с Мартиной, попало точно в цель. Эухения стиснула руки и стала смотреть в серую, как и небо, воду.

В ту осень она начиталась бабушкиных дневников, и собственная жизнь казалась такой ничтожной. Хотелось героизма, преодоления чего-то, войны… Что ж, она ее и получила.

Эухения оглянулась. Мартина молча стояла за ее спиной и к чему-то прислушивалась.

Но неужели все страдают из-за ощущения вины или из-за низкого мнения о себе? Тогда удивительно, что человечество вообще выжило…

Мартина задумалась.

Наверное, те, кто ощущает вину тяжелее, чем другие, подспудно ищет наказания для себя, чтобы избавиться от чувства вины, – наконец сказала она. – Мне понадобилось дойти до самого дна, чтобы научиться отстаивать свои интересы. Чтобы понять, что я не некое ничто, чья жизнь определяется исключительно милостью божьей, а что я имею право искать блага сама.

И в эту секунду раздался хлопок аппарации.

Мартина рванула Эухению на себя, и они стартовали, свалились в гостиной на ковер и обе так лежали, тяжело дыша, настороженно глядя друг на друга и прислушиваясь. Аппарировать в дом, защищенный чарами, конечно, могли только члены семьи, но мало ли…

Ничего экстраординарного, однако, не произошло, прибежала Мария Лусия и помогла встать Эухении. Мартина поднялась сама и хотела было уйти, но Эухения остановила ее, жестом указывая на кресло.

Принеси нам успокоительного чая, – велела она Марии Лусии и повернулась к Мартине. – Спасибо!

Та пожала плечами.

И добавила бесцветным голосом, обхватив себя руками:

Но в следующий раз вы отправитесь на прогулку с кем-нибудь другим.

Фуэнтэ Сольяда, – вздохнула Эухения, – единственное, что мне остается. Пожалуй, мне стоит рассмотреть вариант с Польшей.

Мартина словно не слышала ее. Кажется, она действительно испугалась.

Все ведь в порядке? – робко сказала Эухения. – Мы дома, мы живы, и на нас никто не напал. Может быть, это вообще был кто-то из своих.

Мартина стиснула плечи.

Я обещала сеньору Ромулу и… сеньору Хуану Антонио позаботиться о вас. А я… я не смогла. Я ни черта не смогла.

Брось, все в порядке, – Эухения опустилась на пол около ее кресла и, взяв руку Мартины в свою, погладила ее. – Ты доставила меня домой, ты сделала все правильно.

Я должна была настоять на том, чтобы отправиться в Фуэнтэ Сольяда, – Мартина стряхнула ее руку, резко поднялась и ушла.

Эухения вздохнула. Потом подумала, что Ромулу и Люкс, должно быть, уходили не ночью, а рано утром, и Мартина уже не спала. Или они ее разбудили? Хотя, может быть, она делала им еду в дорогу. Ведь должны же они были взять какую-нибудь еду? Но… почему они просили позаботиться? Неужели…

Она не успела додумать эту мысль, так как из камина практически вышвырнуло Полину Инессу.

Хен, – воскликнула та, схватив ее за руку быстрее, чем успела подняться, – ему плохо!

Кому плохо? – Эухения помогла ей встать, но садиться Полина Инесса наотрез отказалась.

Тому Вильярдо плохо! С ним собираются сделать что-то страшное!

Ты… Твоя магия вернулась? – воскликнула Эухения.

Полина Инесса замотала головой:

В том-то и дело, что нет. Но я его вижу! И вижу потоки магии к нему. Он проводит какой-то обряд, и он борется с кем-то, кто мешает ему. И я не могу ему помочь. А ты – можешь!

Она толкнула Эухению к окну:

Вставай так!

Но я… – запротестовала было Эухения.

Смотри, смотри мне в глаза! – велела Полина Инесса. – А я буду держать тебя за руку.

Но Эухения и сама уже увидела. Стоило ей подумать о том Вильярдо, как ее словно подхватило и унесло в закручивающемся вихре куда-то вверх. Несколько долгих мгновений она плыла в потоке, где слои оранжевого, красного, закатно-розового перемешивались друг с другом, порой такие яркие, что больно было смотреть, а потом все эти краски рассеивались, словно туман, и она оказалась в странной комнате с ровными колоннами и бугристым потолком. Между колоннами, скрестив ноги, сидел худой юноша со впалыми щеками. Каштановые волосы волнами рассыпались по груди и плечам. Одет он был в простую серую рубаху и такие же штаны, однако рядом горкой лежал зеленый шелковый плащ с застежкой из золота и изумрудов, да и весь вид, осанка юноши говорили о том, что он не простого происхождения. В воздухе перед ним парила книга, однако глаза его были закрыты. Эухения пошла к нему, но тут же остановилась: из складок плаща выползла змейка и, подняв голову, угрожающе зашипела.

Парень усмехнулся и, не открывая глаз, успокаивающе погладил ее. Потом указал Эухении влево. Там между колоннами виднелся переход в другой зал.

Иди быстрее, – сказал юноша, прежде чем Эухения успела раскрыть рот. – Быстрее! – почти крикнул он.

Она бросилась туда и увидела переплетение, точнее, сплошной клубок магических потоков. Если в предыдущей комнате царила тишина, то здесь все искрилось от перенапряжения. Эухения видела огненные красные потоки, сине-серые потоки воды, темные – земли, и сплошную почти прозрачную сетку потоков воздуха, которая пыталась обволочь весь клубок и как-то проникнуть внутрь. И все это пронизывали четыре черных толстых стержня – четыре магических потока, возникавших из ниоткуда.

Эухения уставилась на них. Она поняла теперь, что имела в виду Полина Инесса. Энергия этих стержней была просто ужасна. Огромная ненависть, наполнявшая эти потоки, казалась почти осязаемой. И они торчали изнутри. Не понимая, что делать, Эухения накрыла их щитом. Конечно же, это не помогло. Стержни легко его прорезали, более того, они от него будто даже подпитались.

Попробуй стихию, – раздалось за ее спиной.

Она оглянулась – юноша стоял у одной из колонн в нескольких шагах от нее, скрестив руки на груди, и, запрокинув голову, к чему-то прислушивался. Глаза его по-прежнему были закрыты.

Почему ты сам не поможешь ему? – воскликнула Эухения.

Потому что я призрак, дорогая моя. Ты попросила меня привести тебя сюда, и я привел, но это все, на что сейчас хватит моей магии.

Призрак? Но…

К ненависти явно прибавилось торжество, и Эухения метнулась к стержням. За пару минут она перепробовала все известные ей заклинания, которые мало-мальски могли бы подойти к такому случаю, в том числе те, которые применялись к твердым веществам, но ничего не срабатывало.

Черт возьми! – воскликнула она. – Почему когда не надо, оно приходит само, а когда надо, ничего не получается?

Я же сказал: попробуй стихийную, – флегматично отозвался из-за спины юноша.

Я не умею!!! – закричала Эухения. – Ты! Ты наверняка знаешь какие-то заклинания! – Она обернулась, но призрак исчез. Эухения выбежала в соседний зал, но не обнаружила ни юноши, ни книги, ни плаща.

Она вернулась к потокам.

«Попробуй стихию – легко сказать. Как?!»

Но ведь со стеблями как-то получилось. Да, но какие-то там сухие стебельки – это вам не темная магия. Однако других способов нет.

Эухения закрыла глаза и от отчаяния стала представлять, как обрубает стержни. Потом вспомнила, что если и обрубит, то куски стержней останутся внутри. Здесь требовалось что-то другое. Воображение тут же создало гигантские раскаленные клещи, они схватили ближайший стержень за конец и вытянули его. Эухения открыла глаза – стержень по-прежнему был на месте. Она застонала от разочарования, но закрыла глаза и попыталась снова. Но ничего не получалось. И тут перед глазами возник Джафар, склонившийся над котлом. Строгое лицо, морщины, высохшая кожа и яркие голубые, ничуть не выцветшие, глаза. «Ты должна наполнять зелье собой изнутри. Ты отдаешь ему свою магию. Свою силу».

Наполнить зелье изнутри. Эухения сосредоточилась, вслушиваясь в себя, и в следующий миг сила уже выплеснулась. Бешеный поток возник откуда-то из глубины и фонтаном пошел наверх. Ближайшие стержни переломились, и на миг все остальное исчезло за стеной ревущего пламени.

На миг Эухению объял ужас – это было совсем как на ферме. Но через секунду это опасение рассеялось – пламя было не таким плотным, и она словно чувствовала себя его хозяйкой. Эухения начала лихорадочно сгребать пламя к себе, оно поддалось, и она уплотнила его в клещи, а затем направила их к одному из стержней и – да!!!

Есть! Закричав торжествующе, она принялась вытягивать один стержень за другим. Не мысленно, а вполне по-настоящему. Второй поддавался туже, чем первый, а третий, поначалу и вовсе, показалось, застрял – владелец потоков, очевидно, сопротивлялся, но Эухения почему-то была уверена, что он ее не тронет, и спокойно продолжала тащить. Однако в ту секунду, когда она вынула третий и он растаял в воздухе, сила воздушного потока отбросила Эухению в соседний зал. Пока она вставала, мотая головой и отфыркиваясь – ветер, казалось, забился в рот, уши и нос, между колоннами выросла серая бетонная стена. Проход во второй зал был закрыт!

Эухения подошла к стене и ударила по ней два раза кулаком, но и так было ясно, что она не попадет сейчас внутрь. Она могла попытаться разрушить ее огнем и водой, но только – если бы у нее была сила. Сейчас Эухения чувствовала себя совершенно исчерпанной. Она села у стены, к глазам подступали слезы. Рука призрака легко сжала ее плечо. Эухения подняла взгляд. Юноша стоял над нею и рассматривал ее с легким любопытством, а потом подтолкнул куда-то вверх.

На этот раз поток, который ее нес, напоминал скорее россыпь углей догорающего пожарища. Открыв глаза, Эухения обнаружила себя в кресле. Полина Инесса убрала руку от ее лба.

Один остался там, – сказала она.

Да, – подтвердила Эухения, – один остался там.

Полина Инесса сгорбилась в кресле напротив и сунула руки между колен. Красная майка, насквозь мокрая от пота, льнула к телу, подчеркивая выступающие ребра.

Может быть, его сможет вытащить кто-то другой? Рита? – робко спросила Эухения.

Из всех только ты можешь почувствовать то же, что и я, – невыразительно отозвалась Полина Инесса. – Только у тебя были видения. И только ты можешь отправиться по моему каналу.

Но что же тогда? – спросила Эухения и зевнула. Ужасная усталость наваливалась на нее все больше.

Полина Инесса посмотрела на нее и ответила печально, но ласково:

Спать. Мы снизили угрозу в восемь раз, а он сильнее всех нас, сильнее, чем кто-либо, кого мы знаем, так что есть надежда, что он продержится.

На язык Эухении очень просился едкий комментарий по поводу везучести этого Вильярдо: они даже не знали, кто он, а он так успешно сосал магию рода, и лишение магии одной сестры, похоже, просто переложило обязанности «хранительницы» на другую. Но она не стала дразнить гусей – Полина Инесса с ней и так едва здоровалась – и, засыпая на ходу и нависая всем телом на перила, поплелась наверх.

Она не была уверена, не послышалось ли ей, когда Полина Инесса задумчиво протянула:

Меня мучает одно: почему потоки брали начало внутри?

========== Глава 116. Выбор ==========

Небечено

Дизаппарировав из Хогвартса, Фелиппе отправился не домой, а в магический квартал в Милане. Несмотря на то, что маггловский Милан уступал маггловскому Лондону, магический квартал здесь занимал гораздо большую площадь и состоял не только из целых десяти улочек, но даже и из парка.

День выдался теплый, и на скамейках и траве полно было молодежи, большей частью – судя по форменным курткам – студентов Магического университета, который располагался неподалеку. Кто-то вслух декларировал стихи, кто-то тренировался в заклинаниях, кто-то целовался, игнорируя попадавшихся кое-где возмущенных взрослых. По идее, конечно, Фелиппе должен был бы штрафовать парочки за нарушение общественного порядка, но сейчас была не его смена, а кроме того, он и в свою смену привычно закрывал на это глаза. Поэтому он ограничился тем, что подвинул чрезмерно наглых юнцов, занявших всю скамейку, и, с удовольствием вытянув ноги, уставился в фонтан, в который приятели сейчас окунали перепившую ведьмочку.

Фонтан представлял собой руки с палочками, выбрасывающими нити заклинаний – сплетаясь, они превращались в змей. Ночью заклинания светились белым, оранжевым или желтым, а в праздники приобретали цвета итальянского флага. Одна из змей, Фелиппе помнил из описания скульптора, приятеля еще со времен доприютской жизни, была покровительницей плодородия, вторая – целительницей, а вот про третью он забыл… Впрочем, какое бы ни было у нее предназначение, у Фелиппе она с самого знакомства с Северусом ассоциировалась именно с ним – что-то было в ней такое же, затаенное и настороженное, и в то же время готовность к броску. Не уползти – однозначно ужалить.

Здесь он был последний раз в тот день, когда бросил Северуса. Думал тогда и никак не мог решиться, но старался, накручивал себя. И соврал потом Северусу – не потому бросал на самом деле, что боялся влюбиться, а как раз потому, что влюбился. И когда почувствовал это, принялся размышлять и сделал неприятное открытие. Северус был совершенно не из тех парней, с которыми у Фелиппе что-то получалось раньше: умный, сексуальный, язвительный, с таким выражением лица, будто ты вызываешь в лучшем случае досаду – в общем, как две капли воды похожий на Эрнесто. Осознав это, Фелиппе пришел в ужас. А тут еще Рита добавила масла в огонь.

С Ритой они сблизились с самой первой встречи – как два полуизгоя в огромном семействе, вроде не чужие, но и совершенно точно – не свои. И, может быть, Фелиппе и не доверял ей каких-то особых тайн, но его радовал сам факт того, что у него есть кто-то, кому он гипотетически мог бы излить душу. Встречались, как правило, в кафе, раз в пару недель после работы, писем друг другу не писали, но если Рите нужно было срочно, она вполне могла заглянуть к нему в отдел. Не домой, так как боялась натолкнуться на Эрнесто.

В одну из таких встреч и рассказала, почему вышла замуж за Ромулу. И теперь ее брак стремительно стремился к нулю. Фелиппе не зря ел свой полицейский хлеб и не зря десяток лет работал с информаторами из разных слоев, так что из немногочисленных обмолвок быстро выловил два и два и получил совершенно ошеломляющие четыре. И именно мысль о Рите потом помогла решиться, доведенная до абсурда идея, что однажды Фелиппе появится у Вильярдо с Северусом под ручку…

Жалел ли он, что отшил его? Жалел, и не раз. Даже сегодня, несмотря на то, что под конец все-таки почувствовал себя вымотанным – а иначе и быть не могло, после ритуала такой интенсивности про стихийную магию можно было забыть минимум на полгода, – так хотелось остаться. Пусть даже не сексом заниматься, а просто лежать в обнимку, трансфигурировать из подручных средств расческу и расчесывать Северусу волосы. И не думать, не думать ни о чем. Но – то ли благоразумие проявил, то ли струсил – даже не заикнулся.

А теперь приходилось возвращаться домой, где, с точки зрения других, может быть, и уютно, но ему самому – немило. И никогда не было. С самого раннего детства, когда выскакивал на улицу и, сжавшись в комок на корточках, прятался в бурьянах неподалеку от крыльца, затыкая руками уши – лишь бы не слышать, как ругаются мать с отцом.

Став взрослым, он не раз думал, не продать ли халупу и не купить ли жилье в другом месте, но во-первых, ему нравилось на отшибе, а во-вторых, ему порой казалось, что куда бы он ни пошел, неуюту никуда не деться, что это его собственное, особенное, внутреннее свойство и никакими переменами его не победить. А с появлением Эрнесто к плохим прибавились и хорошие воспоминания – например, о том, как осенью они сиживали на том же крыльце с бутылкой вина, болтая обо всем на свете и пьяно целуясь, и отдрачивая друг другу, и это было так сильно, и так глубоко, и так важно и прекрасно, как будто лучше не было ничего на свете. И пусть потом было и другое – эти взгляды, как на собаку надоевшую, которую пристрелить жалко, но и слушать гавканье сил уже нет, или выплюнутое сквозь стиснутые зубы: «Да что ты, как проститутка, все лезешь и лезешь под руку?», или насмешливое: «Воображаешь себя великим любовником? Да ты разве умеешь что-то большее, чем зад подставлять?» Все это было, да, но хорошее было тоже, и Фелиппе боялся, что, продав дом, он потеряет ту единственную ниточку, которая еще связывала его с самой большой любовью его жизни.