Текст книги "Дар памяти (СИ)"

Автор книги: Miauka77

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 74 страниц)

Я так счастлив, что не замечаю, как по щекам текут слезы. О Мерлин, кажется, я сошел с ума. Кажется, я люблю его.

И вдруг все заканчивается… Столь же внезапно, как и началось. Как будто и не было никогда.

Звук хлопнувшей двери заставляет нас отшатнуться друг от друга. И я вижу, как страсть в глазах Альбуса угасает.

Не надо было нам, – тихо и строго говорит он, и поворачивается, чтобы уйти. И добавляет: – Я сам разберусь.

В каком-то тумане я иду вслед за ним. Ни перед дверью, ни за ней на лестнице, ни в ближайшем коридоре никого нет. Чертов Поттер! я же знаю, что он где-то поблизости, опять ищет приключений на свою неугомонную задницу.

– Директор, – говорю я, – это наверняка…

Северус, я же сказал вам, – нетерпеливо прерывает он меня, передергивая плечами и не останавливаясь. В молчании мы доходим до кабинета, потом я следую за ним в гостиную. Альбус не гонит меня, но мне почему-то ясно, что ничего хорошего это не означает.

В гостиной я без приглашения сажусь на диван, Альбус падает в кресло, и передо мной появляется бокал с дорогим маггловским коньяком. Мой бывший любовник пытается подсластить пилюлю. Что ж, то, что меня так привечают, говорит о том, что я получу хоть какие-то объяснения.

Альбус снимает очки и не отводит взгляд – холода в нем нет. А такое родное лицо вдруг кажется старым и усталым.

Я совершил ошибку, Северус, – говорит он тихо, – пытаясь вернуть в свою жизнь человека, которого не следовало возвращать. Я был ослеплен нахлынувшими чувствами, и не разобрался в том, кто же действительно мне нужен. – Его взгляд соскальзывает куда-то на стену над моим плечом. – А теперь уже поздно, мальчик мой. Я поклялся своей магией, и за каждую измену я буду отдавать часть силы.

Что-о-о?! Альбус, как вы могли!

Я в шоке смотрю на Дамблдора. На его лице – сожаление и смирение.

Кто он?! – кричу я, срываясь с дивана. Бокал отскакивает от моей руки и врезается в стол, разлетаясь на тысячи осколков. В нос ударяет запах коньяка. – Кто он?! – кричу я, нависая над Альбусом.

Он смотрит на меня, не мигая, не отвечая, не двигаясь, и всем своим видом как бы признавая мое право орать на него. Это отрезвляет, и я падаю обратно, закрывая лицо руками.

Потом, после недолгого молчания, глухо спрашиваю: – И кто же вам действительно нужен?

Мне кажется, ты знаешь ответ. – Он поднимается. – Я хотел бы отдохнуть, Северус. Мне завтра предстоит нелегкий день.

Я киваю и иду к камину, чтобы перенестись в свои комнаты. Говорить больше не о чем.

Северус, – доносится мне в спину. Я застываю с щепотью летучего пороха, утекающего сквозь пальцы. В груди безумной птицей взметывается надежда. – Существуют ли такие отворотные средства, которые убивают только страсть, не убирая чувство привязанности?

Существуют, – говорю я. Голос не слушается меня, срываясь хрипом. – Они действуют временно. Самое большее – год. Я сделаю зелье к концу каникул.

Вернувшись в свои комнаты, я долго стою посреди гостиной, изучая носки собственных ботинок. Кто бы ни был этот человек, он имеет беспрецедентное влияние на Альбуса. И думая об этом, я испытываю не ревность, а страх.

Конец POV Северуса

========== Глава 6 Баронесса ==========

Рано утром 24 декабря 1993 года баронесса Мария Инесса де Ведья-и-Медоре стояла посреди лаборатории в подвальном этаже дома своего отца в Толедо. Тусклые предрассветные лучи падали сквозь зарешеченное окно под потолком на деревянный стол, весь в пятнах от ингредиентов, бликовали на боках медных котлов, играли в пустых колбах, гнездившихся на стеллажах вдоль стен. В воздухе явственно ощущались запахи полыни и мяты.

Баронесса, одетая в простое темно-коричневое платье и мантию того же цвета, устало опиралась ладонями на крышку стола. Ее смуглая кожа, воспетая мадридскими поэтами, посерела от бессонных ночей, зеленые глаза с темными крапинками, которые с равной силой могли заставить задрожать от страсти и от страха, потеряли свою яркость, медные волосы, свернутые в скучный пучок, приобрели оттенок ржавчины, а сама она постарела лет на десять за какие-нибудь две недели и выглядела отнюдь не на свои сорок. И все же, несмотря на то, что, казалось, стоит Марии Инессе сделать одно неосторожное движение, и она рухнет на пол, в ее облике сохранялись и величественность, и властность, которые позволяли ей управляться с многочисленными детьми и другими представителями рода, не превращая ее в домохозяйку, замотанную бесконечными семейными делами, и делали ее одной из самых уважаемых волшебниц Испании.

Ни-че-го, – выдохнула баронесса, окинув лабораторию внимательным взглядом.

Ответ был неоднозначным, поскольку она и сама не знала, что искала здесь. Что-то, что, возможно, натолкнет ее на мысли. Она перевела взгляд на толстую стопку тетрадей, лежащих на высоком подоконнике и, решительно тряхнув головой, призвала их на стол невербальным беспалочковым Акцио. В тетрадях, принадлежавших ее дочери и сыну, были расчеты по зельям, вклеенные рецепты, результаты экспериментов. Она пролистывала их внимательно, как будто бы не делала того же самого полчаса назад.

В последнюю тетрадь были вложены английский «Вестник зельеварения» и два пергамента. Баронесса перечитала их.

«Эта дискуссия стоила того, мисс Уильямс.

Северус Снейп»

«Мисс Уильямс! Меня действительно интересуют эксперименты с лекарственными зельями на основе драконьей крови, а искушение пользоваться столь редкими и дорогими ингредиентами бесплатно, несомненно, велико. Однако мне бы хотелось более подробно узнать об участии в ваших совместных экспериментах Джафара Эн-Назвийя.

Северус Снейп»

Ничего, – выдохнула она, вновь отправляя тетради на подоконник.

Зависит от того, что ты ищешь, – мягко сказали за ее спиной.

В дверях лаборатории стоял ее муж, барон Леонардо де Ведья-и-Медоре. Это был полноватый мужчина лет пятидесяти, с улыбчивым лицом и светлыми волосами, большая часть которых уже превратилась в седые. Баронесса была выше его на полголовы.

Она не обернулась, ожидая, пока он сам не обойдет ее и не окажется перед ней.

Зацепку, какие-нибудь следы, объяснение того, что она скрывает что-то, причину, по которой она это делает.

Барон вздохнул. Его голубые глаза потемнели. Он осторожно помял рукой седую бородку.

– Это может быть всего лишь реакцией на травму, – предположил он. – Ее изнасиловали, она была в коме и теперь парализована.

При слове «изнасиловали» из груди баронессы вырвался крик. Муж заключил ее в объятие, поглаживая по спине.

– Она еще не пришла в себя, – продолжал он. – Надо дать ей время.

Баронесса помотала головой:

Нет, Лео, есть что-то, помимо всего. Что-то, что, по ее мнению, еще более ужасно, чем…

На ее глазах погиб друг детства. Может ли быть что-то более ужасное? – напомнил тот. И заметил с грустью: – Даже самые сильные ломаются, а ей всего четырнадцать.

Только не она, – прошептала баронесса со слезами на глазах.

Леонардо вздрогнул. Он не помнил, когда видел Марию Инессу плачущей, и видел ли когда-либо. Ему и самому было трудно сдерживать эмоции. Ведь речь шла о его собственной, и, более того, самой любимой дочери. Отношения Леонардо де Ведья-и-Медоре с женой были скорее дружескими, завязанными на воспитание детей, и всю свою нерастраченную любовь барон направил на Эухению Викторию. Его средняя дочь была бы копией баронессы, если бы не голубые глаза.

Почему ты думаешь, что причина в ее работе?

Потому что она сказала «больше никаких экспериментов». Она могла бы и не говорить об этом: всего лишь день, как она пришла в себя.

Этому есть объяснение. Желчь и кровь дракона очень дороги. Ферма разрушена, и драконы больше не служат семье Вильярдо.

Да, но оба они – и она, и Ромулу – вернулись оттуда на драконах, – возразила баронесса, пряча лицо на плече мужа.

Это действительно странно. Но, возможно, ферма еще не догорела к тому моменту.

Слишком много странностей, Лео, слишком, – глухо выговорила она.

Ты была там, – вдруг сказал барон.

Он отстранился от жены и посмотрел ей в глаза.

Да.

И что же ты нашла?

Следы темного заклятья, убивающего все живое в радиусе нескольких миль вокруг. Я не знаю его.

Они помолчали.

– Увы, я разбираюсь лишь в тех проклятьях, которые вызывают медленное или быстрое умирание. В любом случае, во всем том, что еще можно остановить. Или замедлить. Я врач, а не воин, – он сокрушенно помотал головой. – Ты могла бы спросить своего отца.

Он вообще не знает, что она настолько…

Настолько больна, – продолжил за жену Леонардо. – В его состоянии любые вести могут стать последней каплей, но мы не сможем скрывать от него вечно.

Но ведь ты сам сказал, что есть надежда…

Друг мой, она ничтожна, и ты знаешь об этом, – скорбно сказал он.

Опять помолчали.

– Знаешь, – вдруг заговорила баронесса, – мне кажется, если я разгадаю эту загадку, она встанет. Если она захочет это сделать.

Это бы не помешало. – Как хороший врач, Леонардо знал, насколько существенную роль в процессе играет воля пациента.

Что ты здесь делаешь? – она отстранилась от мужа, и пошла вдоль лаборатории, отмечая взглядом мелочи, связанные с дочерью. Вот тут, на средней полке стеллажа, стоит кружка – работая, Эухения бесконечно пила чай, вон там, рядом с дорогим платиновым котлом, книга на арабском языке, в кресле напротив большой горелки – подушка с видом Толедо, вышитая самой баронессой: деревья на узоре – розовые и сиреневые, попытка сделать мир чуть более цветным, год был тяжелым.

Искал Эухенио, чтобы сделать ему заказ для госпиталя.

Он спит, – баронесса твердо посмотрела на мужа. – Тебе придется найти другого поставщика. Эухенио целые сутки варил твои зелья. Они не такие сложные, чтобы их нельзя было заказать в обыкновенной аптеке.

Ему нравится это делать, Мария Инесса, – возразил барон. – Он этим живет.

Не вылезая из подвала целыми сутками! Ему всего двенадцать лет, а у него уже нет жизни!

В двенадцать лет он может сам зарабатывать на жизнь, как взрослый волшебник. Разве ты не хотела, Мария Инесса, чтобы у нас были деньги? Если Эухения перестанет варить зелья, что мы будем делать? Моих денег едва хватает, чтобы выплатить залоговые платежи за наши земли. Ромулу вынужден брать заказы, семья не видит его целыми днями.

Баронесса осторожно кашлянула:

– Если только заказы – это не предлог, чтобы не видеть семью.

На лице барона появилось виноватое выражение:

– Неудачная идея была – этот брак с Ритой… Но они так хорошо подходили друг другу.

Исключая тот факт, что она много лет была влюблена в какого-то учителя и всем и каждому твердила, как Ромулу похож на него. Ладно, мы допустили это, значит, нам и последствия расхлебывать, – холодно сказала баронесса.

Барон не слушал ее, обдумывая какую-то идею.

Если говорить о Ромулу, – пробормотал он, – то, друг мой, мне кажется, ты можешь спросить про это темное заклятие у его крестного. Он в свое время возглавлял отдел британского аврората. А учитывая, что он боролся с последним Темным Лордом, очень может быть, что он знал и заклинания, которыми пользовался противник.

У Грегори? – баронесса кивнула. – А это, пожалуй, мысль. Конечно же, Грегори... Он знает много такого, чего не знают другие. Только захочет ли он об этом говорить... – И добавила задумчиво: – Кстати, ты не знаешь высокого волшебника с голубыми глазами и длинной белой бородой? На вид ему лет восемьдесят. Я встретила его, когда была в монастыре в прошлый раз. Грегори сказал, что так, один знакомый. Но мне показалось, что они очень хорошо знают друг друга.

Леонардо покачал головой. – Он мало когда делится чем-то личным, ты же знаешь. Даже после того, как мы с Хенриком практически поставили его на ноги.

Знаю, – баронесса посмотрела на свои руки, расправляющие подол. – Ну да Бог с ним! Тебе уже пора аппарировать в Мадрид, – и, поцеловав мужа, она, словно обретя былую твердость, уверенным шагом вышла из комнаты.

========== Глава 7 Сделка ==========

POV Северуса

Рождественский ужин закончился. Можно больше не изображать клоуна за общим столом, а сесть в любимое кресло, наблюдая, как варится основа для того самого зелья.

Год назад в Рождество я был с Альбусом. И потом он сказал мне, посмеиваясь: «Рядом с тобой мне не нужны никакие зелья, Северус. Ты сам – зелье. Ты – моя молодость». Он редко говорил что-либо такое, и каждую фразу я бережно складывал в копилку памяти, зная, что настанет день – и я буду сидеть и перебирать ее осколки.

Память – моя опора в минуты отчаяния.

Дружба с Лили. Эти воспоминания помогают мне вызывать Патронуса.

Память об Альбусе хранит тело. Мой сильный союзник.

Мы стали любовниками на второй год моей работы в школе. В первый год я занимался выживанием и укреплением авторитета. Первое состояло из многочисленных допросов в аврорате, но мне основательно повезло: когда меня пришли арестовывать в Хогвартс, Альбус был на месте, и в первую очередь они связались с ним. Он сразу заявил, что я был его шпионом, не открывая, когда я им стал, и тем самым спас мне не только жизнь, но, вероятно, и честь. О методах аврората я был наслышан. По мне, так способы допроса светлой стороны мало чем отличались от способов темной. Изнасилования и пытки имели место и там, и там. Ко мне же, благодаря авторитету Альбуса, относились с неприязнью, но переходить границы не рисковали.

Укрепление моего собственного авторитета в качестве профессора зельеварения было задачей более тяжелой. Ученики с 4-го курса по 7-й помнили меня еще студентом. Некоторые из них имели счастье лицезреть инцидент у озера, где я, к моему собственному несчастью, играл, хотя и вынужденную, но главную роль. Однако способность быть одновременно в двух местах, угрожающий вид и снятие баллов, в конце концов, подействовали. Моими инструментами стали голос и умение язвить.

Со слизеринцами вышло даже легче.

Перед тем, как приступить к обязанностям декана, я составил список того, чего мне самому не хватало в школе. Оказалось, что очень многого, и в первую очередь –ощущения поддержки от декана и факультета. Так появилось правило номер один: слизеринцы – все за одного. Классические одиночки, привыкшие скрывать свои чувства, стали самым сплоченным факультетом Хогвартса. Важно было понимать, что собой представляет каждый ребенок, и я стал посещать родителей учеников, чтобы оценить домашнюю обстановку.

Кроме того, точно так же, как были запрещены публичные ссоры, я ввел правило никогда не ругать слизеринцев при других. Что бы они ни натворили, разбирательство всегда происходило за закрытыми дверями. Я ни в чем не уступал Минерве, отстаивая своих змеенышей до последней возможности, и они были мне благодарны. Неприязнь самой Минервы меня не беспокоила: я никогда не стремился притворяться там, где от этого не зависело выживание.

Во второй год я вступил с внутренней твердостью и ощущением, что, возможно, в этой жизни есть еще какой-то смысл, кроме того, чтобы дожидаться возвращения Лорда и появления в Хогвартсе Гарри Поттера.

К Альбусу я относился с благодарностью и бесконечным восхищением. Что касается его манипулятивной натуры и любви ко всяким долгоиграющим шахматным партиям с участием ближних, то это меня тогда не тревожило, да и сейчас я скорее опасаюсь за него, чем его самого. Его благосклонность обеспечена мне до тех пор, пока я полезен, а я с моими знаниями и опытом буду полезен всегда.

Возможно, он спас мне жизнь дважды: в ночь убийства Лили я думал о том, чтобы покончить собой. Он дал мне то, что вытащило меня: шанс сделать так, чтобы Лили отдала жизнь не напрасно. Но главное, что удержало меня на плаву: я почувствовал, что я ему нужен. Как поддержка, как союзник. Альбус тоже был безмерно одинок. И кому, как не мне, третьему по силе волшебнику в Англии – после Дамблдора и Темного Лорда, было дано понять это.

Годам к семнадцати я осознал, что в своем окружении не знаю никого, кто мог бы сразиться со мной один на один и не проиграть мне. Даже сейчас я мог бы выстоять против Минервы, Филиуса и Помоны, например, если они вдруг вздумают напасть на меня скопом. Сейчас это просто констатация факта, но тогда то, что мне нет равных – это было неприятное открытие. Об Альбусе я тогда не думал, потому что до него было как до луны. Его сила была настолько неизмеримо больше, что отказ от соперничества с ним выглядел вполне естественно.

Итак, я не знал, куда девать свою силу, и более того – я хотел большего. У меня не было цели завоевать мир, я искал знание ради знания, и, в конце концов, именно это меня привлекло к Лорду.

Политические лозунги «коллег» я не особо разделял. Мне казалось сомнительным переделывать мир с помощью насилия. Но, не скрою, в мои семнадцать мне было лестно, что меня, полукровку, допустили в чистокровное общество, и, наконец, оценили мои знания по достоинству.

Нетрудно догадаться, что я думал так до первых пыток и изнасилований, в которых меня пригласили принять участие. От второго мне как-то удалось отговориться брезгливостью, но наблюдать за забавами «коллег» приходилось неоднократно. А также готовить соответствующие зелья равно как для них, так и для жертв – чтобы мучения ощущались острее.

Как мне удалось не получить сексуального опыта к тому моменту, когда Дамблдор обратил на меня внимание – один Мерлин знает. Возможно, следовало бы поблагодарить уродливую внешность. И то, что большинство Пожирателей были малограмотными волшебниками и не знали о ритуалах передачи силы через секс, а сам Лорд, к тому времени, как я начал служить ему, уже, видимо, стал импотентом.

Конечно, я знал зелья, которые могли бы ему помочь, но рисковать собственной задницей не хотелось. Намеки со стороны Люциуса также были вполне откровенны, но мне удалось поставить его на место. К тому времени я понял, что единственный способ уцелеть в тусовке Пожирателей – занять место как можно ближе к трону, и, собственно, занял его. С моими знаниями это было нетрудно.

Неудивительно, что после всего, что я видел там, Альбус казался мне воплощением всего светлого. Он представлял собой силу, которая приобреталась каким-то иным путем, которого я не нашел у Лорда. Альбус явно понимал что-то, что делало его великим волшебником. То, что я мог теперь быть рядом с ним, грело меня. Кроме того, он был интересным собеседником, и после летних каникул 1982 года, которые мне пришлось провести в ненавистном доме в Тупике Прядильщика, я с нетерпением ждал момента, когда увижу его.

О том, что я могу вступить с кем-либо в сексуальную связь, в тот год у меня даже и мысли не было. Я не чувствовал никакой потребности в подобном опыте. И уж тем более, я не задумывался об ориентации Альбуса. До меня никогда не доходило никаких слухов о нем. О Филиусе было известно, что он, несмотря на свой рост, – дамский любимчик. О Помоне – что она похоронила двух мужей, и пришла преподавать в Хогвартс после того, как все ее четверо детей выросли и покинули дом. Минерва в молодости неудачно вышла замуж за какого-то аврора и развелась, не прожив с ним и трех лет. Роланда без памяти влюблялась каждый год в кого-нибудь нового – в первый год она и ко мне подбивала клинья, но я подачу благополучно отбил. В отличие от всех остальных, личные дела Альбуса не обсуждались никогда. Возможно, он просто не потерпел бы этого. В конце концов, это вам не поддразнивание по поводу лимонных долек.

Как я сказал, ориентация Альбуса меня не волновала. Но, более того, я и своей собственной не знал. Все изменилось после октябрьского педсовета, на котором Альбус говорил о повышении дисциплины в школе.

– Ты хорошо справляешься, Северус, – сказал он, когда мы остались одни в учительской, и неожиданно поднял руку, обрисовал указательным пальцем контур моего лица, развернулся и вышел.

А я задохнулся от неожиданной ласки. Помнится, я был настолько ошеломлен, что упал в кресло, не устояв на подкосившихся ногах.

Альбус. Дотронулся. До меня.

Где-то в глубине души я до сих пор полагал, что противен ему. Я слишком хорошо помнил его слова в тот день, когда пришел к нему за помощью, умоляя спасти Лили. И я не видел причин, по которым его отношение могло измениться. Я был полезен ему, он меня ценил, мы двое делали одно дело, и все. Ничего личного. Но это – было.

Следующие дни я гадал, что вызвало эту ласку, и вдруг открыл для себя, что воспоминание о ней возбуждает. Я пытался внушить себе, что жест был всего лишь отеческим, но начал исподтишка присматриваться к Альбусу – очень удобно это делать из-за завесы волос. Однако тот был непроницаем.

Через неделю из-за первого и, надеюсь, последнего несчастного случая на уроке зельеварения я попал в больничное крыло. Мои ученики (версия близнецов Уизли того года) решили проверить меня на прочность и посмотреть, что будет, если два котла взорвутся одновременно. Магией я успел блокировать лишь один из взрывов, под второй, прикрывая незадачливого соседа одного из террористов, пришлось подставиться самому.

Поппи как раз залечивала мне ожоги на спине, когда пришел Альбус. Он был немного бледен. Хотя возможно, на тот момент я уже видел то, чего не было, потому что хотел это видеть. В любом случае, он оправдал надежды, прикоснувшись к моему плечу, едва Поппи скрылась в своем кабинете, чтобы принести еще мази.

Кроме того, вовремя приподнявшись на локте, я перехватил его оценивающий взгляд, направленный, без всякого сомнения, на мое тело. Я не был высокого мнения о своей физической привлекательности, и с трудом удержался, чтобы не съежиться, но Альбус уже отвернулся, чтобы заговорить с Поппи, а уходя, бросил на меня еще один такой взгляд. Сомнений больше не было: Альбус Дамблдор хочет меня, Северуса Снейпа, и, более того, открыто дает понять об этом. Я уже слишком хорошо знал его манеру поведения, чтобы считать, что он выдал себя случайно.

Сама мысль, что на меня обратил внимание величайший волшебник современности, возбуждала меня до крайности. Ночами я кончал с именем Альбуса на губах, стоило лишь вообразить себе, как его длинные сухие пальцы касаются моего члена. Я с трудом удерживал себя от того, чтобы думать о его ласках и взглядах все свое свободное время, включая моменты контрольных работ и ночных дежурств. И я – не понимал, что дальше. Должен ли я сделать следующий шаг или его сделает сам Альбус, раз уж он начал эту игру?

Это была удивительная неделя. Выжидание. Предвкушение. Мы оба словно затаились в засаде перед битвой, и никто не решался выйти на нее.

Возможно, мы долго бы ходили еще вокруг да около, если бы к выходным в гости к Дамблдору не заглянул тогдашний министр магии, Рудольфус Оттис. Министр обедал с нами в учительской, а потом они с Альбусом поднялись в директорский кабинет, и, провожая их взглядом, я вдруг понял, что между этими двумя что-то есть.

Это было как вспышка, озарение. Я вспомнил еще пару посетителей Альбуса, которых мне довелось видеть в прошлом и в этом году. Весь следующий день меня несло, я снимал баллы направо и налево, и разругался даже с Помоной, с которой мы находились в отношениях почти приятельских.

Альбус смотрел на мое буйство за завтраком и обедом с легкой усмешкой, а к ужину вызвал к себе в кабинет и потребовал объяснить свое поведение.

Разве мое поведение отличается от обычного? – холодно спросил я.

Ты ревнуешь, Северус, – ответил Альбус, – я это вижу.

Что вы, директор, с какой стати, – я смотрел на него, не отводя взгляда и не меняя тона.

Это был момент «Х», я чувствовал: от того, что Альбус сделает сейчас, зависит, что будет со всей моей дальнейшей жизнью. Я заставлял себя не думать о возможной катастрофе и изо всех сил держал спину.

Альбус не стал препираться со мной, а сделал шаг, подойдя практически вплотную, и вновь провел кончиками пальцев по моему лицу. Дрожь прошла по всему телу, и у меня не получилось скрыть ее.

Если ты хочешь этого, Северус, ты можешь это получить, – спокойно сказал он. В его взгляде не было ни похоти, ни вообще желания, только внимательная серьезность.

Мне казалось, что мои внутренности превратились в огромный факел, еще немного – и пламя вырвется наружу, и я прямо здесь, на коврике у входа в кабинет, упаду перед ним на колени и буду умолять взять меня. Только осознание, что после пары ночей, или хуже того – одной ночи, я буду выкинут, как ненужная тряпка, и это сломает меня, заставляло меня держаться.

Нет, – сказал я.

Нет? – он явно удивился.

Поймите меня правильно. Я не горю желанием пополнить коллекцию ваших любовников. У вас их достаточно, чтобы играть еще и мной, – заставляя себя выговаривать это вслух, про себя я молил его понять меня и… согласиться. Я просто не мог играть на его условиях.

Вот как ты думаешь обо мне? – Альбус смотрел на меня все так же внимательно. И в этот момент я понял, что был прав относительно министра и остальных. Злость вспыхнула с новой силой. Между тем, Альбус продолжил: – Меня не интересует однодневная связь.

Неужели? – я становился наглым, но это была наглость отчаяния – я отстаивал свои позиции, уже не надеясь их отстоять.

У тебя есть право думать так, Северус, – сказал Альбус и отвернулся. Теперь он стоял ко мне вполоборота, рукой слегка опираясь на книжный шкаф. Голос его стал чуть глуше, грудь вздымалась. – Но, повторяю, в твоем случае меня не интересует однодневная связь.

В таком случае, через сколько дней вы планируете ее завершить? – с сарказмом спросил я.

Взгляд, который Альбус бросил на меня, был поистине убийственным. Осознание, что я пробил его, придало мне сил.

Альбус опустил голову.

– Я не могу ничего обещать, Северус, – все еще не глядя на меня, произнес он. – Но могу сказать, что это – серьезный шаг для меня… тоже.

Чем же я для вас отличаюсь от министра, директор?

Северус, ты не понимаешь, о чем говоришь! – взревел он.

Я всегда боялся его гнева, но в эту минуту он меня не трогал. Я чувствовал, что он хочет меня, и мой собственный жар становился тише от понимания, что есть надежда на его утоление.

Так объясните мне, – сказал я холодно.

Северус, – на этот раз в его голосе был тихий упрек, – что ты делаешь со мной?

При этих словах мне захотелось броситься к нему, обнять, впиться в сухие губы поцелуем и… Я сам не знал этого «и», я понятия не имел, как оно бывает между мужчинами, когда все происходит добровольно… Я хотел всего и сразу, не понимая, чего, собственно, хочу. Желание утолить жажду звало меня, но между нами шел торг, и я понимал, что если уступлю, мой век в любовниках Альбуса будет столь же недолог, как жизнь бабочки-однодневки.

Альбус, что ты делаешь со мной? – мой голос был спокоен. «Я не поддаюсь на провокации», – как бы говорил я.

Он поднял на меня измученные глаза. Такой взгляд у Альбуса я видел первый и последний раз в жизни.

Чего ты хочешь, Северус? – устало спросил он.

Вот он, этот момент, ради которого я пришел сюда. И, прежде чем я успел даже подумать, слова вылетели сами.

– Быть для тебя единственным, – сказал я.

Несмотря на то, что в ту минуту перевес, казалось, был на моей стороне, я продолжал ожидать от Альбуса что-нибудь вроде «А не много ли ты на себя берешь?» или «Ты уверен, что стоишь этого, Северус?».

Ответом мне был тяжелый вздох. Последовавшее за ним молчание. И, наконец, фраза: – Я бы тоже этого хотел.

========== Глава 8 Шаг назад ==========

Продолжение воспоминаний Северуса.

Неожиданный приход МакГонагалл, желавшей обсудить что-то срочное и важное (а судя по выражению ее лица, когда она меня увидела, – пожаловаться на мое сегодняшнее поведение), прервал нашу беседу. Я спустился к себе и сел в кресло перед камином. Не то, в котором сижу сейчас в лаборатории, а то, что стоит в гостиной. Варить зелья я был не в состоянии, да и, честно говоря, надеялся, что Альбус позовет меня. В то же время я не мог понять, хочу ли его на самом деле видеть. Вроде как я чего-то добился, но в случае с Альбусом ничего нельзя знать наверняка.

Одно я понимал точно: ему не надо было привязывать меня сексом, чтобы требовать от меня больше, чем я мог сделать. Я и так был жизнь готов отдать за него. Следовательно, его интерес ко мне действительно был бескорыстен – насколько можно быть бескорыстным в таких вещах. Я допускал, что мог показаться ему привлекательным. Министр магии и другие любовники Альбуса были красивы, и, вероятно, куда приятнее физически, но сила также имеет свойство притягивать. Иначе чем объяснить поползновения Люциуса, неслабого мага, аристократа и баловня судьбы, который, помимо всего прочего, был весьма щепетилен в том, что касалось постельных дел.

Я призвал бутылку огневиски, бокал, и, любуясь всполохами пламени, плескавшимися в янтарной жидкости, продолжил размышлять. Я боялся разговора с Альбусом, потому что боялся уступить выигранную территорию и сдаться. Я не знал, на чем настаивать. Я вырвал признание, что для него это серьезно, но дальше можно было двигаться только вслепую: карты приобретенной территории у меня не было. Какой смысл был для Альбуса в серьезных отношениях со мной? Его желание обладать мной, очевидно, было велико, но мы не были просто знакомыми. Нас разделяло огромное расстояние, и не было ни малейшего представления, насколько Дамблдор захочет его сократить.

Меня страшили и собственные желания.

Принадлежать Альбусу. Принадлежать ему до конца. Когда я выговорил это, вслух, чтобы уже не отвертеться, ужас заполнил меня. Я шел по дороге к разрушению, большему, чем самоубийство, готовый не только повторить ошибку, совершенную с Темным Лордом, но, возможно, и превзойти ее.

Пот струился по моей спине. Я снял мантию и сюртук, расстегнул рубашку, погасил пламя в камине, но, несмотря на октябрь и вечный холод в подземельях, мне было жарко. В конце концов, я решил, что не могу уже ждать, пошел в спальню, выбрал из стопки около кровати «Вестник зельеварения» с самой интересной статьей (как сейчас помню, это были исследования иранского профессора Эн-Назвийя о противоядиях), и прилег на покрывало.

Зелья всегда спасали меня, и я так увлекся чтением, что еле услышал тихое «Северус», произнесенное практически над моей головой. Альбус стоял в моей собственной спальне и смотрел на меня, точнее, переводил взгляд с моего лица на грудь в вырезе рубашки. К этому я не был готов. Он с легкостью вступил на мою территорию, отбросив меня на заранее не подготовленные позиции.

Растерянность, видимо, отразилась на моем лице, потому что Альбус вдруг отвернулся и сказал: «Я буду в гостиной», взметнул подолом сиреневой робы и исчез в проеме. Он не стал играть грязно, давая мне возможность овладеть собой, и это обнадежило. Но, делая несколько шагов до гостиной, я пытался подавить мысль, что было бы, если бы Альбус дотронулся до меня сейчас, пока я лежал на кровати. От мелькнувшей перед глазами картинки члену стало тесно в брюках, и я не нашел ничего лучшего, чем метнуться к шкафу за чистой мантией.